Плутократы Абдуллаев Чингиз
Если бы она сказала просто в Европе, то было бы похоже на обычную лесть. В Англии, во Франции, и особенно в Швейцарии, существовало несколько аналитических агентств очень высокого класса. Но Бочарова уточнила, сказав «Восточная Европа». А это было почти правдой.
– Возможно, и так, – Петровский посмотрел на дверь. Обычно Инна не задерживалась более чем на одну минуту. Она знала, что он не любил ждать.
– Мы должны быть уверены в наших сотрудниках, – продолжил он, – поскольку имеем дело с доверием наших клиентов, иногда очень известных людей. Президенты, банкиры, политики, известные деятели шоу-бизнеса, дипломаты – в общем, публика, которая не любит читать о себе в газетах. Наша цель – не допустить абсолютно никакой утечки информации.
– Мне говорили, что у вас есть отдел, занимающийся такими проблемами. Кажется, собственная безопасность. Я нахожу такие требования справедливыми.
– Управление, – поправил ее Святослав Олегович. – У нас целое управление.
В этот момент Инна внесла наконец поднос с кофе. Расставив чашечки на столике, она молча удалилась. Петровский взял свою чашку и попробовал кофе. Он всегда пил черный кофе без молока и сахара. Или чай, тоже без молока и сахара. Наталья Андреевна подняла свою чашечку и сделала несколько небольших глотков.
– Можно, я задам вам один нескромный вопрос? – спокойно спросил Святослав Олегович.
– Можно, и не один, – кивнула она. – Я понимаю особую деликатность работы вашего ведомства.
– У вас погиб муж больше восьми лет назад. Тогда вы были достаточно молодой женщиной. Как и сейчас, – сделал он комплимент. – Почему вы не вышли снова замуж? Вы можете мне ответить искренне?
Наталья Андреевна не удивилась. Только чашечка в ее руке чуть дрогнула. Она сделала еще один глоток, поставила чашку на край стола и ответила, глядя прямо в глаза Петровскому:
– Я любила моего мужа.
– Настолько, что решили больше не выходить замуж?
– Да. Мне кажется, вас это несколько удивляет? У меня было двое уже взрослых детей, и я была обязана думать об их благополучии. Поэтому приняла решение забыть о личной интимной жизни и думать больше о них. Мои карьерные устремления были посвящены семье. Мне немного повезло, у меня была жива мама, которая мне очень помогла. А я занималась любимой работой.
– Тогда мне придется задать еще один вопрос, – вздохнул Святослав Олегович, – простите меня за бестактность. У вас были мужчины в эти годы? Я имею в виду, вы с кем-то встречались?
Она снова не удивилась, хотя данный вопрос никак не мог входить в систему проверки лояльности сотрудников. И все-таки не удивилась. Опять немного подумала, прежде чем ответить. Ему нравилась эта манера думать, прежде чем говорить. Юлай прав, возможно, она действительно прекрасный специалист в области финансов.
– У меня были мужчины, если вас действительно волнует этот вопрос. Но не было никого, кто мог бы стать отцом моих детей. Поэтому я не считала возможным знакомить этих людей с ними.
– Исчерпывающий ответ, – согласился Петровский и сделал паузу. Намеренную, длинную паузу, чтобы посмотреть, как она будет реагировать на долгое молчание.
Женщина не нервничала, она сидела и ждала, когда он задаст ей следующий вопрос.
– У меня будет к вам одно предложение, – произнес наконец Петровский. – И я заранее прошу прощения, если оно вас оскорбит. Но это одно из условий нашей проверки. Если хотите, решающих условий… – Он еще помолчал. Она ждала, когда он заговорит.
– Разденьтесь, – неожиданно попросил Петровский.
Наталья Андреевна не смутилась, только чуть качнулась. И переспросила:
– Что вы сказали?
– Я предложил вам раздеться.
– Мне не жарко, спасибо.
– Нет, вы меня не поняли. Я предлагаю вам сбросить с себя всю одежду. Абсолютно всю.
Она потянулась за сумочкой – должно быть, сказалась многолетняя привычка. Но пачки сигарет в ней не было. Тогда несколько растерянно взглянула на Петровского и проговорила:
– Извините, я не думала, что подобные сцены входят в систему вашей проверки.
