Сплетение песен и чувств Тарасов Антон

Чувство шестое. Тревога

Время летело с потрясающей быстротой. Только вчера Артём еле-еле закрыл сессию, доедал все зачеты и устроился работать в цех, планируя заработать за лето хоть какие-то деньги, чтобы не ударить в грязь лицом перед Алиной. Только вчера он вдруг стал Алине не нужен и на считанные часы почувствовал себя несчастным и одиноким, думая, что это одиночество поглотит его целиком и полностью, и не уйдет никогда. А потом та встреча на набережной, странная легкость, чувство свободы, непонятное спокойствие и стремление сохранить все это.

За лето Артём заработал довольно большие деньги. Часть из них составили те, что достались тяжелым трудом – каждую ночь до конца августа к цеху подъезжала машина, и Артём вместе с Макаром загружал в нее мороженое, получая за это по двести рублей. После нескольких ночей, проведенных таким образом, Артём перестал чувствовать дикую усталость. Должно быть, организм адаптировался, а быть может, усталость была вызвана какими-то другими, вполне понятными причинами.

С Аней они проводили вместе дни, часто она оставалась днем в общежитии. Они наслаждались страстью и друг другом, пользуясь тем, что вокруг никого не было. Для Артёма это было дополнительным стимулом к тому, чтобы относиться к происходившему на хладокомбинате с некоторой долей иронии. Ни издевательства Жанны, ни ворчание Василича, ни сырость, грязь и сквозняк больше не задевали, не вызывали переживаний.

Пару раз Артём и Аня выбирались днем в кино. Сидя в почти пустом зале, они смотрели комедии и жевали попкорн. Артёму казалось, что он непременно заснет. «Комедия – это не боевик, действия никакого» – говорил он, но убедился, что был неправ. Аня гладила его руку и норовила сделать глоток пива из стоявшей в выемке в подлокотнике бутылке.

– Девочкам нельзя – строгим шепотом предупреждал Артём, но в свете отблесков от экрана видел лишь улыбающуюся Аню.

После кино они еще долго бродили по городу, стараясь не вспоминать о том, что нужно возвращаться в общежитие, на ходу перекусывать и отправляться на смену. Они как бы существовали в другой реальности, предоставленные лишь самим себе и сознательно оградившиеся от всего остального, особенно грубого, грязного и неприглядного.

Часто прогулки заканчивались в парке за железнодорожным мостом, у маленьких прудов между тропинок, заросших по обочинам снытью; они целовались за кустами рябины или просто валялись на траве.

Дни, до этого тянувшиеся, стали пролетать незаметно, приближая осень и все, что с нею связано.

Как и хотела Аня, Артём стал сопровождать ее в походах по магазинам. Наверное, они от души посмеялись бы, увидев себя со стороны. Артёму было скучно, но он заставлял себя не показывать виду, что это так, и покорно рассматривал вещи или стоял с сумками, пока Аня решала, какой тоник для лица ей лучше купить.

Постепенно и Артём стал присматривать себе одежду, прислушиваясь к тому, что советует Аня. Действительно, в отсутствие Алины он мог спокойно позволить себе что-то, не думая о том, что эти деньги могли бы потребоваться на букет роз, бесконечных и не очень нужных плюшевых зайцев и медведей, проходки в клубы и другие вроде бы вполне дельные вещи, но, сложенные воедино, дававшие довольно удручающую картину.

Все это осталось в прошлом. По подсказке Ани Артём подобрал себе джинсы, темно-синие, слегка зауженные внизу, оказавшиеся не такими и дорогими. В другом магазине на распродаже нашлись две футболки, которые понравились Ане, и она убедила Артёма их взять. Таким же образом у Артёма появился и спортивный костюм – серые спортивные штаны из мягкой ткани и такой же свитер-кенгуру.

– Ты такой мягкий! – сказала тогда Аня. – Буду тебя мучить и обнимать! Будешь бегать со мной в нем, когда похолодает.

Однако холода не спешили с приходом. Артём составлял Ане компанию в пробежках, сначала нехотя, затем все больше и больше к ним привыкая. В большом спортивном магазине где-то за площадью Восстания, Артём не запомнил, где именно, Аня подобрала ему спортивную майку с узкими лямками, короткие шорты, примерно такие, как носила сама, и кроссовки, оказавшиеся на редкость удобными. Артёму ничего не оставалось, как все это купить. Да и почему ничего не оставалось? Он сам хотел этого, всячески стремился быть с Аней, делать то, что она просит, так как знал, что с ее стороны последует все то же самое.

Все те обещания, которые Аня и Артём дали друг другу в первый день своих отношений, они сдержали. Нежность и секс, кино и прогулки, походы по магазинам. Они даже подгадали так, чтобы единственный выходной за последний месяц работы Артёма на хладокомбинате совпал с выходным Ани.

В семь утра их умчала электричка с Финляндского вокзала. Где-то позади остался город, бесконечные переезды, перроны, бетонные гаражи и помойки вдоль железной дороги. Электричка была почти пуста – в это время обычно все ехали в город. Хлопали двери тамбура.

Они сидели на деревянном, ужасно неудобном сидении электрички и молчали. Аня дремала на плече у Артёма, положив руки на рюкзак. Погода выдалась на редкость хорошей, словно природа тоже чувствовала свою ответственность за то, чтобы все прошло удачно. В Зеленогорске было довольно прохладно – Артём достал из рюкзака серую «кенгуруху», ту самую, что куплена была по просьбе Ани, и надел на нее.

– И на кого я похожа? На монстра какого-то! – ворчала Аня.

Свитер был действительно велик, пришлось даже закатать рукава.

– Ничего, через час станет уже так жарко, что ты будешь думать, что бы с себя снять, а не надеть! – строго ответил Артём, – Ну, давай, веди меня, Сусанин, я же здесь никогда не был.

– Никогда? – переспросила Аня.

– Никогда. Ты же знаешь, я из другого города. Да и особо не было времени куда-то ездить, что-то смотреть. Заблудиться боялся.

– А теперь со мной не боишься? – Ане нравилось, когда Артём говорил о ней, поэтому подобные вопросы были в порядке вещей и нисколько не раздражали Артёма.

Что он мог ответить на это? Все было настолько очевидно, что сказать по этому поводу Артём мог только одно:

– Аня, что за вопросы? С тобой я ничего не боюсь, как и ты со мной. Ведь так? Ну, так где твой хваленый пляж и Финский залив? Со стороны города он выглядит и пахнет не особо привлекательно.

Они сделали довольно большой крюк и в конце концов вышли на пляж.

– Да, здесь многое изменилось – вздохнула Аня, сняла свитер и протянула его Артёму.

Становилось жарко. Вода залива была холодная, в ней плавали темнозеленые пучки водорослей, чем-то напоминавшие то ли оконную паклю, то ли отваренный и растертый в блендере шпинат. Аня держала кроссовки в руках и медленно шла по линии прибоя, натыкаясь на прикрытые песком мелкие камни, сосновые шишки, куски дерева и осколки бутылок.

Отдыхающие лениво занимали позиции на пляже, разворачивая одеяла и раскладывая шезлонги. Из кафе на берегу, несмотря на утренний час, начало тянуть нестерпимым шашлычным чадом.

Артём после некоторых внутренних сопротивлений снял вьетнамки и тоже зашагал по кромке воды, зажмуривая глаза от яркого солнца и изредка оступаясь и поднимая многочисленные брызги, долетавшие и до Ани.

– Эй, ты поаккуратнее там! Или ты специально?

– Не специально – оправдывался Артём. – Тут камни и осколки, и вообще очень скользко, не представляю, как ты так идешь.

– Ты что, никогда не был на море?

– Нет.

– Как? – удивилась Аня.

– Да вот так, я же тебе говорил!

– Я думала, что ты шутишь.

– Чего? – не расслышал Артём.

– Говорю, думала, что шутишь ты, – Аня дождалась, пока Артём, шедший позади, поравняется с ней. – А где ты вообще был, расскажи-ка мне.

– Тут и рассказывать нечего, Ань, нигде я не был. У нас в Вологодской области на рыбалку ходил, за грибами ходил, за ягодами. В Вологду за покупками с родителями ездил. А потом вот поступил здесь, в Питере, в техникум, перебрался сюда. Ты же все это знаешь, ведь так?

– Так – ответила Аня. – Только как-то у меня в голове все это было разрозненно, а сейчас собирается целостная картина. Ну и безобразие же! Что, вправду нигде не был? Может, ездили вы куда-нибудь на Черное море, когда ты был маленький, да просто не помнишь?

– Исключено – Артём засмеялся. – Ты думаешь, почему родители так настаивали, чтобы я обязательно в Питер ехал учиться? Потому что они сказали, что мне надо выбираться из деревни, посмотреть страну и мир, а потом для себя решить, где я хочу быть и чем заниматься.

Ане стало немного неловко за собственное любопытство. Что она могла понять в этой истории? Только то, что Артём с ней откровенен. Но как можно жить столько лет в деревне и не стремиться куда-то выбраться – ей было не совсем ясно.

– Смотри, скамейка! – вдруг с радостью произнесла Аня.

– Где?

– Вот там, смотри! Давай, кто быстрее добежит?

Она помчалась к скамейке – покосившейся, с наполовину отломанной спинкой и облезающей зеленой краской. Когда до скамейки сумел добежать Артём, Аня уже стояла в нетерпении, когда же, наконец, она сможет достать из рюкзака специально прихваченное полотенце. В последний момент она решила поберечь полотенце – уж больно страшной выглядела скамейка. В итоге на ней были разложены два больших пластиковых пакета.

– Уффф, – Аня уселась и откинулась на спинку. – Ну и жара же здесь! А вроде утром было совсем прохладно.

– Так ведь август уже – вздохнул Артём. – Дело к осени.

– Любишь осень?

– Да. И лето тоже люблю. А ты?

– Пожалуй, я тоже, – Аня покачала головой, явно сомневаясь в своих словах. – Хотя, нет, мне все времена года нравятся по-своему. Конечно, летом можно позагорать и побегать, съездить куда-нибудь отдохнуть.

– Ты мне не сказала, была ли ты на море. И вообще, ездила ли куда-нибудь?

– Разве? – удивилась Аня. – Нет, не может быть, точно говорила.

– Да не говорила! – бросил Артём, снимая футболку, чтобы позагорать. – Может, собиралась, но это так и осталось в твоих планах.

– Тёма, мне от тебя скрывать нечего. Я ездила с подружками в Финляндию год назад, зимой, три года назад мы были с мамой в Турции, а когда мне было два годика, мама ездила со мной в Палангу. Ту путевку купил для нее папа.

– Ну и как там?

– В Турции мне не понравилось, в Хельсинки хорошо, но это была зима, Рождество – сам понимаешь, холодно, совсем не так, как летом. А про Палангу я не помню ничего, хотя мама утверждает, что там было потрясающе, мы жили в каком-то закрытом пансионате у самого пляжа, – Аня внимательно рассматривала Артёма. – Чего-то ты такой бледный, совсем не загорел за лето. Искупаться не хочешь?

Аня словно читала мысли: Артём сидел и, слушая рассказ, представлял, как приятно погрузиться на мгновение в прохладную воду и как следует освежиться.

– У меня нет плавок – грустно процедил Артём.

– Так ты в трусах, они у тебя вполне приличные, я точно знаю, – Аня хоть и улыбалась, но говорила вполне серьезно. – Ребятишки купаются, значит, и ты можешь. Вот я совсем другое дело. Тёма, не спи! Беги!

Сняв шорты, Артём остался в одних трусах, и стараясь не наступать на мусор, направился неуверенной походкой по пляжу к воде.

Совершенно права Аня: за несколько лет Зеленогорск и окрестности изменились до неузнаваемости и, как это часто бывает, не в лучшую сторону. Аня это и сама понимала. Побережье стало довольно замусоренным, а полоски леса, спускавшиеся прямо к заливу, местами уже были застроены, а кое-где полным ходом кипела стройка. То тут, то там встречались следы автомобильных шин и пятна масла, впитавшегося в песок. По берегу были разбросаны неприглядного вида кафешки, цены в которых могли посоперничать с прейскурантом дорогих ресторанов с официантами, швейцарами и белоснежными скатертями.

Но в то же время что-то неповторимое и притягательное в этих местах осталось. Слегка островатый запах моря, крик чаек, свежий ветер с залива, ослепительно яркое солнце, тишина там, где из кафе не доносилась хрипящая музыка.

Аня закрыла глаза, солнечные лучи нежно щекотали лицо и нос. Смотреть на то, что портило эти места, ей не хотелось. Она была уверена в том, что, даже отойдя и купаясь в море, Артём постоянно следит за ней, не упускает ее из виду. Это создавало некую неведомую уверенность, призрачное спокойствие, которого на самом деле не существовало. Просто его давно хотелось. Аня искала его безуспешно до встречи с Артёмом.

