Я и Софи Лорен Верховский Вячеслав
А я опять остался ни при чем.
И так всегда…
Мы стали нищими в результате естественного отбора: у нас все отобрали так естественно – грех жаловаться!
Мои часы безбожно отстают. Что ж, я и выгляжу значительно моложе.
Счастьем привалило.
Завороженно я смотрел на паутину: ничего не подозревающий паук давал мне мастер-класс…
По городу бродили влюбленные пары-тройки.
За все, что вы для меня сделали, я вам признателен настолько, что вы этого даже не заслуживаете.
Терзаюсь вечными вопросами: кто научил людей подмигивать, на сколько снов рассчитана подушка?
Или вот: как относится женщина, которая на конфетной фабрике всю жизнь заворачивает конфеты, к покупателям, которые их постоянно разворачивают?
– Мужчина, ваша очередь!
Его жена, краснея и смущаясь:
– Я прошу: не торопите вы его, он как раз прощается с деньгами…
Почему этот вопрос неграмотный? Очень даже грамотный. Только отвечать на него нужно соответственно.
– Сколько времени?
– Много.
Встретил одноклассника, из детства. Гордость школы. Образцово-показательный отличник. Я ему:
– Привет!
А он, запыхавшись:
– Извини, спешу на преступление!
Время, что ты делаешь с людьми?!
И лишь потом заметил я афишу: «Преступление и наказание», премьера.
Если вы не знаете, почему вам не везет, – значит, вам дорогу перебежала кошка, которой вы не видели…
У меня жуткая депрессия. Звонит друг:
– Идем пройдемся!
– Сегодня я хочу удавиться. Давай завтра.
Теперь я знаю, что это такое.
Однажды у меня спросили, на каком я проживаю этаже. Я ответил:
– На четвертом.
– На четвертом сверху или снизу?..
В умении лишний раз не беспокоить фразу «два сапога пара» – равных мне не было.
«Головокружение от успехов в лечебном голодании».
Поезд из пятнадцати вагонов – а везет всего одно мое письмо!
Культурная программа: сходить в бутик, похихикать над ценами.
Старушка рассказывает:
– Кооператив «В добрый путь!» предложил мне услугу: я заплачу совсем недорого, а когда умру, то они меня похоронят бесплатно. Я – за. А соседи сомневаются.
– А что соседи говорят?
– «Они вас похоронят так, что вы будете не рады…»
В ней есть все: она – как Юлий Цезарь. Болтая со мной по телефону, одной рукой держит трубку, другой – что-то пишет. В то же время месит тесто. Чем? Ногой!..
Разумеется, она незаурядная! И, конечно, я дружил бы с ней и дальше.
Но зачем же звать на пирожки?!
Мы сели за стол переговоров, все съели, все выпили и тихо разбежались. И тут появились делегации сторон. Естественно, что к консенсусу они так и не пришли…
От вина я страшно опьянел, хотя сколько я там пил… Но просто страшно! И такое я выделывал, что ужас!
Когда же мне сказали: «Это сок», – я так сконфузился!
Среди миллионов она выбрала меня. Чем я ей приглянулся, этой чертовой ангине?!
Мы поели так быстро, что даже не успели испугаться!
Грань между городом и деревней проходит по нам: как городской – так сумасшедший, а как деревенский – дурачок.
– Врать не буду… – начал он.
Все насторожились.
В лодке сидели двое: я и Петя. Лодка причалила к берегу. Первым ногу на берег поставил Петя. Затем я – свою одну, потом вторую. Последним свою ногу опустил на берег Петя. Казалось, он сошел последним, так? Но его первая нога, в общем, утверждает нам обратное.
И я который день схожу с ума: кто из нас сошел на берег первым?
Объявление на церкви, что в Печатниках: «Внимание! Храм закрыт на спецобслуживание. Ближайшая церковь находится…»
Не понимаю я этих зоологов. Изучают поведение, например, сов. Они что, дураки? Не совы, разумеется, – зоологи. Они что, не понимают: сколько сов – столько и поведений?
Ищу человека, которому мог бы многое простить…
У литератора Пирамидова сократили всего один абзац. И он поджег редакцию журнала. Вот что такое ответственность художника!
Рассказал знакомый батюшка. Прихожанка ему как-то говорит:
– Даже не знаю, может быть, мне веру поменять?
– А что случилось?
– У меня на ладан аллергия…
Эта женщина вообще должна парить. Хотя метла ей и придаст законченность.
Я сказал ей без обиняков:
– Чтоб вплотную подогнать к тебе мои чувства, они должны основательно притупиться.
И подруга прошептала:
– Буду ждать!..
Вот и ко мне пришла популярность, настоящая! Теперь на улице меня не узнают лишь те, кто знает меня очень хорошо…
Я придумал: если глаза не прикасаются к книжной странице более десяти лет, то все буквы в этой книге исчезают навсегда.
Скажите честно, подстегнет ли это тех, кто не читает? Если да, прошу, опубликуйте!
– Мужчине от женщины нужно только одно! Одно, вы слышите, Мария Тимофеевна! Чтобы вы, наконец, замолчали!
Шел по Москве – и нашел от волнения рубль.
Что такое в самолете бизнес-класс? Это, во-первых, улучшенный вид из окна…
Муж, который младше жены на несколько лет, решил развестись. На суде интересуются: в чем дело?
– Прервалась связь времен, – вздыхает он…
Будильники славлю,
которые есть,
Но трижды —
которые будят.
Она таки докопалась до истины. Она выдергивала ему бороду под девизом: любит – не любит…
– Не убивай меня, Слава, я тебе еще пригожусь. Время.
Она меня окликнула:
– Вы журналист из первого подъезда?
– Да, а что?
– Это вы в «Вечерке» написали, как на Гладковке коты задрали поросенка?
Я насторожился:
– Я, а что?
– Не пропускаю ни единой вашей строчки!..
С лучшими намерениями человека, аккуратного во всех отношениях, я тщательно вытер ноги и позвонил в дверной звонок. Однако, разглядев меня в глазок, они решили мне не открывать.
Для чего я ноги вытирал? Вот что обидно!
Не обидно!
Я скрутил половичок – и был таков…
– Боже, как ты, Слава, изменился, как изменился! Я б на такого раньше и не плюнула!
Я предусмотрительно отошел. Боюсь я прогресса в интимных отношениях…
Был у Наташи Хаткиной в гостях. Ребенок – внук – все плакал, все капризничал.
Ухожу. Он притих, впервые улыбнулся. А Наташа:
– Вот видишь! Ты почаще уходи!
Когда я попал в больницу, врачи оказались бессильны: сбросив с себя шестерых, я уколу так и не поддался…
Две закадычные подруги: Сима, Рая. Рая пришла к подруге в гости. Потом ушла. Потом прошло три дня. Звонит в тревоге:
– Сима, ты не знаешь, я от тебя уже ушла?
– Я не знаю, щас пойду проверю…
Так шутили в городе Донецке.
Есть люди с отрицательной энергией. Я раньше думал: это чепуха. Не чепуха! Она сидела за моей спиной. И ничего не делала. Казалось бы. Она просто дышала – и все.
А отравила мне всего Бетховена!
Ее имени я не узнал вполне осознанно. Скажет: Лена. Я забуду. Будет стыдно. Или Оля. Или Валентина…
И вдруг она сообщает:
– А я Майя!
Может, через месяц или два.
Я даже оскорбился:
– Как же так?! Что ж ты сразу не сказала, что ты Майя?! Это имя – так легко запоминается!
Наши цены ниже всякой критики!
Ноябр-р-р!
Лиля Карасик возвращается
– Славонька, я так вас рада видеть, как дай вам Бог любимым быть другой!
Засуху в наших краях объясняет очень доступно:
– Мы живем у черта на куличках, и этот дождь нас просто не нашел.
– Славонька, вы же меня любите, признайтесь!
– Что вы, Лиля, у меня и в мыслях!
– А в мыслишках?
– Мои глаза, влюбленные в вас по уши…
– Как же я люблю общаться с вами! Вы один из тех, кто не понимает меня меньше остальных…
Рассеянна феноменально. Каково?!
– Славонька, вы, может, не поверите: шла я по мосту – и заблудилась!
– Славонька, я знала одну даму. Красоты была неописуемой! При ее виде художники подавали в отставку.
– Открою вам секрет, но между нами. Тридцать лет назад у вас в семье родилась двойня.
– Как?! Родился я один, ну что вы, Лиля?!
– Нет, вначале появилась ваша хитрость!
– Лиля, – печально обратился к ней раввин, – сегодня вы на трапезе опять метнули тарелку с горячим супом во вдову Рубинчика, а, Лиля?
– Ребе, это клевета! – она потупилась. – Суп уже практически остыл…
Однажды Лиля написала мне послание. Любовное? А как же! Но когда ответил я отказом, оскорбленная, она мне изрекла:
– Я понимаю, Славонька, что я, конечно же, уродка, но ведь и вы, Славонька, не лыком шиты!
Я отпал.
– Славонька, вы бы не хотели прийти ко мне в гости? У меня будут такие люди!
– И какие?
– Вы!
Я был в гостях у Лили, в первый раз. Вдруг в комнату вломилась летучая мышь. Я тут же упал в обморок. Лиля разрывалась между нами! Но предпочтенье все же отдала летучей мыши. Меня же Лиля выгнала потом…
Это кто здесь так смеялся?
Полезная информация для тех, кто меня не хочет видеть. Пишите! Петербург, Лесгафта, дом 12, квартира – то же самое, 12. За надежность адреса ручаюсь: там меня уже не будет никогда!
А как же хорошо всё начиналось!..
Я явился на работу весь в приподнятом. Сегодня. Здесь, в Донецке, где живу. И сразу поделился своим сыном:
– Вот, сегодня сыну моему…
– У тебя есть сын?! – они отпали, по привычке выпучив глаза. – А мы не знали!
Я не то чтоб оскорбился – растерялся:
– Сын, а как же!…исполняется семнадцать. Да нет, не здесь, а в Питере, ага. И, представьте, учится в спецшколе!
А одна, такая незатейливая, высказалась:
– Что, такой же идиот, как папа? – в смысле, я. Она подумала, спецшкола, всё такое.
– Нет, ну что вы! – улыбнулся я. – Он – с математическим уклоном!
– Ой, а с чего всё начиналось, расскажи!
Уговаривать себя я не привык…
Год вроде 90-й, где-то так. Я иду еще по Ленинграду. Все, кто идет, куда-то да приходит. Так и я. Вижу – кинотеатр «Баррикада». На перекрестке Невского и Герцена, хотя я в Герцене, возможно, ошибаюсь. И афиша страшно завлекательная: там у них внутри кинокомедия. То ли «Питкин – там – в тылу врага», то ли… Нет, не помню, то ли что. То ли «…в больнице». А какая разница? Потому что Питкин – он везде!
Афиша – мол, не проходите мимо, она буквально всасывает внутрь. А вошел – билетов в кассе нет: аншлагом зал уже укомплектован.
Купил я с рук, с руками оторвал: третий ряд, у Питкина под носом…
Там, где я живу, я очень скован. Чтобы свои чувства во весь голос? Здесь, в Донецке? Боже сохрани! Если и смеюсь, то в кулачок… Так стыдливо, даже виновато. А то бывало… Стоит засмеяться – тут же рядом, по закону подлости, нарисуется знакомый: «Слава, это ты?! Ну ты и смеялся, ничего себе!» Тот сказал тому – и все узнают. Потом доказывай, что ты не этот самый…
Ну а где меня не знают никогда, там я уже, естественно, естественный. И ни в чем себя не ограничиваю. А я ж спонтанный, я же импульсивный! Если плачу я… Моим врагам! Я плачу в три ручья, и это минимум. А уж если я смеюсь, то это всё!..
Когда крутили «Питкина», на Невском, вся «Баррикада» просто содрогалась. Но заглушить меня… Не доросли!
Я смеялся, будто проходил массаж щекоткой, до судорог, до всхлипов, третий ряд, шестнадцатое место. Питкин был так близко, на экране, что казалось, еще чуть-чуть – мы поменяемся местами…
Я вскрикивал, икал, валился набок, размазывая слезы… Питкин, боже, Питкин, уморил! Сучил ногами… А у меня же смех такой особенный, у меня особенное всё. Я дважды сполз под собственное кресло. Ухнул филином. Трижды хрюкнул, очень органично. В общем, я смеялся до безумия. Ну и громче всех, не без того. Потому что кто меня… Никто ж не знает…
Всё закончилось на титрах. Дали свет. Остывшие улыбки, всё такое. Людской поток уже дрейфует к выходу. Выхода здесь два. А я же третий ряд, посередине. Кто тянется направо, кто налево. «Баррикада» начала пустеть. Я думаю: куда же мне идти?
И тут я замечаю левым глазом: навстречу тем, кто покидает третий ряд… Скажу, что прет, и вряд ли ошибусь. Напролом! Ее уже с дороги не свернуть! Особа молодая, энергичная, и настырная такая, не дай бог! Отжимая ноги всем подряд и не давая выйти на свободу…
Дама продирается отчаянно. Я подумал сразу: кошелек! Дама с прошлого сеанса, третий ряд. Она смеялась, очевидно, так, что ненароком раструсила кошелек. Потом хватилась, чтоб его поднять. И теперь у каждого выспрашивает: мол, вы не встречали кошелек? Такая бледная, что малость не в себе…
А люди ей плечами пожимают, мол, кошелек – не кошелек, а мы не видели, не знаем мы такого ничего. А вы пройдите дальше по инстанции. Ну, она и прет, мешая выходу.
Так она протиснулась ко мне. Ни слова, ни полслова, вся запыхалась. И вдруг… Нервно теребя себя за шарфик:
– Слушайте-послушайте, товарищ! – кажется, что, глядя сквозь меня. А как же на меня смотреть, с таким лицом?! – Это кто здесь так смеялся? Третий ряд…
А это ж я!
Я затравленно уставился на даму. Вот тебе и кошелек, пресвятая дева Магдалина! Вот мы и приплыли. Кто смеялся. А она тревожно и взволнованно:
– Это кто?
А в зале кроме нас… Уже пустой. На всякий случай, я дипломатично:
– А здесь не мелодрама, а комедия, потому что мистер Питкин, он в больнице! Здесь смеялись все посильно, кто как мог…
Она с досадой:
– Все-то все, но этот, этот как!
Я сразу:
– Как?
– Ну-у, не знаю… – и она замялась. Подбирая подходящие слова. Но не нашла. А потом сосредоточилась – и выдала: – Ха-ха!
Ну, что сказать вам? Жалкое подобие меня. Ни филином не хрюкала, ни это… И как-то тихо. Жалкое подобие!
Я ей улыбнулся, так скептически. Она:
– Теперь ваш черед, а ну-ка вы засмейтесь!
– Извиняюсь, под заказ я не смеюсь!
Но настырная, что просто не дай бог, уже вцепилась:
– Нет, а ну-ка! Я вам умоляю!
Ситуация вполне такая дикая. Я даже рассмеялся – что за блажь?!
Что случилось с ней!
– Так это вы?! Это вы смеялись, как скаженный?! Боже мой!
Как там, у Земфиры? «Я задыхаюсь от нежности…» Так и здесь: от потрясенья дама чуть не грохнулась. Затрепетала, засияла, затуманилась. Глянула с восторгом, с упоением. И тут же вскрикнула, я даже испугался:
– Так, а ну идемте, этот смех…
И цап меня за руку. Я:
– Куда?
Оказалось, я ведомый – это что-то! Поволокла без лишних разговоров. Я:
– Куда-а-а?!
И фраза, в моей жизни историческая:
– Этот смех… Он мне в хозяйстве оч-чень пригодится!
И уцепилась – неразлейвода…
Три года душа в душу – это что-нибудь да значит. Ленинград, Лесгафта, дом 12, квартира – то же самое, 12, наша комната и левая кладовка. Коммуналка…
Интересная и горькая деталь – с какой формулировкой я был изгнан:
– Боже, как мне опостылел этот смех! Уже вот здесь!
Больше здесь не жил я никогда.
А сын остался…
Десятый вагон
Моя подружка – проводница Карпачева. Сколько ей? В разное время по-разному. Так, летом ей исполнилось… Неважно.
Она личность, не требующая доводки. Образованья далеко не верхнего, но от природы глубоко начитанна. Не побоюсь, умна. За собой она следит особо: глаза накрашенные даже когда спит. Хотя и это она же: «Время летит так быстро, что не успеваешь ногти обрезать». Рожденная стюардессой, почему-то ездит в поездах: «Я не могу расправить крылья. Мне даже кажется, что у меня их нет. Как живу? Если скажу, что счастье меня преследует, то следует добавить, что меня оно не догоняет». Сама она честна, как я не знаю. Зато ее обманывают чаще, чем положено. Я успокаиваю Зину как могу: «Мир стоит на вранье». – «А писали, что на трех китах». Я вздыхаю: «Что одно и то же».
Сижу в ее купе в десятом вагоне, слушаю истории из жизни…
– Я никогда б не верила в приметы. Когда б не знала: все они неоднократно подтверждались. Например. Деньги перед выездом никому не занимать. Это известно? Как пить дать! Но, дура, одолжила. А теперь – «где деньги, Зин?» А нету!
Дальше: положить на стол ключи – не будет денег. Как-то положила я ключи. Потом очнулась, убрала, – но было поздно. Ревизоры обнаружили «зайчиху». Хотя я не имела и понятия: она зашла под видом провожавшей…
Дальше. Первым в вагон должен входить кто? Правильно, мужчина обязательно! Закон незыблемый, как будто данный свыше. Однажды в борьбу за соблюдение приметы включилась моя близкая подруга Удовенко. И вот что из этого вышло. Это было в 83-м, а на «железке» помнят до сих пор. Поезд подается на посадку. У всех проводников – люди как люди. А у проводницы Удовенко вместо мужчины, что, естественно, по правилам – первой в вагон вскарабкивается женщина. Удовенко, ласково: «Подождите, женщина, подождем мужчину». «Хорошо», – отнеслась с пониманием. А поезд фирменный «Донбасс», вагон шестой. Время идет, а мужчина – увы. Тут другая женщина с билетом: «Здрасьте!» Удовенко: «Здрасьте! – и: – Извините, по примете…» И т. д.
Читать бесплатно другие книги:
