Давай познакомимся! Катенина София

Глава двадцать пятая, или Dura lex sed lex[15]

В селенский закон кармы в индийских религиях предполагает, что за любые свои деяния человеку рано или поздно приходится платить. Небесная канцелярия работает как часы: в эмпиреях все цинично просчитано, словно в огромном супермаркете, и пение райских птиц не в состоянии заглушить клацанья костяшек на счетах. В любую погоду и время года долговая квитанция обязательно настигнет тебя — может быть, в следующей жизни, но не исключено, что и прямо сейчас, в зависимости от загруженности службы доставки. Хорошие поступки гарантируют удачу, успех в делах и прямо пропорциональный рост благосостояния. Потратил пятьсот рублей на благотворительность — получай престижную работу в Москва-Сити и корпоративную Mazda. Плохие поступки портят карму. Имеешь в активах развод с супругом — расплачивайся по полной программе неудачами в личной жизни. В моих интересах, чтобы индусы что-нибудь там напутали, иначе любые надежды на благополучное будущее развеются, как дым с подмосковных торфяников. Ведь я, если разобраться, последняя девушка на планете, которая заслужила примерным поведением гладкие и безоблачные любовные отношения. Я придирчива, нетерпелива, разборчива. Я не ценю хорошего к себе отношения. Я снобистка, переменчива и я сама не знаю, что мне надо. Это все говорили мне люди, которые знали меня очень близко и очень хорошо, — мои бывшие. К тридцати годам ты накапливаешь не только соли в суставах и первые триста долларов на пенсионном счету, но и отзывы потребителей в книге жалоб и предложений. И кто знает, может быть, в них содержится конструктивная критика? Наверняка во всем, что происходит со мной сейчас, есть и моя вина.

Один раз мне пришлось расстаться с мужчиной просто из-за того, что он постоянно слушал Высоцкого. Хотя, может быть, это стало последней каплей? В самом деле, вроде бы мелочь, но когда три раза в неделю, садясь в машину, попадаешь на принудительный сольный концерт чужого кумира... В любую погоду, в зной и ветер, утром, днем и вечером — всегда только Высоцкий, и ничего более. Переключаться на другую волну строжайше воспрещалось: по закону, действовавшему на территории его BMW, тот, кто вел машину, и заказывал музыку. Мужчина купил двенадцать дисков. Я продержалась только до третьего... Но если бы на моем месте была серьезная девушка, возможно, она бы смогла дослушать до конца и узнать, чем закончилось дело?

В мире одиноких тридцатилетних женщин все слишком неоднозначно. Здесь царит полная анархия и на первый взгляд вообще отсутствуют внутренние законы. Мы определенно наказаны, и в этом виноват приобретенный жизненный опыт — то, что повергает в восторг юную студентку Института стали и сплавов, не вызовет у нас даже понимающей ухмылки. Мы слишком много пережили, мы слишком сильно страдали, чтобы теперь соглашаться на сомнительные компромиссы. Может быть, поэтому в житейском супермаркете некоторые тридцатилетние напоминают привередливую домохозяйку, которая мечется от полки к полке, расталкивая людей, и пытается отыскать мраморную говядину в отделе уцененных товаров. То, что мы говорим, так отличается от того, что мы делаем, как будто многие из нас не страдают от одиночества, а неторопливо подготавливают базу для карьеры на политической арене. С одной стороны, нам хочется наконец остановиться, с другой — мы расставляем все новые и новые ловушки на пути к собственному счастью.

— Наша работа похожа на игру в «Тэтрис», — любит приговаривать Светлана. — Нужно просто удачно сложить подходящие фигурки.

Жила-была одна фигурка, и была у нее неплохая фигурка. Только все никак не могла она вписаться в строку, и... в конце концов ее выгнали из «Тэтриса»! Как вам такая сказка? Это вполне себе про меня. Казалось бы, что может быть проще? Современной женщине, настроенной на роман, по идее, должен подходить практически любой одинокий мужчина. Какая разница? Они все носят носки, любят пиво и куриные крылышки. К остальным отличиям легко привыкнуть, нужно просто заучить их наизусть, чтобы не потерять своего, к примеру, в толпе футбольных фанатов. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что бал правят малозначительные детали!

Музыка, которую он слушает. Мне встречались любители Визбора, поклонники Сепультуры и даже один ценитель горлового пения народов Тибета.

Спорт, который он обожает. Я пыталась стать фанатом Формулы-1, потом разобраться в боксе... Затем, когда следующий мужчина попробовал рассказать мне историю клуба «Манчестер Юнайтед», я просто вытолкала его за дверь.

Этот «Тэтрис» действительно складывался намного сложнее, чем я могла бы предположить: важным становилось абсолютно все! Пищевые привычки, курение, маниакальное пристрастие к ранним утренним пробуждениям или болезненный интерес к ежедневному минету — чем дальше ты пробираешься по житейскому туннелю, тем меньше шансов встретить мужчину, при взгляде на которого сердце замрет и остановится где-то в животе.

Случайно, совершенно случайно.

Ноги онемеют, и покажется, что ты как будто немного приподнялась над землей.

Захочется немедленно похудеть килограммов на пять. Лучше шесть.

И семь раз переодеться.

Нет, еще раз переодеться.

И тем хуже, когда невозможное случается, но в ответ раздается лишь оглушительная тишина. Ты начинаешь ждать, а он перестает с тобой общаться. Твой телефон из средства связи превращается в изощренную машину для пыток — совершенно исправен, но почему-то не звонит. Ты топишь свое горе в гороховом супе с грудинкой, заедая печаль блинами с вареньем, и чувствуешь, как в твоем одиноком сердце накапливается отчаяние, а в аортах — холестериновые бляшки. Ты словно вновь оказываешься там, в пятом классе, и самый красивый мальчик из параллельного смеется над тобой за дверью. И если в период полового созревания это еще можно было как-то вынести, то теперь все становится совершенно ужасным, а ты вдруг решаешься, и...

— Привет. — И почему его голос кажется мне знакомым? Я и разговаривала-то с ним пару раз за всю свою жизнь. — Почему не звонишь?

— Я... много работала! — Я стараюсь имитировать одновременно и беззаботный голос, и ровное дыхание, стремительными шагами выбегая в коридор из офиса.

— Я уж было думал, что обидел тебя чем-нибудь. У меня сделка только что закрылась, недавно вернулся утренним рейсом в Москву и решил позвонить. Вдруг ты найдешь для меня время, скажем, сегодня?

Какая-то часть меня могла найти для него время и прямо сейчас, уволиться и сбежать из офиса, на ходу срывая с себя одежду. Но сдаваться так поспешно стало бы мгновенным признанием своих пораженческих настроений. Кому интересна женщина, свободная в любой момент? Мне надо было срочно придумать легенду, чтобы во мне тоже появилась какая-то загадка. К примеру, наврать, что сегодня я играю партию в теннис. Однако я не умею играть в теннис, если не считать настольного. Вдруг он позовет меня в следующий раз на корт, и тогда я окончательно опозорюсь? Нужна была отговорка, впрочем, достаточно милая, так как я не хотела полностью отказаться от свидания, но желала лишь выиграть время, на протяжении которого буду сходить с ума, паниковать и выворачивать свой шкаф наизнанку. Затягивать со свиданием тоже нельзя — к концу недели его может перехватить кто-нибудь более решительный. В мире, где царил кризис перепроизводства, холостые симпатичные мужчины попрежнему разлетались, словно горячие пирожки.

— Сегодня я еду к маме, — приврала я. — Но завтра с удовольствием с тобой увижусь!

— Я тогда заберу тебя из офиса, если ты не против? Часов в семь-восемь вечера?

Хорошо, что вечера. А то я могла бы подумать, что речь теперь идет даже не о ланче в «Корчме», а о раннем завтраке в «McDonald’s». Вечер — звучит обнадеживающе! Может быть, со второго раза у нас получится встретиться по-настоящему, как у взрослых людей. Впрочем, все равно выезжать из офиса очень неудобно. Я не хочу опять сидеть нарядная на рабочем месте, чтобы все, включая охранников, знали, что у меня свидание. И да — дома у меня будет шанс перекусить!

— Давай лучше ты заберешь меня из дома? У меня завтра короткий день. — Надеюсь, Марго меня не слышит.

— Хорошо, договорились. Пришли мне адрес эсэмэской и завтра созвонимся. Буду рад тебя увидеть!

Вот так просто, по мановению волшебной палочки, все меняется в один момент. Всего лишь один звонок, разговор ни о чем — и какая разница! Из кармической неудачницы я на глазах превращаюсь в совершенно счастливую девушку со светлым будущим. Правда, он не давал о себе знать очень долго. Так долго, что мне показалось, прошла целая жизнь...

На мгновение я задумалась — какой срок между свиданием и первым звонком следует считать приличным? Как узнать, понравилась ли ты настолько, чтобы мужчина захотел увидеть тебя снова, если он не перезвонил в это самое приличное время? Должно ли оно укладываться в неделю или в исключительных случаях можно подождать подольше? Какие законы приличия вступают в силу в тот момент, когда за нами закрывается дверь? Может быть, мы, женщины, сразу начинаем оценивать, хорошо ли с нами поступили, чтобы сэкономить свои усилия, нервные клетки и оставшуюся веру в людей? Мы поступаем как работодатели, увольняющие сотрудника за прогул. Впрочем, в любом случае все зависит от того, понравилось ли свидание нам. Я с сожалением припомнила один случай, когда один совершенно невзрачный водитель кареты «Скорой помощи», которому я дала телефон в ночном клубе после десятого коктейля, перезвонил через три недели и начал извиняться.

— Привет, детка, прости, я так долго не звонил, ты, наверное, волновалась и места себе не находила, — сообщил он мне.

— Извините, а это кто? — резонно поинтересовалась я.

— Павел, — важно ответил он. Но и это никак не помогло мне вспомнить.

В общем, у нас ничего не вышло.

