Его величество случай Володарская Ольга
– Тысяча пятьсот, тысяча пятьсот один, ты…
– Аня, Аня, вставайте, – строго сказал он и сильно встряхнул ее.
– Вы опоздали.
– Да, я не рассчитал времени, извините.
– Она там. – Аня махнула рукой в сторону домов. – Лежит в прихожей. Вся в крови…
– Вставайте, – мягко сказал он, подхватывая ее под локоть.
– Я туда не пойду! – панически выкрикнула она, отстраняясь. – Там пахнет кровью!
– Я вас и не заставляю. Просто вы должны встать, потому что на холодном сидеть вредно…
– Я могу ехать домой?
– Нет, посидите в моей машине, успокоитесь. Потом я отвезу вас.
– А вы? – Она вцепилась в его руку. – Куда вы сейчас?
– Я поднимусь в квартиру и вызову милицию.
– Не ходите! Там страшно… – Ее опять стало трясти. – Давайте лучше вызовем милицию отсюда…
– Аня, пойдемте к моей машине, – Петр силой поднял ее со ступенек. – Я пробуду там недолго. А вы за это время успокоитесь.
– Недолго… Знаю я, как недолго… Они прицепятся, как клещи… – бормотала девушка, когда Петр вел ее к своему «Пежо».
Когда дошли до машины, он открыл переднюю дверь, усадил ее на сиденье, вынул из бардачка купленную по пути фляжку с коньяком, из кармана конфетку «Красный мак» (любимые конфеты, ими были набиты все Петины карманы), протянул ей и то, и другое.
– Выпейте пару глотков. Вам надо согреться и успокоиться.
Девушка безропотно взяла фляжку, но от конфеты отказалась – наверняка от вида пищи, пусть даже такой несерьезной, ее мутило.
Петр больше не стал с ней препираться, он молча кивнул ей, закрыл дверь и побежал к подъезду.
Дверь голицынской квартиры он узнал сразу, еще не видя ее номера: все остальные были новыми, крепкими, с большими оптическими глазками (дом престижный, всех бедняков отсюда отселили более удачливые соотечественники) и только ее створка поражала своим затрапезным видом. Петр подошел к ней, несколько раз позвонил, на случай если соседи подглядывают в свои глазки, после чего вошел, но дверь оставил приоткрытой.
Прихожая была освещена запыленной семидесятиваттной лампочкой. Но даже при таком скудном освещении Петр смог разглядеть все: и труп Голицыной, и орудие убийства, и беспорядок, царивший в помещении. Насчет первого он мог сказать вот что: тело окровавлено, изранено, но, судя по характеру ран, а они были неглубокими, можно сделать вывод, что старуху пугали или пытали, и только потом убили, нанеся ей точный удар в сердце. Насчет второго: нож самый обычный, кухонный, скорее всего, его взяли здесь же. Насчет третьего: в квартире явно что-то искали – ящики были выдвинуты, вещи свалены на пол, книги выброшены из шкафа…
Петр обернулся на дверь, согнувшись, стал рассматривать замки. На первый взгляд следов взлома нет, значит, Лизавета Петровна впустила убийцу сама. Это говорит о том, что она знала его и не боялась. Либо действовали настоящие мошенники, которые специализируются на обмане легковерных старух, они так искусно заморачивают им голову, что бабки их впускают в свои халупы с радостью. Правда, Петр ни разу не слышал, чтобы аферисты шли на «мокруху», но от такой версии все же отказываться не стоит, мало ли какие отморозки сейчас этим промышляют…
Пройдя в комнату, Петр нашел телефон (он стоял на широком подлокотнике дивана), взял трубку, набрал знакомый с детства номер 02, сообщил о трупе, заверил дежурного, что будет послушно ждать приезда милиции и с места не сдвинется, потом, когда разговор был закончен, достал из кармана сотовый и, немного подумав, набрал еще один номер.
После десятого гудка ему ответили.
– Алло, – раздался в трубке хриплый голос.
– Станислав Павлович?
– Черт, кто это? Я сплю.
– Это адвокат Моисеев.
– Кто? – все еще не понимал Стас, наверное, Петр его и вправду разбудил.
– Адвокат Моисеев. Дело Новицкой, помните?
– Да, да… Извините, я плохо соображаю… Сутки не спал… Так что вы хотели?
– Я сейчас нахожусь в квартире Елизаветы Петровны Голицыной. Ее убили. Зарезали кухонным ножом. В квартире следы обыска, думаю, вам стоит это знать.
