Дрессировщик русалок Ольховская Анна
ПРОЛОГ
Опять этот шум! Ну почему они постоянно визжат, орут и гогочут?! Почему эти существа, так похожие внешне на Великого Отца Нгеле, поведением больше напоминают стаю бестолковых обезьян? Она видела Великого Отца совсем мало, всего-то два раза за всю жизнь, а вот других Богов встречала чаще: они иногда являлись на праздники, посвященные Нгеле. И вели себя совсем иначе, не так, как эти!
Зачем, зачем она ослушалась мать, зачем? И если бы только мать, она, Лхара, нарушила все законы своего племени, и Боги покарали ее. Если бы она знала, какой будет эта кара, она бы носа не высунула из родного озера, на берегах которого прожила всю жизнь!
Но ей, видите ли, скучно стало. Надоело плести из прочных стеблей водяного цветка циновки, надоело вместе с остальными женщинами племени собирать на дне озера вкусные ракушки, надоело играть в одни и те же игры, надоело…
Перестань, Лхара, не ври сама себе. Ты просто испугалась, когда на последнем празднике Боги выбрали тебя и еще двух твоих подружек, коротышку Ткини и тихоню Мзалу. Испугалась того, что вам предстояло, и трусливо сбежала.
И нарушила главную заповедь Богов: НИКОГДА не покидать окрестности горы Тимуку.
Ослушание каралось очень строго, даже если кто-то уходил за установленный Богами предел совершенно случайно, в пылу охоты например.
Хотя случайно покинуть мир, созданный Богами, было довольно сложно. Они защитили границы этого мира невидимыми стражами, заставлявшими нарушителя корчиться от боли, стоило ему пересечь границу. Но иногда, особенно после грозы, невидимые стражи засыпали, и тогда можно было выйти. Но беглеца всегда ловили, всегда.
А потом было наказание. Лхара совсем недолго жила на этом свете, всего пятнадцать сезонов дождей прошло, поэтому ритуалов покарания ослушника видела всего три, но и этого было много. Очень много. Потому что страшно.
И каждый раз по-новому страшно. Хотя начиналось всегда одинаково – нарушителя раздевали донага, привязывали к каменному жертвеннику, и старший жрец племени кончиком ножа рисовал на теле несчастного знак одного из Богов, монотонно завывая при этом слова Призыва.
А потом появлялся тот, кого звали. Боги никогда не ходили одни, их всегда сопровождали стражи с короткими черными палками странного вида, внутри которых прятались смертельные пчелы. Однажды мать ослушника, обезумев от горя и ужаса, попыталась помешать Богу, и один из стражей выпустил из палки пчел. Только они не жужжали, эти пчелы, они рычали, громко и страшно. И пронзили женщину насквозь, превратив в окровавленное НИЧТО.
Тогда она, Лхара, совсем еще юная, пережившая всего-то пять сезонов дождей, впервые увидела, как живое разделяется на две части: НИЧТО и СВЕТ.
НИЧТО рухнуло на землю, заливая все вокруг кровью, а СВЕТ метался между Богом, стражами и привязанным к жертвеннику сыном, словно хотел помешать, уберечь, защитить.
Странно, но, похоже, никто, кроме Лхары, не видел этого, даже ее мама. Все с благоговейным ужасом следили за действиями Бога.
Вот один из стражей подает ему странную штуковину серебристого цвета, Бог направляет ее на нарушителя, и из штуковины вырывается тонкий алый луч.
И несчастный закричал. Лхара не смогла долго выносить этот крик, она присела на корточки и зажала руками уши. Больше всего ей сейчас хотелось нырнуть в спасительную прохладу озера, забиться в укромную расщелину на дне и посидеть там весь день, не слыша и не видя этого ужаса.
Да, Боги должны карать, это понятно, но… Мама всегда говорила, что Великий Отец и остальные Боги любят нас, и кара – вынужденная мера, от которой Боги страдают не меньше наказуемого.
Тогда почему этот Бог с алым тонким пламенем в руках явно наслаждается процессом? Почему его обычно холодное невозмутимое лицо раскраснелось, ноздри возбужденно раздуваются, а кончик языка облизывает тонкие губы? Зачем кромсать несчастного на куски заживо? Он ведь не хотел никуда убегать, он гнался за Большой Змеей, хотел порадовать племя добычей, змея была очень большой, много мяса.
А недавно была гроза, и стражи, наверное, опять заснули. Ну, вышел охотник за предел, накажите его, но зачем же ТАК?!
Потом оказалось, что Боги всегда карают именно ТАК. Красный режущий луч или мутная жидкость, от которой тело покрывается жуткими язвами, а потом просто исчезает, оставляя только кости. Или маленькая прозрачная трубочка с жалом, которую вонзают в руку ослушника. И через пару мгновений начинается другой ужас…
Все то же самое Боги проделывали и с нарушителями из племени Земли и племени Воздуха, так что нельзя было думать, что Они особенно не любят племя Воды, к которому принадлежала Лхара. Боги ко всем относились одинаково.
Одинаково плохо. Так думала тогда Лхара.
Но теперь она знает – Боги всего лишь пытались уберечь своих детей от гораздо более страшной участи. Да, жестоко, да, кроваво и жутко, но зато послушные жили хорошо и спокойно.
И только ей, Лхаре, не жилось спокойно. Может, потому, что она могла видеть и чувствовать то, что другим было неподвластно? СВЕТ и НИЧТО, например, а еще – цвет живых. Вокруг каждого был свой цвет: синий, желтый, красный – разные.
И только вокруг Богов был всегда один цвет – черный. Наверное, потому что они не люди – Боги.
И самый черный, самый густой, самый глубокий, который, казалось, затягивал в себя все и всех, был цвет Великого Отца Нгеле.
Лхара видела, что и Ткини с Мзалой отличаются от остальных соплеменников. Девушки старались никому не показывать этого, а может, и не осознавали, считая свои способности само собой разумеющимся.
Почему не показывать, как это делала Лхара? Потому что все, в том числе и она, знали об Избранных. Тех, кого выбирали иногда во время праздников Боги. Через пару дней после праздника Избранные исчезали.
А через какое-то время возвращались с новой жизнью внутри, потому Избранными всегда становились юные девушки, не познавшие еще мужчину. Но возвращались не все, некоторые исчезали навсегда.
Те же, кто вернулся, были странными. Они не смеялись, разговаривали мало, а еще – никогда никому не рассказывали о том, что делали с ними Боги. В них было мало СВЕТА, совсем мало, почти одно НИЧТО. Словно оболочка для вынашивания и рождения Нового члена племени. Чаще всего – странного и необычного, отличающегося от остальных физически.
Их очень мало выживало, этих Новых. Хиленькие были и слабенькие, а в племени Воды не принято возиться с такими. Племени нужны сильные воины и крепкие женщины.
Зато те, кто выживал, постепенно становились в племени лидерами.
Но Лхара все равно не хотела стать корзиной для уродца. Может, потому, что Михар, один из молодых воинов, принес ей букет орхидей? И смотрит на Лхару так странно, так сладко… И на праздниках старается все время сесть рядом.
В общем, когда выбор Богов пал на Лхару, на следующий день она сбежала.
Может, она и не сделала бы этого, не случись накануне страшная гроза.
И Лхара рискнула. Она ушла по воде, так ей было легче передвигаться. Плыла, не останавливаясь, всю ночь и часть дня, переходя из протока в проток. Она не знала, куда плывет, она просто чувстовала направление. Где-то там жили разумные существа, и их было много.
А потом она выплыла в огромную реку, ничего подобного девушка еще не видела. И по реке плыла странная штука, в которой сидели… Боги?!
Во всяком случае, точно такие же внешне, вот только цвет вокруг них был разным.
Лхара совершенно потеряла контроль, ошалев от увиденного. И запуталась в сети, очень похожей на ту, что плели из водорослей у них в племени Воды, только прочнее. Во всяком случае, разорвать ее девушка не смогла. И инстинктивно мимикрировала, втянув руки и ноги.
И вот теперь ее выставляют, как глупую рыбу, на посмешище людям. Вместе с дельфинами, касатками и тюленями, заставляя прыгать через обручи и выполнять разные фокусы. Спасибо хоть держат отдельно от остальных, она ведь самый кассовый экземпляр, «амазонская русалка»!
Да, она выучила их язык, все понимает, но никогда никому этого не покажет. Как не покажет свой настоящий облик.
Это кара, ее наказание. Быть животным на потеху публике. И никто никогда…
«Тебе плохо, да?»
Волна искреннего сочувствия и жалости накрыла Лхару с головой.
ЧАСТЬ 1
ГЛАВА 1
«Шезлонги с пляжа в номер не выносить!»
От неожиданности я совсем не гламурно хрюкнула и повернулась к Мише:
– Это как это? Хозяин отеля – поклонник программы «Аншлаг»? Шутник и балагур?
– Не думаю, – усмехнулся Миша. – Все абсолютно как раз в тему твоего репортажа. Помнишь, была когда-то советская телепередача «Их нравы»?
– Батюшки! – Я засуетилась, осматривая себя со всех сторон. – Неужто пробка выпала?
– Какая еще пробка? – слегка офонарел Мишаня.
– Пескозатычная. Чтобы из меня при ходьбе песок не сыпался и мой истинный возраст не выдавал. Представляешь, какая волна в желтой прессе поднимется – «Анна Лощинина, жена суперзвезды отечественного шоубиза Алексея Майорова, – двоюродная сестра Надежды Крупской! Девочки вместе играли в куклы!». Ужас!
– И еще какой! – тяжело вздохнул Михаил. – Как тебя только Алексей столько лет выносит?
– Никуда он меня не выносит, я сама пока передвигаюсь.
– Искренне ему сочувствую. Ты лучше делом займись, за которым сюда приехала, госпожа журналистка!
– Я могла бы, конечно, совершенно плебейски пнуть вас, Мишель, в копчик, – проворчала я, вытаскивая из висящей на плече сумки фотоаппарат, – но это было бы слишком просто. Возмездие за оскорбуху будет изысканно жестоким и неожиданным.
– Это каким же?
– Если я тебе скажу, эффект неожиданности обидится и не сработает. И вообще, не мешай, отойди от плаката. А то попадешь в кадр в своей корпоративной униформе, и твои работодатели мигом заменят отельного гида.
– Я незаменим, – гордо напыжился Мишаня, но от плаката, установленного при выходе с пляжа, все-таки отошел.
А я запечатлела для потомков вялую попытку турков призвать моих соотечественников к порядку.
Материала для статьи «Наши в Турции» накопилось уже предостаточно, хотя мы с Никуськой пробыли на Анталийском побережье всего три дня. Но – «как много нам открытий чудных» подбрасывает курортная жизнь! Статья получится прелюбопытнейшая, мое возвращение в журналистику незамеченным не останется.
И если уходила я из провинциальной прессы, то возвращаюсь уже в центральную. Хотя десять лет – перерыв весьма ощутимый, как похмелье после «Северного сияния». Штормит не по-детски. Поскольку я не хотела, чтобы мои материалы привлекали внимание исключительно именем жены самого Алексея Майорова, то свои статьи подписывала псевдонимом – Марина Луговская.
А десять лет назад жила-была в одном из областных центров России скромная провинциальная журналистка Анна Лощинина. Неплохо в принципе жила, сотрудничала с многими местными изданиями, имела однокомнатную квартиру и не имела семьи, наслаждаясь спокойной жизнью после развода. Но вот была… Скучным казалось мое бытие, серым и унылым. Слишком спокойным, слишком размеренным и предсказуемым, криминальными расследованиями я не занималась, кропая себе потихоньку статейки «за жизнь».
И сидели мы иногда с моей лучшей подругой Татьяной – для друзей Таньский – по вечерам за бутылочкой мартини и ныли. Ску-у-учно!
Наверное, очень уж искренне ныли, с полной самоотдачей, и там, наверху, нас услышали.
И начали с меня.
Однажды я, поспорив с приятелем, светским обозревателем Илюхой Рискиным, решила доказать, что любой может писать тексты песен, было бы желание. Уж очень бредовые завывания с дурным энтузиазмом носились (да и сейчас носятся) по подневольным волнам радиоэфира. Они, волны, с удовольствием притопили бы этот мусор в глубине, но сие добро, как вы знаете, не тонет.
И вот Илюха в ответ на мою очередную обличительную речь в адрес некоторых авторов, у которых за плечами два класса церковно-приходской школы, ехидно предложил попробовать самой срифмовать хотя бы пару строк. Что, слабо?
Не то чтобы меня просто развести на слабо, но Илюха был мастером международного класса по ехидству и зубоскальству.
Я завелась, как механическая курочка, закококала и накококала неожиданно много, парой строк там не ограничилось.
Илюха прочитал, обозвал меня талантливой дурищей и занялся продвижением моего творчества в шоубиз.
Поначалу это нельзя было назвать продвижением, скорее – втискиванием. Но надо было знать Илюху!
Почему я говорю о Рискине в прошедшем времени? Потому что торнадо событий, зародившийся от нашего спора, разметал мою прежнюю жизнь в щепки. И кое-кто из друзей и знакомых этого бедствия не пережил. В том числе и Илья…
Но тогда – тогда все начиналось просто замечательно. Мои тексты становились все более и более востребованны, и вскоре ими заинтересовался один из небожителей отечественного шоу-бизнеса Алексей Майоров (см. роман Анны Ольховской «Право бурной ночи»).
Мой Лешка. Мой муж. Отец моей дочери Ники.
В общем, с момента появления в моей жизни Лешки скучная жизнь закончилась. Вам надоели покой и рутина, девушки? Вам хочется приключений? Их есть у меня. Получите по полной!
И мы получили. Вернее, большую часть приключений там, наверху, решено было вывалить на меня, но и Таньскому досталось. Мы с ней вместе бежали из лагеря бедуинов в египетской пустыне, потом снова едва не погибли (см. роман Анны Ольховской «Бог с синими глазами»). Но в результате все закончилось для Таньского хорошо, она вышла замуж за красавчика Хали Салима, наследника многомиллионного состояния, родила ему троих детей и благополучно обитает сейчас в Швейцарии.
А нас с Лешкой штормило и швыряло о камни еще долго. Мы не раз теряли друг друга, причем, казалось, навсегда – я тонула в цунами, Лешка погибал в прямом эфире на глазах миллионов телезрителей, – но мы остались живы. Моя встреча с маньяком-людоедом, Лешкина кома и полуовощное существование, экспериментаторы из ЦРУ – казалось бы, ну что еще?!
Сколько можно?!
«Нетушки, – хихикали наверху, – мы еще только начали! У нас для вас еще масса сюрпризов приготовлена, за счастье надо платить!»
И мы платили по полной, потому что были безумно, бесконечно счастливы. И любили друг друга все сильнее. Не знаю, может, именно испытания и не давали нашим чувствам угаснуть.
А потом у нас родилась Ника, наш ребенок-индиго. Девочка, наделенная столь необычными способностями, что ею заинтересовались те, кто должен существовать только в голливудских блокбастерах и никоим образом – в реальной жизни.
Черная магия вуду. Неслабо?
И это было, пожалуй, самое страшное. Потому что разум цивилизованного человека отказывался верить в происходящее. Ведь если кого-то убили на ваших глазах, то он мертв, правильно? Не считайте мой вопрос дурацким, потому что мне пришлось противостоять никак не желавшему умирать колдуну черного вуду – бокору.
Которому нужна была моя дочь, вернее – ее сила (см. романы Анны Ольховской «Фея белой магии» и «Царство черной обезьяны»).
Но мы выстояли, хотя без помощи белой магии, магии волхвов, не обошлось.
Правда, Ника после всех этих событий потеряла, кажется, всю свою силу, словно черный бокор высосал способности девочки. Она больше не чувствует меня и отца на расстоянии, не может общаться мысленно, не может лечить, не может управлять потоками энергии, не может разговаривать с животными. Теперь Никуська – обычная, правда, очень развитая для своих семи с половиной лет девчушка. В три года она сама научилась читать и писать, прекрасно рисует и учит иностранные языки. Пока английский и французский, преподаватели поражаются ее успехам.
Мы с Лешкой, если честно, рады, что дочь потеряла способности ребенка-индиго. Ничего, кроме боли и ужаса, они ей не принесли. Первые полгода после освобождения от власти черного бокора Никуська болела. Душевно, не физически. Она не играла, не рисовала, не носилась веселым мячиком по дому, не резвилась с нашим ирландским волкодавом Маем, любимым коняшкой девочки.
Малышка старалась все время проводить со мной, не отпуская от себя ни на шаг. А еще лучше – забраться маме на руки и прижаться щекой к плечу, тихо посапывая на ухо. Так мы с ней и ходили, словно обезьянка-мама с детенышем.
Летом мы решили съездить в гости к Салимам, Таньский весной родила третьего сынишку, Кемаля.
И там Ника начала возвращаться. Старшие дети Салимов, двойняшки Денис и Лейла, всегда были лучшими друзьями нашей дочери, разница в два года большого значения не имела, наоборот, наша Никуська обычно верховодила в их банде. И поэтому Денька с Лелькой совершенно не заморачивались душевными переживаниями подружки, они теребили и тормошили девочку, тащили ее играть, хвастались хорошеньким, как рекламный пупс, братишкой. А Кемаль радостно пускал пузыри при виде Ники и тянул к ней ручки.
И именно он, Кемаль, заставил нашу дочку сначала улыбнуться, потом рассмеяться, а потом потребовать у нас с Лешкой такого же братика.
В общем, сейчас у нас все хорошо.
ГЛАВА 2
Спокойно, во всяком случае. Может, потому, что фантазия у вершителей судеб иссякла? Не знаю, да, впрочем, это и неважно. Главное – наша семья зажила наконец нормальной жизнью, не собирая вокруг себя бокоров, маньяков, психов из ЦРУ и просто человеческую гниль.
Да и пресса постепенно угомонилась и перестала следить за каждым нашим шагом. Наверное, потому, что шаги эти с точки зрения бананово-лимонных изданий были скучными и неинтересными. Ни одного, пусть даже самого дряхленького, повода для скандала! Алексей Майоров, как бы дико это не звучало для суперзвезды шоу-бизнеса, оказался верным мужем и любящим отцом, его супруга, пока муж мотался по гастролям, по светским тусовкам не шлялась, а занималась исключительно дочерью. Ника Майорова? Красивая девчушка, удивительно похожая на отца, ну и что? Все любопытствующие уже вдоволь насмотрелись на ее необычные двухцветные глаза со звездочками вокруг зрачка.
В общем, от нас постепенно отстали. Ну, не насовсем, конечно, просто папарацци надоело рыбачить на безрыбье, где даже завалященького рака нет.
И тем не менее популярность Лешки не ослабевала, график гастролей был расписан на год вперед, а потом его пригласили на главную роль в высокобюджетном фильме, который собирался ставить модный режиссер.
И теперь мы нашего папу почти не видели. Любой промежуток между гастролями был теперь полностью посвящен съемкам, казалось, Лешка должен вымотаться до донышка, но он фонтанировал кипучей энергией. Глаза сияют, улыбка – Голливуд отдыхает, упругая походка хищника, подтянутая фигура.
И зудящий рой бабья вокруг Алексея Майорова становился все больше. Жена? Дочь? Ну и что? Вы видели ту жену? Я вас умоляю! Ничтожество провинциальное.
Даже выпущенные мною три сборника стихов, неожиданно для всех и в первую очередь для меня ставшие бестселлерами, мнения обитательниц столичного серпентария о жене Алексея Майорова не изменили.
Мне, по большому, да и по малому… фу, туалетом повеяло! В общем, по всем счетам мне было абсолютно безразлично мнение рептилий и пресмыкающихся, вот только…
Нет, Лешка по-прежнему относился ко мне с трогательной нежностью, каждый день звонил, присылал СМС-ки, писал электронные письма. Когда удавалось вырваться, заваливал нас с Никуськой подарками, проводил с нами все время, был внимателен и ласков.
Но… Крошкой в постели, камешком в ботинке, ресницей в глазу в моей жизни появилось это дурацкое «но».
Совершенно по-свински, не объявляя о своих намерениях, из нашей жизни ушла страсть. Все было, конечно, но размеренно, спокойно, по-семейному, что ли. Для полноты картины оставалось только мне облачиться в трикотажную растянутую ночнушку, а Лешке – в сатиновые труселя до колена. А, чуть не забыла, еще бигуди вокруг тыквы. У меня, хотя…
И не надо мне говорить, что пламя не может бушевать постоянно, что в лучшем случае оно превращается в спокойный язычок вечного огня. И то если газ поступает бесперебойно.
Я не хочу превращаться в сестру и подругу, не хочу!!!
Ведь мы по-преженему видимся очень редко, сейчас даже реже, чем раньше! И где одежда, разбросанная от двери к кровати (а иногда и не только к кровати), где нетерпеливые утренние поцелуи, где хриплый от страсти голос? Где?!
Нет, не в Караганде. И не в Пицунде. Этим городам и так не повезло, туда отсылают всякую… гм, мусорят, в общем.
А поскольку свободного времени у меня было больше чем достаточно – Никуська целый день проводила в специализированном центре для особо одаренных детей, домашними делами занималась наша бессменная домоправительница Катерина, – я совершенно незаметно для себя начала превращаться в звездную жену. В нолик. Из тех, что ничего собой не представляют, счастливо обитая при известном муже. Их имена никто не помнит, каждая из них – жена Пупкина. Или Тютькина. В моем случае постепенно исчезла Анна Лощинина, осталась жена Алексея Майорова.
Безделье, господа, штука коварная. Оно затягивает, заставляя незаметно мутировать. Косметолог, бассейн, фитнес-центр, легкий шопинг, болтовня по телефону с подругами – Таньским, например, или Алиной Левандовской. Потом – в машину, забрать дочь из детского центра, провозиться с ней весь вечер, и день прошел. Проплелся. Прополз.
Но когда я, переключая на канал ТНТ, вместо «Комеди Клаб» вдруг почувствовала непреодолимое желание смотреть «Дом-2», из-под многотонного слоя гламурного мусора с ревом вырвался инстинкт самосохранения и вцепился клыками в мозжечок.
Наверное, потому, что только мозжечок ввиду своей кажущейся незначительности не зарос розовой паутиной.
Я вздрогнула, автоматически (пипец!) посмотрела в лежащее рядом зеркальце и едва не заорала от ужаса.
Из серебристого кругляша на меня глупо таращилась Блондинка! Нет, цвет волос я не меняла, меня вполне устраивает собственный ольховый оттенок. Имеется в виду образ жизни, тип мышления. Хотя какое там мышление!
Я брезгливо отбросила зеркало и перевела взгляд на экран…
Да, каюсь, воспитанной даме не к лицу пользоваться лексиконом портовых грузчиков, да еще так громко. И Ксения Собчак тут ни при чем, она всего лишь ведущая кретинской программы, которую тебя, дорогуша, никто не заставлял смотреть.
Я опасливо покосилась на свои руки. Фу-у-уф, по прежнему пять человеческих пальцев вместо трех куриных.
Все, хватит! Хватит быть ноликом, пора снова стать самостоятельной единицей. Именно самостоятельной, просить Лешку помочь мне с работой я не буду. Во-первых, тогда мне ни за что не избавиться от предвзятого отношения к «жене Майорова», а во-вторых, сама обабилась, сама и выбабливайся.
Вот.
Останавливаться и с хрустом чесать затылок перед выбором – кем быть? – мне не пришлось. Кем была, тем и буду – журналисткой. Имеется, правда, в загашнике еще и диплом инженера, но по специальности не работала уже больше десяти лет, поэтому ради безопасности нашей промышленности сдувать пыль с диплома не стоит.
Да, знаю, в столичную прессу без рекомендации попасть очень сложно, но не невозможно. Я давно заметила, что все запреты и ограничения созданы исключительно нашим разумом. Сказано – невозможно, значит, так оно и есть! Чай, не дураки такой вывод сделали.
Чай, кофе, какао – не знаю, что там пили эти «не дураки», – мне сие фиолетово. Или параллельно? В общем, по фигу.
Нет в нашей жизни ничего невозможного, есть только душевная и физическая лень. И трусость. Вот эти неопрятные бабищи и руководят основной массой людей.
А успеха в жизни добиваются только те, кто послал теток в наиболее подходящее для них место.
В общем, под псевдонимом Марина Луговская я начала рассылать свои материалы во все издания Москвы. И их стали публиковать, пусть не сразу, пусть нещадно урезая, но процесс пошел!
А потом мне позвонили из одного еженедельника. Не самого известного и раскрученного, из среднего, так сказать, эшелона, но зато вполне адекватного, без желтизны. И пригласили на собеседование.
Проблем с раскрытием псевдонима у меня не было, на всех фото в прессе Анна Лощинина при полном параде и в макияже. Но, как и у большинства светловолосых, ресницы у меня тоже светлые, и стоит смыть косметику, узнать меня довольно трудно. А если дело дойдет до официального оформления контракта, я что-нибудь придумаю. Что именно? Да хотя бы паспорт сделаю на имя Марины Луговской. Да, противозаконно, но я же не от правосудия скрываться собираюсь, а от излишнего любопытства.
В редакции меня встретила дама приятной полноты, кажется, это так называется. Хотя я в полноте никогда ничего приятного не находила, она во мне, наверное, тоже, и перемирие между нами невозможно. Стоит на капушечку ослабить оборону, как эта зараза с победным гиканьем садится на бока и живот.
А вот встретившая меня дама, назвавшаяся Сусанной Сергеевной, со своей полнотой явно дружила. И поэтому аппетитная округлось ее совсем не уродовала, а даже наоборот.
– Мариночка, – Сусанна Сергеевна подхватила меня под локоть и задала нужное направление, – наш еженедельник, как вы знаете, опубликовал несколько ваших статей…
– Ну, статьи – это слишком громко сказано, – заскромничала я. Для полноты образа можно было бы ввинтить носок туфли в пол, но сделать это на ходу довольно проблематично. – Скорее заметки, личные наблюдения, так сказать, за нашей действительностью.
– Так вот, ваши личные наблюдения оказались весьма симпатичны нашим читателям, на ваше имя пошли письма, особенно людям нравится ваш стиль.
– Ага.
Глубокомысленно, понимаю, чувствуется недюжинный интеллект, но, между прочим, вспомните господина Перельмана. Мы, гении, всегда немногословны. Да и с адекватностью у нас не очень.
Сусанна Сергеевна с сомнением всмотрелась в мое лицо, потом усмехнулась и распахнула передо мной дверь, табличку на которой я прочитать не успела:
– Проходите, располагайтесь.
Небольшой кабинет, никакого «творческого беспорядка», то есть тотальной захламленности, как было в норе моей прежней главной редакторши Людочки. Все на своих местах, все чисто и аккуратно.
– Как вы посмотрите, Мариночка, на более плотное сотрудничество с нашим изданием? – поинтересовалась Сусанна Сергеевна, усаживаясь за стол.
– С комсомольским задором, подразумевающим невиданный энтузиазм.
– Замечательно. Тогда давайте начнем вот с чего…
И я начала, причем довольно успешно, на личном счету появились кое-какие деньги. Конечно, по сравнению с доходами Алексея Майорова они стремились к минус бесконечности, но это были МОИ деньги, заработанные!
Это было зимой, сейчас – начало июня.
В мае в прессе появилась информация о том, что какой-то немец подал в суд на свою туристическую компанию за то, что та продала бедолаге путевку в Турцию в «русский» отель. А отдых пришелся на 9 мая…
В общем, шутливая песенка КВН-щиков «На катамаране немцев таранить» основана, видимо, на реальных событиях.
Поскольку негативных отзывов о поведении русских (и не только – всех братьев-славян) на заграничных курортах становилось все больше, еженедельник заказал мне большую, желательно иллюстрированную, статью на тему «Наши в Турции».
И больше скрывать от Лешки свое возвращение в журналистику я не могла.
ГЛАВА 3
Или все же могла? Я ведь хотела «выстрелить» убойным материалом, привлечь к имени Марины Луговской внимание, чтобы о ней, о Марине, заговорили, чтобы ее имя было на слуху. И вот тогда я, вся такая загадочная…
Мобильник завозился на столе, стараясь попасть в ритм Лешкиной песни. Ну вот, даже домечтать не дал, свинский свин! Опять лебедь мечты сбит прелым валенком реальности.
О чем я не замедлила сообщить дорогому супругу.
– Значит, я – валенок? – уточнил Лешка.
– Причем прелый. И поскольку для вас, сударь, не сезон сейчас, все-таки июнь начинается, извольте отбыть в чулан. Там между обслюнявленным молью тулупом и ватными штанами прадеда Евстафия местечко приготовлено. Пованивает, конечно, слегонца, так ведь и валенки воздух не озонируют. Особенно когда они прелые.
– И вот так всегда! – засопел Майоров. – Другая жена, истомившись в разлуке, нежно заворковала бы, услышав голос своего ненаглядного. И, страстно погулькивая, призывала его домой, на шелковые простыни. А не в чулан к ватным штанам.
– Для страстного погулькивания и томного воркования существует отдельный подвид самок, моделюс вульгарис. Очень старательные девочки, между прочим, с ними как раз не стоит на шелковых простынях время проводить.
– Почему это? – расслабился Лешка.
– Током шарахнет по самому дорогому, а оно тебе надо? В общем, решишь поближе познакомиться с рекламным лицом какого-нибудь продукта – тащи его на льняные простыни.
– Я так и делаю, – радостно сообщил негодяй. – Сплю с одним лицом, и не только лицом, между прочим, именно на льняных простынях.
В груди что-то кольнуло, с шипением приподняла голову ревность, а Лешка тем временем продолжил:
– Ага, слышу нарастающее посвистывание. Не кипятись, зайцерыб, с кем еще я могу спать, кроме тебя?
– Напомни, рекламным лицом чего я являлюсь? – вкрадчиво уточнила я.
– Пообещай, что к моему приезду пива холодненького купишь и чего-нибудь к пивку, тогда напомню. Я сейчас выезжаю из Шереметьево, успеешь?
– Успею.
– А обещаешь?
– Обещаю.
– Тогда напомню. Собственно, то, что ты об этом забыла, в очередной раз подтверждает, что выбор рекламодателей был верным.
– Не томи.
– Пельмени «Бабушка Аня» – наше все!
И быстренько отключился. Говорю же, негодяйская скотина.
Ладно, обещала купить пива – сделаю. Но отомщу всенепременнейше. Главное, чтобы нужные продукты были в ближайшем супермаркете.
– Катерина!
– Аюшки? – В комнату заглянула наша любимая домоправительница. Наша баба Катя, практически член семьи. – Случилось что?
– Лешка едет, звонил только что из Шереметьево.
– Лешенька? – радостно всплеснула руками Катерина. – Вот радость-то! Это сколько же его дома не было? Месяц?
– Чуть больше. Он вообще на два месяца уезжал, видимо, окно какое-то в съемках образовалось, вот и решил домой заглянуть. Он пива свежего просил купить, я съезжу, а ты, баб Кать, пока с торжественной трапезой что-нибудь придумай.
– Что-нибудь! – фыркнула домоправительница. – Ты же знаешь, у меня что-нибудь не бывает.
– Извини, не подумала, исправлюсь, – я чмокнула свекольно-красную щеку. – Я помчалась, хочу еще за Никуськой заехать, пораньше ее забрать, папа с нами так редко бывает, что каждая минута на счету. Так что если Лешка приедет раньше меня, встречай дорогого гостя. Можешь его в стиралку загрузить, от грязи отмыть.
– От какой еще грязи, господь с тобой! – возмутилась баба Катя. – Сколько можно старое вспоминать! Ты же знаешь, Лешенька после того случая ни с кем, ему истории с Иркой на всю жизнь хватило!
– Да ну тебя, Катерина! – отмахнулась я. – Я вовсе не это имела в виду. Непонятно, с какого перепугу ты вообще Ирину Гайдамак вспомнила.
– Сама не знаю, – тяжело вздохнула домоправительница. – Ладно, Аннушка, тебе пора.
По пути в детский центр Ники как раз располагался супермаркет с неплохим ассортиментом. Надеюсь, все для изящной мсти дорогому супругу найдется.
А кто ищет, тот всегда найдет, между прочим. Главное – внимательно на этикетки смотреть.
Я загрузила пиво и закуску в предусмотрительно захваченную сумку-холодильник (собственно, она, сумка, в неправдоподобную для начала июня жару постоянно находилась в багажнике моей «Тойоты») и порулила за дочкой.
По расписанию у особо одаренных детей сейчас был бассейн. Можно было бы, конечно, подождать, пока детишки наплаваются, но я знаю, как расстроится Ника, узнав, что проплюхалась время, которое могла общаться с папсом. Плавать она, конечно, очень любит, но отца – гораздо больше.
Припарковавшись у ворот центра, я набрала номер мобильного телефона Никуськиной учительницы Юлии Сергеевны:
– Добрый день, это мама Ники.
– Здравствуйте, я вас узнала. Что-то случилось?
– Нет, я хочу забрать дочку пораньше. Понимаю, что она сейчас на плавании, но у нас папа неожиданно приехал, и Ника…
– Можете не продолжать, – вздохнула учительница. – Я знаю, как девочка скучает. Я сейчас за ней схожу.
– Мне зайти?
– Да не надо, я сама ее выведу. Вы где, на парковке?
– Да.
– Через десять минут будем.
В десять не уложились, но за двенадцать справились. Массивная входная дверь распахнулась, и к решетчатой ограде вприпрыжку побежала тоненькая длинноногая девчушка, одетая в шортики и легкую маечку. Вьющиеся волосы ольхового оттенка собраны в два хвостика, огромные серо-карие глазищи опушены угольно-черными ресницами, такие же черные тонкие бровки, черты лица – папины, не спутаешь. К почти восьми годам Ника Майорова вытянулась, ушла детская пухлость, но больше всего не знакомых с моей дочерью людей смущало выражение ее личика. Совсем не детское, иронично-умное, иногда ехидное. Ну да, мое, так я же мама, если кто забыл!
Ой, бросьте вы! Излишняя скромность украшает женщину только в том случае, когда других украшений нет.
Следом на крыльцо вышла Юлия Сергеевна, помахала мне рукой и что-то сказала в маленький передатчик, какие были у всех сотрудников этого центра. Безопасность в наше время – не пустой звук.
Охранник у ворот кивнул, и створка медленно поползла в сторону, пропуская Нику.
– Привет, мамсик! – Дочка влетела в машину через заднюю дверь и закопошилась, устраиваясь на детском сидении. – Здорово, что ты меня решила сегодня пораньше забрать, у нас как раз учительница по рисованию заболела, и после бассейна совсем нечего делать было бы.
– А почему ты не спрашиваешь, зачем я тебя забрала? – улыбнулась я, включая зажигание.
Читать бесплатно другие книги:
