Любовь в законе Колычев Владимир

Глава 4

Удар. Еще удар. Последний гвоздь в последнюю доску. Тук-тук, тук… Севастьян обессиленно опустил руку с молотком. Все, на сегодня дело сделано. Разжать бы пальцы и выпустить инструмент из рук. Но делать этого нельзя. Молоток для него сейчас все равно что автомат для бойца, а оружие нельзя бросать ни при каких обстоятельствах, и наказание за это последует – смерть от вражеской пули как максимум или выговор как минимум. А еще это плохой знак. Сначала теряешь оружие, а затем и саму жизнь. А в гражданской жизни чуть по-другому: сначала потерял молоток, а затем и удачу. А как жить без удачи?

Отец и мать шли сзади, докрашивали последнюю секцию забора. Темно-серый цвет приятен для глаза – и еще он строгий, дисциплинирующий… А какая стройка без дисциплины? Расслабишься, норму не выполнишь – в срок не уложишься. А Севастьяну очень хотелось иметь свой дом. И чем скорее, тем лучше.

Отец поставил на траву банку с краской, рукавом смахнул со лба пот, отступил назад на несколько шагов, склонив голову чуть набок, полюбовался своей работой. Он был грузный, страдал одышкой, физическая работа давалась ему нелегко, но спуску он не давал ни себе, ни другим. Севастьяну пришлось постараться, чтобы хоть немного опередить его. А мама так и не смогла угнаться за ним: ей еще нужно было докрашивать свою половину пролета…

– Хорошо получилось, – пригладив мокрые от пота волосы, резюмировал отец. – Доска струганая, краска глянцевая; если еще раз покрасить, будет еще лучше. А по второму разу покрасим, когда дом уже будет стоять… Вот я думаю, какой фундамент лучше – с котлованом или без? Лучше с котлованом, но это расход бетона большой. Но я думаю, мы потянем. Возможность есть. Но без экскаватора не обойтись… Значит, давай сделаем так. Завтра у нас выходной, а в понедельник я машину сюда пригоню, будешь контролировать. И чтобы забор не порушили… Давай, матери помоги, да поедем.

«Волга» отца стояла на том же месте, где вчера находился «Москвич» Севастьяна. И Зойка так же, как и вчера, проходила мимо нее вместе со своей подружкой. Только вид у нее сегодня был гораздо более скромный. Платье с закрытым верхом и длиннее, до колен, туфли-лодочки на низком каблуке. И еще волосы стянуты на затылке в пучок. Но улыбка такая же яркая.

– Сева, привет! – весело помахала она ему рукой.

И с родителями она поздоровалась. Подходить к ним не стала, прошла мимо, а мама, сомкнув ладони на груди в замок, завороженно проводила ее взглядом.

– Какая девочка! – восхищенно протянула она.

– Красавица, – кивнул отец. – И родители у нее хорошие, я ее отца хорошо знаю.

– И что? – упрямо посмотрел на него Севастьян.

– Что – что… Как будто не понимаешь что, – с упреком глянула на сына мать. – На ней жениться надо. Дом у них, смотри, какой… А ты прилип к этой никчемной, как банный лист!

– Кто никчемная? Полина?! Ну знаешь!

– Я все знаю. И мать ее знаю. И с кем она шлялась, знаю!

– Но Полина не такая!

– Ну, пока не такая, а гены, знаешь ли, это гены. Рано или поздно они возьмут свое.

– А вот не знаю ничего! И завтра я приведу Полину к нам домой!

– Как домой? Завтра мы работаем, – кивком головы отец показал в сторону будущего дома.

– Но ты же сам сказал, что завтра отдыхаем, – возмутился Севастьян.

– Ну, я передумал. Разметку еще раз проведем, может, ошиблись где. Да и вообще…

– Что вообще? Не хочешь, чтобы я на Полине женился, так и скажи!

– Так и говорю.

– А вот я вас не послушаю! – взвился Севастьян. – И все равно женюсь на ней!

– Ну и женись. Ты же у нас не единственный, у нас еще дочь есть, сестра твоя. Марина уже взрослая, скоро институт закончит, как раз дом поспеет…

– А идите вы знаете куда со своим домом! – в отчаянии махнул рукой Севастьян.

