Искаженное время. Особенности восприятия времени Хэммонд Клодия
После описанной выше экспедиции, состоявшейся в 1962 году, Мишель в течение сорока лет изучал проблемы восприятия времени. В своих экспериментах он охотнее использовал пещеры, нежели лабораторные звуконепроницаемые камеры – некоторых пещеры настолько влекут исследователей, что они готовы проводить в них месяцы, в то время как лабораторные камеры никого не вдохновляют. Поначалу исследования Мишеля финансировало Министерство обороны, ожидая, что благодаря полученным результатам удастся научить подводников спать раз в двое суток. Но по окончании холодной войны финансирование значительно сократилось; сейчас Мишель надеется, что данная область исследований заинтересует математиков и физиологов. Самому Мишелю перевалило за семьдесят, но пещеры его по-прежнему занимают. Наступление третьего тысячелетия он, само собой, встретил под землей, захватив с собой, как истинный француз, шампанское и фуа-гра. Он спустился за несколько дней до знаменательного события, и потому чувство времени его подвело – наступление XXI века он отметил тремя с половиной днями позже.
Глава третья
Понедельник – красный
«Вообще, я так представляю время – будто сижу за длинным-предлинным столом. Ближе к его правому краю, но немного развернувшись, – так, что вижу не только перед собой, но и часть стола по левую руку. Рулон бумаги начинается по правую руку, это настоящее, и раскатывается назад, влево, до самого конца стола. Древность на стол не помещается – она на той части рулона, которая свисает. Историческое время я вижу с позиций английской истории – как череду правлений монархов. С дальнего левого конца рулона до середины стола располагается генеалогическая таблица, на которой отмечены правления норманнов, Тюдоров, Стюартов и т. д. Заканчивается таблица 1800 годом, далее вправо под углом в сорок пять градусов тянется линия, обозначающая XX век. На линии встречаются две крупных поперечных метки: Первая мировая война и Вторая мировая война. Дальний край бумаги символизирует пролив Ла-Манш, а все, что по ту сторону – “заграница”. Карта продолжается, напоминая гигантский глобус. На территории Мьянмы я вижу метку, обозначающую ссылку короля Тибо в 1885 году; также это место закреплено за семейством королевы Виктории и провозглашением Германской империи.
Дни недели располагаются, как цепь костяшек домино с завершающими ее двумя “выходными днями”, поставленными на ребро. Когда неделя кончается, я “перепрыгиваю” обратно – к началу цепи. На этой карте время течет справа налево. На всех остальных – слева направо».
Это слова радиослушателя Клиффорда Поупа. Интересно, вы поняли, о чем он? А вот что рассказал другой радиослушатель, семидесятитрехлетний Дэвид Уильямс:
«Год я вижу как слегка вытянутый круг, на который смотрю сверху. Поскольку сейчас – март, я смотрю на начало марта; далее изображение уходит влево – к апрелю и маю. Еще левее на этом круге – август и сентябрь. Далекое прошлое начинается где-то “за горизонтом” справа, но если идти по кругу от марта, оно – за его пределами, совсем недалеко от апреля. И примерно соответствует началу XIX века».
Согласно исследованиям, около двадцати процентов читателей этой книги не находят ничего необычного в том, что время можно видеть мысленным взглядом, хотя образы при этом разнятся. Остальные же восемьдесят процентов читателей, как это ни странно звучит, сочтут, что такой человек видит значительно больше, нежели он думает. Но потерпите немного, скоро я все объясню.
Как я уже писала в предыдущей главе, до сих пор не существует стройной теории о том, как человек отслеживает время. Отдельного органа, отвечающего за восприятие времени, у нас нет. Однако, как вы вскоре убедитесь, способность представлять время в пространстве особенно важна для восприятия времени. Да и не только – она влияет на наш язык, делает возможным то, что недоступно ни одному другому живому существу, – путешествие во времени, совершаемое в уме.
Проведя собственные исследования, я выяснила, что некоторые способы визуализации времени более распространены, нежели другие; это подтверждается и другими исследованиями в данной области[42]. С помощью восьмидесяти шести радиослушателей передачи «Все – в голове» на «Радио 4» BBC я проанализировала те мысленные образы, которые в представлении людей символизируют время. Некоторые слушатели прислали мне подробные описания своих образов, вместе со схемами. Одни были уверены, что время в пространстве видят все люди, другие, например, Саймон Томас, считали, что такая способность присуща им и только им:
«Пока не услышал вашу передачу, думал, что один такой! Это у меня с самого детства. Поначалу я был уверен, что и все остальные представляют время так же, но когда заговорил об этом со школьными приятелями, попал в глупое положение. С тех пор стараюсь на эту тему не распространяться, тем более что такое трудно объяснить словами».
Но независимо от того, насколько доходчиво человек описывает свои мысленные образы, большинство ими явно гордится. Некоторые признавались, что рады были поделиться своими представлениями на словах или изобразить их на бумаге.
Многие рассматривают способность представлять время в пространстве как форму синестезии – явления восприятия, когда наряду с ощущениями, специфическими для одного органа чувств, возникают ощущения, соответствующие другому органу чувств. Чаще всего встречаются ассоциации определенного цвета с определенной буквой, числом, именем, днем недели. Я даже составила палитру цветов, которые люди ассоциировали с определенными днями недели: от белого с оранжевыми прожилками для вторника до коричневато-горчичного для пятницы. Примечательно, что у некоторых дни недели были окрашены в причудливые тона. Однако меня интересовали закономерности. Может, связь между определенным цветом и днем недели объясняется ассоциациями, свойственными той или иной культуре? Для меня понедельник определенно красный. Может, это потому, что в Великобритании с понедельника начинается рабочая неделя, и этот день особенно напряженный? Что, если понедельник – красный для большинства жителей стран христианского вероисповедания? Оказывается, нет. Среди сограждан мне встретились и такие, кто видит понедельник бледно-розовым или голубым. Тем, кто не связывает дни недели с определенным цветом, такое может показаться, мягко говоря, странным; некоторые даже считают, что все это – сплошная выдумка. Но в ходе многочисленных исследований было доказано: подобные ассоциации со временем не меняются, к тому же, они слишком подробны, чтобы человек мог единожды их запомнить и потом дословно воспроизводить: спросите меня сейчас и через пять лет – я по-прежнему буду настаивать на том, что понедельник для меня – красный.
В наше время существование такого феномена, как синестезия, убедительно доказано и признано научными кругами. Наиболее редкие проявления синестезии представляют собой связь между вкусовыми ощущениями и формами предметов. В памяти навсегда отпечаталась заметка о человеке, который утверждал, что курятина слишком заостренная. А однажды мне встретилась женщина: всякий раз, слушая ту или иную музыку, она представляла причудливые узоры. Я дала этой женщине послушать гитару, и у нее возникла мысленная картинка – четверть круга, разделенного на секторы коричневого, голубого, зеленого и синего цветов, а из верхнего правого угла разворачивалась разноцветная спираль. Я уже приводила в пример свои красные понедельники: удивительно, что по прошествии, скажем, полугода те же самые вкусовые ощущения или та же самая музыкальная композиция вызывают те же ассоциации. Вы можете устроить испытуемому проверку, дав прослушать множество других композиций и тем самым исключив вероятность запоминания, – результат окажется тем же. Синестетики ничего не выдумывают. Они действительно так чувствуют – при исследованиях посредством метода визуализации мозговой активности видно, что у них «загораются», активизируются различные зоны головного мозга. И когда та женщина слышит гитару, у нее активизируются зоны мозга, отвечающие за восприятие цвета.
Синестезию объясняют по-разному; одна из теорий опирается на тот факт, что в мозгу новорожденного существует множество связей между отделами. В первые месяцы на ребенка обрушивается огромный поток ощущений, которые не всегда «правильно» распределяются. Мозг в эту пору напоминает непролазные джунгли: зрительные, звуковые, обонятельные и вкусовые ощущения перемешаны и трудноотделимы. Месяца в четыре запускается процесс «обрезки» – «вырезаются» все «дички», остается лишь по одной «ветке» для каждого чувства восприятия. Путаница сменяется порядком. Однако, согласно теории, не всегда все проходит гладко – бывает, что некоторые перекрестные связи остаются. Эта теория подтверждается тем, что с возрастом связи у синестетиков слабеют. То есть, выражаясь языком садовода, хотя некоторые «дички» и остаются цвести в нашем мозгу, со временем они все же «отсыхают». Я сама могу это подтвердить: цвета, которые у меня ассоциируются с тем или иным именем, за годы жизни заметно поблекли.
Все сказанное свидетельствует в пользу теории «обрезки» – на данный момент она объясняет природу синестезии наиболее убедительно. Одно лишь замечание. Несмотря на то, что связь между буквами и цветом считается наиболее распространенным видом синестезии (да-да, к сожалению, я – синестетик самый банальный), она представляет собой серьезную проблему для этой стройной теории. Потому что в первые месяцы жизни младенцы хотя и впитывают информацию самого разного рода, но знакомство с алфавитом все-таки происходит гораздо позже.
Месяцы ходят по кругу
Вид синестезии, имеющий отношение к восприятию времени, позволяет «видеть время в пространстве». Этой способностью обладает каждый пятый. Если попросить таких людей объяснить, что значит «видеть время в пространстве», они чаще всего принимаются рисовать схемы. И я понимаю, почему – феномен «видения времени в пространстве» трудно описать словами. Однако я все же попытаюсь, хотя и не без помощи схем. Ясности ради придется ввести профессиональный термин – «пространственная визуализация». Но прежде чем продолжить, должна предупредить: исследователи до сих пор спорят о том, является ли пространственная визуализация времени одним из видов синестезии или нет. Я считаю, что является, потому как люди, которым она свойственна, и через много лет способны в любой момент довольно точно описать образ. То есть соблюдаются два основных признака синестезии. И еще один довод «за» – способность представлять время в пространстве развивается в детстве – об этом я расскажу подробно чуть позже.
За все время моей работы радиоведущей ни одна передача не вызывала у слушателей большего отклика, чем передача на тему пространственно-временно'й синестезии. Узнав, что они – не единственные, кто видит время в пространстве, люди испытывали радость. Радость и облегчение. Как рассказала одна слушательница, Сара, с новостью о том, что ее способность – явление, признанное наукой, в ее сознании произошел переворот. До той поры Сара всеми силами свою способность подавляла, однако теперь ее словно отпустило: «Я вдруг увидела, как дни недели выстроились вокруг меня один за другим – все встало на свои места. И напряжение ушло». Некоторые уверяли меня, что только пространственная картинка давала им представление о времени как таковом.
Еще раз прошу проявить терпение тех из вас, кому все эти разговоры кажутся слишком уж странными: несмотря на то, что лишь немногие визуализируют время в пространстве, этот феномен позволяет пролить свет на то, как умозрительные образы времени влияют на мышление каждого из нас. Прежде чем перейти к результатам моего анализа этих образов, задумайтесь на мгновение: как бы вы представили время? Очевидно, что это объект невидимый. Но если бы вас попросили изобразить время схематически, как бы вы это сделали? Как вы представляете себе ближайшие недели – располагаются ли они прямо перед вами?
Отведено ли у вас для каждой из мировых войн прошлого столетия свое место? Можете ли вы обернуться и увидеть прошедшие десятилетия? Где у вас находится следующий вторник?
Среди восьмидесяти шести проанализированных мною схем наиболее частой единицей времени является месяц. Однако разные люди располагают его по-разному. Две трети опрошенных описали круг, петлю или овал; меньший процент людей представляет месяц как волну или спираль. Нет ничего удивительного в том, что это замкнутые, цикличные системы – месяцы повторяются из года в год. Всем нам знакомо чувство, описанное в одной из песен сатирического дуэта «Фландерс и Сванн» о погоде, – приближается конец очередного года, и мы думаем, что «…и опять январь треклятый»[43]. Начавшись январем, год в декабре замыкает круг, и далее – все по новой. В противоположность месяцам, десятилетия, которые не повторяются, синестетики представляют в виде ломаных фигур или даже зигзагообразных линий. Однако сейчас – не об этом.
Вернемся пока к идущим по кругу месяцам. Июль и август по сравнению с остальными месяцами, как правило, более вытянутые – вероятно, из-за долгих летних каникул, которые были в школьном детстве каждого британца. Также часто встречается разрыв между декабрем и следующим за ним январем – он словно отражает естественный промежуток между концом предыдущего года и началом следующего. Эти примеры свидетельствуют о сильном влиянии традиционного жизненного уклада. Лишь шесть человек видят месяцы растянутыми по прямой, на которой они обозначаются квадратами, лесенками, линейками или параллельными линиями. Одна из участниц опроса призналась в своих опасениях: с выходом на пенсию мысленный образ времени, тесно связанный с четкой организацией жизни работающего человека, может исчезнуть. Однако схема настолько четко отпечаталась у нее в голове, что осталась с ней и по окончании трудовой деятельности.
Анализ направления, в котором месяцы следуют по кругу, также привел к любопытным выводам. Наверняка вы думаете, что месяцы двигаются по часовой стрелке. Но на одного человека, представляющего ход месяцев именно так, пришлось четверо тех, у кого месяцы идут против часовой. Одна из опрошенных даже сказала, что на заре своей преподавательской карьеры однажды потратила все выходные на рисование схемы месяцев для урока. Она расположила январь на одиннадцати часах, февраль – на десяти и так далее; ноябрь у нее была на часе, а декабрь – на двенадцати. Наглядно схема представлена на рисунке ниже:
Она с гордостью водрузила пособие на стену в классе, но в обеденный перерыв директор попросил пособие снять, потому что месяцы на нем располагались «неправильно». В каком смысле «неправильно»? В том, что январь – первый месяц, а ноябрь – одиннадцатый? Или дело в том, что календарь шел в направлении, противоположном ходу стрелки настенных часов? Может, директор представлял ход месяцев по часовой стрелке, а не против? Как водится, сколько людей, столько и способов представления.
Любопытно, что в изображенных схемах времени просматривается идея его бесконечности – без начала и конца. Очевидно, современным людям жизнь представляется иначе, нежели, например, одному классику, который назвал ее «щелью света меж двух вечностей тьмы». И хотя нет ничего удивительного в том, что их собственные отрезки жизни заметно выделяются, они вовсе не отмечены каким-либо особенным образом – они вообще никак не ограничены. Скорее, картинка по бокам блекнет – как чернильное пятно на промокашке. Период времени, предшествующий рождению, видится более четким, нежели отдаленное историческое прошлое, которое постепенно сходит на нет.
Подобный способ представления наталкивает на мысль: сам человек находится в центре времени. Но не все так просто. Некоторые утверждают, что рассматривают свой образ времени в пространстве так же, как спутниковые фотографии в Интернете: «приближаются» ради подробностей конкретного дня и «отодвигаются», чтобы охватить взглядом сразу несколько столетий. С течением времени местоположение человека на его умозрительной карте также меняется.
Некоторые образы совсем уж диковинны: год как овал с усиками. Каково, а? Или год в границах географической карты Зимбабве. Причем, не забывайте – мы говорим о времени именно в пространстве. И эти картинки вовсе не обязательно плоские, как на листе бумаги, – такое встречается редко. Они не имеют ничего общего с настенным календарем. Не напоминают рисунки в блокноте или слайды компьютерной презентации. Они гораздо сложнее. Этим образам свойственна трехмерность, они располагаются не только перед человеком, но и вокруг него. Например, иногда время представляется человеку своеобразной перевязью – вроде той, что одевают на победительницу конкурса красоты; с этим феноменом столкнулся Джейми Уорд, проводивший исследования в данной области.
Когда же речь заходит о том, как разные люди видят дни недели, выясняется, что образы отличаются еще бо'льшим разнообразием. Лишь немногие представляют приплюснутые овалы, остальные видят подковы, полукружья или даже кривую, которая, подобно ленте Мебиуса, соединяет воскресенье с понедельником. Видят решетку, клавиши пианино, ступеньки. Некоторые описывают костяшки домино, выстроенные одна за другой, – в качестве не только дней недели, но и десятилетий. Объединяет все образы то, что выходные дни обязательно выделяются – они либо приподняты на манер ступенек, разбивая дорожку, либо, как в случае с Клиффордом Поупом в начале главы, стоят на ребре.