– Входят, – безжалостно подтвердил он, с любопытством наблюдая за ее реакцией.
Бочарова захлопнула сумочку.
– То есть вы хотите, чтобы я разделась в вашем кабинете? – заметно нервничая, спросила она, чувствуя, что сорвется на крик или на слезы. Но держалась.
– Да, – кивнул Петровский, – и не нужно так волноваться.
Женщина резко поднялась. Он сидел в кресле, даже не пошевельнувшись.
– До свидания, – срывающимся голосом произнесла она. – Кажется, я ошибалась, выбрав ваше агентство. Если я встречалась с некоторыми мужчинами, это не значит, что я была дрянью. – И, повернувшись, пошла к дверям.
– Я так не говорил, – сказал он, когда она оказалась у него за спиной.
Наталья Андреевна остановилась. Повернулась к нему:
– Что вы себе позволяете? Да разве так можно? Или вы думаете, что ради ваших денег я готова вам отдаться?
– Вы финансовый работник и должны формулировать все достаточно четко. Я просил вас раздеться, я не говорил, что вам нужно кому-то отдаваться.
Она все еще не понимала, что происходит.
– Неужели вы полагаете, что я могу вот так взять и раздеться? – спросила обиженным голосом. – И зачем вам это нужно. Я уже бабушка, у меня трое внуков…
– Тем более, – он наконец поднялся и повернулся к ней. – Я не могу понять, почему вы уходите. Что в моих словах показалось вам столь оскорбительным? Считайте, что я врач и должен вас осмотреть, перед тем как принять на работу.
– Но вы не врач, – отрезала она. – И я не понимаю, зачем вам это нужно? Для чего?
– У вас есть два варианта, – пояснил Петровский. – Первый – вы раздеваетесь и с завтрашнего дня работаете у нас. Второй – вы уходите и продолжаете трудиться в вашем банке. Ведь вы еще оттуда не уволились и сейчас находитесь в отпуске? Как видите, мы все предусмотрели.
Бочарова стояла у выхода из кабинета. Когда он закончил говорить, она повернулась к двери. Сделала один шаг. Еще один. Он уже собирался ее окликнуть, когда она снова повернулась и вдруг спросила:
– Вы помните фильм «Игрушка»? – Он только молча улыбнулся.
– Так кто из нас хуже, – напомнила она. – Вы, приказывая мне раздеться, или я, готовая на все ради ваших денег?
Петровский медленно покачал головой:
– Это не тот случай. Тогда он приказал выйти и обойти редакцию. А я не предлагаю вам гулять голой по нашим коридорам.
– Это одно и то же, – Наталья Андреевна все еще пыталась отстоять свою независимость.
– Неужели вы думаете, что я предлагаю вам раздеться ради моей прихоти или забавы? – осведомился Святослав Олегович. – А может, вы считаете, что мне просто приятно смотреть на раздетых женщин? Будем откровенны, если я захочу, через полчаса в моем кабинете будут лучшие топ-модели, которые исполнят любое мое желание.
– Я это знаю, – сказала она, – и только поэтому пока еще не вышла из вашего кабинета. Я не хочу у вас работать, господин Петровский, но я хочу понять, почему вы предложили мне сделать такую вещь? Неужели не понимаете всю абсурдность вашего пожелания?
– Понимаю. Но все равно настаиваю. Считайте это моим личным капризом. У нас такие правила.
– И все раздеваются? – не поверила она. – И мужчины, и женщины?
– У мужчин другой тест, – ответил он. – А у вас по-прежнему есть два варианта. Остаться или уйти.
– До свидания, – проговорила она. – Я не собираюсь здесь оставаться.
Когда Бочарова взялась за ручку двери, он попросил:
– Наталья Андреевна, остановитесь.
Но она не задержалась ни на секунду. И вышла из кабинета, громко хлопнув дверью. Петровский счастливо улыбнулся. У этой женщины есть свои принципы, она достаточно сильный и волевой человек. Ее можно утверждать не просто финансистом, а даже заместителем Юлая. Такую нельзя купить или уговорить выдать корпоративные секреты организации. Он подошел к столу и вызвал своего заместителя.