Но теперь все будет совсем не так. Волшебство подействовало снова: стоило мне только услышать его голос, как жизнь тут же заискрилась яркими, разноцветными огнями, как будто в городе в разгар жаркого лета начался карнавал. Застыв с блаженной улыбкой на губах, я еще долго стояла, глядя на экран телефона. Александр Герштейн. Это было великолепно, волнующе и пугало до мозга костей. Однако в тот момент, когда я уже совсем поверила в то, что моя карма в полном порядке, мне явился знак — неумолимый закон йогов не так просто перебороть. Телефон снова пискнул, и на экране появилось эсэмэс-сообщение: «Между нами все кончено. Извини, но такому парню, как я, нужна подруга поактивней».

Минуту я простояла, в недоумении перечитывая эсэмэс, а потом расхохоталась. Меня, кажется, только что бросили, и кто — маменькин сынок с футбольным шарфиком, танцами и кукурузой. Черт возьми, Аркаша расстался со мной по эсэмэс! Если подумать, такого изощренного цинизма себе не позволяли и более достойные кандидаты. С одной стороны, я была шокирована, с другой — мне стало даже приятно. После того случая на стадионе меня мучило смутное чувство тревоги за Аркашеньку. Наверное, это была совесть. Я переживала, что ненароком подала парню несколько ложных сигналов и слегка перестаралась с поцелуем.

«Я постараюсь пережить этот удар. Желаю тебе счастья!» — отпеленговала я, добавив к сообщению безутешный смайлик.

Мы разошлись, как в море корабли, хотя мне больше нравилось думать, что как яхта и катамаран.

Расставания разной степени тяжести ежеминутно происходили не только внутри Садового кольца, но и далеко за его пределами. И если некоторые воспринимали этот процесс стоически, другим определенно требовалась поддержка.

Американский отпуск Алены подходил к концу, и она боялась даже думать, что скоро вернется в свою обычную жизнь.

Конечно, ей хотелось, чтобы Майк сказал: «Не уезжай, я не могу без тебя жить, давай сначала возьмемся за руки, а потом поедем в Вегас и поженимся за один день». Процедура скоропалительной свадьбы была Алене хорошо известна по любимым голливудским фильмам. Однако Майк почему-то совершенно не торопился вести себя как Ретт Батлер. Он продолжал развлекаться, водить Алену в кино — вел себя так, будто даже не замечал ее нарастающей тревоги.

Голливудская классика научила Алену еще кое-чему: если романтические герои расставались, то непременно надолго. Разлука всегда была необходимым компонентом в развитии драматического действия киноленты. Они должны будут встретиться через десять лет, и у него на висках будет седина, а у нее — только другая прическа и новое платье. Таков был негласный закон кинематографа — только хорошее плюс предсказуемый happy end, чтобы можно было рассчитывать на стабильные кассовые сборы в прокате. На что же нужно было рассчитывать Алене, она не знала, но была уверена в одном — терпеть десять лет в разлуке она не будет.

Они были взрослыми. Взрослыми людьми, и игры между ними не могли продолжаться вечно. Когда же она так влипла? Когда стало неприличным наряжать кукол, выдувать пузыри из жвачки и потребовалось стать серьезной, ответственной личностью, которая должна заботиться о соблюдении правил парковки и своевременном вносе коммунальных платежей? Одолеваемая невеселыми мыслями, Алена побрела купить себе мороженого к открытой витрине на углу. У взрослых людей отняли надежду, но, к счастью, мороженое осталось. Есть его публично разрешалось и в двенадцать, и в сорок, и даже в сто пятьдесят.

— Блин! — ругнулась Алена по-русски: какая-то шустрая старушенция, появившаяся ниоткуда, вдруг шмыгнула перед ней, задев Алену локтем.

— Ой, вы русская? — обратилась к ней старушка. — Какая удача! Можно я отвлеку вас на одну минутку, милая, меня зовут Вера Павловна. — Она обезоруживающе улыбнулась, и Алене стало неудобно за свою невежливость. Все-таки мир вокруг не был таким недружелюбным и хотя бы у палаток с мороженым состоял из приветливых и добрых людей.

Через полчаса они уже болтали, удобно расположившись за круглым столиком в открытом кафе. За мороженым последовали горячие напитки, а за капучино градус разговора неожиданно повысился до стадии «закипаю».

— Я уже неделю здесь обживаюсь и потихоньку учусь понимать, что они говорят, — щебетала Вера Павловна. — Ты не поверишь, но я приехала сюда, чтобы встретиться с любовью всей жизни!

— Ну почему же не поверю, — пролепетала Алена.

— После смерти моего бедного супруга прошло уже пять лет, и одиночество стало невыносимым, — рассказывала Вера Павловна. — Мне даже начало казаться, что я чувствую возраст. Хотя, конечно, это было очень преждевременно. Сынок подсказал решение — Интернет! Он у меня умница, весь в отца. Я разместила анкету, то-се... пошла на курсы английского, ну немного пофлиртовала, не без этого, и вуаля — у меня роман с шефом местной полиции.

— Роман?! — От неожиданности Алена сделала большой глоток обжигающего капучино и теперь сидела выпучив глаза. Она не могла проглотить не только кипяток, но и эту ошеломляющую новость — науке по-прежнему было неизвестно, есть ли жизнь на Марсе, но секс после шестидесяти действительно существовал!

— Безумный! — Вера Павловна возвела к небу неровно подкрашенные глаза. — Сначала мы долго переписывались, я сомневалась, а потом решила — не буду терять времени! И мы решили встретиться. Все оказалось как в моих лучших снах. Скоро мы едем в Альпы, я буду учиться кататься на лыжах. Правда, я немного комплексую — он на семь лет меня младше. Мне шестьдесят два. А ему всего лишь пятьдесят пять! Ты бы его видела, роскошный мужик! И эта форма — у нас таких не делают. Настоящий Коломбо! В постели жеребец... — Последние слова она произнесла многозначительным шепотом. — И любит эксперименты. Ты только посмотри, что он мне пишет! — И она, порывшись в телефоне, сунула Алене под нос эсэмэс-сообщение. — Я теперь постоянно таскаю с собой словарь, купила маленький, но этого даже там нет.

Неудивительно, что с переводом эсэмэски не справился словарь. Это было неприличное сообщение! Очень неприличное сообщение!

Алена, открыв рот, новыми глазами взглянула на Веру Павловну. Старуха куда-то исчезла — перед ней сидела по уши влюбленная женщина, загорелое лицо которой освещала лукавая улыбка счастья. Ее глаза горели, как у девочки, и этот огонь был хорошо знаком Алене. То, что говорила Вера, не было словами бабули, разменявшей седьмой десяток, — скорее это был треп веселой студентки, которая была без ума от нового парня.

— И тогда он сказал мне: «Ну-ка прыгай ко мне, беби!»

Удивительно, но встреча на улицах Нью-Йорка с Верой, шестидесятидвухлетней вдовой из Питера, стала самым прекрасным событием, которое произошло с Аленой за долгое-долгое время. Никакие материальные блага не могли сравниться с тем, что ей удалось приобрести за несколько часов, которые она провела с Верой Павловной в уличном кафе, составляя неприличные ответы на эсэмэс от игривого шефа полиции. Как будто она играла в DOOM, и ее пристрелили уродливые монстрымутанты, но игра выдала ей новую жизнь: горизонты, которые отмеряла себе Алена, раздвинулись до необозримых далей. У нее был свой маяк: Вера Павловна, персональная статуя Свободы — свободы от предрассудков, навязанных общественной моралью, и ограничений, которые диктует здравый смысл. Впереди было столько прекрасного, не тупик, но длинная дорога, целая жизнь, полная не только секса, любви и неожиданных встреч, но и неожиданно вернувшейся к Алене веры в себя!

Глава двадцать шестая, или Огонь, вода и блинчики с малиной

В большом городе, таком как Москва, аномальная летняя жара быстро превращается в стихийное бедствие. Спастись можно, нырнув в фонтан, обложившись льдом в специальных пакетиках или заказав столик в Kinki — дорогом ресторане, где подавали суши и другие признанные хиты пан азиатской кухни. Здесь хорошо работали кондиционеры, но при ближайшем рассмотрении оказывалось, что и тут не обходилось без жара.

На открытом глазам посетителей японском гриле раскаленные угли обжигали нарезанное кусочками мясо.

Неугасимым огнем сияли глаза Александра.

И в дополнение ко всему мой рот пылал от невероятно острого перца чили, которым была украшена черная треска. Прошло всего лишь полчаса нашего свидания, а я уже умудрилась проглотить коварную пряность. Теперь же мне приходилось выдавать стоящие в глазах слезы за издержки сентиментального нрава.

В целом же, не считая досадного инцидента с перцем, наш вечерний ужин проходил прекрасно: я была счастлива уже тем, что он вообще состоялся. Ничего не перенеслось, не сорвалось, не отменилось, никто не опоздал и не захворал, и в назначенное время я аккуратно спустилась на высоких каблуках со ступенек и забралась на переднее сидение Jaguar, чтобы наконец-то встретиться с самым привлекательным мужчиной нашего города в ресторане за ужином, который демонстрировал его заинтересованность в продолжении отношений.

Чертов перец!

— Если бы в детстве мне кто-нибудь сказал, что я буду есть сырую рыбу, я бы ему не поверил, — улыбнулся Александр. — Я и жареную-то ел с трудом. Только ту, что мне готовил дед.

— Он у тебя рыбачил?

— Был страстным рыбаком. Мог сидеть с удочкой на берегу любой лужи часами. И даже самую маленькую рыбку всегда потрошил и жарил. Вот ее я мог есть.

— А я любила глазированные сырки, — вспомнила я. — Они стоили...

— Десять копеек! Но я родился в Новосибирске, там они продавались только в детском кафе «Космос», да и то очень редко. У меня была копилка в бутылке из-под шампанского...

— Зелененькой такой?

— Да!

— У меня тоже! Туда помещались только десятикопеечные монетки. Мама их собирала, а я вытряхивала. Сырки стоили десять, а мое любимое мороженое — двадцать восемь, — развеселилась я. Это было прекрасное время: однажды мне повезло, и я нашла по дороге в школу три рубля на асфальте.

— Были еще пирожные с кремом за двадцать две копейки, — мечтательно вспоминал Алекс, — и жевательная резинка «Дональд» за рубль!

— А в девяностых появилась «Турбо» с машинками, и мне мама привезла целый пакет из Польши, — вспомнилось мне.

Он сидел совсем рядом — и неожиданно начал казаться мне таким... родным. Сентиментальная половина меня была в полном восторге, в то время как чувство самосохранения призывало задать вопрос, лежащий в стороне от обсуждения общего для нас с Алексом советского детства. Мне надо было сформулировать свои сомнения деликатно и дипломатично и ни в коем случае не опускаться до лобовой атаки.

— Скажи, пожалуйста, а та девушка, ну... С которой ты... с которой вы... с которой я видела тебя на стадионе... она кто?

Слезы, стоявшие в глазах от чили, все-таки отделились и медленно поползли по щекам. Это были всего лишь две предательские слезинки, и я попыталась незаметно вытереть их салфеткой.

— Хммм... — Герштейн пристально посмотрел на меня и выдержал паузу, улыбаясь кончиками губ. — Вот почему ты даже ничего не ешь!

При этих словах я рефлекторно вздрогнула и уставилась на Алекса. Неужели старый грешок настиг меня — и сейчас мне припомнят неожиданный приступ булимии в «Корчме»?

— Я на диете, — пискнула я и схватила бокал с водой. Перец нужно было чем-то срочно тушить.

— Зря! По-моему, нет ничего соблазнительнее, чем девушка с хорошим аппетитом, — лукаво улыбнулся Алекс. — Очень странно себя чувствую, когда сижу напротив девушки, которая возит по тарелке одинокий салатный лист. Мне кажется, таких в последнее время стало слишком много.

— Так как ты сказал ее зовут? — улыбалась я.

— Лана. — Он, по-моему, специально тянул время, как будто наслаждался игрой эмоций на моем лице. — Ее зовут Лана. Это моя приятельница, когда-то мы жили вместе, а сейчас просто дружим. У нее прекрасный бойфренд. Из Бразилии.

«Где так много диких обезьян», — подумала я. А вслух спросила:

— А почему расстались?

Любопытство пересилило благоразумие, но я должна была выяснить: вдруг красавица бросила его и он теперь будет предан ей по гроб моей жизни?

— Разные люди, — чуть задумавшись, произнес Алекс. — Совсем разные. Я люблю радоваться простым вещам.

— Например? — улыбнулась я. Расспросы о бывших нужно было немедленно сворачивать.

— Вкусной еде, приятной компании, — пожал плечами Алекс, — люблю, когда горит огонь, и на воду могу смотреть бесконечно. Я простой человек.

Это было удивительно, удивительно и прекрасно. Он говорил как нормальный! Здесь, в дорогом ресторане, сидел мужчина, в которого я непостижимым образом могла бы влюбиться и в тринадцать, и в двадцать пять. Еще бы, ведь, по его рассказам, в девятом классе он ходил с магнитофоном «Весна» на плече и пел песни Виктора Цоя, а теперь приглашает девушек на свидания в рестораны, где хорошо готовят. Кто бы устоял?

Через час и несколько бокалов розового вина мне стало только хуже. Огонь переместился в другие, более отдаленные места моего туловища. Алекс рассказывал истории из своего прошлого, байки о друзьях, о городах, в которых побывал; я же чувствовала себя Жанной Д’Арк, медленно поджаривающейся на костре собственных предрассудков. С одной стороны, я безумно хотела поехать к нему — будь что будет, я просто хотела этого. С другой стороны, хоть я уже и не была способна рассуждать трезво, я понимала, что даже у очень простого человека вполне могли сложиться собственные предположения на тему логического продолжения этого вечера. Может быть, у него другие планы и дома его ожидает новая длинноногая фея? В конце концов, нервно поглядывая в карту десертов, я заказала охлаждающее мороженое с мятой. Я съем его, ко мне наконец вернутся остатки здравого смысла, а решение дилеммы оставлю на промысел судьбы.

И стоило мне только подумать так, как телефон в сумке отчаянно завибрировал. Судя по тому, что звонок был очень настойчивым, это была она.

— Доча, ну куда ты пропала?! — Голос у мамы был встревоженным. — Я тебе звоню-звоню, а ты не берешь!

— Извини, пожалуйста, — пробормотала я Алексу. — Мне надо ответить. Привет, я тут слегка занята, — заговорила я в трубку твердым голосом, тщательно избегая слова «мама».

— Срочно дуй домой! У кого-то прорвало трубу в твоем подъезде, мне звонила соседка снизу, у нее льет как из ведра, и сверху тоже вода!

Стоило мне вспомнить о судьбе — и она разверзла передо мной потаенные шлюзы своих щедрот. Что и говорить, это была прекрасная новость. Кажется, вопрос о продолжении вечера решился сам собой. Мне нужно было спасать Зигмунда, а заодно и свою подмоченную репутацию. Черт, а я чуть было не напросилась к Алексу в гости!

— Что случилось? — встревоженно произнес Александр, заметивший, что мое лицо вытянулось.

Врать после нескольких бокалов розового вина оказалось слишком сложно.

— Прорвало... трубу! — запинаясь, выдавила я. — Мне нужно срочно ехать домой.

— У тебя там кто-нибудь есть? — быстро спросил Алекс. — Ну в смысле...

— Только Зигмунд, — выдохнула я. — Мой йорк, — добавила я, видя, как дернулись его губы.

— Тогда я прошу счет и еду тебе помогать, — твердым голосом заявил Александр. — И даже не думай, что я отстану!

Я уже ни о чем не думала. Мне хотелось провалиться сквозь землю.

Так приятно проведенный вечер плавно превратился в настоящий ночной кошмар: я, он, мокрая собака, воющая на спинке дивана, плавающие в воде тапочки и ... два алюминиевых таза, в которые мы с Александром огромными тряпками собирали грязную воду. Алекс за ужином произнес, что может смотреть на воду бесконечно — в этом плане мне, кажется, было что ему показать. Здесь ее было в избытке. С потолка и из углов продолжало прибывать. Во всем доме никто не спал и в целом царила неожиданно активная ночная жизнь. По лестницам с топотом и матюками бегали жильцы, под окнами гудели машины со специалистами. После третьего таза я выдохнула, и моя неловкость куда-то исчезла; после десятого стало понятно, что в списки пострадавших нужно внести не только мое самолюбие, но и светлый костюм Герштейна.

— Ну и как ты здесь будешь ночевать? — насмешливо спросил Алекс, оглядывая затопленную квартиру. Мы выгребли уже довольно много желтоватой, пахнущей горячим железом воды, однако по квартире все равно хотелось ходить в галошах, с освежителем воздуха и большим промышленным феном.

— Ничего страшного. — Кажется, сейчас я не на шутку перепугалась. Нет уж, отправиться в какое-нибудь его идеальное жилище вот так, с перемазанными руками, в платье с пятнами? Лучше пусть меня зальет по горло и я погибну с честью, как княжна Тараканова.

— У тебя воду отключили. — Алекс отправился в ванную и кричал оттуда. — Ни холодной, ни горячей. Ты даже душ принять не сможешь.

Он подошел ко мне, мокрый, взлохмаченный, пахнущий тиной. Абсолютно идеальный.

— Возьми вещи на завтра и своего Тузика, — строго приказал Герштейн, игнорируя мой влюбленный взгляд. — Мы сходим на сушу!

«Тузик» стоял на диване, виляя хвостом, и держал в зубах поводок.

Мы выбрались с тонущего корабля и сели в машину, а потом Алекс достал ключи и открыл тяжелую железную дверь своей квартиры. К счастью, консьерж уже крепко спал, и мне удалось прошмыгнуть в подъезд высокого сталинского дома на Кутузовском проспекте совершенно незамеченной.

Внутри все было приблизительно так, как я и предполагала, когда думала о Герштейне: чистые линии скандинавского дизайна, просторная студия — результат серьезной перепланировки двух квартир эпохи строительства коммунизма. Первым в квартиру конечно же ворвался Зигмунд.

— Фрейд, — строго прикрикнула я, — место!

— Откуда он знает, где тут место, не нервируй пса, — добродушно буркнул Алекс и исчез в недрах квартиры. — Вот тебе тапочки, полотенце и халат, а там душ. — И в моих руках оказалась большая стопка чего-то мягкого, ароматного и махрового.

— Спасибо, — просияла я, с радостью ухватившись за предоставленную возможность побыть наедине со своими пестрыми мыслями.

В огромной белой ванной было все, что нужно девушке для счастья: джакузи, большая душевая кабинка, огромное зеркало и... полное отсутствие намеков на то, что здесь когда-нибудь были девушки! Я повернула замок на двери и немедленно начала обыск. Ничего подозрительного: ни припрятанных тампонов в нижнем шкафчике, ни помады, ни пудры, ни даже увлажняющего крема. Гель для душа и тот был в черной упаковке и носил обезоруживающее название «For men». Вскоре я пахла Nivea: стерев с лица остатки косметики, я почти распрощалась с безумием сегодняшнего дня. И внезапно почувствовала, как сильно устала.

— Посмотри телевизор, я сейчас тоже в душ, а потом могу сварить тебе кофе, — улыбнулся Алекс, увидев, что я нерешительно топчусь у двери в комнату, завернутая в огромный белый халат. — Садись.

Я шлепнулась на мягкий диван перед огромным экраном, прислонилась к спинке и, опустив руку вниз, почесала за ухом свернувшегося калачиком Зигмунда. Я чувствовала себя странно, очень странно. Мне было приятно, что Герштейн вызвался меня спасти, мне было уютно, словно я уже была здесь, и мне неодолимо хотелось спать. Так, под шум воды, доносившийся из-за закрытой двери ванной, я провалилась в сон.

Проснулась я от запаха кофе, который приятно щекотал ноздри. Солнце, заливавшее квартиру, было первым, что бросилось мне в глаза. Вторым же была подушка, которая точно не присутствовала на диване вечером, когда я засыпала.

Я лежала там же, но кто-то заботливо накрыл меня пледом. Этот же кто-то сейчас осторожно гремел на кухне. По квартире разносился уютный запах чего-то, напоминающего свежие ванильные булочки.

— Привет. — Я осторожно попробовала голос. — Я сейчас! — И я бросилась в ванную, схватив пакет со своей одеждой.

— Доброе утро, Катюша, — весело отозвался Алекс. — Выходи завтракать.

Через десять минут я чувствовала себя уже немного уверенней, надев свое платье вместо банного халата. Я на цыпочках двинулась в сторону кухни.

Алекс стоял около кухонного островка, умелым движением переворачивая на сковородке маленькие, круглые, пухлые блинчики. На губах его играла уже знакомая мне лукавая улыбка. Кажется, он прекрасно понимал, какое впечатление на меня производят его манипуляции.

— Ух ты, — наконец выдохнула я, — а я готовить не умею.

— Я тебя научу, — улыбнулся Алекс, — а пока садись.

Передо мной стояла большая белая тарелка с румяными блинчиками и свежей малиной, которую Герштейн посыпал сверху сахарной пудрой. Никогда еще ни один мужчина не готовил для меня завтрак. Некоторые могли заказать пиццу, но почему-то о них сейчас вспоминать не хотелось.

Что это было? Очарование сильного, мужественного человека, который заботится обо мне и моей собаке, или благодарность, выплеснувшаяся через край? Я не знаю, только вдруг я подошла к Алексу и поцеловала его.

Так просто.

Сама.

И как только мои губы коснулись его и я почувствовала аромат малины, что-то случилось. Кому-нибудь могло показаться, я всего лишь сделала несколько неуверенных шагов вокруг стола, но этим я не ограничилась.

— Давай познакомимся? — прошептал он.

Я очень, очень сильно опоздала на работу в этот день.

Меня ругала Светлана, а потом Марго, и опять Светлана...

Меня ругали все, и, наверное, порицал весь мир.

Но больше меня это почему-то не волновало.

Глава двадцать седьмая, или Мои клиенты, мои друзья

Иногда мне кажется, что во всем, что происходит с людьми, есть какая-то едва уловимая предопределенность. И что бы ты ни делал, как бы ни пытался изменить положенный ход вещей — все происходит по заранее намеченному плану. Кто автор рисунка на невидимой канве? Одно я знаю наверняка — это уж точно не управляющий состав нашего маленького брачного агентства.

Если бы можно было заглянуть под крыши московских домов и увидеть начинку житейского пирога, мы были бы поражены количеством лишних движений, которые совершаем. Здесь, как в огромном муравейнике, люди встречаются, влюбляются, ненавидят друг друга, женятся, разводятся и женятся вновь, но иногда в этом бесконечном движении наступает маленькая остановка. Просто приходится замереть на миг, подождать своей очереди, подумать, что происходит, перед тем как снова с головой погрузиться в кипучие, неудержимые, сложные и разнообразные чувства. Как будто ты пассажир, спешащий на самолет, — и вдруг, пробежав по переполненному аэропорту, ты попадаешь в зал ожидания, потому что рейс задержан по невыясненным причинам. Можно провести здесь час, два, а можно годами вглядываться во взлетную полосу, с которой каждую минуту, ночью, утром, вечером и днем, стартуют, мигая красными огнями, бесконечные чужие самолеты. Но в один момент — и кто знает, может быть, через много лет все так же можно будет без особого преувеличения назвать этот момент прекрасным? — тебя обязательно позовут на борт, а рядом, в соседнем кресле, по чистой случайности, и никак иначе, окажется именно тот, кто нужен.

В чем же тогда заключается скромная роль рядового сотрудника брачного агентства? Может быть, наши услуги не имеют никакого смысла, и помогать человеку встретиться с неминуемым вовсе не нужно, а стоит лишь посоветовать ему запастись терпением, купить парочку журналов, не паниковать почем зря и обязательно забронировать место у окна?

Я уже два года перебираю толстые папки, в которых аккуратно сложены деликатные тайны десятков одиноких мужчин и сотен одиноких женщин. Но до сих пор не могу дать однозначного ответа на этот вопрос. Кто я — игрушка в руках судьбы или глупышка, пытающаяся бороться с ветряными мельницами? Сейчас у нас в агентстве примерно пятнадцать клиентов. И один из них уже страшно недоволен нашим сервисом. Всетаки как ни крути, но даже самыми шустрыми профессионалами управляет Его Величество Случай. Иногда Марго и Светлана с ним заодно, но бывает, что все усилия агентства ни к чему не приводят. Далеко не все истории моих клиентов заканчиваются хеппи-эндом, а некоторые тянутся годами. Но, наверное, не будет преувеличением сказать, что я знаю точно, как приблизить счастливую развязку. Это маленький секрет.

Нужно подружиться с собой.

Понять, что именно тебе нужно.

Выбрать свой рейс.

И не бояться взлететь.

Все это стало так очевидно мне сейчас, когда я каждое утро просыпаюсь не от восьмого звонка будильника на телефоне, а от нежного поцелуя моего Сашки. Мы тут выяснили, что его так зовут друзья и домашние, а вовсе никаким не Алексом. Да, и у нас, кажется, все более-менее налажено.

Удивительно, как многое в моей жизни изменилось теперь. Мне даже страшно заглядывать в некоторые моменты своего прошлого — настолько там безлюдно, холодно и пусто, словно в старом чулане, набитом жутковатыми музейными редкостями. И хотя счастливое время ускоряет ход, я перестала бояться его шагов. Мне кажется — нет, в этом я абсолютно уверена, — что я его наконец приручила.

Это мое время. Каждая секунда.

И знаете, что еще я поняла? Когда ты находишь его, ну, того самого... все неожиданно становится очень просто.

Ну да что я все о себе да о себе.

Прошло только несколько месяцев, а город уже не узнать. В Москве скоро начнется сезон предновогодних распродаж, все куда-то бегут, суетятся, правда, снега все нет. Интересно, какая погода в Нью-Йорке? Нужно будет позвонить Аленке по Skype. Она опять пропадает в Америке — и к Новому году обещала привезти к нам на смотрины своего сказочного заморского принца, который почему-то время от времени отлеживается в кардиологии. Может быть, отдыхает там от моей напористой подруги? В любом случае, выздоравливал бы он побыстрее. Я скучаю по Аленке и очень счастлива, что у нее все хорошо.

Ну и, конечно, уверенней всех выступает Ирина. Она у нас теперь без пяти минут Ванеева, на радость Марго.

— Поздравляю с самостоятельной победой! — просияла начальница, вручая мне конвертик с наличными.

Кому-то покажется, что получать премию за брак подруги — циничный поступок, но я уверена, что отработала каждый цент. Моя собака со мной полностью согласна — Ирина измотала Зигмунду все нервы своими холостяцкими стенаниями. Да и потом, все равно половину гонорара я потратила на платье к свадьбе Иришки, а вторую часть — на подарок молодым, так что, в общем, совесть меня совсем не мучает. Разве что чуть-чуть. Мои клиенты постоянно становятся моими друзьями, так почему же нельзя, чтобы мои друзья хотя бы разок побывали в шкуре моих клиентов?

Сам Ванеев, кстати, оказался тем еще оригиналом — сделал Ирине предложение руки и сердца на Тушинском аэродроме, спустившись на землю с парашютом. Летающий гном! Хорошо, что я этого не видела, иначе, боюсь, померла бы от смеха. Какая смелая аллегория немаркого женского счастья. Впрочем, моя дорогая Ирина была в восторге — а чего еще можно желать!

— Он такой мужественный, такой сильный, такой изобретательный и такой сексуальный! Вчера он предложил... — Подруга уже открыла рот, чтобы сообщить мне что именно, и тут мне самой понадобился парашют.

— Стоп! Я еще не переварила первое предложение! — испуганно заверещала я.

Впереди, похоже, поджидают трудные дни: предстоит пережить свадебное шоу семейки Ванеевых. Все будет обставлено с размахом, как я и боялась. Жених, по сообщениям Ирины, уже заказал двуколку с лошадьми и белый смокинг, а торт будет представлять собой многоэтажный сказочный дворец. Я видела эскиз — такой маленький кулинарный Тадж-Махал из крема и бисквитов. Надеюсь, Ванеев не выпрыгнет из него в труселях с ангелочками. На всякий случай, чтобы быть морально готовой к сюрпризам, нужно хорошенечко надраться перед церемонией. И пусть Алене придется таскать мое тело, зато я не сорву свадьбу лучшей подруги истеричным смехом и дурацкими комментариями.

С мамой тем временем тоже что-то происходит. Сначала она не звонила мне несколько недель, а потом, когда я дозвонилась сама, сказала, что у нее совсем нет времени на всякие глупые разговоры.

— Я сейчас у косметолога, на мне маска из черной икры, как ты думаешь, мне удобно с тобой болтать? — важным голосом заявила она. — Кстати, я могу позаимствовать твое платье цвета бордо?

— Мамочка, прости, но ты уверена, что оно тебе впору? — смущенно пробормотала я.

— Какие глупости ты говоришь, детка, нужно почаще навещать мать, — снисходительно промурлыкала маманя. — Тогда бы ты увидела и мой новый цвет волос, и мою новую фигуру. Смотри, чтобы твое огромное платье с меня не съехало! Зря я, что ли, второй месяц сижу на жидкой диете.

— А что, если я забегу к тебе, скажем, сегодня? — быстро отреагировала я. — Заодно и платье принесу!

— Захвати еще, пожалуйста, туфли в тон. Не те твои, с вульгарными стразами, а другие, ну ты помнишь, классические лодочки. Возможно, они мне пригодятся. Послезавтра я иду в драматический театр, и мне нужно быть на высоте. Вряд ли я найду время добежать до обувного магазина. У меня еще маникюр! Все, пока, конец связи. — И в трубке раздались короткие гудки.

Они напомнили мне знак препинания — многоточие.

Я не уверена, но, по-моему, у нее роман...

Только это уже совсем другая история.