Тогда, в цеху, она заметила его сразу. Немного ленивый, невозмутимый, симпатичный и воспитанный, он составлял полную противоположность практически всем там работавшим. Да и среди своих знакомых Аня не припоминала еще кого либо, кто бы оказывал на нее подобное впечатление.

Она открыла глаза – Артём зашел по пояс в воду, и покачиваясь на волнах, весело махал ей рукой. Она помахала ему в ответ. Артём обрадовался и плюхнулся в воду как ошалевший от свободы дельфин, подняв целый фонтан брызг. Аня невольно фыркнула от смеха – она привыкла к тому, что Артём всеми возможными способами старается ее забавлять.

Снова закрыв глаза, она представила их вдвоем, лежащими на каком-нибудь тропическом пляже. Вокруг чистый песок, солнце, море, кричат чайки, а тела обдувает легкий бриз. Смогут ли они когда-нибудь вдвоем куда-нибудь выбраться? Может быть, это будет их свадебное путешествие, медовый месяц? Хотя нет, на все это нужно заработать большие деньги, а впереди у нее и Артёма были минимум по два года учебы. Да и в деньгах ли дело?

– Ань, ты спишь? – открыв глаза, Аня увидела стоящего перед ней Артёма. Он переминался с ноги на ногу, дрожал, но выглядел бесконечно довольным. С его волос срывались капли, стекали по телу, попадали на мокрые трусы.

– Выглядишь как попавший под дождь кот – заметила Аня. – Или как щенок, которого мыли в ванне, а он оттуда взял и сбежал.

– Спасибо за сравнения – покачал головой Артём. – Не одолжишь полотенчико?

– А вот не одолжу! – Аню забавляла реакция Артёма на подобные заявления. – Да ладно, не сердись, конечно, одолжу, только ты немного постой на солнце, высохнешь, а заодно и загоришь.

– Я не загорю, я зажарюсь! – застонал Артём.

– Да кто же тебе позволит зажариться, Тёма? А вот то, что ты такой бледный, это совсем не хорошо. Это я тебе как медик говорю!

– Медсестричка, блин.

– А ты слушаться обещал, между прочим, – Аня развернула полотенце и легонько шлепнула Артёма по попе.

От мокрых трусов во все стороны посыпались брызги. Артём выхватил полотенце, завернулся в него и уселся рядом.

Ничто не заставляет человека так хотеть жить, как чувство счастья. Артём думал об этом, но заключил, что то, что происходит с ним, это еще не совсем счастье. «Счастье будет, когда наступит стабильность, и не надо будет думать, что будет завтра, что изменится во мне или Ане, сможем ли мы вот так вот сидеть рядом и просто наслаждаться солнцем, морем и друг другом» – рассуждал он.

Просидев пару часов на пляже, они медленно пошли дальше. Спешить было некуда – это был единственный их совместный выходной. Артём пожалел, что не взял фотоаппарат, и сказал об этом Ане. Она залилась смехом, достала из рюкзака телефон и повертела им перед носом Артёма:

– Да, Тёма, за тебя нужно браться всерьез! А пока давай сфотографируемся, это, кстати, хорошая идея.

Девушка в ярко-салатовом бикини долго пристраивалась, пытаясь сделать так, чтобы в кадр попали и Аня с Артёмом, и часть берега, и верхушки спускавшихся к самому пляжу сосен. Артём обнимал Аню, она широко улыбалась, и получившейся фотографией они остались довольны.

День пролетел незаметно, как незаметно пролетают и другие самые лучшие дни жизни, уготовив участь тянуться самым худшим. Артёму хотелось спать, Аню мучил голод, но ни она, ни он не жалели, что пожертвовали лишними часами сна и несъеденными бутербродами ради того, чтобы уехать подальше от города и подарить друг другу этот день.

Вечерняя электричка несла их обратно как-то бережно, нежно: казалось, что колеса стучали тише и двери, ведущие в тамбур, открывались и закрывались без привычного неприятного звука. Город приближался, вырастал вокруг, деревянные дома сменялись бетонными, небольшие улочки – гудящими проспектами. Возвращаться всегда с одной стороны – радостно, а с другой – тяжело, особенно когда там, вдалеке, остался день, всего один день.

Точно также яростно, решительно они схватывали совместно проведенные минуты на пробежках. Артём обычно быстро выдыхался, по спине катился пот, делая майку в несколько раз тяжелее. Тогда он останавливался, приседал и тяжело дышал, параллельно пытаясь сообразить, как угнаться за Аней.