– Юлай, – попросил он негромко, – догони ее. Она вышла от меня.
– Я же предупреждал, – было слышно, как Юлай уже бежит по кабинету.
Петровский сел в кресло, ожидая, когда ему позвонят. Через несколько минут Юлай действительно позвонил.
– Ушла, – тяжело дыша сообщил он. – Заявила, что руководитель у нас абсолютный маньяк. Я не смог ее уговорить. Она просто повернулась и ушла.
– Очень хорошо, – улыбнулся Петровский. – У нас уже было несколько таких случаев.
– Но все оставались, а она ушла, – заметил Юлай. – Я же говорил тебе, что с ней нужно осторожнее.
– Возьмешь ее своим заместителем с правом финансовой подписи. И будешь поручать ей всю финансовую отчетность, кроме перечислений в офшорные зоны.
– Но она ушла, – напомнил Юлай.
– Это уже моя проблема, – усмехнулся Святослав Олегович. – И не забудь напомнить мне про доллар. Кажется, я его проиграл. Ты был прав. Она не захотела принять мое предложение.
Через два часа заказав роскошный букет цветов, он подъехал к дому Бочаровой и поднялся на восьмой этаж. Позвонил и долго ждал, когда ему откроют. Наконец в дверях появилась молодая женщина, очень похожая на ту, что приходила к нему.
– Мне нужна Наталья Андреевна, – улыбнулся Петровский. – Извините, что пришел так поздно.
– Ничего страшного, – молодая женщина с понятным любопытством смотрела на него. Так обычно смотрят взрослые дети на чужих мужчин, которые появляются в их доме.
– И не открывайте двери незнакомым, – посоветовал Петровский.
– У нас не опасно, – улыбнулась она, и в этот момент из комнаты, мягко ступая, вышел огромный бульдог и недружелюбно уставился на незнакомца.
– Действительно, не опасно, – пробормотал Святослав Олегович, делая шаг назад.
– Мама, это к тебе! – крикнула молодая женщина.
Из другой комнаты появилась Наталья Андреевна. Она была в брюках и темно-синей майке. Увидев гостя с букетом в руках, испуганно замерла. Очевидно, бульдог почувствовал ее настроение, поскольку, оглянувшись на хозяйку, издал отнюдь не дружественный рык.
– Место, – ровным голосом приказала ему хозяйка дома. – Иди в комнату.
Бульдог еще раз глянул на Петровского и, повернувшись, ушел в комнату. Дочь хозяйки смотрела на мать и на гостя, уже понимая, что между ними что-то произошло.
– Зачем вы пришли? – спокойно поинтересовалась Бочарова. – Или вы думаете, что дома более подходящая обстановка?
– Не нужно так близко принимать к сердцу все сложности на работе, – дипломатично проговорил Святослав Олегович. После того как собака ушла, он обрел большую уверенность. И протянул букет цветов дочери Бочаровой. – Поставьте, пожалуйста, в вазу с водой. Я хочу с вами поговорить, Наталья Андреевна, и объясниться.
– Не понимаю, что еще вы можете мне объяснить, – отозвалась она.
– И тем не менее я настаиваю, – он ждал ее решения.
– Входите, – разрешила Бочарова. Очевидно, ей тоже было интересно.
Он вошел в коридор, прошел в гостиную. Квартира была большая, удобная. «Вероятно, четыре комнаты, – подумал Петровский. – Дом кооперативный, в него вселялись лет двадцать назад. Должно быть, ее супруг зарабатывал неплохо еще тогда. Но сделан свежий ремонт, а это уже на ее деньги».
В гостиной они сели за стол. Наталья Андреевна сложила руки на груди, словно подчеркивая свое отторжение и неприятие гостя, испытующе посмотрела на него.
– Я хочу извиниться, – начал он, – дело в том, что это основный тест, на котором проверяются все наши новички. Не нужно было на меня обижаться. Юлай Абуталипович пытался вас уговорить, но вы не стали слушать его аргументов.
– А вы бы стали, – откликнулась она, – если бы ваш начальник предложил бы вам такой же способ проверки? Неужели остались бы?
– Я бы сначала подумал, почему мне предлагают раздеться, – улыбнулся Петровский. – А здесь возможны три варианта. Первый и основной, это проверка моей реакции на нестандартную ситуацию. Второй, менее возможный, я нравлюсь моему начальнику или начальнице. И третий, маловероятный: он – сумасшедший.
– Интересные варианты, – чуть усмехнулась Бочарова. – Какой из них больше подходит для нашей ситуации?
– Третий, – мгновенно ответил Святослав Олегович, – я ненормальный.
– И я должна согласиться работать у такого человека? Вы не думаете, что для меня гораздо безопаснее просто не поступать к вам на работу?
– Нет, не думаю, – снова улыбнулся он. – Дело в том, что нам нужен именно такой специалист, как вы. И давайте без обиды. В каждой организации существуют свои специфические правила при приеме на работу. Возможно, у нас они не совсем обычные, но уверяю вас, они разработаны с участием ведущих психологов.
– Представляю, что они вам насоветовали! – буркнула женщина. – Хорошо еще, что вы проверяете сотрудниц таким необычным способом. А можно проводить еще более откровенный тест. Например, ловить на улицах и насиловать. И смотреть, как они себя будут вести. Вам не приходила в голову такая идея?
– Пока нет, – очень серьезно ответил Петровский, – но если вы так считаете, обязательно попробуем. – Он произнес эти слова без тени улыбки.
Наталья Андреевна нахмурилась.
– Я начинаю вас бояться, – призналась она.
– Не нужно, – он тяжело вздохнул. – Неужели вы думаете, что в Москве существует дефицит финансистов, даже таких опытных, как вы? Полагаю, за такие деньги мы без труда найдем нужного специалиста.
– Тогда в чем дело? – спросила она. – Зачем вы явились ко мне с этим веником?
«Она допустила ошибку, – подумал Петровский. – Обратила внимание на цветы и преувеличенно грубо назвала роскошный букет «веником». Ее оборона дала трещину». Невозмутимый человек не показывает своих эмоций. Равнодушный реагирует совсем по-другому.
– Хотел загладить свою вину, – признался он.
– И вы не боитесь? – вдруг спросила она. – У нас дома очень свирепая собака. Очень. И если я ее сейчас позову, то наш сэр Бэримор может проявить характер.
– Вы хотите, чтобы меня покусала ваша собака? – усмехнулся Святослав Олегович. – Что ж, если вы считаете, что таким образом сможете меня наказать, я согласен на эту пытку.
Хозяйка дома оценила его иронию и улыбнулась. Впервые за все время разговора. И наконец разжала руки, положила их на стол.
– Вы не подумали, что я могу предложить вам самому раздеться? – задала вдруг вопрос Наталья Андреевна. – Интересно, как бы вы на такое отреагировали?
– Разделся бы, – спокойно признался Петровский, а она неожиданно поняла, что он говорит абсолютно искренно.
– Вам не говорили, что вы очень странный человек? – полюбопытствовала Бочарова.
– Постоянно говорят. И даже пишут. Но представьте себе, что меня не обижает такая характеристика. Даже наоборот. Мне нравится, когда утверждают, что я не похож на других.
Она промолчала. Просто какое-то время смотрела на него и молчала. Но наконец спросила:
– Что вам нужно? Зачем вы пришли?
– Извиниться и объявить вам, что вы приняты на работу. Первым заместителем Юлая Абуталиповича. С правом финансовой подписи…
Бочарова тряхнула головой, улыбнулась. Дома она выглядела гораздо привлекательнее и мягче. Очевидно, строгий деловой костюм заставлял ее внутренне собраться. На работе эта женщина была несколько другим человеком. Это его устраивало.
– Вы доверяете мне потому, что я не захотела раздеться в вашем присутствии? – прямо поинтересовалась она. – Или у вас есть другие мотивы?
– Я проверил, как вы ведете себя в нестандартной ситуации и понял, что вы мне подходите. У вас есть свои принципы, которые вы готовы отстаивать. Есть своя точка зрения, воля. Меня это устраивает. Если вы не примите мои извинения, я буду разочарован. Значит, вы не настолько сильный и волевой человек, как я предполагал. И не настолько умный.
