Мой нежный ангел Стил Даниэла

— Я бы не хотел поспешить и все испортить, — продолжал тем временем Дик, — но я просто не мог промолчать. Ты должна знать, что у меня самые серьезные намерения в отношении тебя.

Лиз действительно принадлежала к тем женщинам, которых нужно воспринимать серьезно. Вдобавок у нее было пятеро детей, о которых тоже необходимо было подумать. Но Дик был уверен, что смог бы их полюбить; Джеми он уже любил, Питер был близок ему по духу, как младший товарищ. Что касалось девочек, то Дик не сомневался: рано или поздно он сумеет наладить с ними нормальные отношения. Ему всегда было особенно легко общаться с женщинами и с детьми; он умел расположить их к себе. В данном случае у него к тому же был достаточно мощный стимул сделать это.

— Право, не знаю, что тебе сказать, — пробормотала Лиз задумчиво. У нее были подруги, годами встречавшиеся с мужчинами, которые не воспринимали их всерьез. Во всяком случае, ни одна из них так и не дождалась предложения выйти замуж и создать семью. Но Дик, показавшийся ей легкомысленным в этом вопросе, очень удивил ее. Они встречались чуть меньше двух месяцев, но он уже заговорил с ней о будущем. Для Лиз это явилось полной неожиданностью, но дело было не только в этом.

— Ты только пойми меня правильно, — произнесла она медленно. — И не обижайся. Ты тут ни при чем — все дело во мне. С тех пор как погиб Джек, прошло всего одиннадцать месяцев, это очень, очень мало, для меня во всяком случае. Мне нужно время, чтобы все стало на свои места. Потеря еще очень болезненна. Я все время думаю: что бы сделал Джек, как бы он взглянул на это, что бы он сказал. И я, и дети тоже. Все еще слишком живо.

— Я понимаю, — ответил он. — И поверь — мне вовсе не хочется тебя торопить. Пусть исполнится год, а там посмотрим. Согласна?

И хотя Лиз сомневалась, что месяца хватит на то, чтобы стало по-другому, она благодарно кивнула в ответ.

— Да, пусть пройдет год с этого дня, — сказала она. Чуть не с самого начала Лиз положила себе этот срок, чтобы более или менее разобраться со своей жизнью. Напрасно мать и друзья твердили ей, что сейчас не прежние времена и что для соблюдения приличий вполне достаточно шести месяцев. Лиз не могла с ними согласиться, и вовсе не потому, что твердо решила придерживаться правил и носить траур по мужу в течение года. Строго говоря, она уже нарушила их, согласившись поехать с Диком на уик-энд в Напа-Вэли, однако формальная сторона дела занимала ее меньше всего. Лиз знала себя, знала глубину чувства, которое она испытывала к Джеку, и год был для нее не максимальным, а минимальным сроком, чтобы прийти в себя. Она сама установила для себя этот рубеж. В каком-то смысле он служил для нее дополнительным стимулом собраться и выполнить данное себе обещание. Без этого она бы, наверное, могла вовсе раскиснуть, опустить руки и обратиться в вечно скорбящую вдову, не способную ни думать, ни действовать, ни жить.

— Вот и хорошо. — Дик знал, что годовщина смерти Джека была для Лиз и детей чем-то вроде верстового столба. Ему не оставалось ничего другого, кроме как уважать установленные границы. — Давай вернемся к этому разговору в январе, после рождественских каникул, — добавил он. — И если ты будешь чувствовать себя нормально, к Дню святого Валентина…

Дик осекся. Он помнил, как много Валентинов день значил для Лиз и Джека, но слова были сказаны, и теперь он со страхом ждал ее реакции.

И она оказалась именно такой, какой он больше всего боялся.

— Но ведь до Валентинова дня меньше трех месяцев! — воскликнула Лиз, и на ее лице отразилось смятение.

— К этому времени мы будем знакомы больше полугода, — напомнил Дик. — Вполне респектабельный срок… И достаточный, чтобы узнать друг друга как следует. В конце концов, многие пары живут счастливо, хотя до женитьбы они встречались всего ничего.

Лиз знала, что так действительно бывает, но к ней это не относилось. Прежде чем выйти замуж за Джека, она встречалась с ним почти год. Что же касалось предложения Дика, то она не могла сказать «да» вовсе не потому, что не хотела быть с ним. Просто ей необходимо было все как следует обдумать.

Дик посмотрел ей в глаза и тихо сказал:

— Я сделаю, как ты хочешь. Просто мне нужно, чтобы ты знала, как сильно я тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю, — ответила она. — И чувствую себя бесконечно счастливой. Некоторым женщинам не везет, мне же повезло дважды! Но все равно мне нужно время, чтобы подумать.

— Я не тороплю тебя, — повторил Дик. — И единственное, что мне сейчас необходимо, это знать, что у меня есть надежда и что со временем ты можешь захотеть того же, что и я.

— Думаю, так и будет. — Лиз смущенно улыбнулась и добавила откровенно: — Мне просто нужно дожить до этого времени. Понимаешь? Давай поговорим об этом еще раз после Рождества, хо-рошо?

Она все-таки хотела соблюсти срок ради себя, ради Джека и детей, и Дик опустил голову.

— Я люблю тебя и никуда от тебя не денусь, — сказал он и взял ее за руку. — Я буду ждать. В конце концов, у нас достаточно времени, чтобы решить эту проблему, и, покуда мы оба хотим одного и того же, мы имеем возможность не торопиться.

В его словах было столько сострадания, понимания и готовности ждать сколько угодно, что Лиз едва не прослезилась. Большего она не могла и желать. Лиз даже не была уверена, что на месте Дика Джек поступил бы так же. Он был гораздо более нетерпеливым и упрямым и далеко не всегда прислушивался к ее пожеланиям. Чаще всего именно Джек задавал направление и темп их семейной жизни и требовал, чтобы Лиз следовала выработанной им линии. Ее же отношения с Диком были куда больше похожи на настоящее партнерство, и Лиз не могло это не нравиться.

После обеда они поехали назад в Тибурон. Все дети были дома, и, увидев, как мать вылезает из серебристого «Мерседеса» Дика, Меган вопросительно приподняла брови, но ничего не сказала. Скандал разразился, когда младшие дети уже спали, а Питер ушел к себе, чтобы доделать домашнее задание.

— Почему ты приехала на машине Дика? — напрямик спросила Меган, без стука войдя в спальню матери. — Ты что, все выходные была с ним?

Прежде чем ответить, Лиз немного поколебалась, но потом решила сказать правду. В конце концов, если она действительно собиралась выйти за Дика замуж (а Лиз уже казалось, что именно этого она хочет на самом деле), рано или поздно новость все равно пришлось бы сообщить детям. Так что вилять и выкручиваться не было никакого смысла.

— Да, — кивнула она. — Мы ездили в Напа-Вэли.

— Но, мама, как ты могла! — закричала Меган. — Это… это просто отвратительно!