– Ань, может, передохнем немножко, я больше не могу, сейчас упаду, – Артём закатывал глаза в надежде вызвать хоть какое-нибудь подобие жалости.

– Ага, размечтался, еще чего! – возмущалась Аня, накручивая круги вокруг Артёма. – Когда ты коробки таскаешь Василичу, грузишь их в грузовики, ты же не жалуешься, не просишь остановиться и передохнуть.

– Снова Василия – стонал Артём. – Причем тут он? Вот скажи мне, причем?

Я говорю, что устал, что больше не могу бежать, а ты… Василич… Василич…

– Да, Василич! Буду тебя воспитывать, а то осталась неделя в цеху, потом перестанешь таскать коробки, разминать свое тело и зарастешь жиром по самое не хочу. Даже твой любимый друг зарастет жиром, станет толстым, некрасивым и перестанет мне нравиться.

– Какой друг? – не понял Артём.

– Который в штанах! Неужели непонятно? Давай-ка поднимайся и бежим дальше, осталось немного.

Аня дернула его за локоть и заставила подняться. Еще два круга вокруг домов – и Артём, поцеловав Аню, отправлялся в общежитие. Они бегали днем, так как утром на это просто не было сил: их все забирала ночная смена, и требовалось немного поспать для того, чтобы быть способным выдержать и пробежку, и очередную смену. Действительно, оставалась неделя – впереди ждала учеба и невыносимое ожидание встречи. Неделя. Семь дней. Много ли это?

За семь дней они дважды успели выбраться на острова, побегать по аккуратным дорожками и поваляться на траве, глядя на залив. Артём уже с трудом верил, что когда-то он гулял здесь один, загорал, купался, смотрел на рыбаков, пил пиво и думал о совсем другой, оказавшейся совсем не его, а чьей-то чужой.

Артём бежал и слушал музыку, на ходу прикрывая глаза и время от времени их открывая, чтобы не потерять из виду Аню или просто не попасть под велосипед. Он отыскивал среди сотен и тысяч других те песни, в которых нашел что-то свое, что-то близкое и трогающее душу. Находя, слушая их, он снова удивлялся тому, как не замечал их раньше и думал, что бы было с ним, не заметь он их вообще.

Пару раз он пытался заговорить с Аней об этих песнях; Аня сделала вид, что не поняла. А может быть, и действительно это было так, ведь для того, чтобы понять, нужно прочувствовать слова, повторить их про себя, сравнить их со своими мыслями и увидеть совпадения. Увидеть не глазами, а душой. «Выходит, что ди-джеи на радио не чувствуют песен. Они винтики, автоматы, по шаблону выдающие набор слов, как-то связанный с песней, но в суть не вникают. И какой смысл тогда работать, что-то делать, если не чувствовать и даже не пытаться это делать? – думал на бегу Артём. – Кому они пытаются таким образом сделать лучше?»

Не тревожь мне душу, скрипка,

Как мне нравится эта песня,

Про печаль и тоску,

Которую нужно сдержать в себе,

Чтобы самая любимая

О ней даже не догадалась.

А вот здесь про какую-то девушку,

Она послала его И упорхнула к другому.

А он все ждал и ждал,

Только ждать бесполезно,

Все прошло.

Выйду – дому поклонюсь,

Молча Богу помолюсь,

Обожаю эти строки с детства,

Они такие простые,

Понятные.

И вот, занятный куплет,

Про то, как он

Все-таки попытается

Ее отыскать.

Обойдет землю, еще и еще,

Но, наверное, не отыщет.

«Не тревожь мне душу, скрипка – пел нам Валерий Меладзе, и эта песня была, как известно, первой в его только начинавшейся тогда карьере. Сейчас, боюсь, Валера, тебя не то, что скрипка, даже пурген не потревожит за толстыми-толстыми шорами из пачек банкнот» – забарабанил монотонный голос ведущего. Артём на ходу сорвал плеер и чуть не ударил со всей силы им об асфальт.

– Что с тобой? – спросила Аня и остановилась.

Артём тоже остановился, пытаясь совладать с собой и с мыслями, которые выстреливали в голове и мешали как следует отдышаться.

– Не знаю, Ань. Какие-то плохие мысли в голову лезут, ведущие по радио говорят не пойми что про нормальные песни, красивые, те, что мне нравятся. Помнишь, ты мне говорила про Меладзе?

– Помню, Тёма. Ты еще хотел в интернете что-нибудь про него посмотреть.

– Собирался, только нет у меня компьютера. Вот начнется учеба, тогда в компьютерный класс схожу, посмотрю.

– Можно с телефона зайти – предложила Аня.

– Не трать деньги, хорошо? Я сам хочу это сделать.

– Как скажешь – согласилась Аня. – А что, что случилось-то?

– Да не знаю, – Артём облокотился на дерево, огромный вековой дуб. – Услышал хорошую песню, мне она понравилась, оказалось, что это тоже Меладзе. А ведущий взял и сказал про него гадость, что он типа притворяется и не поет, а врет.

– Так и сказал?

– Практически.

– Тём, по-моему, ты устал и тебе надо немного отдохнуть. Зря мы, наверное, сюда сегодня приехали, ты бы поспал немного, и все было бы хорошо. Давай сюда плеер, пока ты его не расколотил.

Артём повиновался. Ему вдруг стало тревожно, как будто скрипка терзала именно его душу, как будто он должен был идти туда, где живет любовь, и долго-долго искать дорогу к ней. Но Аня была здесь, рядом. Вот она прячет плеер в рюкзак, вот берет Артёма за руку и тащит в кафе. Вот им приносят по мисочке греческого салата и по чашке чая. Вот Аня просит присмотреть за вещами и убегает на пару минут. Вот они смотрят друг на друга, медленно едят, о чем-то разговаривают.

Он ли это? С ним ли это происходит? Может, это кто-то параллельно живущий с ним сейчас проводит время с Аней, а он дремлет в общежитии или, как обычно, сидит на подоконнике и заливается тревогой? Тревогой, которая не дает расслабиться и получать удовольствие от жизни, от осознания того, что рядом любимый человек и все складывается как нельзя более удачно?

«Нет, так не бывает, все слишком гладко, слишком просто», – Артём не подавал виду, что с ним что-то происходит, но Аню было сложно обмануть. Она все видела и делала выводы.

– Тём, что с тобой, скажи. Я же понимаю, что что-то не так, – Аня ладонью гладила его лицо. – Ты устал? Я тебя сильно загоняла? Прости, не обижайся. Надо было где-нибудь по дороге присесть, немного передохнуть.

– Да нет, Аня, со мной все в порядке. Только знаешь, какая-то тревога у меня. Посуди сама, – Артём отодвинул от себя чашку и сложил руки на столе. – Все у нас с тобой замечательно складывается. Но так не бывает!

– Бывает, Тём, все бывает, если только этого очень сильно захотеть.

– Ну, положим, что бывает – продолжал Артём. – Но все равно меня что-то тревожит, и я не могу объяснить, что именно.

– Так, я поняла, это все из-за песни – покачала головой Аня. – Тебе надо быть менее впечатлительным, надо взрослеть. А что за песня-то? О чем?

– Не тревожь мне душу, скрипка…

– Знаю, она моей маме нравится, – Аня взяла руки Артёма в свои и принялась медленно поглаживать. – Это ведь старая песня, да? Я тогда еще совсем маленькой была, когда она была популярна. С чего ее сейчас-то решили вспомнить?

– Не знаю – Артём пожал плечами. – Я ее слышал уже много раз. А здесь, знаешь, как-то зацепило. У тебя ведь тоже бывает такое?

– Иногда – ответила Аня.

Действительно, с ней такое случалось. Редко, внезапно, но музыка врывалась в сознание, заставляла задуматься, порадоваться, ужаснуться, испугаться, обрести покой, смятение или странное покалывание под лопаткой. Но это было так мимолетно, что она подчас плохо запоминала песни, слова в них и вообще то, что с ней происходило.

Артёму же была свойственна задумчивость, неторопливость. Он осторожно пытался разобраться во всем, что с ним происходило, что имело место вокруг него. Ему было не все равно то, что он слышал, видел или чувствовал. Ему казалось, будто бы он вовлечен во все это, и не просто вовлечен, а сам порождает те или иные события.

– Нет, Тём, согласись, что тебе все-таки надо больше отдыхать – заключила Аня. – Ты принимаешь все слишком близко к сердцу. Так нельзя, понимаешь?

– Понимаю – вздохнул Артём. – Только меня не переделаешь, Ань, я такой, какой я есть. Я пытаюсь оградить себя от подобных вещей, успокаиваю себя тем, что якобы это меня не касается. Но когда я в песнях узнаю себя, а кто-то мерзко над этими песнями издевается, то что я могу поделать?