Запретные страсти великих князей Пазин Михаил

У Павла I было четыре сына – Александр, Константин, Николай и Михаил. Двое из них стали императорами – Александром I и Николаем I. Константин интересен нам тем, что отказался от трона ради любви. Михаил ничем особенным не выделялся. В этой главе мы расскажем о самом Павле, когда он был великим князем, и о двух его сыновьях – Александре и Константине. Николаю и его многочисленному потомству будет посвящена отдельная глава.

Последний рыцарь. Великий князь Павел Петрович

Павла всю жизнь преследовал страх за свою судьбу. Убийство отца, императора Петра III, стремление матери Екатерины II лишить его трона – все это негативно сказывалось на его душевном здоровье. Недаром его называли русским Гамлетом. В детстве он увлекался романами о благородных и отважных рыцарях, зачитывал до дыр Сервантеса. Павел стремился стать таким же рыцарем без страха и упрека, как герои вымышленных баллад, особенно в отношениях с дамами. Сплав страха и рыцарства определил характер императора Павла I А пока он был просто великим князем.

А. С. Пушкин назвал его «романтическим императором». Как его называли в детстве? Павлик, Павлуша, Пашка или просто Павел? Мы не знаем… Так же как и не знаем от кого он появился на свет. Официально он считался сыном Петра III, а неофициально – был прижит Екатериной от своего любовника графа Салтыкова. По другой версии, этот чухонский младенец из деревни Котлы был подкинут Екатерине вместо мертворожденной дочери. Сам же Павел при любом удобном случае подчеркивал свое родство с Петром III, претендуя на русский трон. Самым ярким тому примером является памятник Петру I, установленный Павлом перед Михайловским замком, на котором начертано «Прадеду – правнук». Таким нехитрым образом он подчеркивал свое происхождение от Романовых.

Генеалогия тут была такая: у Петра I было две дочери – Анна и Елизавета. Анну он выдал замуж за герцога Карла Фридриха Шлезвинг-Голштейн-Готторпского. У этой четы родился сын Карл Петер Ульрих, бывший, стало быть, внуком Петра Великого и племянником Елизаветы. Императрица Елизавета, не состоявшая в браке и не имевшая детей, привезла племянника в Россию, назвала Петром Федоровичем и объявила наследником русского престола. Это был будущий император Петр III. Потом она женила его на Ангальт-Цербстской принцессе, которую в православии назвали Екатериной Алексеевной (будущая Екатерина II). Вот от этой-то пары и появился на свет Павел.

Павлуша родился в 1754 году, и императрица Елизавета сразу же забрала его к себе, напрочь отстранив родителей от воспитания своего чада. Правда, сам отец, Петр Федорович, особого внимания сыну не уделял, не без оснований полагая, что Екатерина наставила ему рога. Что касается матери, то Павел до семилетнего возраста ее почти не знал – так, приходила иногда тайком какая-то тетка. Он с детства не знал родительской ласки.

В 1760 году, когда Павлу не было еще и шести лет, Елизавета назначила к нему воспитателем камергера Никиту Панина. Благодаря Панину Павел стал одним из блестяще образованных монархов Европы. Он знал в совершенстве языки: старославянский, русский, французский, немецкий, латынь, хорошо разбирался в математике и истории. Был эрудированным и начитанным человеком. Один из его учителей, Семен Порошин, так записал в своем дневнике:

«Если бы Его Высочество человек был партикулярный и мог совсем предаться только одному математическому учению, то бы по остроте своей весьма удобно быть мог нашим российским Паскалем». Вот так – если бы Павел был гражданским лицом и посвятил себя математике, то мог бы стать выдающимся ученым.

Императрица Елизавета умерла в 1761 году, когда Павлу исполнилось семь лет. Страной стал править его отец Петр III. Казалось бы, Павел дождался отцовской ласки, но Петр III был к нему равнодушен. Только однажды он посетил уроки Павла и, уходя, громко сказал учителям: «Я вижу, этот плутишка знает предметы лучше вас». И присвоил ему чин гвардии капрала. Поощрил, так сказать.

А потом случился переворот 1762 года. Петр III был убит, к власти пришла Екатерина II. Этот момент Павел запомнил на всю жизнь. В апартаменты цесаревича неожиданно вбежал Никита Панин и приказал лакею одевать мальчика побыстрее. На него напялили первый попавшийся камзол, посадили в коляску и повезли в Зимний дворец. Восьмилетний мальчик дрожал от страха как в лихорадке. Он не знал, куда его везут и зачем, а потому от ужаса чуть не терял сознание. Павла вывели на балкон и показали народу, который бурно кричал «ура». Это пугало Павлика еще сильнее.

Впоследствии Павел все узнал. Его мать совершила государственный переворот, а отца убили ее любовники. Отца Павел почти не знал, а потому любил его. Это часто бывает в жизни. Скажем, отец вечно занят на работе и не может уделять сыну должного внимания. А мать всегда рядом – от нее все взбучки, все нравоучения и тому подобные неприятные вещи. И отец в глазах мальчика становится олицетворением всего светлого и доброго. Вот и Петр III не успел чем-либо обидеть Павлушу, а потому он представлялся ему самым славным отцом в мире. Мальчишкам вообще свойственно героизировать своих отцов. Постепенно Павлу растолковали, что вообще-то императором должен был стать он, а мать при нем до совершеннолетия могла быть регентшей, но не более того. Получается, что она украла у него трон! Это Павел зарубил себе на носу, и каждый раз при встрече с Екатериной II он испытывал безотчетный страх. Долгих тридцать четыре года он только об этом и думал, боялся и страдал.

Теперь, когда императрица Елизавета умерла, Екатерина II сама принялась за обучение Павла. Прежние русские воспитатели были отстранены. Поклонница европейской культуры, она решила пригласить в воспитатели Павлу знаменитого французского энциклопедиста Д'Аламбера. Однако из этого ничего не получилось. Он отверг предложение царицы под предлогом: «Я очень подвержен геморрою, а он слишком опасен в России». Это был намек на убийство Петра III, который официально скончался «от геморроидальных колик». Так Д'Аламбер «уел» Екатерину П.

Поэтому пришлось ограничиться отечественными преподавателями. Среди них был и упоминаемый нами выше Семен Порошин, который оставил любопытные записки. Павел много читает. Он зачитывается историей Тевтонского и Мальтийского рыцарских орденов, братства тамплиеров. Он довольно рано увлекся средневековой рыцарской романтикой. Но особенно его впечатлила книга Сервантеса об изумительном рыцаре, который был так великодушен, добр, умен, храбр и благороден. Ему хочется покинуть опостылевшей дворец и, подобно Дон Кихоту, отправиться на поиски прекрасной Дульсинеи. Павел много раз перечитывал роман знаменитого испанца и решил, что станет таким же рыцарем, как и герой его произведения. Это стремление наложило отпечаток на всю его жизнь.

И еще о чертах характера Павла, которые подметил Порошин. Это быстрая смена настроений. Это его стремление скорее покончить с одним делом и взяться за другое. Ему кажется, что нужно спешить, что ему предстоит в жизни сделать что-то важное и надо торопиться – поздно ложиться спать и вставать на рассвете. Он торопит заспанных камердинеров и обвиняет их в нерадении. Долгие ужины в присутствии императрицы за пустопорожними разговорами утомляют его, и мальчик плачет. Нужно дело делать, а не языком болтать! Павел торопился жить, а его жизнь оказалась так коротка….

Если его отца, Петра III, называли взрослым мальчишкой на троне, то Павел в свои юные годы казался маленьким старичком, много пережившим и много повидавшим. Тяжелое у Павла было детство, что и говорить….

За столом приближенные Екатерины, не очень стеснявшиеся Павла, подчас вели двусмысленные разговоры, которые смущали его детский ум. Они говорили о сердечных причудах и тайнах, и скоро Павел стал интересоваться любовными темами и сексом, который в ту пору называли маханием. Своему учителю Порошину он доверяет свои сердечные тайны – то ему нравится одна фрейлина, то другая. Он даже сочиняет любовные стихи. Как-то раз Екатерина II взяла его в монастырь, где воспитывались девицы из благородных семейств, и в шутку спросила его, не хочет ли он с этими девушками жить. Павел ответил, что нет, но сам явно предпочитал женское общество мужскому и охотно занимался «маханием» с дворцовыми служанками, едва ему исполнилось двенадцать лет. Однако в нем, несмотря на эти любовные соблазны, сохранялись стыдливость и целомудрие. Порошин шутил: «Не пора ли великому князю жениться?» На это Павел краснел и прятался в угол. Но как-то раз вымолвил: «Как я женюсь, то жену свою очень любить стану и ревнив буду. Рог мне иметь крайне не хочется. Да то беда, что я очень резв, намедни слышал я, что таких рог не видит и не чувствует тот, кто их носит». Как видим, Павел не желал терпеть измены будущей жены. А пришлось, но об этом позже…

Как-то раз Григорий Орлов, фаворит Екатерины II, с разрешения императрицы предложил Павлу нанести визит фрейлинам. Павел переходил из комнаты в комнату, восхищаясь девицами. После этого приятного визита он «вошел в нежные мысли и в томном наслаждении на канапе повалился». Потом он делился своими чувствами с Порошиным к некоей своей «любезной», которая «час от часу более его пленит». В этот вечер он искал в энциклопедии слово «любовь».

Все тайное рано или поздно становится явным, и скоро весь двор узнал, что возлюбленной Павла является Вера Чоглокова, круглая сирота, которую воспитала и сделала своей фрейлиной Екатерина II. Когда Павлу как-то раз пришлось ехать с матерью в карете и сидеть напротив своей «любезной», он взглядом искал ее глаза и, встретив благосклонный взгляд, был на седьмом небе от счастья. Когда подростки ехали в разных санях, они украдкой посылали друг другу воздушные поцелуи. Через несколько дней ему довелось танцевать с ней на придворном балу, и Порошин заметил, как Павел нежно пожимал маленькую ручку девушки. А через три дня Павел испытал жгучий припадок ревности. На очередном куртаге не было его возлюбленной: у нее якобы заболела губка! Но в то же время на куртаге не было и молодого князя Куракина. Из этого Павел сделал надлежащие выводы. Однако ревность скоро угасла – губка у девушки болеть перестала, и они опять встретились на маскараде. Танцуя польский танец, Павел шепнул ей: «Если бы пристойно было, то я поцеловал бы вашу ручку», на что она ответила, что «это было бы уж слишком». Были у Павла и другие приступы ревности в отношении Верочки Чоглоковой. Ему показалось, что фрейлина нежно смотрит на мальчика камер-пажа Девиера. По этому поводу у них были серьезные объяснения. Разумеется, первое детское увлечение Павла носило самый невинный характер.

Во всем этом раннем романе выявилась вся интимная сущность великого князя – платоническая любовь, жгучая ревность и плотские наслаждения с женами и любовницами.

Между тем, Павел подрастал – ему исполнилось 18 лет. Он стал совершеннолетним. Ощущая себя государственным и образованным человеком, он подал Екатерине II записку, озаглавленную так: «Рассуждение о государстве вообще, относительно числа войск, потребного для защиты оного и касательно обороны всех пределов». В ней он резко критиковал внешнюю политику Екатерины и основные направления ее деятельности. Так самодержица осознала, что в лице сына растет оппозиция ее режиму, то есть посчитала, что Павел чудит. И поступила как любая мать: чтобы отвлечь сына от дурных мыслей, чтобы он не вмешивался в ее дела и не бегал за служанками, она решила его женить.

Теперь ненадолго прервем наше повествование и зададимся вопросом: а был ли у Павла к этому времени сексуальный опыт, ведь во многом супружеская жизнь только на этом и строится? (Скажем, не сошлись супруги характерами, но в постели они полностью удовлетворяют друг друга, происходит своеобразная компенсация их натур, и в результате они живут долго и счастливо.) «Махание» со служанками, горничными и разными там прачками, которым он занимался с 12 лет, в счет не идет: они ничему не могли его научить. Оказывается, был опыт, да еще какой! Фрейлиной Екатерины II была в то время одна вдова, дочь петербургского генерал-губернатора Ушакова Софья, в замужестве Чарторыйская. Ей шел двадцать пятый год, она была на восемь лет старше Павла. Имея опыт супружеской жизни, она научила его азбуке секса и тонкостям любовной науки. Видно, учительницей Софья была отличной. Екатерина II взирала на «обучение» сына благосклонно, считая, что это и для здоровья полезно, и для будущей женитьбы тоже. Софья вскоре забеременела и в 1772 году родила от Павла сына, которого назвали Семеном Великим (а какую еще фамилию мог носить внук Екатерины Великой?). Во всех документах было записано отчество младенца – Павлович. Новорожденного сразу же забрали от матери и воспитывали за казенный счет. Став взрослым, он служил на русском флоте, участвовал во многих военных кампаниях. Будучи волонтером английского флота, в чине капитан-лейтенанта в 1794 году Семен геройски погиб в сражении при Антильских островах на борту своего фрегата. Ему было всего 22 года. Вот какой сын был у Павла! Гордиться надо! В благодарность «за оказанные империи услуги» Екатерина II нашла Софье богатого мужа.

Продолжим. Екатерина II начала подыскивать невесту сыну еще в 1771 году. После длительных поисков по всем закоулкам Европы выбор императрицы остановился на принцессе Вильгемине Гессен-Дармштадтской: «она была хороша собой, умна и обходительна». Она была младше Павла лишь на год – почти ровесники. У нее было две сестры – Амалия и Луиза. В 1772 году Екатерина II официально пригласила их мать – ландграфиню – прибыть в Петербург на смотрины. Но гессенский ландграф был настолько беден, что не смог обеспечить поездку своих дочерей в столицу России. Вот свидетельство современника: «В связи с тем, что поездка требовала значительных расходов, а финансовое положение Гессен-Дармштадтского двора было не блестящим, Екатерина II приняла на себя все издержки переезда на счет русской казны (из Петербурга в Дармштадт было отправлено около 80 тысяч гульденов). Кроме того, приглашая ландграфиню и трех ее дочерей в Россию, императрица брала на себя обязательство: после выбора великим князем одной из принцесс обеспечить приданым остальных ее сестер». Вот так – мало того, что невеста сама была бесприданницей, так и сестер Екатерина II обещала приданым обеспечить! Видно, велико было желание матери женить Павла!

Его, разумеется, никто не спрашивал – все решала мать. В свою очередь Павел томился в предвкушении грядущей женитьбы. Он записал в своем дневнике в ожидании невесты: «…которая есть и будет подругой всей жизни… источником блаженства в настоящем и будущем».

В апреле 1773 года дармштадтское семейство направилось в Россию. Они прибыли в Петербург на трех военных русских кораблях. Капитаном одного из них был друг детства великого князя Павла граф Андрей Разумовский. Он был на два года старше Павла, учился в Страсбургском университете, одно время служил на английском флоте. Павел, однако, не знал одной особенности Разумовского – он пользовался необыкновенным успехом у дам, «прелестями которых наслаждался, не считаясь с правилами строгой нравственности». Разумовский был циничным и наглым красавцем и щеголем, не в пример некрасивому Павлу. Граф сразу положил глаз на Вильгемину и в дороге оказывал ей повышенные знаки внимания. Первая встреча жениха и сестер состоялась в Гатчине. Павел влюбился в Вильгемину с первого взгляда и остановил свой выбор на ней. В своем дневнике он записал: «Мой выбор почти уже остановился на принцессе Вильгемине, которая мне больше всех нравится, и всю ночь я видел ее во сне». Екатерина II одобрила выбор сына: «Принцесса обладает всем тем, что нам подходит – ее физиономия прелестна, черты лица правильны, она ласкова, умна; я ею очень довольна, а мой сын влюблен». Знала бы она, чем это закончится…

В июне 1773 года Екатерина II официально попросила у матери принцессы руки ее дочки для своего сына. Та, разумеется, не отказала императрице, и в августе состоялась помолвка. Перед этим Вильгемина перешла в православие и стала называться Натальей Алексеевной. Прусский король Фридрих Великий сострил: «Екатеринизированные русские произвели натализацию моей родственницы». Она получила титул великой княгини, а на ее расходы Екатерина II определила в 50 тысяч рублей ежегодно. В сентябре в Казанском соборе столицы состоялось венчание молодых, после чего последовал банкет. «Бал открывала Вильгемина – Наталья со своим мужем. Ее свадебное платье было таким тяжелым от золотого шитья, драгоценных камней и бриллиантов, что несчастная царевна смогла танцевать в нем лишь несколько менуэтов», – писал современник. Екатерина II щедро наградила родственников невесты. Ее мать «получила наполненную золотыми монетами табакерку с портретом императрицы, украшенную алмазами, кольцо с бриллиантами, шубы из сибирской пушнины, 100 тысяч рублей и 20 тысяч на обратную дорогу». По 50 тысяч рублей получила каждая из сестер новобрачной в качестве обещанного приданого.