– Милицию вызвали?
– Да, они скоро будут, но, как я понимаю, приедут ребята из другого отделения, а вам, мне кажется, стоит посмотреть на место преступления своими глазами…
– Все, еду.
Закончив разговор, Петр убрал телефон в карман и приготовился ждать, но ждать не пришлось – менты уже подходили к двери квартиры, их грубые голоса и топот ног были слышны даже из комнаты.
– Оперативно вы добрались, – заметил он, выходя им навстречу.
– Документы, – буркнул один из оперов, высокий лысый мужчина с неопрятной эспаньолкой.
Петр предъявил.
– Адвокат Моисеев? – опер присвистнул. – И что вам тут понадобилось?
– Лизавета Петровна, – Петр показал глазами на окровавленный труп. – Наследница одной из моих клиенток.
– Наследница? Интересно…
– Нет, это совсем не интересно, так как унаследовала она пачку писем, вот они. – Он достал из-за пазухи пачку пожелтевших писем, обвязанную атласной голубой ленточкой. – Я как раз привез их госпоже Голицыной…
– Уху, – пробурчал опер, возвращая Петру документы. – Сейчас вас допросят по всей форме, показания запишут, а пока пройдите в кухню, что ли… – Он позвал одного из коллег, который сидел на корточках рядом с трупом. – Сань, закончишь, допроси свидетеля. И письма изыми, вдруг пригодятся…
Петр убрал паспорт в карман, мельком глянул на часы, отметил, что пробыл здесь уже четверть часа, затем направился в кухню. Однако до пункта назначения не дошел, завернув за поворот (кухня располагалась в отдельном крыле квартиры вместе с санузлом), он остановился и, воспользовавшись тем, что из прихожей его не видно, стал прислушиваться к разговорам оперов.
– Ну что, Калиныч, скажешь? – послышался сиплый голос лысого бородача.
– Чего говорить-то? – раздался в ответ приятный баритон, принадлежащий, скорее всего, эксперту. – Сам же видишь… Трупец свеженький… Дай бог час прошел, как ее пришили.
– Здорово ее покромсали.
– Да-а… На ремни, видать, хотели порезать…
– Пытали, что ли?
– Похоже… – Калиныч горько покряхтел. – Жалко бабку, все равно ведь раскололась, а сколько мучилась…
– Думаешь, раскололась?
– Раз ее убили, значит, все, что нужно, узнали. – Он поцокал языком. – А удар точнейший. В самое сердце.
Тут их диалог был прерван кем-то третьим.
– Жека, ты гвоздики на стенах видел?
– Ничего я еще не видел, – ответил голос бородача, оказавшегося Жекой.
– Сразу ясно, что на них картины висели, а теперь их нет. Уж не из-за них ли бабульку грохнули?
– Зачем тогда квартиру перерыли?
– Другие ценности искали, – незнакомец пошуршал чем-то, наверное, бумагой, и продолжил: – Тут полно квитанций из ломбарда, судя по всему, старуха имела старинные вещички…
– Думаешь, по наводке могли прийти? Зная, что у нее имеется антикварное барахлишко?
– Скорее всего… – Опять шуршание. – Тем более что, если верить чекам, она всегда сдавала вещи в один и тот же ломбард… Ты помнишь, у нас в том году два случая было: старичка-коллекционера в марте пришили, он еще шкатулки китайские собирал, и бабку, типа этой, в июле?
– Да, к обоим пришли по наводке эксперта из ломбарда… Грабанули, потом задушили… Нашу старушку могли по той же причине кокнуть.
– Еще из-за квартиры могли, вон какие хоромы, – подал голос Калиныч.
– Нет, хата, судя по документам, не приватизирована, и прописан в ней только один человек, вон счет за газ какой маленький, а мне с моими двумя спиногрызами и одной спиногрызкой аж на двух листах приходит…
На этом, к сожалению, их беседа прервалась, потому что в квартиру ввалился еще кто-то, и бородач, он же Жека, приказал своему коллеге Александру:
– Санек, давай дуй в кухню, тут без тебя справятся…
Как только эта фраза прозвучала, в кухню дунул сам Петр. Когда Саня туда вошел, адвокат Моисеев чинно сидел за столом, сложив перед собой руки.