— Почему? Я ему нравлюсь, и Дик нравится мне. В этом нет ничего плохого. Мы никого не обманули, никого не обидели. Мне кажется, мы любим друг друга, Мег.

Она говорила негромко и рассудительно, но вместо того, чтобы успокоить, ее слова произвели на Меган совершенно обратное действие.

— Как ты могла?! — повторила она, и в глазах ее блеснули слезы. — Неужели ты забыла папу?

— Папа умер, Мег. Я любила его всем сердцем и всегда буду любить, но… То, что происходит между Диком и мной, совсем другое. Пойми: я не могу и не хочу оставаться одна до конца жизни. Мне нужен человек, который бы любил меня, и у меня есть на это право.

— Да ты просто больная! — выпалила Мег, приходя в ярость. — Не прошло и года с тех пор, как погиб папа, но тебе уже невтерпеж! Ты просто больная, развратная шлюха!

Услышав эти слова из уст родной дочери, Лиз даже привстала в гневе. Она никогда не била детей и не собиралась начинать сейчас, но ей было необходимо преподать Меган хороший урок. Как бы глубоко ни были задеты ее чувства, она не должна, не имела права вести себя подобным образом и говорить матери такие вещи. По любым канонам это было недопустимо.

— Не смей так разговаривать со мной, — произнесла Лиз железным голосом. — Отправляйся сейчас же к себе в комнату и сиди там, пока не успокоишься. Если хочешь поговорить со мной, держи себя в руках. Ты должна уважать мать и уважать своих братьев и сестер, а не бросаться подобными выражениями!

— Мне не за что тебя уважать! — отрезала Меган и пулей вылетела за дверь, с грохотом захлопнув ее за собой.

Меган помчалась в комнату Питера и рассказала ему обо всем, что произошло. Но вместо того чтобы посочувствовать, брат назвал ее маленькой эгоисткой и велел немедленно пойти извиниться перед матерью.

— На чьей ты стороне, Питер?! — Меган оскорбилась до глубины души.

— На маминой, — прямо ответил Питер. — Она делает все, чтобы нам было хорошо. Она любила папу не меньше, а может быть, даже больше, чем мы. Но теперь мама осталась одна, ей никто не помогает, никто о ней не заботится, а ведь она продолжает работать для нас. Только благодаря ей практика, основанная папой, все еще существует и даже расширяется. Мы же спокойненько считаем, что так и должно быть! Кроме того, Дик — очень хороший человек, и мне он нравится. Так что не надейся ни на какое сочувствие с моей стороны, если будешь обижать маму.

— Ах ты, задница! — воскликнула Меган, и из глаз ее брызнули злые слезы. — Ну и что, что мама работает? У нее же есть мы, и ей совершенно необязательно спать с посторонними мужчинами!

Питер невесело усмехнулся:

— Да, у нее есть мы, но что от нас толку. Не забывай: наша мама — нормальный человек, и у нее есть право на личную жизнь. Ведь не может же она до самой старости спать с Джеми, правда? Кроме того, даже сейчас мы очень мало ей помогаем, а ведь скоро настанет время, когда нас вообще не будет рядом! На будущий год я поеду учиться в колледж; через два года в колледж поступишь ты, потом настанет черед Энни и Рэчел… Что же ей — сидеть у окошка и ждать, пока мы приедем на каникулы? Нет, Мег, я ясно вижу, что, кроме нас, у мамы нет никакой жизни. Она только и делает, что работает да возит вас в школу в очередь с другими соседями. Мне кажется, она заслуживает большего, гораздо большего! Да ты наверняка и сама так думаешь.

— Я просто не знаю… — ответила Мег задумчиво. Маленькая речь Питера произвела на нее сильное впечатление. — Все произошло как-то слишком скоро, ведь еще не исполнилось и года с тех пор, как…

Она села на кровать и расплакалась. Питер опустился рядом и обнял Меган за плечи. За последний год он стал совсем взрослым, и младшие дети часто приходили к нему за утешением и советом.

— Мне… мне очень не хватает папы! — всхлипывая, произнесла Меган.

— Мне тоже, Мег, — сказал Питер, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не заплакать самому. Каким бы разумным и взрослым он ни был, ему тоже очень не хватало отца. — Но ведь от того, будет Дик с мамой или нет, ничего не зависит, ведь правда? — добавил он рассудительно. — Мы и дальше будем помнить папу и скучать без него. Просто нам всем нужно смириться и принять то, что с ним случилось, понимаешь?

— А я не хочу, не хочу-у! — провыла Меган и уткнулась брату в плечо, размазывая тушь по его белой майке. — Я хочу, чтобы папа вернулся!

Ну что на это ответишь. Питер только крепче прижал сестру к себе и сидел с ней, пока та не выплакалась.

В конце концов Меган все-таки успокоилась и нашла в себе силы выслушать то, что хотел сказать ей Питер. Потом она пошла к Лиз, чтобы извиниться. Неловко переминаясь на пороге с ноги на ногу, она сказала:

— Он мне все равно не нравится, но я прошу прощения за свои грубые слова.

Это оказалось все, на что Меган была на данный момент способна, и Лиз сухо кивнула.

— Мне очень жаль, что ты так расстроилась, Мег, — сказала она. — Я знаю, тебе нелегко.

— Ты даже не представляешь, как всем нам нелегко! Ведь у тебя есть он, — тут же перебила ее Меган, и Лиз вздохнула.

— То, что я встречаюсь с Диком, вовсе не означает, что я меньше скучаю по папе. Напротив, из-за этого мне иногда не хватает его сильнее, чем когда-либо, так что сама видишь: все это очень непросто для всех, а не только для тебя.

Правда, понемногу им все же становилось легче, но это происходило слишком медленно. Но в любом случае дети приходили в себя быстрее, чем Лиз. Хотя бы потому, что были моложе.

— Неужели ты действительно любишь его, мама? — Меган еще не верила в то, что сказала Лиз. Ей явно хотелось, чтобы мать уверила ее, что все это неправда.

— Мне кажется, да, — честно ответила Лиз. — Но мне нужно еще время, чтобы окончательно понять это. Дик — хороший человек; это все, что мне известно. Как ты сама понимаешь, этого слишком мало. Кроме того, мне необходимо понять, что теперь будет происходить с моими воспоминаниями о Джеке. Как я буду ощущать себя по отношению к нему.

— По-моему, ты стараешься его поскорее забыть! — с вызовом заявила Мег.

— Я не смогу забыть его. Никогда. Что бы я ни делала. Ведь я любила его почти половину моей жизни, мы были счастливы вместе, и у нас были вы. Но потом случилось то, что случилось. Это было несправедливо по отношению к нему, ко мне и к вам. Но в этом никто из нас не виноват, и предотвратить это тоже никто не мог. Поэтому нам остается только поскорее освоиться с новой ситуацией и постараться стать такими, какими бы Джек хотел нас видеть.

— Ты говоришь это только для того, чтобы успокоить меня и себя.

— Нет, я говорю так потому, что верю в это!

Но Меган только покачала головой и ушла к себе в комнату. Ей нужно было как следует поразмыслить над тем, что сказала мать. Она пока не хотела делиться этим даже со своими сестрами. А Лиз после ухода Меган достала свою шкатулку с украшениями и, морщась, как от боли, стянула с пальца обручальное кольцо и убрала на самое дно. Это было то самое кольцо, которое Джек когда-то, много лет назад, надел ей на палец. Расставаясь с ним, Лиз чувствовала себя так, словно она своими руками вырвала собственное сердце. Но это тоже был шаг вперед, и Лиз знала, что он ей уже по силам. Что ее заботило, так это то, как отреагируют на исчезновение кольца дети, но, когда на следующий день семья собралась завтракать, никто, кроме Питера, ничего не заметил. Питер же промолчал, хотя видеть мать без кольца ему было непривычно и немного грустно.

На протяжении последующих двух недель Дик несколько раз заезжал за Лиз, чтобы отвезти в ресторан, в кино или просто на прогулку. Мег изо всех сил старалась держать себя в рамках пристойности. Правда, она почти не разговаривала с ним, но, по крайней мере, не грубила в открытую. Лиз была благодарна дочери за это, понимая, что рассчитывать сейчас на что-то большее вряд ли возможно.

В эти полмесяца они с Диком проводили вместе довольно много времени. Кроме прогулок и кино, они часто заезжали к нему на квартиру, чтобы заняться любовью. Правда, свободного времени у Дика почти не было, однако он договорился, что будет уходить из больницы каждый раз, когда в его присутствии не будет острой необходимости. На всякий случай он носил с собой пейджер и мобильный телефон. Несколько раз ему действительно пришлось выскакивать из постели и сломя голову нестись в больницу, но Лиз не возражала. Она отлично понимала, что его умение и опыт могут спасти кому-то жизнь, и уважала его за это. Ей вообще нравилась профессия Дика, чего она, к сожалению, не могла сказать о своей работе. Бесконечные разводы начинали действовать ей на нервы. Лиз окончательно перестало нравиться то, что она была вынуждена делать, чтобы заработать себе на жизнь. Пока рядом с ней был Джек, она даже получала удовольствие от занятий семейным правом, но сейчас все изменилось. Судебные решения, которых ей приходилось добиваться ради того или иного клиента, все чаще казались ей сомнительными, спорными, а то и бессмысленными. Единственное, что до сих пор приносило Лиз радость, это возможность добиваться наилучших условий опеки и финансового обеспечения для детей разводящихся родителей, однако все остальное продолжало угнетать ее.

— Мне кажется, мне надоела моя работа, — призналась она однажды, когда после судебных слушаний заскочила к Дику в больницу, чтобы посидеть с ним в буфете за чашкой кофе. Ее клиент вел себя в суде как настоящая грубая скотина: он публично унижал жену подробным рассказом о ее интимных привычках, и Лиз захотелось тут же, не сходя с места, отказаться от дела, но она не могла этого сделать.

— Теперь я жалею об этом, — сказала она. — Хотя у адвокатов так не принято. Просто не представляю, что со мной творится! Ведь даже ходить на слушания мне разонравилось, а ведь когда-то я любила выступать в суде.

— Может быть, ты просто устала? — предположил Дик. Он знал, что за прошедший год Лиз отдыхала всего две недели; в остальное же время она работала по двенадцать-четырнадцать часов в сутки, включая выходные. Только так Лиз успевала выполнять все обязанности, которые она на себя взвалила.

— Наверное, мне нужно выучиться на педикюршу и пойти работать в салон красоты, — невесело усмехнулась Лиз. — И легче, и пользы больше.

— Ты слишком строга к себе, — возразил Дик, но Лиз только покачала головой.

— Джек любил семейное право. С самого начала он решил, что мы должны специализироваться именно в этой области. И я согласилась, хотя мне и казалось, что это не мое. Если я и достигла каких-то успехов, то только потому, что работала с Джеком, но теперь просто не знаю, как быть.

Она была одним из лучших адвокатов по разводам в округе, а может, и во всем штате. Дику было трудно поверить, что Лиз на самом деле питает к своей работе глубокое отвращение. Ее клиенты были бы потрясены, если бы слышали ее слова — Лиз всегда была очень энергичной и так и сыпала идеями и дельными предложениями. Но в последнее время она чувствовала себя механической игрушкой, у которой кончается завод. Но хотя работа больше не доставляла ей удовольствия, она чувствовала себя обязанной продолжать дело Джека.

Потом она спросила Дика, какие у него планы на День благодарения. Однажды они уже обсуждали этот вопрос, но тогда Дик еще не знал, будет он дежурить или нет. Сейчас ему уже было известно, что на праздники у него будет не один, а целых два выходных подряд. Ему даже не придется носить с собой включенный пейджер, так как заменять его будет старший ординатор — человек, которому Дик полностью доверял. Таким образом, он был совершенно свободен, но никаких определенных планов у него не было. Так он и сказал Лиз и был удивлен, когда она предложила ему встретить праздник у нее дома.

— Почему бы нет? — спросила она, видя, что Дик замялся и не знает, что сказать. В самом деле, дети уже привыкли к нему, и Лиз казалось, что вместе они сумеют неплохо провести этот праздник. Пока был жив Джек, они очень любили Дни благодарения и всегда устраивали по этому поводу роскошный ужин. Лиз была уверена, что в этом году все будет иначе и для детей, и для нее тоже. Из-за этого она даже не разрешила матери приехать к ним в праздник, но, чтобы полностью разрядить обстановку, этого было явно недостаточно. Она рассчитывала, что приход Дика отвлечет детей от мыслей об отце.

Но когда она сказала детям, что Дик, возможно, придет к ним на ужин, их реакция явилась для нее неприятным сюрпризом. Меган устроила самую настоящую истерику — она визжала, топала ногами, разве что посуду не била, — но к этому Лиз была более или менее готова, однако Рэчел и Энни тоже отнеслись к ее словам без особого восторга, заявив, что Дику нечего делать в их доме, коль скоро он не является членом семьи. Даже Джеми был несколько удивлен этим известием, и Лиз дрогнула. За пару дней до праздника она попросила Питера переговорить с Диком и сказать ему, чтобы он не приходил, но Питер счел это неприличным. Ему единственному из детей идея матери казалась удачной. В конце концов Лиз не только не отменила приглашение, но и ничего не сказала Дику о том, как отнеслись к этому ее дочери. Лиз от души надеялась, что за оставшееся время все образуется само собой и, когда Дик придет, дети будут вести себя пристойно. Но, увы, когда наступил День благодарения, она убедилась, что ее оптимизм был, мягко говоря, безосновательным. Стоило зазвонить звонку на входной двери, как девочки, которые и без того держались настороженно, мгновенно ощетинились, образовав своего рода боевую группу, от которой не приходилось ждать ничего хорошего.

Впрочем, началось все довольно мирно. Дик, одетый в свои лучшие серые брюки, коричневый твидовый пиджак и темно-красный галстук, вручил Лиз цветы и бутылку вина. Он был заметно смущен, и она поскорее пригласила его к столу. Сама Лиз надела к его приходу брючный костюм из коричневого вельвета, который ей очень шел. Дети тоже были по-праздничному нарядны: на Питере был строгий темный костюм, в котором он ходил на похороны отца, а Джеми предпочел серые фланелевые брючки и блейзер. Что касалось девочек, то они разоделись в пух и прах. В другое время Лиз обязательно бы рассмеялась, но сегодня ей было не до смеха — уж больно эта расфуфыренная троица напоминала индейцев на тропе войны.

Но уже через десять минут, наливая Дику первый бокал вина, Лиз подумала — хорошо, что он все-таки пришел. Только сейчас ей стало понятно, каким пустым и грустным мог быть их праздничный стол. Она была совершенно права, подозревая, что День благодарения легко мог превратиться в поминки. Но теперь у них был гость, и Лиз рассчитывла, что присутствие постороннего человека заставит детей хотя бы из соображений приличия вести себя нормально и разговаривать друг с другом на какие-нибудь нейтральные темы.

За стол они сели ровно в пять вечера, как было принято при Джеке. На этот раз место во главе стола занял Питер, что, по мысли Лиз, должно было лишний раз напомнить детям — за последний год многое изменилось, и присутствие Дика, сидевшего справа от нее, только подчеркивало это. Потом Лиз прочла особую благодарственную молитву, в которой возносила хвалу господу за все его милости, а также благодарила тех, кто собрался за столом, и тех, кто отсутствовал — в том числе Джека. Но как только она произнесла его имя, Меган заерзала на стуле и смерила Дика многозначительным взглядом. Лиз поспешила сказать «Аминь», после чего они с Питером отправились в кухню за индейкой.

Индейка сама по себе была отличной, и Лиз сумела превосходно ее приготовить. Девочки помогли ей с начинкой, так как Кэрол уехала на праздники к родным. Существовала, однако, одна проблема: птицу следовало разделить на несколько частей, а Питер, как ни старался освоить это искусство, так и не научился резать индейку быстро и точно. Сейчас он попытался сделать это, но безнадежно завяз в упругой розовой мякоти. Лиз вообще никогда не умела хорошо резать индейку, и Дик решил взять инициативу на себя.

— Дай-ка я тебе помогу, сынок, — дружелюбно сказал он и, встав со стула, потянулся к Питеру, чтобы взять у него из рук нож и вилку.

Более неподходящих слов он не мог придумать, даже если бы очень постарался. Уютная семейная обстановка за столом сыграла с Диком злую шутку. Попав на настоящий домашний праздник, Дик позволил себе расслабиться, чего ему ни в коем случае не следовало делать.

Услышав эти слова, Меган вздрогнула так, словно ее ударило током, и произнесла тихо, но так, чтобы Дик услышал:

— Он не ваш сын.

В ее голосе было столько злобы и ненависти, что Дик едва не уронил нож, который он уже держал в руках. Бросив на Лиз беспомощный взгляд, он повернулся к Мег.

— Извини, Меган, я никого не хотел обидеть, — сказал он.

Пока Дик резал индейку, за столом стояла мертвая тишина. Он справился со своей задачей быстро и умело, и Лиз, раздавая тарелки, попыталась как-то сгладить неловкость шутками, но ее никто не поддержал. Лишь когда Дик вернулся на свое место справа от нее, Меган и девочки как будто немного успокоились.

Да, это был совсем не тот ужин в честь Дня благодарения, какой бывал у них всегда. За столом было как-то слишком тихо, и Лиз с ужасом подумала о приближающемся Рождестве. Какой-то будет у них праздник в первую годовщину гибели Джека?

Она попыталась отогнать от себя невеселые мысли, но тут Дик, как нарочно, стал интересоваться, когда они собираются покупать подарки к Рождеству, и лица детей за столом стали совсем мрачными и замкнутыми. Да, разговорить эту компанию было непросто. В конце концов Джеми сделал какое-то замечание, которое слегка отвлекло их, а потом немного разрядила обстановку Энни, рассказав о позапрошлом Дне благодарения, когда Джек резал в кухне индейку и случайно уронил ее на пол. Прежде чем ему удалось снова водрузить птицу на блюдо, индейка успела проскакать по всей кухне. Лиз, подававшая тарелки гостям, так тогда об этом и не узнала. В тот День благодарения приезжали Хелен, Джин, Виктория и брат Джека. Лиз, нахваливавшая им кулинарные способности Джека, никак не могла взять в толк, почему дети принимались хихикать каждый раз, когда она говорила, что индейка только что из духовки.

Эта история действительно развеселила их, и Дик смеялся над похождениями фаршированной индейки вместе со всеми. Лиз тем временем налила ему еще один бокал вина и пошла с детьми на кухню, чтобы положить каждому по куску пирога. Когда они вернулись, бокал Дика был уже пуст. Рэчел довольно громко заметила, что кое-кто здесь слишком много пьет.

— Ничего страшного, Рэчел. Ведь я сегодня даже без пейджера, — отозвался Дик, тепло улыбнувшись девочке, но Рэчел больше ничего не сказала, а, повернувшись к нему спиной, заговорила о чем-то с Энни.

Дик, конечно, не был пьян, но он выпил три довольно больших бокала вина и был настроен довольно благодушно. Ему было очень хорошо, и он просто не замечал кое-каких подводных течений, которые бы сразу бросились в глаза более внимательному наблюдателю. Дик вообще считал, что все идет просто замечательно, но Меган не собиралась позволять ему и дальше заблуждаться на этот счет. Дик как раз беседовал с Джеми о футболе, когда она неожиданно вмешалась.

— Папа терпеть не мог футбол, — заявила Меган высокомерно. — Быть может, ты забыл об этом, Джеми? — добавила она специально для младшего брата, который слушал Дика, широко раскрыв рот.

— Очень жалко, — ответил Дик. — Футбол — самый лучший вид спорта из всех, которые я знаю. Я сам играл за университетскую команду; меня даже звали в профессионалы, но я предпочел медицину.

— Папа говорил, в футбол играют только грубияны и недоразвитые идиоты, — отчеканила Меган, одним махом переходя границы дозволенного, и Лиз поспешила остановить ее.

— Достаточно, Мег! — воскликнула она, вставая из-за стола.

— Вот именно, мама, вполне достаточно! — Меган швырнула на стол салфетку и вскочила. — Или нам придется и дальше терпеть его присутствие? Мы, знаешь ли, не обязаны, ведь он не наш отец и даже не наш родственник — он просто твой любовник!!!

