Земля ягуара Кириллов Кирилл

– Мирослав!

Еще получаса не прошло с того момента, как скрылось под водами озера тело его отца, и вот теперь Мирослав!.. Молодой человек с разбегу перепрыгнул лежащее тело и рубанул. Еще удар, еще.

Ромка пригибал противника к земле. Меч и кинжал порхали по воздуху, не в силах успеть за полоской гибкой толедской стали. Искры сыпались с клинков.

Очередной удар пришелся на основание шпаги. Рукоять как живая забилась, больно отдавая в ладонь, не защищенную перчаткой. Ромка потерял темп, и этого хватило его противнику, чтоб перейти в наступление. Несколько раз он полоснул мечом по воздуху, отгоняя молодого капитана, потом опустил меч, скрестил запястья, перекрыв меч гардой кинжала, и замер в стойке.

Ромка с удивлением узнал стойку «шут» («Alber»), описанную еще в прошлом веке в трудах Иоганнеса Лихтенауэра. Только там вместо кинжала использовался баклер, маленький накулачный щит. Впрочем, большая гарда клинка с широким ободком вполне могла его заменить.

Додумать он не успел, противник пошел в атаку. Не разрывая рук, он нанес несколько резких косящих ударов, прикрывая гардой кисть и предплечье, единственные места, которые Ромка мог достать своей шпагой. От двух парень увернулся, один принял на тонкое вибрирующее лезвие, еще один пропустил левее головы и отпрыгнул. Ему показалось, что Мирослав шевельнулся, но, вероятно, это была просто игра света и тени или обман зрения, выдавший желаемое за действительное.

Еще удар. Ему пришлось пригнуться. Еще! Чтоб не попасть под лезвие, Ромка бросился вперед, надеясь кувырком уйти в сторону.

Подкованный сапог оглушил его, бросил на землю. В глазах потемнело от жуткой боли. Он успел заметить отблеск далекого пожара на отточенной кромке меча.

Ромка вздрогнул и попытался открыть глаза. Раза со второго это ему удалось. Он сел, обхватив руками гудящую голову, и осмотрелся.

Раннее утро. Маленькие птички, просыпаясь, заводят свои переливчатые трели. Солнце играет в каплях росы, в изобилии рассыпанных по резным листьям.

Молодой человек взял лежащий рядом глиняный черепок с заботливо собранной росной водой и выпил ее залпом. Он оперся на шалаш из веток, прикрывавший его от ночного бриза и чужих взглядов с озера, и с трудом встал.

На ватных негнущихся ногах он обошел шалаш и увидел Мирослава, сидящего на бревне. Прикусив травинку, воин наблюдал, как вдалеке, на дамбе, мешики разбирают остатки сгоревших махин, посыпают песком проплешины и вставляют в мостовую новые камни.

Ромка присел рядом.

Помолчали.

– Голова болит, – пожаловался капитан.

– Знамо дело, – спокойно ответил воин. – Скажи спасибо, что не треснула, как тыква гнилая.

– А с тем чего?

– А у него треснула, – так же спокойно ответил Мирослав.

– А кто он хоть такой был-то?

– Урод трехрукий. – Голос воина оставался спокойным, но по тому, с какой злобой он перекусил травинку, Ромка понял, что тот человек удивил Мирослава гораздо сильнее, чем ему хотелось бы показать.

– А откуда он и чего ему от нас надо было?

– Я так и не понял. Ничего при нем не было. Даже медальончика завалящего на теле не сыскалось. По выговору вроде бритт.

– Понятно, что ничего не понятно. – Ромка покачал гудящей головой. – А чего теперь делать-то?

– Домой надо. В Москву. Там сейчас зима. Снега по пояс.

– Так зачем в Москву-то?! – воскликнул Ромка. – Мы еще здесь… – И осекся.

Делать в Новой Испании ему было нечего. Отец, которого они отыскали с таким трудом, погиб почти у него на глазах. Испанские войска, с которыми он прошагал полконтинента, разбиты.

– Да, собираться надо. В письме, которое я папе передал, было сказано, что мама моя жива и находится у князя Андрея. Чтоб с ней ничего не случилось, папа должен был… В общем, надо срочно возвращаться и рассказать князю, что тут творилось.

– Что ж, – ответил Мирослав. – Пойдем потихоньку.

Они поднялись и, поддерживая друг друга, побрели в лес.