Так для Павла началась семейная жизнь. Молодая жена оказалась деятельной натурой. Она развеивала страхи мужа, вывозила его на загородные прогулки, на балет, устраивала балы, создала свой театр, в котором сама играла в комедиях и трагедиях. Словом, замкнутый и нелюдимый Павел ожил с молодой женой, в которой души не чаял. Великий князь ни разу изменить ей не посмел. Он действительно женился по любви и был счастлив, чего нельзя сказать о Наталье – у нее просто выбора не было. Она вытянула счастливый лотерейный билет, выйдя замуж за русского принца. Иначе ей бы пришлось до скончания века прозябать в германской провинции. Павел был некрасив – нос пуговкой, черты лица неправильные, низкий рост. Современник Павла А. М. Тургенев писал: «Кто знал, то есть видел хотя бы издалека блаженной и вечной памяти незабвенного императора Павла, весьма будет понятно и вероятно, что дармштадтская принцесса не могла без отвращения смотреть на укоризненное лицеобразие его императорского величества, вседражайшего супруга своего! Ни описать, ни изобразить уродливости Павла невозможно! Каково же было положение великой княгини в минуты, когда он, пользуясь правом супруга, в восторге блаженства сладострастия обнимал!»

Наталья Алексеевна была вполне довольна своим положением, но была себе на уме. Великая княгиня, по замечанию очевидца, «была хитрая, тонкого, проницательного ума, вспыльчивого, настойчивого нрава женщина». Она «умела обманывать супруга и царедворцев, которые в хитростях и кознях бесу не уступят; но Екатерина скоро проникла в ее хитрость и не ошиблась в догадках своих!»

Поначалу Екатерина II тоже была вполне довольна своей невесткой, в которую был влюблен ее сын. А уж Екатерина-то толк в любви знала как никто другой! Она писала одной из своих доверенных подруг: «Ландграфиня оставила мне золотую женщину, свою дочь, великую княгиню; эта молодая принцесса наделена прекрасными качествами; я ею крайне довольна; муж ее обожает, и все ее любят». А самой ландграфине Каролине через полтора месяца после свадьбы она сообщала: «Ваша дочь здорова, она по-прежнему кротка и любезна, какою Вы ее знаете. Муж ее обожает и не перестает хвалить ее и рекомендовать; я слушаю его и иной раз задыхаюсь от смеха, потому, что она не нуждается в рекомендациях, ее рекомендации в моем сердце». Через месяц Екатерина II опять пишет Каролине: «Великая княгиня здорова, мы все более и более друг друга любим и очень хорошо уживаемся вместе, ее нрав мне нравится, мы условились, что она до Нового года начнет говорить по-русски».

Но чем больше узнавала императрица характер Натальи Алексеевны, тем более раздражала ее невестка. Она оказалась честолюбивой, серьезной и крутой нравом девушкой. Первоначальные благоприятные отзывы о ней Екатерины сменяются следующими пассажами: «Великая княгиня постоянно больна, и как же ей не быть больной! Все у этой дамы доведено до крайностей: если она гуляет пешком, то двадцать верст, если танцует, то двадцать контрдансов и столько же менуэтов, не считая аллемандов; чтобы избежать жары в комнатах, их вообще не топят… одним словом, середина во всем далека от нас. Опасаясь злых, мы не доверяем целой земле и не слушаем ни хороших, ни дурных советов, нет ни добродушия, ни осторожности, ни благоразумия во всем этом… После более чем полутора года мы не знаем ни слова по-русски; мы хотим, чтобы нас учили, но мы ни минуты в день старания не посвящаем этому делу; все у нас вертится кубарем. Долгов у нас вдвое, чем состояния, а едва ли кто в Европе столько получает…»

В этом Екатерина II была абсолютно права – если длительные прогулки и танцы до упаду можно было списать на молодость, то незнание русского языка и отчаянное мотовство простить было нельзя. Невестка вела себя как зарвавшаяся выскочка из захудалого германского княжества; прежде у нее не было денег даже на нижнее белье, а тут – миллионы!

Было еще одно немаловажное обстоятельство. Павел полностью подчинился Наталья Алексеевна (такое случается с влюбленными парнями) и позволил ей командовать собой. У нее был властный характер. Наталья Алексеевна стала диктовать мужу, с кем ему общаться и кого приглашать к себе. Английский посланник Д. Харрис отмечал, что она «управляла мужем деспотически, не давая даже себе труда выказать малейшей к нему привязанности». И еще – она приняла нелюбовь Павла к матери и составила по отношению к Екатерине вместе с ним оппозицию! Этого Екатерина II так просто оставить не могла!

Ей донесли, что у Натальи Алексеевны завелся любовник – граф Андрей Разумовский, племянник елизаветинского фаворита, тот самый, который сопровождал ее в дороге из Дармштадта. Он был лучшим другом Павла, и тот по доброте душевной позволил ему поселиться рядом с апартаментами Натальи Алексеевны. Павел был погружен в романтические мечты и не замечал измены жены. При этом Разумовский не гнушался подливать за ужином в бокал Павла ударную дозу морфия, чтобы обеспечить себе свободу действий. Сраженный наркотиком, Павел засыпал тяжелым сном прямо за столом, и теперь уже ничто не мешало любовникам резвиться в полное свое удовольствие. А бедный Павел наутро вынужден был извиняться за свое нетактичное поведение.

До поры Екатерина молчала, а потом рассказала об этой связи Павлу и потребовала удаления Разумовского. Тот возмутился и попросил у Натальи объяснений. Однако коварная женщина сумела уверить Павла, что свекровь ее ненавидит и намеренно распускает дурные слухи, чтобы поссорить их. Павел вынужден был извиниться. Он вел себя как полный подкаблучник. Жалкий рогоносец! Достаточно было нескольких истерик жены, чтобы Павел отверг как необоснованные доводы матери. Он упорно не хотел замечать измены жены и друга, которые все более и более настраивали его против матери.

Наконец, Наталья Алексеевна забеременела, и свекровь стала ждать внука – надежду российского престола. С нетерпением ждал его и Павел, ведь получить ребенка от любимой женщины – это такое счастье! В один из апрельских дней 1776 года у нее начались схватки. Тяжелые роды продолжались пять дней, но Наталья так и не смогла разрешиться. Когда ей сделали кесарево сечение, ребенок уже умер в утробе матери. Промучившись еще некоторое время, она скончалась. «Екатерина почти все время была при невестке, хотя давно переменила о ней отношение, считая ее неприятной, неблагоразумной, расточительной и безалаберной женщиной», – отмечал современник. Как видим, ничто человеческое, в том числе и сострадание, не было чуждо Екатерине Великой – сострадание, даже невзирая на неприязнь.

Великой княгине был всего 21 год. Гроб с телом покойной выставили для прощания в Александро-Невской лавре, там же и похоронили. Как только Наталья Алексеевна скончалась, Екатерина немедленно обыскала ее кабинет, нашла в нем переписку с Разумовским и изъяла ее. Павел очень любил свою жену и так переживал ее смерть, что чуть не лишился рассудка. Екатерина не могла на это смотреть и, чтобы положить конец его переживаниям, передала сыну связку писем, найденную в потайном отделении письменного стола невестки. Прочитав их, Павел только теперь поверил, что между Разумовским и его покойной женой существовала прочная любовная связь, и что отцом ребенка, из-за которого и умерла Наталья, вполне мог быть Разумовский. Из переписки выяснилось, что Наталья любила Разумовского «до последнего дня своей жизни не переставала посылать своему другу, через одну из своих фрейлин, Алымову, нежные записки и цветы». Прочтя эти письма, Павел так расстроился, что даже не пришел на похороны своей жены. Современники отмечали, что именно с этого момента Павел «пришел в то состояние душевного расстройства, которое сопутствовало ему всю жизнь». Этому, вероятно поспособствовали и лошадиные дозы морфия, которыми пичкал его граф Разумовский; наркотик, как известно, очень влияет на психику людей. Из нежного и отзывчивого юноши он превратился в психопата с крайне неуравновешенным характером. Павел был буквально раздавлен предательством столь любимой им жены. А еще и предательство друга…

Также выяснилось, что Наталья Алексеевна успела задолжать три миллиона рублей, а заем в Париже ей устроил все тот же Андрей Разумовский. Эти деньги потом пришлось выплатить Екатерине II. Она была в таких вещах до крайности щепетильна, но такой подлости от невестки не ожидала.

Задумаемся над этим. Ну положим, безалаберная мотовка заняла эти деньги себе «на булавки». А отдавать как? А так: оказывается, у Натальи Алексеевны, этой невестки «с прекрасной физиономией», были далеко идущие планы. Очевидец этих событий А. М. Тургенев писал: «Злые языки говорили, что смерть Натальи Алексеевны была подстроена, чтобы избавиться от опасной претендентки на русский трон. Великая княгиня, как утверждали ее недоброхоты, не только вступила в любовную переписку и связь с графом А. К. Разумовским, но даже задумывалась совершить вместе ним государственный переворот. Князь Вальдек – канцлер Австрийской империи, хорошо осведомленный в династийных немецких делах – говорил родственнику Екатерины принцу Ангальт-Бернбургскому: „Если эта (то есть Наталья Алексеевна. – М. П.) не устроила переворот, то никто этого не сделает“. О том, что якобы Екатерина II устроила смерть своей невестки, слухи пошли сразу же, но это полная чушь. Императрица до такой низости не опустилась бы; нашлись бы методы воздействия на строптивицу и получше, и почище. А вот что Наталья замышляла дворцовый переворот (вместе с Разумовским или Павлом) – это очень возможно. А задумка была такая – Павел свергнет мать и займет подобающее ему место. Потом под любым предлогом свергнуть Павла и самой стать императрицей под именем Натальи I – вместе со своим любовником Разумовским, разумеется.»

Вот откуда у нее появились бы деньги, чтобы расплатиться с парижскими банкирами! Глупая и неблагодарная девочка, она не знала, как делаются дворцовые перевороты! Гвардию надо было звать, но к гвардии она отношения не имела. У Натальи Алексеевны не было ума, а лишь болезненный эгоизм, неуемное честолюбие и чванство. Своим высокомерием и заносчивостью она оттолкнула всех. Дворцовый переворот в царствование Екатерины II был утопией!

Так или иначе, Наталья Алексеевна умерла, а с нею были похоронены все планы переворота. Однако отчего же скончалась гессенская принцесса? Слухи о том, что ее отравили по приказу императрицы, нас не убедили. В заграничных журналах появилась более правдоподобная версия. Оказывается, Наталья Алексеевна имела неправильное телосложение: у нее был очень узкий, деформированный таз, и она в принципе не могла родить нормально. Это подтвердила сама Екатерина II в одном из своих писем: «По кончине, при открытии тела, оказалось, что великая княгиня с детства была повреждена, что спинная кость не токмо была какова S, но часть та, кои должна быть выгнута, была вогнута и лежала дитяти на затылке; что кости имели четыре дюйма в окружности и не могли раздвинуться, а дитя в плечах имело до девяти дюймов. К сему соединились еще другие обстоятельства, коих, чаю, примера нету. Одним словом, стечение таковое не позволяло ни матери, ни дитяти оставаться в живых…»

Против такого утверждения решительно выступил русский посланник при германском сейме барон Ассейбург. Три года назад он вел переговоры о браке Павла и принцессы Вильгемины, а прежде чем состоялась их помолвка, собрал подробные и хорошо проверенные сведения и состоянии здоровья невесты. Доктора и придворные ландграфа Дармштадтского уверили барона в прекрасном состоянии ее здоровья. В свою защиту барон Ассейбург приводил тот факт, что она была хорошо сложена, не требовалось никаких доказательств – достаточно было взглянуть на нее. Однако двумя годами раньше сама Наталья Алексеевна в порыве откровенности как-то обмолвилась, что, будучи ребенком, она «подверглась опасности стать кривою». Поэтому ее мать позвала какого-то шарлатана, который выпрямил ее при помощи кулаков и колен. Этим-то и объясняется, что спинной хребет у нее оказался выгнутым в форме буквы 5, а нижняя часть позвоночника, которая должна быть выгнутою, оказалась вогнутой кулаками костоправа.

Что тут можно сказать? Барон, конечно же, защищал честь мундира – не мог же он так обмишуриться! А дармштадтские придворные врали – не могли же они сказать, что их принцесса не способна к деторождению! По правде сказать, были правы и барон, и немецкие доктора. Принцесса Вильгемина была хорошенькой девушкой субтильного телосложения, с узкими бедрами. По немецким понятиям, в этом был ее особенный шарм и привлекательность. Отметим, что и Екатерина II, и барон Ассейбург, и придворные, и врачи были немцами, и с их точки зрения, в этом была особая прелесть принцессы. При этом была утрачена старая русская традиция, когда царям боярыни выбирали невест по особым стандартам – чтобы была упитанной, здоровой телом, пышногрудой (много молока) и, главное, с широкими бедрами, чтобы при родах ребенок как пробка из бутылки выскакивал: «чтобы не было порухи государскому чадорождению». Ведь главной задачей русских цариц было исправное рождение здоровых и крепких наследников.

Так что загадка смерти Натальи Алексеевны на самом деле таковой и не является. Просто кесарево сечение поздно сделали, да уровень медицины тогда был не тот.

А что же прелюбодей Андрей Разумовский? Эпоха, когда любовников царских жен сажали на кол или казнили на эшафоте, прошла. Нравы стали мягче. Екатерина II в данном случае особо зверствовать не стала. Она сослала его сначала в Ревель (ныне Таллин), а потом на Украину – к его отцу гетману Кириллу Разумовскому. В новом, 1777 году граф Андрей был назначен дипломатическим посланником в Неаполь, а позже был послом в Дании, Швеции и Вене. Женился на графине Тюргейм и под ее влиянием перешел в католичество. Вступление на престол Павла I в 1796 году не изменило положения Разумовского – он по-прежнему оставался послом России в Австрии. И только когда он перестал добросовестно исполнять свои обязанности и начал вести проавстрийскую политику, был отозван со своего поста и опять сослан на Украину. Он прожил долго и умер в возрасте 84 лет в 1836 году. За связь с Натальей Алексеевной он никогда серьезно наказан не был – Павел I ему не мстил.

Однако жизнь продолжалась. Павел, как ни странно, быстро утешился, но крепко запомнил урок. Этому, несомненно, поспособствовали откровения его бывшей жены, которые он почерпнул из ее любовных писем Разумовскому. Мать тоже сказала ему: «…Мертвых не воскресить, надо думать о живых. Разве от того, что воображали себя счастливым, но потеряли уверенность, следует отчаиваться в возможности снова возвратить ее? Итак, станем искать эту другую».

Кто же эта другая? Это была принцесса София Доротея Августа Луиза Вюртембергская. Екатерина II уже давно обратила на нее внимание, но когда искали для Павла невесту, ей было только 14 лет. Конечно, в таком возрасте брак был невозможен, и как выразилась сама Екатерина II, она «положила ее в карман». Теперь настало время претворять эти матримониальные планы в жизнь. Софии уже исполнилось 17 лет, и она вполне была готова к замужеству. Но – вот незадача – она оказалась уже помолвлена с братом покойной Натальи Алексеевны, наследным принцем Людвигом Гессен-Дармштадтским. Ситуация складывалась пикантная, но как только о ней узнал прусский король Фридрих II, которому София приходилась внучатой племянницей, все образовалось как нельзя лучше. Фридрих здраво рассудил, что лучше иметь родственницу – русскую царицу, чем какую-то занюханную гессенскую принцессу. Жених легко возвратил данное ему слово (он был мотом и бесхарактерным человеком, притом весь в долгах) и в качестве вознаграждения утешился 10 тысячами рублей, презентованными Екатериной П.

Акция по новой женитьбе Павла прошла стремительно. Уже через два месяца после гибели Натальи Алексеевны молодой вдовец отправился в Берлин за новой невестой. Берлин был в то время столицей Пруссии, и здесь Павел впервые встретился со своим кумиром – королем Фридрихом Великим. Фридрих II, понимая всю важность визита Павла, оказал ему пышный прием. Здесь наследник русского престола впервые увидел свою невесту и в очередной раз влюбился! Однако, будучи педантом и помня о фиаско в первом браке, Павел решил подстраховаться и составил инструкцию для своей невесты, в которой писал: «Я не буду говорить ни о любви, ни о привязанности, ибо это вполне зависит от счастливой случайности; но что касается дружбы и доверия, приобрести которые зависит от нас самих, то я не сомневаюсь, что принцесса пожелает снискать их своим поведением, своей сердечной добротою и иными своими достоинствами». Еще он советовал ей, как вести себя со свекровью: «В отношении к императрице принцессе следует быть предупредительной и кроткой, не выказывать досады и не жаловаться на нее кому-то бы ни было; объяснение с глазу на глаз всегда будет наилучше…» Обязательным условием в этой инструкции было обозначено знание русского языка.