Вот как видит дни недели Роджер Роуленд. Его недели тянутся в будущее, а выходные дни представляются прямоугольниками большего размера.
Как ни странно, мало кто представляет недели в виде разворота ежедневника или календаря; впрочем, некоторые образы напоминают расположение дней недели, которое можно встретить где-нибудь в книге или в кабинете начальной школы. И это важно. Судя по всему, данные способы визуализации времени в пространстве – умения для нас довольно важного и полезного – сформировались еще в детстве. Мне запомнилась книжка со стихотворениями, в которой среди прочих был стишок про месяцы: строчки располагались на странице вдоль овала, с соответствующими иллюстрациями к каждому месяцу: ягнята в мае скакали с левой стороны овала, белки в октябре зарывали орехи с правой. С годами эти иллюстрации практически стерлись из памяти, однако такое расположение месяцев я запомнила на всю жизнь. Стишок из детства, который я и помню-то смутно, вполне мог повлиять на мой способ визуализации года в пространстве, которым я пользуюсь до сих пору.
Один из участников моего исследования рассказал, что видит день следующим образом: утро у него занимает гораздо меньшее пространство, чем время с полудня до вечера. Данная умозрительная картинка не отражает разбивку дня ни одного ежедневника или расписания. Она сформировалась скорее под влиянием личного опыта человека – коротких утренних часов на детской площадке, где он с удовольствием играл, и утомительно долгого полудня, когда любые игры запрещали, устраивая «тихий час». Только в шесть лет мальчик с удивлением узнал, что время от полудня и до вечера ничуть не длиннее утреннего. В данном случае на пространственную визуализацию повлиял личный опыт, а не сторонняя картинка. И опять же, визуализация сформировалась в детские годы.
Проблема 2000 года
Наступление второго тысячелетия обернулось для моей пространственной визуализации времени сплошным хаосом. У меня возникла своя проблема 2000 года. И, похоже, не у меня одной.
Давайте перенесемся в 1999 год. Я сижу за столом и представляю время. В моем случае десятилетия XX века идут сверху вниз вдоль вертикальной линии до 1900 года, где поворачивают под прямым углом вправо, а уже горизонтальная линия обозначает не десятилетия, а столетия. Итак, после поворота у 1900 года я увидела столетия, которые выстроились в аккуратный ряд, как книги на полке, а десятилетия оказались скрыты, как будто они – невидимые под обложками главы.
Как я уже говорила, психологи в своих исследованиях пришли к выводу: способ визуализации времени в пространстве формируется в детстве и больше не меняется. Вот почему люди вроде меня, которые «видят» время в пространстве, сопровождают десятилетия и столетия картинками из далекого детства. Так что для меня, сидящей в 1999 году за столом, десятилетиям XX века сопутствовали воспоминания из моей собственной жизни: на 1970-е пришлось мое детство, на 1980-е – подростковый возраст. Если опираться на образы телевидения и кинематографа того времени, то 1940-е годы – Вторая мировая война, 1930-е годы – Великая депрессия. Если двигаться назад, к более ранним векам, всплывают различные книжные иллюстрации, сцены из кинофильмов: XIX век – дети, чистящие каминные трубы, XVIII – платья эпохи Джейн Остин, XVI – Генрих VIII, изображенный на портрете в горделивой позе, уперев руку в бок.
В известном смысле такой способ представления довольно очевиден – даже у тех из вас, кто не верит в способность других «видеть» время в пространстве, при упоминании определенного исторического периода в голове возникают те или иные образы. Верно также и то, что, скажем, для 2070-х никаких образов у вас нет. Однако моя личная проблема 2000 года, возникшая в 1999 году, образовалась вовсе не из-за отсутствия у меня картинок для нового столетия. Все дело в том, что стройно организованная система временны'х координат на 2000-м году развалилась. Когда речь заходила, скажем, о 2003-м или 2009-м годе, то есть, всего-то на три года или почти декаду вперед, в моих представлениях места им не находилось – они маячили где-то там, в туманной дымке. Проще говоря, я не могла визуализировать их в пространстве.
Проблема возникла именно на 2000-м году. И вопрос не в том, что представить будущее в принципе трудно. В 1970-е я могла увидеть 1990-е – это десятилетие четко отображалось перед моим мысленным взором, у него было свое место на линии XX века, хотя при этом я, понятное дело, не могла снабдить его соответствующей картинкой из жизни – своей или чьей-либо еще. Когда же прямая времени решительно повернула в сторону третьего тысячелетия, у меня возникли серьезные затруднения.
Само собой, я попала под влияние распространенного в странах григорианского календаря убеждения в значимости 2000 года. Помню, еще ребенком я слышала разговоры о грядущем 2000 годе как о важном, поворотном моменте. Потом возникла пространственная визуализация чисел, которая и повлияла на пространственную визуализацию времени. Если говорить о числах, то переход с 1999-го к 2000-му – штука существенная. Но этим объяснение не исчерпывается. Важную роль сыграла и моя дата рождения. Я родилась в 1970-х, и в моей картине пространственного видения времени последующие два десятилетия отобразились довольно упорядоченно. Если я оглянусь назад, то увижу, что после 1900 года идут более крупные блоки, которые организованы иным способом – они как будто стоят на книжной полке. Однако если я посмотрю вперед, то дальше 2000 года ничего не увижу. Го д 2000, как и год 1900, служил переломным моментом, однако за одним исключением – «нулевые», 2010-е и, я надеюсь, еще несколько десятилетий будут десятилетиями моей жизни. И хотя не годится видеть весь отрезок времени после 2000 года как один блок, в моей уже сформировавшейся картине нет места для отдельных лет или десятилетий после 2000 года. Настанет момент, и в моих представлениях время после 2000 года упорядочится – так оно, собственно, и случилось, – однако пока 2000-е не наступили, я не видела, как именно это произойдет.
Все, что я сейчас рассказала, многим наверняка покажется странным. Однако с нарушениями в пространственной визуализации времени столкнулась не я одна. Третье тысячелетие внесло разлад во многие четко организованные карты времени – нашлись пострадавшие и среди участников моего небольшого исследования, и среди тех, кого опрашивал Джейми Уорд в рамках своей исследовательской работы в Университете Суссекса.
Клиффорд Поуп оказался одним из многих, у кого для 2000 года не оказалось места:
«С отметкой для 2000 года вышел курьез. В течение нескольких лет отрезок после 2000 года выглядел коротким волнообразным шнурком. На моей карте в виде рулона, раскатанной на столе, своего места у него не было. Где-то к 2005 году его положение утряслось, теперь шнурок совершает четкий поворот под прямым углом и идет вправо вдоль стола. Какое-то время я видел, как он постепенно уходит вдаль, исчезая, однако недавно заметил, что мое место как наблюдателя сместилось – теперь я нахожусь на конце этой новой линии и смотрю назад, вдоль края стола. Новое место пока не постоянно – частенько я возвращаюсь на прежнюю позицию, откуда вижу весь XXI век как будущее».
Для меня-то в описаниях Клиффорда ничего непонятного нет. Хотя, конечно, звучит чудно: «короткий волнообразный шнурок», «нет своего места на карте в виде рулона», «смотрю назад, вдоль края стола»… Вы вполне справедливо зададите вопрос: какое отношение шнурок, рулон или стол имеют к восприятию времени? Но недоумение вызывает и дезориентирующий XXI век. Любопытен также и тот факт, что в то время как у меня XX век обозначается простыми вертикальными линиями, описания других людей воистину поражают воображение. На присланных мне схемах века обозначены волнистыми лентами, рядами колонн или витками, а десятилетия – башнями, мостами, транспортерными ремнями, живыми изгородями из боярышника или даже вытянутыми эластичными резинками. Разбивки между веками и десятилетиями выглядят словно двери, соединяющие комнаты анфилады, барьеры на беговых дорожках или крутые зигзаги.
Вот как видит десятилетия Лиза Бингли, хотя, по ее словам, нужно учитывать, что данная схема существует в трехмерном пространстве:
Такая разбивка на десятилетия интригует; по всей видимости, она возникла относительно недавно. Назовите какую-нибудь недавнюю декаду, и скорее всего, вы тут же представите образ, ее символизирующий (и общий для многих): послевоенный режим строгой экономии 1950-х, свободная любовь 1960-х, банкиры —самая престижная профессия 1980-х. Можно сказать, что книга XX века, написанная в наших умах, аккуратно поделена на главы-декады, из стройного ряда которых слегка выбиваются две мировые войны. Однако на самих разделителях внимание не заостряется – время движется дальше. И разве с наступлением 2000 года, этого судьбоносного поворотного момента, что-нибудь изменилось? В промежутке между последней секундой до полуночи 1999 года и первой секундой 2000 года ничего особенного не произошло. И все-таки даже сейчас, по прошествии десятилетия, в наших умах начинают четче вырисовываться различия между 1990-ми и «нулевыми», между десятилетием растущего оптимизма и процветания после падения Берлинской стены и десятилетием менее радостным, начавшимся с трагедии 11 сентября.
Мы привыкли считать годы десятками. Однако, как свидетельствует историк Доминик Сандбрук, несколько столетий назад в Британии никто декадами не думал – время делили на периоды правления монархов. Конечно, и период правления Ричарда II, и 1920-е годы – условные единицы времени. И чем дальше в прошлом они остаются, тем меньшую роль играют в организации времени в наших умах. Готова поспорить: в вашем представлении время Ричарда II, жившего с 1367 по 1400 годы, поглощено Средними веками. Так и 1920-е годы для поколений далекого будущего поглотятся XX веком. Только представьте: люди в скафандрах едва ли будут различать джентльмена эдвардианской эпохи и молодого человека из тедди-боев[44], как мы едва ли различаем вооружение 1310-х и 1350-х годов. К тому же, они, в свою очередь, могут столкнуться с проблемой – куда поместить 3000 год!
История как книжка-раскраска
Вы наверняка помните, что в моем представлении понедельник – красный. У некоторых разными цветами отмечены десятилетия или столетия, причем, каждый блок совсем не обязательно одного цвета. Кто-то написал, что четные годы представляются ему светлыми, а нечетные – затененными. Для многих провалы в их историческом знании видятся просто темными местами; разноцветные или светлые периоды истории вовсе не несут никакой оценочной нагрузки, связанной с тем или иным периодом. Один слушатель рассказал, что у него Первая мировая война разместилась как раз в ярко освещенном десятилетии. Есть люди, для которых 1940-е – пурпурные, а елизаветинский период – темно-синий. Особенно мне запомнилось описание Кэтрин Херепат, которая увлекается историей:
«Два последних тысячелетия я вижу в столбцах – это похоже на тетрадный лист в линейку, только он повернут. Я будто бы стою на самой вершине XXI века и смотрю вниз – туда, где 2000 год. Будущие столетия плавают невесомыми листиками слева, растянувшись в ряд. Я также вижу людей, строения, события – они расположились столбцами в хронологическом порядке. Когда я думаю о 1805 годе, вижу Трафальгарское сражение, женщин в одеждах той эпохи, известных людей того времени, здания… Столетия с VI по X – ярко-зеленые, Средние века – темного цвета с яркими пятнами красного и синего, а XVI и XVII – коричневые с яркой цветовой палитрой мебели и одежды».
Эти картинки не просто красивые, но и удобные – благодаря им лучше запоминается информация, упорядочиваются тысячи исторических фактов. Эд Кук, рекордсмен по запоминанию, обращается к зрительным образам осознанно. Чтобы запомнить все, записанное в дневнике, он советует каждый день представлять в виде определенного предмета, при этом не повторяясь. Например, если понедельник – машина, то каждому часу понедельника соответствует определенная деталь машины. Назначенные на понедельник дела нужно мысленно поместить в определенные части машины. Скажем, вы представляете себе стоматолога, к которому записались, примостившимся на руле, – этот образ символизирует визит в стоматологическую клинику к 10 часам. А уменьшенная копия вашего начальника, засунутая в переднюю фару, символизирует совещание в 14 часов. Эд Кук намеренно использует зрительные образы, это его стратегия, однако для запоминания тех или иных дел требуется сначала взять что-то за основу. Здесь синестетики имеют преимущество – у них такая основа уже имеется. Перед их мысленным взглядом уже есть готовая картинка, которой они вполне могут воспользоваться, если захотят улучшить свою способность запоминать события во времени. Одна из участниц моего исследования рассказала: ее зрительный образ прошлого здорово помог ей при запоминании дат во время изучения истории и юриспруденции. Впрочем, способность визуализировать время в пространстве годится не только для изучения истории. Некоторые участники написали о том, что умение представлять время в пространстве помогало им строить планы на будущее. Другие, пользуясь яркостью образа времени, запоминали то, что не было связано со временем. Например, четкость картинки месяцев, образующих круг, позволила одной из участниц расположить физические формулы в середине круга, таким образом их запомнив.
Комик Челла Куинт для запоминания своих выступлений использует «пружину времени» – так она это называет. Пружина напоминает «шагающую» пружинку, Слинки, игрушку, изобретенную в 1940-х годах Ричардом Джеймсом, инженером-механиком ВМФ США, попутно с разработкой прибора для измерения мощности. Как-то у него со стола на пол упала пружина, и он заметил, что она словно обрела собственную жизнь. Жена Ричарда придумала игрушке имя – Слинки. Спустя десятилетия Челла Куинт так описывает свое представление времени:
«Я вижу время как спираль, она тянется от меня вперед, в бесконечность, слегка поворачивая кверху, в будущее, и также продолжается бесконечно назад, вниз под углом, уходя в прошлое (мое и всемирное историческое). Год обозначается витком, Новый год – переход от одного витка к другому. Сжимая свой календарь-пружину, я могу вспомнить те или иные события. Если мне надо вспомнить какие-то зимние каникулы, я могу просмотреть все декабри в столбце (когда сжимаю пружину времени, месяцы выстраиваются в столбцы один за другим), пока не дойду до нужного мне года. Свое видение времени в качестве сжатой пружины я не контролирую, я не сжимаю пружину осознанно – это происходит само собой».
Многие синестетики утверждают, что способность видеть время в пространстве помогает им думать быстрее; недавние исследования это подтверждают. Ванкуверский психолог Хизер Манн попросила испытуемых выполнить заковыристую задачку; если хотите, попробуйте и вы.
Назовите вслух месяцы года в обратном порядке по три, начиная с ноября.
Задание непростое, но для кого-то из вас оно окажется легче. В группе с ним лучше всего справились те, у кого перед мысленным взором была «карта» года с четким изображением месяцев. Эти испытуемые называли месяцы гораздо быстрее[45]. Вы возразите: какой прок от таких навыков в жизни? И окажетесь правы. Однако нам часто приходится иметь дело с информацией, связанной со временем, например, высчитывать, сколько дней осталось до срока сдачи работы или до окончания отпуска. И те, кто представляет время в пространстве, справляются с задачей гораздо быстрее.
SNARC-эффект
В психологических исследованиях очень часто используют один тест: на экране компьютера вспыхивает и быстро гаснет цепочка слов, каждое из которых написано определенным цветом. Задача испытуемого довольно простая: как можно быстрее нажать на клавишу, соответствующую цвету того или иного слова. Допустим, «в» соответствует красному, а «з» – синему. Слишком просто? Ничего не говорит психологам? На самом деле тест очень сложный. Положим, на экране мелькнуло слово «дерево». В самом начале участникам дали понять, что смысл слова роли не играет. Важно одно – его цвет. Итак, участники всего-навсего должны как можно быстрее нажать клавишу «в», если увиденная «ватрушка» – красного цвета, и «з», если синего. Оказывается, больные анорексией выполняют этот тест значительно медленнее, чем остальные. Почему? Потому что выполнить задание мешает возникающее при мысли о «ватрушке» беспокойство – оно замедляет реакцию. Но когда такой человек видит слово «комната», он справляется с заданием не хуже других. Подобный тест давно взят на вооружение психологами, он отлично демонстрирует, что скорость отклика на мелькнувшее на экране слово или изображение позволяет судить о мыслях испытуемого; при этом испытуемый не может сознательно повлиять на результат теста.
