Спецслужбы России за 1000 лет Линдер Иосиф

Любое государство только тогда может называться государством, когда оно в состоянии обеспечить безопасность – свою и своих граждан – доступными ему методами. Универсальным средством обеспечения безопасности, которое использовалось во все эпохи, на всех континентах, в условиях войны и мирного времени, являются спецслужбы. Несмотря на различия, спецслужбам присущи общие черты, и в первую очередь конспиративность, использование нетрадиционных, зачастую экстраконституционных методов работы агентуры и применение специальных технических средств. Значимость и эффективность работы специальных служб варьируется в зависимости от исторических условий и задач, которые ставятся перед ними политическим руководством.

В начале XXI в. приоритетной задачей становится противодействие терроризму. Опыт, приобретенный специальными службами за прошедшие века, позволит российским борцам с терроризмом, контрразведчикам и разведчикам глубже осмыслить значение своей работы в интересах Отечества.

В книге изложена история формирования и развития специальных служб и специальных подразделений России на протяжении тысячи лет, начиная с Рюрика. В ней доказывается отрицательное влияние периодов смуты, ослабления государства и его институтов, многократных, зачастую «хирургических» реорганизаций специальных и правоохранительных органов.

Особое место в книге занимает вопрос обеспечения безопасности государства и его руководителей. Авторы прослеживают изменение ставившихся на разных этапах целей, задач и методов работы специальных служб; они показывают как достижения, так и поиск решения возникавших в процессе исторического развития проблем.

Анализ исторического материала позволяет сделать вывод: профессиональная культура закладывается годами, а шлифуется десятилетиями, чтобы стать настоящей школой; без нее немыслимо эффективное функционирование сложных силовых механизмов.

Важную смысловую нагрузку несут приводимые в книге тексты документов, некоторые из них ранее не публиковались, а также иллюстративный ряд, позволяющий зримо представить описываемые события.

Леонид Владимирович Шебаршин,

генерал-лейтенант, заместитель председателя – начальник Первого главного управления КГБ СССР (внешняя разведка)

Театр абсурда, или Последний визит заокеанского дядюшки

Июнь 2000 г. выдался в Берлине жарким. Но если стрелка термометра показывала больше тридцати, то политическая температура в первые летние дни превысила все мыслимые и немыслимые отметки. Город находился в блокаде, но не только в блокаде. Вновь, как и летом 1945 г., он был разделен на секторы.

Мир прощался с Биллом Клинтоном как с политиком. Его заключительное турне по странам Европы в Германии приобрело особые, порой подчеркнуто вычурные формы. В столицу, ставшую таковой после объединения, собрались руководители федерального правительства и федеральных земель, приехали главы государств и правительств тех стран, которые команда американского президента не включила в число приглашенных в рамках данной программы. На несколько дней Берлин был отдан на откуп исполнителям замыслов заокеанских вояжеров. Можно предположить, что аналитические и оперативные службы США чего-то опасались. В любом случае, общим для всех проводимых мероприятий был лозунг: «Это должно запомниться надолго!» При отсутствии каких-либо возражений принимающей стороны американцы в целом справились со своей задачей. Полиция и силы безопасности бундесвера блокировали пару десятков отелей, где разместились высокие гости, отсекли центральные магистрали, подходы к которым ощетинились рядами турникетов и заграждений из корпусов военных и полицейских машин.

Принцип тотальности был доведен до парадоксального и мало понятного европейскому сознанию абсурда. Ограничивая движение автотранспорта (и тем самым увеличивая и без того повышенную нервозность на магистралях более чем 3-миллионного города), организаторы совершенно не контролировали потоки велосипедистов и пешеходов. Измученные жарой и многочасовым бездельем полицейские и сотрудники служб безопасности то густой вереницей выстраивались вдоль турникетов, то, костеря начальство, внезапно оголяли позиции и толпой отправлялись в автобусы подкрепиться и передохнуть.

Многочисленные зеваки концентрировались у наиболее важных объектов в ожидании знаменитостей. Примерно за 10–15 минут до их очередного официального появления, официального или не очень, в толпе резко возрастало число людей в униформе и «клонированных» штатских – глаз подмечал однотипные костюмы, стандартные ботинки на толстой кожаной подошве и непременный миниатюрный наушник в одном ухе. «Клоны» деловито вращали головами со стрижкой под полубокс, тем самым еще более привлекая внимание к дверям отеля.

Любое передвижение регламентировалось строгими жестами охраны, более направленными на внешний эффект, словно это был не выход охраняемого лица, а некое помпезное дефиле на международном празднике моды или на всемирном кинофестивале. «Надувая щеки», американцы суетились – немцы же с поистине бюргерским спокойствием ждали скорейшего окончания каждой мизансцены. Затем заокеанские парни и девчонки мчались к ближайшему «Макдоналдсу», а местные кучковались у служебного транспорта, рассуждая, сколько еще таких «выпендрежей» предстоит пережить за оставшееся до конца смены время.

В какой-то момент Главная дирекция полиции во всеуслышание объявила, что сил и средств на обеспечение безопасности в городе не осталось: все брошено на организованное заокеанскими гостями шоу. Берлинцы лишь пожали плечами: ничего иного они и не ожидали от «наших друзей», как чуть насмешливо называют полицейских в Германии. Служба охраны высших должностных лиц Министерства обороны – все в штатных ремнях, беретах и кобурах под парабеллумы – покуривала и почти по-русски сплевывала на асфальт, поглядывая на полуобнаженных дамочек, проплывавших в жарком мареве мимо.

Почти так же воинственно молодцы службы охраны МО и аналогичной службы охраны высших должностных лиц при ведомстве федерального канцлера красовались год назад, когда в июле 1999 г. Министерство обороны переезжало в здание, принадлежавшее ему до начала Второй мировой войны. Несколько пацифистских организаций в 200–300 метрах от места проведения официальной церемонии проводили демонстрацию протеста. Пацифистов тогда «зарежимили» тройным кольцом, обеспечивая «стерильность» зоны, в которой присутствовали высшие руководители страны и иностранные гости.

В самый разгар церемонии – во время торжественного вручения знамен и исполнения национального гимна – одна из групп прорвала все кольца оцепления с такой легкостью, с какой нож входит в подтаявшее масло. Полуголые женщины и мужчины, размахивая зонтиками, на которых были написаны антивоенные лозунги, кружились у изваяний в военной форме, выкрикивая свои «кричалки, вопилки, шумелки», ловко уворачиваясь от агентов-охранников и унтеров-армейцев. Эти взрослые «салочки» продолжались довольно долго в непосредственной близости от литерной трибуны. По окончании спектакля сам бундесканцлер изящно подобрал оброненный антимилитаристский зонтик и передал его своим нерасторопным охранникам. Ужасающий уровень непрофессиональной тотальности был налицо…

Но неужели хваленые немецкие педантизм и профессионализм уже канули в Лету? Конечно же нет. Оперативное обеспечение у немецких спецслужб всегда отличалось спокойным и некичливым достоинством. В коминтерновские времена, когда после памятного Версаля[1] наша страна помогала извечному другу – врагу строить свои военные институты, обе стороны не обошли вниманием и столь деликатную тему, как оперативное искусство. А затем собственный и приобретенный опыт был прекрасно воплощен в так называемой геленовской системе. Идеи и замыслы генерала Р. Гелена[2], безусловно, нашли реализацию в структуре немецкого государства. Вот уже более 55 лет разработанная им система приносит великолепные плоды, которые немцы (в отличие от американцев или израильтян) не рекламируют: система того не требует, а имидж оперативных служб Германии не нуждается в раскручивании.

Совсем иначе обстоит дело в области обеспечения оперативных мероприятий. Густо замешанная на бюргерстве, а затем разбавленная полувековой послевоенной демилитаризацией и демократией, эта сторона боевой подготовки стала едва ли не опереточной. В отличие от многих своих соседей немцы счастливо избежали громких политических убийств или покушений. А после окончания необъявленной войны с террористами из Rote Armee Fraction[3] боевой дух вообще улетучился. Для миротворческого контингента, отправляемого в Югославию, проводились специальные психологические занятия и тренинги по разъяснению понятия смерти на войне. Может ведь и такое быть в современной армии!

Боевые подразделения способны так реализовать информацию оперативных служб, что и представить страшно. Парадокс! Страна, славившаяся военными традициями, сохраняет и укрепляет оперативную составляющую единого комплекса, но почти до нуля низводит другую его составляющую – боевую. «Коромысло» оказалось разноплечим! Но ведь безумным количеством непрофессионалов никогда не восполнить отсутствия профессионализма. Успешное выполнение функций охраны (даже на государственном уровне) по открытой системе при практически полном отсутствии персонифицированного политического терроризма привело к успокоенности. Когда постороннее лицо может пройти между политиком федерального уровня и его прикрепленным, а остальные трое-четверо охранников даже позиционно не прикрывают своего шефа – это говорит о многом. К концу II тысячелетия от Рождества Христова в Германии такое положение стало уже нормой. Политики превратились в мишень не для снайперов или «бомбистов», а для репортеров и профи из оперативных служб. Они стреляют не свинцом, а аргументированным компроматом, да так, как не выстрелит ни один снайпер. Именно поэтому усилия охраны концентрируются теперь на более опасном направлении; по этой же причине в наши дни гораздо чаще нужны парни, умеющие выстраивать и реализовывать оперативные комбинации, чем парни, которые умеют стрелять наповал, а потом делать контрольный выстрел или «крошить супостата в мелкий биологический субстрат».

…Принцип тотальности при обеспечении крупных международных мероприятий, да еще и с участием политических фигур первого ряда пока никто не отменял. Но тотальность должна быть профессионально обоснованной и адекватной. А американские гости заказывали нечто вычурное. Сотрудники немецких спецслужб, потупив очи, словно девушки на первом свидании, объясняли, что установки получены «оттуда», и указывали куда-то на запад, где должен быть Атлантический океан. В ответ на вопросы слышалось: «Это их сценарий… Скорей бы уж он улетел в гости к вам, в Россию. Там ему такого не позволят». Досада и безысходность бессилия ощущались в каждом слове, в каждом жесте.

Понять их несложно. Давно марка не падала так низко по отношению к своему «американскому братцу»: курс перевалил за 1: 2. Цены на бензин за год подскочили более чем на 20 процентов; цены на многие товары возросли более чем на 4–6 пфеннигов, темпы инфляции оказались выше обещанных правительством. Возведенное в абсолют унижение после обвала национальной валюты и введения долгожданного евро, втягивание в совершенно ненужный немцам конфликт на Балканах, да еще с повторными (после 1941 г.) бомбежками Белграда и вводом частей бундесвера на чужую территорию… Все это и многое другое было просто чудовищным издевательством заокеанского соседа, заставлявшего «выстелить ковровую дорожку к своему приходу и накрыть стол в красном углу под образами».

Пассивное негодование немецких служб контрастировало с лихим ковбойским гарцеванием гостей. Обычно прагматично сдержанные, на этот раз они безапелляционно оттесняли немецких коллег и весело демонстрировали своего шефа обескураженной толпе…

Возникает вопрос: стоило ли так защищать президента, который через несколько месяцев будет решать сугубо личные финансовые и прочие проблемы?! И от кого защищать? Если угроза действительно являлась серьезной, если соответствующие службы имели такую информацию (реальную, а не приготовленную «для папы» на домашней кухне), почему одинокие недостроенные здания не были обеспечены постами? Почему режим блокирования отдельных районов города имел обширные «дыры», видные даже непрофессионалу? Один из ветеранов небезызвестной Штази (Stasi)[4] саркастически заметил, что в ГДР такого сборища на убой не было даже в самые сложные выезды Э. Хонеккера. Если риск действительно велик, почему бездарно закрываются объекты, не контролируются наиболее вероятные для исполнения угроз места, к чему эти бесконечные выходы к народу и многочасовые пребывания на всеобщем обозрении?

Вопросы множатся, не находя подтверждения в области формальной логики организации охраны. Ответы на них следует искать в иной сфере. Шоу, да еще международное и прощальное, да еще «в доме» у якобы «меньших братьев» из Старого Света, живет по своим законам. Европа должна надолго запомнить уходящее восьмилетнее правление человека, с именем которого будут ассоциировать новый американский порядок. Ради этого можно выстраивать вереницы бесполезной и профессионально недееспособной охраны. К концу мероприятий те из донельзя уставших людей, кто знал цену работе, в бессильном раздражении старались хоть как-то сохранить лицо. Остальные просто считали часы до окончания смены и старались не пропустить приготовленных для них завтрака, обеда и ужина, больше заботясь о своем здоровье, чем о перекрытии рискоопасных направлений.

…Прошли эти ненормальные, заполненные суетой дни. Вояж заокеанских гостей продолжился в сторону Москвы и Киева. Их пребывание в Германии надолго (по европейским меркам) – до ближайших праздников – запомнилось немцам. А как же охрана? А охрана была организована по принципу: «Так работать нельзя, но нужно!» Такова жизнь…

Одна эпоха сменяет другую, старая формация уступает место новой – более совершенной (а возможно, просто более агрессивной). История развивается по своим собственным законам, логика далеко не всегда сопровождает этот процесс в постоянном режиме. Меняется мир, мы меняемся вместе с ним; кто-то, наоборот, старается изменить окружающее. Неизменным остается только принцип защиты высшей власти в государстве как главный элемент защиты самого государства.

Распад Древнего мира и создавших его цивилизаций состоялся примерно через пятьсот лет после рождения Христа, «прогулка» Аттилы по Европе почти на 300 лет привела к так называемому темному периоду. Только к IX–X вв. цивилизация в Европе вновь стала активно развиваться.

Пятисотлетние шаги истории – как бы большие ступени лестницы, ведущей к безгранично-космической пропасти, по которым упорно карабкается человечество. Попробуем проследить, как на протяжении последних двух ступеней (1000 лет) государство защищало высший уровень власти и себя. Возможно, это кого-то чему-то научит. Все может быть…

Июнь 2000 г. Берлин

Из глубины веков (вместо предисловия)

Не поговорить с человеком, который заслуживает разговора, – значит потерять человека. А поговорить с человеком, который разговора не заслуживает, – значит потерять слова. Мудрый не теряет ни слов, ни людей.

Конфуций

В последнее десятилетие ушедшего II тысячелетия угроза тотального терроризма вновь, как в конце XIX – начале XX в., стала частью нашей повседневной жизни. Крупномасштабные террористические акции в городах России в полной мере показали всем гражданам нашей страны, что такое террористическая война. Но даже без учета фронтовых репортажей газетные публикации и телевизионные сюжеты, посвященные криминальной хронике, все более напоминают сводки боевых действий, в которых несут потери все стороны.

Подобные ситуации, характеризовавшиеся разгулом вооруженной преступности, в истории нашей страны возникали не однажды. После Февральской и Октябрьской революций, во время Гражданской войны и НЭПа вооруженные банды Н. Сафонова, И. Гусева, Ф. Прокофьева и др. наводили ужас на жителей Москвы и Московской области. 19 января 1919 г. Я. Кузнецов (Кошельков) совершил получившее широкую известность разбойное нападение на председателя СНК В. И. Ленина. В Петрограде зверствовали банды И. Белова, Г. Александрова и особо «популярного» налетчика Л. Пантелкина, более известного как Пантелеев. В провинции также существовали десятки вооруженных банд, самой кровавой из которых была банда В. Котова.

Во время Великой Отечественной войны и в послевоенный период произошел еще один всплеск вооруженных бандитских нападений. В 1952 г. разоблачена замаскированная под Управление военного строительства группа Н. М. Павленко, которую можно считать прообразом современных «неформальных» групп. Она сочетала легальные и нелегальные методы работы, имела в своем составе силовое и оперативные подразделения, широко использовала подкуп гражданских и военных должностных лиц. После смерти И. В. Сталина в результате широкомасштабной (св. 1 млн человек) амнистии криминальная обстановка в нашей стране вновь обострилась. Стабилизировать ситуацию путем ввода чрезвычайных мер удалось только к осени 1953 г.

В Российской Федерации насильственные вооруженные преступления приобрели совершенно иные масштабы. Практически ежедневно информационные агентства сообщают о взрывах, убийствах, о захвате заложников и тому подобных преступлениях, имеющих по многим признакам террористический характер. Мы полагаем, что в условиях современной российской действительности терроризм превратился в сложную и многоаспектную проблему, стал неотъемлемой частью деятельности ряда организаций в сферах политики, финансов, религии. В определенной среде террористов называют участниками «силового бизнеса».

Появлению наиболее криминальных форм способствовал развал такого огромного государства, каким был Советский Союз, повлекший за собой мощнейший передел сфер влияния и финансовых потоков, не меньшую роль сыграли и многократные реорганизации специальных и правоохранительных органов, зачастую проводившиеся бездумным «хирургическим» путем.

Процесс первичного накопления капитала во всех странах проходил кроваво и мучительно. Первое поколение создавало капитал морским пиратством, локальными и масштабными войнами, дележом участков во времена «золотых лихорадок»; оно не стеснялось засучивать рукава и обагрять руки кровью. Второе, третье и последующие поколения становились представителями истеблишмента. Такова действительность – нравится это кому-то или нет. На постсоветском пространстве эти процессы приобрели уникальный характер, будучи помноженными на национальные, региональные, религиозные, политические, социальные и психологические проблемы. Долгие пересуды на кухне вылились в эпатажные формы профессиональных и межличностных отношений.

Государство, которое тысячами бросает людей под танки, десятками тысяч «выбивает» специалистов из профессиональной среды, обязательно получит ответную реакцию, особенно если это – специалисты военной или военно-специальной областей. Можно бесконечно долго вещать о профессионализме, о необходимости создавать и поддерживать ценности единого и сильного государства. Но если при этом штамповать спецназовские «полуфабрикаты», платить заработную плату размером с пособие по безработице, выгонять на улицу высококлассные кадры, то в новой среде – недоученной и профессионально некультурной – обязательно найдутся те, кто захочет взять все, что только можно взять с использованием «имеющихся сил и средств». Это аксиома.

Профессиональная культура закладывается годами, шлифуется десятилетиями и, только будучи воплощенной в двух-трех поколениях, становится тем, что уважительно принято называть школой. Профессиональная культура – это та якобы роскошь, без которой немыслимо нормальное функционирование сложных силовых механизмов. Иначе осколки разваленной машины могут искалечить все, что окажется на их пути…

Анализ террористических акций, совершенных организованными группами в последней трети XX в. в различных странах мира, показывает повышение профессионального уровня их подготовки и выполнения с использованием передовых методов, рожденных в секретных лабораториях спецслужб и пытливым умом самоучек.

Как организаторы, так и исполнители терактов имеют серьезную идеологическую и психологическую мотивацию на совершение противоправных действий. Растет политическое и финансовое стимулирование представителей всех звеньев, входящих в систему «международного террористического интернационала», перенявшего лучшее у своего «политического прадедушки» 1920-х – начала 1930-х гг. К идеологической преданности и наивности предшественников добавились концентрированный прагматизм и возможности современных технологий.

Система в целом развивается по определенным и редко меняемым законам. Разработки специальных служб через короткое время берут на вооружение криминальные и террористические сообщества. Обратная связь работает намного хуже. Бюрократический характер любой государственной системы, в том числе и специальной, зачастую неповоротлив в перенимании передовых методов потенциального противника или союзника. Поэтому не приходится удивляться, что многие силовые организации традиционно «машут кулаками после драки». Совместно выполнять поставленные задачи и потом делиться славой не принято. Каждый старается первым «принести в клювике» ценную информацию и доблестно отрапортовать по начальству, а там…

Однако в террористических структурах взаимодействие между отдельными звеньями, наоборот, постоянно укрепляется и расширяется как в географической, так и в политической плоскости. Постоянные и временные организации быстро перестраиваются: как сообщающиеся сосуды, они практически мгновенно реагируют на поведение ветреницы с завораживающим именем – Конъюнктура. В этих условиях роль государственных и негосударственных структур в защите интересов личности, в том числе в обеспечении физической безопасности, во многом становится определяющей. Она базируется на монолитности и воле высшего политического руководства, которое располагает основными рычагами воздействия на процесс, защищает тех, кто неукоснительно выполняет сложные вводные, служащие для укрепления власти.

Сказанное актуально не для всех граждан, хотя многие мгновенно примеряют известие о покушении на какого-либо политического или финансового деятеля на себя. Беспокоиться стоит далеко не всем: сначала попадите в группу риска – накопите соответствующие денежные средства и пустите их в дело или заберитесь на соответствующий этаж властной пирамиды. До того момента вы вполне можете довольствоваться ролью неуловимого Джо из популярного анекдота.

На память приходит знакомая с детства веселая песенка королевской охраны из мультфильма «Бременские музыканты»: «Куда идет король? Большой секрет! / А мы всегда идем ему во след. / Величество должны мы уберечь / От всяческих ему не нужных встреч!»

По нашему мнению, эти строки отражают философию охранной службы. В них изложены основные принципы охраны: конспиративный характер работы и необходимость постоянного нахождения при «персоне». Наибольшую смысловую нагрузку несут две последние строчки, которые должны служить отправной точкой в мышлении сотрудника личной охраны. Великие мастера восточных единоборств давным-давно выразили эту мысль в предельно лаконичной фразе: «Предотвращенная схватка – выигранная схватка!» (Недаром красноармеец Сухов, несомненно, обладавший навыками оперативника и боевика, любил повторять: «Восток – дело тонкое!») К сожалению, человечество далеко не всегда учитывает богатый опыт предшествующих поколений: упрямство, косность мышления, невежество, нежелание учиться и самомнение постоянно вынуждают нас повторять уже совершенные кем-то ошибки.

* * *

Одно из уникальных направлений специальной подготовки сотрудников личной охраны связано с именем Хасана (Гасана) ибн-ас-Саббаха, жившего во 2-й половине XI в. н. э. Будучи одним из руководителей религиозно-политического течения исмаилитов-низаритов, этот человек в 1090 г. захватил со своими сторонниками горную крепость Аламут, расположенную в Северной Персии. Он разработал и внедрил в жизнь оригинальную методику подготовки телохранителей, основанную на беспрекословном исполнении любых его приказов. Обладая отменными знаниями в области психологии, ас-Саббах отбирал из числа молодых людей тех, в ком определял природные наклонности к подчинению. Методика подготовки строилась с учетом традиций ислама. Ас-Саббах имел к тому времени звание шейха, впоследствии его прозвали Шейхом Горы, а в европейских странах – Старцем Горы.

Ас-Саббах приглашал приглянувшегося ему молодого человека для беседы, в ходе которой сообщал, что обладает чудодейственной силой и может перенести юношу в рай. После обильного угощения гостю предлагалось покурить кальян, и под воздействием паров гашиша, подмешанного в табак, он засыпал. Его пробуждение было поистине сказочным: молодой человек оказывался в обстановке, соответствовавшей представлениям о райской жизни. Через определенное время, вкусив ее прелестей, гость вновь засыпал и пробуждался в компании Шейха Горы. На вопрос хозяина, хочет ли он вновь оказаться в раю, следовал утвердительный ответ. Но для этого от юноши требовалось беспрекословное повиновение любому (!) приказу.

В Азии телохранителей Шейха Горы впоследствии стали называть хашашинами (так как при их подготовке использовалось курение гашиша), а в Европе – ассасинами. Для обеспечения режима секретности орден хашашинов (который можно считать специальным военным подразделением исмаилитов) имел пять степеней посвящения. Во главе секты стоял шейх; члены двух старших степеней назывались деи (миссионеры) и великие деи, двух низших – федави, или федаины, что значит «жертвующие собой за веру». Чем выше был ранг посвященного, тем больший доступ к секретам ордена он получал; исключения не делали даже для сыновей шейха.

У исмаилитов также имелось несколько степеней посвящения: по одним источникам, этих степеней было семь, по другим – девять. Посвященные высших степеней полагали, что философия выше религии, а последняя – лишь один из способов держать необразованных людей в повиновении. В ордене хашашинов истинные цели и задачи ордена также открывались только тем, кто переходил в число избранных[5].

Используя уникальную для своего времени методику, ас-Саббах сформировал небольшую (ок. 1000 человек) личную армию. Все попытки близких и дальних соседей, часто весьма могущественных, низвергнуть шейха и установить контроль над крепостью оканчивались неудачей. Защитный механизм, использовавшийся ас-Саббахом, получил впоследствии наименование «превентивный удар». Как только шейх узнавал, что какой-либо из правителей собирает войско для похода или предпринимает иные попытки его личного устранения, он отдавал приказ одному или нескольким из своих людей уничтожить этого правителя. Получившие приказ федаины отправлялись в путь, и не было, по мнению современников, преграды, способной их остановить.

Излюбленным оружием членов ордена являлся кинжал с золоченой рукояткой, который служил своеобразным фирменным знаком. В тех случаях, когда использовать кинжал было невозможно, в дело пускался яд. После выполнения задания федаин не пытался скрыться и не оказывал сопротивления. Однако особо ценные члены ордена, достигшие высоких степеней посвящения, действовали иначе: они приходили и уходили невидимыми для охраны. Единственным свидетельством их посещения оставался кинжал, который в некоторых случаях служил инструментом предупреждения.

Миссии, поручавшиеся ас-Саббахом своим адептам, требовали отменной специальной подготовки, владение оружием – только одно из ее направлений. Чтобы привести в исполнение приказ владыки, федаины учились выступать в разных обличьях (в зависимости от обстановки, в которой им приходилось действовать), знали иностранные языки, а также обладали определенными навыками в разведывательной деятельности и других специальных областях знаний. Например, посланные для ликвидации графа Тулузского два федаина приняли христианство и стали крестоносцами, что позволило им через два года войти в ближайшее окружение графа и выполнить задание.

Переход в другую веру, даже формальный, и уничтожение в боях многих своих единоверцев требовали квалифицированной психологической обработки. Ас-Саббах грамотно использовал методику кнута и пряника.

«Пряником» служило обещание хозяина, что его верный слуга непременно попадет в рай. В качестве «кнута» использовалось, в частности, следующее. Группа федаинов, прошедшая начальный этап подготовки, получала возможность задать вопросы своему товарищу, осмелившемуся ослушаться повелителя и за это угодившему в ад. Игравший роль ослушника прятался в специальной яме, его голова находилась на уровне пола. У пришедших создавалось впечатление, что голова отрублена и покоится на блюде. Выслушав рассказ о муках ада, молодые воины с трепетом удалялись. После такой процедуры их веру в могущество ас-Саббаха не могли поколебать никакие внешние причины. Человек, игравший роль отступника, был изначально обречен: любой, кто мог раскрыть методику подготовки федаинов, подлежал немедленному устранению. Его голова, насаженная на копье, служила еще одним доказательством могущества Шейха Горы.

Непослушание в ордене не прощалось никому: двоих сыновей ас-Саббаха публично казнили за неповиновение отцу. Подчиненная сверхидее система не выносила исключений, которые могли послужить предпосылкой внутреннего разложения с неизбежным распадом и тотальным крахом как идеологии, так и технологии. Понятие кровных уз отходило на дальний план во имя объединяющей доктрины.

Возможно, такая методика подготовки покажется нашим читателям более подходящей для убийц, нежели для телохранителей. Это вопрос личной оценки. Наша цель – дать ретроспективный показ многообразия подходов к обеспечению личной безопасности. Государство исмаилитов, опиравшееся в военном плане на хашашинов, просуществовало в Персии и Сирии около 200 лет. С его падением традиции хашашинов не умерли. Изобретенная ими методика подготовки в доработанном и усовершенствованном виде используется и ныне государственными специальными службами и негосударственными организациями многих стран.

Глава 1

От князей к государям

Где ляжет твоя голова, там и все мы головы свои сложим.

Клятва дружины Святослава I

По свидетельству константинопольского патриарха Фотия, утром 18 июня 860 г. от Рождества Христова (6368 г. от Сотворения мира) у стен столицы Византийской империи Константинополя (Царьграда) высадились пришедшие морем дружины руссов (россов), осадившие город. Крепостные стены были высоки и прочны и сами по себе служили городу надежной защитой. Но руссы на штурм не пошли, а начали громить предместья византийской столицы. В свою очередь защитники города не могли осуществить вылазку, чтобы разгромить врага.

Последнее было связано с тем, что наши далекие предки застигли византийцев врасплох. Накануне, весной 860 г., византийские войска численностью около 40 тыс. человек вышли из Константинополя в Малую Азию навстречу наступающим арабам. Что же касается флота, то он был направлен императором Михаилом III к острову Крит для борьбы с пиратами, многие годы досаждавшими империи. Сложной была ситуация и в самой византийской столице. Антиправительственная группировка, ожидая исхода военных событий на арабском Востоке, готовила заговор против императора. Малая дружина, оставшаяся в городе, не могла оказать серьезного сопротивления. Защитникам Константинополя оставалось только молиться.

Однако руссы изменили тактику: они сняли осаду и начали мирные переговоры. В результате Древняя Русь получила признание Византии как государство, не менее важны были и выгодные условия торговли на византийском рынке. С этого момента, как позднее писал русский летописец, «начася прозывати Руска земля».

Вернемся к началу – 25 июня, ровно через неделю после высадки, воины погрузились на ладьи и ушли домой.

Нам, потомкам тех далеких руссов, живущим уже в III тысячелетии, трудно сказать – так ли все это было на самом деле, ведь детали история не сохранила. Но бесспорно одно: успеху руссов способствовали два фактора. Во-первых, блестяще проведенную операцию могли подготовить на основании информации об отсутствии в Константинополе армии и флота и о наличии в империи внутренней смуты. Во-вторых, бросок дружин к Царьграду удалось осуществить скрытно для Византии. И то, и другое было достижимо только при наличии у руссов хорошо поставленной системы как «разведки», так и «контрразведки» (пока именно так – в кавычках).

История Древней Руси свидетельствует, что наши далекие предки умели хорошо ориентироваться в часто неблагоприятной окружающей обстановке. Они грамотно выбирали время для своих военных и дипломатических предприятий и тщательно обеспечивали их секретность. Сотни неизвестных нам дружинников, послов, гонцов, купцов, горожан и т. п. вели кропотливую тайную работу, помогая первым русским князьям в обеспечении безопасности русских земель. На этом пути были и большие успехи, но были и крупные провалы …

По свидетельству Лаврентьевской летописи, в 862 г. северо-западные племена (ильменские словене, кривичи, весь, чудь) решили «поискать» князя, чтобы он судил их «по праву», и пригласили к себе на правление варягов. На призыв откликнулись варяжский князь Рюрик с братьями. Сам он сел княжить в Ладоге (ныне с. Старая Ладога), Синеус – на Белоозере, а Трувор – в Изборске. Первой задачей призванных князей было исполнение функций третейского судьи между племенами, второй – защита внешних границ от нападений соседей. Князья начали «города рубить и воевать всюду». По преданию, через два года Синеус и Трувор умерли, а Рюрик оставил Ладогу, поставил городок на Волхове – Новгород, Новый город – и стал там княжить.

В самом начале своего княжения в Новгороде Рюрик подавил сопротивление коренных жителей-славян во главе с местным князем Вадимом Храбрым. Не признавшие Рюрика люди бежали в Киев, где к тому времени образовалось еще одно варяго-русское владение. В. О. Ключевский дает следующую версию мятежа: «Очевидно, заморские князья с дружиною призваны были новгородцами и союзными племенами для защиты страны от каких-то внешних врагов и получали определенный корм за свои сторожевые услуги. Но наемные охранители, по-видимому, желали кормиться слишком сытно. Тогда поднялся ропот среди плательщиков корма, подавленный вооруженною рукой. Почувствовав свою силу, наемники превратились во властителей»[6]. Как писал Н. М. Карамзин, в те времена «еще не было ни удобного сношения между владениями одной державы, ни устоев общих и твердых, ни порядка в гражданских степенях, и люди, упорные в своей независимости, слушались единственно того, кто держал меч над их головой»[7].

Опора древнерусских князей – дружина – являлась многофункциональным военным подразделением и княжеским «аппаратом управления» одновременно. Воеводы и старшие дружинники были не только воинами, но и ближайшими советниками, послами и наместниками князя. Младшие дружинники – гриди, или гридни, – охраняли жилище; особо отличившимся в ратном деле доверялось быть личными телохранителями князя. Наряду с личной преданностью от дружинников требовалось отменное владение всеми видами оружия, поскольку сами князья, как правило, выходили на поле брани в первых рядах, окруженные наиболее доверенными, смелыми и опытными воинами.

Уже в IX–X вв. дружина имела четкую организационную структуру: делилась на десятки и сотни. Кроме хорошей общей военной подготовки некоторые дружинники из личной охраны имели специальные навыки, поскольку привлекались к исполнению «деликатных» княжеских поручений. После смерти князя для дружинников существовало три варианта дальнейшей жизни: переход на службу к новому князю, неволя или смерть. Поскольку от князя зависело их личное благополучие, дружинники имели сильную мотивацию служить ему верой и правдой.

При приеме в дружину основным критерием являлись личные качества кандидата. (Слова «дружина» и «друг» – однокоренные, происходящие от санскритского «дру» – иду, следую.) Преимущество отдавалось «мужьям добрым», смышленым и храбрым. Оставить поле битвы после смерти князя считалось для дружинника великим позором, но и князь считал для себя позором покинуть дружину в опасности. Взаимоотношения первых киевских князей и дружинников С. М. Соловьев описывает так: «Хороший князь не жалел ничего для дружины: он знал, что с многочисленными и храбрыми сподвижниками мог всегда приобрести богатую добычу. <…> Летописец, с сожалением вспоминая о старом времени, говорит о прежних князьях: „Те князья не собирали много имения, вир и продаж неправедных не налагали на людей; но если случится правая вира, ту брали и тотчас отдавали дружине на оружие. Дружина этим кормилась, воевала чужие страны; в битвах говорили друг другу: „Братья! Потянем по своем князе и по русской земле!“ Не говорили князю: „Мало мне ста гривен“; не наряжали жен своих в золотые обручи, ходили жены их в серебре; вот они и расплодили землю Русскую. При такой жизни вместе, в братском кругу, когда князь не жалел ничего для дружины, ясно, что он не скрывал от нее своих дум, что члены дружины были главными его советниками во всех делах»[8].

В 879 г. Рюрик скончался; его сын и наследник Игорь был еще малолетним, и власть перешла к варяжскому воеводе Олегу, который правил до самой смерти в 912 г. Большинство историков полагают, что Олег получил власть либо как старший в роде, либо как опекун Игоря. Но получить власть в те годы без поддержки дружины было невозможно. Поэтому мы можем предположить, что Олег являлся не только воеводой Рюрика, но и особо приближенным лицом, возможно (как родич) начальником его охраны. В пользу этой версии говорит тот факт, что Игорь, став взрослым, не претендовал на верховное княжение при жизни Олега.

Как известно, Олег получил прозвище Вещий (т. е. мудрый, умеющий предугадывать, предвидеть, предсказывать). Его особые способности признавали не только наши предки, но и византийцы. «Это не Олег, но святой Дмитрий, посланный на нас Богом», – говорили они. Для тех, кто не знает, скажем: создатель одного из лучших трактатов о военном искусстве Сунь-цзы, живший на рубеже VI и V вв. до н. э., указывал, что в основе победы лежат «упреждающие» знания, которые можно получить только от людей. Все 33 года успешного правления Вещего Олега служат подтверждением того, что он понимал значение тайных методов борьбы и умел ими пользоваться. Приведем несколько примеров.

В 881 г., через два года после начала правления в Новгороде, Олег с юным княжичем Игорем Рюриковичем отправился присоединять южные земли. В составе его войска были варяги, а также представители всех (!) подвластных Новгороду северозападных племен. Без проблем пройдя Смоленск (кривичи) и Любеч (северяне) и оставив там «мужей своих с дружинами», Олег двинулся к Киеву. В Киеве с 862 г. правили варяги – братья Аскольд и Дир. По легенде, они «с родами своими» ушли от Рюрика «в греки» (в источниках имеются сведения, что при дворе византийского императора уже в середине IX в. варяги служили телохранителями), но до Византии не дошли, став правителями у полян. С. М. Соловьев указывает, что «Киев в то время был притоном варягов, всякого рода искателей приключений, <…> сборным местом для варягов, собиравшихся в Черное море»[9]. В глазах Олега и его дружины братья-варяги были не правителями, а «мужами Рюрика», не имевшими права на независимое княжение. Поэтому в летописях Олег представлен как князь, восстанавливающий право рода Рюрика на владение Киевом.

Готовясь к походу три года, Олег, скорее всего, имел достаточную информацию о силах, которые могли ему противостоять, в том числе о дружине братьев, о настроениях в городе и о киевских укреплениях. Он решил выманить братьев на пристань и тем отсечь от войска и укреплений. Оставив в лагере основную часть своих воинов, Олег с «малой дружиной» подошел к киевской пристани, «притворяясь мимо идущим». В ход была пущена дезинформация о том, что в ладьях находятся купцы, плывущие из Новгорода «в греки». Согласно Никоновской летописи, она звучит так: «Гость есмь подугорский, и иду в Греки от Олега и Игоря и ныне в болезни есмь, и имам много великого и доброго бисера и всякого узорчиа, еще же имам усты ко устам глаголети речи наша к вам, да без коснениа приидите к нам»[10]. В этом обращении важны три момента: купец везет много товаров и драгоценностей, намеревается сообщить важную и конфиденциальную информацию, но не может прийти к братьям лично, поскольку болеет. Дезинформация сработала: Аскольд и Дир на пристань явились.

Возможно, что одним из факторов, позволивших братьям безбоязненно явиться к мнимым купцам, была малочисленность вооруженных людей на ладьях. Они не подозревали, что часть дружинников Олега были спрятаны в ларях, в которых в те годы перевозили ценные грузы. В нужный момент дружинники вступили в дело, и Аскольд и Дир оказались захваченными. Таким образом, проведенные Олегом разведывательные, дезинформационные и маскировочные мероприятия позволили ему переиграть правителей Киева. Можно предположить, что в засаде находились наиболее подготовленные воины.

План древнего Новгорода. С иконы XVII в.

«Спецслужбы» Вещего Олега под его руководством работали качественно. Поход на Константинополь в 907 г., как и проведенный 47 годами ранее, был хорошо подготовлен на основании упреждающей информации и тщательно законспирирован. Дружины Олега пришли под стены Царьграда в тот момент, когда византийские войска снова ушли на Восток воевать с арабами. Воспользовавшись этим, лидер провинциальной знати Андроник Дука, которого тайно поддерживал константинопольский патриарх, поднял мятеж против императора Льва IV. Правитель постоянно враждующего с Византией Первого Болгарского царства Симеон Великий разрешил пройти руссам по своей территории. Нельзя исключать, что определенную помощь дружинникам оказали и арабы, которые были кровно заинтересованы в ослаблении Византийской империи.

Результатом осады Византии стала наложенная Олегом контрибуция: отныне империя должна была выплачивать руссам ежегодную дань. В 911 г. с Византией был заключен выгодный торговый договор, согласно которому купцы освобождались от торговых пошлин.

К обеспечению личной безопасности Олег также относился весьма серьезно. Летописи донесли до нас сведения о том, что во время осады Царьграда была предпринята попытка устранения вождя русичей с помощью приправленного «отравою смертною» вина. Надо сказать, что империя находилась тогда в самом расцвете и методы тайной войны там были на высоте. Однако «князь варваров», как называли Олега византийцы, отравленных даров не принял. Было ли это вещим провидением самого князя или же постарались «контрразведки», источники не сообщают, но факт остается фактом – попытка отравления провалилась.

После подписания мирного договора в Византии началась перестройка системы безопасности восточных рубежей империи. Наученные горьким опытом, византийцы разместили свои наблюдательные пункты в устье Днепра и взяли под контроль все выходы в Черное море. Другим ключевым пунктом стал Керченский пролив. Дозорную службу несли жители Херсонеса (вблизи совр. Севастополя) и иных греческих колоний в Причерноморье. Была усилена политическая и военная разведка, использовались и другие рычаги – болгарский царь Петр, женатый на византийской принцессе, стал союзником Константинополя.

Поэтому, когда отношения между Византией и Русью при князе Игоре (великий князь Киевский в 912–945 гг.) обострились, внезапного нападения на Царьград летом 941 г. не получилось.

В результате ожесточенных сухопутных и морских сражений вблизи города русское войско и флот были разгромлены. Повторный поход Игоря в 944 г. закончился заключением мирного договора. Этот договор вводил ряд ограничений для русских купцов. Русь обязалась не претендовать на крымские владения Византии, не ставить застав в устье Днепра, помогать Византии военными силами в случае необходимости.

Через несколько месяцев после заключения договора, в 945 г., князь Игорь был убит древлянами при попытке собрать повторную дань. Вдова Игоря, княгиня Ольга, чтобы отомстить за смерть мужа, осуществила многоступенчатую операцию. На первом этапе группу знатных древлян, прибывшую сватать Ольгу за своего князя, погребли заживо на княгинином дворе. Трудно сказать определенно, по какой причине погибшие сами полезли в ловушку. Возможно, они беспечно полагали, что Ольга, находясь в трауре, не способна на решительные действия. Не исключено, что княгиня дезинформировала древлян еще до визита, подбросив им информацию, что не возражает против нового замужества. В пользу этой версии говорят следующие факты. По предположению В. Н. Татищева, после казни сватов Ольга установила на границах с Деревской землей «крепкие заставы», чтобы «древлянам никто ведомости подать не мог». Параллельно она послала в Искоростень (главный город древлян) «надежных людей» с просьбой направить к ней еще более родовитых вельмож – по прибытии в Киев тех постигла смерть в огне. Таким образом, смерть первых сватов явно не была спонтанной. Возможно, вдова заранее заручилась поддержкой части дружины, а скорее всего имела ее еще при жизни мужа.

Поход князя Игоря на Константинополь. Миниатюра Радзивилловской летописи

На заключительном этапе операции княгиня вновь прибегла к дезинформации, сообщив древлянам, что хочет «поплакать» над могилой мужа и сотворить тризну на месте его гибели. Появившись под Искоростенем с «малой дружиной», она усыпила своим поведением бдительность древлянских воевод, под началом которых находилось почти пятитысячное войско. Кроме того, она сообщила, что те самые родовитые вельможи (которых уже не было в живых) следуют из Киева под надежной охраной. После тризны предавшихся обильным возлияниям хозяев истребили дружинники Ольги. Карательную экспедицию завершило войско, ведомое малолетним княжичем Святославом, сыном Игоря, его воспитателем Асмудом и воеводой Свенельдом. Предпосылки победы киевлян были заложены в ходе сложной спецоперации, имевшей целью ликвидацию «руководящего состава» древлянского войска. Как указывают источники, основная ее часть была выполнена «надежными людьми», «отроками» и «малой дружиной», киевские военачальники подключились только на последнем этапе. Мы предполагаем, что «надежные люди» составляли костяк «службы безопасности» княгини Ольги и ее личной охраны; они обладали широкими полномочиями, если их привлекали к выполнению столь специфических заданий на высшем политическом уровне.

Сын Игоря и Ольги, князь Святослав серьезно занимался вопросами разведки и свою знаменитую фразу «Иду на вы!» (как считают, унаследованную от отца) произносил только после того, как собирал полную информацию о противнике. Свой поход против Хазарского каганата в середине 60-х гг. X в. он тщательно подготовил и блестяще осуществил. Святослав продвигался к хазарской столице северными лесами, через земли вятичей, а не обычным для того времени южным путем и вначале нанес удар по Волжской Булгарии. Затем он спустился по Волге и разгромил войско кагана. Несомненно, что эта военная экспедиция должна была иметь хорошее разведывательное и контрразведывательное обеспечение.

Как мы видим, уже у первых русских князей имелись службы, ведавшие вопросами сбора и защиты информации, однако стройной системы обеспечения личной безопасности, как и специальных органов безопасности, еще не существовало. Разведка, контрразведка и охрана были личным или семейным делом, поручались наиболее сметливым доверенным лицам из ближайшего окружения. Когда наступала необходимость проведения специальных мероприятий, как правило, находили нужных людей. Когда дело было сделано, они возвращались к своим обычным занятиям: торговле, ремеслам и проч. Таким образом, полученный опыт в должном объеме не закреплялся и систематически не обобщался, хотя конечно же накапливался. Профессиональные навыки «сотрудников деликатных княжих служб» систематически не развивались, и новым поколениям «нужных людей» приходилось во многом начинать с азов.

Князь Игорь пренебрег элементарными мерами безопасности и отправился собирать повторную дань с древлян, что было одним из серьезнейших нарушений установившихся правил, к тому же он не предусмотрев возможности покушения. Его сын, князь Святослав, погиб в засаде, устроенной печенегами, при возвращении из византийского похода в 972 г. Скорее всего, в обоих случаях гибель князей обусловливалась двумя обстоятельствами. Во-первых, их личная охрана не имела достоверной информации о намерениях противника и не могла реагировать адекватно. Упор делался на удаль и готовность положить голову за «хозяина» (что в итоге и произошло). Ни выявить, ни предотвратить, ни, в конце концов, пресечь угрозу жизни обоих князей она не смогла. Во-вторых, если информация и была, и Игорь, и Святослав по каким-то причинам пренебрегли ею.

Подобная ситуация повторялась неоднократно в истории всех феодальных государств. Внезапная смерть при условии нерешенности вопросов наследования, непомерные личные амбиции, ущемленное самолюбие, подогреваемые приближенными, не раз приводили к плачевным последствиям, ввергавшим, в частности, Русь в нескончаемую череду переделов собственности.

После смерти Святослава между его сыновьями разгорелась нешуточная междоусобная война. В дальнейшем борьба за престол стала главнейшим принципом жизни многих князей, которые вопреки крестному целованию (ведь Русь уже приняла христианство!) рвали на части наследные земли, жгли города своих братьев, дядьев, а зачастую и отцов, не дожидаясь их естественной смерти. В 1223 г. эта борьба, продолжавшаяся к тому времени уже 250 лет, привела Киевскую Русь к закономерному итогу – разгрому «объединенного» русско-половецкого войска на реке Калке. Наступило время главенства ордынской власти в пределах русских княжеств.

«Объединенное» это войско не имело единого командования, единых планов кампании, единой разведывательной службы. Князья вступали в схватки с монголами по своему усмотрению, чтобы добиться славы и добычи, а не для пользы общего дела. Руководство Орды, наоборот, было консолидировано и беспрекословно следовало принципам Чингисхана (Тэмуджина, Темучина). Каждому походу монгольского войска предшествовала длительная и тщательная разведка. Поход Батыя готовился 14 лет (!), в течение которых ордынская агентурная сеть собирала сведения о состоянии русских земель. По полученной информации был сделан вывод: русские князья разобщены, их войска и военачальники не имеют навыков ведения боевых действий под единым командованием. Учитывался не только военный, но и психологический фактор – неприязненные отношения между различными ветвями князей из династии Рюриковичей.

Но и после стратегического поражения внутриполитическая ситуация на Руси, определявшаяся междоусобицами, долгое время не менялась. В последнее время получила распространение версия А. Т. Фоменко и Г. В. Носовского, согласно которой под термином «Орда» следует понимать центральную власть русско-монгольского государства[11]. В этой связи походы ордынцев можно рассматривать как усмирение мятежных территорий, отказывавшихся выполнять волю «центра». По сути, теория «ига» оправдывает безудержное рвачество, алчность и нескончаемую череду семейных предательств русских князей, их неспособность даже перед лицом сильного противника объединиться для организации отпора.

По нашему мнению, более аргументированной является другая теория – «силового налогообложения» русских земель ордынским руководством. Будучи в военном отношении более сильными, монголо-татары обкладывали русских князей данью, размер которой определялся в соответствии с величиной земельных владений князя и теми отношениями, которые Рюриковичи устанавливали с ордынским руководством. Ситуация настолько знакома нашим современникам, что объяснять ее нет необходимости. Походы ордынцев, помимо сбора дани как живым, так и неживым товаром, были в основном карательными, усмирявшими строптивых и заставлявшими наиболее жадных выполнять взятые на себя или назначенные «сверху» обязательства.

Невмешательство ордынцев в дела Православной церкви, относительно свободное перемещение населения в пределах русских княжеств и даже сам факт незатихающих междоусобиц – свидетельство того, что завоеватели достаточно лояльно, учитывая нравы того времени, относились к внутренней обстановке на Руси. В частности, законы, установленные Чингисханом, запрещали убивать грамотных людей как носителей высшего дара фиксировать мысли человека и передавать их потомкам. Мудрые князья, например Александр Невский, умели договориться с Ордой, вели свою политическую и военную линию, укрепляя русские пределы и защищая их от внешних и внутренних врагов.

Так, летом 1240 г. шведское войско под командой Биргера, появившись в устье реки Ижоры, разбило лагерь. Биргер не знал, что на границах Новгородской земли несли службу сторожевые заставы из числа местных племен. Как свидетельствует летопись, начальник одной из таких застав Пелгусий, обнаружив «чужих», сразу же доложил об увиденном князю. Получив сведения о появлении противника, Александр решил внезапно атаковать его своей дружиной, добровольцами из Новгорода и отрядом ладожан. Нападение было столь неожиданным, что шведы не успели «опоясать мечи на чресла свои» и войско было разбито. Именно за эту битву Александр получил прозвище Невский.

Победа на льду Чудского озера в 1242 г. также не была случайной. Сторожевые отряды постоянно следили за перемещением главных сил тевтонцев, что позволило Александру Невскому занять выгодную для русских дружин позицию и разбить тевтонских рыцарей.

Не стоит забывать, что ордынское войско прошло по «подбрюшью» Европы вплоть до Северной Италии, захватило часть территории современной Венгрии. Напуганные правители европейских государств считали за благо направить в Орду свои корпуса наемников, что зачастую являлось своеобразной формой откупа, католическая церковь имела в Орде официальных представителей, решавших вопросы согласования религиозных интересов на покоренных монголо-татарами территориях. Ордынское руководство грамотно использовало законы «силового бизнеса», позволявшего пополнять «закрома» за счет покоренных народов, не лишая их при этом черт национального характера и позволяя им развиваться.

Наследники Чингисхана и его мудрых идей понимали, что без развития производства, без инвестиций невозможно увеличивать доходы. Позволяя развиваться покоренным народам, монголо-татары могли постепенно увеличивать объемы дани. Они заключали договоры с наиболее влиятельными князьями и выдавали им ярлыки на княжение, а те взамен обеспечивали сбор налогов с подвластных территорий. Для сравнения попробуем представить, что было бы с Русью, дойди до нее войска Тимура Хромого, Тамерлана, подчинявшего своей неуемной воле любой народ, попадавший в поле его зрения. Тимур полностью сегрегировал народы «до ступицы колеса», полностью лишая их индивидуальных черт. Вот такое нашествие можно с полным основанием назвать игом, ведь в результате него культура многих народов восстанавливалась десятилетиями, а порой и веками[12].

Ледовое побоище. Со старинной миниатюры

Как бы то ни было, подвластность ордынцам сыграла в конце концов консолидирующую роль; в этот период развились зачатки системности специальных служб и личной охраны, которых мы не находим у первых Рюриковичей и их наследников. Несколько столетий пребывания «между молотом и наковальней» научили наиболее дальновидных князей реализовывать свои замыслы путем не только сиюминутного посыла, но и долгой кропотливой работы по сбору конфиденциальной информации, роспуска слухов и дезинформации, вербовки сторонников (и источников) в стане внутренних и внешних врагов. Создавались службы, которые теперь уже сознательно старались упрочить, чтобы получить дополнительные преимущества перед соседями.

Во второй половине XIV в. великие князья московские начинают объединение русских земель вокруг Москвы. Начало этого объединительного процесса, вылившееся в победу на Куликовом поле в 1380 г., имело опору в действиях княжеских секретных служб и осуществлялось с использованием информационных каналов Русской православной церкви. Первая победа русских войск над ордынцами на р. Вожа в 1378 г. (за два года до Куликовской битвы) стала возможна благодаря информации, добытой людьми московского князя как в Орде, так и в сопредельных государствах. Этот факт еще раз подтверждает, что режим данного (от слова «дань») правления, который, повторим еще раз, оставлял практически неограниченную свободу передвижения, позволил наиболее прозорливым князьям вести объединительную политику, привлекать на свою сторону тех князей, которые «дозрели» до мысли о первенстве Москвы в собирании русских земель и упрочении государства, силой и хитростью приучать к ней остальных.

Как бы то ни было, процесс консолидации постепенно продвигался, одновременно с ним происходило становление княжеских специальных служб: разведки, контрразведки, охраны.

Великий князь Московский и Владимирский Дмитрий Иванович Донской (1350–1589), будучи отменным военачальником и организатором, уделял большое внимание методам тайной войны. В 1375 г. боярин Иван Вельяминов и генуэзский купец Некомат бежали из Москвы в Тверь. Они привезли великому князю Тверскому Михаилу Александровичу ярлык на Владимирское княжение и убедили его выступить против Дмитрия. Однако московский князь оказался готов к такому развитию событий. Быстро собрав рать, он осадил Тверь и заставил Михаила подписать мир. Следовательно, он своевременно получил информацию о намерениях тверичанина благодаря наличию в княжеской «службе» людей, которые не только сумели ее добыть, но и доставили по надежным каналам.

Дмитрий Донской. Старинная миниатюра

После попытки стравить двух князей изменники бежали в Орду и способствовали организации набега на русские земли в 1378 г. Когда на р. Вожа ордынцы впервые потерпели поражение, в их обозе русские обнаружили «некоего попа», служившего Вельяминову, а среди вещей, «обретоша у того попа», – «злых лютых зелей мешок» (т. е., говоря современным языком, нашли мешок с отравляющими веществами). Скорее всего, отрава предназначалась для великого князя или его ближайшего окружения. Угроза была воспринята самим Дмитрием Ивановичем и его «секретной службой» очень серьезно. Меньше чем через год Вельяминова выследили, хитростью захватили в Серпухове, доставили в Москву и публично казнили; его наследников исключили из боярского сословия, а имущество конфисковали. Впоследствии, разыскав, казнили и Некомата, который вполне мог быть одним из разведчиков генуэзского отряда, входившего в состав ордынских сил.

В 1380 г., готовясь к битве с Мамаем, Дмитрий Иванович отправил в Орду боярина Захария Тютчева. Тот доставил князю сведения о численности ордынского войска и о возможности союза Мамая с рязанским Олегом Ивановичем и великим князем Литовским Ягайло. По сути, Тютчев, имевший в качестве прикрытия ранг посла, являлся резидентом русской агентурной сети. На путях вероятного продвижения противника действовали отряды Семена Малика, Василия Тупика и др., выполнявшие функции войсковой разведки. Данные разведки позволили великому князю Московскому совершить знаменитый маневр (внезапный удар засадного полка), занять стратегически выгодную позицию и отрезать (позиционно блокировать) возможных союзников друг от друга.

Куликовская битва. Из Жития Сергия Радонежского

На основе приведенных фактов можно предположить, что, будучи мудрым и осторожным правителем, Дмитрий Донской не разделял личную безопасность и безопасность княжества. Вполне вероятно, что он мог получить информацию об организации «специальной службы» и методах ее работы не только из русских, но и из монгольских источников. В свою очередь монголо-татары могли перенять соответствующую информацию в Китае, часть которого также была покорена Чингисханом. В любом случае можно сказать, что задачи «государевой охраны» и методы ее работы интернациональны и вневременны.

Великий князь Московский Василий II Темный, правивший с 1425 г., до поры до времени предусмотрительностью и осторожностью своего деда, Дмитрия Донского, не отличался. Выступив летом 1445 г. в поход против ордынцев с большим войском, он на марше пренебрег стратегической и тактической разведкой и боевым охранением. В результате под Суздалем он был внезапно атакован противником и взят в плен. Из всего войска в момент нападения при князе было не более 2 тыс. человек, поскольку князья-союзники еще не подошли в месту сбора. Поражение повлекло за собой цепь трагических последствий. За освобождение Василия пришлось заплатить огромный по тем временам выкуп в 200 000 рублей (!!!). Политические противники князя, и в первую очередь его двоюродный брат Дмитрий Шемяка, решили воспользоваться ситуацией и захватить власть. Склонив на свою сторону часть бояр, зимой 1446 г. они вошли в Москву (великий князь в это время находился в Троице-Сергиевом монастыре).

Заговорщики знали, что Василий II отправился в неблизкий по тем временам путь с семьей и небольшой свитой. Без проволочек вослед ему была направлена дружина Ивана Можайского. Однако ее опередил преданный князю рязанец Бунко, который сообщил об измене бояр, притязаниях Шемяки и о грозящей лично князю опасности. Но Василий II сообщению не поверил и повелел гонца «назад поворотить». Дальнейшие действия князя можно считать верхом беспечности: лошадей на случай экстренной эвакуации не подготовили, дополнительную охрану не запросили, ворота монастыря не заперли. Василий II ограничился полумерой – выслал в сторону городка Радонеж сторожевую заставу.

Действия можайского князя, наоборот, отличались решительностью и изобретательностью. Его разведчики заблаговременно обнаружили московский дозор и доложили о нем. Иван распорядился обойтись без шума. Можайцы придумали замаскировать «группу захвата» под санный обоз: одни дружинники исполняли роль возниц, другие находились в санях, накрытые рогожей. Когда головные сани обогнули заставу, выскочившие внезапно дружинники обезоружили караульщиков[13]. Те даже не смогли спастись бегством из-за обильного (высотой девять пядей) снежного покрова.

После нейтрализации дозора отряд заговорщиков ускоренным маршем подошел к монастырю и ворвался внутрь через открытые ворота. Охрана, не ожидавшая (!) внезапного нападения, князя защитить не смогла, поскольку «все в унынии были и в оторопи великой». Василий II был пленен, ослеплен (за что впоследствии и был прозван Темным) и сослан в Углич. Затем он получил «в отчину» Вологду.

К слову сказать, борьба Новгорода и Москвы за Вологду, впервые упомянутую в 1147 г., началась в 1393 г. Тогда, согласно первой Новгородской летописи, «князь великий взя у Новгорода пригород Торжок с волостьми, и Волок Ламский и Вологду»[14]. Между 1397–1441 гг. Вологда неоднократно переходила из рук в руки.

Восстановить права на московский престол Василий II сумел только к 1453 г. в результате тяжелой и изнурительной борьбы со своими оппонентами. Поддержку великому князю оказали в первую очередь Вологда и северные монастыри – Спасо-Прилуцкий и Кирилло-Белозерский. Шемяка из Москвы бежал и, согласно летописям, был отравлен собственным поваром Иваном Котовым в июне 1453 г. в Новгороде.

Известно также о причастности к делам Василия II дьяка Степана Бородатого и подьячего Василия Беды – вероятно, людей из княжеской «службы безопасности». Как указывает историк Вологодского края П. А. Колесников, после указанных выше событий роль Вологды для московских великих князей возросла: «Как удельная, так и уездная (с 1482 г. – Примеч. авт.) Вологда выполняла разнородные функции: часто была сборным пунктом для войска, являлась местом политической ссылки, а также убежищем для великих князей и их семейств»[15].

Сын Василия Темного Иван III, правивший с 1462 г., с 1450 г. соправитель отца, значительно расширил сферу влияния Москвы, с 1463 по 1503 г. присоединив Ярославль, Пермь, Ростов, Новгород, Тверь, Вятку, Вязьму, Чернигов, Брянск, Путивль, Гомель. Он усилил и политические преимущества Москвы. Право сбора налогов и чеканки монет, рассмотрение важнейших уголовных дел отныне стали принадлежать исключительно великому князю Московскому. В результате политическое влияние удельных князей к концу XV в. уменьшилось. Но угроза центральной власти оставалась весьма реальной. Ключевский определил ее следующим образом: «Удельные предания были еще слишком свежи и кружили слабые удельные головы при всяком удобном случае. Удельный князь был крамольник если не по природе, то по положению: за него цеплялась всякая интрига, заплетавшаяся в сбродной придворной толпе. В Московском Кремле от него ежеминутно ожидали смуты; более всего боялись его побега в Литву»[16]. Эти опасения полностью подтвердились во времена смуты, наступившие после смерти Бориса Годунова.

К измене своих приближенных Иван III относился со всей строгостью. Угроза его личной безопасности исходила не только со стороны удельных князей, но и из-за границы. В январе 1493 г. в Москве казнили сразу несколько человек, уличенных в государственной измене. Братья Селевины были обвинены в шпионаже, поскольку «посылали з грамотами и с вестми человека своего Волынцова к князю великому Александру Литовскому»[17]. Проступки князя Лукомского и «латинского переводчика» Матиаса Ляха шпионажем не ограничивались: «А князя Ивана Лукомского послал к великому князю служити полский Казимир, а привел его к целованию на том, что ему великого князя убити или зельем окормити, да и зелие свое с ним послал, да зелие у него выняли»[18]. Таким образом, попытка покушения на Ивана III была выявлена и предотвращена на стадии подготовки. Скорый суд и жестокая, по современным меркам, расправа (публичное сожжение) вполне объяснимы законами военного времени – шла война с Литвой. Наряду с карательными мерами применялись и меры превентивного характера. В 1487–1488 гг. из Новгорода в центральные земли были переселены нелояльные боярские и купеческие фамилии.

Возможно, что улучшение работы «спецслужб» великого князя было заслугой не только его самого, но и его второй жены (с 1472 г.), племянницы последнего византийского императора Константина XI Софьи Палеолог. Софья стала ближайшим советником своего царственного супруга. Именно с ней противники Ивана III часто связывали уменьшение своего влияния в Московской Руси.

В последней четверти XV в. у великого князя появились рынды – оруженосцы-телохранители, сопровождавшие его при выездах и набиравшиеся из юношей знатного происхождения. При строительстве нового кремля под Тайницкой башней были сооружены подземный ход и скрытый водозабор.

Иван III успешно продолжил начинания своего отца, направленные на укрепление резервной базы московских князей в Вологде.

Иван III. С французской гравюры

П. А. Колесников описывает эти события так: «Нам важно отметить два обстоятельства, которые были понятны современникам, но потом забылись. Во-первых, вероятно, уже в конце XV в. наиболее надежным местом хранения великокняжеской казны были Белоозеро и Вологда, особенно когда последняя стала уездным центром. Из нее можно было при необходимости перенести казну в другое безопасное место. В 1480 г., когда на Угре решался вековой вопрос об окончательной ликвидации монгольского ига, Иван III отправляет свою жену Софью вместе с казной на Белоозеро. В завещании Ивана III говорится о великокняжеской казне на Белоозере и в Вологде. Во-вторых, огромный район Европейского Севера, вошедший к концу XV в. в состав Российского государства, особенно Вологодский и Белозерский уезды, были значительным резервом пополнения государевой казны. Не случайно в своем завещании Иван III передает сыну, кроме коренных великокняжеских земель, ряд важных городов и земель на Севере (Вологда, Белоозеро, Двина и Вятка). Особенным вниманием великих князей, начиная с Василия II, пользовались северные монастыри: Спасо-Прилуцкий, Кирилло-Белозерский, Ферапонтовский и др.»[19].

Василий III, правивший с 1505 г., продолжил дело отца. При нем к Москве были присоединены Псков, Волоцкий удел, Рязанское и Новгород-Северское княжества, а также в 1514 г. Смоленск.

К первой половине XVI в. в Московской Руси были заложены основы самодержавного правления. В 1510 г., после присоединения Пскова к Москве, монах Елеазарова монастыря Филофей[20] направил великому князю послание, в котором впервые была сформулирована церковно-политическая идеология «Москва – Третий Рим». Скорее всего, именно она послужила основой для изменения титула великого князя Московского, который отныне стал именоваться государем всея Руси.

Нельзя не отметить, что тяга московского правителя к северным землям не ослабевала: как и его отец, Василий III неоднократно приезжал в Вологду на богомолье и даже выражал желание принять постриг в Кирилло-Белозерском монастыре.

Великое стояние на Угре. Миниатюра из Никоновской летописи

В правление Василия III завершилось формирование территориального ядра единого Российского государства и централизованного государственного аппарата. Одерживать победы на этом пути великим князьям позволяло использование скрытых от посторонних глаз средств и методов борьбы. Специальные виды военной деятельности перешли в разряд секретных и стали династическими (т. е. передавались от отца к сыну).

Василий III. С французской гравюры

Во время регентства вдовы Василия III Елены Глинской в Москве под руководством выходца из Италии архитектора Петрока Малого строится Китай-город (1534–1538), название которого происходит от древнерусского слова «кета» («кита») – корзина, плетень. Позднее подобные укрепления появились в Смоленске, Себеже, Пронске и Вологде. По мнению А. Н. Кирпичникова, «появление укреплений из плетня объясняется их подкупающе простой и в то же время эффективной антипушечной конструкцией. Неприятельские ядра, проходя сквозь плетень, вязли в насыпной сердцевине, не разрушая преграды. Преимуществом плетневых сооружений была и скорость их постройки»[21]. Вологодская китай-крепость, как показали раскопки И. П. Кукушкина в 1994 г., имела следующие параметры: «Глубина рва от дневной поверхности XV в. достигала 2,5 метра при ширине до 23 метров. <…> По результатам дендрохронологического анализа дата рубки дерева, примененного при строительстве укреплений, определена около 1548 г. Четыре ряда плетней, проходивших внутри вала, состояли из вертикально вбитых в грунт жердей, оплетенных ветками. Расстояние между крайними рядами колебалось в пределах 5–5,2 метра – очевидно, ширина деревоземляного вала в основании была не менее 6 метров»[22]. Мы осознанно уделяем такое большое внимание Вологде, поскольку в царствование Ивана Грозного – следующего правителя Руси – город приобретет особое значение в государевых планах.

Как показывают исторические источники, на формирование личности Ивана Грозного наложили отпечаток детские годы, когда он бессильно взирал на дела, творимые князьями и боярами из ближайшего окружения. Вместо того чтобы вразумлять и учить ребенка, те помыкали и им, и братом его Григорием. Приказаний молодого государя не исполняли, над личными просьбами насмехались, дурные наклонности не подавляли и лет с двенадцати угождали в низменных наслаждениях. При этом шло уничтожение одних боярских группировок другими, находившимися в данный момент ближе к трону. Юноша все видел, слышал и запоминал: под влиянием оскорблений и лести сформировались такие черты его характера, как презрение и ненависть к боярству. Посеявшие ветер, пожали бурю: корыстолюбие, угодничество и чванство бумерангом поразили тех, кто забыл о предназначении своем – служить Отечеству и государю. К шестнадцати годам Иван (Иоанн), подобно своему отцу, начал приближать к себе новых людей (дьяков), не имевших родовых притязаний.

По мнению С. М. Соловьева, «Иоанн IV был первым царем не потому только, что первый принял царственный титул, но потому, что первый осознал вполне все значение царской власти, первый, так сказать, составил ее теорию, тогда как отец и дед его усиливали свою власть только практически»[23].

В 1547 г. Иван IV первым из русских великих князей венчался на царство. Мы полагаем, что в его правление происходило интенсивное развитие специальных силовых общегосударственных институтов, предтечей которых являлись личные «службы» великих князей. Охрана царствующего лица в этот период приобрела общегосударственный статус. Специальные службы, ведавшие вопросами личной безопасности российских государей, зачастую играли в истории России (как и в любой монархии) важную роль. Это объясняется тем, что при персонификации власти смена царя, а впоследствии императора влекла за собой изменение государственной политики.

В самом начале царствования Ивана IV Васильевича дипломатия, разведка, политический и уголовный сыск шли рука об руку, поскольку число людей, допущенных к важнейшим царским (т. е. государственным) секретам, было крайне ограниченно. В середине XVI в. ситуация изменилась. Одним из факторов, оказавших сильное влияние на юного царя, было восстание посадских людей в июне 1547 г., когда Ивану со свитой пришлось бежать из столицы в с. Воробьево. Вооруженные горожане подошли к селу и потребовали выдачи Глинских, по их мнению, повинных в московском пожаре. Ивану удалось уговорить восставших разойтись, но это событие стало для него серьезным испытанием. Позже он вспоминал, что в его душу вошел страх, «трепет – в кости мои» и дух его «смирился».

Иван IV Грозный. С гравюры XVI в.

В феврале 1549 г. царь созвал Земский собор (Избранная рада), на котором присутствовали представители всех сословий. Первые его реформы связаны с именами митрополита Макария, священника придворного Благовещенского собора Сильвестра и дворянина А. Ф. Адашева[24]. Кроме них в разработке и проведении реформ также участвовали Д. И. Курлятев[25], И. В. Шереметьев[26], А. И. Курбский[27]. Собор принял решение о создании нового единого государственного свода законов – Судебника 1550 г., в основу которого был положен расширенный и систематизированный Судебник Ивана III 1497 г.

Для обеспечения реформы государственного аппарата создаются приказы, имевшие судебно-полицейские функции; первым из них стал Челобитный приказ. В нем рассматривались жалобы дворян и детей боярских, которые по Судебнику 1550 г. получили право обращаться непосредственно к суду царя; также Челобитный приказ служил апелляционной инстанцией по обжалованию решений, вынесенных нижестоящими судебными органами, контролировал деятельность других государственных учреждений и должностных лиц государства.

Главой приказа стал А. Ф. Адашев, вместе с Сильвестром в начале реформ оказывавший наибольшее влияние на царя. О его влиянии говорит тот факт, что в 1552 г. Адашев получил должность постельничего. Постельничий был ближайшим советником царя, сопровождал его при выходах из дворца, неотлучно дежурил в царских покоях. Как показывают исторические примеры, подобным доверием государей пользовался ограниченный круг людей, в первую очередь начальники личной охраны. Однако, как это часто бывает, через 10 лет Адашев и Сильвестр подверглись опале. Иван IV впоследствии писал, что они «государилися, как хотели», а с него государство «сняли»: что он был государем на словах, а не на деле. Возможно, в основе этого решения лежало стремление царя проводить самостоятельную политику. Также вероятно, что опала была следствием интриг со стороны родовитых бояр, недовольных политикой фаворитов. В 1560 г. Сильвестр был отправлен в ссылку, а Адашев арестован и при малоизвестных обстоятельствах спустя некоторое время умер.

Одним из важнейших решений Ивана IV было создание Посольского приказа, ведавшего международными отношениями, в том числе вопросами разведки в иностранных государствах.

Во главе приказа поставили подьячего И. М. Висковатого[28], который первым делом занялся созданием царского архива, куда поступили бумаги великих и удельных князей, документы внешнеполитического характера, следственные материалы. Таким образом, под его руководством был создан первый общегосударственный центр хранения, учета и анализа конфиденциальной информации, положено начало информационно-аналитической службе, основывавшей свою деятельность как на собственных архивных документах, так и на документах, тем или иным способом попадавших в Москву.

Чтобы обеспечить принятие выгодного для России решения, наряду с обычными дипломатическими средствами того времени И. М. Висковатый в 1562 г. привлек на свою сторону приближенных датского короля, которых, пользуясь современной терминологией, можно называть «агентами влияния». В 1559–1560 гг. царь использовал Посольский приказ в качестве противовеса влиянию А. Адашева.

Разделавшись с земской оппозицией, Иван IV переключился на поиск «врагов» среди приказной бюрократии. При дворе заметно набирали силу братья Щелкаловы[29], которые сыграли не последнюю роль в опале Висковатого. В 1570 г. И. М. Висковатый официально открыл печальный список руководителей и сотрудников спецслужб, получивших в качестве награды за верную службу «высшую меру».

Систему охраны южных рубежей государства следует считать одной из наиболее интересных военно-политических разработок, реализованных в период правления Ивана IV.

Во второй половине XVI в. пространство между верховьями Оки и Дона таило угрозу вторжений со стороны Крымского ханства, поэтому требовалось коренным образом улучшить оборону на этом участке. Одним из организаторов пограничной службы был «государев слуга и воевода» М. И. Воротынский[30]. В 1550–1560 гг. он руководил строительством оборонительных сооружений на подступах к Калуге, Коломне, Серпухову, лично отражал нападения ордынцев под Тулой в 1559 г. В те годы была создана Большая засечная черта, в народе называвшаяся Поясом Богородицы. Задачей крепостных гарнизонов было не допустить прорыва степняков к центру Московского государства по так называемому Муравскому шляху, который начинался у Перекопа и выходил к Туле. В 1571 г. царь поручил Воротынскому и боярину Н. Р. Юрьеву (деду первого царя из династии Романовых) провести съезд служилых людей из пограничных городов и выработать план защиты южных границ[31].

Для регламентации деятельности пограничной охраны был составлен «Боярский приговор о станичной и сторожевой службе» от 16 февраля 1571 г., «чтоб воинские люди на государевы украины войною безвестно не приходили»[32]. Поскольку степняки придерживались стратегии опустошения, а не завоевания, основной задачей русских являлось перекрытие коммуникаций маневренного противника. Система пограничной охраны и обороны опиралась на базовые крепостные укрепления, между которыми возводилась полоса из валов и засек, препятствовавшая перемещению конных орд. Для наблюдения за противником за линию укреплений, в Дикое поле, направлялись посты (заставы и «сторужи») и подвижные наряды (станицы). Служба начиналась 1 апреля и продолжалась до тех пор, пока не ляжет снег, – сначала в три смены по шесть недель, затем по четыре недели, чтобы «сторужи без сторожей не были во весь год ни на один час»[33].

Станицы высылались в дозор на пятнадцать дней, за это время они проходили до 200–250 верст. Если станицу «разгоняли» враги или станичники попадали в плен, на их место немедленно высылалась следующая станица. Служебные обязанности предписывалось выполнять в конном строю, у каждого из станичников был свой «справный» конь. Все крепостные гарнизоны, летучие отряды, заставы и население порубежья составляли единый военно-административный организм, функционировавший в соответствии с условиями пограничной жизни.

Подобная организованность пограничной службы была бы невозможной без подробной регламентации, вобравшей многолетний практический опыт и предписывавшей крайнюю осмотрительность. Расположение застав следовало хранить в тайне, запрещалось делать станы и устраивать остановки в лесах, категорически запрещалось дважды разводить огонь в одном и том же месте. Эти меры позволяли вводить «супостата» в заблуждение относительно численности и расположения постов и приучали пограничников к бдительности. При обнаружении неприятеля дозорным вменялось оповестить об опасности ближайший город или заставу и зайти в тыл противника для определения его численности и намерений. Добытые сведения надлежало доставить по команде и продублировать соседним заставам. За недобросовестное отношение к служебным обязанностям охранники подвергались телесным наказаниям и денежным штрафам. «А которые сторожи, не дождавшись себе отмены, с сторожи отъедут <…> быти казненными смертью»[34]. Постепенно от рубежа к рубежу создавалась глубоко эшелонированная система охраны и обороны Московского государства, одной из задач которой являлось заблаговременное выявление угрозы и предупреждение об опасности.

Ревностная и преданная служба государю не избавила М. И. Воротынского от подозрений в измене. В 1573 г. слуга донес на него как на чародея, злоумышлявшего против Ивана IV. Князя схватили, пытали и полуживым отправили в ссылку на Белоозеро, по дороге куда он скончался. Остается неизвестным, явилась ли его смерть следствием чрезмерного усердия «пытошных дел мастеров» или верного царева слугу умертвили по чьему-то тайному приказу.

Изменения в социально-экономической сфере после 1549 г. были направлены на обеспечение землей дворян – нового служилого сословия, призванного стать опорой государства. Основу вооруженных сил составляло теперь конное ополчение землевладельцев, выходивших на службу «конно, людно и оружно». В 1550 г. Иван IV издал указ «Об испомещении в Московском и окружающих уездах избранной тысячи служилых людей». Указ стал основой для создания корпуса «выборных стрельцов из пищали», обязанных быть всегда наготове для исполнения ответственных поручений. Стрельцы представляли собой содержавшееся казной регулярное войско (6 полков), вооруженное пищалями – новейшим по тем временам огнестрельным оружием. Наряду с другими обязанностями стрельцы несли охрану государя.

Главной проблемой, с которой сталкивался царь при назначении командного состава, являлось местничество, т. е. обычай занимать командные посты в зависимости от древности рода, а не от знаний и военных заслуг. Созданный в 1555 г. Разрядный приказ ведал обороной государства, обеспечивал сбор дворянского ополчения и назначал воевод; руководил приказом дьяк И. Г. Выродков. В 1571 г. был учрежден Стрелецкий приказ (приказ Надворной пехоты), ведавший стрелецкими полками. Термин «надворной» (по одному из толкований – «придворной») указывал на высокий статус стрелецких полков, которые несли службу при дворе.

В 1555 г. из состава Боярской избы (избами, как и приказами, назвались органы управления) была выделена Разбойная изба, в дальнейшем преобразованная в Разбойный (Татейный) приказ, на который возлагалось проведение сыска и следствия по делам уголовного (разбойного и душегубного) и политического (изменнического) характера. Термином «сыск» в России вплоть до 1917 г. обозначались специальные мероприятия непроцессуального характера по установлению и обнаружению неизвестных или скрывающихся преступников. Во второй половине XVI в. во главе Разбойной избы в разное время находились бояре Д. И. Курлятев, И. М. Воронцов, И. А. Булгаков. Дьяками Разбойного приказа были В. Я. Щелкалов, К. С. Мясоед (Вислово), У. А. Горсткин и Г. М. Станиславов.

В с. Коралово (ранее – Караулово) – бывшем поместье одно время возглавлявшего «татейный» сыск дьяка Бухвостова – в XVIII в. при перестройке двора новыми хозяевами, князьями Васильчиковыми, были обнаружены подземная церковь и напоминавшие камеры для заключенных кельи времен Ивана Грозного. Можно предположить, что в них в условиях строжайшей тайны даже от ближайшего окружения царя содержались лица, обвиненные в государственной измене; вероятно, там же происходили допросы, а отпевали казненных в подземной церкви.

Разбойный приказ не был монополистом сыска. В 1564 г. был создан Земский приказ, рассматривавший разбойные и татейные дела по Москве и Московскому уезду; он же вел наблюдение за безопасностью и порядком в столице и окрестностях. В 1571 г. появился Холопий приказ для рассмотрения судебных дел холопов и ведения розыска беглых.

Параллельно шло структурирование системы управления в военной области: кроме уже упоминавшихся Разрядного и Стрелецкого приказов учреждены Оружейный (ок. 1547 г.), Бронный (1573 г.), Пушкарский (1577 г.) приказы.

К середине XVI в. значительное место в арсенале русского воинства занимало ручное огнестрельное оружие; стрелецкое войско составляло одну десятую часть всей армии. Главой оружейного дела стал боярин-оружничий, возглавлявший Оружейный приказ и ведавший вопросами производства стрелкового оружия. В его распоряжении находилась особая группа «самопальных государевых стрелков», в которую принимали без сословных ограничений. Выполнявший в конце XIX в. обязанности помощника директора Оружейной палаты полковник Л. П. Яковлев, опираясь на архивные документы, писал, что кандидатов в стрелки отбирали из молодых, ловких, сильных, грамотных людей разного звания, умевших стрелять из пищалей[35].

Для поступления в стрелковую команду желающий подавал главе Оружейного приказа челобитную, в которой описывал свои положительные качества и способности, после чего опытные стрелки принимали у него экзамен по стрельбе. Испытание проводили в поле. Надо было выстрелить пять раз с расстояния в 25 саженей (53 м), мишенью служил квадрат со стороной в четверть сажени (53 см) и центральным кругом диаметром в полвершка (около 2 см). Экзаменаторы оценивали как профессиональные, так и моральные качества кандидата, поскольку стрелки входили в ближайшее окружение государя.

На вооружении государевых стрелков находилось не только гладкоствольное, но и нарезное оружие – винтовальные (или винтованные) пищали, которые в зависимости от числа нарезов назывались «шестерики» и «восьмерики». Дальность стрельбы из нарезных ружей была больше, чем из гладкоствольных, в два раза, а кучность – в четыре-пять раз, что фактически делало мастеров «огненного боя из пищали» специальным снайперским подразделением, обеспечивавшим безопасность государя и выполняющим его особые поручения.

В «Описи Московской оружейной палаты»[36] имеется более десяти образцов нарезного длинноствольного оружия XVI в. Указанные образцы имеют калибр 3,3–4 линии (8,4–10,2 мм) и длину ствола 35–40 дюймов (600–1015 мм). Некоторые образцы оружия названы там аркебузами, одна из них принадлежала князьям В. В. и А. В. Голицыным. Число нарезов не всегда было четным: некоторые образцы имеют 7 нарезов. Отдельные, выпущенные уже в XVII в. образцы имеют 12 и даже 24 нареза.

А. Дженкинсон, представлявший в Москве интересы английской торговой «Московской компании» и неоднократно выступавший в качестве посла английского двора, в 1557 г. был свидетелем стрелкового смотра. Он писал: «В поле, за предместьями Москвы <… > для стрельбы из ручного огнестрельного оружия был устроен род ледяного вала в шесть футов (183 см. – Здесь и далее примеч. авт.) вышиною и четверть мили (400 м) длиною из кусков льда толщиною в два фута (31 см). В шестидесяти ярдах (55 м) перед валом были сделаны на небольших кольях подмостки, назначенные для помещения самих стрелков. <…> Когда царь занял свое место, пищальщики направились к упомянутым выше мосткам и, выстроившись на них, открыли огонь по ледяным мишеням, стрельба их продолжалась до тех пор, пока последние не были окончательно разбиты пулями»[37]. Заявление такого свидетеля, выполнявшего, естественно, не только торговые и дипломатические, но и разведывательные функции, крайне важны, поскольку такого рода письменные заявления отправлялись сначала Марии I, а затем Елизавете II одновременно с комментариями о боевой и моральной подготовке ближайшего окружения российского государя.

Таким образом, с полной уверенностью можно говорить, что уже во второй половине XVI в. в окружении первого русского царя было сформировано элитное стрелковое подразделение со снайперской подготовкой, готовое выполнять личные специальные задания правителя и постоянно совершенствовавшее свои знания и практические навыки. Представляя, какой опале или казни мог подвергнуть нерадивого слугу (читай – холопа) государь, можно с уверенностью утверждать, что уровень практической, теоретической и моральной подготовки стрелков соответствовал требованиям того времени, а возможно, и превосходил среднестатистические стандарты.

В тот же период в Европе, а затем и в России получает распространение короткоствольное огнестрельное оружие: пистолеты (пистоли) с колесцовым, а позднее кремневым замком; оно приобретает популярность не только у военных, но и у горожан. Во многих странах и отдельных городах Европы власти и знать, обеспокоенные возможностью применения «дьявольского оружия» для осуществления политических убийств, запрещали владение пистолетами без специального разрешения; карой служило публичное отрубание руки. Однако повсеместное распространение нового оружия сдерживали не столько репрессивные меры, сколько высокая стоимость: даже в армиях крупных государств того времени пистолеты поступали на вооружение лишь в отдельные привилегированные кавалерийские подразделения.

Уже в XVI в. изготавливались многозарядные пистолеты. В указанной «Описи» числится «револьвер германский, XVI в., о трех выстрелах»[38]. Указанный образец имел трехзарядный барабан, вращающийся на специальной оси. Калибр оружия 6,5 линии (16,5 мм), длина ствола 9,5 дюйма (240 мм). Скорее всего, возможности короткоствольного (особенно многозарядного) оружия наиболее адекватно оценивались в тех государственных (и негосударственных!) структурах, которые в настоящее время определяются как специальные или секретные.

Применение огнестрельного оружия было не единственным способом устранения неугодных царю людей. У Ивана IV служил придворный аптекарь и астролог Элизиус Бомелий, по некоторым данным, родившийся в Вестфалии и обучавшийся в Кембридже. Он умел готовить яды, которые действовали по прошествии определенного времени. Это не давало возможности установить причинно-следственную связь между бокалом вина и смертью выпившего его человека. По сведениям немецких наемников Таубе и Краузе, служивших в те же годы московскому царю, Бомелий отравил по приказу Ивана IV до 100 опричников. В 1580 г. лейб-медик предпринял попытку сбежать из Москвы, но неудачно. Его поймали и жестоко казнили – по наиболее достоверной версии, Бомелий был заживо сварен в котле. Этот пример показывает, что люди, допущенные к сокровенным государевым тайнам, находились под неусыпным контролем, пренебрегать которым было крайне рискованно.

Постоянные междоусобицы в царском окружении и сопротивление представителей старинных боярских родов, препятствовавших выдвижению новых людей, убедили Ивана Грозного в необходимости сломать устоявшиеся порядки. В декабре 1564 г. царь с семьей в сопровождении заранее отобранных бояр и дворян направился в летнюю резиденцию – Александровскую слободу, откуда послал в Москву две грамоты. В первой, адресованной боярам, духовенству и служилым людям, он обвинял их в изменах и потворстве изменам, во второй объявлял московским посадским людям, что у него «гневу на них и опалы нет». После публичного прочтения грамот на Красной площади последние потребовали, чтобы царя уговорили вернуться в Москву, в противном случае грозя истребить «лиходеев и изменников». Через несколько дней Иван Васильевич, приняв делегацию духовенства и боярства, согласился на возвращение, но выдвинул следующее условие: одних «изменников» подвергнуть опале, других – казнить и «учинити» опричнину. По этому поводу у историков есть два взаимоисключающих мнения: первое – опричнина обусловлена личными качествами царя и не имела политического смысла (В. О. Ключевский, С. Б. Веселовский, И. Я. Фроянов); второе – опричнина направлена против социально-политических сил, противостоявших усилению самодержавия (С. М. Соловьев, С. Ф. Платонов, Р. Г. Скрынников).

Опричнина (по В. Далю – отдельность), т. е. особая форма царского управления, отсекавшая представителей старой боярской элиты от принятия важнейших государственных решений, была установлена в 1565 г. Политическое обеспечение новой формы правления осуществлено блестяще. Введение опричнины было подготовлено мнимым удалением царя от дел государственных (отъезд в Александровскую слободу) и созданием (с помощью царских грамот и доверенных людей, распускавших слухи) общественного мнения, будто самоустранение царя есть гибель его подданных. То есть, с одной стороны, опричнина вводилась повелением Ивана Грозного, но с другой – при широкой поддержке социально значимых слоев населения, включая духовенство, бояр и армию. Подчеркнем, что в данном случае уместно говорить о проведении специальной психологической операции, направленной на формирование необходимого царю общественного мнения. Таким образом, уже в XVI в. при выполнении важнейших государственных специальных операций использовалась серьезная система подготовки и проведения активных идеологических мероприятий.

Взятые в опричнину «князья, бояре, дети боярские, дворовые и городовые» стали новой царской дружиной, которая наряду с гражданскими государственными обязанностями выполняла специальные функции. Особый корпус опричной стражи сочетал функции личной охраны государя (вместо рынд Ивана III), а также оперативно-следственного и карательного аппарата по отношению к заподозренным в государственной измене или просто в нелояльности вельможам.

Первоначально в опричное войско была взята 1000 служилых людей, в число которых входили и представители некоторых старых княжеских и боярских родов; во главе корпуса стояли А. Д. Басманов[39] и Г. Л. Скуратов-Бельский[40].

Одним из наиболее доверенных людей царя в период опричнины стал Ф. А. Басманов[41], о чем говорит присвоенное ему звание кравчего[42].

Еще одним приближенным опричником был В. Г. Грязной[43]. Среди опричников были не только подданные царя, но и иноземцы, в первую очередь выходцы из «немецких» земель, например Г. Штаден[44].

Для устрашения недовольных опричники привязывали к седлу собачью голову и метлу, показывая всем, что они грызут «государевых изменников» и выметают измену. На практике, как это часто повторялось в истории, репрессиям подвергались не только виноватые, но и невиновные. Жертвами наветов или подозрений царя стали многие люди, причем не только из боярского сословия. Не избежали репрессий и многие из опричников; так, А. Д. Басманова по приказу царя убил его собственный сын.

Уже упомянутые нами А. Т. Фоменко и Г. В. Носовский считают, что под именем Ивана Грозного могли действовать сразу четыре «государя». Согласно их версии, причины репрессий второй половины XVI в. кроются в борьбе за власть между «ордынской» и «романовской» группировками. Вполне вероятно, что перепады от царской милости к опале могли быть следствием конкуренции среди групп опричников, принадлежащих к разным оперативным подразделениям, подчинявшимся непосредственно государю.

Теперь самое время вспомнить о Вологде, которая стала одним из основных опорных пунктов Ивана IV (по сути, резервной столицей «опричного удела»). Царь пребывал в ней в 1565-м, 1566-м и 1568–1571 гг. Вологодские краеведы И. П. Кукушкин и И. Ф. Никитинский, опираясь на исторические и археологические исследования, так повествуют об истории возведения Вологодского кремля: «На участке, выбранном для нового кремля, в 1565 г. начинаются грандиозные земляные и строительные работы: „Великий государь царь и великий князь Иван Васильевич в бытность свою на Вологде повелел рвы копать, и сваи уготавлять, и место чистить, где быть грацким стенам каменного здания“ (ПСРЛ. Т. 37.

С. 196). Строительство осложнялось необходимостью подведения во рвы проточной воды. <…> Это было достигнуто за счет изменения русла речки Содемы в нижнем ее течении. В настоящее время этот участок называется рекой Золотухой. В 1566 г. Иван Грозный „повелел заложить град каменной, и его, великого государя, повелением заложен град апреля 28 день на памяти святых апостолов Иассона и Сосипатра“ (ПСРЛ. Т. 37. С. 196–197). <…> Историк Р. Г. Скрынников отмечает, что в Вологду привозят 300 пушек, отлитых на московском Пушечном дворе, а в гарнизоне крепости, кроме дворян, имеется 500 стрельцов. В работах участвуют выписанные из Англии специалисты. Есть основания считать, что Иван IV не чувствовал себя в достаточной безопасности даже в возводимой крепости. Предпринимается строительство флотилии на случай экстренного отъезда царя в Англию – об этом упоминается в местном летописце. <…> Ниже кремля по р. Вологда часть города, где находились склады товаров и строились корабли, отделяется от напольной стороны рвом, известным ныне как р. Копанка. Он имел в длину 1,8 км и соединял р. Шограш и ров Золотуха. К настоящему времени часть Копанки засыпана. Судя по рельефу местности, она не могла быть водоводом, а являлась рубежом обороны нижней части города. Длина рвов с трех сторон кремля составила 2,2 км, с четвертой крепость проходила по правому берегу р. Вологда. Общая длина стен составляла более 3 км, они проходили по берегу Вологды, левому берегу Золотухи и далее – по направлению современных улиц Октябрьская и Ленинградская. Задуманная в камне крепость не была построена. Каменными были стены по берегу Золотухи, частично по улице Ленинградской, остальные – деревянными. По реконструкции Н. В. Фалина, в пояс стен входили 23 башни, из которых 7 были проездными. Есть и другие мнения по вопросу о количестве башен. Высота каменных стен была от 2 до 8 м, деревянных – 5–9 м. Поверх каменных стен были нарублены деревянные „тарасы“. Примерно в таком виде крепость просуществовала 100 лет. <…> В настоящее время от Вологодского кремля времени Ивана Грозного, в два раза превосходившего по площади современный Московский Кремль, остались только следы древних рвов»[45].

В 1569–1570 гг. Иван Грозный предпринял карательную экспедицию против Твери и Новгорода. Историки до сих пор спорят по поводу причин, побудивших царя предать тверские и новгородские земли «огню и мечу». Доминируют две точки зрения: 1) поход связан с очередным «безумством» царя, решившим потешить себя кровавыми оргиями; 2) поход предпринят для наказания непокорных царю земель.

У авторов на сей счет есть собственная версия этих событий. Как доказывают исторические документы, даже после введения опричнины царь не чувствовал себя в безопасности. В 1567 г. он отправил к королеве Англии Елизавете I упоминавшегося выше А. Дженкинсона с секретным поручением. Дженкинсон доложил своей королеве: «Далее царь просит убедительно, чтобы между им и ея корол[евским] вел[ичест]вом было учинено клятвенное обещание, что если бы с кем-либо из них случилась какая-либо беда, то каждый из них имеет право прибыть в страну другаго для сбережения себя и своей жизни, и жить там, и иметь убежище без боязни и опасности до того времени, пока беда не минует и Бог не устроит иначе; и что один будет принят другим с почетом. И хранить это в величайшей тайне»[46]. Таким образом, в царском послании речь идет о взаимном предоставлении политического убежища.

Обращают внимание два момента: поручение дано английскому подданному; посол передает слова царя устно. Эти факты указывают на необычайно высокий уровень секретности царского послания. При этом Дженкинсон сильно рисковал. Если бы он был перехвачен недругами русского царя и рассказал им о своей миссии, его, скорее всего, объявили бы изменником, а русский царь в этом случае имел бы полное право потребовать у своей «сестры» голову хулителя, поскольку никаких письменных подтверждений своим словам Дженкинсон представить бы не смог.

И второй момент: поскольку сообщение передавалось устно, Елизавета на первый взгляд усомнилась в его правдивости. Было ли это искреннее сомнение или только политическая игра царственной дамы, неизвестно, но оно нашло отражение в наставлениях, данных королевой специальному послу Томасу Рандольфу в июне 1568 г.: «И вы скажите, что упомянутый слуга наш Антон Дженкинсон под великою тайной сказал нам о желании царя иметь с нами такую дружбу, что если бы по какому-либо бедствию одному из нас случилось искать убежище вне наших собственных стран, то в таком случае другой должен принять защиту его. По этому предмету вы скажите, что мы подумали, что упомянутый наш слуга Ант. Дженкинсон не уразумел слова царя. Ибо, хотя мы полагаем весьма достоверным, что царь мог сделать сказанному нашему слуге предложение о содержании между нами дружбы и любви, но, с одной стороны, уповая на милость Божию, всегда нам являемую, мы ни мало не сомневаемся в продолжении мира в нашем правлении, не опасаясь ни наших подданных, ни кого-либо из иностранных врагов; с другой стороны, нам не известно что-либо противное сему и о положении царя, о могуществе и мудрости которого получаем лучшия донесения от наших подданных, торгующих в его государстве. Поэтому мы полагаем, что упомянутый слуга наш ошибочно понял значение сказанных ему царем речей. Тем не менее, однако, для яснейшего уразумения его намерений мы повелели вам повторить ему это дело, точно узнать его волю и уверить его, что, если бы в правление его произошло какое-либо несчастье (так как всё под небом, по воле Божьей, подвержено переменам), мы уверяем его, что он будет дружески принят в наших владениях и найдет в нас надежную дружбу для поддержания всех его справедливых исканий, столь же верно, как если бы он имел от нас нарочныя о сем грамоты и обязательства, подписанные нашею рукою и припечатанные нашею печатью»[47].

Из приведенного отрывка следует: несмотря на сомнения (а они изложены более чем ясно), Елизавета дала послу четкое указание о своем согласии предоставить русскому государю политическое убежище. Передавалось оно также устно, что позволяло сохранить секретность переговоров.

В 1569 г. Иван IV направил в Англию с тайной миссией дворянина Андрея Григорьевича Совина. Последний летом 1570 г. привез царю грамоту от 18 мая, подтверждавшую готовность предоставить убежище для Грозного, его семьи и приближенных во владениях английской королевы.

Этот документ чрезвычайной государственной важности приводим полностью как яркий образец тайной дипломатии: «Отправив в другой грамоте (где речь идет об отказе в заключении военно-политического союза. – Примеч. авт.), отданной посланнику вашего выс[очест]ва благородному Андрею Григорьевичу Совину, на большую часть поручений изустных и письменных, привезенных и объявленных нам тем посланником, мы сочли за благо, во изъявление нашего доброжелательства к благосостоянию и безопасности вашего выс[очест]ва, отправить к вашему выс[очест]ву сию нашу тайную грамоту, о которой кроме нас самих ведомо только самому тайному нашему совету. Мы столь заботимся о безопасности вашей, царь и вел[икий] князь, что предлагаем, чтобы, если бы когда-либо постигла вас, господин брат наш царь и вел[икий] князь, такая несчастная случайность, по тайному ли заговору, по внешней ли вражде, что вы будете вынуждены покинуть ваши страны и пожелаете прибыть в наше королевство и в наши владения с благородною царицею, супругою вашею, и с вашими любезными детьми, князьями, – мы примем и будем содержать ваше выс[очест]во с такими почестями и учтивостями, какия приличествуют столь высокому государю, и будем усердно стараться все устроить в угодность желанию вашего вел[ичест]ва, к свободному и спокойному провождению жизни вашего выс[очест]ва со всеми теми, которых вы с собою привезете: вам, царь и вел[икий] князь, предоставлено будет исполнять христианский закон, как вам будет угодно; и мы не посягнем ни в каком отношении на оскорбление вашего вел[ичест]ва или кого-либо из ваших подданных, не окажем никакого вмешательства в веру и в закон вашего выс[очест]ва, неже отлучим ваше выс[очест]во от ваших домочадцев или допустим насильное отнятие от вас кого либо из ваших. Сверх того мы назначаем вам, царь и вел[икий] князь, в нашем королевстве место для содержания на вашем собственном счете на все время, пока вам будет угодно оставаться у нас.

Если же вы, царь и вел[икий] князь, признаете за благо отъехать из наших стран, мы предоставим вам со всеми вашими отъехать в ваше ли Московское царство или в иное место, куда вы признаете за лучшее проехать через наши владения и страны. Мы не будем никоим образом останавливать и задерживать вас, но со всякими пособиями и угождениями дадим вам, любезный наш брат царь и вел[икий] князь, пропуск в наши страны или иное место по вашему благоусмотрению.

Обращаем сие по силе сей грамоты и словом Христианского Государя, во свидетельство чего и в большее укрепление сей нашей грамоты мы, корол[ева] Елисавета, подписываем оную собственною нашею рукою в присутствии нижепоименованных вельмож наших и советников: <…> и привесили к оной нашу малую печать, обещаясь, что мы будем единодушно сражаться нашими общими силами противу наших общих врагов и будем исполнять всякую и отдельно каждую из статей, упоминаемых в сем писании, дотоле пока Бог дарует нам жизнь; и сие государским словом обещаем.

Дана в нашем замке Гэмптон-Корт 18-го дня месяца мая, в 12-й год нашего королевствования и в лето Господа нашего тысяча пятьсот семидесятое»[48].

Итак, летом 1570 г. Иван Грозный получил документ, гарантирующий ему и его приближенным предоставление политического убежища в Англии. Но получить согласие на пребывание в другой стране – только половина дела. Кроме этого следует определить маршрут и провести достаточно сложные организационные мероприятия по реализации задуманного.

В XVI в. из Москвы на Север можно было попасть только по р. Вологда, Сухона и Северная Двина. Дальновидный Иван IV приказал строить корабли в Вологде. Строительство велось под строжайшим секретом, в нем принимали участие английские специалисты. Служащий английской торговой компании Джером Горсей видел эти суда. В своих «Записках» он вспоминал о беседе с русским царем, состоявшейся в конце 1579 или в начале 1580 г. Царь «…спросил меня, видел ли я большие суда и барки у Вологды. Я сказал, что видел.

– Какой изменник показал их тебе?

– Слава их такова, что люди стекались посмотреть их в праздник, и я с толпой пришел полюбоваться на их странные украшения и необыкновенные размеры…

– Хитрый малый, хвалит искусство своих же соотечественников, – сказал царь стоящему рядом любимцу. – Все правильно, ты, кажется, успел хорошо их рассмотреть. Сколько их?

– Ваше величество, я видел около двадцати.

– В скором времени ты их увидишь сорок, не хуже, чем те»[49].

Горсей ошибается. Суда на Вологде он мог видеть не ранее 1573 г., когда прибыл через Северную Двину в Москву. Вопрос царя о количестве судов вовсе не праздный и был задан не из желания похвастаться перед гостем. Английский торговый агент М. Локк писал, что в первой половине 1570-х гг. только из одного царского дворца было вывезено до 4000 (!) телег с драгоценностями. Горсей в «Записках» также свидетельствует, что Иван Грозный «построил множество судов, барж и лодок у Вологды, куда свез свои самые большие богатства, чтобы, когда пробьет час, погрузиться на суда и спуститься вниз по Двине, направляясь в Англию, а в случае необходимости – на английских кораблях»[50].

Вышесказанное подтверждает, что Вологда являлась не только резервной царской ставкой и местом хранения государевой казны, но и базовым центром основного (литерного) маршрута эвакуации царской семьи из России в Англию. В этой связи авторы полагают, что поход на Тверь, Медный, Торжок, Вышний Волочок и Новгород 1569–1570 гг. имел целью устранение угрозы флангового удара по этому маршруту в случае, если царь с небольшой группой сопровождающих его лиц и «малой охраной» двинется по намеченной дороге. Жесткие карательные меры должны были максимально оградить царственную особу и его приближенных во время возможной эвакуации от вполне реальных смут и заговоров удельной оппозиции. Нельзя забывать и о том, что Новгород по-прежнему оставался оплотом свободомыслия и самоуправления на Руси, на него внимательно смотрели соседние города, стараясь сориентироваться в сложной политической конъюнктуре того времени.

Превентивные меры по переселению «поближе к руке» наиболее ретивых оппонентов самодержавной власти, предпринятые за столетие до этого предками Грозного, и его собственные карательные экспедиции содействовали укреплению безопасности престола, позволяли хитрому и подозрительному правителю рассчитывать на успех в случае внезапной эвакуации из Москвы, делали невозможным повторение ситуации с Василием Темным. Подготовка и проведение мероприятий, рассчитанных на обеспечение личной безопасности, а если взглянуть шире – на концентрацию власти в одних руках, красной нитью проходят через всю жизнь Ивана IV. Поэтому мы считаем высказанную версию наиболее вероятной для тех условий, в которых осуществлялось управление Российским государством во второй половине XVI в.

Таким образом, в царствование Ивана Грозного были не только заложены основы организации тайных маршрутов эвакуации представителей царствующей фамилии, но и проработаны на международном уровне варианты тайных соглашений с дружественными государями. А строительство с помощью иностранных специалистов в «великой тайне» достаточно большой флотилии, равно как и переправка части казны в надежные хранилища на случай внезапного отъезда, лишний раз подчеркивают серьезность намерений государя и его «великое тщание» о безопасности собственной персоны как олицетворения государства.

Обострившийся конфликт с внутренней оппозицией заставляет царя в 1575 г. фактически возродить опричнину. Иван Васильевич вновь отрекается от престола, на который сажает татарского хана Симеона Бекбулатовича[51], а себя объявляет «князем Московским» и разделяет страну на земщину и удел. Пост кравчего получает Борис Федорович Годунов (тот самый, который потом станет русским царем), сменивший казненного Ф. А. Басманова. Руководителями «новой» опричнины становятся Б. Я. Бельский[52] и А. Ф. Нагой[53].

Примерно в то же время в составе российского войска появляется подразделение, состоявшее из иностранцев. Горсей утверждает, что одним из инициаторов создания подразделения наемников был он: «Я отважился устроить так, чтобы царю рассказали о разнице между этими шотландцами, теперешними его пленниками, и шведами, поляками, ливонцами – его врагами. Они [шотландцы] представляли целую нацию странствующих искателей приключений, наемников на военную службу, готовых служить любому государю-христианину за содержание и жалование, [я говорил что] если его величеству будет угодно назначить им содержание, дать одежду и оружие, они могли бы доказать свою службу, показать свою доблесть в борьбе против его смертных врагов – крымских татар. <…> Вскоре лучшие воины из этих иностранцев были помилованы и отобраны, для каждой национальности был назначен свой начальник, для шотландцев Джими Лингет, доблестный воин и благородный человек. Им дали деньги, одежду и назначили ежедневную порцию мяса и питья, дали лошадей, сено и овес, вооружили их мечами, ружьями и пистолями. <…> Двенадцать сотен этих солдат сражались с татарами успешнее, чем двенадцать тысяч русских с их короткими луками и стрелами. Крымские татары, не знавшие до того ружей и пистолей, были напуганы до смерти стреляющей конницей, которой они до того не видели, и кричали: „Прочь от этих новых дьяволов, которые пришли со своими метающими „паффами“»[54].

Как полагают авторы, тактические приемы, использовавшиеся принятыми на русскую службу иностранцами, являлись прямым следствием гуситских войн 1419–1437 гг. и опыта, приобретенного наемниками в бесчисленных войнах в Европе. Маневренная тактика гуситов опиралась на использование укрепленных боевых повозок, представлявших собой передвижные полевые крепости. В России аналогичные укрепления известны под названием «гуляй-город». Такая тактика достаточно быстро стала достоянием многих европейских государств и за столетие развилась в эффективное маневрирование конных и пеших подразделений.

Мобильные чешские отряды были вооружены многочисленным легким маневренным огнестрельным оружием и поражали противника на расстоянии. Подобная тактика лишала тяжелую рыцарскую кавалерию преимуществ, не давая возможности нанести классический таранный удар, прорвать оборону противника и затем рубить бегущих. Частые поражения имперских отрядов поставили Запад перед необходимостью «подтянуть» свое собственное вооружение к уровню вооружения гуситских войск и перенять их передовые тактические приемы. Соответственно, увеличился спрос на легкое огнестрельное оружие, одним из центров производства которого стал Нюрнберг.

Судьба иностранных наемников весьма поучительна для потомков. Горсей пишет: «Позднее они получили жалования и земли, на которых им разрешили поселиться, женились на прекрасных ливонских женщинах, обзавелись семьями и жили в милости у царя и его людей»[55]. Как мы видим из приведенных воспоминаний, политика царя по отношению к служилым иностранцам заключалась в том, чтобы постепенно сделать их полноправными российскими подданными. Не будучи связанными кровными узами со старой боярской знатью, своим благополучием они были обязаны лично царю. Эту традицию продолжил Борис Годунов; в Российской империи Романовых она существовала на протяжении нескольких веков.

Страницы: 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Великая русская певица Людмила Георгиевна Зыкина олицетворяет собою подлинную славу русской музыкаль...
Китай сегодня у всех на слуху. О нем говорят и спорят, его критикуют и обвиняют, им восхищаются и по...
В свое время Лев Толстой написал назидательный рассказ «Филипок». А надо сказать, что я очень уважаю...
Целительные свойства деревьев известны с древних времен....
В этой книге собраны биографии самых знаменитых людей нашей эпохи, рожденных под созвездием СТРЕЛЬЦА...
Мадам де Сталь – французская писательница, известная также политическими и историческими сочинениями...