Принцесса София полностью оправдала его надежды. Павел писал матери: «Мой выбор сделан. Препоручаю невесту свою в милость Вашу и прошу о сохранении ее ко мне. Что касается до наружности, то могу сказать, что выбором своим я не остыжу вас… Что касается до сердца ее, то имеет она его весьма чувствительное и нежное, что я видел из разных сцен между роднёю и мной… Ум солидный ее приметил и король… Знания исполнена, и что меня вчера удивило, так разговаривает со мной о геометрии, отзываясь, что сия наука потребна, чтобы приучиться рассуждать основательно. Весьма проста в обращении, любит быть дома и упражняться чтением или музыкою, жадничает учиться по-русски, зная, сколь сие нужно и помня пример предшественницы ея…»

Ну что тут сказать? Влюбленному юноше (а Павлу исполнилось только 22 года), только что пережившему семейную трагедию, конечно же, хотелось увидеть свой идеал в новой невесте. И он опять не замечал очевидного. У психологов есть такой прием: чтобы разговорить пациента, нужно настроиться на его «волну», то есть говорить о том, что ему интересно. Вот София и заговорила с ним о геометрии, чтобы заинтересовать своей особой олуха, зная, что Павел любит этот предмет. Голову даю на отсечение, что самой Софии геометрия была до лампочки. Если еще она говорила, повторяя интонации Павла!.. В современной науке это называется нейролингвистическим программированием, иначе управлением сознанием. Семнадцатилетняя девушка действительно имела «ум солидный» и делала все, чтобы понравиться Павлу – наследнику русского престола. Зачем ей прозябать в каком-то германском карликовом Вюртемберге, ей нужна была великая империя, Россия, и она делала все, чтобы угодить Павлу, даже о геометрии рассуждала с умным видом. В этом сказывался комплекс неполноценности провинциальных принцесс. Хитра была София, ох хитра, и себе на уме… Это скажется впоследствии, а пока Павел был влюблен по уши и ничего не замечал.

Вскоре принцесса София Доротея Вюртембергская прибыла в Царское Село. Екатерине II она тоже сумела понравиться. Вот что писала императрица: «Она именно такова, какую хотели… Кротость, доброта сердца и искренность выражается у нее на лице. Все от нее в восторге, и тот, кто не полюбит ее, будет не прав, так как она создана для этого и делает все, чтобы быть любимой. Словом, моя принцесса представляет собой все, что я желала, и вот я довольна».

Принцессе Софии по условиям брачного договора пришлось принять православие; теперь она стала называться Великой княгиней Марией Федоровной. В конце сентября 1776 года они с Павлом обвенчались. Она писала своей матери в Германию: «Великий князь – очаровательнейший из мужей… Дорогой мой муж – ангел. Я люблю его до безумия». Здесь она явно лукавила – как можно сумасбродного Павла, пусть и очаровательного, назвать ангелом? А любить урода «до безумия»? А того, что Павел был уродлив, не отрицает никто – достаточно взглянуть на его портрет. Лицемерка! Она вышла замуж по прямому расчету и хотела понравиться новой родне. Вот и вся тут «любовь-морковь».

Перед свадьбой Мария Федоровна обратилась к Павлу с письмом следующего содержания: «Клянусь этой бумагой всю мою жизнь любить, обожать вас и постоянно быть нежно привязанной к вам; ничто в мире не заставит меня измениться по отношению к вам. Таковы чувства вашего навеки нежного и вернейшего друга и невесты». Это были не мимолетные слова 17-летней девушки, и клятва была выполнена ею почти в полном объеме. Вот об этом «почти» мы позже поговорим…

Современные историки-беллетристы утверждают, что Мария Федоровна «была тихой, скромной, сентиментальной женщиной, буквально созданной для семейного счастья и материнства». Для материнства – да. Забегая вперед, скажем, что родила Павлу десятерых детей (лишь одна дочь умерла в младенчестве). Прямо мать-героиня! Но скромной она никогда не была. Известный историк Натан Эйдельман приводил обратные факты – она была неискренней, лицемерной и властолюбивой. Многое в ее поступках было показным, театральным и нарочитым. «Я так люблю жить с моим мужем в унисон», – любила театрально восклицать она, подчеркивая тем самым, что они составляют одно целое. Мария Федоровна любила всем говорить о своей необыкновенной любви к мужу и о своей верности. Она часто подчеркивала свое целомудренное поведение и чистоту возвышенных чувств, но на самом деле она говорила все это напоказ. О том, что действительно было так, мы в дальнейшем подтвердим фактами.

А пока Мария Федоровна поступила так же, как и покойная Наталья Алексеевна – принялась командовать Павлом, управлять его сознанием и ревновать к любой юбке. Как любая жена-собственница, она руководствовалась принципом «Павел мой и только мой». Однако у нее ничего не получилось – это вам не о геометрии лясы точить. Управлять сознанием безумца (а многие считали Павла именно таким) – гиблое дело, поскольку его поступки непредсказуемы.

А ревновать-то Павла было за что. Еще при жизни Натальи Алексеевны ей во фрейлины была зачислена выпускница Смольного института благородных девиц Екатерина Нелидова (кстати, она была в дальнем родстве с Гришкой Отрепьевым – самозванцем, которого мы знаем как Лже-дмитрия I). Она родилась в 1758 году, была на год старше Марии Федоровны и, стало быть, придворной дамой стала в 18 лет. Это была невысокого роста, веселая и бойкая девушка, со смуглой кожей, темными волосами и черными глазами. Среди выпускниц Смольного института она выделялась своими артистическими способностями. Именно за это она и была пожалована Екатериной II во фрейлины, награждена тысячей рублей и бриллиантовым перстнем.

Когда Наталья Алексеевна умерла, фрейлина Нелидова по наследству досталась новой жене Павла – Марии Федоровне. Поначалу Павел не питал к Нелидовой никаких чувств и даже посматривал на дурнушку с некоторым неодобрением. Но постепенно он изменил свое отношение к девушке, обнаружив в ней достоинства и таланты, которых раньше не замечал. Отныне она стала для него самым близким лицом и доверенным другом. Она стала фавориткой Павла Петровича. Разлюбил ли Павел при этом Марию Федоровну? Трудно сказать. Скорее, она не нашла с ним общего языка. А вот Нелидова нашла, и они стали друзьями. Многие злословили на этот счет, но любовь Павла к Нелидовой была чисто платонической.

Новое увлечение Павла не замедлило сказаться на семейных отношениях – чем веселее и оживленнее была фаворитка, тем грустнее становилась Мария Федоровна. Во всех отношениях Катенька Нелидова была полной противоположностью великой княгине, ее веселые выходки, смех, милое воркование совершенно не соответствовали нордическому хладнокровию Марии Федоровны.

Вначале увлечение мужа даже забавляло ее: вам нравятся дурнушки? Тем хуже для вас… Однако вскоре Мария Федоровна почувствовала, что ревность сжигает ее сердце. В ее душу закрались тревога и неуверенность. Накануне очередных родов она пишет одному корреспонденту: «Вы будете смеяться над моей мыслью, но мне кажется, что при каждых моих родах Нелидова, зная, как они бывают для меня трудны и что они могут быть для меня гибельны, всякий раз надеется, что она сделается женой Павла». Страсти накалились до такой степени, что Мария Федоровна решила пожаловаться на мужа своей свекрови, Екатерине II. Но императрица была мудрой женщиной. Она подвела невестку к зеркалу и сказала: «Посмотри, какая ты красавица, а соперница твоя просто маленький монстр; перестань кручиниться и будь уверена в своих прелестях». Мария Федоровна действительно была красивой – высокая блондинка с приятным лицом.

Однако сплетни о взаимоотношениях Нелидовой с великим князем не утихали. Многие придворные считали, что Нелидова является любовницей Павла. Однако историки раскопали документ, не оставляющий сомнений в романтических отношениях Павла с Нелидовой. Сохранилось его письмо к матери, когда он тяжело заболел в 1790 году, и врачи опасались за его жизнь. Вот оно: «Мне надлежит совершить пред вами, государыня, торжественный акт, как перед царицею, моей матерью – акт, предписывающий мне моей совестью пред Богом и людьми: мне надлежит оправдать невинное лицо, которое могло бы пострадать, хотя бы негласно, из-за меня. Я видел, как злоба выставляла себя судьею и хотела дать ложные толкования связи, исключительно дружеской, возникшей между m-elle Нелидовой и мною. Относительно этой связи клянусь тем Судилищем, пред которым мы все должны явиться, что мы предстанем пред ним с совестью свободною от всякого упрека, как за себя, так и за других… Клянусь торжественно и свидетельствую, что нас соединила дружба священная и нежная, но невинная и чистая. Свидетель тому Бог». Как видим, Павел Петрович призывал Бога в свидетели, что между ними ничего не было. На смертном одре не врут! А еще Павел писал ей со шведской войны: «Знайте, что умирая, буду помнить о вас».

Сама Нелидова написала проще: «Разве вы были для меня когда-нибудь мужчиной? Клянусь вам, что с тех пор, как я к вам привязана, я этого никогда не замечала. Мне кажется, что вы мне – сестра».

Как бы то ни было, но все современники и историки сходятся в одном: Екатерина Нелидова никогда не использовала отношения с Павлом в своих целях. Не просила у него ни денег, ни поместий. Лишь однажды, и то с большой неохотой, она приняла от него фарфоровый сервиз для завтрака и отказалась от приложенной к нему тысячи крестьянских душ.

О характере их взаимоотношений можно судить из свидетельства полковника Н. А. Саблукова, преданного Павлу человека. Вот что он писал: «Как-то раз, в то время, когда я находился во внутреннем карауле, во дворце произошла забавная сцена. Офицерская караульная комната находилась близ самого кабинета государя, откуда я часто слышал его молитвы. Здесь стоял часовой, который немедленно вызывал караул, когда император показывался в коридоре. Услышав внезапно окрик часового: „Караул, вон!“, я поспешно выбежал из офицерской комнаты. Дверь коридора открылась настежь, и император, в башмаках и шелковых чулках, при шляпе и шпаге, поспешно вошел в комнату, и в ту же минуту дамский башмачок, с очень высоким каблуком, полетел через голову его величества, чуть-чуть ее не задевши. Император через офицерскую комнату прошел в свой кабинет, а из коридора вышла Екатерина Ивановна Нелидова, спокойно подняла свой башмак и вернулась туда же, откуда пришла. На другой день, когда я сменился с караула, его величество подошел ко мне и шепнул: „Друг мой, вчера у нас случилась размолвка“».

Не всякая фрейлина могла безнаказанно швыряться башмаками в наследника престола Российской империи!

В течение целых пятнадцати лет Екатерина Нелидова оказывала огромное благотворное влияние на Павла и, по отзывам современников, даже «умела править и умом его, и темпераментом». Она считала, что Бог определил ей быть ангелом-хранителем Павла.

В начале 1790-х годов для Павла Петровича наступили тяжелые времена. Екатерина II, окончательно разочаровавшись в сыне, стала думать о передаче власти своему внуку Александру в обход Павла. С самого рождения воспитание старших сыновей Павла – Александра и Константина – шло под присмотром императрицы; родители от участия в нем были отстранены. Государыня, чувствуя приближение своей кончины, даже стала готовить документы на этот счет. Павел с женой в это время проживал и в Гатчине; там же обреталась и Нелидова. Павел каждую минуту ожидал опалы, ссылки, а может быть, и тюремного заключения. В такой ситуации ему, как воздух, требовалась поддержка своего «ангела-хранителя». Однако усиливавшееся влияние фаворитки вызвало противодействие со стороны Марии Федоровны. Окружение Павла раскололось на две группировки – сторонников Нелидовой и жены Павла. Победила партия Нелидовой. Обращения Марии Федоровны к императрице не помогали. Павел стал избегать общения с женой и все время проводил в обществе своей подружки. Но сама Нелидова была благородной женщиной. Постоянные разлады в семье наследника, истерики Марии Федоровны вынудили ее сложить с себя полномочия фрейлины и в 1793 году вернуться в Смольный. Павел тяжко переживал по этому поводу и упросил мать разрешить бывать Катеньке у него. Сначала так и было, но потом Нелидова узнала, что Павел увлекся фрейлиной Беригиной, потом Алымовой, и перестала навещать его. Как видно, характера Нелидовой было не занимать!

Екатерина II умерла в ноябре 1796 года. Документы, отстранявшие Павла от престола, были уничтожены. Однако остались другие документы, из которых Павел узнал, что его жена, Мария Федоровна, вступила в сговор со свекровью и тоже хотела, чтобы царствовал Александр, а она была бы при нем регентшей. Такого предательства Павел простить не мог. Скандал получился грандиознейший! Впрочем, нужно было соблюдать приличия, и Мария Федоровна осталась при дворе. Времена, когда неверных жен постригали в монастырь, канули в Лету.

И еще одним Павел был недоволен. Он с 1780-х годов жил в Гатчине, занимаясь своими военными делами, a Maрия Федоровна – в Павловске, где украшала дворец и занималась дочерьми. Считается, что супружеские отношения у них прекратились в 1788 году после тяжелых родов, когда появилась на свет дочь Екатерина – очаровательная курносенькая малютка. От кого же тогда рожала младших детей Мария Федоровна? Например, в 1792 году – дочь Ольгу? Судя по тому, в какой ярости находился Павел, ребенок был не от него. Он совершенно ясно приказал своей свите: «Уважение к Нелидовой, презрение к великой княгине». Известно письмо Павла, датированное 1800 годом, своему другу Ф. Растопчину: «Дражайший Федор Васильевич!.. Сегодня для меня священный день памяти в бозе почившей цесаревны Натальи Алексеевны, чей светлый образ никогда не изгладится из моей памяти до моего смертного часа. Вам, как одному из немногих, которым я абсолютно доверяю, с горечью признаюсь, что официальное отношение ко мне цесаревича Александра угнетает. Не внушили ли ему пошлую басню о происхождении его отца мои многочисленные враги? Тем более грустно, что Александр, Константин и Александра мои кровные дети. Прочие же?.. Бог весть!.. Мудрено, покончив с женщиной все общее в жизни, иметь от нее детей. В горячности моей я начертал манифест „О признании сына моего Николая“ незаконным, но Безбородко умолил меня не оглашать его. Но все же Николая я мыслю отправить в Вюртемберг, к „дядям“ с глаз моих: гофкурьерский ублюдок не должен быть в роли российского великого князя – завидная судьба! Безбородко и Обольянинов правы: ничто нельзя изменить в тайной жизни царей, раз так предположил Всевышний. Дражайший граф, письмо это должно остаться между нами. Натура требует исповеди, и от этого становится легче жить и царствовать. Пребываю к Вам благосклонный Павел». Поясним – А. А. Безбородко тогда был канцлером Российской империи, а П. X. Обольянинов – генерал-прокурором. Эти люди давали Павлу умные советы. А в том, что Павел I решил «поплакаться в жилетку» своему старинному другу, нет ничего удивительного: он был живым человеком, и ничто человеческое ему не было чуждо. Из этого письма видно, как он переживал измену жены. И это в то время, когда она афишировала свое целомудренное поведение и объявляла себя чуть не святой в этом отношении.

Причиной, которая могла бы подтолкнуть Марию Федоровну к измене мужу, должно быть, являлась фаворитка Нелидова. Но Павел говорил, что его с Нелидовой связывают чисто платонические отношения, и требовал от жены монашеского образа жизни. Она выдержала три года, а потом завела себе любовника. Некоторые историки утверждают, что мысль изменить Павлу ей подала сама Екатерина II во время известной сцены у зеркала, когда Мария Федоровна пришла жаловаться не неверность мужа. Якобы императрица уже тогда подумывала передать власть внуку Александру в обход Павла – чем хуже для великого князя, тем лучше для Екатерины. По-моему, это чушь – чтобы мать специально подговаривала невестку изменять мужу? Ни за что не поверю! Какой бы ни была Екатерина II, но все же она была матерью, а мать сыну зла не пожелает! Это сама Мария Федоровна позволила себе измену и распутство, не без отрицательного воздействия Нелидовой, конечно. Мы просто живем в другое время, а тогда, в XVIII веке, среди королей, императоров и знати вообще было принято заводить себе любовников и любовниц (муж себе, а жена себе), и никто в этом большой беды не видел. Нарвы были такие, «гламурный» век, понимаешь! Некоторые мужья мирились с любовниками жен, а некоторые – нет. Павел, как видно, был из числа последних. Он считал себя благородным рыцарем «без страха и упрека», чисто платонически любящим свою прекрасную Дульсинею (Нелидову), а жену – изменницей, которая рожала детей от придворных. Заметим, что Нелидова никогда не была в «интересном положении», тогда как императрица была постоянно беременной. Восприятия у супругов были разные – Павел пребывал в романтических мечтаниях, соблюдал свой кодекс чести, а Мария Федоровна желала чисто плотской любви. Она прежде всего была женщиной. Молодой (ей было тогда чуть за сорок) и привлекательной. Вот только не надо ей было трубить на всех углах о своей невинности, притворяясь тихой овечкой.

Сначала ее любовником был статс-секретарь Сергей Муханов. Он был моложе Марии Федоровны на три года и всегда, так сказать, у нее под рукой. Достоверно известно, что она родила от него дочь Ольгу в 1792 году. Девочка через три года умерла. Потом Мария Федоровна сменила Муханова на 23-летнего красавца гофкурьера Данилу Бабкина. От него она родила в 1795 году дочь Анну, а в 1796 году – сына Николая, которые были похожи на Бабкина как две капли воды. Это его Павел называл «гофкурьерским ублюдком», а – поди ж ты! – он стал императором Николаем I, который и продолжил династию Романовых.

Итак, Екатерина II умерла. Великий князь Павел Петрович стал императором Павлом I. Из 42 лет, прожитых им, 34 года он ждал этого момента. Ждал и боялся. Теперь бояться было нечего, и он стал править по своему разумению. Лучшим устройством государственного механизма он считал армию, и Россия превратилась в кордегардию. Мы не станем рассуждать, справедливым ли государем он был, правильные ли решения принимал – это не входит в наши планы. Отметим только, что он никого не казнил, а видно, зря – его убили. В нашей книге речь о любви, а не о государевой деятельности. Вспомним: характерной чертой Павла была рыцарственность. У него были высоко развиты понятия о чести, долге, достоинстве и великодушии, до предела обострено чувство справедливости. Его попытки насильно вложить в общество доброту и милосердие выдают в нем любимого им Дон Кихота. Наполеон так и назвал Павла – «русский Дон Кихот»! Однако средневековое рыцарское сознание Павла не соответствовало тому времени, в котором он жил. Герцен высказался проще: «Павел I являл собой отвратительное и смехотворное зрелище коронованного Дон Кихота». В чем и была его беда. Еще он по-прежнему торопился жить. Всякое промедление в выполнении приказаний вызывало в нем гнев. Изнеженное гвардейское офицерство ненавидело Павла, но простой народ любил его.

Первой, кто на коленях присягнул ему с детьми, была Мария Федоровна. Однако Павел удивил всех, присовокупив к присяге старшего сына Александра следующий пункт: «И еще клянусь не посягать на жизнь государя и родителя моего». Он и сына боялся, и не без оснований, что подтвердилось в 1801 году.

Итак, после своего воцарения Павел I стал уговаривать Нелидову вернуться к нему. Она некоторое время раздумывала, а потом согласилась. Более того, они помирились с Марией Федоровной, и они стали выступать одним фронтом против непредсказуемого Павла. Обе женщины – и вместе, и каждая самостоятельно – пытались благотворно воздействовать на императора. Сумасбродный Павел был скор на расправу. Мемуаристы приводят примеры заступничества Екатерины Нелидовой за некоторых лиц или выступления против какого-нибудь нелепого распоряжения императора. Наиболее известна история, когда он хотел упразднить орден Святого Георгия – наиболее чтимую воинскую награду. Наша героиня дважды упрашивала его не делать этого. Помимо этого, она заступалась за саму Марию Федоровну – как мы уже писали выше, Павлу было за что неодобрительно относиться к ней. Нелидова была одной из немногих, кто мог сдерживать его гнев. «Когда он что-нибудь хочет, спорить с ним не решается никто, ибо возражения он считает бунтом. Случается, что потом императрица, чаще же мадемуазель Нелидова, или обе вместе укрощают его, но бывает это редко», – отмечал лейб-медик Павла. Она называла императора Павлушкой. Говорили, что Екатерина Нелидова была в те годы «владелицей двора». Ее почитали как первую персону при Павле, перед ней заискивали. Хвалить ее красоту было как-то неудобно, поэтому вельможи восхищались танцевальными способностями Екатерины – а танцевать она любила. В угоду ей, любившей зеленый цвет, Павел приказал одеть придворных певчих в изумрудные одежды.

Все складывалось вроде бы благополучно. Павел гневался, а Мария Федоровна с Нелидовой укрощали его гнев – в общем, все как всегда. В какой-то момент императрица даже уговорила мужа вернуться к супружеским обязанностям, в результате которых у нее родился в 1798 году сын Михаил.

И вдруг, в один момент, все пошло прахом. В 1797 году на одном из балов в Москве Павел обратил внимание на двадцатилетнюю девицу Анну Лопухину. Это вызвало, по замечанию современников, «некоторое волнение» у Марии Федоровны и Нелидовой. Тогда эта мимолетная встреча последствий не имела. Но бывший брадобрей Павла Кутайсов, хитрый и честолюбивый человек, страдавший от того, что при воцарении Павла его обошли наградой, затеял интригу, приведшую к падению Нелидовой и отстранению Марии Федоровны на задний план. Он отметил внимание Павла к Лопухиной и решил использовать это в своих целях. Весной 1798 года Павел I опять поехал в Москву. Во время этой поездки Кутайсов стал исподволь внушать императору, что Нелидова, мол, много себе позволяет, а Мария Федоровна так вообще руководит им. Мнительный Павел согласился с ним и клюнул на наживку. Между тем, Павел опять на балу встретил Лопухину. Та ходила за ним как привязанная и смотрела ему в рот. Кто-то сказал Павлу, что девица из-за него совсем голову потеряла. И вот уже Кутайсов договаривается с мачехой Анны о переезде падчерицы в Петербург и переводе ее отца, сенатора Лопухина, в столицу на обер-прокурорскую должность. Анну Лопухину Павел определил во фрейлины к государыне. Кутайсову было пожаловано графское достоинство. Все это, конечно, стало известно Марии Федоровне и Нелидовой. Они выехали государю навстречу и «были поражены переменою его отношения к ним». Обе женщины пытались остудить пыл императора, но куда там! Влюбленный дурак и слушать ничего не хотел. Тогда Мария Федоровна послала сопернице угрожающее письмо, которое тут же было перехвачено и передано Павлу. Император страшно разозлился, и между супругами произошел «крупный разговор», в результате которого он выгнал ее из-за стола. Мария Федоровна поняла, что Павла уже не остановить, и просила его лишь об одном: относиться к ней вежливо «при публике». Летом 1798 года скандальное объяснение повторилось опять, но уже в присутствии сына Александра, который буквально защитил мать «свом телом». Разгневанный Павел запер Марию Федоровну в своей комнате на три часа. Императрица горько рыдала. Затем в атаку на Павла кинулась Нелидова. Она начала упрекать его за такое обхождение с императрицей. Разойдясь в припадке гнева не на шутку, Екатерина стала клеймить Павла за его скоропалительные распоряжения, вызывавшие ропот и недовольство подданных. Она называла Павла тираном и даже палачом.

Император, уже подготовленный Кутайсовым к разрыву с Нелидовой, прогнал ее из дворца и распорядился, чтобы к нему ее больше не пускали. Тогда она написала письмо, в котором напоминала Павлу, что всю жизнь посвятила исключительно любви к нему, а почестей и наград не искала. Екатерина Ивановна прямо обвиняла Кутайсова в том, что это он ее очернил в глазах императора. Заступилась она и за Марию Федоровну. Ответа на это послание она так и не получила. В том же году опальная фаворитка уехала в Эстляндию. От гнева императора пострадали и близкие ей люди – были сняты со своих должностей. Вернулась в Петербург Екатерина Нелидова только в 1800 году, поселилась в Смольном монастыре и больше при дворе не появлялась.

Считается, что гибель Павла напрямую связана с падением Нелидовой и умалением влияния на царя Марии Федоровны. Если они пытались хоть в какой-то мере удерживать Павла от необдуманных поступков, говорили ему правду, то теперь он окружил себя одними лизоблюдами и раболепствующими вельможами. Которые, к тому же, замышляли цареубийство! Бедный Павел! Он стал жертвой женщины, которая его абсолютно не любила и была вдвое моложе его. К сожалению, так в жизни бывает – седина в бороду, а бес в ребро.

Аннушка Лопухина была писаной красавицей – большие черные глаза, черные как смоль волосы, прекрасные зубы, приятный рот, маленький вздернутый носик… Павел влюбился в нее по уши. «Это была любовь времен рыцарства», – писал Ф. В. Ростопчин.

Об этом Павел не раз говорил своему старшему сыну Александру, признаваясь, что когда он слышит ее имя, то испытывает учащенное сердцебиение. Если это было так (а кто влюблялся, тот знает, что при упоминании обожаемого предмета сердце заходится в бешеном ритме), Павел действительно любил эту девушку. Смена фавориток произошла мгновенно – 5 сентября 1798 года Нелидова уехала в Эстляндию, а уже на следующий день Анна поселилась в Зимнем дворце. Она не вмешивалась в политику, но нередко ходатайствовала перед императором о прощении людей, познавших гнев Павла в минуты его «дурного настроения». При этом Лопухина прибегала к чисто женским хитростям – капризничала, плакала, вынуждая Павла уступить ее просьбам. Это вам не Екатерина Нелидова, которая резала правду-матку в глаза императору!

Униженная Мария Федоровна и дочери в угоду Павлу были вынуждены оказывать знаки внимания Лопухиной и обращаться с ней со всей предупредительностью. Когда Павел стал гроссмейстером Мальтийского рыцарского ордена в 1798 году (наконец-то он стал настоящим рыцарем!), он тут же возвел Анну Лопухину в кавалеры Мальтийского креста (вообще-то чисто мужской награды) и ездил с ней дважды в день по городу в карете, украшенной изображениями этого ордена. Он подарил ей большой дом на Дворцовой набережной. Переменил зеленый, «нелидовский» цвет на малиновый, который нравился Лопухиной. Если в 1799 году Павел издал указ, запрещающий танцевать вальс, как неприличный танец, то теперь разрешил его вновь, в порядке исключения, так сказать, потому, что Анне Лопухиной вальс очень нравился. Павел очень любил мистику и всякие символы; узнав, что имя Анна переводится с древнееврейского как «благодать», он приказал поместить слово «Благодать» на знамена всех полков, гренадерские шапки солдат и назвал вновь спущенный фрегат этим именем. После этого офицеры мрачно шутили, что буквально ходят под именем фаворитки Павла Петровича.

Как мы уже отмечали выше, Анна не любила императора, и Павел чувствовал это. Однажды он заподозрил, что его фаворитка испытывает нежные чувства к одному из его флигель-адъютантов, молодому графу Александру Рибопьеру, и, как честный человек, предложил ей выйти за него замуж. Аннушка наотрез отказалась от этой партии. Тогда Павел произвел молодого красавца в действительные камергеры и отослал его в Вену сотрудником русской миссии сверх штата. Однако попыток устроить личное счастье своей возлюбленной Павел не оставлял, и вскоре произошел следующий случай. Александр Васильевич Суворов тогда воевал против французов в Италии и в своем рапорте императору сообщил имена убитых и раненых офицеров. Как только Павел упомянул раненого князя Павла Гагарина, Анна Лопухина очень смутилась. Государь заметил это и потребовал объяснений. Она бросилась перед ним на колени и рассказала, что они знакомы с князем, ее ровесником, еще с Москвы, что он в нее влюблен, и Анна разделяла это чувство. Они, оказывается, даже тайно обвенчались перед отъездом князя в Италию. Павел и в этом случае повел себя по-рыцарски великодушно. Как только князь Гагарин прибыл в Петербург, царь решил поженить влюбленных уже вполне официально. Свадьба состоялась в 1800 году, и теперь Анна Лопухина стала княгиней Гагариной.

Надо отметить, что отношения императора с Лопухиной опять же были платоническими, хотя Павел и рассчитывал на большее. Он не прекратил своих домогательств и приказал Анне перебраться в только что построенный Михайловский замок. Она вынуждена была подчиниться и расстаться с мужем. Анна сопротивлялась близости с Павлом; из-за этого у них не раз возникали стычки. Ее поместили в расположенных под императорским кабинетом комнатах, в которые вела винтовая лестница. Их отношения закончились в день убийства Павла в ночь с 11 на 12 марта 1801 года. После воцарения Александра I князь Гагарин с женой был направлен посланником в Сардинское королевство. В 1803 году они вернулись в Россию. Анна не намного пережила Павла – она скончалась в 1806 году от послеродовой горячки. Ей было всего 28 лет.

А Екатерине Нелидовой была написана на роду долгая жизнь. Узнав о гибели Павла, она в одночасье поседела, ее лицо покрылось морщинами; из просто смуглого оно превратилось в желтовато-свинцовое. Она так и не вышла замуж и тихо проживала в Смольном монастыре. Скончалась Екатерина Нелидова в возрасте 81 года в 1839 году.

Павел I был страстно увлечен двумя своими фаворитками. Причем их отношения были романтическими, дружескими; Павел, впрочем, пытался перевести их в другое русло, но из-за своей рыцарственности не смел настаивать. Нелидова по-своему любила Павла и была для него ангелом-хранителем. Анна Лопухина, наоборот, не любила его, но воспользовалась представившимся ей «случаем».

Последним увлечением Павла была фрейлина Юрьева, которая в 1801 году, уже после смерти императора, родила от него дочь Марфу Мусину-Юрьеву. Малышка в том же году умерла.

Итак, император Павел I был убит в марте 1801 года заговорщиками, в числе которых был и его родной сын Александр. Знала ли императрица о заговоре? Бог весть… мы думаем, что догадывалась. Интересно поведение Марии Федоровны после убийства. Она устроила настоящий бунт! «Ich will regieren!» (Я хочу править!) – кричала она по-немецки. Она отказалась присягать сыну Александру, новому императору. Сын в страхе покинул Михайловский замок, в котором бушевала его мать. Она делает три попытки ворваться в спальню Павла I, где произошло убийство. «Вытащите вон эту бабу!» – кричат цареубийцы. Затем она попыталась прорваться на балкон, чтобы обратиться к войскам – все тщетно. Ее опять не пускают в спальню – и она дерется с офицерами! Наконец ее впустили, и она упала на тело Павла, картинно зарыдав. На все притязания Марии Федоровны самой возглавить государство генерал Беннигсен ответил коротко: «Не ломайте комедию, мадам!» Александр I приказывает ей явиться в Зимний дворец – она отказывается. Она все бродила как потерянная по Михайловскому замку, пока Беннигсен не запер ее в какой-то комнате.

В итоге она успокоилась, надела траур и признала Александра I императором. Современники находили, как мы уже писали, что в этой скорби по убитому мужу было немало показного, театрального и нарочитого. Чтобы подчеркнуть свою скорбь, Мария Федоровна тут же заказала художнику Кюгельхену изобразить себя в трауре.

Похожая ситуация сложилась и в междуцарствие 1825 года, когда Александр I умер, а Николай I еще не принял власть. Произошло восстание декабристов. Тогда Мария Федоровна тоже захотела править сама, но была осажена примерно теми же словами, которые произнес генерал Беннигсен. По версии некоторых историков, Мария Федоровна была центральной фигурой в заговоре декабристов, но это уже другая история. Властолюбивая была женщина!

После декабрьской истории она уже не претендовала на власть, занялась благотворительностью и умерла в 1828 году. За два года до своей кончины вдовствующая императрица разобрала все свои бумаги и завещала сыновьям сжечь их, не читая, а некоторые положить в гроб. Николай I писал своему брату Константину: «По ее приказанию я должен был лично сжечь целый ящик, наполненный серией томов, родом воспоминаний или дневника, писанных ею собственноручно, из года в год, восходящих до семидесятых годов и оканчивающихся около 1800 года. Признаюсь, что меня это очень огорчило…» Какие тайны скрывались в ее дневниках? Об этом мы не узнаем никогда…

Эпоха императора Павла I закончилась. Долгих 34 года он был великим князем, предавался рыцарственным мечтаниям, а правил всего 4 года 4 месяца и 4 дня.

Плешивый щеголь

Великий князь Александр Павлович

Властитель слабый и лукавый,

Плешивый щеголь, враг труда,

Нечаянно пригретый славой,

Над нами царствовал тогда…

А.С. Пушкин

Александр Сергеевич Пушкин, как известно, был знатоком человеческих душ, и в этих его строках об императоре Александре I отразилась вся суть его царствования. А каким он был во время своей молодости, будучи великим князем? Какие страсти его обуревали? Постараемся разобраться.

Александр Павлович родился в 1777 году, и сразу же Екатерина II забрала его у родителей – цесаревича Павла и Марии Федоровны – и сама занялась его воспитанием. К моменту рождения внука императрица поняла, что передавать власть сумасбродному сыну Павлу нельзя, и стала готовить Александра к государственной деятельности, надеясь, что он, а не его отец, займет трон. Она назвала его Александром в честь Александра Невского.

Обучение Александра проходило под руководством швейцарца Лагарпа, поклонника разных политических свобод, как сказали бы сейчас – человека, приверженного общеевропейским ценностям. Он читал с ним Вольтера, Дидро и Руссо, в результате чего этот «общечеловек» не смог дать Александру сколько-нибудь серьезных знаний ни в одной из областей человеческой деятельности. Так, учил его разным пустым умствованиям выживших из ума стариков, оторванных от жизни. Учение Лагарпа было слишком отвлеченным для юноши. «Оно скользило по поверхности его ума, не проникая вглубь», – писал современник. Он, конечно, знал языки, это было обязательно, но его учили всему и одновременно ничему – галопом по Европам. В результате образование Александра оставляло желать лучшего. В детстве мальчик напоминал Купидона – был кроток, добр, весел и любил всем нравиться (последнее качество Александр сохранил до конца жизни). Окруженный с детства толпой лизоблюдов, расточавших ему похвалы, он никогда не сомневался в своей неотразимости и был склонен к самолюбованию.

Современники отмечали, что Александр был двуличным, лицемерным и честолюбивым. Историки эти проявления характера Александра объясняют тем, что он вынужден был лавировать между бабкой, Екатериной II, и отцом Павлом Петровичем, у которых были совершенно противоположные взгляды на жизнь. Это якобы заставляло мальчика приспосабливаться, врать, хитрить, двоедушничать, скрытничать и лицемерить. Однако мне кажется, что это не так – он такой был с рождения. Генетически. Его брат Константин, например, рожденный двумя годами позже, обладал совершено другим характером, хотя тоже вынужден был лавировать между Екатериной II и своим отцом. Так или иначе, но Александр сызмалу был отъявленным лицемером; этим же и закончил свою жизнь, запутав династическую ситуацию донельзя, чем вызвал восстание декабристов. Хорошо еще, что обошлось малой кровью…

Но это будет позже, а пока 15-летнего Александра бабушка решила женить. Смысл ее действий был таков: «Сперва мы женим Александра, а там со временем и коронуем его…» Екатерина II, чувствуя старость, решила рано женить внука, чтобы посадить его на трон. Женатый парень тогда считался совершеннолетним. Присматривать ему невесту Екатерина начала еще в 1790 году. Перебрав многочисленных немецких принцесс, она обратила внимание на шесть дочерей маркграфа Людвига Баденского. С их матерью, Амалией, Екатерина была уже знакома. В предыдущем очерке о Павле I мы рассказывали, что в невесты ему привезли на выбор трех гессенских принцесс – Луизу, Вильгемину и Амалию. Павел выбрал Вильгемину, которую назвали Натальей Алексеевной, а остальных принцесс Екатерина II отправила обратно в Германию, дав им по 50 тысяч рублей на приданое. Вот эта Амалия на русские деньги вышла замуж за Людвига Баденского и родила ему шесть дочерей. Этих-то дочерей Амалии и присмотрела императрица в невесты своему любимому внуку. На разведку был послан граф Румянцев с приказом «поприлежнее узнать нрав, склонности и, буде можно, о душевных свойствах и понятиях старшей принцессы, такожде о здоровом ее телесном сложении». Старшей дочерью Амалии была Луиза Августа, 11 лет. Граф Румянцев точно выполнил инструкции Екатерины, дал о девочках благоприятный отзыв и провел переговоры с их родителями. Те отнеслись к матримониальным планам императрицы одобрительно (еще бы!), и Екатерина II решила пригласить двух дочерей Амалии приехать вместе с ней в Петербург на смотрины. Однако Амалия уперлась – она не забыла того унижения, которое пережила в 1773 году, когда в жены Павлу выбрали не ее, а ее сестру, и наотрез отказалась ехать в Россию. Тогда Екатерина нашла выход – послала за девочками (Луизой и Фредерикой) графиню Шувалову. Та инкогнито и привезла их в Петербург в 1792 году.

Так принцессы Баденские оказались в столице России. Бабка не спешила посвящать внука в свои планы и сказала ему, что, мол, французская революция угрожает Бадену, и она решила забрать девочек себе на воспитание; к тому же, она хорошо знакома с их матерью. На самом деле она наблюдала, какая из принцесс понравится Александру больше. Она познакомила их с внуками – Александром и Константином – и их родителями – Павлом Петровичем с Марией Федоровной. Александр уже стал догадываться, зачем в Петербург приехали баденские принцессы. Ему понравилась старшая – Луиза. Примерно через полтора месяца во время игры в почту они обменялись записками. Александр писал, что по приказанию родителей любит Луизу, и спрашивал, может ли она ответить на его чувства и можно ли надеяться, что она выйдет за него замуж. «Я, тоже на клочке бумаги, ответила ему утвердительно, добавив, что повинуюсь желанию моих родителей, приславших меня сюда», – вспоминала впоследствии Луиза.

Такое вот оригинальное объяснение в любви – «по приказанию родителей». Отметим, что принцип «стерпится – слюбится» здесь не прошел: Александр с Луизой в супружеской жизни оставались так же далеки друг от друга, как и в день их первой встречи. Но ничего не попишешь – объяснение состоялось, и с этого момента на юношу и девушку стали смотреть как на жениха и невесту. Для брачной жизни они были совсем юны, и поэтому свадьбу отложили на год. Сестру Луизы – Фредерику, которую отверг Александр, в том же 1792 году отправили домой.

Прошел год, и был назначен день свадьбы. Екатерина II через одну из своих придворных дам «просветила» юного Александра, в чем заключаются его супружеские обязанности, и та даже на практике показала, как это делается. А придворные врачи императрицы доложили ей, что принцесса стала половозрелой. Перед свадьбой состоялся переход Луизы Баденской в православие, и она получила новое имя. Теперь она стала называться великой княгиней Елизаветой Алексеевной. Свадьба состоялась в сентябре 1793 года, и новобрачные вступили в семейную жизнь. Для них Екатерина II отвела в Зимнем дворце лучшие покои.

Между тем, поведение Александра с женой оставляло желать лучшего. Елизавета Алексеевна писала, что «его высочество… показывал много детского». Он вел себя с женой по-мальчишески – трепал за волосы, дергал за уши, дразнил, сердил, то есть поступал как с товарищем по играм. Если Елизавета Алексеевна для своих лет была хорошо образованна, то Александр, наоборот, ничего для этого не хотел делать, ленился и даже «книги брать в руки» отказывался. Он считал, что раз его женили, то он уже взрослый человек, а потому дальнейшая учеба ему ни к чему. При этом он «держал себя весьма непристойно своему сану». Эта разница между супругами впоследствии сказалась самым роковым образом.

Шестнадцатилетний парень жаждал любви во всех ее проявлениях, а четырнадцатилетняя супруга могла ответить ему лишь детской «нежностью». И Александр пустился во все тяжкие, благо при бабушкином дворе это была не проблема. Он связался с молодым князем Голицыным, с которым проводил время в кутежах и интимных развлечениях с женщинами. Симпатичный великий князь не знал отказа: он познал объятия и фрейлин, и простых цыганок. Побесились они на славу, отдали, так сказать, дань наслаждениям «золотой молодежи». Елизавета Алексеевна чувствовала себя оскорбленной.

Екатерина II подарила молодым Александровский дворец в Царском Селе, где они проводили лето. Елизавета хорошела день ото дня. И тут грянул гром – за ней стал волочиться любовник императрицы Платон Зубов. Прелести Елизаветы Алексеевны произвели на него сильное впечатление, и он усиленно начал оказывать ей знаки внимания. Это заметил даже недалекий Александр. «Зубов влюблен в мою жену», – сказал он придворным. Чувства фаворита Екатерины II к великой княгине вскоре стали известны всему двору. Это поставило Елизавету Алексеевну в очень трудное положение. Быть любезной с Зубовым – значило дать ему повод надеяться на взаимность; быть с ним холодной – значило навлечь на себя гнев императрицы. Зубов, конечно же, не любил Елизавету, его мечтой было как можно скорее затащить ее в постель, чтобы потом похвастаться очередной победой. Это все, на что был способен этот мерзавец. И Елизавета нашла выход – она предпочла не замечать проявлений «любви» Платона. В таком двусмысленном положении прошел почти год – Зубов атаковал, а Елизавета якобы ничего не замечала. В конце концов, Екатерина II обратила внимание на «неприличное ухаживание» своего любовника за Елизаветой и устроила ему изрядную головомойку, после которой Зубов отстал. Великая княгиня вздохнула спокойно.

Александр тоже был уязвлен в самое сердце. Какой-то Платон Зубов, ухаживания которого, конечно, не были приятны юной принцессе, в глазах его жены значил больше, чем ее собственный 17-летний муж! Так наметилась первая трещина в их отношениях.

В 1796 году умерла Екатерина II, строгая, но справедливая, и к власти пришел отец Александра – эксцентричный император Павел I. Первое время он даже благоволил невестке, которая напоминала ему первую жену, Наталью Алексеевну (тетку Елизаветы). Однако потом Павел I переменил свое отношение к ней, и виной тому стало рождение внучки императора. Когда в мае 1799 года новорожденную Марию статс-дама принесла показать Павлу, тот удивленно вскликнул: «Сударыня, полагаете ли вы, что у блондина мужа и блондинки жены может быть ребенок брюнет?» Статс-дама смешалась и смогла только вымолвить: «Государь, Бог всемогущ». Ага, Бога тут еще не хватало! Якобы он сотворил Елизавете младенца. На Бога можно валить все, что попало, но не до такой же степени! Прямо непорочное зачатие какое-то! А чисто земные обстоятельства были таковы: среди придворных давно ходили слухи, что в Елизавету Алексеевну влюблен поляк Адам Чарторыжский.

Придворные кумушки тщательно обсосали эту тему и пришли к выводу, что ребеночек от него!

Так началась эта таинственная история о любви Елизаветы Алексеевны и князя Адама. К сожалению, правды об этой истории мы никогда не узнаем. Во-первых, как и всякая замужняя женщина, Елизавета была вынуждена скрывать эту связь. Во-вторых, об этом могли рассказать ее дневники, однако их сжег, перечитав, Николай I.

Факты были таковы. После третьего раздела Польши, когда основная часть ее земель вошла в состав Российской империи, Екатерина II решила привлечь родовитых поляков к себе на службу. Чарторыжские были польскими аристократами – отец Адама даже был одно время претендентом на польский трон. В 1795 году братья Адам и Константин Чарторыжские прибыли в Петербург, где им было даровано придворное звание камер-юнкеров. Придворная жизнь позволила им сблизиться с наследником и его женой. Александр и Адам стали закадычными друзьями – настолько, что Александр даже предложил своему другу поселиться вместе с ними в Царском Селе. Увидев жену своего друга, Елизавету Алексеевну, князь Адам был очарован ею и не скрывал этого. Полагают, что между ними возникла самая настоящая любовная страсть.

История повторилась: в свое время Павел разрешил графу Разумовскому жить в покоях, расположенных рядом с апартаментами его жены Натальи – и что из этого получилось? А получился ребеночек, тоже, кстати, девочка. Вот и Александр повторил ошибку отца – пригласил Чарторыжского погостить в Александровском дворце, а тот наставил ему рога. Нет, нельзя друзей подпускать близко к своим женам, мужики!

Как бы то ни было, а слухи о безнравственном поведении Елизаветы Алексеевны продолжали циркулировать на протяжении ста лет, пока за дело не взялся историк – великий князь Николай Михайлович (внук Николая I). Он написал капитальный труд о Елизавете Алексеевне, в котором назвал все это инсинуациями и ложью, приводя мемуары придворных дам той поры. В полемику с ним вступил польский профессор Соломон Ашкенази, отъявленный русофоб. Ему, конечно, было лестно, что рога Александру наставил его земляк. В качестве аргумента он привел мемуары французского посла барона де Баранта. Барон фантазировал, что Александр тяготился своей женой и предложил ей «возвратить друг другу свободу». Они будто бы даже подписали на эту тему соглашение, которым Елизавета незамедлительно и воспользовалась, выбрав в качестве любовника Адама Чарторыжского. Александр якобы даже покровительствовал этой связи.

Нелепость этой выдумки очевидна – барон собирал все сплетни, которые ходили по Петербургу среди аристократии, и скрупулезно записывал их. Такая у него была работа. Хотя Александр и был страшным циником, он бы никогда не додумался заключить с женой какое-либо соглашение насчет свободы секса. Нравы были не те. В XVIII веке можно было и без соглашения заниматься любовью с чужими мужчинами, а не только с мужем. Это надо знать.

Сама же Елизавета Алексеевна так однажды высказалась графине Головиной: «Я предпочитаю быть одной, чем ужинать наедине с князем Чарторыжским. Великий князь (Александр) уснул на диване, а я убежала к себе…» В том смысле, что между ними ничего не было. Может, это и так, тем паче, что сам князь Адам в своих мемуарах даже не намекнул на такого рода отношения с Елизаветой. Вероятно, берег честь дамы, что называется. Но, как говорится, «не пойман – не вор».

Как относился к этому сам Александр – неизвестно, но судя по дальнейшей его дружбе с Адамом, он не верил в измену жены. А может, ему было все равно: у такого лицемера уж точно «чужая душа – потемки».

Иначе к этому отнесся император Павел I. После рождения внучки с Елизаветой Алексеевной он не разговаривал три месяца, а князя Адама Чарторыжского услал с дипломатической миссией в Сардинское королевство. Прикол Павла I заключался в том, что Сардинии как государства в тот момент уже не существовало – она была захвачена французами, а сардинский король сбежал в Рим.

А что же яблоко раздора – малышка Мария? Она была слабеньким ребенком и через год после свого рождения, в 1800 году, скончалась. Так закончилась эта загадочная любовная история с князем Чарторыжским. Было ли что между ними или не было – тайна сия велика есть, а осадок, как говорится, остался.

Потом случилось убийство Павла I, и новым императором в свои 23 года стал Александр I. Смерть отца на время сблизила Александра с женой. Придворный врач, зайдя в покои Александра в ту страшную ночь с 11 на 12 марта 1801 года, увидел, что великий князь и его супруга сидят обнявшись. В первое время своего царствования Александр не забывал о той поддержке, которую ему оказала Елизавета Алексеевна в тот трудный момент. А потом снова наступило охлаждение – с 1802 года их супружество все больше и больше превращалось в формальность.

Сердцем Александра I завладела Мария Нарышкина. Она была урожденной княжной Святополк-Четвертинской, полькой по национальности. Ее отца убили во время очередного польского восстания за принадлежность к русской партии; Екатерина II забрала девочку в Россию и выдала ее замуж за богатейшего Дмитрия Нарышкина. Он был старше своей невесты лет на двадцать, не меньше.

Впервые Александр увлекся Нарышкиной еще при жизни своего отца. Дело в том, что Павел I приказал своему сыну давать балы в новом, еще необжитом Михайловском замке. На Масленицу 1801 года великий князь и заприметил на одном из таких балов божественной красоты Марию. Только он начал за ней ухлестывать, как появился вездесущий сердцеед Платон Зубов и принялся соперничать с Александром. «Умники» даже поспорили, кто из них первым одержит победу. Через некоторое время Зубов показал Александру записочки, которые ему тайком передала Мария во время полонеза. Александру пришлось отойти в сторону и даже высказать неодобрение ее поступку.

Но вот Александр стал императором, и ловкая полька бросила Зубова и переметнулась к нему. Она стала невенчанной женой Александра I и первой красавицей России. Ее старый муж в петербургском свете получил прозвище «Великий магистр масонской ложи рогоносцев». (Помните, А. С. Пушкину его великосветские недоброжелатели в 1836 году выписали диплом о принятии его «в орден рогоносцев». Так вот магистром этого ордена и был Дмитрий Нарышкин, муж Марии.) Он был прекрасно осведомлен о том, что его супруга сожительствует с императором, но не препятствовал этому – себе дороже. Как говорили тогда, «играл роль снисходительного мужа». Злые языки при дворе охаивали старика, «но не было ни одного мужчины, который бы осудил Александра, ибо Нарышкина была божественно хороша и оттого абсолютно неотразима». На самом деле высшее общество государя осуждало, а Елизавету Алексеевну «любили и жалели».

Связь Александра I с Марией Нарышкиной продолжалась около 15 лет. Он поселил ее во дворце рядом со своими апартаментами, окружил небывалой роскошью, появлялся на людях только с ней. У них было трое детей – Зинаида (которая умерла во младенчестве), Софья, скончавшаяся в 17 лет, и Эммануэль. Нахалка даже умудрялась сообщать о каждой своей беременности Елизавете Алексеевне, чем немало ее раздражала и огорчала. Последняя вынуждена была терпеть.

Мария Нарышкина была слишком любвеобильной и экстравагантной девушкой. Она не только изменяла мужу с Александром I, но императору тоже! Злые языки называли ее «Минервой на час похоти». Считалось, что у Марии с Александром было трое детей, но на самом деле неизвестно, от кого она рожала. Вероятно, она даже сама этого не знала. Высказывалось предположение, что Александр вообще не мог иметь детей. (По крайней мере, ему фатально не везло с детьми – все его отпрыски умерли). Своему лейб-медику Виллие он однажды заявил: «Господь не любит моих детей».

То она увлекала в постель князя Гагарина. В 1811 году Нарышкина сумела добиться назначения его на должность своего личного секретаря. Мемуарист сообщает: «Они влюбились друг в друга и стали думать, как бы получить возможность удалиться от двора и от своих семейств и предаться взаимной страсти». Наверное, так думал влюбленный дурак Гагарин – с чего бы это Марии вздумалось «удаляться от двора»? Она купалась в роскоши и славе, а менять шило на мыло предприимчивая полька не намеревалась. В конце концов, Александр Павлович «заподозрил в неверности женщину, которую он так любил», и выслал князя за границу.

То она прелюбодействовала с адъютантом императора генералом графом Адамом Ожаровским, то с массой других красивых щеголей и ухажеров-офицеров. В их числе был также племянник старого Нарышкина – Лев. Она умудрилась соблазнить даже жениха своей дочери Андрея Шувалова! Современники приводят такой случай: однажды на дачу Нарышкиной в Петергофе внезапно приехал Александр I. Он стремительно вошел в ее спальню и, открыв дверь, увидел, как кто-то нырнул в платяной шкаф. Возникла ситуация классического анекдота: муж – в спальню, любовник – в шкаф. В данном случае это был не муж, а еще один любовник, но это роли не играло. Положение было пикантным. Александр открыл шкаф и увидел Ожаровского. Император взял его за ухо и сказал: «Ты похитил у меня самое дорогое. Тем не менее, с тобой я и дальше буду обращаться как с другом. Твой стыд будет моей местью». Александр Павлович поступил в своем духе. Двуличие было заложено в нем на генетическим уровне. Но вот стыдно ли было Ожаровскому? Как знать…

На Венский конгресс 1814 года съехались все монархи Европы со своими женами, а Александр I взял собой Нарышкину – он побоялся надолго оставить ветреницу одну. Но даже там, в Вене, во время этого саммита у Марии объявилось несметное количество поклонников, что мучило Александра и крайне раздражало его. Он решил, что клин вышибают клином, и загулял вовсю. Число его кратковременных любовных связей было не меньшим, чем у Марии Нарышкиной. После возвращения из Европы встречи Александра с Нарышкиной продолжались, но уже не были такими бурными, как прежде. Наступило охлаждение в их отношениях – они попросту надоели друг другу. Способствовали этому и частые измены Марии. Вскоре умерла от туберкулеза их дочь Софья, и любовники стали отдаляться друг о друга. Редкие встречи продолжались вплоть до самой смерти Александра Павловича в 1825 году, а сама Мария Антоновна умерла в 1864 году.

«Я не был развратен», – сказал однажды Александр. Возможно, часть вины за измены мужа лежит и на самой Елизавете Алексеевне. Императрица-мать говорила про свою невестку: «Она сама виновата. Она могла бы устранить эту связь (с Нарышкиной. – M. i7.) и даже сейчас могла бы вернуть своего мужа, если бы захотела примениться к нему, а она сердилась на него, когда он приближался, чтобы поцеловать или приласкать ее, она была груба с ним… Конечно, она очень умна, но недостаток ее в том, что она очень непостоянна и холодна, как лед». В первом Мария Федоровна была права – Елизавета отталкивала мужа своими капризами и грубостью. Но то, что она была «холодна, как лед» – здесь Мария Федоровна ошибалась. Она была способна на нежные чувства, и доказательством этому является ее связь с кавалергардом Алексеем Охотниковым.

Если о романе Елизаветы Алексеевны с Адамом Чарторыжским судачили все, кому не лень, то о втором ее романе почти никто не догадывался. Упоминаемый нами выше историк великий князь Николай Михайлович в своем труде о Елизавете Алексеевне напрочь отрицал ее связь с князем Адамом, но о ее любви к Охотникову написал целую главу под названием «Единственный роман императрицы». Оказалось, что личный дневник императрицы хранился в деревянной шкатулке, которая была обнаружена в Зимнем дворце после ее смерти. Николай I ознакомился с содержимым шкатулки в 1826 году, посоветовался со своей матерью, Марией Федоровной, и с женой, и чтобы не компрометировать венценосное семейство, сжег его. Однако, неосторожно ознакомив свою супругу с содержимым писем, он не учел, что она переписала самые яркие из них себе в дневник. Не будь этих свидетельств, тайная любовь императрицы Елизаветы так и канула бы в вечность. Другая шкатулка была при Елизавете Алексеевне во время ее кончины в Белеве. В ней находились все любовные записки Охотникова, миниатюрный портрет кавалергарда, его волосы, а также локон волос их дочери. Все это Николай I тоже лично сжег.

Вот этими дневниковыми записями Александры Федоровны (жены Николая I), а также полными намеков мемуарами придворных дам и пользовался Николай Михайлович при написании главы о романе Елизаветы Алексеевны. Он назвал ее «секретной» и показал в 1909 году Николаю II. Тот, дабы «щадить память о предках», повелел уничтожить набор, оставив лишь три экземпляра.

Через двести лет произошла почти детективная история. Как-то на одном из европейских аукционов было выставлено на продажу женское бюро XVIII века, якобы принадлежавшее жене Павла I императрице Марии Федоровне. Никакой особенной антикварной ценности оно не представляло, находилось в плохом состоянии и было продано задешево. Новые хозяева, желая отреставрировать бюро, отдали его в мастерскую. Вот тогда в потайном ящике бюро и были найдены дневниковые записки Елизаветы Алексеевны, вернее, клочки бумаги, на которых она день за днем вела свой интимный дневник. Как они оказались в этом бюро – неизвестно, наверное, оно принадлежало самой императрице Елизавете. Все сомнения в том, что она вступила с Охотниковым в любовную связь и родила от него дочь, тут же отпали. Как тут не воскликнуть: «Рукописи не горят!»

Фабула грехопадения Елизаветы Алексеевны, исходя из этих материалов, была такова. 1805 год. Россия вступила в войну с Францией на стороне Австрии. Император Александр I вместе со всей гвардией отправился на поля сражений. Александр Павлович давно оставил жену. Сердце Елизаветы Алексеевны искало сочувствия и поддержки, которых она не находила у мужа. Казармы гвардии в Петербурге опустели. В них остались только тыловики. Среди последних был штабс-ротмистр Алексей Охотников, казначей Кавалергардского полка. По современной военной терминологии – начальник финансовой части, а попросту говоря – начфин. Его послужной список был короток, как и жизнь: в 1801 году поступил на службу эстранд-юнкером, в 1802 году получил чин корнета, а в 1804-м был назначен полковым казначеем. В 1806 году в свои 26 лет он уже стал гвардейским штабс-ротмистром (по Табели о рангах – армейский капитан). Быстрый рост в чинах объяснялся просто – родная тетка Алексея Охотникова, княгиня Голицына, была доверенным лицом Елизаветы Алексеевны. Молодой кавалергард был хорош собой, умен, остроумен, имел успех у женщин. Благодаря своим связям Охотников был хорошо известен в свете, часто бывал на приемах.

После окончания русско-французской войны 1805 года были многочисленные награждения; их получили все офицеры, кроме Охотникова. Если ему и приходилось выезжать в действующую армию, то только для раздачи жалованья, а это, согласитесь, не такой уж и подвиг. Это раньше императрицы и великие княгини влюблялись в овеянных порохом сражений, увешанных орденами и медалями отчаянных кавалерийских рубак, а Елизавета Алексеевна выбрала тыловую крысу. Пока Александр I насмерть бился с Наполеоном, переживал позор Аустерлица, Охотников забрался в его постель. Это как у Владимира Высоцкого поется: «Я был батальонный разведчик, а он – писаришка штабной, я был за Россию, ребята, ответчик, а он спал с моею женой…»

Их любовь продолжалась два года – с 1805-го по 1807-й. Правда, Елизавета Алексеевна обратила внимание на Охотникова еще раньше, где-то в 1803 году. Два года они ни разу не встречались, а лишь обменивались многозначительными взглядами на балах или когда он стоял в карауле. Например, она пишет, что из окна увидела коляску Охотникова: «Он смотрел в сторону набережной, но это мгновение произвело во мне извержение вулкана, и часа два потом кипящая лава заливала мое сердце». Значит, Елизавета Алексеевна заприметила его первой. И влюбилась первой.

Однажды он подал ей руку, когда она выходила из кареты. Их глаза встретились – и они были сражены любовью. Сначала они обменивались записками и письмами, а потом, когда императрица летом проживала в Каменноостровском дворце, Охотников стал залезать к ней в окно и проводить с нею по два-три часа. Наградой ему была сумасшедшая, необузданная страсть воздержанки. Он называл ее своей женушкой, своим Богом, своей Элизой, а она его – самым дорогим ей человеком. До встречи с Охотниковым императрица чувствовала себя несчастной. Муж – бабник, к жене равнодушен. И она влюбилась! Двадцать пять лет – это ли не возраст для большой и пылкой любви? Кто посмел бы бросить в Елизавету Алексеевну, соломенную вдову, камень? В нее был влюблен сам А. С. Пушкин, а уж кавалергардский казначей…

Как же развивались события дальше? Александр I, прибыв с войны, к своему удивлению, обнаружил, что его жена «немножко беременна». В последние месяцы он в интимную близость с Елизаветой Алексеевной не вступал и потребовал объяснений. По другой версии, как-то на балу Нарышкина опять похвасталась Елизавете, что ждет ребенка. Выходка зазнавшейся любовницы привела в негодование императрицу, и она в отместку сообщает мужу, что тоже беременна. Гневу Александра не было предела! Скандал получился страшный – Елизавета Алексеевна даже стала собирать чемоданы, чтобы вернуться в свой Баден. Однако Александр Павлович ей этого не позволил – позор был бы на всю Европу.

«Кто он, гнусный соблазнитель?» – в гневе вопрошал царь. Довольно скоро выяснилось, что это казначей Алексей Охотников. Что делать? Как поступить с жалким прелюбодеем?

А дальше начинается темная история. В глухую октябрьскую ночь 1806 года Алексей Охотников вместе со своим приятелем поручиком Прокудиным выходил из Большого театра. Они прошли всего несколько шагов по направлению к карете, как вдруг из темноты вынырнула фигура какого-то бродяги. Он подбежал к Алексею сзади, со всего размаху всадил ему в спину кинжал и растворился в темноте; Охотников вскрикнул и стал падать на брусчатку, поддерживаемый растерянным Прокудиным. Охотников попросил отвезти его поскорее домой. В пути он шептал: «Я знаю, кто нанес мне этот удар. Но пусть они не торжествуют. Я еще буду жить, буду жить». Домой Алексея привезли уже в бессознательном состоянии. Прислуге строго-настрого приказали не болтать о случившемся. Слугам объяснили, что их хозяин ранен на дуэли (а дуэли были тогда запрещены) и, чтобы не навредить барину, они должны молчать. Вызвали личного доктора Елизаветы Алексеевны, который знал об их отношениях. Сделав перевязку, он остался ночевать, а среди ночи решил осмотреть пациента, но в кровати его не нашел. Врач поднял тревогу, и Алексея нашли в кабинете лежащим без чувств. На столе было письмо, написанное им возлюбленной. Зная, что завтра по городу поползут слухи о покушении, он успокаивал беременную женщину. Все эти подробности мы знаем из записок гувернантки Охотниковых. В один из вечеров императрица навестила своего любовника. Перед этим он приказал убрать свою комнату цветами и надел парадный мундир. Смертельная рана измучила Алексея; он был неузнаваем. О чем они говорили в тот смертный час? Одному Богу известно… Вероятно, императрица каялась, что не сумела уберечь своего ненаглядного Алексея от подлых убийц. Расставаясь, Елизавета поцеловала его в губы. При этом он сказал: «Я умираю, но дайте мне что-нибудь, чтобы я смог унести с собой в могилу». Елизавета Алексеевна взяла ножницы, отрезала свой локон и вручила его Охотникову.

Нападавшего так и не нашли и, судя по всему, не очень-то и искали. Более того, это дело старались поскорее замять. Никакого следствия по поводу ранения Охотникова не было. Однако ходили слухи, что к этому инциденту причастен младший брат императора Константин. Он якобы тоже был влюблен в Елизавету Алексеевну и из ревности приказал покончить с ее любовником. Однако это маловероятно – у Константина были совсем другие пристрастия. Скорее всего, Константин или другие близкие императору люди, не желая, чтобы Александр носил рога, наняли наемных убийц, чтобы те зарезали влюбленного офицера.

Охотникову так и не удалось поправиться после предательского удара кинжалом. Состояние осложнялось прогрессирующей чахоткой. Через месяц он был уволен в отставку по болезни, а через два с половиной месяца скончался от полученной раны. (Загадка в том, что в собственноручных записках Елизаветы Алексеевны нет ни намека на ранение Охотникова от рук наемных убийц. А вот то, что он болен туберкулезом, она знала еще с 1803 года. Возможно, что он скончался от банальной чахотки, а версия о покушении придумана впечатлительным историком Николаем Михайловичем.)

Теперь уже ни от кого не таясь, плюнув на условности, Елизавета Алексеевна снова посетила дом Охотникова в вместе со своей сестрой. Очевидцы рассказывали, что она долго стояла на коленях перед гробом покойного, молилась и плакала. Поднявшись с колен, она поцеловала Алексея в лоб и удалилась. Его похоронили на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры. Прямо как в песне поется: «Кавалергарда век не долог…»

Елизавета Алексеевна через месяц после покушения на Охотникова родила девочку, которую назвала Лизанькой. Малышка прожила всего два года и была похоронена рядом с первым ребенком императрицы, Марией, в Благовещенской церкви той же лавры. Спустя шесть месяцев после кончины Охотникова Елизавета соорудила на могиле своего возлюбленного мраморный памятник. Он изображал плачущую женщину на скале перед урной; рядом находилось разбитое молнией дерево. Надпись на урне гласила: «Здесь погребено тело Кавалергардского полку Штабс-ротмистра Алексея Яковлевича Охотникова, скончавшегося января 30 дня 1807 года на 26 году от своего рождения». Он и сейчас там стоит, несмотря на то, что со времени трагедии прошло ровно двести лет. Современники рассказывали, что императрица часто навещала могилы своих дочек в Благовещенской церкви, от которой до могилы Охотникова было рукой подать. Она срывала растущие на его захоронении анютины глазки и брала с собой на память. Трагедию, которую пережила Елизавета Алексеевна, трудно передать – гибель любимого человека, а потом и смерть рожденной от него дочери. Императрица горевала страшно.

Потом ее еще не раз интересовали некоторые свитские офицеры (время лечит), причем это ясно отражалось на их карьере. И отражалось самым парадоксальным образом. Если кого-то из них Александр I отсылал от двора в какой-нибудь дальний гарнизон, то другого повышал в чинах, отмечал наградами, чтобы окружающие не думали, что он ревнует. Теперь императрица предоставила Александру Павловичу полную свободу действий, не ревновала и не пилила за измены.

Император был глуховат на одно ухо (как-то раз при Павле I в Гатчине он стоял близко к стреляющим пушкам). Он был красив – не зря скульптор Орловский изобразил его в виде ангела на Александрийском столпе. К лицам своей свиты он обращался почти с фамильярной добротой, к пожилым дамам – с почтением, к молодым особам – с безграничной грацией, с тонким, чарующим взглядом. Прогрессирующая глухота заставляла его наклонять голову, при этом в глаза бросалась обширная плешь. Этот недостаток петербургские модники тут же превратили в достоинство, и в моде тут же появилась прическа «а-ля император»: высокий лоб и бакенбарды. Склоняющий перед дамами голову император – как можно в него не влюбиться! И Александр пользовался этим вовсю! Он не был бы собой, если бы перестал замечать вокруг себя хорошеньких женщин. Женщины были без ума от Александра – голубоглазый, светловолосый, умевший сочетать величественность с очаровательной простотой в общении. Он был признан самым элегантным монархом Европы. А еще его называли «первым любовником Европы». В основе его отношений с дамами лежал нарциссизм, самолюбование, желание нравиться и очаровывать. При этом если у него иногда не получалось «шармировать» очередную «мамзель», то он не очень-то на этом и настаивал.

В Вене он пользовался ласками множества женщин, но особенно приударял за графиней Юлией Зичи, княгиней Эстергази и принцессой Леопольдиной Лихтенштейн. По Вене ходила тогда такая острота: «Баварский король пьет за всех, вюртембергский король ест за всех, а русский царь любит за всех». В Варшаве он затащил в постель Софью Замойскую и еще многих молоденьких полек. Вообще, по замечанию мемуаристов, Александр I «ради развлечения любил делать утренние визиты дамам, не предупреждая их заранее», и заставал их то в «китайском капоте», то с «непричесанными волосами». Оригинальный был человек этот император! Представляю, как смущались женщины, когда он заставал их без макияжа и непричесанными! А может, он и не уходил от них до утра? В Петербурге Александр I особенно «отмечал» княгинь Варвару Долгорукую и Софью Трубецкую; актрис Жорж и Шевалье. Забрасывал цветами и дорогими подарками жену историка Карамзина Екатерину Андреевну. «Вполне возможно, что с названными русскими и не русскими красавицами Александр I не только кокетничал и любезничал, но и имел близкие отношения», – пишет современный беллетрист. Имел, и еще как имел! Любовные похождения Александра были чрезвычайно многочисленны, и в своих чувствах он был очень непостоянен. В 1908 году в Лондоне вышла запрещенная в России книга «Александр I, его личность, правление и интимная жизнь». В ней утверждалось, что серьезную конкуренцию Марии Нарышкиной составляла графиня Бобринская. Она была женой одного из внуков графа Бобринского. Своеобразный роман у Александра I случился с Анной де Пальмье. Будучи взрослой, 34-летней дамой, она привлекла внимание 29-летнего императора. Александр стал демонстративно проезжать мимо ее дома и, увидев ее в окне, учтиво кланялся и улыбался. Так продолжалось целую неделю. Анна де Пальмье была помимо того что девицей, так еще и мужененавистницей. Она задернула шторы на своих окнах и перестала отвечать на поклоны Александра. Еще через неделю любвеобильный повеса понял, что Анна не хочет отвечать на его призывы, но в соседнем окне заприметил молодую пригожую купчиху Бахарахтову и «удовлетворился» ею. Конечно, обо всех связях императора не расскажешь – так много их было. Вероятно, он и сам не помнил имен всех своих кратковременных любовниц. А. Герцен сказал, что он любил всех женщин, кроме своей жены.

Для себя же Александр вывел кредо: «Я виноват, но не до такой степени, как можно думать. Когда домашнее мое благополучие помутилось от несчастных обстоятельств, я привязался к другой женщине, вообразив (разумеется, ошибочно, что теперь ясно понимаю), что поскольку наш брак заключен по соображениям внешним, без нашего взаимного участия, то мы соединены лишь в глазах людей, а перед Богом свободны…» Ошибался, оказывается, Александр Павлович, но поздно это осознал…

Постепенно Александр I стал впадать в мистицизм. Перелом произошел в 1819 году. К 1822 году относится его разговор с одной француженкой, которая рассказала ему об увлечениях своего короля. «Как… в шестьдесят семь лет у… Людовика XVIII – любовницы?!…Мне сорок пять лет… Я все это бросил». В общем, нагулялся парень.

В последние годы Александр I с Елизаветой Алексеевной опять сблизились. Она часто болела, и император стал больше времени проводить с нею – даже приказал поставить в ее спальню свой рабочий стол. Только в конце жизни Александр и Елизавета стали близки друг другу.

Александр I скончался в возрасте 48 лет в 1825 году в Таганроге, а Елизавета Алексеевна пережила мужа всего лишь на полгода: умерла в 1826 году в городе Белеве Тульской губернии на обратном пути из Таганрога в Петербург.

Да, Александр Павлович был тот еще «ходок»! Он не был счастлив ни на государственном поприще, ни в личной жизни. Он не имел настоящих друзей и не оставил наследника. «Нечаянно пригретый славой» – это об Отечественной войне 1812 года. Если бы не она, Александр так бы и остался мелким правителем, при котором в России не происходило ничего существенного, и вообще его царствование было каким-то безликим, скучным и малоинтересным. Наполеон как-то высказался о нем: «Во всем и всегда ему чего-то не хватает». А. С. Пушкин охарактеризовал его еще и такими словами: «К противочувствиям привычен, в лице и жизни арлекин».

Человек эпохи Возрождения

Великий князь Константин Павлович

Этот человек как будто не в тот век родился. С одной стороны, он был отъявленным мерзавцем, пьяницей и развратником, с другой – руководствовался благородными побуждениями. Это его качество было присуще не утонченному XIX веку, а позднему Средневековью. Если первую половину своей жизни он провел в грязных, бурных и пышных страстях эпохи Возрождения, то вторую половину – в семейном блаженстве, окруженный заботой жены и детей. Великий князь Константин Павлович был яркой и популярной личностью – недаром после его кончины появилось несколько Лжеконстантинов.

Константин Павлович появился на свет в 1779 году, и Екатерина II забрала его, так же как старшего – Александра, у родителей для воспитания. Теперь у нее было уже два внука. Обоим августейшая бабка прочила великую судьбу: Александр должен был стать правителем России, а Константин – императором… Византии! Да, да, именно Византии! Как же так, спросите вы, ведь Византийская империя пала еще в XV веке. А вот как. Россия вела постоянные войны с Османской империей за выход к Черному морю. Военные действия русских войск при Екатерине II оказались столь успешными, что императрица замахнулась на большее – отвоевать у османов юг Балканского полуострова и возродить на нем Византийскую империю, ранее захваченную турками. В императоры возрожденной Византии она прочила своего младшего (на тот момент) внука. Она дала ему имя в честь основателя Византии Константина Великого, а Стамбул решила переименовать опять в Константинополь. В честь рождения внука даже была отчеканена медаль с изображением храма Святой Софии в Константинополе (переделанного османами в мечеть) между фигурами Веры, Надежды и Любви. Соответственно, Екатерина II приставила Константину окружение из греков – его кормилицей была гречанка, воспитатели и сверстники происходили из них же. Екатерина II даже начала готовить военные кадры для будущего Византийского государства – основала Греческий кадетский корпус. Так что великий князь Константин Павлович сызмалу знал греческий язык наравне с русским.

Однако этот амбициозный проект Екатерины Великой не был осуществлен, и Константин выбрал себе военную стезю. Начало его службы относится к 1795 году, когда он был назначен полковником Преображенского полка, а закончилась служба только с его смертью в 1831 году. Тридцать шесть лет службы – пора уже было ему и медаль давать – «Ветеран Вооруженных Сил»! Надо сказать, что командиром он был требовательным, отличился во многих сражениях, обладал личной храбростью.

Однако об этом позже, а пока… Екатерина II в последний год своей жизни решила женить своего 17-летнего внука. Как только Европа узнала о намерениях Екатерины, предложения начали поступать с разных сторон. Такую завидную партию было грех упустить. Король Обеих Сицилии (когда-то было такое карликовое государство в раздробленной Италии) Фердинанд ГУ и его супруга Каролина вознамерились пристроить за Константина одну из своих многочисленных дочерей. Начались переговоры об этом с русским послом в Неаполе графом Скавронским, но тот вскоре возьми и умри. Тогда Каролина, властная и циничная особа, решила пойти другим путем. В то время в Вене русским послом был граф Андрей Разумовский, тот самый, о котором мы рассказывали в главе о Павле I – любовник Натальи Алексеевны. За что, собственно говоря, и был выслан за границу «на дипломатическую работу». До этого Разумовский несколько лет был посланником в Неаполе, а заодно и «сердечным другом» сластолюбивой королевы Каролины. Теперь Каролина решила использовать их былую связь и поручила Разумовскому похлопотать в Петербурге о своем намерении выдать за Константина одну из своих дочерей. Граф принялся действовать в интересах своей бывшей подруги, которая, не сомневаясь в ответе, поставила предварительные условия: Константину и его неаполитанской супруге после свадьбы из состава России должно быть выделено независимое государство! Потрясающая самоуверенность и наглость! Екатерина II, конечно вспылила, весьма неодобрительно отозвалась о неаполитанском семействе, которому «пришла охота весьма некстати наградить нас одним из своих уродцев», и назвала отпрысков Каролины и Фердинанда «дряблыми, подверженными падучей болезни, безобразными и плохо воспитанными» детьми. Кроме того, Екатерина II знала о сомнительной репутации Каролины, ее распущенности и ветрености. Она напрочь отказала неаполитанскому двору, написав: «…их величества могут выдать принцесс дочерей своих за кого им вздумается».

Екатерина II была немкой и считала, что самые лучшие принцессы цветут в германских княжествах. А их было множество – разных там герцогств, графств, маркграфств, курфюршеств, ландграфств и крошечных королевств. По ее понятиям, девушка из провинциального княжества не будет задирать нос, выйдя замуж за русского принца. При этом она сама решала, какая принцесса хороша для внука, а какая нет. Самого Константина никто не спрашивал, да и невесту тоже. Позже это привело к печальным последствиям. В Германию в поисках невесты для Константина был отправлен генерал Будберг. Но вот незадача – он заболел и остановился для лечения в небольшом городке Кобург, где находился замок местных герцогов. Вызвали доктора. В стародавние времена лечили не только лекарствами, но и словом. И вот за неспешными беседами доктора с генералом последний узнал, что у герцога Кобургского есть три дочери на выданье. Эскулап горячо рекомендовал их. Решив, что от добра добра не ищут и ему не надо никуда ехать, Будберг сообщил в Петербург, что невеста найдена. Так слепой случай повлиял на супружескую жизнь Константина. Екатерина II сама проверила, правда ли это. Рекомендации оказались благоприятными донельзя. У герцога Франца Саксен-Кобург-Заальфельдского и его жены Августы дети были хорошо воспитаны, да и сами они отличались умом и образованностью. Когда герцогиня Августа узнала от Будберга о намерении Екатерины II женить на одной из принцесс своего внука, то была на седьмом небе от восторга. Она тут же согласилась выехать в Петербург с тремя своими дочками, чтобы Константин смог выбрать себе одну из них в жены.

Долго ли, коротко ли, но по настоянию царственной бабушки Константин выбрал себе младшую принцессу – Юлиану Генриетту Ульрику Саксен-Кобург-Заальфельдскую. Мемуарист писал: «Через три недели принудили великого князя Константина сделать выбор. Мне кажется, что он не желал жениться». Принцессы Кобургские не особенно нравились Константину, но императрица настояла, и несчастный юноша должен был подчиниться. Герцогиня Августа описывала их обручение так: «Он вошел в комнату бледный, опустив глаза, и дрожащим голосом сказал: „Сударыня, я пришел у вас просить руки вашей дочери“… Послали за Юлией… „Не правда ли, вы со временем меня полюбите?“ – спросил Константин. Юлия взглянула на него так выразительно и сказала: „Да, я буду любить вас всем сердцем“.» Вот такое «объяснение» в любви. Семнадцатилетний Константин надеется, что девушка полюбит его, а четырнадцатилетняя принцесса обещает это. Бессмыслица, да и только.

В общем, дети. Ситуация повторилась точь-в-точь как и с женитьбой старшего внука, Александра. Надо ли им было такое счастье? Екатерина II об этом явно не задумывалась.

Итак, Константин и Юлиана стали женихом и невестой. Герцогиня Августа с оставшимися двумя дочками по настоянию императрицы покинула Россию. Перед отъездом Екатерина II щедро наградила их – подарила жемчуга, бриллианты, роскошные драгоценности, Кроме того, в Лейпциге они могли получить в банке приличные деньги. После отъезда матери принцесса-невеста стала жить с сестрами Константина; также она подружилась с его старшим братом Александром и его женой Елизаветой Алексеевной, которые симпатизировали ей. Что касается жениха, то по замечанию современников, «она подвергалась и его грубостям, и его нежностям, которые были одинаково оскорбительны. Он иногда заламывал ей руки, кусал ее, но это было только предисловие к тому, что ожидало ее после замужества». Константин приходил завтракать к своей невесте в б часов утра. Он приносил с собой барабан, трубы и заставлял ее играть на клавесине военные марши, аккомпанируя на этих шумных инструментах. Так он выказывал свою любовь к ней. Кто знает петербургские зимние ранние утра, тому известно, что это такое. Темно и сыро, отчаянно хочется спать, а тут Константин со своим барабаном!

Принцессу Юлиану обучили Закону Божьему и русскому языку. В начале 1796 года состоялся ее переход в православие, и теперь она стала называться Анной Федоровной. Через две недели они обвенчались. Екатерина II подарила на свадьбу своему внуку Мраморный дворец. Со свадьбы новобрачные поехали в свое новое жилище, чтобы начать там неведомую им семейную жизнь. Когда все гости разъехались, придворные дамы проводили Анну Федоровну на ее половину, переодели в ночную сорочку, оставили одну и стали ждать Константина. Его все не было. Прошел час, другой. Наконец, муж появился. Оказалось, когда великий князь поднимался по лестнице в комнаты своей жены, один солдат, стоявший в карауле, не так отдал ему честь. Константин взорвался и стал отчитывать бедолагу в присутствии всей свиты. В страшном раздражении он орал на него, понося последними словами. Продолжалось все это безобразие довольно долго, и когда он взошел на брачное ложе, то «не смог уделить юной жене должного внимания». Так деликатно выражались современники, а на самом деле он ничего не смог, поскольку его мысли были заняты тем, что случилось на лестнице. Как известно, женщина любит ушами, а мужчина – головой. В том смысле, что у них в голове возникают разные эротические фантазии, но голова у Константина в эту ночь была забита другим. Уже в пять часов утра он вышел во двор Мраморного дворца, чтобы муштровать солдат. Экзерциции с ними занимали Константина больше, чем его жена. Он выполнил желание своей бабки Екатерины II, женился – что супруге от него еще надо? Уже знакомый нам по предыдущей главе Адам Чарторыжский писал: «Молодая принцесса была отдана молодому князю, едва вышедшему из детства, неистовый характер которого и какие-то странные, жестокие наклонности уже дали пишу не одному разговору». Однако на разговоры Константину было наплевать. Он был сыном своего отца Павла I, удивительно похожим на него не только внешне, но и безрассудным характером. Даже его старший брат Александр отмечал: «…он меня часто огорчает; он теперь горяч более, чем когда-нибудь, весьма своеволен и часто прихоти его не согласуются со здравым рассудком. Военное ремесло вскружило ему голову, и он иногда жестко обращается с солдатами своей роты…» Да что там с солдатами – он отвел холодную комнату в Мраморном дворце (что-то типа карцера), чтобы сажать туда своих нерадивых придворных!

Великий князь Константин Павлович был жестким и бесцеремонным юношей. Его часто посещали вспышки раздражения, которые сопровождались приступами необузданной злобы. При этом припадки вспыльчивости у него проявлялись настолько быстро и неожиданно, что предупредить их было невозможно. Однажды он избил палкой одного майора, да так, что тот был вынужден жаловаться самой императрице. Как-то еще до женитьбы на одном из приемов у Екатерины II он вздумал бороться с пожилым графом Штакельбергером. Не рассчитав своей силы, он грохнул графа об пол так, что сломал ему руку. Он сам писал о себе в 12-летнем возрасте так: «Быть грубым, невежливым, дерзким – вот к чему я стремлюсь». И это свое стремление он выполнил до конца!

Однажды в Петербург приехал шведский король Густав IV, чтобы посвататься к сестре Константина, Александре. Екатерина II приказала всем вельможам давать балы в его честь. На балу у генерал-губернатора Самойлова Константин подошел к королю (они были ровесниками) и заявил: «Знаете ли, у кого вы находитесь? У величайшего… в городе». При этом он употребил матерное слово. После этого Екатерина II написала воспитателю великого князя: «Скажите ему от меня и именем моим, чтоб он воздержался вперед от злословия, сквернословия и беспутства… Мне известно бесчинное, бесчестное и непристойное поведение его в доме генерал-губернатора, где он не оставлял ни мужчину, ни женщину без позорного ругательства… что даже шведы без содрогания и омерзения слышать не могли». Думаете, Константин одумался после этого? Куда там! На следующем приеме он спросил у шведского короля: «Знаете, кто моя бабка?» – и обозвал ее последними словами. Это немедленно дошло до ушей императрицы, и она посадила внука под арест. Только после этого Константин утихомирился – он так испугался, что даже заболел.

Так он себя вел по отношению к посторонним лицам. А каково приходилось Анне Федоровне, молодой жене Константина? Он с невероятным цинизмом рассказывал своим собутыльникам все интимные подробности их медового месяца. Как-то в Петербург приехала знаменитая французская художница Элизабет Виже-Лебрен. Екатерина II заказала у нее портрет Анны Федоровны, и та стала позировать ей. Пока шли эти занятия, Константин Павлович развлекался по-своему – он вздумал стрелять в манеже Мраморного дворца из пушек, заряженных… дохлыми крысами! Однако вскоре ему это надоело, и он придумал новую забаву. Ему захотелось чего-то особенного. Недолго думая, он прервал сеанс Анны Федоровны у портретистки и со смехом отвел ее в вестибюль, где стояли огромные напольные китайские вазы. Перепуганная Анна Федоровна только и успела спросить: «Что вы хотите делать?», как муж поднял свою миниатюрную жену за талию и посадил в одну из ваз. Затем, отойдя на некоторое расстояние, он принялся стрелять по вазе из пистолета! Ваза – вдребезги! Анна Федоровна – в ужасе! Хорошо, что у вазы были толстые стенки, и пули не прошили ее насквозь. Анна Федоровна не пострадала, но сильно испугалась, стала кричать, а потом упала в обморок. С тех пор тяжелые обмороки преследовали ее всю оставшуюся жизнь. Такая ненормальная жизнь и постоянное напряжение в ожидании очередных выходок мужа измотали нервную систему 15-летней жены, она заболела и слегла в постель.

В ноябре 1796 умерла Екатерина Великая. Анна Федоровна очень любила императрицу и искренне скорбела по ней. На похоронах она опять потеряла сознание – упала прямо на плиту, которой накрывали могилу Екатерины I. Константин Павлович же, наоборот, не очень скорбел по усопшей, даже высказывался в том духе, что ему больше не придется слушаться «старухи», и откровенно радовался воцарению отца – Павла I. Новый император не любил сына Александра и выделял Константина. Почему? Александр был похож на мать, слыл любимцем бабушки и имел скрытный характер. Константин же, наоборот, был разительно похож на отца и всегда резал правду-матку в глаза, нисколько не заботясь о последствиях. Да, и характером Константин пошел в отца – такой же порывистый, с резкими переходами от одного настроения к другому. Павел I отдал в подчинение Константину Измайловский полк, увеличил великокняжеское жалование до полумиллиона рублей в год и подарил ему мызу в Стрельне (там сейчас находится Константиновский дворец – резиденция Президента России).

Весной 1797 года состоялась коронация Павла I. На коронационные торжества поехали и Константин Павлович с женой. Ей опять нездоровилось, и причиной тому опять был ее взбалмошный муж. Накануне он решил похвастаться выправкой своих гвардейцев и рано утром, когда Анна Федоровна еще спала, ввел в ее опочивальню барабанщиков, которые по его сигналу громко забили побудку. Великая княгиня проснулась в полном ужасе. Она так испугалась, что ей показалось, будто она умерла и слышит внеземной грохот небесных сфер. Этот испуг еще долго сказывался на ее здоровье.

Однако Анна Федоровна была еще молода; взрослея, она расцвела и стала привлекательной женщиной. Ее называли «вечерней звездой». И вот в эту звезду влюбился старший брат Александр! Константин тут же начал устраивать ей сцены. Анну возмущали эти подозрения – вокруг находилось множество придворных; если бы она повела себя недостойно, это сразу же было замечено. Но Константин не желал ничего слушать: он запрещал жене покидать свои комнаты и в знак неуважения к ней заваливался на ее кровать в сапогах. Нет чтобы с братом по-мужски разобраться! Увы, он предпочел третировать бедную женщину. Современники писали: «Анне Федоровне жилось очень тяжело от невозможного характера Константина Павловича, которого никто не мог обуздать. Его грубые выходки, отсутствие всякого такта превращали супружескую жизнь в настоящую каторгу…»

Что было делать бедняжке? Она молода и хороша собой. Как тут не влюбиться? И она променяла несносного Константина Романова на Константина Чарторыжского. Нам уже знаком по предыдущей главе князь Адам Чарторыжский, предполагаемый любовник жены Александра I Елизаветы Алексеевны. Так вот, это был его младший брат. (Заметим, что братья Чарторыжские недурно устроились – оба крутили романы с женами царственных братьев Романовых.) Видимо, это была взаимная симпатия. В атмосфере подозрительности, которой отличался двор Павла I, было трудно что-то скрыть, и влюбленные стали переписываться. И вот как-то Анна Федоровна заметила, что в ее шкатулке кто-то рылся – пропали деньги, а также письма молодого человека. Через некоторое время чудесным образом письма вернулись на прежнее место. Анне стало ясно, что ее перепиской с Константином Чарторыжским кто-то интересуется. Осторожно, через третьих лиц, Анна Федоровна постаралась узнать, кто же вор. Однако тогда найти его не удалось. Только сорок лет спустя французский камердинер Анны на смертном одре признался, что это он похитил деньги и скопировал письма. Дальнейшего развития эта история не получила – в 1798 году оба брата Чарторыжских были высланы Павлом I за границу. В частности, и за то, что слишком уж приблизились к спальням его сыновей. К счастью, Константин Павлович ничего об этом эпистолярном романе не узнал, а то бы со свету сжил бедняжку.

Он продолжал не только скверно обращаться с ней, но еще изменял направо и налево. В своих апартаментах он устраивал ужины с актрисами и офицерами; заставлял присутствовать на этих пирушках Анну Федоровну и в присутствии гостей громко обсуждал ее женские прелести. От этого у Анны опять пошатнулось здоровье. Созвали консилиум врачей, которые нашли у нее физическое и нервное истощение и рекомендовали лечиться в Карлсбаде водами. Когда Константин Павлович узнал о диагнозе, он вдруг смягчился и стал сожалеть о своем скверном поведении. Однако Анна Федоровна, зная его непостоянный характер, не верила ни единому слову и уже тогда задумала развестись с мужем. Впрочем, это было легче сказать, чем сделать. Во-первых, Константин ни за что бы ей развода не дал, а во-вторых, это был бы скандал на всю Европу – никогда еще великие княгини, урожденные германские принцессы, не покидали русских великих князей. Повод представился только в 1799 году – Константин Павлович пожелал участвовать в войне. Как раз начинался легендарный Итальянский поход А. В. Суворова, и великий князь отправился в ставку полководца добровольцем. Анна Федоровна решила: теперь – или никогда. Задумка была такая – вырваться из России под предлогом встречи со своими родителями, заручиться их поддержкой, а потом объявить о своем нежелании возвращаться к мужу-деспоту. Но как получить разрешение на отъезд Павла I? Анна Федоровна решила схитрить – императору она заявила, что очень огорчена отъездом Константина на войну и хотела бы это время провести в кругу своей семьи. Расчувствовавшийся Павел I дал добро, и Анна Федоровна уехала из России на следующей же день после отъезда мужа.

В Кобурге Анна рассказала о своих планах родным, но, увы, поддержки не нашла. Они в первую очередь думали о репутации семьи, о том, что в случае развода лишатся финансовой поддержки из Петербурга. Расстроенная Анна Федоровна уехала лечиться на воды. Вскоре о ее намерении узнал Павел I. Его гневу не было предела, и он приказал невестке немедленно возвращаться в Россию. Деваться бедняжке было некуда – родители предали ее; у нее больше не было дома…

В этом месте позволим себе маленькое отступление. Молодые люди, вступая во взрослую жизнь, должны знать, что уезжают ли они, женясь или выходя замуж, в другие города или страны, у них всегда есть крепкий тыл – родительский дом. В жизни всякое может случиться. И ты в любой момент можешь туда вернуться. Там тебя накормят, обогреют, погладят по головке, посочувствуют; ты сможешь поплакаться на груди отца или матери. Ведь для родителей ты до конца жизни будешь оставаться ребенком, найдешь в них сочувствие и понимание. Родительский дом, будь то жалкая хибара или роскошный дворец (неважно), крепок именно своими семейными узами. А у Анны Федоровны, как оказалось, такого дома и не было – забота о репутации и финансах перевесили заботу о благополучии дочери. Было в то время Аннушке всего 18 лет. Ей было страшно сознавать, что родители не сумели понять, как ей тяжело живется с мужем. Через семь месяцев Анна вернулась в ненавистную ей Северную Пальмиру.

А Константин Павлович, проделав вместе с Суворовым Итальянский, а затем и тяжелейший Швейцарский походы, вернулся на родину победителем. Этому способствовала отличная аттестация, данная ему генералиссимусом. Правда, у Константина было одно прегрешение. Однажды он вмешался в управление отдельным отрядом русских войск, и они вынуждены были принять бой на невыгодных для себя условиях. Не менее сумасбродный, чем сам Константин, А. В. Суворов вызвал того к себе и с глазу на глаз выразил свое неудовольствие и даже пригрозил ему военным судом и Сибирью. После этой взбучки Константин вышел от Суворова заплаканным и до конца кампании вел себя вполне достойно. Он лично водил в атаку войска, не кланялся пулям, свистевшим над головой, грамотно распоряжался артиллерией. Константин в бою вел себя мужественно и храбро. Чувствовалось, что война – это настоящее его призвание, несмотря на пристрастие к вахтпарадам и шагистике на плацу. Он нес наравне с солдатами все тяготы службы, совершал тяжелые переходы пешком и вообще показал себя образцом доблести и геройства.

Александр Васильевич поступил как настоящий командир – отругал его за конкретный проступок; посмотрел: дальше великий князь исправился – так зачем же выносить сор из избы? И дал ему отличную характеристику. Напомним, что Константину Павловичу во время этих походов, принесших мировую славу русскому оружию, было всего-навсего 20 лет. Император Павел I обрадовался успехам сына (вот она, «военная косточка!»), наградил его алмазным Мальтийским крестом и назначил командиром лейб-гвардии Конного полка. Более того, считая, что невероятные победы в швейцарских Альпах – это прежде всего заслуга Константина, присвоил ему титул цесаревича. Хотя, по правде говоря, цесаревичем (то есть наследником престола) был Александр, его старший сын. Это было нелогично, но что возьмешь с сумасбродного императора?

После возвращения из похода для Константина Павловича продолжилась прежняя военная жизнь, занятая учениями, смотрами, плацпарадами и муштрой. В конце 1800 года император отправил сына инспектировать войска, стоявшие на границе с Австрией. В городе Ровно он познакомился с семейством князя Любомирского и стал часто бывать в их доме. Ему понравилась дочь князя Елена. Встречи с ней происходили все чаще и чаще. Наконец, Константин Павлович влюбился в княжну. И влюбился по-настоящему! Оказалось, что этот грубиян, сквернослов и забияка способен на светлые чувства! Пришло время возвращаться в столицу, но мыслями он был в Ровно, рядом с любимой.

Он писал Елене: «Как счастлив был бы я, если бы имел счастье снова увидеть вас и опять побывать в Ровно! Когда я вспоминаю об этом счастливом времени, которое провел у вас, я плачу и в то же время думаю, когда опять я буду среди вас?» Да, иногда у Константина Павловича бывали минуты просветления.

Однако эта история развития не получила. В 1801 году был убит отец – Павел I. Его смерть потрясла Константина. Он тогда сказал: «После того, что случилось, брат мой может царствовать, если хочет. Но если бы престол достался мне когда-нибудь, то я, конечно, никогда его не приму». Это был его первый отказ от трона. Константин Павлович мечтал жениться на княжне Елене Любомирской! Вот в чем причина! Но постепенно, не без влияния брата, чувства к прекрасной Елене стали угасать, тем более, что его внимание вскоре привлекла другая красавица. Ее звали Жанетта Святополк-Четвертинская. Но об этом потом.

А пока коротко расскажем о дальнейшей судьбе Анны Федоровны. После смерти свекра она решила повторить то, что не удалось сделать при Павле I – сбежать от мужа за границу. Как раз в то время заболела ее мать Августа, и Анна Федоровна попросила у нового императора Александра I разрешения навестить ее. Тот не возражал; Константину было все равно. И вот в 1801 году Анна Федоровна покинула Петербург, чтобы больше никогда не возвращаться. Покинула навсегда. В рядах ее маленькой свиты находился офицер Линев, ее тайный любовник.

С этим Линевым связана непонятная история. Судите сами. По одной версии, связавшись с Жанеттой, Константин Павлович вознамерился прогнать от себя Анну Федоровну. Анна Федоровна якобы в то время была беременной (что было неправдой). Чтобы найти повод для развода, Константин подговорил своего собутыльника штабс-ротмистра Кавалергардского полка Ивана Линева за деньги оклеветать великую княгиню, «сознавшись» в любовной связи с ним. Мать Константина, вдовствующая императрица Мария Федоровна, узнав об этом, раскричалась и не захотела больше видеть Анну Федоровну. После трех дней беспрерывных скандалов Анна и покинула Россию. Линев, получив отставку, последовал за ней (что было правдой), чтобы показать, что Анна Федоровна, будучи влюблена в него, не хотела оставаться одна.

По другой, более правдоподобной версии, красавец Линев последовал за Анной Федоровной в ее родной Кобург. Она не могла открыто видеться с ним – жизнь герцогов была на виду, а нравы были строгими, да и отношения с родителями напряженными. Чтобы встречаться с любимым, Анна уехала из Кобурга, и началось их скитание по Германии. Они переезжали из одного города в другой, чтобы не привлекать к себе внимания, но это не всегда удавалось. Они даже решили пожениться, и с этой целью Анна написала жене Александра I Елизавете, чтобы та узнала, возможен ли развод с Константином. Елизавета отвечала, что для этого, мол, существует множество препятствий. В безысходной любви прошло три года. Линев уже устал от их грустной любви и от необходимости скрываться от окружающих. Не найдя себе дела в Германии, он скучал по России, и решил вернуться домой. Анна Федоровна, добрая душа, поняла его, и влюбленные расстались. Навсегда.

Какие выводы мы можем сделать из этих двух противоположных версий? Во-первых, что-то между Линевым и Анной Федоровной все-таки было. Это был, конечно, скандал – связь великой княгини с кавалергардом. Не зря Елизавета Алексеевна, супруга Александра I, писала Анне по поводу возвращения Линева в Петербург: «Я дрожу от мысли, что он появится здесь. Его приезд возобновит сплетни, которые на время поутихли». Какие сплетни? При дворе все считали, что Линев является любовником Анны. А если это действительно была любовь? Значит, не сплетни. В полку Ивана Линева считали недотепой, необразованным, глупым и тупым офицером. Находились насмешники, которые устраивали розыгрыши недалекого недоросля. Однако этот «недотепа», восстановившись в армии, стойко показал себя в кампании 1807 года, за что был награжден саблей с надписью «За храбрость». А потом дослужился до чина полковника. Что-то здесь не вяжется. Нет ли связи между любовью Елизаветы Алексеевны к кавалергарду Охотникову и любовью Анны Федоровны к кавалергарду Линеву? Ведь все это происходило параллельно, в одни и те же годы! Линев и Охотников были наверняка знакомы, ведь оба служили в одном полку. Тут есть над чем подумать! И в обоих случаях якобы был замешан Константин Павлович – в «клевете» Линева и «смерти» Охотникова.

Думается так. Обе несчастные женщины, уставшие от измен своих мужей, искали любви и утешения с другими мужчинами. В этом нет ничего странного. Все ясно и понятно. А вот Константина современники в этом случае оклеветали. А зря. Нельзя сказать, что он был ангелом, но к этому делу он был, по-видимому, непричастен. С ним приключилась другая грязная история, похлеще первой.

После отъезда Анны Федоровны в 1801 году Константин Павлович пустился во все тяжкие, «не брезгуя даже откровенной сексуальной уголовщиной». Если он и раньше жену не праздновал, то теперь, после смерти строгого отца и воцарения брата, он почувствовал полную свободу. Как вспоминали его недоброжелатели, «развратнейший и вечно пьяный Константин набрал себе в адъютанты развратнейших, бессовестнейших и бесчестнейших людей», которые занимались кутежами, развратом и оргиями. Одна такая оргия имела печальные последствия. В то время в Петербурге проживал некий французский коммерсант Арауж, занимавшийся крупными сделками. Он привез с собой в Россию очаровательную жену, мать двоих детей. Вскоре слухи о красоте госпожи Арауж дошли до Константина, и он кинулся завоевывать сердце очередной красотки. Однако у него ничего не получилось. Молодая француженка никак не реагировала на его упорные ухаживания – на подарки и букеты цветов, которые ей преподносили адъютанты от имени цесаревича. Неприступность женщины раздражала Константина, ведь он привык, что перед ним легко открывались двери спален светских дам, а тут ему смеет сопротивляться жена какого-то приезжего торгаша! И тогда он с присущим военному человеку азартом решил взять неприступную крепость штурмом. Потом, правда, говорили, что он сделал это по наущению своих «развратнейших» адъютантов.

Константин Павлович не знал, что несговорчивость госпожи Арауж объясняется вовсе не верностью супружескому долгу, а тем, что ее сердце было отдано другому мужчине. И вовсе не мужу. Чтобы встречаться с ним, она прибегала к такой хитрости. По утрам она уезжала из дому в собственной карете, направляясь с визитом к баронессе Моренгейм, жившей на Невском проспекте. Там она переодевалась, отпускала карету, садилась на простого извозчика и уезжала на тайное свидание. Для всех мадам Арауж находилась в гостях у баронессы, занимаясь рукоделием, чаепитием и светскими разговорами. А на самом деле она лишь к концу дня возвращалась на Невский, а оттуда домой на вызванной через посыльного карете. Когда Константин вознамерился заполучить себе в любовницы француженку-недотрогу, он поручил своим людям следить за ней. Каково же было его изумление, когда ему доложили, что дамочка-то, оказывается, имеет любовника. Гневу Константина не было предела! Как?! Отказать самому цесаревичу и путаться неизвестно с кем! И он возжаждал мести.

Дело было так. В один из мартовских дней 1802 года лакей одного из адъютантов Константина Павловича подменил собой извозчика, который обычно возил мадам Арауж на любовные свидания. Вскоре из дома баронессы показалась и она сама. Назвала адрес и села в наемный экипаж. Вскоре француженка увидела, что ее везут не туда. В возмущении она стала кричать кучеру, чтобы он остановился, но тот только подстегивал лошадей. Любвеобильную дамочку привезли в Мраморный дворец к великому князю. Слуги внесли сопротивлявшуюся мадам в покои цесаревича, который уже находился в изрядном подпитии, был возбужден и нетерпелив. Что произошло в дальнейшем – тайна, покрытая мраком. По версии недоброжелателей Константина, он ее изнасиловал. Заметим, что великий князь к тому же имел плохо залеченный сифилис.

Обеляя своего повелителя, адъютанты говорили, что Константин Павлович не воспользовался мадам, так как та от ужаса была в обмороке и стала ему неинтересна. Он якобы вышел из спальни. Но на несчастную женщину тут же набросились адъютанты, потом лакеи – и понеслось… Ее насиловали по меньшей мере человек двадцать. По истечении времени насильники, заметив, что их жертва чуть жива, наспех одели ее и отвезли обратно на Невский проспект. На следующий день мадам Арауж умерла.

Весь Петербург был потрясен случившимся. Возмущенные родственники пожаловались императору на действия его брата. Александр был тоже потрясен – ведь Константин был его наследником, и поэтому дискредитировал не только честь Романовых, но и всю императорскую власть! Император-насильник – такого в России еще не бывало! Несмотря на то что похороны несчастной рекомендовали провести скрытно, дело получило широкую огласку. Надо было успокоить общественность, и Александр I приказал провести самое строгое расследование, «невзирая на чины и звания». Виновников насилия посадили в крепость, а Константина Павловича – под домашний арест. Однако на защиту сына кинулась его мать – вдовствующая императрица Мария Федоровна. Она ублажила мужа и родителей потерпевшей деньгами (20 тысяч рублей) и всячески стремилась замять это дело. Во главе следственной комиссии был поставлен свой человек, и она дала заключение, что госпожа Арауж умерла от эпилептического припадка, во время которого переломала себе руки и ноги. Так Константин Павлович отделался легким испугом. Ему тогда было 22 года – шалопай, «золотая молодежь» – и в пьяном виде он действительно мог послушать своих «бессовестнейших» адъютантов. Эта грязная история существует в нескольких вариациях, отличающихся лишь незначительными деталями, но главный вывод один: цесаревич в припадке гнева и в пьяном виде был способен на все. Даже на насилие.