Кокон Посняков Андрей

Максим вот только сейчас разглядел его лицо – маленькое, сморщенное, словно моченое яблоко. И глаза – узкие, белесые, пустые. Такой убьет, не задумываясь. И как зовут – не спросит.

– Ну, я пошел. – Махнув рукой, Микол деловито зашагал к лесу.

– Ну и упырь этот ваш староста. – Не выдержав, Тихомиров покачал головой.

– Он не упырь, – неожиданно тихо отозвался Жердяй. – Он – справедливый… – Сказал и, словно опомнившись, крикнул: – Ну?! Слыхал? Так что сидишь-то?

И снова лом, и снова битые кирпичи, тачка… Сделав четыре рейса, Максим почувствовал, что устал так, как никогда еще не уставал. Уже не дышал – хрипел, и только одна мысль пульсировала в мозгу: отдохнуть бы! Попить! Эх, хоть бы дождик… Или был бы снег – ел бы!

Наконец пленник не выдержал, швырнул лом наземь, обернулся:

– Слышь… мне б это… попить бы.

– Попить? – Конвоир усмехнулся. – Я и сам бы не отказался. Ладно, придем к воротам, посмотрим…

Максим вытер со лба пот… и увидел идущую к ферме девчонку. В белом, с синими цветочками платьице она казалось виденьем. Налетевший ветер растрепал светлые волосы, игриво задрал подол платья.

В руках девчонка что-то несла… Милое создание с синими, широко распахнутыми глазами…

– А ну, стой! – немедленно вызверился Жердяй. – Ты куда это?

– Вот, попить принесла. – Девушка улыбнулась. – Думаю, ходите-ходите тут целый день с кирпичами этими… Упарились!

– Вот это уж точно. – Уголовник кивнул. – А ну, давай, чего принесла…

Одной рукой он сжимал карабин, в другой держал пластиковую бутылку с водой. Не сбежишь… Да и сил уже нету…

– На!

Напившись, уголовник бросил бутыль пленнику, и тот, жадно присосавшись к горлышку, глотал холодную воду. Поистине, никогда ничего не пил слаще!

А девочка славная! Молоденькая, но вполне уже оформившаяся, со стройными бедрами и выпирающей сквозь тонкую ткань грудью. На месте конвоира Тихомиров явно не устоял бы перед всеми этими прелестями – немедленно завязал бы беседу, а потом, кто знает, может, что-нибудь и вышло бы…

Ну, что же ты стоишь, болван? Такая девчонка…

Ага… Не спуская глаз с пленника, Жердяй грубо схватил девушку за руку:

– Тебя кто надоумил сюда прийти, а?

– Я сама… пусти, Жердяй, больно.

– Больно? Сама? А ну, пошла отсюда, дура! Все будет доложено Миколу.

– Жердяюшко!

– Сказал – пошла вон! Пнуть тебя что ли?

Забрав корзинку, девчонка понуро поплелась обратно в поселок. Не оглядываясь. Нет… один раз все-таки оглянулась, с любопытством посмотрев на пленного. Тот встретился с ней глазами, улыбнулся… И, получив прикладом в грудь, отлетел в кусты.

– Ишь хавальник разинул! Я те разину! – Уголовник, кажется, был разъярен. – А ну встать! Встать, я сказал!

Дернул карабином… И грянул выстрел!

Тихомиров едва успел откатиться в сторону, отпрянуть – ударила в лицо взметнувшаяся кирпичная пыль.

– Да ты что, очумел? Встаю я уже, встаю!

Макс поспешно поднялся…

– Здравствуйте. Вы тут женщину в синем комбинезоне не видели?

– Какую еще женщину? – очумело скосил глаза Жердяй.

Пленник тоже повернул голову, увидев непонятно как здесь появившегося мальчишку лет двенадцати или чуть старше. В красной кепочке, темных джинсах, сапогах. И с ведерком.

– Ты откуда здесь взялся, парень?

– По болоту пришел. Ну, по гати… Мы с мамой за ягодами пошли, за брусникой, и вот… я, кажется, потерялся. Или – она.

Мальчик вздохнул и, несмело улыбнувшись, виновато развел руками – мол, так уж вышло, не поможете ли, уважаемые взрослые?

– Мама… она там должна быть, на болоте. Вы ведь здешние?

– Здешние, здешние… – Уголовник нехорошо прищурился. – А сними-ка курточку милый!

– Зачем? Мне не жарко.

– Да побыстрее, хорошенький ты мой!

Подойдя ближе, Жердяй ударил парнишку кулаком в живот. Тот согнулся, заплакал… Красная кепочка, слетев с головы, упала в грязную лужу…

– Дяденька…

– Снимай курточку, зайчик… Сейчас не жарко, так будет жарко… тебе еще тачку с кирпичами тащить.

Последняя фраза Тихомирову очень не понравилась, как и вообще все, что здесь сейчас происходило.

– Молодец, хороший мальчик… Теперь рубашечку сними… Ах, ты мой славный… Джинсики…

Так вот почему этот гад не реагировал на девчонку! Любитель мальчиков, оказывается… Ишь ты…

Тихой сапой, не делая резких движений, пленник поудобнее перехватил лом… Черт! Попасть бы! Тихомиров никогда не занимался метанием ломиков, даже в городки не играл, так, иногда в кегельбан захаживал, но там больше по пиву…

Ага! Вот он… удобный момент…

Потихоньку подобравшись к кустам, Максим резко оттолкнулся от земли и рыбкой нырнул в густые заросли чертополоха… Сзади полоснул выстрел. Еще один! Еще!

А пленник уже затаился на ферме!

Теперь уж – либо его искать, либо… Что выберет извращенец? Кого?

Уж, наверное, не беглеца!

А мальчишку, конечно, жалко, да что поделать? Тут, похоже, выбора нету… Однако все же нехорошо труса праздновать! Да и карабин вполне может сгодиться. Тем более извращенец, кажется, ничего такого не ждет, утратил бдительность, гад!

Точно – утратил!

Уголовник уже завалил несчастного парнишку в кусты. Максим спрыгнул на него со стены, словно рысь. Не говоря худого слова, ударил кирпичиком по башке.

Оттащил тело в сторону…

Мальчишка хныкал…

– Давай одевайся, – оглядываясь по сторонам, негромко приказал Макс. – Скорей!

– Да-да… я быстро…

– Ну, готов? – Пленник оглянулся.

Парнишка быстро приходил в себя, не дошло у них еще там до мерзкого дела… не успел извращенец. Вон, лежит теперь – трупом. Да, похоже, что трупом. Да и черт с ним! Никакой жалости Тихомиров сейчас не чувствовал, вообще ничего не чувствовал, не до того было.

– Бежим, парень! Ты откуда пришел?

– Из лесу…

– Вот и я из лесу.

Хлестнули по лицу колючие еловые ветки.

– Дяденька, а мы маму найдем?

– Да уж, поищем.

Максим на бегу хмыкнул: он вовсе не собирался сейчас никого искать – вырваться бы!

– Осторожнее, дяденька, тут кругом болота!

Поздно предупредил: Тихомиров уже ухнул в трясину!

Провалился по пояс и почувствовал, как мерзкая дряблая влага лезет все выше, выше, вот уже по грудь… а под ногами – чавкающая зыбкая вязь!

Парнишка уже тащил какие-то ветки, вот протянул сук… Макс ухватился, подтянулся… добрался до папоротников… до корней… до елки… впрочем, нет, это, кажется, можжевельник.

Ху!!! Выбрался!

– И много тут таких болотин? – выливая из сапога воду, поинтересовался Максим.

– Много, дяденька. Почти целый лес.

– Как же ты прошел-то?

– Мама тут все тропинки знает. Она у меня биолог.

– Учительница что ли?

– Нет, в заказнике работает.

– А… Тебя-то самого как зовут.

– Димкой… А вас?

– А я Максим. Максим Андреевич. Можешь просто – дядя Макс. – Надев сапог, Тихомиров поднялся на ноги и настороженно прислушался. – Ну, Димка, пошли что ли… Только осторожно… и постараемся не шуметь.

Хорошо бы вообще-то добраться до машины. Если ее не прихватили местные ухари – вполне ведь могли отыскать. Не те мужики, так их староста, Микол, – он же в город двинул. Между прочим, болотами. Значит, не должен бы увидеть.

– Слышь, Димыч… ты там, в лесу, машину случайно не видел? Синий такой «логан».

– Не-а, не видел… Дядя Макс, а я вон ту березу помню!

– Какую?

– Во-он ту, корявую… Там еще надпись должна быть вырезана.

Оба беглеца, тяжело дыша, подбежали к дереву.

– Ну, вот она!

Максим усмехнулся, увидав давно, наверное, уже вырезанную надпись, можно сказать – классическую: «Витя + Маша = Любовь».

– Отсюда совсем недалеко до болота… я дорогу знаю. Может, покричать?

– Не! – испугался Макс. – Думаю, лучше не надо.

Они-то не кричали. Кричали другие. Вернее сказать, другая:

– Дима-а-а-а! Дима-а-а!!! ау-у-у!!!

– Мама! – радостно вскинулся мальчик. – Меня ищет… Мама! Мама! Я здесь!!!

И побежал на крик. И Максим – за ним следом.

Димкина мама оказалась симпатичной невысокой женщиной лет тридцати пяти, светленькой, с круглым приятным лицом и милой улыбкой.

– Здравствуйте, – вежливо кивнул Тихомиров. – А мы вот тут с вашим сыном заблудились немного. Кстати, вы тут нигде синий «рено» не видели?

– Синий? – Женщина улыбнулась. – Видела. Так это ваша машина. Здесь недалеко… только я вам покажу, как идти, – там кругом трясина.

– Ой, мама. – Мальчишка бросился матери на шею, обнял, прижался и зарыдал. – Мама… что там было… я тебе потом расскажу…

– Ну-ну, не плачь… подумаешь, заблудился.

– Мама… там… там…

Успокоив ребенка, женщина – звали ее Валентиной – призывно махнула рукой:

– Идемте, Максим. Поищем вашу машину.

– Не тяжело с ягодами-то? – Тихомиров кивнул на полное ведро брусники: – Давайте, я понесу…

Машина стояла там же, где и была оставлена, – на лесной дорожке, у лужи. И даже дверца была приоткрыта… Макс дернулся… Слава богу – ключи на месте.

– Садитесь, подвезу. Далеко вам?

– В Калинкино.

– Ох, ничего себе вы забрались – семь верст киселя хлебать!

– Так здесь – лесами, болотами – близко.

Нику он увидел у своего дома, когда, возвратившись из Калиновки, уже припарковал свой «рено». В маечке и дико коротких шортиках, в лаковых сапогах, с каким-то сверкающим стразом в пупке – ну надо же так вызывающе вырядиться… Впрочем, эта девчонка так обычно и одевалась… естественно, после работы.

Всегда найдутся такие люди, которые будут соблюдать закон только тогда, когда их принуждают к этому силой. Суды, милиция, тюрьмы… сейчас в городе ничего этого не было, не было и закона, а было много желающих делать то, что хочется в данный момент.

Как раз в данный момент тройка подростков-переростков явно хотела Нику! Максим видел, как, выбежав из-за угла, двое парней схватили ее за руки, потащили в скверик, третий, воровато оглянувшись, подался за ними, шикнув на какого-то подвернувшегося под ноги старичка.

Они не очень и прятались – еще издалека слышен был раздающийся из беседки гогот и крик:

– Смотри, Вован, какая соска! Я ж говорил клеевая… Ого, титьки какие… кле-евые. Давай-ка, снимем с нее штанишки… Ух ты, какая лапочка… Ам!