Он резко повернулся к родителям спиной и быстрым шагом пошел от них прочь. Чтобы не нагнать Зойку, он свернул в проулок.

Ему бы домой, вымыться после работы, сменить одежду, но туда дороги нет. Он поссорился с родителями… Нет, он порвал с ними. И домой не вернется. Завтра же устроится на работу, надо будет – простым каменщиком на стройку пойдет, но никто не посмеет упрекнуть его в том, что он сидит на шее у отца. А жить он будет у Полины. Если она хочет за него замуж, то примет его к себе. А если не хочет?..

Он же чувствовал, что Полина относится к нему с прохладцей. И страсти в ней нет. Вчера лежала под ним как бревно; были бы семечки у нее, могла бы и грызть их начать. Может, не созрела она еще, не развилось в ней плотское влечение? Все-таки восемнадцать лет ей всего. Для кого-то, может, это и много, а у нее замедленное развитие. Если так, то не нужно спешить. Медленно нужно разогревать ее, осторожно. Она еще будет его благодарить…

В мыслях о Полине он и не заметил, как подошел к ее дому. Но что еще более странно, едва не прошел мимо нее. Вроде бы и видел, что навстречу идет девушка с пышной «химией» на голове, с большими ярко накрашенными глазами, сочно напомаженными губами. Кофта на ней модная, шелковая, полупрозрачная, лосины – как вчера у Зойки.… Он как-то не подумал, что это могла быть Полина. Никогда она не выглядела насколько эффектно и настолько вульгарно, как сейчас…

– Полина?! – оторопело протянул он, застыв перед ней скульптурным изваянием.

– А я думаю, узнаешь или нет, – снисходительно усмехнулась она.

Признаться, она была чертовски красива. Именно чертовски, потому что было в ней что-то от дьявола. Во всяком случае, так ему сейчас казалось.

– Узнал. Выглядишь, конечно, супер.

– Ну, мы же собирались к твоим родителям, – с ехидной насмешкой напомнила она. – Вот, завивку сходила сделала, макияж, все такое…

– Э-э… Да, не ожидал я от тебя такого, – растерянно махнул он рукой.

– Чего такого?

– Ну, перевоплощения… А Зойка сегодня в платье была, ну почти как у монашки, – неожиданно для себя сказал он.

Что пришло вдруг в голову, то и ляпнулось на язык. Но слово не воробей.

– Так и беги за своей Зойкой. Веди ее к родителям, знакомь. – Полина пренебрежительно скривила губы.

– Да не нужна она мне, – мотнул головой Севастьян. – И к родителям никого не поведу, поругался с ними.

– Из-за меня?

– Не важно.

– Значит, из-за меня.

– Понимаешь, мне без тебя жизни нет. Хотят они этого или нет, но я обязательно на тебе женюсь.

– А ты у меня спроси: я этого хочу?

– Но мы же решили этот вопрос, – растерянно посмотрел на нее Севастьян. – Ты же согласилась.

– А если я передумала?

– Но мы должны быть вместе.

– Я никому ничего не должна, – безжалостно отрезала Полина.

Севастьян с удивлением смотрел на нее. Как же могла она так измениться за какой-то день! Вчера была совсем другой, гораздо более покладистой. А сейчас она стала грубой, вульгарной, как будто кто-то ее заколдовал…

– А как же заявление в ЗАГСе?

– А как же свадьба? – парировала она.

– Но ведь можно без свадьбы. Распишемся – и все.

– Ты что, ничего не понимаешь? – с жалостью, но вместе с тем непреклонно спросила она. – Не пойду я за тебя замуж.

– Почему?

Севастьян физически почувствовал, как уходит почва у него из-под ног. И хотя никакого землетрясения не было, он раскинул руки в стороны, чтобы удержать равновесие.

– Потому что мужчиной нужно быть! Имей гордость, не цепляйся за меня!

Это был удар ниже пояса. Севастьян ощутил острую нехватку воздуха, глядя Полине вслед. Она устроила ему форменный выговор и ушла, унося с собой всяческие иллюзии. О том, чтобы жить с ней в ее квартире, не могло быть и речи.

Но и домой Севастьян возвращаться не мог. Гордость не позволяла. Он должен был выдержать хоть какую-то паузу…

Он шел как в тумане, не разбирая дороги и едва не столкнулся с Мишкой, своим бывшим сокурсником из техникума. Он жил в том же подъезде, что и Полина, но после армии Севастьян видел его впервые.

– Севка, братан! – дыхнув на него перегаром, распахнул свои объятия Мишка.

Рядом с ним, переминаясь с ноги на ногу, стоял какой-то подозрительный тип, небритый, с впалыми глазами, худой, как дистрофик, в клетчатой рубашке, заправленной в высоко поднятые трикотажные треники. Да и Мишка выглядел немногим лучше: грязная мятая кепка на слипшейся шевелюре, трехдневная щетина, глаза красные, воспаленные, растянутая футболка с некогда золотой вышивкой, старые брюки в клеточку…

– Бухаешь? – уклонившись от братских объятий, без обиняков спросил Севастьян.

– Ну бухаю! – оскорбленно вытянулся в лице Мишка. – Суббота сегодня, законный выходной. Можно и выпить чуть-чуть… Слушай, у тебя с наличностью как?

– Что, на пузырь не хватает?

– Ну, добавить бы надо, для полноты душевной консистенции…. Слушай, ты мне зубы не заговаривай. Нет денег, так и скажи…

– Да нет, есть деньги. – Севастьян неторопливо вытащил из кармана несколько тысячных купюр.

– О! Нормально! – Мишка ликующе потер ладоши. – На три пузыря хватит! По пузырю на рыло!

– Рыло у тебя, понял?

– Да это к слову, чего ты? – Мишка трясущимися руками забрал у него деньги, пересчитал. – Пошли, тут у нас место есть!

Отказываться Севастьян не стал. Не от щедрот душевных он последние деньги отдавал, самому хотелось выпить. А Мишка, отправив своего дружка в магазин, повел его в поросший вербами овраг на пустыре между высотными домами. Там под тенистым деревом стояла старая рассохшаяся бочка, а вокруг нее – дощатые ящики. Откуда-то из-под куста Мишка достал газетный сверток, из которого вынул надкушенный плавленый сырок и смятый огурец, бережно выложил все это на импровизированный стол. Нашелся и замусоленный стакан с надколотым верхом. А вскоре появился и Колька с тремя бутылками дешевого портвейна в дырявой авоське.

– Ну, Сева, ну спасибо тебе! – возбужденно бормотал Мишка, срывая с бутылки пробку. – Вот удружил так удружил.

Портвейн, как и ожидалось, оказался дрянью, но зато уже после первого стакана Севастьян почувствовал, как заколосилась в голове хмель-трава. И с каждым поднятым тостом это раздольное поле становилось все шире и гуще.

Севастьян был не очень высокого мнения о своем сокурснике, да и вообще он больше любил слушать, чем говорить. А Мишка болтал без умолку, рассказывал, каким он был умным в техникуме, как откосил от армии, как работал на стройке прорабом, пока не уволили за пьянство…

– А ты, Сева, с Полинкой дружишь, да? – нахмурившись вдруг, спросил он.

– Ты откуда знаешь? – напрягся Севастьян.

– Да видел вас недавно, ты сумку ей помогал нести…

– Ну видел и видел.

– Так я не только с тобой ее видел, – сочувствующе покачал головой Мишка.

– Что ты несешь? С кем ты ее мог видеть?

Севастьян потянулся к нему через бочку, озлобленно схватил за грудки, хорошенько тряхнул.

– А вот и не скажу, если не отпустишь! – захныкал тот.

Севастьян разжал руки, вернулся на место, разлил портвейн по стаканам, выпил, никого не дожидаясь.

– С кем ты ее видел?

– А с мужиком каким-то. Взрослый мужик. Крутой на вид…

– Волосы темные, жесткие, лицо треугольное, да?

– Ну да, что-то в этом роде.

– Это муж ее матери, – облегченно вздохнул Севастьян. – Ну, типа отчим.

– Ну, не знаю. Он ее обнимал, как свою бабу. Руку на талии у нее держал. Я иду сзади, смотрю, а он рукой ее за булку мац, а она – хи-хи… Не, так отчим с дочкой не ходит – ну, если между ними ничего такого. А то бывает, что отчим и с мамкой спит, и с дочкой…

– Заткнись! – снова вспылил Севастьян. – Когда ты их видел?

– Ну, сегодня утром. Они на рынок шли, ну, на барахолку, я тоже там по делам был.

– И он ее мацал?

– И мацал. И целовал. Он ее в щеку целует, а она губы тянет… Ну и в губы тоже целовал. Куда ж денешься, когда баба сама тянется?

– А тебя он куда целовал?

– Я ему не баба, чтобы меня целовать!

– Ну, мало что с бодуна может померещиться, – ядовито усмехнулся Севастьян. – Вдруг решишь, что ты баба. Много выпил вчера?

– Ну, было. Только утром я трезвый как стеклышко был. Если думаешь, что померещилось, зря это. Видел я, как Полинка с мужиком этим лизалась.

– Я тебе сказал, пасть заткни! – вызверился на Мишку Севастьян.

Он даже хотел ударить его кулаком в нос, но в сердцах лишь отфутболил ящик, на котором сидел. Сунув руки в карманы и пошатываясь, побрел к дому, где жила Полина.

На вещевой рынок она с Макаром ходила, там и отоварилась: кофточка шелковая, лосины. И «химию» она сделала, и накрасилась. Все ради него. Откуда деньги? Но это уже не важно.

Ну не могла Полина закрутить роман со своим новым папочкой! Не в ее это характере. Так думал Севастьян светлой половиной сознания, а темная нашептывала ему про дурную наследственность. Какая мать, такая и дочка… Загуляла Полина, как блудь последняя. Но ведь не она в этом виновата, это Макар ее совратил… И он, Сева, должен разобраться с этим подлецом. Он должен набить ему морду…

Севастьян остановился на половине пути, в раздумье почесал затылок. Макар производил впечатление сильного человека, и справиться с ним будет проблематично: ведь он и морально может задавить, и физически. Но это была минутная слабость, и, собравшись с духом, парень продолжил путь. Слишком сильно любил он Полину, чтобы отдать ее без боя.

Она открыла ему дверь, едва он только нажал на клавишу звонка.

– Ну наконец-то… – Увидев его, Полина изменилась в лице.

Похоже, она ожидала увидеть кого-то другого, но только не его. А выглядела она, по меньшей мере, непристойно: накрашенная, надушенная, в одной футболке, которая едва прикрывала задние выпуклости, туфли на высоком каблуке. Глаза пьяные, и улыбка была блудной, пока она не поняла, кому открыла дверь. И пошлый смешок застрял в груди.

– Эй, ты чего? – настороженно насупилась она.

– Макар где? – рыкнул он.

– Нет его!

Полина попыталась закрыть дверь перед его носом, но Севастьян подставил ногу.

– Ничего, я подожду!

Он переступил порог, закрыл за собой дверь. Полина спиной вжалась в стенку, она смотрела на него испуганно и сердито.

– Что там у тебя под футболкой? – остервенело спросил он. – Ничего, да? Для Макара своего стараешься?

– Нажрался, да? – вопросом на вопрос ответила она.

– Так же, как и ты!

– Я не нажиралась! Я просто выпила.

– С Макаром? И жрешь с ним, и целуешься… Ты уже спала с ним?

– Да пошел ты!

– Значит, спала.

– Не твое дело!

– Дрянь!

Севастьян размахнулся, чтобы ударить ее. Она зажмурилась, ожидая пощечину, но он передумал. В безнадежном жесте опустил руку, прошел в гостиную, где тихо играла музыка. Стол накрыт: отбивные в кляре, вернее, то, что от них осталось, красная икра в блюдечке, сырная и колбасная нарезка, салатики… Две пустые бутылки из-под вина под телевизором, на столе два бокала.

– Я смотрю, хорошо вы здесь окопались.

Севастьян щелкнул пальцем по бокалу, на краях которого четко угадывались следы губной помады.

– Или это мать твоя пьет? – с последним и жалким проблеском надежды спросил он.

– Нет мамы, завтра будет. А ты иди отсюда! – огрызнулась Полина. – Сейчас Макар придет, он тебя по стенке размажет.

– И когда он придет?

– Скоро!

– Что ж, чем быстрее, тем лучше, – недобро усмехнулся он. – Посмотрим, кто кого по стенке размажет!

– Зачем тебе все это? – досадливо сморщилась она. – Все равно я не буду с тобой.

– А с кем будешь, с Макаром?

– А он что, по-твоему, не человек?

– Он тебе в отцы годится!

– А ты в подметки ему не годишься! С тобой никак, а с ним – как на вулкане, понял?

– Знаешь, ты кто после этого?

– Да? Если бы с тобой спала, значит, порядочной была бы, если с Макаром – то, значит, блудь? А не пошел бы ты куда подальше?

– Да нет, я сначала Макара дождусь.

Севастьян обозначил движение, будто закатывал рукава перед боем.

– Я уже здесь, – услышал он вдруг голос за спиной.

И вчера Макар смог бесшумно войти в дом, и сейчас. Тогда его выдал скрип двери, а в этот раз он заговорил, потому что ему нужно было ошеломить противника эффектом неожиданности.

– Чего ты хочешь? – спросил он внешне невозмутимо, но внутренне напряженно, с уже спущенной с цепи угрозой, которая вот-вот должна была обратиться в опасное действие.

Его природная мощь измерялась сейчас киловаттами, и Севастьян физически ощущал это. И жалел, что пошел на обострение. Не надо бы ему связываться с Макаром. Пугающая бездна в нем, бесконечная, беспросветная, смертельно опасная. Но и отступить Севастьян не мог. Может, он и слабее Макара, но характер у него не тот, чтобы сдаваться.

– Как ты мог? С ней!

Он смог собраться с духом и даже схватил Макара за грудки, но почувствовал вдруг слабость в руках и онемение в ногах.

– Руки убери! – тихо, но с громовым грохотаньем в голосе потребовал Макар.

Севастьян разжал пальцы и тут же пожалел об этом. Макар стремительно шагнул вперед и ударил его лбом в переносицу. Будто пушечное ядро ударилось в лицо, в голове затрещало, загудело, в глазах взрывались звезды. Но, как это ни странно, Севастьян удержался на ногах. Его охватила отчаянная злость человека, которому больше нечего терять, она держала его на весу, не позволяя упасть. Она же швырнула его на противника. Когда-то он всерьез занимался карате, но ни руки, ни ноги не вспомнили ни один прием из его, в общем-то, небедного арсенала. А еще в детстве он ходил на бокс, всего полгода, но именно серию простых прямых ударов и выдала сейчас мышечная память. Он шел вперед напористо, как танк: где бил, а где и просто давил кулаком, пытаясь пробить защиту Макара. И ему это удалось. Ошеломленный противник упал, стукнувшись затылком о дверной косяк, и Севастьян навалился на него, обхватив руками шею.

Но Макар снова изловчился ударить его головой. На этот раз удар оказался более слабым, но все равно на какое-то время Севастьян потерял контроль над собой и поэтому вдруг оказался под противником. Макар сжал его голову руками, с силой оторвал от пола и резко ударил об него. От боли у Севастьяна померкло сознание, а Макар продолжал бить его затылком о пол, второй раз, третий… Он мог бы его убить, если бы отчаянное упрямство не взорвало Севастьяна изнутри. Он и сам не понял, как это у него вышло, но Макар снова вдруг оказался под ним. И он сам ударил его лбом в переносицу, потом левым локтем в челюсть, затем правым туда же.

Макар бешено взревел, в неистовстве схватил Севастьяна за грудки, опрокинул на бок, заставив левым виском удариться об острый угол перевернутого кресла. Это был очередной нокаут, но в Севастьяна будто бес вселился. Он вскочил на ноги, рывком оторвал от пола тяжеленное кресло и поднял его над головой, чтобы обрушить на врага. Макар находился в проигрышном положении. Он лежал на боку, опираясь на локоть, и ничем не мог защититься от убийственного удара. Ничем, если не считать ствол пистолета, который смотрел точно на Севастьяна.

– Стоять! – заорал он.

Вовремя осознав опасность, Севастьян застыл как вкопанный. Однако кресло оказалось настолько тяжелым, что его невозможно было удержать на весу, и ему пришлось сместиться вправо, чтобы самому не оказаться погребенным под этой тяжестью. Но кресло все равно ударило его по ноге, да с такой силой, что Севастьян растянулся на полу… Кажется, он что-то себе сломал и, похоже, не сможет подняться…

Зато Макар встал на ноги. Тряхнув головой, он снова наставил на Севастьяна пистолет.

– Знаешь, почему я тебя не убил?

В ответ, стиснув зубы, Севастьян сдавленно простонал. Больно! Как же больно!..

– Потому что я не передернул затвор, – не дождавшись отзыва, глумливо скривился Макар.

И резким движением дослал патрон в патронник.

Но на руке у него повисла Полина.

– Не надо! Ну пожалуйста! – визжала она.

– Да не буду я его убивать, – мотнул головой Макар. – Руки только марать…

Он опустил руку с пистолетом, обнял Полину за талию, привлек к себе.

– Ты проиграл, парень. Проиграл по всем статьям. И мой тебе совет: будь мужиком, умей проигрывать. Это даже не совет. Это последнее предупреждение… Ты меня понимаешь?

Зажмурившись от невыносимой боли, Севастьян кивнул. Он действительно проиграл, и даже не столько физически, сколько морально. Да и физически он раздавлен. Наверняка у него перелом бедренной кости…

Но, как ни странно, на ноги он смог подняться без посторонней помощи. Полина так страстно льнула к своему Макару, что у нее и в мыслях не было протянуть руку поверженному кавалеру. Хромая, Севастьян шел к двери, а она взасос целовалась с Макаром. Она казалась безвольной игрушкой в его руках, он мог делать с ней все что хотел. Увы, Севастьяну не хватило удачи, чтобы его уничтожить. Но ведь все еще впереди.

– Эй! – окликнул его со спины Макар, когда он щелкнул замком входной двери. – Сдашь меня ментам, скажешь, что у меня ствол, Полина заявит на тебя. Скажет, что ты пытался ее изнасиловать. Ты пытался, я защищал.

– Так и скажу, – подтвердила Полина.

И Севастьян ей поверил. Она действительно была готова на все ради своего Макара. Но ведь и он такой же отчаянный. Просто ему нужна передышка. А в милицию он все равно бы не пошел, не так воспитан…

Глава 5

Опухлость под глазом могла растечься в синяк, но Полина знала средство, чтобы не допустить этого. Благо мяса в морозилке хватает, спасибо Макару, на рынке сегодня сразу три килограмма шейной вырезки взял. Деньги у него были. Но не только деньги.

– Откуда у тебя пистолет? – спросила она, приложив к опухлости холодное мясо.

– Так время сейчас какое, кругом бандиты.

– Не знаю, не видела.

– Ты не видела, а я видел. В поездах их, знаешь, сколько… Недавно зэк один с зоны возвращался, на мать твою кинулся – бабу, говорит, хочу… Хорошо, я рядом был, успокоил. Кулак, правда, отбил. А был бы ствол, пристрелил бы как собаку… Только сегодня его купил.

– Где?

– Да на рынке. Азербайджанец один подошел, ствол, спрашивает, нужен? У них же сейчас там Карабах, они оттуда оружие к нам вагонами везут. За сто баксов отдал. Ствол в смазке был, чистый и непорочный, как девочка. Как ты, – весело улыбнулся Макар, заставив Полину трепетать от восторга.

То, что происходило с ней, иначе как счастьем не назовешь. Она безумно любила Макара. И так ей с ним хорошо было, что крылья за спиной вырастали, и не ходила она, а будто парила над землей. И уже невозможно представить, как она раньше жила без него. Да и не жизнь это была, а жалкое существование. То ли дело сейчас…

– Наш «ТТ», тульский завод, не какая-то там китайщина. Сто баксов за такой ствол – считай, даром.

– Да, но сто долларов – это большие деньги.

– Ты за деньги не переживай, этого добра хватает.

– Неужели проводники так много получают?

– Я же тебе говорил, зарплата маленькая. Но мы же крутимся: левака наберешь, глядишь – за рейс пятьсот баксов… Еще маманя твоя завтра привезет.

– Ну да, привезет, – расстроилась Полина. – Представляю, что будет…

– А что будет?

– Ну, ты же с ней начнешь, ну, как раньше…

– И с ней, и с тобой, – насмешливо посмотрел на нее Макар. – Ты справа, она слева. Никогда еще не пробовал сразу и с мамой, и с дочкой…