Остальные дети застыли, потрясенные, и Лиз ответила дрожащим от возмущения голосом:

— Дик — наш друг, к тому же сегодня День благодарения. В этот праздник друзья встречаются за столом, чтобы возблагодарить господа и простить все обиды! Мы должны протянуть друг другу руки, а не…

— Ах вот, значит, что вы делали, держались за руки, да? А я почему-то думаю, что в Напа-Вэли вы вовсе не этим занимались! И еще я думаю, что папа возненавидел бы тебя за это, вот! — С этими словами она выбежала из гостиной и, стремительно поднявшись по лестнице, с грохотом захлопнула за собой дверь спальни. Питер поспешно наклонился к Дику, чтобы извиниться за сестру, но Рэчел и Энни тоже начали выбираться из-за стола, а Джеми, воспользовавшись всеобщим смятением, отрезал себе огромный кусок яблочного пирога. По его мнению, пирог был слишком вкусным, чтобы удержаться, к тому же остальным, похоже, было не до еды.

— Ничего себе, семейный праздник! — заметил Дик хмуро, и Лиз в отчаянии поглядела на него. Только сейчас до нее дошло, как безответственно и самонадеянно она поступила, когда, пригласив его на День благодарения, не предупредила о возможных осложнениях. Ведь она с самого начала подозревала, что ввести Дика в их семейный круг будет непросто, но он-то ни о чем не догадывался, думал, что все трудности позади. Яростная атака Меган застала его врасплох.

— Я пойду поговорю с ней, — предложил Питер. Ему было очень стыдно за сестер, и он еще раз извинился перед Диком за их поведение.

— Не переживай, я все понимаю. — Дик небрежно махнул рукой, но на самом деле ему было очень обидно. С ним обошлись отвратительно ни за что ни про что. Лицо у него сделалось хмурым, и он даже не попытался улыбнуться или утешить Лиз, которая сидела за столом и вытирала глаза уголком салфетки.

— Для них это оказалось тяжелее, чем я думала, — промолвила она извиняющимся тоном.

— Для меня сегодняшний праздник тоже не был особенно приятным, — отрезал Дик. — Роль незваного гостя никогда мне особенно не нравилась, но под конец твои дочери и вовсе повели себя так, словно я серийный убийца, который зашел на огонек. А убийцы не заслуживают снисхождения, не так ли? Или, может быть, они вообразили, будто их отца убил я? Во всяком случае, вели они себя именно так!

Его самолюбие было глубоко уязвлено, но выместить обиду Дик мог только на Лиз. И он это сделал не задумываясь, чем поверг ее в отчаяние. Теперь на нее сердились не только дочери, но и Дик. Только Джеми, продолжавшего с аппетитом уплетать пирог, всеобщее смятение не коснулось.

— Ты все-таки должен понять, как им тяжело! — нашла в себе силы возразить Лиз. — Ведь это первый День благодарения, который они отмечают без отца!

— Я это понимаю, но я здесь ни при чем. Я не виноват в смерти Джека! — Дик почти выкрикнул эти слова, и Джеми, оторвавшись от пирога, посмотрел на него и нахмурился.

— Тебя никто и не винит. Все дело в том, что ты здесь, а его — нет. Это я во всем виновата! Наверное, мне не следовало тебя приглашать, — ответила Лиз. Она продолжала плакать, и Джеми в растерянности переводил взгляд с нее на Дика и обратно.

— Ты действительно так думаешь? А как насчет будущего года? Наверное, мне стоит заранее позаботиться о том, чтобы в следующий День благодарения я дежурил в больнице — это по крайней мере избавит от лишних неприятностей. Я только не знаю, как быть с остальными праздниками, которые вы привыкли встречать в тесном семейном кругу. Ведь совершенно очевидно, что меня в этом доме не хотят видеть! Быть может, когда твои дети вырастут и разъедутся, что-то изменится, но до тех пор — извини. — Дик издевательски покачал головой. Гнев настолько овладел им, что ему стоило огромного труда хоть как-то держать себя в руках.

— Разве ты не приедешь на следующий День благодарения? — внезапно поинтересовался Джем-и.

— Я собирался, но теперь в этом не уверен, — резко ответил Дик и тотчас же пожалел об этом. Протянув руку, он потрепал мальчика по руке и заговорил немного тише, чтобы не пугать его: — Извини, малыш. Я немного расстроен, только и всего.

— Меган и раньше грубила маме, — спокойно сообщил Джеми. — И Энни с Рэчел тоже. Кажется, ты им все-таки совсем не нравишься. — Последние слова он произнес с явным сожалением. Джеми очень огорчился за своего старшего друга.

— Боюсь, что ты прав, — ответил Дик. — В том-то и загвоздка, не так ли? — Вопрос был обращен уже не к мальчику, а к Лиз. — В этом доме я остаюсь персоной нон грата, и, похоже, я совершенно напрасно надеюсь, что это положение когда-нибудь изменится. Как справедливо заметила Меган, я не ваш отец и никогда им не буду. Не правда ли, Лиз?

— Никто от тебя этого не требует, — ответила Лиз со всем спокойствием, на какое только была способна в эти минуты. — Тебе нужно только стать их другом, вот и все. Никто не ждет, что ты займешь место Джека, — тихо добавила она, борясь с подступившими к горлу рыданиями.

— Увы, в этом-то и проблема, — с горечью отозвался Дик. — Я жестоко обманулся, полагая, что буду нужен тебе и твоим детям. Я не подумал, что мне суждено вечно быть вторым — ведь соревноваться с мертвыми очень трудно. Чужак, посторонний, «грубиян, недоразвитый идиот», как выразилась твоя дочь.

— Меган просто провоцировала тебя! — Лиз старалась быть лояльной по отношению к детям, но любовь к Дику постоянно брала верх, и ей приходилось очень нелегко. Да что там — более сложное положение трудно было себе представить! Стараясь сохранить и то и другое, Лиз теперь могла потерять все.

— Что ж, в таком случае она преуспела. — Дик встал и положил салфетку на стол перед собой. — Пожалуй, мне лучше уйти. Вам явно нужна передышка, да и мне тоже. В общем, мне пора.

— Куда ты?!

— В больницу. — Он пожал плечами.

— Но мне кажется, ты говорил, что не будешь работать в праздники, — огорченно сказала Лиз. Она ничего не понимала. Идея пригласить его на праздник пришла ей в голову именно после того, как Дик сказал, что будет свободен в эти дни.

— Не выгонят же они меня. В больнице я по крайней мере знаю, кто я такой и что я должен делать, а здесь… Семейные скандалы, особенно по праздникам, не моя стихия. Я просто теряюсь, когда попадаю в подобную ситуацию.

На самом деле Дик справлялся совсем неплохо. Просто ему с самого начала пришлось играть крапленой колодой, и он знал это. Он не мог выиграть ни при каких обстоятельствах, и это буквально сводило его с ума.

Лиз молча смотрела на него. Она понимала — происходит что-то ужасное, но у нее не было сил, чтобы исправить положение. Ее как будто парализовало. Она могла только молча смотреть на него и глотать слезы.

— Ну, я пойду, — сказал Дик деревянным голосом. — Спасибо за ужин. Я позвоню.

И с этими словами он вышел, тихо прикрыв за собой дверь, а Лиз осталась неподвижно сидеть за столом.

Тем временем Джеми прикончил пирог и, вытерев губы салфеткой, посмотрел на нее.

— Дик забыл попрощаться со мной, — сказал он. — Он рассердился на меня?

— Нет, милый, он рассердился на меня, — ответила Лиз. — Твои сестры поступили с ним очень плохо, и Дик обиделся.

— Теперь ты их нашлепаешь? — заинтересовался Джеми, и Лиз улыбнулась помимо собственной воли. Она никогда не наказывала детей подобным образом, но предложение, что ни говори, было заманчивым.

— Нет, — ответила она. — Но я надеюсь, что рано или поздно кто-нибудь сделает это за меня.

— Санта-Клаус положит уголь им в чулки! — со знанием дела заявил Джеми, и Лиз грустно улыбнулась. Одна мысль о грядущем Рождестве заставляла ее содрогаться. Это была годовщина смерти Джека. Лиз понимала, что Дик ни при каком условии не сможет появиться в их доме в этот день. Сегодняшний праздник напрочь отбил у обоих охоту к такого рода экспериментам.

Потом Лиз с помощью Джеми убрала со стола и поднялась наверх, чтобы серьезно поговорить с дочерьми.

Она нашла девочек в комнате Меган. Судя по их мокрым лицам, они только что плакали. Питер, который тоже был с ними, вытирал глаза все еще всхлипывавшей Рэчел.

— Я его ненавижу! — выпалила Мег, едва увидев мать, но Лиз удалось остаться спокойной. Она знала, что стоит за столь болезненной реакцией дочери.

— Я думаю, тебе это только кажется, — ответила она. — Дика совершенно не за что ненавидеть. То, что когда-то он играл в футбол за свою университетскую команду, не мешает ему быть хорошим человеком. Ты ненавидишь что-то совсем другое, Меган. Я знаю, ты не можешь примириться с тем, что твой папа умер, но ведь ни ты, ни я ничего не можем с этим поделать. И Дик в этом не виноват. Ты этого не понимаешь, но это еще не повод, чтобы оскорблять ни в чем не повинного человека. Если бы я знала, что мои дочери так себя поведут, я бы ни за что не пригласила его сегодня!

Питер легко тронул ее за плечо. Он уважал и восхищался матерью, которая всегда была откровенна с ними и никогда не лукавила даже в благих целях. И еще он знал, как крепко она их всех любит. Когда с ним случилась беда, Лиз была с ним неотлучно; она купала и кормила его как младенца, и во многом благодаря ей он сумел так быстро поправиться. Сейчас ему было очень жаль мать, во-первых, потому, что День благодарения закончился так скверно, а во-вторых, потому, что Меган избрала Дика в качестве козла отпущения. Питер отлично понимал, почему это случилось. По его глубокому убеждению, Дик слишком бурно отреагировал на то, на что вообще не нужно было обращать внимания; так он и сказал матери, когда провожал ее в ее спальню.

— Я не могу обвинять его, — ответила на это Лиз. — Дети — самые жестокие существа в мире, они умеют бить очень больно, а Дик к этому не привык. Возможно, он вообще этого не знает — ведь у него никогда не было своих детей. Но дело не только в том, что Мег оскорбила его — она очень больно задела его самолюбие. Теперь Дик считает, что вы всегда будете сравнивать его с вашим отцом, и всегда в пользу Джека.

— Дай ему время, — сказал Питер и улыбнулся. — Вот увидишь, он успокоится, да и девочки привыкнут к нему, — добавил он.

— Будем надеяться, — вздохнула Лиз.

В спальне она скинула туфли и легла на кровать, не зажигая света и не снимая своего вельветового костюма. Лиз думала о Джеке, о Дике и о своих детях. Ситуация казалась ей безвыходной, по крайней мере сейчас. В последнее время у нее просто не было сил, чтобы предаваться грустным размышлениям, — она была слишком занята делами и проблемами окружавших ее людей. Но сейчас, лежа в темной спальне одна, Лиз неожиданно снова заплакала, вспоминая мужа и думая о том, как сильно она без него скучает. Когда Джек ушел, он оставил после себя зияющую пустоту в ее душе. Лиз никак не удавалось ее заполнить. Да, она любила Дика, но не так, как когда-то любила мужа. Пока не так, но Лиз надеялаь, что со временем ситуация изменится. Она не сомневалась в этом, хотя Дик и Джек были, конечно, совсем разными.

На ночном столике неожиданно зазвонил ее сотовый телефон. Лиз, по-прежнему не зажигая света, протянула руку и поднесла аппарат к уху. Звонил Дик, и Лиз сразу показалось, что у него какой-то не такой голос. Не такой, как всегда. Он звучал так, словно Дик здорово выпил.

— Я должен что-то сказать тебе, — произнес он глухо, но язык у него не заплетался, и Лиз поняла, что не алкоголь причина его угнетенности.

— Говори, я слушаю, — просто сказала она и, закрыв глаза, откинулась на подушку. Лиз все еще думала о Джеке, переживала из-за того, что произошло за столом, и боролась с подступающим отчаянием. На протяжении вот уже одиннадцати месяцев она изо всех сил старалась успокоиться, взять себя в руки, быть трезвой и рациональной, но сейчас ей казалось, что она вновь вернулась к тому, с чего начинала.

— Прости меня, Лиз, но я не могу, — начал Дик. — Я до сих пор не понимаю, что со мной случилось. Я как будто потерял рассудок. Я встретил тебя и полюбил. Твоя семья выглядела такой крепкой, цельной, а ты казалась уязвимой и ранимой, и я попался. Я хочу выбраться из этой ловушки. Это не для меня.

— Что-что? — переспросила Лиз, открывая глаза и садясь. — Что ты сказал?!

Но она уже все поняла. Несмотря на некоторую бессвязность речи, Дик высказался достаточно ясно. Лиз просто не хотелось верить в то, что она только что услышала.

— Я хочу сказать, что совершил ошибку, — повторил он. — Но теперь все кончено. Я люблю тебя, и у тебя отличные дети, но я ничего больше не могу. Твоя Меган оказала мне огромную услугу: если бы не она, мне могли бы потребоваться месяцы и даже годы, чтобы прозреть. Но сегодня у меня открылись глаза. Все это время я был словно безу-мен. Теперь я пришел в себя. Мне очень жаль, Лиз, но все кончено!

Лиз слушала его, и у нее не было слов, чтобы ответить. Она просто сидела на кровати, прижимая одной рукой трубку, а другой держась за живот. У нее было такое ощущение, словно кто-то ударил ее под дых так, что она не в силах была вымолвить ни слова. Жгучие волны дикой, нерассуждающей, животной паники, подобной той, какую она испытала, когда узнала о смерти Джека, захлестнули ее с головой. Она снова теряла — теряла Дика, и хотя они были знакомы не так давно, чтобы Лиз успела навсегда впустить его в свое сердце, он все равно сумел каким-то образом проникнуть туда, и теперь вырывать его приходилось с кровью. Все кончено?! Спасибо тебе, Меган!

— Ты не хочешь подумать еще немного? — спросила она, прилагая поистине нечеловеческие усилия, чтобы ее голос звучал спокойно. Нет, даже сейчас Лиз не жаловалась и не умоляла; она просто пыталась разговаривать с Диком с позиций здравого смысла, как разговаривала бы с любым из своих детей. — Меган оскорбила тебя, ты почувствовал себя задетым, но ведь это пройдет, не так ли? Да и дети, я уверена, со временем привыкнут к тебе. Нам нужно только немножечко подождать.

— Не вижу смысла, — сухо отозвался Дик. — Дело в том, что мне нужно совсем другое — теперь я вижу это ясно. И я, и ты — мы оба должны благодарить Меган за то, что она сделала.

Но Лиз не испытывала к старшей дочери никакой благодарности. Она чувствовала себя раздавленной и уничтоженной.

— Я позвоню через несколько дней. Просто чтобы узнать, как ты, — добавил он поспешно. — Мне действительно очень жаль, Лиз, но ничего не поделаешь. Так и должно было быть, я знаю.

«Откуда он знает, — удивилась Лиз. — И что он такое знает? Что две ее дочери были грубы с ним? Но ведь они еще совсем дети — дети, которые тоскуют по своему отцу».

— Слушай, Дик, давай поговорим позже, ладно? Тем временем мы оба успокоимся…

— Нам больше не о чем разговаривать! — В его голосе явственно прозвучали панические нотки. — Я же сказал тебе: я выхожу из игры. Все кончено, Лиз! Ты должна понять это…

Но почему, почему она должна что-то понимать? Почему она должна искать предлоги, чтобы оправдать его или своих детей? Почему каждый раз именно она должна быть страдающей стороной — человеком, который что-то теряет? Безусловно, и Дик, и дети тоже не выигрывали от всего этого, но она потеряла больше всех!

— Я люблю тебя! — сказала она, стараясь справиться с подкатившим к горлу рыданием.

— Ты сумеешь с этим справиться. Мне не нужен еще один развод, а тебе ни к чему еще одна головная боль. Тебе и без меня нелегко пришлось. Просто выброси меня из головы, а детям скажи, что «недоразвитый идиот» больше никогда их не потревожит. Теперь они смогут спокойно встречать праздники. — В его голосе были горечь и какая-то детская обида, но достучаться до него Лиз не могла.

— Джеми любит тебя. И Питер тоже, — предприняла она последнюю попытку. — Что я скажу им?

— Скажи, что мы с тобой совершили ошибку, но, к счастью, поняли это до того, как стало слишком поздно. Вот увидишь, так им будет легче, да и нам тоже. Ну все, Лиз, я кладу трубку. Нам больше не о чем говорить, да и не нужно. Прощай. — Он сказал это, как отрубил. Лиз почувствовала, что у нее перехватило дыхание. И прежде чем она сумела что-то сказать, Дик дал отбой.

Лиз еще долго сидела в темноте, прижимая к уху соленую от слез трубку. Наконец она выключила аппарат, положила его на столик и снова откинулась на подушку. Она никак не могла поверить в то, что произошло, и в то, как это произошло. Он прозрел — и готово: все кончено! Но был ли он слеп, вот в чем вопрос, и не случилось ли как раз обратное: Дик ослеп и перестал замечать очевидное. Если бы сейчас он был рядом, Лиз взяла бы его за плечи и как следует встряхнула, чтобы заставить прийти в себя, но его не было, и она вдруг ощутила бесконечную усталость и свинцовое равнодушие.

«Все равно… — подумала она, медленно раздеваясь и накрываясь одеялом с головой. — По крайней мере, у меня есть мои дети».

Но во сне она снова плакала — не по своему погибшему мужу, а по Дику, по еще одной своей горькой потере.

Глава 11

Следующие несколько дней прошли для Лиз словно в тяжелом, бредовом сне. О том, что произошло в День благодарения, она никому не обмолвилась ни словечком — ни Виктории, с которой несколько раз разговаривала по телефону, ни тем более матери, у которой, безусловно, нашлось бы что сказать по этому поводу. Хелен с самого начала говорила, что Дика пока не стоит приглашать на семейный праздник. Тогда Лиз решила, что мать просто ревнует, поскольку она не пригласила на праздник ее. Хелен все равно собиралась приехать на Рождество, так что в данном случае Лиз только оттягивала неизбежное.

Выглядела Лиз тоже скверно — хуже даже, чем за все одиннадцать месяцев своего вдовства. Она была то молчалива и печальна, то без причины раздражалась и даже покрикивала на детей. Поначалу Кэрол и Джин решили, что Лиз гнетет приближение Рождества и связанные с ним воспоминания, и только когда за несколько дней Дик ни разу не позвонил ей в офис, Джин догадалась, в чем дело.

— Неужели обязательно было ссориться? — осторожно спросила она, когда через неделю после Дня благодарения Лиз вернулась в контору из судебного присутствия и как подкошенная рухнула на диван для посетителей. За прошедшие дни она осунулась и похудела, под глазами залегли черные круги, но теперь это получило свое объяснение.

— Он бросил меня, — ответила Лиз. — Дети обошлись с ним не лучшим образом. Меган в открытую хамила. Дик решил, что это чересчур. Нет, девочки действительно вели себя оскорбительно, и этого хватило, чтобы он пришел к мысли, что совершил страшную ошибку и нам надо как можно скорее расстаться. Он сказал, что наш роман был чем-то вроде временного помешательства, — добавила она с горечью. — Две недели назад Дик сделал мне предложение, он хотел, чтобы мы поженились на Валентинов день, но, как видишь, мы не дотерпели даже до Дня благодарения.

— Быть может, он просто испугался? — предположила Джин. Она уже давно не видела Лиз в таком состоянии. Сегодня Лиз проиграла довольно простое дело, чего с ней тоже не случалось давно. Это был достаточно тревожный симптом. — Если так, то он, конечно, вернется. Успокоится и вер-нется!..

— Не думаю. — Лиз покачала головой. — По-моему, Дик говорил серьезно.

Подтверждение этому Лиз получила в субботу, когда она несколько раз звонила Дику и оставляла сообщения на автоответчике, но он так и не перезвонил. Тогда, проклиная собственную слабость, Лиз позвонила ему на пейджер. Спустя несколько часов Дик все-таки перезвонил ей. Извинившись, он сказал, что был занят в операционной, но голос его звучал отстраненно и холодно.

— Я просто хотела узнать, как ты. — Лиз старалась говорить как можно небрежнее, но Дик сразу дал ей понять, что вовсе не ждал ее звонка.

— Со мной все в порядке, Лиз, спасибо. Послушай, извини, но я сейчас очень занят.

— Может быть, тогда ты перезвонишь, когда будешь посвободнее? — Ее голос прозвучал неожиданно жалобно. Лиз мысленно обругала себя за это, но ответ Дика был предельно откровенным:

— Мне кажется, не стоит этого делать. Лучше всего постараться забыть все, что случилось.

— А что случилось? — требовательно спросила Лиз, но ее настойчивость пришлась ему не по нраву.

— Ты сама отлично знаешь — что. Я пришел в себя и понял, что не вписываюсь в твою семью. Лиз, для меня там просто нет места. И я не собираюсь даже пытаться. Ты — замечательная женщина, и я по-прежнему люблю тебя, но ничего хорошего у нас все равно не получится. Давай не будем мучить друг друга напрасно. Сначала ты и дети должны привыкнуть к мысли, что Джека не вернуть. А потом тебе придется найти себе кого-нибудь другого.

Но Лиз в последнее время думала совсем не о Джеке, а о Дике. Впервые за одиннадцать с лишним месяцев образ мужа потускнел и отступил на задний план, зато боль, которую причинил ей Дик, терзала ее днем и ночью, не отпуская буквально ни на ми-нуту.

— Если мы любим друг друга по-настоящему, мы сумеем сделать так, чтобы все получилось. Почему ты не хочешь попробовать?

— Потому, — ответил он резко, — что я не хочу жениться или иметь детей — в особенности чужих детей, которые меня ненавидят. Твоя Мег дала мне это понять совершенно недвусмысленно. Честное слово, я не настолько туп, чтобы мне нужно было повторять дважды.

— Со временем они успокоятся, привыкнут к тебе и полюбят. — Лиз почти упрашивала его. Это было противно ей самой, но остановиться она не могла. Только теперь ей стало ясно, как сильно она любит Дика. От ощущения того, что ничего нельзя поправить, у нее под сердцем залегла сосущая пустота. Ну почему, почему Дик не хочет дать ей шанс?

— Может быть, они и привыкнут, но я — вряд ли. Пойми наконец, я не хочу привыкать. Лучше найди себе другого. — Последние слова прозвучали откровенно грубо, но, наверное, только так он мог заставить ее понять очевидное.

— Но я люблю тебя! — воскликнула Лиз в отчаянии.

— Ничем не могу помочь, — холодно ответил он. — Извини, мне пора идти — у меня тут пятилетняя девочка, ей нужно сделать трахеотомию. Счастливого Рождества, Лиз.

Он был намеренно жесток. Лиз хотела бы возненавидеть Дика за это, но не могла. У нее просто не было ни физических, ни душевных сил, чтобы ненавидеть его. Лиз чувствовала себя как лампочка, которую кто-то выключил. Да сам Дик и выключил.

После обеда она сразу поехала домой, по-прежнему чувствуя себя усталой и разбитой. Дома был только Джеми, который помогал Кэрол готовить к Рождеству бисквитное печенье. Увидев мать, он поднял голову и, глядя на нее своими большими карими глазами, спросил, где Дик и почему он не заходит.

Интересный вопрос. Лиз понятия не имела, как на него ответить. Что она должна сказать? Что Дик заболел? Уехал на Северный полюс? Разлюбил? Непросто подобрать ответ, который был бы понятен Джеми.

— Он очень занят, — сказала она наконец. — Сейчас у него просто нет времени, чтобы навещать нас.

— Дик не умер? — с беспокойством спросил Джеми, и Лиз подумала, что теперь он, наверное, будет думать так про каждого, кто вдруг исчезал из его жизни.

— Нет, он не умер. Но он пока не хочет нас видеть, — закончила она неуверенно.

— Он на меня не сердится?

— Нет, милый, конечно, нет!

— Он обещал полетать со мной на змее, но так и не полетал! На том, который он сам сделал.

— Может, если в этом году ты попросишь Санта-Клауса, он принесет тебе змея в подарок? — устало спросила Лиз. Она знала, что такой ответ вряд ли удовлетворит Джеми, но ничего другого ей просто не пришло в голову. Дик Вебстер оставил их, и она не знала способа вернуть его. Ничто не поможет — ни просьбы, ни мольбы, ни уговоры, ни логика или здравый смысл, ни даже любовь. Сегодня, разговаривая с ним по телефону, она попробовала все, кроме разве угроз, но так ничего и не добилась. Теперь Лиз стало окончательно ясно, что она просто ему не нужна. И, наверное, не была нужна никогда.

— Даже если Санта-Клаус принесет мне змея, он все равно будет не такой, какой нужно, — грустно сказал Джеми. — Он будет совсем маленький, а нужен большой, чтобы мог поднять меня и Дика. Змей Дика особенный — он сам его сделал!

— Мне кажется, мы с тобой тоже сумеем сделать достаточно большого змея, чтобы мог поднять тебя и меня, — ответила она, тщетно стараясь сдержать слезы. Если уж она сумела подготовить Джеми к олимпиаде, со змеем она как-нибудь справится. Но что еще ей придется делать для них, какие науки и специальности освоить? Кем еще, кроме матери, тренера, водителя, кухарки, домашнего репетитора и конструктора воздушных змеев, ей придется стать только потому, что один псих застрелил ее мужа, а другой — струсил и сбежал от нее? Почему она вечно должна собирать осколки и склеивать их вместе? Эти вопросы преследовали ее, и Лиз просто не знала, куда от них деваться.

Вскоре Кэрол поехала в школу, чтобы привезти девочек. Не успели они войти, как Джеми поделился с ними новостями, которые узнал от матери.

— Дик больше не хочет нас видеть, — сказал он с важным видом.

— Вот и прекрасно! — громко произнесла Меган, но, перехватив взгляд Лиз, виновато потупилась. Она уже заметила, что в последнее время мать выглядит не особенно счастливой, и совесть ее была неспокойна.

— Так говорить нехорошо, Меган, — негромко сказала Лиз; при этом она казалась такой грустной, что Меган поспешила извиниться.

— Он мне просто не нравится, только и всего, — добавила она.

— Но ведь ты его совсем не знаешь, — возразила Лиз, и Меган, небрежно кивнув, поспешила подняться вместе с сестрами наверх, чтобы засесть за домашнее задание. Детям оставалось учиться всего три недели, однако в доме не было ощущения приближающегося праздника. Напротив, доставая елочные украшения и настенные гирлянды, Лиз едва не передумала и не убрала все обратно.

В конце концов Лиз решила, что в этом году они не станут зажигать лампочки на деревьях перед домом, как это делал Джек. Гирлянды, флажки, хлопушки они развесили только внутри дома, да и то не стали покупать ничего нового, ограничившись прошлогодними запасами. Когда до Рождества осталось всего две недели, Лиз повезла детей покупать елку. Но даже это никого особенно не обрадовало, хотя в прошлые годы все дети ждали этого события с нетерпением.

Страницы: «« « ... 4567891011 » »»