Следующие пятнадцать минут Петр посвятил общению с младшим опером Александром Соколовым, еще четверть часа с прибывшим на место преступления следователем Станиславом Головиным. Его расспрашивали, он подробно отвечал, еще он поделился с милицией своими наблюдениями насчет замков и прочего, однако они ментов не заинтересовали, их больше волновало: пропало что-то из квартиры или нет, но на этот вопрос Петр ответа дать не мог.
Спустя еще десять минут его отпустили на все четыре стороны.
Когда он распахнул дверь машины, то увидел, что Аня сидит в той же позе, что и час назад, и по-прежнему дрожит – фляжка, лежащая у нее на коленях, чуть заметно подпрыгивала.
– Вы выпили? – спросил он, бухаясь на сиденье.
– Нет, я не люблю алкоголя…
– Надо выпить, – настаивал он, отбирая у нее фляжку. – Вот я сейчас ее открою… Вот так… – Петр подсунул коньяк ей под нос. – Глоток. Один большой глоток.
Аня попыталась отстраниться, но Петр был настойчив:
– Пейте, вам говорят.
Девушке ничего не оставалось, как подчиниться.
– Какая гадость, – прохрипела она, проглотив напиток. – Как это можно пить…
– Заешьте. – Он протянул Ане конфету. – Вот так… На самом деле к коньяку надо привыкнуть, даже к самому хорошему…
– Как можно привыкнуть к гадости? – передернулась Аня. – Фу!
Он хмыкнул и завел мотор. Минуты две они ехали молча – девушка приходила в себя, а Петр напряженно размышлял – в итоге первой заговорила Аня.
– Как все прошло? – уже вполне спокойно спросила она.
– Нормально.
– Я видела, как милицейская машина подъехала. Я так испугалась, что они меня заметят, что легла на пол.
– Зря боялись, окна тонированные, в темноте они бы вас не увидели. – Петр остановился на светофоре, ожидая «зеленого», пристально смотрел на Аню, наконец не выдержал: – Вы скажете мне, зачем приехали к Голицыной?
– Чтобы узнать правду, – ответила она чуть слышно.
– Какую?
– Обо мне.
– А адрес Эдуарда Петровича вам по этой же причине понадобился?
– Да.
– Можно узнать, о какой правде идет речь?
– Сегодня я узнала, что Элеонора Георгиевна была моей бабушкой. – Она взглянула на него исподлобья. – Вы можете в это поверить?
Он бросил на девушку испытующий взгляд, словно раздумывая над тем, стоит ли принимать ее заявление всерьез, и мгновением позже сказал:
– Могу. И знаете почему? Потому что ее забота о вас была больше, чем благодарность за хорошее отношение. Ведь она не просто завещала вам квартиру, нет, она позаботилась о том, чтобы никаких проблем с ее получением у вас не возникло, чтобы вы точно стали ее владелицей. Для этого ей пришлось нанять меня, а мои услуги стоят приличных денег. – Петр скупо улыбнулся. – Наверное, Элеоноре Георгиевне пришлось продать одно из двух имеющихся в наличии антикварных колье… Для чужого человека такое не делают.
– Но я не знаю, кто мои родители!
– Скорее всего, Эдуард Петрович, больше некому…
– Он не мог! В тот год, когда меня зачали, он сидел в тюрьме!
– Елена Бергман? – удивился Петр. – Но она, если верить ей же самой, бесплодна.
– Мне и Эдуард Петрович так сказал. И я ему верю, но тогда… – Она растерянно на него посмотрела. – Тогда я ничего не понимаю…
– Значит, у Элеоноры Георгиевны был внебрачный ребенок, о котором никто не знает.
– Ой, я об этом не подумала…
– Она могла родить его втайне от всех – Элеонора Георгиевна была женщиной обеспеченной, значит, могла себе позволить разъезжать по стране. Наверное, она сказала всем, что отправляется в длительное путешествие, а сама уехала подальше от столицы, чтобы родить ребенка под чужим именем.
– Но почему? Зачем все это?
– Причин может быть несколько. Например, такая: ребенок не от мужа…
– Но она могла бы обмануть мужа!
– Значит, не могла. Допустим, ее супруг был бесплоден. Или ее изнасиловали, а оставлять ребенка от насильника не всякая решится.
– Сделала бы аборт!
– В те времена трудно было найти подпольный абортарий. А в районную больницу она идти побоялась. Либо беременность обнаружила на поздних сроках… Да мало ли! Причин, по которым женщины не избавляются от нежелательного ребенка, а рожают его и потом отказываются – море! Иначе не было бы у нас столько отказников в доме малютки…
– Значит, вы считаете, что Элеонора Георгиевна родила ребенка, бросила его…
– Отказалась, – поправил ее Петр, – то есть отдала на воспитание. Поручив заботу о нем либо какой-то конкретной личности, либо государству. К первому я склоняюсь больше.
