Легион смертников Скэрроу Саймон
Помолчав, губернатор посмотрел на двух друзей.
— Однако если вы были честны со мной и все это дело рук Аякса, похоже, что мы имеем дело с куда более умным и опасным врагом, чем я думал прежде, — продолжил он.
Префект кивнул.
— Именно так, и даже больше. Совершенно беспощадным. Думаю, он хочет поднять новое восстание, теперь — в Египте. Это единственное логичное предположение.
— Но зачем? — перебил его Макрон. — Почему ему просто не сбежать и не спрятаться? Найти убежище, переждать, пока мы не прекратим искать его, и наслаждаться свободой вместе со своими сообщниками?
— Нет, так им придется бегать всю жизнь. И Аякс это знает. Ему нигде не будет покоя. Куда бы он ни скрылся, Рим никогда не оставит поиски. Ему остается лишь воевать. Он ничего другого не умеет. Так или иначе, Аякс останется нашим врагом, пока мы не найдем и не убьем его, — ответил Катон.
— Мы не можем ждать долго, — с чувством проговорил Петроний. — У меня и так достаточно проблем с ситуацией в верховьях Нила и без этой заварухи на побережье.
Помолчав, он подошел к столу и сел на табурет, жестом приглашая Катона и Макрона сделать то же самое. Писец остался сидеть в углу, тихо царапая по табличке. Катон глянул на него. Надо тщательно выбирать слова, разговаривая с Петронием, раз тот решил все записать.
Губернатор налил себе воды.
— Провинция подверглась сразу нескольким угрозам, даже до того, как появился этот ваш гладиатор. Если, конечно, вы не виновны в тех деяниях, которые взбудоражили местных.
Макрон уже хотел было вспылить, но Катон слегка покачал пальцем, предостерегая его. Петроний этого не заметил. Он держал чашку обеими руками и глядел на блестящую поверхность воды.
— За последние три месяца нубийцы несколько раз совершали набеги на южной границе, — продолжил он. — Каждый раз продвигались все дальше вдоль Нила и каждый раз отходили прежде, чем мы успевали собрать армию, достаточную, чтобы настигнуть и уничтожить их. Думаю, они проверяют нашу оборону и ведут разведку перед более крупной операцией. Пару дней назад я получил подтверждение этому от стратегов номов на границе с Нубией.
Макрон поглядел на Катона и приподнял бровь. Прокашлялся.
— Извините, командир. Что вы имели в виду, говоря про эти… как их… номы?
Петроний раздраженно поглядел на него и пожал плечами.
— Я мог бы догадаться, что вы не слишком знакомы со здешним распорядком. Дурное наследство прошлых времен, до того, как Египет стал провинцией Рима. Номы — административные районы. Каждый управляется стратегом и местным советом. Они хорошо справляются со сбором налогов и вопросами местной юрисдикции, так что в Риме решили ничего не менять.
— Рад узнать, что греки придумали хоть что-то путное, — хмыкнув, сказал Макрон.
— На самом деле греки переняли эту систему от местных.
— Правда? От египтяшек?
— Ты и вправду не знал, да? — с улыбкой спросил Петроний.
— О чем, командир?
— Об истории этой провинции. Когда-то Египет был великой страной. Задолго до того, как на берегу Тибра появилась деревушка Рим, в которой селяне едва сводили концы с концами.
— Ерунда, — ответил Макрон, показывая большим пальцем в сторону центра города. — Все это они сделали?
— Совершенно верно, уверяю тебя. Только даже не пытайся спрашивать об этом местных, если у тебя нет лишней пары лет, чтобы выслушать весь рассказ.
— Командир, — прокашлявшись, обратился к нему Катон, — так что с нубийцами?
— Ах да, — отозвался Петроний, возвращаясь к главной теме. — Стратег из Асуана. Он послал несколько разведчиков на границу, чтобы собрать информацию. Большинство не вернулись, но, наконец, вернулся один. Он видел колонны нубийцев, собиравшиеся где-то в сотне миль от первого порога Нила. Возглавляет их принц Талмис, старший сын царя Нубии. Он уже расширил владения отца до Эфиопии и прославился как хороший полководец. Хочет продолжить, напав на нашу провинцию, уверен в этом.
— Но почему? — спросил Катон. — Нубийцев на это спровоцировали?
— Можно и так сказать, — признался Петроний. — Год назад император приказал мне послать картографов, чтобы те сделали карту местности до самых истоков Нила. Я высказал ему свое мнение, что это спровоцирует трения с нубийцами. Они люди обидчивые.
— Несомненно. Могу предположить, что они восприняли это как подготовку вторжения. Зачем бы еще Клавдию понадобилась карта местности?
— Секретарь императора заверил меня со всей серьезностью, что вторжения в Нубию не планируется. Цель экспедиции — исключительно научная.
— И вы поверили Нарциссу, так, командир? — спросил Макрон, почесав щеку.
— Верь или не верь Нарциссу, но если получил приказ от императора, остается лишь выполнять его. Я послал картографов в верховья Нила с небольшим эскортом и вручил им послание с выражением доброй воли для нубийцев.
— И что дальше? — спросил Макрон.
— Принц Талмис прислал мне их головы вместе с письмом, в котором посоветовал нам не совать нос в нубийские земли.
— Естественно, после этого вы отправили карательный отряд? — спросил Катон, наклоняясь вперед.
— Конечно. А что мне оставалось делать? Рим не может терпеть таких оскорблений. Наши солдаты сожгли несколько поселений, взяли в рабство больше тысячи человек и разрушили ирригационные системы, попавшиеся им по пути. Тогда и начались эти набеги. Мне пришлось посылать на юг подкрепления, чтобы защитить границу. При нормальных обстоятельствах наличествующих в Египте сил вполне хватило бы для защиты и поддержания порядка. Два легиона, Третий в Александрии и Двадцать второй в Гелиополисе. Еще девять когорт ауксилариев в крепостях по всей дельте и вдоль Нила. Однако, как вам известно, мне пришлось предоставить моему доброму другу сенатору Семпронию три тысячи человек из Третьего легиона и две когорты ауксилариев для подавления восстания на Крите. Большая часть их еще не вернулась. Сейчас Александрию охраняют две когорты легионеров. Тысяча человек, которым приходится держать под контролем полмиллиона. Нелегкая работа, даже в спокойные времена. А когда начались проблемы с Аяксом — если вы сказали мне правду, — моряки и купцы потребовали защитить их. Не говоря уже об обычной напряженности между греками и иудеями. Феллахи, селяне, живущие на побережье, уже готовы восстать из-за набегов на деревни и ограбленного храма. Да, кстати, еще одно… — Петроний заговорил с особенной горечью: — Последние отчеты замерщиков на Ниле свидетельствуют, что ожидается плохой урожай.
— Воды мало? — предположил Катон.
— Наоборот, слишком много, — покачав головой, ответил Петроний. — Разлив Нила в этом году будет много сильнее обычного, значит, и спадать вода будет дольше. Сеять начнут позже. Феллахи будут голодать, и налоги упадут. С первой проблемой еще есть кому справиться, но, как говорится, Вулкан кастетов не кует, так что я сразу получу по шее, когда в казначействе заметят снижение налоговых поступлений из Египта. — Петроний беспомощно развел руками. — Так что ваш приятель Аякс появился в самый неподходящий момент.
Макрон, прищурившись, мрачно поглядел на него.
— Аякс мне вовсе не приятель, командир, — сказал он.
— Это фигура речи, — отшутился Петроний.
Их прервал стук в дверь. Все трое обернулись. В комнату вошел часовой.
— Командир, привел того египтяшку из храма, о котором вы сказали, он снаружи.
Петроний вздрогнул:
— Солдат, я бы очень попросил, чтобы ты и твои сослуживцы более уважительно высказывались о гражданах нашей провинции.
— Командир? — моргнув, переспросил легионер.
— Египтяне, а не египтяшки, ага?
— Есть, командир.
— Отлично, веди его сюда.
Катон поглядел на Макрона и резко выдохнул. Они ждали, когда же уцелевший при разгроме храма расскажет о происшедшем.
Глава 5
Хамед оказался рослым и крепким парнем. Его покрытая синяками голова была выбрита, но после нескольких дней без ухода покрылась темной щетиной. Чуть моложе Катона, с глубоко посаженными темными глазами и широким крючковатым носом, он был типичным египтянином. На нем была простенькая красная военная туника, которую ему, видимо, дали уже здесь, догадался Катон. Хамед стоял перед ними, босой, не кланяясь. Свободно говорил на греческом.
— Вы послали за мной, господин, — сказал он, ухитрившись произнести последнее слово со снисхождением.
— Действительно, — согласился губернатор. — Хотел бы, чтобы ты все рассказал этим двум офицерам.
— Зачем? Я уже дал показания, которые записал ваш писец. В этом нет необходимости, пустая трата времени.
— Незачем делать из этого великое дело, — хмуро сказал Макрон. — Просто будь хорошим парнем и изложи нам подробности.
Жрец оглядел Макрона с ног до головы.
— Позвольте спросить, с кем разговариваю?
Макрон развернул плечи:
— Центурион…
— Хватит! — вмешался Катон. — Ты здесь, чтобы отвечать на наши вопросы, а не задавать свои.
— Правда? А я думал, потому, что стал свидетелем нападения римлян на храм Изиды в Киркуте. Храм в руинах, а жрецы стали пищей стервятников. Я здесь, чтобы узнать, восторжествует ли справедливость. — Он сделал короткую паузу. — Если прибывшим из Рима знакомо это понятие. Пока что я чувствую себя пленником.
Макрон глянул на Катона и прошептал:
— Исполнен достоинства, глядите-ка. Если он и дальше хочет водить нас за нос, я с радостью возьмусь его допросить.
— Пока не надо, — тихо ответил Катон. — Давай поглядим, чего можно добиться более мягкими способами… — И повернулся к Хамеду: — Губернатор попросил нас присоединиться к расследованию происшествия. Мы прочли доклад, но я бы хотел услышать все от тебя лично. Это серьезно помогло бы нам в восстановлении справедливости, о которой ты сказал.
Молодой жрец удивленно поглядел на Катона, но кивнул:
— Хорошо. Я согласен сотрудничать на таких условиях.
— Какая прелесть, — пробурчал Макрон, но Катон предостерегающе глянул на него.
— Расскажи им то, что рассказал мне, Хамед, — сказал губернатор. — Будь добр.
— Хорошо. — Жрец ненадолго закрыл глаза, чтобы собраться с мыслями: — Они пришли в последний час дня. Главный жрец как раз начал церемонию в честь ухода Ра в подземный мир. Старшие жрецы вышли на пристань у берега реки к алтарю. Младшие, и я в их числе, стояли на коленях на берегу у церемониального ковчега. Тогда я и увидел парус. Римский военный корабль вошел в реку со стороны моря и пошел к восточному берегу притока. Главный жрец не обратил на это внимания и приготовил к сожжению амфору пшеницы в жертву Ра, мудрейшему и милосердному. — Хамед на мгновение сложил руки перед грудью и склонил голову. — Корабль продолжал идти к пристани. В последний момент они свернули парус и развернулись, проходя мимо ступеней, спускающихся в воды Нила. И тут же спустили трап.
— Они были одеты по форме? — спросил Катон. — Так, как я?
— На них были туники, но белые. Мечи, щиты и шлемы такие, как у ауксилариев.
— Значит, морская пехота, — сказал Макрон. — Согласуется с тем, что нам известно.
Катон кивнул:
— Продолжай. Что происходило дальше?
— Они окружили нас и заставили собраться на ковчеге, посвященном Ра, мудрейшему и милосердному, — ответил Хамед, снова сложив руки и склонив голову при упоминании бога. — Всех, кроме главного жреца. Они отвели его в сторону, чтобы их командир о чем-то его расспросил. Он сошел на берег последним.
— Можешь описать его нам? — спокойно спросил Катон, игнорируя резкий взгляд, брошенный на него Петронием.
Хамед нахмурился:
— Рослый, мускулистый. Карие глаза. Больше похож на грека, чем на римлянина, но в Египте это обычное дело. Пластинчатый доспех, шлем с гребнем и синий плащ. Меч точно такой же, как у всех вас.
— Значит, ты видел его вблизи, так?
— Да, я был рядом, когда он расспрашивал главного жреца.
— Если его снова увидишь, то узнаешь в лицо?
— Уверен в этом.
— Отлично, — сказал Катон. — Будь добр, продолжай.
Хамед кивнул:
— Он сказал жрецу, что действует по приказу губернатора Александрии. Объявил, что издан новый указ — о конфискации всего золота и серебра, хранящегося в храмах. Потребовал, чтобы главный жрец отвел его в сокровищницу. Тот отказался. Очень разгневался. Сказал офицеру, чтобы тот увел своих солдат из храма, со священной земли. Вместо этого офицер приказал солдатам привести одного из младших жрецов, обнажил меч и обезглавил его. Снова спросил главного жреца, где сокровищница. Не получив ответа, убил еще одного из наших. Убивал одного за другим, пока главный жрец не заговорил. Проклиная римлян, он отвел офицера в сокровищницу. Римляне заставили четверых из нас отнести корзины с золотыми и серебряными монетами на корабль. Когда мы закончили, офицер принялся убивать всех жрецов, начав с главного. — Хамед на мгновение умолк. — Кровь стекала в Нил по ступеням… — дрожащим голосом сказал он.
— Тебе удалось сбежать? — спросил Катон. — Или спрятаться?
— Нет. Я слишком испугался, чтобы что-то сделать. Думаю, там были все жрецы. Я вдруг понял, что остался в живых один. Он подошел ко мне, близко, ближе, чем вы сейчас. Некоторое время молча смотрел на меня. Я был уверен, что он убьет меня, и повернулся лицом к западу, чтобы вознести последнюю молитву Ра, мудрейшему и милосердному…
— Да, хорошо, — перебил его Макрон. — Думаю, это понятно. Что было дальше?
Хамед бросил короткий гневный взгляд на центуриона.
— Я молился, и он схватил меня за плечо и развернул лицом к себе. Сказал, что Рим сыт по горло высокомерием наших жрецов. Сказал, что император Клавдий издал новый указ о том, что со старыми религиями должно быть покончено. И что он оставляет меня в живых, чтобы я донес это известие до других. Офицер сказал, что я должен запомнить его имя и то, что он действовал по приказу вашего императора, Клавдия.
— Мудрейшего и милосердного, — пробормотал Макрон, удостоившись за это хмурого взгляда Катона, но тут же мотнул головой, извиняясь.
Катон повернулся к жрецу и пристально посмотрел на него.
— Так как звали этого офицера? — спросил он.
— Я уже сказал вашему писцу, — ответил Хамед Петронию, кивая в угол. — Он сказал, что он префект. Префект Квинт Лициний Катон.
— Ты уверен?
— Абсолютно. Он заставил меня повторить.
— Что потом?
— Ударил меня по голове рукоятью меча. Я упал без сознания. Очнулся, лежа поверх тел других жрецов. Мое одеяние промокло от крови. Римлян уже не было. Они подожгли дом главного жреца, принесли в храм дров и пальмовых листьев, облили маслом и тоже подожгли. Сгорели все священные изображения на стенах и все священные свитки. Огонь горел всю ночь, и к утру от храма остался лишь обгорелый остов. — Хамед вздрогнул. — Я остался один. Храма нет. Мне оставалось только идти сюда и искать справедливости. Или отмщения. Клянусь всеми богами моего народа, я найду и убью этого римлянина, этого префекта Катона.
— Человек, напавший на твой храм, — не римлянин, — твердо сказал Катон. — Он раб, беглый, выдающий себя за римлянина. Он убивал твой народ по всему побережью Египта большую часть прошедшего месяца.
— Он римлянин, — страстно ответил Хамед. — Неужели вы думаете, что я поверю в иное? А его солдаты тоже прикидывались римлянами? А его корабль — римским военным кораблем? Вы меня совсем за дурака держите?
— Корабль настоящий. Как и римская форма и доспехи, которые на них были. Зовут этого человека Аякс. Он захватил корабль и расправился с экипажем. Мы уже несколько месяцев за ним гоняемся.
— Я вам не верю, — ответил Хамед, с подозрением глядя на Катона.
Петроний кивнул в сторону Катона.
— Ты когда-нибудь видел этого офицера? Или человека, сидящего рядом с ним?
— Нет.
— Подумай хорошенько.
— Я уверен. Я никогда не встречал этих людей до сегодняшнего дня.
— Тогда ты, должно быть, удивишься, узнав, что это и есть префект Катон, а его товарищ — центурион Макрон.
— Что это за розыгрыш? — тряся головой, спросил Хамед.
— Никакого розыгрыша, — ответил губернатор. — Что ж, пора все расставить по местам. Этот человек — префект Катон, и все, сказанное им, — правда. Разрушил твой храм и убил твоих товарищей самозванец. Он хочет спровоцировать ваш народ на бунт. Хочет наполнить их сердца жаждой мести. И преуспел в этом. Теперь ты знаешь правду. И нам нужна твоя помощь, Хамед.
Египтянин продолжал ошеломленно глядеть на него, и Петроний заговорил мягче:
— Ты жрец. Твой народ уважает тебя, прислушивается к твоим словам. Мне надо, чтобы ты рассказал им правду. И не только им, но и всем жителям Александрии.
— Что вы предлагаете, господин?
— Я соберу старшин купечества и судовладельцев. Дам им аудиенцию во дворце, и ты расскажешь им то, о чем только что узнал.
— С чего бы им мне верить? Вы же знаете, что александрийцы смотрят на нас свысока. Почему же они должны прислушаться к словам простого египтянина?
— Потому что, подозреваю, простые египтяне недолюбливают римлян даже сильнее, чем греки недолюбливают египтян. Если ты встанешь на нашу сторону, это заставит греков задуматься. Лучше они узнают правду об Аяксе от тебя, чем от нас.
Хамед кивнул:
— Понимаю. Остается только надеяться, что мне поверят.
Этим же вечером губернатор Петроний занял роскошное церемониальное кресло на возвышении в зале аудиенций. По одну сторону от него сидели Катон и Макрон, по другую — двое писцов. Один должен был записывать слова губернатора, другой — реплики приглашенных. Петроний сделал это своим правилом. На случай, если придется защищаться на суде в Риме по обвинению в продажности или некомпетентности, все его слова должны быть задокументированы.
Зал аудиенций был окружен колоннами с капителями в виде лотосов, традиционной для Египта формы. В этом самом зале оглашали свои указы цари династии Птолемеев. Последняя из династии — царица Клеопатра — принимала здесь сначала Юлия Цезаря, а потом и Марка Антония, сидя на том самом возвышении, где сейчас расположился губернатор. Но блеск церемоний и вежливые слова дружбы двух великих держав ушли в прошлое давным-давно. В зале стояла толпа нервных и озлобленных александрийцев, которых едва сдерживали стоящие с каменными лицами римские легионеры. Хамед уже закончил свой рассказ и подтвердил, что человек, назвавший себя префектом Катоном, и тот, что стоит рядом с губернатором, — разные люди. Привели и других свидетелей, оставленных в живых Аяксом, чтобы подтвердить тот факт, что напавшие были самозванцами.
Поначалу лишь немногие пытались возразить губернатору, обвиняя его в том, что он укрывает преступников из числа римских оккупантов. Петроний недолго слушал их доводы. Вскоре говорящих стало слишком много, и разобрать, что сказал каждый в отдельности, было уже невозможно. Он наклонился к Макрону.
— Центурион, будь добр, заткни их.
— Да, командир.
Макрон сделал глубокий вдох и приложил руки рупором ко рту.
— Молчать!! — проревел он.
Зал аудиенций был построен с учетом акустики, так, чтобы голос с трона было слышно везде. А голоса Макрона обычно хватало на то, чтобы новобранец на плацу остановился как вкопанный, услышав его с пары сотен шагов. Александрийцы онемели. Когда наступила тишина, Петроний заговорил:
— Уверяю вас, люди, которые нападали на прибрежные поселения и грабили ваши суда, — не римляне. Все перемещения кораблей александрийской флотилии задокументированы. В происходящем повинны пришлые, во главе которых стоит Аякс, беглый раб. — Петроний помолчал. — Надеюсь, узнав это, вы вернетесь к своим людям и поможете мне развеять слухи, которыми сейчас полнятся все кварталы города. Проявите ответственность. Если же кто-то из присутствующих продолжит распространять небылицы о том, что римляне причастны к этим нападениям, мне не останется другого выхода, кроме как обвинить такого человека в подстрекательстве к бунту. Виновных ждет конфискация имущества и изгнание либо казнь.
Некоторые начали переговариваться, и тут из толпы вышел человек, поднимая руку.
— Господин, можно мне высказаться?
Петроний кивнул.
— Одно дело — узнать правду об этих набегах, и совсем другое — положить им конец. Этот беглый раб и его банда все еще на свободе. Что вы предполагаете предпринять, чтобы обезопасить нашу торговлю? Слухи о наших потерях распространились по соседним провинциям. Судовладельцы отказываются посылать суда в Александрию и из нее, а те, кто соглашается, заламывают непомерную цену. Думаю, выражу мнение всех купцов, если скажу, что, платя налоги, я ожидаю взамен, что мое дело будут защищать.
— Безусловно! — громко ответил Петроний. — Я также уверен, что вас заботят и жизни моряков, перевозящих ваши товары.
Купец недовольно поежился, но кивнул.
— Естественно. То, что благополучие наших работников и судовладельцев мы принимаем очень близко к сердцу, даже не подлежит обсуждению, — ответил он.
— В том случае, если у них сердца имеются, — пробормотал Макрон.
— Смелое предположение, — тихо ответил Катон.
Петроний бросил на них суровый взгляд, а затем снова посмотрел на говорившего александрийца.
— Господин, мой вопрос остался без ответа, — продолжал тот. — Что вы собираетесь сделать с этим разбойником?
— Я уже решаю этот вопрос. Префект Катон возглавляет отдельную боевую группу, которой поручено разыскать и уничтожить разбойников.
— Но пока что префекту не слишком-то везет! — крикнул кто-то из толпы. Его поддержал хор возмущенных голосов, и Петронию пришлось поднять руки, требуя тишины.
— Я абсолютно уверен в префекте Катоне. Он отлично справится с делом, до завершения которого остались считаные дни.
— Сколько? — спросил другой купец. — Неприятности начались уже больше месяца назад. Еще месяц, и я разорюсь.
Раздались крики на фоне общего недовольного ропота.
— Тише там! — рыкнул губернатор. — Тише, я сказал! Префекту Катону будут предоставлены в распоряжение все имеющиеся военные силы Александрии, чтобы пленить или уничтожить Аякса.
Макрон толкнул друга локтем:
— А вот это для меня новость.
— И для меня, — едва улыбнувшись, ответил Катон. — Самая желанная.
— А что еще я должен был сказать? — раздраженно проговорил Петроний, разговаривая с офицерами наедине по окончании аудиенции. — Вы же слышали. Они на грани бунта. У некоторых из них хорошие связи в Риме. Ко всему прочему, последние два императора раздавали владения в Египте своим фаворитам, как закуску за обедом. Даже у Нарцисса есть пара имений в дельте. Из-за Аякса доход от торговли зерном и другими товарами с этих имений под угрозой. А у Нарцисса такое влияние, что я очень не хотел бы с ним враждовать. Поэтому для меня жизненно важно, чтобы он и его друзья знали, что я делаю все возможное, чтобы снизить напряженность в Александрии.
— Но на самом деле вы не собираетесь дать нам все, что нужно для выполнения задачи, так, командир? — спросил Макрон.
— Нет. Просто не могу. Я же говорил вам, у нас и так сил в обрез. Я не могу посылать солдат в такую безнадежную погоню.
— Она не была бы такой безнадежной, если бы у нас было больше солдат и кораблей, — настойчиво сказал Макрон. — Если мы расширим зону поисков и будем иметь превосходство в силе, то быстро найдем Аякса.
— Если найдете.
— Мы его найдем, — твердо сказал Катон. — Даю вам слово.
— А что, если он уйдет из дельты? — спросил Петроний. — Что, если пойдет на север или на запад? Что тогда? Вы зря потратите время, гоняясь за призраком.
— Он отсюда не уйдет. Зачем бы ему это? Он уже преуспел в разжигании бунта против Рима. Он будет оставаться здесь, пока уверен, что вредит Риму наилучшим образом. Дайте нам флот, и мы быстро найдем и поймаем его.
— Дать вам флотилию? — криво улыбнувшись, спросил Петроний. — Мне и так приходится использовать морскую пехоту для охраны города. Кроме того, сейчас каждый солдат на счету — для обороны от нубийцев.
— Мне нужна флотилия, — настаивал Катон.
Петроний резко вдохнул и ненадолго задумался.
— Хорошо, я дам вам шесть кораблей. Но только на месяц. Дольше не имею возможности.
Катон задумался. Восемь кораблей достаточно, чтобы разделаться с Аяксом и его бандой, но месяц времени… Это проблема.
— Одного месяца может не хватить.
— Это самое большее, на что вы можете рассчитывать. А по окончании поисков я хочу, чтобы вы отправились под командование легата Двадцать второго легиона в Диосполис Великий. Действуйте, префект.
Глава 6
— Все равно что искать зернышко в мешке с солью, — посетовал Макрон, идя следом за Катоном и Хамедом под навесом к вытащенным на берег рыболовецким лодкам. — Этот хренов Аякс — просто невидимка.
— Мы его найдем, — спокойно ответил Катон. — Чего бы это ни стоило.
— Важно не что, а когда. Месяц на исходе, Катон. Если в ближайшие пять дней мы его не найдем, нам придется завершить поиски.
— Я отлично это понимаю, центурион.
Макрон сжал губы. Бесплодные поиски Аякса измотали его друга, и Катон возымел привычку вспоминать о звании друга, когда ему надоедали споры или он не желал слушать возражений. Дальше они пошли молча.
Подошли к рыбакам, которые доставали из сетей трепыхающихся серебристых рыб и кидали их в корзины. Хамед шел первым, чтобы заговорить с соплеменниками на родном языке и убедить их в том, что они не представляют угрозы. Жрец охотно согласился участвовать в поисках, когда Катон попросил его стать им проводником и переводчиком. Храм в Киркуте был всем в жизни Хамеда. Его отправили туда еще ребенком, жрецы храма стали его семьей, и теперь его душа горела жаждой мести.
Катон и Макрон были без доспехов, в туниках и с кинжалами в ножнах на перевязях, убранными за спины. На Хамеде и вовсе было простое одеяние феллаха, селянина. Рыболовецкие лодки обнаружил один из ялов, которые Катон отправил патрулировать устье Мендеса, одного из рукавов дельты Нила. Остальные корабли укрылись в мелководной бухте неподалеку. Катон с товарищами высадились скрытно, чтобы рыбаки их не увидели, и сняли доспехи и боевое оружие, чтобы не пугать их.
Следствием зверств Аякса стало то, что опросить местных жителей было практически невозможно. Едва увидев парус римского корабля или людей в римской военной форме, селяне попросту убегали. Единственными, от кого удалось получить хоть какие-то сведения, были моряки с тех немногих судов, которые осмелились выйти в море, да селяне, к которым удавалось приблизиться незамеченными, как сейчас.
— Они нас увидели, — тихо сказал Макрон.
Они уже подошли к рыбакам ближе чем на сотню шагов, и один из них поглядел на пришедших. Тут же что-то крикнул своим товарищам. Те побросали сети и выхватили дубинки и ножи, которыми потрошили рыбу. Никак не могли решить, то ли бросить улов и сбежать, то ли попытаться противостоять троим людям, идущим к ним. Двенадцать, сосчитал Макрон. Четверо на одного, если что. Рыбаки худые и жилистые, профессиональных воинов среди них нет. Но изрядное численное превосходство, видимо, позволило рыбакам не испугаться, и они остались на месте, осторожно поглядывая на идущих к ним.
— Скажи, что мы не причиним им зла, — велел Хамеду Катон. — Хотим купить их улов и поговорить.
Хамед кивнул и радушно поприветствовал рыбаков. Один из рыбаков что-то ответил, выставив руку вперед, видимо требуя, чтобы они остановились. После короткого разговора Хамед повернулся к Катону.
— Я сказал им, кто мы такие. Тот, кто говорил со мной, — староста деревни. Он спросил, одни ли мы здесь. Я сказал, что одни.
Катон нервно кивнул. Оставалось надеяться, что морские пехотинцы, оставшиеся на яле, исполнили приказ и сделали все, чтобы их не заметили.
— Спроси его, не видел ли он других римлян в последнее время.
Долгий разговор, в ходе которого староста резко махнул рукой в сторону реки. Жрец снова обернулся к Катону.
— Несколько дней назад в устье реки вошел военный корабль. Стоял всю ночь, утром пошел дальше.
— Куда?
— На запад.
— Нам навстречу? — нахмурившись, спросил Макрон. — Мы его не видели.
— Видимо, проскользнул под покровом темноты, — ответил Катон. — Или они первыми заметили нас и развернулись обратно. Или пошли вдоль берега. Если, конечно, это был Аякс. — Он ненадолго задумался. — Наверняка он. Кроме нас, в дельте нет военных кораблей. — Махнул рукой в сторону лодок, небольших суденышек из связок папируса. — Спроси, можем ли мы купить у них часть улова.
Хамед перевел вопрос, и мужчина осторожно подозвал их. Катон держал руки перед собой, чтобы было видно, что в них нет оружия. Темноглазые рыбаки настороженно оглядели их и разошлись полукругом, подпуская к корзинам. Внутри трепыхались десятки рыб, разевая рты. Остальная рыба еще билась в сетях. Катон повел рукой в сторону рыбаков.
— Скажи, что мы не будем мешать их работе. Пусть продолжают, пока мы поговорим.
Подозрительно поглядывая на пришедших, рыбаки снова принялись ловко вынимать рыбу из сетей. Староста продолжал разговор с Хамедом.
— Он спрашивает, сколько мы хотим купить.
— Одной корзины хватит, — ответил Катон, снимая с ремня кошель и доставая несколько серебряных монет, которые Петроний выдал на закупку провизии. — За десять оболов.
Глаза у старосты загорелись, но он тут же состроил недовольную мину.
— Он говорит, двадцать. Слишком много людей надо прокормить в деревне. Если продаст улов, кому-то придется лечь спать голодным.
— Обдираловка! — зарычал Макрон.
— Двенадцать, — сказал Катон Хамеду. — Нормальная цена. Скажи ему.
Рыбак помотал головой.
— Пятнадцать. И говорит, что себе в убыток. Но видит, что ты хороший человек, и такая цена только для тебя.
— Пятнадцать оболов! — раздраженно фыркнул Макрон. — Он нас что, полными дураками считает?
— Тише, — шепнул Катон. — Пусть будет пятнадцать.
Отсчитал монеты и отдал их. Староста мгновенно схватил деньги и сунул в грязный льняной мешок, висящий на одной из лодок.
— Скажи ему, что дам еще пять оболов, если он расскажет, что знает о людях, нападающих на прибрежные деревни. Спроси, не знает ли, откуда они появились.