Девушка закричала, дико, страшно и, самое главное, безнадежно… Зачем было так одеваться-то?

– Я… я первый!

– А че ты-то? Я, между прочим, ее первым заприметил. Сморю – трется у подъезда такая киса…

Вероника снова вскрикнула.

– Эй, парни! – Максим подкинул на руке монтировку. – Отвалили бы по-хорошему, а?

– Слышь, Вован, там какой-то недоносок…

Высунувший наглую морду переросток тут же получил по сусалам. Правда, не монтировкой, Макс его пожалел, ударил кулаком, но сильно, так, что поганец отлетел к дальнему парапету беседки да так там и остался лежать, постанывая и запрокинув голову.

Опа! У второго сверкнул в руке нож… Макс не сомневался и не тратил времени на уговоры – ударил монтировкой по руке, так что подросток – длинный прыщавый парень с большим, похожим на лягушачий, ртом, этакий Гуинплен, – завыл, словно оборотень, и, выронив нож, опрометью бросился прочь, прижимая к груди правую руку.

Тот, что остался, тотчас же забился в угол, испуганно закрывая руками голову:

– Дяденька, не бейте… Я малолетка!

– А мне плевать, что ты малолетка.

Заскочив в беседку, Тихомиров двинул паскудника ногой. Тот завыл.

– А ну, давай вали отсюда…

Не говоря ни слова, сопленосец убег, бросив на произвол судьбы своего стонущего дружка.

– Привет, Ника. – Наклонившись, Максим галантно подал девушке руку. – Что же ты так одеваешься-то, ма шери?

– Как это – так? – Вероника быстро застегнула шортики, прикрыла грудь задранной кверху майкой. – Обычно одеваюсь, как и всегда.

– Вот именно.

Девчонка, кстати, почему-то не выглядела особо испуганной. Или просто быстро пришла в себя, увидев Макса.

– Я вообще-то к тебе намылилась. Дай, думаю, зайду, давненько не виделись… К подъезду подошла, а тут эти… Вовремя ты подбежал, спасибо.

– Да не за что. – Максим подхватил девушку под руку. – Ты вообще где хоть обреталась-то?

– Да везде. – Ника махнула рукою. – У родоков, у подружек зависала. Эдик, с работы, сказал, что можно не ходить. Случайно с ним встретилась…

– Понятно. Ну что, идем тогда? Угостимся чем сможем. У меня брусники немного есть, водка… Кстати, ты грибы жарить умеешь?

– А что там уметь-то? Масла на сковородку плеснул… Ой, Макс, давай в магазин зайдем, вина купим… того, французского.

– Если есть, – хохотнул Тихомиров.

Вообще-то вино в магазинах еще было, как и водка, и пиво – спиртное не расхватывали так, как муку и соль. Хотя, конечно, находились некоторые господа-товарищи – били витрины, грабили…

Взяв вина, они поднялись к Максу.

– Ой, а у тебя ничего и не изменилось! – скинув сапожки, воскликнула гостья. – Ну, где твои грибы?

Грибами угостила та женщина, Валентина, как и брусникой, – Максим довез ее с сыном до самой Калиновки.

– Давай сначала отварить поставим. Спички где у тебя? А, у меня у самой зажигалка…

Ах, с какой сексуальностью Вероника возилась у плиты! Слава богу, газ еще был… интересно, надолго ли его хватит?

– Ах!

Не выдержав, Максим подкрался к гостье сзади и ухватил за талию:

– Ага, попалась!

Засыпав в кипящую воду грибы, девушка обернулась, подставила губы… Макс тут же принялся целовать их с таким жаром, будто не видел женщины по крайней мере два года!

– Подожди… – оторвалась Ника. – Посолить надо.

Снова повернулась к плите, потянулась к солонке…

Молодой человек, не тратя времени даром, живо стянул с девчонки шортики заодно с бельем… Погладил рукой животик и ниже… Задрал маечку…

Вероника довольно выгнулась… задергалась, застонала…

А на плите, из кастрюли, вдруг повалил дым, запахло паленым!

– Черт! Грибы упустили!

Со смехом они переложили грибы на сковородку, к картошке…

– Сливочного маслица хорошо бы добавить, – погладив девушку по спине, предложил Макс. – Так вкуснее будет.

Ника повела плечом:

– Знаю. У тебя электричество есть?

– Как когда… – Тихомиров пощелкал выключателем. – Сейчас вот, видишь, нету. Ничего, при свечках посидим – первый раз что ли?

Девушка повернулась:

– Вино-то открой!

– О, да, а, ма шери… умм… – Макс присосался к девичьей груди, лаская языком упругий сосок.

– Ой, что ты делаешь, нахалюга? Грибы-то кто будет жа… Ах… Ладно… помешаем потом… Ух, какой у тебя диван мягкий… Я раньше не замечала… не замечала… не…

Они угомонились, наверное, минут через двадцать, а то и много больше – грибы, кстати, не сгорели, а, наоборот, хорошо так поджарились, а картошка покрылась аппетитной корочкой.

– Ну? Выпьем же, наконец!

Вероника лично наполнила бокалы рубиновым искристым вином.

А Тихомиров в данный момент предпочел бы водку – после всего, сегодня случившегося, неплохо было б расслабиться… не вином же?

– Выпьем за любовь! – Ника подняла бокал и тут же поставила обратно на придвинутый к дивану журнальный столик. – Ты хлеба-то принеси… ну, в смысле – галеты.

Галеты… конечно, галеты – свежего хлеба в городе давно уже не было.

Максим поднялся:

– Сейчас…

Заодно с галетами захватил и водку, початую бутылку «Хлебной»… Не хотелось бы ее с вином-то мешать – от такого коктейля у Макса всегда были сильные головные боли. А не выпить вина неудобно… разве что пригубить… А лучше – девчонку отвлечь.

Молодой человек так и сделал – вбежал, растрепанный, в комнату, округлил глаза:

– Ой, Ника! Там, у магазина, такое! Выйди на балкон, посмотри.

Вероника всегда была девушкой любопытной. Вот и сейчас вскочила…

– Эй-эй! – Макс тут же поднял бокал. – Чин-чин!

Чокнулись.

Прихватив бокал с собой, Ника убежала:

– Ну, где там что? Что-то ничего такого этакого не вижу.

– Лучше смотри!

Тихомиров быстро выплеснул вино в давно подаренную по какому-то случаю вазу. Вышел на балкон – довольный. Зевнул:

– Видать, кончилось все уже… Пошли в комнату. Слышь, Ника. А можно я все-таки водку буду? Ну, под картошку вино – как-то…

– Да пей ты чего хочешь. Тебе спать, кстати, не хочется?

– Да часок вздремнул бы… А ты?

– А я пока посуду помою… Уж не сомневайся, ровно через час разбужу! – Вероника хищно ухмыльнулась.

Максим вытянулся на диване, накрывшись пледом, и действительно вскоре задремал – сказывалось полученное за день напряжение. Ничего конкретно ему не снилось – одна сплошная тьма, сияющая каким-то пошлыми красными звездами.

А проснулся он сам… Ника не разбудила.

Темно уже было… и по квартире явно кто-то ходил, подсвечивая фонариками. Макс хотел было тут же вскочить, но повременил, услыхав вдруг негромкий голос:

– Ничка, где у этого хмыря бабки-то?

– В тумбочке под теликом посмотрите.

– Да смотрели уже – нет ничего.

– Тогда в книгах.

Вероника! Одетая, она стояла на пороге и деловито руководила каким-то непонятными личностями, поигрывая на ладони… Максовой золотой цепочкой! Сука! Вытащила, видать, из кружки!

– В диване еще обычно прячут, – голос был подростковый, ломкий.

Ника усмехнулась:

– Так проверьте!

– А этот?

– А выкиньте! Нет, осторожненько переложите на пол.

– А не проснется?