– А дальше? – со жгучим любопытством спросила Аня.
– История могла развиваться по-разному. Например, ребенок вырос, каким-то образом узнал о матери, явился к ней, она его приняла… Либо у Элеоноры Георгиевны проснулась совесть и она сама отыскала свое чадо, но это не суть важно!
– А потом? – никак не могла успокоиться Аня.
– Дальнейшее зависит от пола незаконнорожденного. Если он был парнем, то мог соблазнить твою мать, Александру Железнову, в результате появилась ты…
– А если ребенок был женского пола?
– Тогда она просто пришла к Элеоноре Георгиевне с новорожденной дочкой и сказала: «Маманя, ты меня не растила, так вырасти хоть мою дитятку, я сама не в состоянии…» Либо она просто умерла при родах, и Элеоноре Георгиевне ничего не оставалось, как пристроить малышку…
– Тогда Шура Железнова, которую я всю жизнь считала матерью, мне вовсе не мать!
– Это же просто гипотеза, – с упреком проговорил Петр. – Не надо принимать ее близко к сердцу…
– А знаете, Петр Алексеевич, я в этом нисколько не сомневаюсь!
– В чем?
– В том, что я не родная дочь Шуры Железновой. Я всегда это чувствовала! Причем теперь я уверена, что удочерила она меня не по зову сердца, а купившись на деньги, предложенные Новицкой… Тем более что Элеонора Георгиевна ей еще и комнату в коммуналке выхлопотала.
– Откуда вам известны такие подробности? – Он с возросшим интересом посмотрел на нее. – Из письма?
– Да.
– И что там было еще?
Аня собралась рассказать о странном шифре и зарытой собаке, но, вспомнив предостережения бабушки, смолчала.
– Вы мне не доверяете? – по-своему расценил ее безмолвие Петр.
– Нет, что вы! Только вам я и доверяю! – поспешно заверила его Аня. – Просто больше там ничего интересного, в смысле для нашего с вами расследования, не было…
– О! – развеселился Петр. – Мы уже ведем расследование!
– А вы мне разве не поможете? – Ее голос дрогнул. – Я так надеялась…
Он нахмурился и несколько секунд молчал, сосредоточившись на дороге, потом спросил:
– Что конкретно вы хотите знать?
– Кто мои родители. Или хотя бы один из них.
– Для вас это так важно?
– Очень.
– Это трудно.
– Я понимаю! – взволнованно воскликнула она. – Понимаю! Тем более что все, кто мог нам помочь, мертвы!
– Кто мертв? – опешил Петр.
– И Элеонора Георгиевна, и Лизавета Петровна, и моя мать, Шура Железнова. А больше никто не знает правды.
– Глупости. На этот счет даже пословица есть: «Знают двое – знают все!» В нашем случае, конечно, не все знают, но несколько человек, думаю, в курсе… Только как их найти?
– Давайте частного детектива наймем, – выпалила Аня.
Петр с жалостью на нее посмотрел, криво улыбнулся и сказал:
– Анечка, вы представляете себе, сколько стоят услуги частного детектива?
– Нет. А что, очень дорого?
– Очень.
– У меня есть пять тысяч долларов, этого хватит? – не отступала Аня.
– Если работа не затянется… Стоп! – Он так резко крутанул руль, поворачиваясь к ней, что машина чуть не вылетела на встречную полосу. – Что вы там про тысячи говорили?
– У меня есть…
– Откуда?
– Комнату свою сдала, – ляпнула она первое, что пришло на ум.
– Комнату, значит… – Петр уставился ей в лицо, Аня тут же опустила глаза, а когда через какое-то время подняла их, он сверлил взглядом лейбл на ее пуховике. – Телефон покажите, – буркнул он, насмотревшись на этикетку.
– Зачем?
– Покажите, покажите…
Аня нехотя полезла в карман, достала телефон. Петр не стал брать его в руки, он лишь бросил на него мимолетный взгляд, которого было достаточно, чтобы понять, что девчонка завралась.
– «Нокиа» последней модели, – пробурчал Петр. – Новенький, даже защитная пленка на месте… И пуховик с иголочки… Хм… Сколько за комнату выручили?
– Двенадцать тысяч в месяц, – отрапортовала Аня, но тут же поняла свою ошибку и добавила: – Взяла за год вперед…
– Неувязочка, – широко улыбнулся он. – Не получается пяти тысяч.
– Ну… Еще отпускные получила…
– Один ваш телефон стоит пятнадцать тысяч рублей, – разозлился Петр, ему до смерти надоело, что эта птаха пытается его обдурить. – Пуховик десять. Джинсы две, так что перестаньте врать!
Ее глаза увлажнились, губы задрожали, но плакать она не стала, просто шмыгнула носом, с силой потерла кулачком глаза и затихла.
– Вы ничего не хотите мне сказать? – прервал молчание Петр.
– Вы будете ругаться, – буркнула Аня себе под нос.
– Господи! Что за детский сад! – воскликнул он в сердцах. – Говорите же!
– Я бабушкины подстаканники продала, – собравшись с духом, выпалила Аня.
– Что вы продали? – не понял Петр.
– Подстаканники. Они серебряные. А еще яичко под Фаберже и бронзовую вазочку с какой-то патиной…
– Где вы это взяли?
– Нашла в кухонном ящике.
Сначала он ей не поверил, уж очень неправдоподобной выглядела история с находкой антикварной утвари в шкафу убогой бабкиной квартирки, но, понаблюдав за девушкой, пришел к выводу, что на сей раз она не врет. Что ж, это хорошо, значит, теперь разговор пойдет начистоту.
– Итак, Аня, вы нашли эти вещи и…
– И отнесла их антиквару, – закончила фразу Аня.
– Как отнесла? – вскричал он. – Куда отнесли?
– Вот! Я так и знала, что вы меня заругаете! – в тон ему воскликнула она. – А мне, может, впервые в жизни такой шанс выпал! Да, я была не права, что поторопилась!
– Да уж, вы очень сильно поторопились!
– Я понимаю, что вещи еще не мои…
– Ваши – не ваши, какое это имеет значение?!
– Не имеет? – удивилась она. – А почему тогда вы так взбеленились?
– Просто не надо было идти к антиквару, не посоветовавшись со мной. Я ваш адвокат, если вы еще помните!
– А что я такого сделала?
– Вы часто сдаете вещи в антикварную лавку? – запальчиво спросил Петр.
– Нет… – не понимая, к чему он клонит, протянула Аня. – Первый раз…
– Так я и думал! И к кому вы обратились за советом? Кто вам подсказал адрес антиквара? Знающие люди? Или просто знакомые?
– Я зашла в первую попавшуюся антикварную лавку, а что?
– А то, что я поражаюсь тому, что вы еще живы-здоровы!
– Я, честно говоря, тоже, – робко улыбнулась Аня.
Ее легкомыслие вывело его из себя.
– Аня, вы хоть понимаете, что вам крупно повезло: вас не ограбили по дороге?
– Ну не ограбили же…
– А вы уверены, что за вами не проследили? – все больше распалялся он. – Нет, не уверены! Потому что вы не смотрели по сторонам, вы думали только об одном, куда спустить шальные деньги… Стыдно, Аня!
– Но…
Петр рассек воздух рубящим жестом, приказывая ей замолчать.
– Вам известно, что в прошлом году сразу двое таких беспечных граждан, как вы, пострадали от рук грабителей? Они тоже принесли в ломбард свои драгоценности и были в скором времени убиты! И не исключено, что Лизавету Петровну зарезали по той же причине!
На Аню было жалко смотреть, до того несчастным выглядело ее лицо, но Петр нисколько не смягчился, он всегда выходил из себя, уличив людей в преступной беспечности. Он-то знал, что из-за этого большинство наших граждан и страдает!
– Вы дали антиквару свой адрес, а значит, в любой момент… – продолжал наставления он.
– Я ему адреса не давала, – удивленно хлопая глазами, пробормотала она.
– Как не давала? А на квитанции разве не указывается адрес? Обычно при ее заполнении спрашивают Ф.И.О., адрес, а иногда еще данные паспорта…
– Мне никакой квитанции не выписывали.
– О нет! – простонал Петр. – Только не говорите мне, что вы не потребовали ее…
– Нет, – выдавила Аня. – Я просто взяла деньги и ушла.
– Теперь понятно, почему вас не ограбили… – Он сокрушенно покачал головой. – Потому что вас обдурили! Или, как сказали бы некоторые из моих клиентов, кинули, как последнюю лохушку.
– Ничего меня не киданули, – обиделась она. – Мне дали восемь тысяч долларов наличными.
– За все?