Что же этот тест в несколько измененном виде может рассказать о пространственной визуализации времени? Марк Прайс из Бергенского университета в Норвегии поставил эксперимент: попросил синестетиков изобразить расположение месяцев года схематически – так, как они это себе представляют. После чего усадил их за компьютер, на экране которого названия месяцев мелькали в произвольном порядке. При этом никакого выделения слов цветом не было. Участники эксперимента должны были при виде месяцев первой половины года нажимать одну клавишу, а при виде месяцев второй – другую. В итоге Прайс обнаружил следующее: если у испытуемого март, например, находится на его карте времени слева, он быстрее нажимает клавишу при виде месяца из первой половины года, если эта клавиша расположена на клавиатуре слева. И этот же участник отреагирует медленнее, если клавиша для месяцев первой половины года расположена справа на клавиатуре. Умозрительная карта времени в момент эксперимента никак не упоминается, поэтому теоретически участники должны реагировать с одинаковой скоростью, независимо от местонахождения клавиши на клавиатуре. Однако они невольно представляют карту времени, и если положение клавиши совпадает с расположением месяца на их личной карте, реагируют быстрее.[46]
Данное открытие получило довольно любопытное название – SNARC-эффект[47], которое, правда, не имеет ничего общего со Снарком, неведомым существом из поэмы Льюиса Кэрролла. Это всего лишь сокращение. Я прошла описанный выше тест в лаборатории экспериментальной психологии Университета Суссекса, которой заведует Джейми Уорд. Результаты оказались поразительными. Хотя разница во времени моего реагирования составляла какие-то миллисекунды, несколько сотен попыток дали четкую картину. Каждый раз, когда соответствующая клавиша для месяцев первой половины года располагалась слева (это правильное расположение на моей умозрительной карте года, то есть там, где у меня находятся январь, февраль и т. д.), я реагировала быстрее. Вы скажете: «Ну конечно, вы же знали, в чем суть». Да, знала. Но на результаты теста это никак не влияло. Все происходило настолько быстро, что даже если бы я захотела скорректировать себя по карте времени, не успела бы.
Все ли мы видим время в пространстве?
Ранее в этой главе я уже упоминала: не все решаются заговорить о том, что видят время. Надеюсь, теперь те из них, кто сейчас читает эту книгу, смело заявят о том, что они – синестетики. Вообще, сама эта способность – полезная, но только в том случае, если вы будете использовать ее в полной мере. Зачем принуждать себя к линейному расположению месяцев в Outlook-планировщике или ежедневнике, если у вас в голове они расположены в виде круга или трехмерной спирали? Гораздо легче запомнить день рождения тещи или дату подачи налоговой декларации, если не идти против своей природы, правда? Так что не чините над собой насилие – нарисуйте собственную карту времени на доске или странице дневника. Так процесс запоминания упростится.
Наверняка вы решили, что мой совет годится только тем 20% людей, которые обладают умением представлять время в пространстве. Однако выяснилось, что все мы в той или иной степени на это способны. И мысль эта не нова. Она существует не одно столетие – еще в 1689 году об этом размышлял Джон Локк, а в XIX веке Уильям Джемс писал о датах, располагающихся в пространстве. Может, они оба были синестетиками? Вим Геверс из Гентского университета обнаружил, что с заданием изобразить на бумаге месяцы справляются даже те, кто не видят время в пространстве[48]. Поэтому я думаю, что на самом деле диапазон способности представлять время в пространстве довольно широк: на одном конце находятся те, кто моментально представляет себе «лесенки» и «пружинки», на другом – те, кто о времени в пространстве ни разу не задумывался, пока их не спросили.
Попробуйте проделать следующее:
Нарисуйте на листе бумаги три окружности, символизирующие прошлое, настоящее и будущее. Вы вольны расположить эти окружности так, как вам вздумается: в любом месте листа, соприкасающимися или нет, разного размера или одинаковыми. Неправильных ответов в этом задании нет.
Пока вы рисуете, расскажу вам о человеке, который этот тест придумал – Томасе Коттле. В 1970-х годах он проводил исследования на тему восприятия времени, и его испытуемыми были военнослужащие ВМФ США – люди, привыкшие следовать инструкции[49]. Им сказали выполнить тест – они его выполнили. Коттл обнаружил, что 60% испытуемых нарисовали три отдельных окружности, причем, будущее было обозначено самой большой, а прошлое – самой маленькой. Мало кто нарисовал накладывающиеся друг на друга окружности, из чего Коттл сделал вывод: люди (в частности военные моряки) чаще всего видят прошлое, настоящее и будущее как отдельные временны'е периоды.
Коттла такой результат не слишком порадовал. Он решил – на мой взгляд, совершенно несправедливо, – что подобное раздробленное видение времени свойственно разве что ребенку. По его мнению, было бы логично, если бы окружности накладывались друг на друга, как круги Эйлера, символизируя связь временны'х периодов между собой и их влияние друг на друга: прошлого – на настоящее, настоящего – на будущее.
Некоторые изображают окружность будущего особенно большой – она символизирует обширную область неизведанного впереди нас. Моя окружность будущего, наоборот, получилась самой маленькой по сравнению с окружностями прошлого и настоящего – я не представляю, что со мной будет в будущем, поэтому в плане информации оно менее наполнено.
Для более глубокого изучения того, как мы воспринимаем время в связи с нашей жизнью и местом в истории, Коттл использовал прямую времени. Начертите горизонтальную линию и поставьте на ней четыре метки, обозначив ими начало вашего личного прошлого, личного будущего, исторического прошлого и исторического будущего, которое наступит с концом вашей жизни. Вот моя прямая времени, хотя повторюсь: нет ни правильного, ни неправильного ответа. Ваша схема может существенно отличаться от моей (а о том, что Томас Коттл сравнит вас с ребенком, и думать забудьте).
У некоторых людей собственная жизнь на прямой времени занимала бо'льшую часть пространства – такое восприятие называется эгоцентрическим (в психологии этот термин никакой личностной оценки не несет). Другим их жизнь виделась коротким отрезком на длинной прямой мирового прошлого и будущего – такое восприятие называют историоцентрическим.
Еще в 1970-х Коттл предположил, что историоцентрический подход подразумевает аскриптивную ориентацию – другими словами, человек считает, что его жизнь определяется именно прошлым, а не личными усилиями. Удачным примером Коттл счел представителей высшего класса, которые свое богатство унаследовали[50]. Ну, и альтернативный пример: историоцентрического взгляда придерживаются те, кто со школы помнит высказывание о невероятной краткости нашей жизни в масштабах истории человечества, не говоря уж об истории планеты. В школе нам рассказывали: если жизнь Земли представить как расстояние от кончика носа до кончика пальца на руке, то, просто подпилив ногти, можно «смахнуть» историю всего человечества. О жизни отдельного человека и говорить не приходится.
Тот факт, что все мы так или иначе изображаем время графически и обладаем ощущением «правильного» представления времени, говорит о том, что каждому из нас в той или иной степени присуще умение соотносить время с пространством. Время трудно осмысливать, сложно воспринимать. Лично я считаю, что какое-никакое ви'дение времени в пространстве облегчает эту задачу. Нам постоянно приходится думать то о прошлом, то о будущем – и представление о том, как эти понятия соотносятся с нашим телом, упрощает саму концепцию времени. Как мы вскоре убедимся, это соотношение влияет даже на метафоры в нашей речи. Или все наоборот: язык влияет на наш способ соотнесения времени с пространством?
Время, пространство и язык
Англоговорящие испытуемые, рисуя на листе бумаги окружности или прямую времени, прошлое всегда располагают слева, а будущее – справа. Наверняка вы даже не задумывались о том, чтобы расположить их наоборот, – такой порядок казался вам естественным, причем независимо от того, видите вы время в пространстве или нет. В ходе других экспериментов с участием набранных случайным образом англоговорящих людей выяснилось, что почти все, кому выдали карточки с надписями «прошлое», «настоящее», «будущее» и попросили расположить их на столе, располагали их друг за другом по горизонтали: «прошлое» – слева, «настоящее» – посередине, «будущее» – справа. Что лежит в основе такой тенденции? Можно ли рассматривать ее как доказательство того, что большинство людей все-таки визуализируют время в пространстве, пусть даже они и не отдают себе в этом отчета?
Серьезные научные исследования показали: в умах англоговорящих испытуемых существует устойчивая ассоциация между словом «прошлое» и положением «по левую руку». При этом они вовсе не думают что-то вроде: «Ну, раз я должен найти для “прошлого” место, расположу его слева». Ассоциацитивный ряд заметно сложнее. Доказательство этому – все тот же тест, основанный на SNARC-эффекте. Если попросить испытуемых нажимать определенную клавишу в левой части клавиатуры при появлении на мониторе слова, соотносимого с прошлым, они выполнят это задание быстрее, чем если бы эта клавиша находилась справа. Получается, «прошлое» и «слева» каким-то образом связаны.
Некоторые ученые объясняют этот феномен направлением хода стрелок в часах. Действительно, стрелки часов движутся из верхнего положения вправо, то есть будущее распложено в правой стороне. Но по прошествии первых 15 секунд эта теория не выдерживает никакой критики, потому как после этого конец секундной стрелки начинает движение влево – время поворачивает вспять, в прошлое! Конечно, следует признать, что через 45 секунд после начала движения стрелка вновь возвращается к движению вправо. Но лишь на 30 секунд. Как видите, мы зашли в тупик. Нужно более убедительное объяснение. Каким, без сомнения, является тот факт, что англоговорящие люди читают слева направо. Само словосочетание «слева направо» служит наглядной иллюстрацией: вы сначала читаете «слева» и только потом – «направо», то есть ставите «слева» раньше во времени, чем «направо». Иными словами, слово «слева» к тому времени, когда вы читаете «направо», оказывается в прошлом. И вот что интересно: в арабском и иврите пишут справа налево. Где в таком случае говорящие на арабском и иврите располагают «прошлое», «настоящее» и «будущее»? «Прошлое» – справа, «настоящее» – посередине, «будущее» – слева, то есть в зеркальном отражении по сравнению с англоговорящими. Тут уже встает вопрос совсем иного масштаба, над решением которого ученые бьются не одно десятилетие, – что первично: язык или мысль? Представляет ли еврей прошлое справа лишь потому, что он пишет справа налево, или же он пишет справа налево потому, что видит прошлое справа?
Лера Бородицки, психолог из Стэнфордского университета, провела любопытные исследования: сравнила, как говорящие на английском и китайском видят время в пространстве[51]. Ощущение времени должно быть универсальным – вот мгновение есть, а вот его уже нет, – оно не зависит от того, где мы живем, на каком языке говорим. Однако способ описания этого ощущения в каждом языке свой. Бородицки выяснила, что и говорящие на английском, и говорящие на китайском, рассуждая о времени в пространстве, прибегают к сравнениям с вертикальными и горизонтальными плоскостями. «Best is ahead»[52] находится в горизонтальной плоскости, «let’s move that meeting up»[53] – в вертикальной. Однако в английском оказалось гораздо больше «горизонтальных» метафор: «put events behind»[54], «look forward to the party at the weekend»[55]. В китайском чаще используются «вертикальные» метафоры: более ранние события обозначаются как «верхние», shang[56], более поздние – как «нижние», xia.[57]
Бородицки вставала рядом с испытуемым, показывала на точку перед ним и спрашивала: «Если эта точка символизирует сегодня, где, по-вашему, располагаются вчера и завтра»? В отличие от компьютерных тестов преимущество этого задания в том, что оно выполняется в трехмерном пространстве. Если человек представляет себя в «коконе времени» (как описывали некоторые испытуемые), то это легко показать. Затем следовали уточняющие вопросы: если точка перед вами символизирует обед, то где, по-вашему, располагаются завтрак и ужин? Если эта же точка – сентябрь, где август и октябрь? Выяснилось, что говорящие по-китайски – неважно, жили они на Тайване или в Калифорнии, – в восемь раз чаще англоговорящих располагали время вертикально, при этом ранние события помещали наверху, поздние – внизу.
Казалось бы, у такого различия есть вполне логичное объяснение. Согласно традиции, китайские иероглифы должны располагаться столбцами и справа налево. Однако в наши дни это не всегда так. Сегодня иероглифы все чаще располагают на странице горизонтально и слева направо. И тем не менее «вертикальное» представление времени преобладает. Даже те китайцы, которым никогда не приходилось читать тексты, записанные согласно традиции, все равно чаще – согласно эксперименту, в семь раз – располагают время в пространстве вертикально.
С одной стороны, выражения типа «время подкралось незаметно» или «время летит» частично объясняются нашим желанием придать языку живость, экспрессию. Мы употребляем их в переносном смысле. И все же то, как мы описываем время, может многое рассказать о нашем ощущении времени. Не в последнюю очередь – о его причудливости и изменчивости.
В большинстве языков – за исключением языка амазонского племени амондава, в котором нет отдельного слова для обозначения времени, – постоянно встречаются отсылки ко времени в категориях пространства или физического расстояния. Мы говорим «длинный отпуск» или «короткое совещание», однако редко выражаемся прямо противоположно, заимствуя язык времени для описания расстояния. Мы говорим «ускоряющееся время», как будто оно – физический объект в пространстве, вроде машины, однако не скажем «улица длиной в четыре минуты». Но как все это проясняет механизм нашего ощущения времени? Используем ли мы соотносимые со временем фразы потому, что они органично встраиваются в структуру предложения, или же такие фразы обусловлены особенностями нашего восприятия времени? Наш способ восприятия времени довольно мудреный, ход времени часто сбивает нас с толку, что находит свое отражение в языке.
Влияют ли на наш способ восприятия времени те слова, которые мы используем? Психолог Даниэль Касасанто сравнил употребление метафор для времени как расстояния и времени как количества в четырех языках. В английском говорится о событии, занимающем длительное время (подразумевается расстояние), в то время как в греческом используется фраза, соотносимая с количеством. В испанском же, подразумевая длительность времени, говорят «mucho tiempo»[58]. Также с помощью Google Касасанто сравнил частоту употребления выражений much time[59] и long time[60]. Оказалось, англичане и французы чаще используют метафоры, подразумевающие расстояние, в то время как греки и испанцы – метафоры, подразумевающие количество[61]. Но самое любопытное в этом исследовании – впереди. Группе из говорящих по-английски и по-гречески дали задания с использованием компьютера; целью было выяснить, влияет ли язык описания времени на их представление о времени. В некоторых заданиях требовалось оценить, сколько времени потребовалось на то, чтобы линия заполнила все поле монитора. В других нужно было определить время, за которое контейнер наполнился водой. Были и задания, сочетавшие в себе два предыдущих. Результаты показали: англоговорящие отвлекались на расстояние, давая ему влиять на оценку времени, говорящие на греческом отвлекались на количество. Однако Касасанто обнаружил, что привязанность людей к метафорам на их родном языке может быть ослаблена – ему удалось обучить англоговорящих испытуемых думать о времени в категориях количества, а не расстояния.
Этот эксперимент может показаться неоднозначным, но что, если язык, на котором вы говорите, действительно влияет на способ обозначения связи между временем и пространством, тем самым меняя ваши суждения о скорости, расстоянии, объеме и длительности? Исследования в данной области начались недавно, но это не мешает нам строить предположения. Могут ли слова, которые мы используем, влиять на наше отношение ко времени как таковому?
Время и пространство вперемешку
Язык – не единственное свидетельство тому, что мы соотносим время с пространством. Да и не просто соотносим – время и пространство у нас смешиваются. Жан Пиаже, основоположник возрастной психологии, исследовал работу детского мозга в разные периоды развития ребенка. В одном эксперименте он использовал два паровоза на параллельных путях; паровозы двигались в течение одного и того же времени, но поскольку один шел быстрее, он останавливался чуть дальше другого. Маленькие дети твердили о том, что первый паровоз ехал дольше. Из чего Пиаже заключил: маленьким детям сложно делать различия между размером, соотносимым с временем, и размером, соотносимым с пространством. Оно и неудивительно – мозг ребенка еще развивается. Однако эксперименты Леры Бородицки говорят о том, что и взрослым в этом плане не намного легче.[62]
Мы хорошо оцениваем расстояние, однако это может исказить оценивание времени. Экран пересекают группы точек, причем, по мере движения расстояние между точками сокращается; под конец их движения нам кажется, что точки перемещаются быстрее, нежели в самом начале, когда расстояние между ними было максимальным. На самом деле их скорость на протяжении всего эксперимента не меняется. Нам трудно воспринять время правильно – в нашу оценку вмешиваются суждения о пространстве.
Нас, людей, можно назвать счастливыми обладателями сложно устроенного мозга, который способен не только совершать подсчеты в нескольких измерениях, но и осознавать при этом свои действия. Однако такая сложная организация мозга может сыграть с ним злую шутку. В нашем случае мозг «спотыкается» именно из-за того, что осознает связь между временем и пространством. «Больше» иногда означает «быстрее», но не всегда. Лев быстрее мыши, но пуля – еще быстрее. В повседневной жизни мы постоянно производим в уме вычисления, связанные со скоростью, временем и расстоянием, например, ловя мяч или переходя через дорогу. А поскольку эти понятия взаимосвязаны, нет ничего удивительного в том, что иногда они у нас в головах путаются. Покажите детям две лампочки и спросите, какая горела дольше – они выберут ту, что ярче. Покажите детям два игрушечных поезда в движении – они скажут, что быстрее едет тот, который больше. Дети усвоили понятие «самый большой», но часто применяют его не к месту. Это возвращает нас к теории, о которой я говорила в предыдущей главе: в нашем мозгу должна быть структура, обеспечивающая восприятие именно длительности, а не времени в целом. Повзрослев, мы делаем меньше подобных ошибок, однако остаточные перекрестные связи между пространством и временем нет-нет, да и дают о себе знать.
Во всей этой истории есть один загадочный момент: наши представления о времени и пространстве лишены симметричности. Покажите испытуемым три лампочки накаливания, расположенные одна за другой. Включите лампочки по очереди и попросите испытуемых определить время между каждым включением. Чем больше будет расстояние между лампочками, тем более длительным покажется им временной отрезок. Данный феномен называется каппа-эффект. Тест с лампочками схож с экспериментом, где группы точек движутся на экране. Задание с лампочками точно также действует и в обратном направлении. Включите лампочки по очереди и попросите испытуемых определить расстояние между ними. Чем быстрее вы будете включать лампочки, тем меньшим покажется расстояние между ними. Этот феномен называется тау-эффект. Мы знаем, что лев большой, а значит, бегает быстро; то же самое происходит и в данном случае – нам непросто игнорировать наши знания о скорости и расстоянии, и мы предполагаем, что «быстрее» значит «ближе». Однако из исследований Бородицки и Касасанто ясно: отношения между пространством и временем несбалансированны. Мы думаем о времени в категориях пространства чаще, нежели о пространстве в категориях времени. Это возвращает нас к разговору о языке и отсутствии в нем выражений вроде «улица длинной в четыре минуты».[63]
Макаки-резусы ведут себя иначе – у них соотношение между восприятием времени в категориях пространства и пространства в категориях времени симметрично[64]. Интересно, это потому, что у них нет языка, или потому, что они чувствуют иначе? Известно, что макаки-резусы не могут научиться бросать мяч как человек. Означает ли это, что им ничего не известно о силе тяжести, времени и расстоянии: чем сильнее мяч запустить, тем дальше он улетит, но и тем больше времени пройдет до момента его приземления? Похоже, время и расстояние (или пространство) ассоциируются в человеческом мозгу уникальным образом. Возможно, те причудливые умозрительные образы десятилетий и дней недели, о которых я рассказывала в начале главы, значат гораздо больше, чем нам кажется. Ведь с их помощью мы проделываем нечто невероятное: представляя время в пространстве, мысленно совершаем путешествие во времени, что недоступно ни одному животному. По собственному желанию мы можем представить следующую неделю или вспомнить о том времени, когда нам было семь лет, а потом снова перенестись обратно. Эту замечательную способность мы обсудим подробнее в главе пятой. На мой взгляд, именно способность представлять время позволяет нам думать о будущем, а также воображать самые невероятные события. Я запросто могу представить – как и вы в любой момент – мышонка, который в канун Нового года летит на Луну верхом на зубной щетке, уворачиваясь по пути от фейерверков. Неизвестно, что за картинки возникают в голове макака-резуса. Уж не остановилось ли его воображение в развитии из-за того, что он не способен представить время в пространстве?
Когда состоится совещание, назначенное на среду?
Механизм соотнесения нами времени и пространства вызывает не только чисто академический интерес – мы испытываем его влияние и в повседневной жизни, в реальном мире.
Все мы, думая о времени, используем понятие пространства, только одни делают это более изощренным способом, нежели другие. Вот вам простой вопрос, ответ на который подчеркивает разницу между тем, как люди «видят» время в пространстве, и делит нас на две группы.
Совещание, назначенное на следующую среду, сдвинули на два дня вперед. В какой день недели оно состоится?
На этот вопрос существуют два ответа, и оба – верные. Однако, к моему удивлению, некоторые, прежде чем ответить, делали оговорку: мол, в подобных вопросах всегда путаются. Было видно, как они борются с собой, чтобы не выдать первый, интуитивный вариант решения этой задачи. На самом деле такие люди имели в виду, что при ответе на подобный вопрос встречали другое мнение, а в создававшейся путанице винили себя. И хотя неверного ответа на этот вопрос быть не может, ваш вариант ответа – понедельник или пятница – способен поведать удивительно много о том, как лично вы рассматриваете течение времени. Если вы, не оглядываясь на других, скажете, что совещание перенесли на понедельник, то выходит, в вашем понимании время движется вам навстречу – подобно непрерывному транспортерному ремню. Вы используете метафору движущегося времени.
Если на ваш взгляд совещание перенесли на пятницу, то в вашем понимании именно вы движетесь вдоль прямой времени навстречу будущему. Вы используете метафору движущегося эго.
Итак, либо вы остаетесь неподвижными, и будущее приближается к вам, либо вы двигаетесь навстречу будущему. То же самое и с Рождеством – одни сами стремительно к нему приходят, для других оно быстро наступает. Вы приблизились к выпускным экзаменам, или экзамены приблизились к вам?
Река времени
Будучи заложником боевиков в секторе Газа, корреспондент BBC Алан Джонстон ярко представлял себе время как реку или море. Он делал это намеренно, чтобы скоротать часы в заключении, когда заняться было нечем и оставалось только думать. Ментальные образы это та стратегия, которой психологи иногда обучают пациентов, помогая им справиться с непростой ситуацией, например, жить с хроническим заболеванием. Однако Алан придумал свой способ преодоления трудностей. Ему не с кем было перекинуться словечком, он понятия не имел о том, когда его освободят, поэтому неудивительно, что иногда у него возникали, как он скромно выразился, «минуты уныния». Но Алан – как и психиатр Виктор Франкл, сидевший в нацистском концлагере, – был твердо убежден: узника можно контролировать во всем, кроме его мыслей. И он решил, что будет сам управлять своим психическим состоянием.
Алану пришелся по душе образ реки – в то время как ничем не заполненные дни и ночи повторялись вновь и вновь по замкнутому кругу, течение реки означало постоянное движение вперед, подразумевая, что однажды все переменится:
«Я воображал себя плывущим в лодке по реке времени. Я знал, что однажды течение куда-нибудь меня принесет. Либо я состарюсь в заточении и умру, либо меня освободят. В любом случае что-нибудь непременно произойдет – я не буду жить так, как сейчас, всегда. Даже если мне суждено состариться в этих четырех стенах, река времени достигнет той точки, когда настанет конец. Будучи гребцом, я должен был периодически посматривать на горизонт, а не глазеть на проплывающий мимо берег, что замедляло ход времени. Я думал о том, что должен направлять лодку в спокойные воды – сохранять ум в спокойствии. Когда я тосковал, чувствуя себя несчастным, и размышлял о мрачных вещах, на реке поднимались волны, течение замедлялось, и приходилось поворачивать лодку туда, где спокойнее, где река времени бежит быстрее, обещая в итоге конец бедственного положения».
Еще до плена Алан читал о путешествии Эрнеста Шеклтона в крошечной спасательной шлюпке после того, как его корабль «Эндьюранс» оказался затерт льдами возле острова Мордвинова и пошел ко дну. Если уж Шеклтону удалось провести утлое суденышко по опасным водам океана и даже уцелеть после шторма, то и Алан выживет в своем «путешествии» взаперти. «Мне пришлось совершить в уме путешествие по бескрайним просторам моря и времени. Шеклтон стремился к маленькому клочку земли вдалеке, за горизонтом, а я стремился к тем мгновениям, которые тоже находились далеко-далеко за горизонтом времени, – к мгновениям свободы».
Он представлял, как плывет по «океану времени» на плоту из воображаемых бревен. Каждое бревнышко символизировало что-то хорошее: на здоровье Алан не жаловался, его не пытали – сектор Газа был тем районом, где пленников часто обменивали.
«Я представил, как связываю эти воображаемые бревна, и получается плот для путешествия по океану времени. Я отчетливо видел на этом плоту себя. Когда падаешь духом, задаешься вопросом: “Как избавиться от этого мрачного состояния?” Начинаешь убеждать себя, что не все так плохо, но с каждым разом доводы действуют все слабее. Ты сам себе возражаешь: “Уж е три месяца прошло, а по-прежнему паршивей некуда”. А тут вместо того, чтобы убеждать себя по второму кругу, представляешь плот – он тебя медленно “вытягивает”. Ты – в океане времени, и этот образ успокаивает. Он глубоко символичен. Порой налетает воображаемый ураган, разметывает плот, и ты барахтаешься в воде, собирая бревна и вновь их связывая. Трудясь, думаешь о том, до чего каждое из бревнышек хорошо… Наконец, залезаешь на плот и снова плывешь. И так много-много раз. Только сейчас я вдруг осознал, что мой способ преодоления невзгод связан со временем».
Алан мысленно видел, как непрерывно движется навстречу будущему; такой образ свойственен многим. Несмотря ни на что, Алан верил – время несет его вперед, в будущее. Это – пример метафоры движущегося эго (и снова повторюсь: «эго» здесь лишено личностной оценки); она противоположна метафоре движущегося времени, когда вы остаетесь неподвижны, а будущее движется вам навстречу. День экзамена становится все ближе, или это вы приближаетесь ко дню экзамена? Вот почему ответ на вопрос о переносе совещания со среды, заданный мной ранее, так показателен. Он дает понять, какая из двух перспектив – ваша. Только еще раз напомню: деления на правильный и неправильный ответ, лучший и худший способ ви'дения времени не существует.
Когда время поворачивает вспять
Свойство времени непрерывно идти вперед давно будоражило умы писателей – они пытались объяснить этот феномен в своих произведениях, придумывая путешествия во времени или даже поворачивая его вспять. В не самом известном романе Льюиса Кэрролла «Сильвия и Бруно» главными героями стали брат с сестрой; иногда они – дети, иногда – эльфы. Натыкаясь на Чужестранские часы, стрелки которых идут вспять, они встречают людей, которые вынимают изо рта кусочки мяса и прилепляют их обратно к бараньей ноге, а та медленно вращается на вертеле, пока не становится снова сырым куском мяса, огонь же постепенно убывает, а потом и вовсе гаснет. Готовившиеся вместе с бараниной картофелины становятся сырыми и возвращаются к садовнику, чтобы тот закопал их обратно в землю, а любая беседа, конечно же, получается бессмысленной. У Мартина Эмиса в «Стреле времени, или Природе преступления» нацистский врач не заражает пациента-еврея болезнью, а вылечивает. Филип Дик в своем романе «Время, назад» заглядывает еще дальше: покойники воскресают и стучат в гробах, умоляя выкопать их. Вызволенные из-под земли, они (их называют «старо рожденные») тут же начинают жить в обратном направлении, молодея. Если раньше они написали книгу, Совет искоренителей делает все, чтобы каждый экземпляр уничтожался в тот самый момент, когда публикуется. Время разматывается назад, старики постепенно становятся детьми, затем младенцами, а потом плодами в женской утробе. Выпирающие животы матерей все уменьшаются, пока, наконец, тех не охватывает всепоглощающее желание сблизиться с избранным мужчиной. Так старорожденные возвращались в своем обратном развитии к моменту зачатия. И прекращали свое существование – как будто их никогда и не было.
Истории эти – фантазия, однако исследования показали: при умелом использовании обыкновенного зеркала можно создать иллюзию повернутого вспять времени, и сделать это гораздо легче, чем представляли себе писатели. Результат эксперимента удивил и самих исследователей – Даниэля Касасанто и Роберта Боттини[65]. Они набрали группу говорящих на голландском языке и дали им все тот же тест – необходимо было нажимать кнопки то справа, то слева, в то время как на экране появлялись разные слова. Как и стоило ожидать от говорящих на языке, который записывается слева направо, при слове, обозначающем прошлое, они быстрее жали на клавишу слева. Затем группе дали выполнить этот же тест, но при этом слова на экране появлялись в зеркальном отражении – люди были вынуждены читать их справа налево. И все изменилось. Направление течения времени в головах испытуемых поменялось на обратное – неожиданно при виде все тех же слов они стали быстрее нажимать на правую клавишу. Вы скажете, что ничего удивительного тут нет. Но уверяю вас – открытие действительно невероятное. И я понимаю, чему ученые так удивились. Исследования в данной области начали проводиться совсем недавно, и практическая польза от сделанного открытия пока неочевидна, однако благодаря ему удалось выяснить, что направление нашего чтения влияет не только на наше мышление, но и на способ визуализации времени.
Вы уверены, что на вопрос о совещании, перенесенном со среды, отвечаете интуитивно, но и здесь не обходится без манипуляций. Ваш ответ зависит даже от того, где вы в тот момент стоите, что делаете. Существуют эксперименты, демонстрирующие легкость, с которой меняется наше восприятие времени в зависимости от того, чем мы в данный момент заняты; Лера Бородицки провела немало исследований в этой области[66]. Она задала испытуемым все тот же вопрос о переносе совещания со среды, однако при этом одна часть испытуемых находилась в пригородном поезде, идущем из Сан-Франциско в Сан-Хосе, другая – в аэропорту, а третья, по традиции проведения психологических тестов, в стенах психологического факультета Стэнфордского университета, в очереди на обед. На этом же факультете Филип Зимбардо проводил свой знаменитый эксперимент, переоборудовав подвальные помещения в тюремные (подробнее об этом эксперименте вы прочитаете в главе пятой; пока же скажу, что видела те камеры-одиночки – они скорее походили на узкие шкафы). Приятно, что Бородицки в своих исследованиях сумела достичь значительных результатов, обойдясь без подобных жестоких мер.
Итак, в качестве ответа на вопрос испытуемые в момент ожидания – неважно, в аэропорту перед посадкой или в очереди за обедом – чаще называли понедельник (метафора движущегося времени). Испытуемые ждали, пока время к ним подойдет, и тогда они смогут начать свое путешествие или приняться за еду. Те испытуемые, кто садились в поезд или должны были сойти с него, а также выходившие из самолета, чаще называли пятницу (метафора движущегося эго). Они уже начали путешествие, и потому чувствовали, что движутся вперед, а не ждут, пока время подойдет к ним.
Такие исследования помогают разобраться в том, как наши ощущения относительно той или иной ситуации влияют на наше восприятие времени и его визуализацию. Во время одного эксперимента испытуемых просили представить событие, которого они либо страшились, например, операцию, либо с нетерпением ждали, например, свадьбу[67]. Если люди ждали события с нетерпением, они чаще представляли, что движутся навстречу ему, если же страшились – оно приближалось к ним. Как мы уже убедились, эмоции и время, вне всяких сомнений, связаны, а пространство – один из факторов, делающих эту связь возможной. Последний эксперимент заставляет меня задуматься: что, если метафора движущегося времени или эго служит отражением пессимистического или оптимистического отношения человека к жизни? Может, те, кто видит себя движущимся навстречу будущему, бо'льшие оптимисты, нежели те, кто считают, что будущее движется навстречу им? Это тема для очередного эксперимента, которую я добавлю в копилку своих будущих исследований.
Благостный понедельник и яростная пятница
Следующее исследование может показаться довольно странным, но наберитесь мужества – потерпите. Мы уже выяснили, что нередко время присутствует в метафорических выражениях, связанных с пространством или расстоянием, и что эмоциональное восприятие событий также имеет особое значение. Но это исследование позволяет заглянуть еще дальше. А в каком направлении – подскажет необычный заголовок: «Благостный понедельник и яростная пятница».[68] Экспериментаторы обратились все к тому же вопросу о перенесении совещания, однако на этот раз их интересовали эмоции испытуемых. Они обнаружили: раздосадованные люди чаще представляют, что это они движутся навстречу времени (их ответом оказывается пятница – они с нетерпением ждут события, которое должно произойти), а не время движется навстречу им (то есть ответ – понедельник, а грядущего событие испытуемые страшатся). Дальше произошло нечто удивительное. Если на экране дни недели были расположены таким образом, что испытуемый, выбирая ответ, склонялся к пятнице, он испытывал другие эмоции. Некоторые участники эксперимента отмечали, что испытывают беспричинное раздражение.
Мы знаем, что отрицательные эмоции – отвращение, страх, ужас – побуждают замкнуться, уйти в себя. Однако гнев – другое дело: вместо того, чтобы убежать, вы испытываете желание напасть. В бешенстве вы можете громко хлопнуть дверью – чтобы не сказать или не сделать того, о чем потом пожалеете. Необходимо совершить над собой усилие, чтобы уйти от источника гнева, а не броситься в наступление. Гнев побуждает атаковать. Авторы исследования «Благостный понедельник» считают: когда мы представляем, будто движемся навстречу будущему, нам кажется, что мы приближаемся к чему-то, что связываем с чувством гнева. Предположение любопытное, однако не уверена, что на данный момент доказательств этому достаточно. Исследователи также предполагают, что если между эмоциями и способом ви'дения времени действительно существует столь тесная связь, у нас появляется еще один способ справиться с состоянием гнева – нужно представить, что не мы приближаемся к времени, а оно – к нам. Конечно, легко сказать, но трудно сделать. И все-таки что будет, если поступить наоборот? Если вы страшитесь экзаменов, которые вот-вот наступят, попробуйте представить, что взяли ситуацию в свои руки и сами решительно двигаетесь к цели. Если, конечно, вам такое под силу.
Из этой главы мы узнали о том, что на наше восприятие времени влияет язык, на котором мы говорим, направление, в котором мы читаем слова, эмоциональное состояние и даже местонахождение. Нашему ощущению времени в пространстве свойственна глубина – благодаря ей мы мысленно перемещаемся во времени. Захотим – представим свою жизнь на пенсии, захотим – вернемся к своему первому дню в школе. Эта способность называется хронестезией; о ней я расскажу подробнее в следующих главах. Невероятная штука – мысленное путешествие во времени отражается даже на нашем теле. Если стоящего человека с завязанными глазами попросить представить свой обычный день четыре года назад, он безотчетно отклонится на несколько миллиметров назад. Если же он попробует представить свой обычный день через четыре года, то наклонится вперед[69]. В данном эксперименте никто из испытуемых ни о чем не догадывался – то есть отклонение тела для них не было очевидным. Нам же ясно одно – время и пространство укоренены в теле.
Даже если кто-то не может видеть эпохи правлений королей и королев причудливо выложенными на столе, все мы в той или иной степени ощущаем время в пространстве: наше тело совершает движения, когда мы думаем о времени; мы располагаем прошлое и будущее относительно собственного тела; нам кажется, что время напоминает реку. Язык помогает понять, как мы осознаем время, и одновременно определяет наши мысли о нем, в очередной раз доказывая – мы сами порождаем собственное восприятие времени. Время не перестает удивлять нас и приводить в замешательство. Мы не можем его записать. Мы не можем его увидеть. Мы не можем его поймать. Но можем так или иначе его вообразить, благодаря чему совершаем манипуляции со временем в голове, проделываем мысленные путешествия во времени. И как раз сейчас мы отправимся назад – в прошлое.
Глава четвертая
Почему с возрастом время ускоряется
Взгляните на этот список событий. Сможете ли вы назвать год и месяц каждого, никуда не подсматривая?
Убийство Джона Леннона
Вступление Маргарет Тэтчер в должность премьер-министра Великобритании
Авария на Чернобыльской АЭС
Смерть Майкла Джексона
Выход в США в прокат фильма «Парк Юрского периода»
Высадка аргентинского десанта на Фолклендские острова
Присяга Моргана Цвангираи в качестве премьер-министра Зимбабве
Ураган «Катрина» над Новым Орлеаном
Убийство Индиры Ганди
Взрыв бомбы в машине возле лондонского магазина «Харродс»
Первые случаи заболевания свиным гриппом в Мексике
Падение Берлинской стены
Свадьба принца Уильяма и Кейт Миддлтон
Взрыв заложенной членами ИРА бомбы в «Гранд-отеле» в Брайтоне
Торжественное вступление Барака Обамы в должность президента США
Гибель принцессы Дианы
Серия взрывов в лондонском метро
Казнь Саддама Хусейна
Завал в чилийской шахте: 33 горняка под землей
Выход первой книги о Гарри Поттере
Ответы – в конце главы. Вообще, вспомнить год легче, чем месяц, и тем не менее, наверняка вы назовете правильно лишь некоторые даты. И это естественно. Однако ошибки, которые вы совершите, свидетельствуют о том, настолько любопытно организовано прошлое в нашей памяти. В этой главе я еще не раз и не два вернусь к списку. Большинство из нас уверено в своей плохой памяти на имена, но проведенное японскими учеными исследование показало: из новостной заметки мы скорее запомним имена, нежели даты[70]. К счастью, подобные испытания на знание дат нам устраивают нечасто, вот мы и не отдаем себе в этом отчета. Возможно, в отношении некоторых событий из списка у вас возникло стойкое ощущение, что они произошли совсем недавно, и вы очень удивились, узнав, как давно это было. Возможно даже, у вас в душе зародилось тревожное ощущение – время как будто сквозь пальцы утекло. Такие ощущения возникают у вас все чаще и чаще? Вы чувствуете, что чем больше вам лет, тем быстрее летит время? Кажется, вы виделись с приятелем каких-то два-три месяца назад, а оказывается, прошел год. Вы в полной уверенности, что дети ваших друзей еще в ползунках разгуливают, а они давно уже в школу ходят. И их быстрое взросление для вас – вечное напоминание о том, что время на месте не стоит.
Ощущение, что с возрастом время ускоряет бег, является одной из величайших загадок, связанных с восприятием времени. В этой главе я расскажу вам, почему в основе такого ощущения – наше восприятие прошлого. А память объяснит некоторые другие курьезы времени. Начну с принципа действия автобиографической памяти, а попутно расскажу о тех, кто сделал целью всей своей жизни запись повседневных событий и испытание памяти. Я освещу различные теории ускорения времени, а в заключение дам свою собственную, которую назвала «парадокс отпуска». Она объясняет, почему в отпуске время пролетает в одно мгновение, и все же по возвращении домой кажется, будто прошла целая вечность; почему для матерей, сидящих с маленькими детьми, дни текут медленно, а годы – быстро.
Нам известно, что время влияет на память. Но и память обусловливает ощущение времени. Ощущением времени в настоящем мы обязаны нашему восприятию прошлого. И в гораздо большей мере, чем может показаться на первый взгляд. Именно память отвечает за такое причудливое свойство времени, как эластичность. Благодаря памяти мы способны не только вернуться по собственному желанию к опыту прошлых лет, но и «осознать» эти мысли – нам свойственно автоноэтическое сознание, то есть знание о самих себе, существующих во времени, – снова пережить ситуацию мысленно, взглянуть на свои воспоминания со стороны, оценивая их точность.
Автобиографическая память
В июле 1969 года британская теннисистка Энн Джонс приняла участие в чемпионате, который стал самым знаменательным в ее спортивной карьере. Выйдя в финал Уимблдонского турнира среди женщин, она играла против Билли-Джин Кинг, на тот момент уже трижды призера, а следовательно, фаворита. И тем не менее, поединок длился три сета; после того как Билли-Джин Кинг при подаче совершила двойную ошибку и проиграла очко, Энн Джонс вышла победителем. Приняв участие в тринадцати Уимблдонских турнирах, она наконец осуществила свою мечту. Принцесса Анна вручила спортсменке приз, и та подняла его высоко над головой. Зрители аплодировали, фотографы спешили запечатлеть исторический момент. Наверняка теннисистка хорошо помнит этот матч – до мельчайших деталей. Однако через сорок лет Энн Джонс в беседе о том Уимблдонском турнире призналась, что помнит соревнование смутно. «Все уверены, что я помню то выступление в подробностях и часто о нем расспрашивают, но спустя много лет я мало что помню. Полуфинал запомнился куда лучше». Теннисистка рассказала, что помнит свои ощущения после победы, помнит, что очень к ней стремилась, но совершенно не помнит, с каким счетом победила. Из BBC ей прислали видеозапись матча, и хотя дети и внуки смотрят ее с интересом, сама Энн Джонс так ни разу и не посмотрела. Очевидно, что даже воспоминания о самых знаменательных событиях личной жизни со временем тускнеют. Бол'ьшая часть того, что мы делаем, забывается. Вот мы говорим, что изучаем память, однако справедливее будет сказать: не память, а процессы забывания. Изо дня в день мы проживаем сотни моментов, которые попросту забываем.
Изучение памяти как таковой занимает огромное место в психологических исследованиях, однако чаще всего изучают либо кратковременную, либо семантическую память. Способности же вспоминать внимания практически не уделяют. Автобиографическую память можно разделить на два типа: эпизодическую память – ее составляют наши личные события или эпизоды из жизни, например, воспоминания о первом дне в новой школе – и семантическую память – это наши знания о собственной жизни и мире в целом, например, фактические знания о школе: в каком городе находилась, сколько учеников было в классе.
Чтобы разобраться в личных воспоминаниях, мы полагаемся на собственное понимание времени. Когда мы рассказываем о событиях из собственной жизни, для нас естественно их связывать, располагать на прямой времени, пояснять, как из одного вытекает другое. Еще в 1885 году философ Жан-Мари Гюйо сказал, что как современные города строятся поверх слоев более ранних цивилизаций – «живой город строится поверх уже уснувшего», – так и настоящее в наших головах перекрывает прошлое слой за слоем. Но как археологи раскапывают под современными постройками римские мозаичные полы, так и вы, если присмотритесь, обнаружите немало «руин» памяти. В момент принятия того или иного решения мы считаем свой выбор независимым от времени, в котором живем, однако с высоты прошедших лет видим: наша личная история вписывается в историю общества того времени. Если вы спросите у тех, кто решился завести ребенка лет в тридцать пять (что по меньшей мере лет на десять позже своих родителей), почему они так затянули, вам сошлются на личные обстоятельства, а вовсе не на тенденции в современном обществе. Скажут, что к двадцати пяти еще не нашли свою вторую половинку, что хотели сначала закончить институт, поездить по миру, состояться в профессии. Никто не станет говорить о повлиявших на их выбор социальных или политических факторах. Но если побеседовать с людьми старшего поколения, станет ясно: детей заводили сразу после двадцати потому, что в то время так было принято. Подобные модели поведения сложно отследить в собственной жизни. Частично – из-за того, что мы верим: наш выбор это только наш выбор, мы не зависим от мнения общества, к которому принадлежим в силу исторических обстоятельств.
Вспомнить все
Во время беседы с Гордоном Беллом вы немного нервничаете. Стоя перед ним, вы знаете, что маленькое черное устройство на груди Белла фотографирует вас каждые двадцать секунд – эти снимки Белл потом разместит на постоянное хранение в объемном архиве, где запечатлен каждый момент его жизни начиная с 1988 года. Белл называет его «Вспомнить все». В его архиве хранятся не только фотографии. Он чего только ни собирает: выписки с банковского счета, электронные письма, тексты, веб-страницы, на которых побывал, сообщения с автоответчика (даже те, где жена просит остановить запись), записи телевизионных программ, которые смотрел, страницы книг, которые читал (Белл нанял помощника, в задачу которого входит скрупулезное сканирование этих страниц). Теоретически можно выбрать любой день из тех, что хранятся в архиве Белла, и «прожить» его: увидеть все, что видел он, прочитать все, что он прочитал. Белл описывает свои способы хранения информации с воодушевлением – он явно в восторге от технологии, позволившей ему выполнить задуманное, и от сложной системы, в соответствии с которой он сохраняет все в цифровом виде. Но невольно закрадывается мысль: а нужно ли это кому? Конечно, Белл создает удивительное хранилище информации о жизни отдельно взятого человека, на поддержание которого тратится масса усилий. Но станет ли кто-нибудь смотреть все это после смерти Гордона? Может, и станет. Может, по прошествии столетий Белл будет кем-то вроде Сэмюэля Пипса[71], хотя подозреваю, что в его «дневнике» сплетен куда как меньше. Впрочем, Белл не одинок, у него есть соперник.
Когда в 2007 году преподобный Роберт Шилдз умер, он оставил после себя девяносто один ящик с отпечатанными на машинке дневниками за двадцать пять лет, в которых его жизнь была запечатлена поминутно. Дневник Шилдза в тридцать раз длиннее дневника Пипса. На его фоне каждодневные измерения физиологических параметров тела, которые Роберт Содерн проделывал на протяжении десятилетий, выглядят короткими, как справка о нетрудоспособности. Преподобный отдавал делу всего себя: ночью каждые два часа просыпался, чтобы записать увиденный сон, с утра, еще в нижнем белье, садился в кабинете у заднего крыльца своего дома в Дейтоне, штат Вашингтон, окруженный шестью электрическими пишущими машинками. Каждая печатная страница состояла из перечня временны'х интервалов с описанием определенных действий: от бритья до проверки конвертов с рекламной рассылкой. Отец Роберта Шилдза в свое время победил в международных соревнованиях по скоропечатанию – он сумел несколько раз напечатать Геттисбергскую речь со скоростью до 222 слов в минуту. Неизвестно, унаследовал ли Роберт талант отца, но даже если это и так, он все равно тратил на дневниковые записи до четырех часов в день. Свой дневник преподобный завещал Вашингтонскому государственному университету с условием, что никто не прочитает его до 2057 года. В дневнике около 38 млн слов; вероятно, это самый объемный дневник в мире. Но сказать наверняка можно будет только в 2057 году, потому как до того времени даже точный подсчет слов не разрешен. В нескольких отрывках, которые были опубликованы, перечислены вещи довольно обыденные. Преподобный меняет лампочки. Смотрит сериал «Она написала убийство» с Анджелой Лэнсбери в главной роли (отмечает, что «…действие в “Убийстве” разворачивается стремительно, события сжаты»). Ест макароны с тертым сыром. Возвращаясь от друзей с коробкой, в которую ему положили то, что осталось от ужина, спотыкается. Записывает количество листов туалетной бумаги, использованных во время посещения туалета. Отмечая процесс мочеиспускания, удивляет разнообразием выражений: «Я опорожнил свой бачок», «Я лил в керамическую чашу, пока она не наполнилась пеной»[72]. Вроде и проза жизни, но почему-то захватывает. Преподобный был уверен, что в будущем историки заинтересуются не только его дневниковыми записями, но и составом ДНК – он предусмотрительно прикрепил к листу клейкой лентой несколько волосков из носа.
Это самая полная автобиография – с такими записями никакая человеческая память не сравнится. Шилдз и Белл решили бороться с зыбкостью памяти, способной уничтожить летопись жизни. Похоже, это стало повальным увлечением – множество людей ведут подробные записи о своей жизни в сетевых дневниках. Правда, Белл настаивает на том, что его электронная память – другое, она гораздо более всеобъемлюща по сравнению с записями в интернет-дневниках. К тому же, любопытны мотивы, которые им движут. Белл работает в компании «Майкрософт» и разъезжает по миру, рассказывая о своем проекте и технологиях, которые применяет, однако неохотно обсуждает возможную практическую пользу проекта. А ведь такой архив может оказаться огромным подспорьем для людей с нарушениями памяти, возникшими, например, в результате черепно-мозговой травмы. Белл утверждает, что его цель – всего лишь показать, что записать жизнь возможно. Он демонстрирует фильмы, которые смонтированы из кадров, снятых с интервалом в двадцать секунд. Кадры напоминают рисунки в блокноте, которыми мы забавлялись в детстве: рисуя человечка, прыгающего с трамплина в воду, на каждой следующей странице изображали его чуть ближе к воде, наконец, он в нее погружался, а на последних страницах – лишь всплеск и рябь. В фильмах Гордона Белла движение по улицам происходит скачкообразно, еда исчезает порциями – возникает ощущение неестественности. И все же это сверхбыстрая съемка. Однако фильмы – лишь иллюстрация, небольшая часть жизни, которую Белл, по его словам, заархивировал целиком и полностью. Впрочем, эти записи он просматривает редко. Как-то коллега поинтересовался у Белла: а не получится ли так: «записал и забыл»? Белл настроен оптимистично – надеется, что однажды кто-нибудь его архивы просмотрит.
В чем же ценность опытов Шилдза и Белла? Они преодолели серьезное ограничение автобиографической памяти – избирательность. Но это палка о двух концах. Возможно, в один прекрасный день все мы обзаведемся цифровой библиотекой собственной жизни и способностью выбрать любой день, который захочется освежить в памяти. Я выберу любое число и просмотрю записи этого дня за все годы – в надежде проследить, как менялся мир или я сама. Вы сможете вновь пережить самые приятные вечеринки, попасть в какой-нибудь из первых дней вашей трудовой деятельности или представить, что у вас Рождество каждый день. Но поступите ли вы так в ущерб новым впечатлениям? Ведь вместо того, чтобы пересматривать уже известное, вы могли бы пережить что-то новое. Сколько супружеских пар возвращаются к записи своей свадебной церемонии больше одного-двух раз? Технология, позволяющая запомнить все, может глубоко затронуть ваше восприятие времени, потому что, как мы убедились, ощущение прошедшего времени проходит через призму автобиографической памяти. Мы полагаемся на эти воспоминания о прошлом гораздо больше, чем думаем, оценивая благодаря им скорость времени в настоящий момент.
Когда время ускоряется
Ошибочное определение года гибели принцессы Дианы или падения Берлинской стены – всего лишь один из признаков того, что течение жизни с возрастом ускоряется. Если вам одиннадцать, и вы на летних каникулах, ничем не заполненная неделя все длится и длится; если же вы взрослый человек и берете неделю отпуска на работе в надежде успеть с мелким ремонтом по дому, то успеваете сделать половину намеченного – и это в лучшем случае, – а недели уже нет как нет. Любой человек в возрасте за тридцать подтвердит: время действительно ускоряется, а временны'е вехи, будь то воскресный вечер или Рождество, каждую неделю или каждый год мелькают все быстрее. Когда в 2001 году стало известно о том, что два десятилетних мальчика, зверски убившие двухлетнего Джейми Балджера, уже достигли совершеннолетия, и пора думать, как быть с ними дальше, эта новость для многих явилась потрясением. Потрясло людей не столько то, что очень скоро убийцы окажутся на свободе, сколько тот факт, что они стали взрослыми, а Джейми Балджер навечно застыл во времени – так и остался двухлетним. Эта пропасть между двумя годами и совершеннолетием поразительна. Сам факт преступления, безусловно, шокирует, но дело не только в этом – новость напомнила о том, что, нравится нам это или нет, время идет своим чередом.
Ощущение того, что с возрастом время ускоряет свой бег, свойственно практически всем взрослым. А вот детям – нет. Помню, как меня, маленькую девочку, раздражало, когда взрослые восторгались тем, как я выросла. Мне их замечания казались слишком очевидными, и потому глупыми. А теперь, хотя и стараюсь при детях от подобных высказываний воздерживаться, вижу: на фоне их быстрого роста время практически летит. Все мы то и дело говорим о том, что время ускоряется. Но привыкнуть к этому не можем. Лично меня это немало удивляет.
Чаще всего данный феномен объясняют с помощью чистой математики. В сорокалетнем возрасте год проходит быстрее, потому что это всего лишь одна сороковая вашей жизни. А в восьмилетнем возрасте пропорция куда как существеннее. Эта теория называется теорией пропорциональности; за годы своего существования она приобрела многочисленных сторонников, в числе которых был писатель Владимир Владимирович Набоков. Считается, что родоначальником теории является живший в XIX веке французский философ Поль Жане. Он писал: «Пускай любой вспомнит свои последние восемь или десять лет в школе – это время подобно столетию. Пусть затем сравнит с ними последние восемь или десять лет своей жизни – это время подобно часу».[73]
Механизм действия автобиографической памяти, вне всяких сомнений, объясняет ускорение времени, но совсем не обязательно через теорию пропорциональности Жане. Вообще-то еще в 1884 году философ и психолог Уильям Джемс написал о том – и я не могу с ним не согласиться, – что эта теория скорее описывает феномен, нежели объясняет его: «Одинаковый отрезок времени по мере нашего старения кажется все короче – то есть, укорачиваются дни, месяцы, годы; происходит ли то же самое с часами, сложно сказать, что же до минут и секунд, то, судя по всему, они остаются прежними». Слабое место теории пропорциональности в том, что она не дает объяснения тому, как мы ощущаем время в любой конкретный момент. Мы не оцениваем один день в контексте всей нашей жизни. А если бы оценивали, то для сорокалетнего каждый отдельный день мелькал бы, составляя всего одну четырнадцатитысячную прожитой жизни. То есть он ничего собой не представлял бы. Но если вам нечего делать, или вы, скажем, застряли в аэропорту, даже если вам сорок, этот день будет все таким же долгим и нудным. Уж точно дольше, чем день ребенка у моря, полный забав и приключений. Если такое объяснение вас не убеждает, и теория пропорциональности, на которой настаивают многие, кажется интуитивно верной, перенеситесь мысленно на неделю назад. Если вы – человек взрослый, в масштабах всей жизни эта единственная неделя будет совершенно незначительной. Но в данный конкретный момент воспоминания о ней окажутся свежими и полными смысла. Через десять лет события этой недели покажутся несущественными, однако сейчас они имеют значение и даже могут повлиять на события следующего месяца. Теория Жане отличается стройностью в плане описания, однако неубедительна в качестве объяснения – просто-напросто потому, что когда мы оцениваем, насколько быстро пролетели ближайшие месяцы или годы, то не берем в расчет всю нашу жизнь. Также теория не учитывает такие факторы, как внимание и эмоции, которые, как мы уже поняли, в большой степени влияют на восприятие времени. Она не объясняет все разнообразие случаев искажения времени. Вынужденное ожидание я уже упоминала. Кроме того, на восприятии времени причудливым образом сказывается отпуск: когда человек возвращается из отпуска, он часто говорит об ощущении, будто дома его не было целую вечность. Если же рассуждать в рамках теории пропорциональности, то эти две недели отпуска по отношению ко всей жизни человека должны ощущаться как отрезок времени совсем непродолжительный, ничем не запоминающийся.
Хорошо, что у теории пропорциональности недостаточно крепкая база, иначе последствия были бы удручающими. Будь теория верна, двадцатилетний человек, которому предстоит дожить до восьмидесяти, к двадцати годам прожил бы половину своей субъективной жизни. Такие результаты получаются из формулы, выведенной Робертом Лемлихом в 1975 году[74]. Он интересовался у людей разного возраста, насколько быстро, по их мнению, проходит время, и обнаружил, что ответы укладываются в формулу, выведенную им из теории пропорциональности. Однако дальнейшие исследования показали: все не так гладко. Согласно теории Лемлиха, для шестидесятилетнего человека время должно проходить в два раза быстрее, чем для него же в пятнадцать лет. Но если спрашивать стариков шестидесяти лет о том, насколько время по сравнению с их пятнадцатилетней юностью движется быстрее, из их ответов следует: всего в 1,58 раза.[75]
Вы наверняка уже заметили слабое место всех этих рассуждений – они основываются на субъективном восприятии времени конкретного человека. А субъективное плохо поддается оценке. И хотя утверждение о том, что с возрастом время ускоряется, общеизвестно, доказать это весьма непросто. Попросите людей оглянуться назад – они непременно скажут, что по сравнению с годами их молодости время течет быстрее. Однако в своих воспоминаниях они основываются на ощущениях многолетней давности. Когда старик семидесяти пяти лет был двадцатипятилетним юношей, никто не интересовался у него, насколько быстро пролетают годы. То есть мы вынуждены полагаться на сравнение ощущений сегодняшней молодежи с ощущениями сегодняшних пожилых. Но что, если меняется не личное восприятие времени по мере старения, а, скорее, сам темп жизни? В наше время и молодежь, и старики соглашаются: время бежит быстро. В ходе проведенного голландскими учеными исследования было опрошено свыше 1500 человек: насколько быстро, по их мнению, прошла предыдущая неделя, месяц, год? Более трех четвертей опрошенных, независимо от возраста, ответили «быстро» и «очень быстро»[76]. Возможно, в детстве, когда вы подчиняетесь воле взрослых, жизнь течет медленнее, и только в пору зрелости она ускоряется. Чем человек старше, тем охотнее он утверждает: да, действительно, последние десять лет промелькнули в мгновение ока. Видимо, дни, месяцы и годы проходят не так быстро, другое дело – десятилетия.
И все-таки, если теория пропорциональности скорее описательная, а не пояснительная, чем объяснить ускоряющиеся десятилетия? Может, предположение и спорное, но ученые в целом склонны объяснять такой феномен особенностями механизма действия автобиографической памяти. Что возвращает нас к списку событий в начале этой главы.
Жизнь через объектив телескопа
Большинство людей при одной только мысли о необходимости вспомнить даты недавних общественно значимых событий впадают в ступор. Однако когда доходит до дела, неплохо справляются. Посмотрите на те события из списка, которые вам не удалось определить правильно: самое интересное в том, что ошибки могут многое сказать о работе памяти. Какого типа ошибки возникали у вас чаще: событие происходило раньше или позже? Неточности в определении дат укладываются в определенные модели, проливая свет на проблему ускорения времени. Возможно, что события, которые произошли как минимум десять лет назад, – например, авария на Чернобыльской АЭС, гибель принцессы Дианы, – показались вам не такими уж и далекими во времени. Эта распространенная ошибка известна как телескопический эффект, то есть субъективное приближение во времени эпизода прошлого. Время при этом словно сжимается, вы будто смотрите на события в телескоп – они кажутся вам ближе, чем на самом деле. Другая ошибка – обратный телескопический эффект, то есть субъективное отдаление во времени эпизода прошлого, – время точно расширяется: вы считаете, что события случились раньше, чем на самом деле. В отношении событий, удаленных во времени, такое случается редко, а вот если речь о неделях – довольно часто. Вам кажется, что вы виделись с приятелем три недели назад, а на самом деле прошло всего две.
Субъективное приближение во времени эпизода прошлого – один из факторов, благодаря которым кажется, что жизнь ускоряет свой бег; чуть позже мы вернемся к вопросу о том, почему так происходит. А пока познакомлю вас с феноменом телескопического эффекта поближе. Самое простое объяснение – гипотезу четкости памяти – предложил психолог Норман Брэдберн в 1987 году. Идея такова: поскольку мы знаем, что со временем воспоминания блекнут, в суждениях о новизне того или иного события мы руководствуемся четкостью воспоминаний. Если воспоминание размыто, мы относим событие к далекому прошлому.
Но вот нас просят вспомнить дату какого-либо общественно значимого события. Может показаться, что чем больше мы об этом событии знаем, тем легче вспомнить, когда оно произошло. Оказывается, нет. Сьюзан Кроли и Линда Принг из Голдсмит-Колледжа Лондонского университета раздали испытуемым разного возраста список событий, похожий на тот, что я составила для вас, но длиннее. Легче всего испытуемые-британцы датировали следующие события, называя правильно и месяц, и год: вступление Маргарет Тэтчер на пост премьер-министра; отставка Маргарет Тэтчер; убийство Джона Леннона; высадка войск на Фолклендские острова; взрыв бомбы в «Гранд-отеле» в Брайтоне; авария на ЧАЭС; убийство израильского премьер-министра Ицхака Рабина; стрельба по ученикам в данблейнской школе; крушение парома в Балтийском море; авиакатастрофа над Локерби; ураган над югом Англии. Удивительно, но количество информации, которой располагал испытуемый, влияло на точность определения даты события лишь в том случае, если событие имело место до рождения испытуемого. События, произошедшие после нашего рождения, мы датируем, не прибегая к дополнительной информации о них[77]. Мы полагаемся на память. Разумеется, особняком стоят те случаи, когда о событии мы не слышали вовсе. Тогда мы обычно считаем, что оно произошло давным-давно, иначе мы о нем знали бы. Список событий в данном исследовании разнился в зависимости от места проведения опроса. Из двух десятков событий, подготовленных для новозеландцев, я слышала лишь о двух, да и то краем уха; жаль, что я никогда не знала о Шреке, баране, который несколько лет прятался от людей, порядком оброс и стал знаменитостью после того, как его обнаружили во время осмотра стада на Южном острове.
Британцам сложнее всего оказалось вспомнить угон и падение в Индийский океан самолета Эфиопских авиалиний в 1996 году. В каждой возрастной группе большинство понятия не имело о том, когда это произошло; они относили угон к далекому прошлому. По сравнению с остальными событиями из списка, которые произошли в этом же году – открытие Евротоннеля, крушение парома в Балтийском море, – про угон я и сама не помню. Но когда я искала информацию о нем, наткнулась на поразительную историю, которая вряд ли забудется. Во время перелета из Аддис-Абебы в Найроби трое молодых людей ворвались в кабину пилотов, крича по внутренней связи о том, что они только что вышли из эфиопской тюрьмы и требуют политического убежища, поскольку из-за своих антиправительственных взглядов опасаются преследований. Они заявили, что с собой у них бомба – потом оказалось, что это была простая бутылка из-под прохладительного напитка, – а этот самолет они выбрали, прочитав в журнальной статье, что самолет такого типа может совершить беспосадочный перелет до самой Австралии. Для них – в самый раз. Однако угонщикам и в голову не пришло, что поскольку перелет по маршруту занимал всего шесть часов, горючего на борту было ровно на это время. Пилоты пытались объяснить это, но угонщики не поверили и настояли на смене курса – на Австралию. Понимая, что до Австралии никак не долететь, пилоты вели самолет вдоль побережья, надеясь совершить экстренную посадку на Коморах. Случай угона не был типичным – в течение четырех часов после захвата кабины пилотов жизнь на борту самолета шла своим чередом, как будто ничего не происходило. Об угонщиках пассажиры знали и даже строили планы о том, как после посадки их обезоружить, но о спорах между угонщиками и пилотами не подозревали. Они по-прежнему ели, пили и даже, что в подобных обстоятельствах совсем уж удивительно, спали.
В момент приближения к Коморам горючее, как и предупреждали пилоты, кончилось. Но посадка была еще возможна, и лайнер пошел на снижение. Как только угонщики заметили, что происходит, они вступили с экипажем в борьбу за управление самолетом. В результате штурман промахнулся мимо посадочной полосы, и самолет упал в прибрежные воды рядом с островом. Этот случай – один из немногих за всю историю авиации, когда такой большой самолет опустился на воду. Только на схемах в инструкции по технике безопасности самолет держится на поверхности воды, а пассажиры тем временем спокойно снимают туфли на каблуках, съезжают по аварийным трапам и свистками привлекают к себе внимание спасателей. На деле же большие самолеты плавучестью не отличаются – тонут моментально. Падая, самолет задел коралловый риф, разломив его. Но даже мелководье не спасло – многие пассажиры погибли. Помимо местного населения, на помощь поспешили нырявшие неподалеку дайверы из числа туристов, однако из 175 пассажиров и членов экипажа 123 погибли. До сих пор эта авария подробно разбирается на занятиях по технике безопасности для летных экипажей: многие из пассажиров, выживших после падения самолета и сумевших надеть спасательные жилеты, совершили роковую ошибку – надули их перед тем, как выбраться из салона. В результате жилеты вытолкнули их вверх, под потолок салона, и когда уровень воды достиг потолка, люди тонули.
Пилот Леул Абате выжил в этой катастрофе и был награжден орденом за мужество. Среди погибших оказался кинооператор и фотожурналист Мохаммед Амин, известный своими снимками Великого эфиопского голода 1983—1985 гг. По стечению обстоятельств, незадолго до катастрофы он стал одним из издателей бортового журнала Эфиопских авиалиний – того самого, номер которого угонщики прочли.
Как я уже писала, случай этот – из ряда вон выходящий, поэтому, скорее всего, прочно отложится в моей памяти. Как наверняка и в вашей. Но осведомленность о событии, которое случилось после нашего рождения, не способствует запоминанию его даты – мы совсем не обязательно будем помнить дату этой авиакатастрофы. В нашей памяти событие не привязано к определенной дате. Тот факт, что очень многие данный случай угона не помнят, свидетельствует об одной из сложностей изучения автобиографической памяти и определения частотности сдвига дат во времени. Вы не можете проверить способность конкретного человека определить дату угона самолета Эфиопских авиалиний, если этот человек никогда о нем не слышал. Кратковременную же память изучать гораздо проще – одинаковый список слов для запоминания можно выдать целой группе испытуемых. И проверить их способности в разных условиях, оценив точность запоминания в баллах. А вот новостные события, хоть и кажутся общеизвестными, таковыми не являются. Если вы никогда не слышали об угоне самолета Эфиопских авиалиний, вы ни за что не вспомните дату, какой бы замечательной ваша память ни была. Альтернативным решением может стать проверка автобиографической памяти испытуемых по их личным событиям. Однако в таком случае возникают два затруднения: во-первых, у каждого – свои воспоминания; во-вторых, их сложно проверить. Помнится, я как-то ходила с дедом на авиашоу; одним из номеров был перелет мотоцикла через несколько двухэтажных автобусов, поставленных в ряд. Номер был гвоздем программы, его смотрели сотни зрителей. Казалось, выполнить такое человеку не под силу – мотоциклист наверняка разобьется. Парень начал разгоняться очень далеко от автобусов; наконец, с ревом подкатил к трамплину и взмыл в небо. Когда мотоцикл оказался в воздухе, публика ахнула – было очевидно, что он не перелетит. Мотоцикл упал на автобусы, соскользнул с крыши и оказался на земле. Врачи «скорой» подбежали к мотоциклисту, но было уже поздно. Парня положили на носилки, накрыв оранжевым покрывалом. Как сейчас помню. Дед не хотел, чтобы мы смотрели, и повел нас к машине. А может, все было совсем не так? Сестра утверждает, что мы пошли вовсе не на авиашоу, а на сельскохозяйственную выставку, и были мы там не с дедом, а с нашим пожилым соседом, и мотоциклист не погиб – он действительно упал, но лишь повредил ногу. Сестра старше меня на четыре года, возможно, она и права, однако из разницы в наших воспоминаниях видно, до чего неблагодарное это дело – оценивать автобиографическую память и ту роль, которую она играет в восприятии времени. Если каждое воспоминание требует проверки, как же понять, кто запоминает лучше, а кто – хуже?
По два предмета в день в течение пяти лет
Психологи кое-что придумали для решения этой проблемы: они спрашивают человека о том, где он был в определенный день, а потом сверяются с его дневниковыми записями или проверяют правильность ответов в беседе с родственниками. Однако одна из исследовательниц попробовала более радикальный метод; подозреваю, Гордон Белл его одобрил бы. Еще в 1972 году у Мэриголд Линтон возникла идея: испытуемый должен записывать все, что с ним происходит, даже самые незначительные события. В таком случае с годами можно будет проверить точность каждого автобиографического воспоминания, его дату. В качестве подопытного кролика для своего исследования Линтон искала человека, который оставался бы постоянно на связи и отличался надежностью. Но что самое важное – был бы готов к ежедневному эксперименту длиной в пять лет. Вслед за многими учеными прошлого она решила, что существует только один такой человек – она сама. Сомневаться в ее ответственности не приходилось – Мэриголд Линтон происходила из племени кахуилья-купеньо, живущем в калифорнийской резервации, и была первой среди соплеменников, кто окончил колледж. Когда Линтон впервые открыла свой табель успеваемости с одними пятерками, она попыталась вернуть его, уверенная, что произошла ошибка. Но даже для нее изучение собственной памяти оказалось задачей куда более сложной, чем она предполагала.[78]
Свое исследование Линтон назвала «По два предмета в день в течение пяти лет», хотя это название отражает лишь первую часть работы. На деле каждый вечер в течение десяти лет Линтон садилась за стол в своем доме в Солт-Лейк-Сити, брала чистую регистрационную карточку размером 15 на 10 см и впечатывала три строки с описанием события, которое произошло с ней в этот день. Над каждым событием она ненадолго задумывалась, оценивая степень его сложности, эмоциональности, важности, информативности; кроме того, Линтон оценивала вероятность обсуждения этого события с другими и его «серийность» (например, одна лекция из двенадцати). На оборотной стороне карточки она писала дату и смешивала ее с другими карточками за данный месяц. Первое число каждого месяца было днем испытаний (как выяснялось, во всех смыслах этого слова) – в этот день Линтон выбирала наугад две карточки из прошлого месяца и пыталась угадать, какое из событий произошло раньше и когда именно; вся процедура проходила с включенным секундомером. Задача состояла в том, чтобы оценить способность определять очередность событий во времени.
Подход Мэриголд Линтон – записывать ежедневные события и потом проверять точность их запоминания – был применен и в группах. Трудность заключалась в том, что эксперимент не позволял оценить автобиографическую память в целом – только ее часть, отдельные события. Среди них неизбежно окажутся события самые незаурядные – понятно, что они останутся в памяти. Итак, избирательность памяти имеет значение: вы едва ли запишете, что уронили письмо, когда подносили его к почтовому ящику, а раз так, впоследствии проверить на этом событии вашу память будет невозможно. И все-таки исследования, основанные на дневниковых записях, пролили некоторый свет на то, какие события мы запоминаем, в каком порядке их выстраиваем и как из этих автобиографических воспоминаний формируется наше ощущение времени, личной биографии.
После испытаний Мэриголд Линтон меняла местами каждую карточку в картотеке – получалось, некоторые события попадались чаще других. Именно эти события она датировала лучше всего – чем чаще воспоминание обсуждалось или служило поводом к размышлению, тем вероятнее вы не только вспомните событие, но и запомните его дату. Классический тому пример – события 11 сентября: их дату мы никогда не забудем, потому что она не только часто упоминается, но и фигурирует в названии события. Что до личных воспоминаний, то логично предположить: лучше запоминается так называемое плохое. Однако Линтон доказала обратное. И опять же, скорее всего, это происходит благодаря повторению в уме. Оконфузившись на людях, мы некоторое время будем переживать, но с годами эмоции поутихнут (хотя сейчас все больше событий – приятных и неприятных – накапливается в социальных сетях, так что в будущем ситуация может измениться).
Феномен носит название эффекта угасания – казалось бы, противоречащая здравому смыслу идея о том, что отрицательные воспоминания со временем выветриваются, а положительные остаются. Идея в том, что обсуждение события из прошлого сказывается на воспоминании об этом событии по-разному: в зависимости от того, приятное было событие или нет. Итак, всякий раз, когда вы говорите о старых добрых временах, вы заново переживаете связанные с ними события и сопровождавшие их приятные эмоции. Однако чем чаще вы вспоминаете неприятные события, – за исключением крайних случаев посттравматического стрессового расстройства, – тем быстрее стираются воспоминания о них. Это позволяет справиться с неприятной ситуацией и жить дальше[79]. Интересно, что победы мы воспринимаем ближе к настоящему, в то время как поражения отодвигаются: время словно щадит наше чувство собственного достоинства.[80]
Проводя эксперименты с использованием дневников, психолог Джон Сковронски просил студентов каждый день записывать одно событие, которое, по их мнению, вряд ли повторится еще раз в течение семестра. Результаты оказались очень любопытными. Сковронски пояснил: одно из преимуществ его работы в том, что в условиях анонимности люди откровенничают, даже если попросить их об обратном. Через два месяца каждому студенту дали по два события, выбранных наугад из их записей и попросили определить, какое произошло раньше, а также назвать число и день недели. У женщин получилось чуть лучше, чем у мужчин, однако в целом в дате испытуемые часто ошибались. Более высокие результаты женщин объяснялись тем, что ведя домашнее хозяйство, они чаще сверяются с календарем. Однако в эксперименте принимали участие молодые девушки – вряд ли к ним это относится. Скорее, в жизни женщины общественных мероприятий больше, в результате чего она лучше запоминает даты. Ожидаемым оказалось то, что чем раньше событие произошло, тем хуже студенты вспоминали его дату; каждая прошедшая неделя влекла ошибку в еще один день. Вспомнить день недели оказалось легче, чем календарную дату, – испытуемый помнил, что дело было во вторник, а вот какого числа, ответить затруднялся. Выходные стояли особняком; если насчет будних дней – понедельник или вторник? – испытуемый еще мог колебаться, то дилеммы «суббота или понедельник?» не возникало.[81]
Похоже, место события во времени имеет для памяти далеко не самое приоритетное значение. Голландский психолог Виллем Вагенаар вел дневник в течение шести лет; он пришел к выводу, что хорошо запоминается информация, которая является ответом на вопросы «что?», «кто?» и «где?», а вот ответ на вопрос «когда?» не существенен[82]. Данное исследование помогает лучше разобраться в феномене телескопического эффекта – ситуации, когда вы думаете, что события произошли позднее, чем на самом деле, – и, что самое важное, прояснить, связан ли он с ощущением ускорения времени, которое возникает с возрастом.
Результаты исследований показали: телескопический эффект возникает при обращении не только к общественно значимым событиям, но и к фактам из личной биографии. При этом несущественно, какие эмоции событие вызывает – приятные или неприятные; Сковронски пришел все к тому же выводу: если событие мы помним плохо, то предполагаем, что оно произошло раньше, чем на самом деле. На первый взгляд, разумно и нисколько не противоречит гипотезе четкости памяти. Мы знаем, что со временем воспоминания стираются, поэтому если человек помнит подробности события плохо, естественным будет предположить, что оно произошло давно. Подобные наблюдения – иногда их называют теориями следов памяти – возникли еще в XIX веке: чем сильнее след памяти того или иного воспоминания, тем ближе во времени это событие кажется. Но эта теория не выдерживает проверки фактами: с личными воспоминаниями дело обстоит несколько иначе – зачастую мы хорошо помним какое-либо событие и можем назвать дату точно, вне зависимости от того, как давно оно произошло. Но лучше всего мы помним события последних четырех месяцев, то есть события недавнего прошлого.
Однако иногда мы все же ошибаемся. И эти случаи стоит учитывать, ведь они влияют не только на результаты какой-нибудь викторины из тех, что любят устраивать в пабах. Данный феномен оказывает влияние даже на формирование политики в сфере общественных интересов. Охват опросников широк – от мер борьбы с асоциальным поведением до страховых выплат. Когда работник из службы изучения общественного мнения обзванивает жителей, он, как правило, интересуется строго определенным временным промежутком. Если работник спрашивает, посещаете ли вы местные досуговые центры, ему вряд ли интересно будет узнать, что как-то в 1999 году вы заглянули в бассейн недалеко от дома, – он спросит вас о посещении досуговых центров в течение последнего года. Таким образом службы изучения общественного мнения получают актуальную информацию. Если органы местного самоуправления проводят опрос на тему эффективности борьбы с преступностью в вашем районе, им неинтересно будет услышать от вас о столкновении с хулиганами пять лет назад. Их интересуют происшествия лишь за последний год. Проблема в том, что люди часто все понимают не так. Принимая участие в опросе на тему преступности в нашем районе, я хотела рассказать, как двое десятилетних мальчишек по дороге из школы домой наставили на меня игрушечный пистолет и крикнули: «Ща мозги вышибем!» (Я не выдумываю, нет! Потому-то хотелось рассказать.) Правда, потом я вспомнила, что дело было года два назад. Обычно запомнившиеся события мы приближаем, так что я невольно могла ввести опрашивавших в заблуждение. А если таких, как я, набралось бы довольно много, сложилось бы ложное впечатление – повышенный уровень преступности в районе.
Иногда похожая ситуация складывается при опросах, которые заказывают страховые компании. Вот нас спрашивают о дорожных происшествиях, участниками которых мы были в последние три года. Отвечая, мы даже подписываем бумаги, в которых подтверждаем достоверность сведений. Но поскольку вспомнить дату события непросто, мы, несмотря на все наши благие намерения, можем сказать неправду. Дорожное происшествие – событие тревожное, исключительное, поэтому можно предположить, что оно надолго останется в памяти. Однако мы уже знаем – неприятные события со временем выветриваются. Потому не стоит удивляться, что зачастую люди напрочь забывают о них. В ходе одного исследования устные свидетельства автовладельцев проверяли по базе данных – вышло, что они забыли около четверти всех дорожных происшествий[83]. Прибавьте к этому еще и влияние телескопического эффекта. Вот и выходит, что многие опросы не отражают действительность. А ведь на их основе формируется политика в сфере общественных интересов. Например, потребность населения в медицинских услугах рассчитывается не только на основе фактических данных о посещениях больными терапевта – самих людей также спрашивают о том, как часто они посещали врача за последние три года. И если каждый по ошибке прибавит пару-тройку походов к врачу, действительная картина окажется в значительной степени искаженной. Например, 200 студентов из Университета Альберты спросили о том, сколько раз они были у врача за последние два месяца. И получилось, что многие посчитали и гораздо более ранние эпизоды[84]. Одна из причин (а есть, конечно же, и другие) того, почему люди посещают стоматолога реже, чем рекомендовано, заключается в том, что каждый раз им кажется, будто они были у него совсем недавно.
Доктор Крис Зед, главный стоматолог на Зимних Олимпийских играх 2010 в Канаде, рассказал мне, что у олимпийцев – первоклассных спортсменов, чье тело должно бы находиться в идеальном состоянии, – оказались на удивление плохие зубы. На время Игр среди медицинского персонала присутствовали семьдесят пять стоматологов – не в последнюю очередь для того, чтобы оказывать помощь при неизбежных травмах, поскольку на крутых виражах спортсмен может за просто повредить челюсть. Но не только поэтому – стоматологи надеялись также добраться наконец до зубов атлетов. Из-за вечных разъездов спортсмены пропускали очередной визит к стоматологу, а поскольку терпеть боль они привыкли, продолжали тренировки с абсцессами, от которых обычный человек давно бы взвыл. И эти семьдесят пять стоматологов ничуть не удивятся, если в следующий раз увидят спортсменов в своих креслах уже в 2014 году, во время Зимних Олимпийских игр в России. Все эти лыжники и конькобежцы, может, и рады бы время от времени проверять свои зубы, но у них очень плотный график, время бежит стремительно. Только в 2014 году, сидя в стоматологическом кресле, они осозна'ют, что не только были в последний раз у стоматолога в 2010 году в Ванкувере, но и что четырех лет как не бывало.
Олимпийские игры для них – своего рода временна'я веха. И лишь тогда они забеспокоятся – ведь с последнего осмотра прошло столько лет. Но именно такие вехи и могут помочь в борьбе с нерегулярными посещениями стоматолога.
Вспомните, со сколькими друзьями вы встретились за последние два месяца.
Велика вероятность, что вы посчитаете также и тех, с кем встречались раньше, но, как вам кажется, виделись недавно. Такое случается сплошь и рядом. Впрочем, ситуация легко поправима. Метод, о котором пойдет речь ниже, позволит точнее определять даты, получать более достоверные результаты опросов. Нужно только изменить формулировку вопроса, задав конкретные временны'е вехи. То есть, вместо «Сколько раз за прошлый год вы посещали врача?» надо спросить: «Сколько раз с Нового года вы посещали врача?» Временна'я веха – в данном случае Новый год – служит надежной привязкой, помогая определить, какие события произошли до того времени, какие – после. Вспоминая события вообще, мы затрачиваем минимальные когнитивные усилия, однако если просят назвать конкретную дату, нам приходится сопоставлять воспоминание с другими вехами, что увеличивает вероятность правильного ответа.
Временны'е метки событий в прошлом
Американец Боб Петрелла – мужчина среднего возраста, работает на телевидении в качестве режиссера-постановщика. И примечателен тем, что помнит все.
Помнит каждый разговор с кем-либо, каждое место, где он когда-либо бывал. Потеряв однажды свой мобильный, он особо не расстроился – все телефонные номера он знает наизусть. А все потому, что Боб Петрелла – один из двадцати человек в мире, у кого диагностирована гипермнезия, или феноменальная автобиографическая память. Гипермнезию открыли случайно – это сделал американский нейробиолог Джеймс Магоф, который занимался изучением памяти. В 2000 году ему позвонила женщина – рассказать о своей проблеме. Магофу к таким звонкам было не привыкать; он терпеливо объяснил женщине, что хотя на его факультете Калифорнийского университета вопросы памяти и изучают, лечением не занимаются. Однако ее случай нельзя было назвать собственно расстройством памяти, скорее наоборот, – она, как выяснилось, вообще ничего не забывала. Заинтересованный Магоф согласился встретиться; при встрече он убедился, что женщина говорила правду. Она помнила абсолютно все. С тех пор было выявлено еще девятнадцать человек с такой редкой способностью, среди них – Боб Петрелла. Даже не думайте спрашивать его о датах известных событий, перечисленных в начале этой главы, – он не только с легкостью их назовет, но и сделает это в обратном порядке. Назовите любую дату, какая на ум придет, – Боб скажет вам, какое событие произошло в этот день. Когда он учился в школе, то сдавал экзамены безо всякого труда, недоумевая, зачем одноклассники зубрят день и ночь. Казалось бы, ему известно все, за исключением того, что его память – исключительная. Джеймс Магоф изучает мозг и генетические характеристики Боба и еще девятерых человек с такими же способностями, пытаясь понять, как им это удается. Он уже обнаружил разницу в строении их серого и белого вещества и надеется со временем пролить свет на процессы запоминания и таким образом помочь тем, кто страдает от нарушений памяти.
Боб помнит дату каждого футбольного матча, который когда-либо смотрел. Он превосходно справляется с точной датировкой любого события, в то время как большинство из нас частенько ошибается – мы вспоминаем даты правильно лишь в десяти процентах случаев. Иногда, чтобы вспомнить, мы прибегаем к реконструкции – связываем воспоминание о событии с другими воспоминаниями того же месяца или года. Бывает, просто-напросто знаем, что эта дата – верная, нам даже не приходится копаться в памяти. А вот как мы это делаем – загадка. По одной из теорий, у нас иног да формируется воспоминание, которое изначально снабжено своего рода временной привязкой. Эта временная метка сообщает нам о том, когда событие произошло; именно ей мы обязаны своими редкими «попаданиями в цель». Однако теория ничего не говорит о том, почему остальные девяносто процентов воспоминаний подобных временных меток не имеют.
Если бы я попросила вас не вспоминать месяц и год каждого события, приведенного в начале главы, а расположить их в хронологическом порядке, задача сильно упростилась бы. А вот для людей с нарушениями в тех зонах головного мозга, которые отвечают за запоминание новой информации, расположение событий прошлого в хронологической последовательности было бы затруднительно. И это – еще одно свидетельство того, что память играет в восприятии времени важнейшую роль. Невропатолог Антонио Дамасио обнаружил, что у больных амнезией временные метки теряются – они не в состоянии определить, в каком десятилетии произошло то или иное событие. Такое нарушение представляет собой серьезную проблему – если мы не можем порождать и хранить воспоминания, мы лишаемся ощущения хронологической последовательности нашей собственной жизни, не представляем своего места в мире. Дамасио по просил здоровых испытуемых расположить личные и общественно значимые события из прошлого на прямой времени; оказалось, в среднем они ошибались на два года. Когда это же самое задание выполняли люди с нарушениями в базальных отделах переднего мозга, ошибка в среднем составляла чуть больше пяти лет. Но вот что самое интересное – те испытуемые, у кого амнезия была вызвана нарушениями в другой зоне мозга, височной доле, помнили события так же плохо, однако временны'е метки у них присутствовали. Это наводит на мысль о том, что в основе запоминания подробностей события и привязки данного воспоминания ко времени лежат разные процессы. Данное предположение совпадает с результатами наблюдений Дамасио за пациентами: те, у кого присутствуют нарушения в базальных отделах переднего мозга, все-таки способны запоминать новую информацию, однако она сохраняется в неправильном порядке.
Пытаясь вспомнить, когда произошли те или иные события, вы можете в одних временны'х рамках определить дату правильно, а с другими потерпеть не удачу. Может, вы понятия не имеете, в каком году событие произошло, но зато уверены, что это была суббота. Память на события не имеет линейной структуры в том смысле, в каком она присуща другим типам памяти. Например, если брать память на лица, то при взгляде на фотографию актера вы можете вспомнить его имя, а можете и не вспомнить, однако, скорее всего, правильно укажете его профессию. Происходит это потому, что его род деятельности имеет в вашей памяти приоритетное значение. Ведь никто не скажет: «Это – Итан Хоук, вот только я не помню, кто он по профессии». Говорят: «Это – какой-то актер, вот только как зовут, не помню». Что до памяти на события, тут все иначе. Возьмем, к примеру, гибель принцессы Дианы. Она стала тем самым ярким, запоминающимся событием, сравнимым по эмоциональному отклику с убийством Кеннеди, при упоминании которого практически каждый вспоминает, что делал в тот момент, когда услышал новость. Точную дату назовут не обязательно, но скорее всего, вспомнят, какой это был день недели: суббота. Большинству стало известно об этом в воскресенье утром, а воскресенье для многих резко выделяется из всей недели, события этого дня лучше запоминаются. Если бы все произошло в будний день, было бы сложнее запомнить, в какой именно. Кроме того, вы лучше запоминаете события, которые произошли в день, имеющий для вас особое значение, – получается, что самое запоминающееся общественно значимое событие – то, которое пересеклось с событием из вашего личного прошлого. Если день смерти Майкла Джексона пришелся на ваш тридцатилетний юбилей, за праздничным столом наверняка обсуждали его смерть, просили поставить его песни – скорее всего, дата навсегда врежется в вашу память.
Итак, вы скорее запомните дату события яркого, чем-то примечательного, затронувшего вас лично, которое вы не раз обсуждали.
Все затряслось
Утром в пятницу 31 января 1986 года покупательница ходила между рядов торгового центра в городке Ментор, штат Огайо, раздумывая, что ей нужно купить. Было 11:48, ничего необычного не происходило.
Однако через минуту необычным стало все: с полок начал падать товар, стойки с одеждой закачались – весь магазин как будто вздрогнул. Женщина не поняла, что случилось. Покупатели кинулись к ближайшему выходу, она тоже побежала, но вдруг получила удар по голове. Ощупав голову, увидела на руках кровь. И только когда заметила под ногами обломки потолочной плитки, догадалась: землетрясение.
По городу вскоре поползли слухи: погибли люди, рухнули дома… На самом деле обошлось без жертв, да и дома остались целы. Землетрясение оказалось сравнительно слабым – всего 4,96 баллов по шкале Рихтера. Помощь потребовалась пятнадцати пострадавшим – кто-то сильно испугался, кто-то переохладился на морозе, маленькой девочке, которую поранило осколком оконного стекла, наложили швы; очень скоро врачи занялись и кровоточащей раной на голове той самой покупательницы. Само землетрясение сильным не было, однако тысячам людей тот день так или иначе запомнился. Кто-то сообщил о происшествии в местное геологическое общество, кто-то оказался в числе эвакуируемых с ближайшей АЭС, кто-то заметил, что вода в колодце стала другого цвета. Бетти, водитель школьного автобуса, рассказала репортеру местной газеты, что повидала на своем веку и торнадо, и потопы, но вот землетрясение – не доводилось. Мэр городка Шэрон видел, как его подчиненные бросились врассыпную, когда стена муниципального здания дала трещину.
Психологи давно используют необычные ситуации, которые в лабораторных условиях не создать, в исследовательских целях. В 1958 году Ричард Грегори, выдающийся специалист в области зрительного восприятия, просматривая газету, наткнулся на сообщение: хирурги провели успешную операцию, вернув зрение человеку, не видевшему в течение пятидесяти лет. Грегори решил, что вот она – прекрасная возможность выяснить, позволяет ли восстановленное зрение видеть сразу, или же мозгу необходимо несколько лет, чтобы научиться разбираться в поступающих к нему зрительных образах. Ученый погрузил в машину кое-какое оборудование и поехал в клинику к пациенту вошедшему позднее в специальную медицинскую литературу под инициалами С. Б. Результаты этого исследования получили широкую известность в научном сообществе (да, для полноценного зрения мы должны именно научиться видеть). Возьмем более современное исследование: Барбаре Фредериксон выпала возможность проверить на психологическую устойчивость студентов через несколько месяцев после событий 11 сентября. Она решила воспользоваться уникальной возможностью и выяснить, как ужасное событие повлияло на оптимистический настрой людей и, соответственно, каким образом оно отразилось на их психологической устойчивости (результаты оказались неожиданными: наиболее устойчивые в психологическом плане люди после событий 11 сентября стали еще бо'льшими оптимистами).[85]
Именно психологу Уильяму Фридману пришла в голову идея воспользоваться землетрясением в городке Ментор с целью изучения восприятия времени. Как я уже говорила, трудность тестирования по датам новостных событий заключается в том, что не обязательно все о нем слышали – взять тот же угон самолета Эфиопских авиалиний, – а если и слышали, то в разное время: с момента события могли пройти часы, дни, месяцы. А вот о землетрясении узнали все жители городка Ментор разом.
Через девять месяцев после землетрясения Фридман разослал каждому служащему из расположенного неподалеку Оберлинского колледжа письма с просьбой написать время, день недели, число, месяц и год землетрясения. Большинство вспомнили время с точностью до часа, однако день недели вызвал большие затруднения[86]. Получается, время в прошлом мы реконструируем, опираясь на всевозможные детали, зацепки, которые отсутствуют в ничем не примечательных буднях. Фридман выяснил, что даже дети четырех лет вспомнили время землетрясения, но лишь шестилетние смогли назвать месяц – примерно в этом возрасте человек начинает воспринимать абстрактные понятия вроде месяца. Иногда мы пытаемся вспомнить дату, припоминая что-либо, относящееся к событию лишь косвенным образом: какая в тот день была погода, что за время суток? Или вычисляем дату, сопоставляя ее с событием, прочно осевшим у нас в мозгу: это случилось до или после Нового года? Можно высчитать год начала военных действий на Фолклендах, вспомнив о том, что как раз в это время правительство возглавляла Маргарет Тэтчер или, скажем, вы тогда еще учились в школе, ходили в колледж. Алекс Фрадера и Джейми Уорд (тот самый, который исследует феномен синестезии) обнаружили: если попросить испытуемых нанести на изображенную на бумаге прямую времени события из их собственной жизни, а затем дополнить ее новостными событиями, они справляются с заданием лучше, чем когда их просят датировать новостные события без соотнесения с личными, неважно, впечатлила их сама новость или нет. К такому способу можно прибегать и осознанно: когда вам необходимо определить дату новостного события, вспомните как можно больше деталей из вашей личной жизни того времени.
Датировать событие можно и с помощью других методов, позволяющих сократить влияние телескопического эффекта; о них я расскажу в главе шестой. Пока же – только один. Когда психолог Джон Грёгер попросил испытуемых назвать все свои автомобильные аварии, люди вспоминали больше аварий в том случае, если шли от прошлого к настоящему, и меньше – если шли от настоящего к прошлому. Элизабет Лофтус, известный психолог и специалист по изучению синдрома ложной памяти, выяснила: точность повышается, если сначала попросить человека вспомнить события на протяжении достаточно длительного отрезка времени, а потом этот отрезок сокращать. Если вы, к примеру, хотите подсчитать, сколько раз за последние полгода были у врача, выберите какое-нибудь значимое для вас лично событие-ориентир, которое произошло примерно год назад, и, отталкиваясь от него, продвигайтесь в своих воспоминаниях к настоящему. А потом снова подсчитайте количество визитов к врачу, сосредоточившись только на последнем полугодии.
Тысяча дней
Вспомнить дату события из личного прошлого гораздо проще, если с момента этого события миновало не более двух месяцев. Исследования подтверждают это снова и снова. Если по вашим ощущениям событие произошло больше двух месяцев назад, на самом деле оно наверняка отстоит во времени чуть дальше, чем вам кажется. Скажем, если вы думаете, что оно произошло полгода назад, смело прибавляйте еще месяц. Если думаете, что произошло восемь лет назад, наверняка на самом деле – не восемь, а девять.
Вспомнить даты общественно значимых событий нам в целом сложнее – возможно, они обрабатываются и хранятся в мозге иначе. В исследованиях то и дело всплывает предельный рубеж – 1000 дней, то есть, грубо говоря, три года. Похоже, три года – временной промежуток, даты в котором мы помним лучше всего. Когда Чак Берри рассказывал мне о том, как падал с вышедшим из строя самолетом-дельтапланом, то предположил, что случилось это три года назад. Однако уверен не был. Чтобы проверить его, я посмотрела записи происшествий за тот период: до точной даты Чаку не хватило каких-то двух недель – в общем и целом он определил дату верно. Теперь, если вы еще раз вернетесь к тому списку событий в начале главы, заметите: вы правильно датировали как раз те события, которые произошли в течение последних трех лет. Это, конечно, лишь среднее значение – нельзя сказать, что правило будет действовать для каждого случая. Тем не менее, если вам кажется, что событие произошло более трех лет назад, прибавьте к этому времени еще немного – чем событие по-вашему дальше, тем больше. Однако если вам кажется, что событие произошло менее трех лет, но более трех месяцев назад, вы, скорее всего, преуменьшили временной отрезок, но отдалили событие – сказалось действие обратного телескопического эффекта. К этому парадоксу я еще вернусь в шестой главе.
Итак, мы уже немного разобрались в том, как располагаем события во времени и что сделать, чтобы вспоминать даты точнее. Но как же быть с главным: почему с возрастом время ускоряется? Объясняется ли ощущение искажения времени телескопическим эффектом? Во-первых, здесь не обошлось без математики. Во многих исследованиях телескопического эффекта испытуемым говорят, что даты, которые их попросят вспомнить, выпадают на определенный временной период, например, последние шесть лет. С точки зрения математики ошибки, которые сделают испытуемые, неизбежно будут стремиться к середине этого временно'го периода. Испытуемые понимают, что не могут назвать дату, отстоящую дальше шести лет, и называют более ранние даты. Это в некоторой степени объясняет телескопический эффект.
Кроме того, имеет значение и возраст. В классическом исследовании Сьюзан Кроли и Линды Принг «Когда госпожа Тэтчер ушла в отставку?», с которого и началась эта глава, список событий раздали испытуемым трех возрастных категорий. Тем, кому от 18 до 21 года, были даны самые удаленные по времени события. Лучше всех справились с заданием испытуемые в возрасте от 35 до 50 лет. Когда они ошибались, это происходило благодаря телескопическому эффекту, то есть субъективному приближению во времени эпизода прошлого. Однако с группой тех, кому было за 60, дело обстояло иначе. Они ошибались чаще, но не из-за телескопического эффекта. У них наблюдалась тенденция относить события дальше по времени (интересно, что психологи прогнозировали такое только для ближайших недель, а вовсе не для таких отдаленных во времени событий, как отставка Маргарет Тэтчер или гибель Джона Леннона)[87]. Самая старшая возрастная группа очень хорошо ориентировалась в датировке таких событий, как осада иранского посольства, которую сняли бойцы Специальной авиационной службы, и катастрофа космического корабля «Челленджер», а вот определяя дату бойни в английском городке Хангерфорд, они ошиблись на шесть с половиной лет, приблизив ее. Может, пожилые люди проявляли к новостям особенный интерес? Или же старики настолько привыкли к тому, что время несется стремительно, а сами они постоянно ошибаются в датах, что невольно перестарались, датируя события слишком далеким прошлым?