Они посмотрели друг другу в глаза. Наталья Андреевна не выдержала первой – отвернулась. Затем пожала плечами.
– Вы не оставляете мне выбора. Если я откажусь от вашего предложения, то поступлю как дура. А если не откажусь? Вы действительно хотите, чтобы я у вас работала?
– Хочу, – сказал он. – Я редко ошибаюсь в людях. Мне нужен именно такой специалист, как вы. Так вы согласны? Только не спрашивайте, придется ли вам раздеваться еще раз. Вы все прекрасно поняли.
– Я подумаю, – ответила она, и это было согласием.
Петровский поднялся со стула:
– Спасибо. Я думаю, вам будет интересно у нас работать. До свидания.
Он вышел в коридор и прошел к входной двери как раз в тот момент, когда дочь Натальи Андреевны вышла из кухни с подносом в руках. На подносе дымились две чашечки кофе, стояли сахарница и тарелка с нарезанными кусками свежего пирога.
– Вы уже уходите? – опечалилась она. – А я приготовила для вас кофе.
– В следующий раз, – улыбнулся Святослав Олегович. – До свидания.
Выйдя из квартиры, он тихо прикрыл дверь и начал спускаться по лестнице. У него было хорошее настроение. Теперь Петровский был уверен: завтра Наталья Андреевна явится к ним на работу. У него появилось бы еще более хорошее настроение, если бы он мог услышать, что происходило в квартире, из которой он только что вышел. Дочь все еще стояла с подносом в коридоре, когда туда вышла мать.
– Кто это? – спросила дочь. – Пришел с таким потрясающим букетом цветов, а так быстро ушел. Это твой новый знакомый?
– Нет, – ответила мать. – Это мой новый шеф.
– Он тебе нравится? – уточнила дочь.
– Не знаю, – призналась мать. – Но мне кажется, я еще не встречала таких людей.
– Значит, нравится, – констатировала дочь, направляясь обратно на кухню. – Я приготовила тебе кофе. Только постарайся не влюбиться в него. Вам еще только служебного романа не хватало.
Глава 3
Прошло несколько дней, и Петровского вновь посетил Валентин Георгиевич. Он вошел в кабинет, улыбаясь, чувствуя себя хозяином положения. Не дожидаясь приглашения, уселся в глубокое кресло, заранее зная, что скажет хозяин кабинета.
Святослава Олеговича несколько покоробила такая бесцеремонность, но он заставил себя улыбнуться, усаживаясь напротив. Чуть раньше секретарь получила от него четкие указания никого к нему не впускать и ничего не предлагать – ни чая, ни кофе.
– Мы рассмотрели ваше предложение, – сказал Петровский, – оно достаточно интересно.
Валентин Георгиевич улыбнулся. Он был уверен, что Петровский примет их предложение.
– Нам пришлось поработать, – признался Святослав Олегович. – Мы обычно проверяем организации, с которыми предстоит работать.
Хитрые лисьи глазки посетителя тут же насторожились, как только Петровский заговорил о проверке.
– Мы собрали для вас документы, – сообщил Валентин Георгиевич.
– Мы тоже собрали, – спокойно сообщил Святослав Олегович, – и нам удалось узнать, что, после того как «Голдман Сакс» выделил стомиллионный кредит, комбинат начал реконструкцию. И бывший директор Илья Федорович сделал все, чтобы поднять производство.
– Наверное, – согласился его собеседник, – но его убили. И нам нечего его вспоминать.
– По оценке наших экспертов, комбинат уже сейчас стоит не двести, а все триста миллионов, – продолжил Петровский. – И вам удалось за некоторое время перед убийством его директора скупить около пятнадцати процентов акций предприятия?
– При чем тут убийство? При чем тут наши акции? – очень тихо спросил Валентин Георгиевич. – Мне кажется, вы несколько увлеклись, господин Петровский. Сейчас мы говорим не об этом. Наша задача – провести быструю процедуру банкротства и передать комбинат другим людям, которые могут спасти производство. А вам нужно обеспечить нас необходимой информационной поддержкой в газетах и на телевидении. И больше ничего. Не нужно совать нос в чужие дела. Поверьте, это в ваших интересах.
– У вас пятнадцать процентов, – продолжил Петровский, словно не слышал хамских слов посетителя. – Этого явно недостаточно, чтобы получить большинство в совете директоров. Насколько нам удалось узнать, вы дважды приезжали в Нижнебайкальск и даже встречались с погибшим директором комбината.
Это была ответная угроза, и Валентин Георгиевич почел за благо промолчать. Он понял, что работники «Миллениума» не просто проверили все факты, но и провели собственное расследование. И поэтому просто молча слушал хозяина кабинета.
– Наверное, это случайное совпадение, – безжалостно продолжал между тем Святослав Олегович. – Говорили даже, что вы были на комбинате за день до убийства директора. Но, как вы верно заметили, лучше не совать нос в чужие дела и не заниматься расследованиями. Поэтому мы проверили по нашей бирже и выяснили, что акции комбината все время растут. Будет очень трудно провести процедуру банкротства. Хотя в нашей стране нет ничего невозможного.
– Рад, что вы это наконец поняли, – вздохнул Валентин Георгиевич. – Значит, мы договорились?
– Пятьдесят один процент акций принадлежит бывшему владельцу «Дельта-банка» Глебу Жуковскому, – говорил спокойно Петровский. – А он ни при каких обстоятельствах не продаст вам свои акции. И заставить его это сделать невозможно. Хотя бы потому, что он живет в другой стране и вашим людям до него трудно добраться. Банк у Жуковского отняли, отобрав лицензию. Отнять же акции законным путем невозможно. Так что фактический владелец комбината по-прежнему Жуковский. Только в случае процедуры банкротства комбинат может лишиться этого владельца и оказаться у других людей.
– Возможно, – снова согласился гость, – может быть, и так. Когда мы подпишем соглашение? Мы готовы перевести в качестве аванса двадцать пять процентов от всей суммы, чтобы вы начали работу…
– И тогда комбинат передадут финансовой группе Семена Алентовича, который вам платит за работу? – улыбнулся Петровский.
Гость испуганно посмотрел по сторонам, словно опасаясь, что их разговор где-то записывается на пленку. Затем быстро сказал:
– По-моему, мы увлеклись. Нужно подготовить документы. У меня уже есть проект договора. – Валентин Георгиевич полез в папку, лежащую у него на коленях. Руки его заметно дрожали.
– Вы не поняли, – счастливо улыбнулся Святослав Олегович, когда его посетитель наконец достал бумаги. – Проверив положение дел на комбинате, мы пришли к выводу, что не можем принять ваше предложение.
Листы бумаги упали на пол. Валентин Георгиевич явно не верил своим ушам. Он изумленно уставился на руководителя «Миллениума».
– Как это не можете?
– Это очень опасно, – продолжал улыбаться Петровский. – Зачем нам совать нос в чужие дела? Жуковский с Алентовичем выясняют между собой отношения, а мы должны вставать на чью-то сторону? Это небезопасно. И к тому же еще неизвестно, кто победит. Поэтому мы решили воздержаться от сотрудничества с вашей организацией, Валентин Георгиевич.
Тот посмотрел на валяющиеся бумаги. Он все еще не мог поверить, что получил отказ.
– Два миллиона долларов, – напомнил он изумленно. – Вы отказываетесь от двух миллионов долларов?
– Да, – радостно подтвердил Святослав Олегович, – мы отказываемся даже от таких денег, чтобы не вмешиваться в эти грязные игры наших олигархов.
Приятно было чувствовать себя почти порядочным человеком. А еще приятнее видеть растерянность и изумление на лице этого странного типа. Такого чувства удовлетворения Петровский давно не испытывал.
Валентин Георгиевич наклонился и начал собирать бумаги.
– У комбината большие трудности, – пробормотал он, – у них могут быть проблемы со сбытом.
– Конечно, – согласился Святослав Олегович, глядя на его спину.
Наконец бумаги были собраны. Посетитель поднялся, сложил их в папку.
– Вы совершаете большую ошибку, – осторожно произнес он. – Отказаться от такого предложения… Может, два с половиной миллиона долларов? Я, конечно, не уполномочен, но если вы согласитесь…
– Очень сожалею, – развел руками Петровский, – но ничем не могу помочь.
Он подождал, пока несостоявшийся клиент «Миллениума» выйдет из кабинета и лишь затем расхохотался от полученного удовольствия. У него не было сомнений, что именно этот тип организовал убийство директора комбината. Как не было сомнений и в том, что процедура банкротства задумана в интересах Алентовича. Иначе Петровский ни за что не упустил бы такие деньги. На самом деле он не был порядочным человеком. Моральные проблемы работников комбината его не волновали и терзаний совести по поводу убитого директора он не испытывал.
Пусть посетитель предполагает все, что ему угодно. Его решение основывалось на другом. Узнав, что пятьдесят один процент акций комбината принадлежит Жуковскому, он понял, что сначала нужно переговорить с реальным владельцем предприятия, приносящего огромную прибыль. И больше половины ее имеет не кто иной, как Жуковский. Святослав Олегович выслал к нему на переговоры своего советника Леонида Исааковича Бронштейна. А тот, позвонив вчера, сообщил, что ему удалось договориться с олигархом, так что они могут отказаться от денег, предлагаемых Валентином Георгиевичем. Именно поэтому Петровский так нелюбезно его и принял. А теперь он ждал возвращения советника, который уже прилетел в Москву тридцать минут назад.
Еще через полчаса Леонид Исаакович Бронштейн вошел в его кабинет. У него были волнистые светло-коричневые волосы, одутловатое лицо, мясистые щеки и большие, немного выпученные глаза. Бывший одессит, Бронштейн эмигрировал в Америку еще до начала перестройки. Но в девяностые годы, почувствовав запах больших денег, которые можно делать на бывшей родине, вернулся обратно. Он был земляком Петровского, хотя в Одессе они не знали друг друга и близко сошлись уже после того, как Святослав Олегович организовал свое знаменитое агентство «Миллениум».
Бронштейн вошел в кабинет, энергично поздоровался с его хозяином и, придвинув стул, уселся рядом с ним. Он был в модном полосатом костюме с шелковым галстуком, подобранным в тон рубашке бежевого цвета.
– Добрый вечер, Леонид Исаакович, – отозвался Петровский. С советником он был на «вы», уж слишком большие деньги тот получал. – Как переговоры в Лондоне? Что сказал наш возможный клиент?
– Начну с того, что он вам очень благодарен, – усмехнулся Леонид Исаакович. Каждый раз, когда Петровский слышал голос советника, он радовался, что в его собственном имени и отчестве нет буквы «р», которую Бронштейн почти не выговаривал. – Жуковский считает, что вы поступили весьма разумно, обратившись к нему. И предложил нам сотрудничество.
– Не сомневался, что он так и скажет.
– Он сразу вычислил, кому нужно банкротство комбината, чтобы передать его новым хозяевам. И назвал Семена Алентовича. Считает, что за этой акцией стоят Алентович и правительство. И еще… – Бронштейн усмехнулся.
– Могу угадать, что еще он сказал, – неожиданно предложил Святослав Олегович.
Леонид Исаакович глянул на шефа и кивнул в знак согласия.
– Он удивился, что я решил сыграть на его стороне, а не поддержать, как обычно, правительство. Верно?
– Как приятно с вами работать! – даже зажмурился от удовольствия Бронштейн. – У вас просто выдающиеся способности, Святослав Олегович.
– Об этом было нетрудно догадаться, зная, как Жуковский относится к нынешнему правительству и как они относятся к нему. Алентович очень близок к премьеру и к вице-премьеру правительства. И конечно, с их подачи решил прикарманить комбинат. Жуковский думал, что я поддержу Алентовича?
– Теперь он полагает, что вы поступаете правильно, решив сыграть в свою игру. Это дословно его слова. И согласен поддержать вас в этом соперничестве с Алентовичем.
– Очень хорошо. И что он нам предложил? Вы говорили о том, что группа Алентовича готова заплатить нам акциями за то, чтобы мы помогли урегулировать этот вопрос – организовали в газетах и на телевидении шумиху о бедственном положении комбината, перекрыли им кислород и в конечном счете обанкротили производство?
– Он все моментально понял, – улыбнулся Бронштейн, – и сразу же спросил: «Сколько?» Сейчас никто никому бескорыстно не помогает.
– Что вы ответили?
– Двенадцать процентов акций. И сказал, чтобы он не вздумал торговаться. Это окончательная цена за нашу помощь.
– Двенадцать? – не понял Петровский. Он решил, что ослышался. – Но ведь мы с вами договаривались о десяти процентах, которые он выделяет нашему агентству.
– Верно, – спокойно согласился Бронштейн. – Десять процентов агентству «Миллениум» и два – посреднику.
– Посредник – это вы? – еще больше изумился Святослав Олегович. Больше всего его поражало чудовищное спокойствие Бронштейна.
– Разумеется. Я полагаю, что два процента акций комбината могут составить мой гонорар. А десять процентов – ваши.
– Два процента, – выдохнул Петровский, чувствуя что начинает заводиться. – Это же почти шесть миллионов долларов! Вы с ума сошли?
– Нет, – ответил Леонид Исаакович. – Отправляя меня в Лондон, вы ничего не сказали о моем гонораре. Я вел эту тему, рассчитывал для вас возможности переговоров с Жуковским и вышел на него. Поэтому полагаю, что два процента акций меня вполне устроят.
– Шесть миллионов долларов! – закричал, уже не сдерживаясь, Петровский. – Нет, вы действительно сошли с ума. Что вы себе позволяете? Кто дал вам право?
– Не нужно кричать, – попросил Леонид Исаакович, тяжело вздыхая. – Типично русская манера считать деньги в чужом кармане. Не забывайте, что десять процентов акций, которые вы получите, – это тридцать миллионов долларов. Согласитесь, тоже неплохие деньги.
– Если я узнаю, что вы еще и православный, то стану мусульманином, – разозлился Петровский. – Как вам не стыдно? Шесть миллионов долларов! Кто вам разрешит получить акции такого комбината? Это стратегический объект страны. Вы представляете, что будет, если узнают, что акции такого производства достались американскому гражданину? Иностранцу? О чем вы думаете? Вы потеряли чувство реальности.
– Только не говорите мне о патриотизме. Руководство вашей страны готово обанкротить самый мощный в стране комбинат, который приносит половину всей прибыли в этой области. И все это лишь для того, чтобы отнять производство у одного олигарха и передать его другому, – Леонид Исаакович снова тяжело вздохнул. – А я-то думал, что вы поймете меня. Я решил обосноваться на моей исторической родине.
– Ваша историческая родина в Израиле, – заорал Петровский, – или в Одессе, откуда вы сбежали в Америку. Шесть миллионов долларов – это невероятные деньги. Он в жизни не согласится заплатить нам двенадцать процентов. Тридцать шесть миллионов! Вы сорвали мне самую главную сделку. Вы меня подвели…
Бронштейн взял бутылку воды, стоявшую на столе, открыл ее, придвинул к себе стакан, наполнил его, выпил и коротко сообщил:
– Он согласен.
– Что? – Петровский вскочил из кресла, обежал стол и уселся напротив советника. – Что вы сказали?
– Он согласен на двенадцать процентов, – повторил Бронштейн, наливая себе второй стакан воды. Затем залпом выпил и его.
Святослав Олегович вырвал у него бутылку, налил воды себе. И также выпил ее залпом.
– Рассказывайте, – потребовал он.
– Жуковский – умный человек, – продолжил Бронштейн, – он тут же понял, что лучше всего поделиться. Если у нас будет двенадцать процентов акций комбината, мы не допустим его банкротства. И будем изо всех сил сражаться на его стороне.
Петровский кивнул в знак согласия.
– Мы договорились с Глебом Моисеевичем, что он передаст акции нам в доверительное управление, – продолжил Бронштейн. – Причем два процента перейдут российской компании «Вымпел», а десять поступят в агентство «Миллениум».
– Какой еще «Вымпел»? – не понял Петровский. – Откуда взялась это компания?
Читать бесплатно другие книги:
