Повелитель ветра Аксенова Юлия

Вдруг прорезался. Такой же бодрый, заинтересованный голос по телефону. По какой-то причине не выходит встретиться сразу. То ли в этот раз, то ли в следующий он говорит: «Это и к лучшему, а то я повредил ступню, хожу с палочкой». Перекачался в спортзале: дорвался! Не раз беседуем по телефону. Все дольше, но я продолжаю чувствовать себя скованно. Ровно месяц спустя – новая встреча: пригласил сходить в ресторан неподалеку от моего дома. Я такого места не знаю. Когда перезванивает, чтобы подтвердить встречу, за час до выхода, уточняю, в чем идти: прохладно, ветрено, если еще гулять, то лучше бы в джинсах. Он говорит: «Конечно, я сам в джинсах!»

Светло-голубые джинсы, синяя джинсовая рубашка заправлена в них, на шее – оранжевый платочек и оранжевые венецианские серьги в ушах. Плюс оранжевые носочки. Весенняя шутка! Довольна собой! У меня уже короткое каре, которое мне очень нравится.

На улице быстро становится ясно, что в этот раз можно было одеться и полегче: облака ушли, солнце греет, ветерок легкий, теплый. Мне даже жарковато.

Опять встреча на углу. У него светлые рыжеватые брюки. Неужели это джинсы?! Мой вид по сравнению с его слишком демократичен. Он подтянут, легок в движениях, если и прихрамывает, то почти незаметно. Цвет волос потом опять не смогу определить, но это не седина… не совсем седина… не только седина. Он определенно выше меня ростом! Стрижку мою не заметил.

Предлагает идти либо в тот ресторан, который находится в парке – его товарищ говорил, что там отличные шашлыки, либо еще в какой-то очень хороший ресторан у «Пионерской» – он сам бывал там прежде. Шашлыки в парке решительно отвергаю: страшновато! Соглашается с моими опасениями легко, но формально: по-настоящему я его не убедила.

Идем пешком до «Пионерской» и дальше. Что-то с интересом рассказывает. Уже не чопорный, потеплее, но еще очень сдержанный. Упоминает несколько раз: «мои сыновья». Думаю: разве у него не дочь – второй ребенок? Упоминает и дочь. Разве у него трое? Чую, что вопросы на эту тему не будут приветствоваться. Куда торопиться? Сам расскажет! Он – легко: «Я вам не рассказывал, что у меня есть приемный сын?» – «Нет». Бывшая жена вышла за иностранца, родила от него…

История звучала легко и непринужденно. Много позже узнала, что легкости нет и в помине. Слышала от К., что жена не просто ушла – бросила с особой жестокостью, поступила подло. В чем именно заключалось дело – К. молчит. Я сама поняла. Австралия до сих пор сильно заинтересована в молодых женщинах, тем более если те приезжают с дочерьми. У них слишком много одиноких мужчин. А в начале девяностых получить визу было так просто! И никто не стал проверять, подлинная ли подпись стоит под доверенностью, выданной отцом на своих детей.

Австралии не повезло: родился мальчик. Новый муж ушел, когда ребенку было года полтора. Отец сыном вовсе не занимается. А мальчику уже десять лет. Ему грустно: все в школе рассказывают, как проводят выходные, каникулы со своими отцами, а ему и сказать нечего. Старший сын, который большей частью и воспитывает парня, придумал: «Папа, а ты усынови его!» «Я согласился. Другие люди десятки лет бьются, чтобы хоть одного ребенка родить, а тут – готовый сын «на халяву»!» Я искренне подтвердила, что это здорово. Про себя подумала: «У него есть взрослые дети, которыми не надо заниматься, так как они живут далеко. Старость подстрахована еще и приемным сыном. Множество увлечений, удобный, комфортный быт. Ему ничего не нужно! Вряд ли он захочет менять свою жизнь».

Рассказывал про младшего: как тот в первую встречу произнес первые в своей жизни слова по-русски: «Привет, папа!» А дальше: «Пиво есть?» Это старший в шутку его подучил. Много позже узнала, какой он сам любитель шуток и розыгрышей. Как-то рассказал об одном сложном и не беззлобном розыгрыше, который он сочинил и срежиссировал. Жертвой стал коллега по работе, исполнителями – весь отдел. Жертва потом сильно обиделась, но, кажется, досталось ей поделом. Суть истории я совсем не запомнила. Поняла, что он может быть великолепным, смелым организатором, но очень жестким.

Долго искали ресторан. Ходили туда-сюда возле метро. Нашли. Закрыто-заколочено. Чувствую разочарование и легкую досаду: плохо подготовился к встрече. Виду не подаю. Говорит, что знает ресторанчик на Горбушке. Можно доехать, а можно и пешком туда дойти. Я – про себя: можно было бы и до центра доехать – с гарантией нахождения и качества!

На пути «Турист» с отделом техники. Попросил – заходим. Смотрит витрины, восхищается, что нашел какие-то блочки, которых в других местах нет или они там значительно дороже. «Я сюда вернусь, куплю». Великодушно предлагаю ему сделать это сразу. Твердо отказывается, хотя чувствую, что ему хочется. Но: «Я буду долго выбирать, хочу многое тут посмотреть, вам это не интересно, не хочу задерживать!»

Ярослав отказывался признаться самому себе, как сильно волнуется! Он крепился, когда герой Ксении рассказывал о бывшей жене и детях: мало ли случается в жизни самых удивительных совпадений? Он не решался поверить той информации, которая приходила в голову, минуя текст. Но такое знакомое словечко «блочки»!.. Он уже совершенно освоился с почерком Царевой, но страдал от принятой ею малопонятной системы сокращений. Тем не менее следующие страницы он проглатывал так торопливо, как только мог, отыскивая среди строк имя героя: назвала же она его хоть где-нибудь – по рассеянности или от избытка чувств!

«Проходим мимо пиццерии. Ему не понравилось, что зальчик маленький – на два столика. А я бы там, пожалуй, осела: уютно! Вскоре, побывав в тех краях снова – по делам, я обнаружила, что там есть второй зал – достаточно большой. Скрепя сердце делаю вид, что считаю нормальной эту прогулку. Идем к Горбушке.

Рассказывает что-то про свою няню, ее судьбу, сложные семейные отношения. Была старушка-соседка, которая за ним присматривала, и была еще няня. Одна из них была добрая, а другая наговаривала на него. Трогательно, что он рассказывает о детстве, но сложно уследить за повествованием. Боялась спугнуть наводящими вопросами. Как впоследствии выяснилось, здесь интуиция меня не подвела: не любит расспросов и не поощряет! Ничего толком не запомнила. Много позже осознала: он частенько непонятно говорит – разборчиво, но со множеством недомолвок, в которых безнадежно теряется смысл.

Он сообщает, что на Смоленской есть болгарский ресторан. В следующий раз можно будет пойти. Я – с энтузиазмом: «Интересно, люблю пробовать национальную кухню разных народов!» Про себя: почему бы не доехать до Смоленки сейчас? Так я этого и не поняла. Может, ему трудно было перестроиться на другой план действий, а может, мои слишком демократичные джинсы были тому виной.

На Горбушке не оказалось того ресторана, на который он рассчитывал. К счастью, нашли другой. Громкая музыка, вид вниз на торговый ряд. Осели. Впервые в жизни ела бифштекс с кровью, доверившись его мнению, что это безопасно! Правда, не вкусно. Здесь разговор пошел уже свободнее, оживленнее. О чем?..

Еще по дороге он рассказывал, что дома есть несколько растений. В том числе китайская роза. Ухаживая за ними, он взял на вооружение то ли анекдот, то ли воспользовался советом приятеля. Тот, когда жена уезжает, чтобы не сгубить растения, забывая их поливать, всю зелень убирает в подвал, в темноту. Он на лето переставляет свои растения в самый темный угол самой темной комнаты, чтобы меньше пили жидкости. Для розана скоро как раз наступит пора перестановки. Я подумала, что это хорошая идея, хотя растению от такой жизни нет радости. Было приятно, что он держит цветы!

Вышли из ресторана рано: еще солнце вовсю, часов 7–8 – не больше. А он уже провожает меня домой. Солнце слепит глаза. Он надевает роскошные темные очки (узкие, почти черные, выгнутые). Сам не догадывается мне предложить. Но я демонстративно жалуюсь. Он сразу понял и исправился. Надела и шла в них, борясь с чувством неловкости: ему-то теперь трудно, а он не сам дал – я почти выцыганила. Будет еще обо мне думать плохо. Между прочим, это была первая его вещь, которую я надела на себя!

Проводил до дома. И опять – изредка телефонные звонки.

Беседы по телефону дольше, но по-прежнему чувствую некоторую натянутость. Однако с удовольствием думаю, что он не отказывается от общения. Явно он долго раскачивается, следовательно, к осени мне обеспечен свежий ухажер с походами изредка в ресторан. Неплохо, чтобы развеять осеннюю тоску! Продолжаю гадать, как же выглядит и говорит мой настоящий суженый.

Все что-то мешает нам встретиться. Он не проговаривает. Просто спрашивает о моих планах и никуда не приглашает, и не объясняет своих дел».

– Ничего не понимаю, – пробормотал Ярослав, отрываясь от чтения, – где же неземная любовь?

Рукопись погрузила его в мир холодного, беспристрастного анализа. Ксения препарировала события и чувства с неторопливой тщательностью патологоанатома. Препарировать труп погибшей любви… Это уже не просто сила личности… Жесткое излучение! Вот какое ощущение вызвало у Ярослава чтение «мемуаров» Царевой. Страшнее, чем свет хирургических ламп – жесткое излучение, для которого нет преград, которое способно пронизать любой предмет до самой сердцевины и, лаская сиянием, разрушить все…

«Спустя всего несколько дней после 21 июня (!) – очередной телефонный разговор. Он собирается через день с сыновьями по Волге на две недели. Жалуюсь на дачные проблемы: начало строительства, старый дом разломан, предстоит лето в городе и на стройке. Надежда: вдруг позовет с собой в путешествие?! Погода плохая: дождь льет непрерывно. Говорю: «По моим наблюдениям, циклонический дождь не бывает дольше трех дней, чаще даже полтора-два»; значит, к началу его путешествия уже пройдет! Он – с искренним энтузиазмом: «Да, по моим наблюдениям, тоже так! Вы мне очень понравились тем, что так любите природу!» Мне вдруг становится легко, весело и игриво. «Вообще-то я люблю природу не для того, чтобы кому-то понравиться!» Он смеется и разъясняет нечто в том смысле, что редко встречал женщин, которые интересуются природой. Я подивилась про себя: вот уж не думала, что наблюдать за погодой и любить все живое и зеленое – это так уникально для женщины! Еще целый час обсуждаем закономерности погоды, мои проблемы с проведением лета. Он обещает, что, когда вернется, «постарается компенсировать» мне утерянный отдых: пригласит в Дачное (к родителям) и привезет туда второй велосипед, чтобы можно было вместе кататься, и еще в какой-нибудь поход на природу. Верю. Приятно. Наконец лед растоплен! И в поход хочется отчаянно…

Но все повторяю себе и подругам: это не тот, это не может быть тот, предназначенный мне мужчина! Мы с ним такие разные: он увлекается музыкой, я – наоборот; он – водоплавающий, я – сухопутная; он любит спорт, я – диван; он говорит на нескольких языках, я с пяти лет никак не освою английский. Он вообще безумно талантлив! Он еще пишет коротенькие рассказы – любопытные истории из собственного прошлого, которые печатают в иностранных журналах. А я… я, правда, неплохо рисовала в юности, но так и не научилась делать это правильно, профессионально. Он все любит доводить до конца, даже если это уже скучно и не нужно, а я легко бросаю то, что мне стало неинтересно.

Он – не единожды: «Не понимаю и не уважаю людей, которые бросают начатое дело на середине!» Но однажды признался, что сам страдает от потребности все и всегда доводить до конца. Впоследствии я сама заметила, как тяжко ему дается доведение до конца некоторых дел.

Например, он седьмой год строит новую лодку – никак не может достроить. Ему уж и надоело, и слабо представляет, где и когда будет на ней ходить. По правде говоря, и делать ничего толком не делает. Так, раз в год по обещанию выточит пару деталей, приладит, пошкурит что-нибудь. Но идею не бросает – и висит над ним эта лодка тяжким грузом: надо, а не хочется! Если бы друг не помогал – с большим энтузиазмом, но редко из-за занятости, – дело, похоже, вообще не сдвигалось бы с места. А друг уже и имя ей придумал. Грустно прозвучало: «Это последняя лодка, которую я построю в своей жизни…» В то же время он гордится тем, что не сидит без дела. Не раз с видимым удовольствием повторял: «Зачем мне все это надо?!»

Пытаюсь объяснить «болельщицам»: «Ему же ничего не надо! Он доволен жизнью. Почему он решил со мной познакомиться, зная, что меня прочат замуж, а не просто так?» На самом деле штамп в паспорте меня интересовал меньше всего. Был уже один штамп. Но я хотела, чтоб всерьез – не легенькое и краткосрочное. Мне отвечают: «Вот он и доведет начатое дело до конца – женится на тебе!» Аргумент кажется убедительным. Кроме того, он же серьезный, ответственный человек. Если бы не хотел семью, не стал бы знакомиться со мной. А логика и профессиональное чутье настаивают: ему ничего не надо! Повторяю как заклинание: «Только бы не он, только бы не он!»

Середина июля. Хоть и не отработала года, получила двухнедельный отпуск. Сижу на даче в своем маленьком домике – караулю фундамент большого строительства. Одна: старшее поколение в Москве.

Эсэмэс: «Случаю. Жду встречи» (именно с такой забавной ошибкой). Очень неожиданно! Не думала, что он проявится до возвращения из путешествия! Вечер. Я решила, что он хорошо клюкнул у костра, что это ничего не значит, развлекается просто. Не хотела делать авансы, поэтому ответ типа: «Здравствуйте! Как вы там? Как поход?» Мне казалось, что текст получился довольно дружелюбный и теплый. Но все, кому пересказала короткую переписку, осудили: «Надо было написать, что ты готова немедленно к нему туда приехать – составить компанию, чтобы не скучал; надо было сказать, что ты тоже скучаешь!» Я – недоуменно: «Но это же неправда! Я не скучаю, а туда к нему набиваться – значит навязываться. И вообще, он же это просто так ляпнул, спьяну, это для него ничего не значило!» Он потом, когда уже были вместе: «Я ведь тогда и правда почувствовал, что скучаю и жду встречи. А ты так холодно ответила!»

Факт: на мою эсэмэс он не ответил, хотя она содержала вопросы. Затюканная болельщицами, я решила исправить положение. Написала ему еще одну эсэмэс: как, мол, дела, где вы сейчас находитесь, как погода. Ответил коротко, сдержанно. Что погода отличная, что они в Рыбинске, что позвонит, когда вернется. Я еще написала какие-то пожелания. Не ответил. Слегка засомневалась: не навязываюсь ли?

Позвонил по сотовому, как только приехал. Сказал: только сегодня проводил сыновей. Всю ночь не спали: разговаривали со старшим. У них много общих тем, всегда есть о чем поговорить. Сказал, что уже просмотрел сделанные фотографии. Много красивых. Я – честно: очень люблю фотографии, особенно путешествий! Хотела бы увидеть! Когда буду в Москве? На этой неделе не собиралась: надо держать руку на пульсе строительства. Может, мне удастся зазвать его в гости на дачу? (Чтобы показать, что я не собираюсь продинамить нашу встречу.) Он неожиданно с энтузиазмом соглашается. Даже готов приехать в будни после работы: ему же так удобно ехать по этой дороге!

В телефонных разговорах каждое начало звучит: «Ксения, привет! Как ты?» – а потом – на «вы». Радуюсь намеку на избавление от формализма и расстраиваюсь, когда все возвращается в прежнее русло (вот так и шли все наши взаимоотношения в целом!).

26 июля. Вторник. Сегодня!

Волнение. Может, лучше не приезжал бы? А если сразу захочет перейти к самым близким отношениям – соглашаться? Что уж резину тянуть – надо сразу проверить, подходим ли друг другу в том, что наиболее трудно поддается коррекции.

С утра собрала несколько корзинок малины, остатки клубники.

Тогда еще был такой неудобный тариф: даже если он звонит мне, то с меня снимается половина суммы. А у меня с деньгами плохо из-за строительства. Всего полгода, как я работала в «ЧеНепе». На дом хватило пополам с родителями – а жить не на что. Наверное, понимая это, он обменивался со мной эсэмэсками. Спросил, что привезти из еды. Я – честно: «Будет вареная картошка, салатик из свежей зелени – и больше ничего: у меня нет холодильника и готовить практически негде». Он: «…Привезу что-нибудь поинтереснее вареной картошки». Царапнуло: сам же чуть раньше в телефонном разговоре или при встрече рассказывал, что любит молодую картошку! Пренебрегает моим угощением, хотя должен бы понимать мои объективные трудности! Одновременно испытываю неловкость за то, что гостя потчевать нечем. Отвечаю ему именно в том смысле, что мне неловко. Он: «И на солнце бывают пятна!» Сажусь на диванчик в уголок у окна и плачу: почему не принять меня такой, какая есть? Почему этот новый знакомый такую мелочь оценивает как пятно, как недостаток?! Разбаливается голова. Через силу готовлюсь к встрече: собираю зелень для салата, чищу пресловутую картошку, достаю посуду, пилю салат. Кажется, он еще позвонил с дороги и, в частности, попросил картошечку не сварить, а поджарить. С ужасом согласилась: не умею, но молчу об этом! В моей семье жарить картошку – это священнодействие, к которому отец никого не подпускает! Пожарила с лучком – и репчатым, и зеленым, но под крышкой. Получилась бледная, без корочки и развалистая. Минут за пять до расчетного времени его приезда зашла соседка.

Он звонит ровно в то время, как я рассчитывала. Диктую ему последовательно, куда сворачивать. Соседка предупреждает: нашу центральную просеку асфальтируют; он там не проедет. Значит, надо встречать!

Я уже собрана: шортики, фиолетовая блузка. Ничего более приличного не нашлось. Джинсы с меня, похудевшей от строительных страстей, сваливаются, да и жарко в них.

Бегу встречать. Дорожные работы идут у седьмой просеки. К нам не проехать: гора асфальта и гора песка, которые раскидывают рабочие.

Перед черно-золотой горой – никогда прежде не виденная мною машина. Только бы не его! Первое впечатление: старая, дремучая консервная банка, хоть и иномарка! Потом узнала, что это качественная и еще вполне распространенная среди уважающих себя людей модель «вольво». Бордовая – здоровенная и нелепая. (До сих пор я выискиваю взглядом в потоке эту машину и радуюсь, когда удается отыскать, и нет для меня лучше автомобиля на свете!) Вышел из машины именно он. Опять смотрит строго, без улыбки, даже насупленно, будто недоволен, пока я подхожу. Потом поняла, что он так сосредотачивается в незнакомой или потенциально опасной ситуации. Оказываюсь совсем близко – расплывается широкой улыбкой. Поздоровались. Да он намного выше меня! Обсуждаем, как быть. Чувствую неловкость, будто я сама эту дорогу сделала непригодной для проезда или должна была заранее знать, что происходит. Вариант один: объехать по шоссе и свернуть к нам от деревни.

По дороге он предлагает: «Вы тут безвылазно сидите на участке, а можно поехать погулять!» Сама хотела ему это предложить!!! Даже собрала все необходимое для купания. Мне все легче с ним: мы сходно мыслим! Обсуждаем, как лучше: ехать гулять, а потом поесть или наоборот? Он говорит, что пообедал и пока не голоден, а про меня не спрашивает. Я из вежливости хозяйки соглашаюсь с его планом сначала кататься, хотя живот уже свело от голода. Выходит странный для меня спор о ягодах: я собираюсь взять их с собой, чтобы подкрепиться на пляже, а ему это кажется диким, понимаю, что не будет есть. Обидно: малина! – это же самое ценное, что есть на участке! Она дорогая на рынках, а такой свежей и не купишь! И я так старалась, собирала, так радовалась, что ее в этом году необычайно много! А он не ценит! Вместе с тем приятно, что он не ленится куда-то еще ехать после работы и долгой дороги. (Потом узнала: он просто не любит ничего перехватывать и перекусывать перед обедом.)

Подъезжаем к нашей просеке с другой стороны. Теперь здесь перекрыто черной кучей! Опять мне неловко: не рассчитала!

Он спрашивает, можно ли объехать по другой просеке. Отвечаю, что проход у леса точно есть, а вот насчет проезда – не уверена. Пробуем. Узкая тропинка среди высокого бурьяна. И выбираться задним ходом вверх сложно, и развернуться проблематично. Какие-то пожилые женщины беседовали посреди дороги и внимательно наблюдали за нашими маневрами. Он: «Наверное, думают: что это они тут катаются туда-сюда?!» Меня немножко отпускает: он воспринимает ситуацию с юмором и, кажется, без недовольства. А мне, когда я рядом с ним, безразлично, кто и что о нас подумает: он – мужчина, он отвечает за социальные контакты. Я так от этого отвыкла с тех пор, как перестала прятаться за папину спину!

Возвращаемся к асфальтовой куче. Все еще не проехать. Приятная женщина моих лет на «жигулях» остановилась за нами, выходит из машины. Мы тоже вышли: решили отнести вещи, продукты в дом, собраться и – на прогулку. Он затеивает милую беседу с той женщиной о перспективах проезда по перекрытой дороге. Меня будто и рядом нет. Но мне это даже приятно: создается впечатление, что мы – супруги со стажем, почему он и не делает реверансов в мою сторону. Впрочем, я-то знаю, что это не так, и мне кажется, что он нарочито общителен: хочет проверить мою реакцию. Я стою в двух шагах и спокойно улыбаюсь. Он ведь приехал в гости ко мне, не станет же он в моем присутствии по-настоящему знакомиться с другой женщиной, вплоть до обмена телефонами! Пусть флиртует сколько хочет. Непривычно чувствовать себя в роли пассивной пассажирки без права голоса!

На участке: рабочие положили обвязку дома и начинают ставить остов. К моменту, когда мы вернулись с прогулки, остов уже стоял весь – с оконными рамами и стропилами крыши. Это воспринималось как чудо: то ничего не было, пусто – и вдруг – дом стоит! То же произошло за этот день с моими чувствами.

Переодеваюсь в купальник – плюс что-то сверху. Потом пускаю в дом его переодеться, сама вышла – жду. Он появляется в застиранных длинных шортах дурацкого вида (из американского флага) и линялой майке. Такая одежка его не красит. Говорю рабочим, что едем погулять. Те отнеслись с большим пониманием и радостью. Причину радости поняла потом: они свалили с объекта пораньше!

Он наконец заметил мою новую стрижку – каре, с которым я была еще на прошлом свидании, и горячо одобрил: сказал, что мне очень идет и так гораздо лучше, чем с длинными. Когда-то позже он заметил, что никогда не похвалит то, что ему не нравится. Каждый его комплимент был весом и открывал мне меня новую – красивую, незнакомую.

Думаю только о том, чтобы оказаться на пляже и тихо там посидеть: голова болит едва выносимо. О необходимости потом готовить стол думаю с ужасом. Между прочим, он навез кучу еды – это очень приятно! Правда, не учел, что у меня из-за отсутствия электричества не действует холодильник, хотя я об этом упоминала, и привез скоропортящиеся продукты: курицу, купаты, все – свежее. У него хорошая сумка-холодильник. Это напоминает детство: у нас есть старая сумка-холодильник, которой больше лет, чем мне, и в которой при мне возили продукты на дачу, когда я была совсем маленькой, а прежде – до меня – ее брали с собой в путешествия, в поездки по выходным на пикники и экскурсии. Светлый ассоциативный ряд: дед, путешествия, раннее детство! Он по старинке основательный, если ездит с сумкой-холодильником на такие небольшие расстояния!

Едем, беседуем. У него в речи несколько раз промелькнуло «ты». Изнуренная выканьем, предлагаю закрепить упрощенную форму обращения, так и не дождавшись прямой инициативы с его стороны. Для него оказалось рановато: он потом много раз сбивался обратно на «вы», что меня страшно удивляло, так как я не чувствовала дистанции, а он казался таким контактным.

Темы беседы.

Я призналась, оставив свое намерение молчать об этом до последнего, что не умею жарить картошку, что сегодня делала это первый раз в жизни и неудачно, так как вышла она без корочки и рыхлая. Он: это очень хорошо, он без корочки как раз и любит, а с корочкой опасно для здоровья. Реабилитировался в моих глазах за «пятна на солнце»! Потом он вообще эту картошку нахвалить не мог: зеленый лук придает вкус грибов – его это восхитило!

Потом я рассказала, что друзья поехали на машинах на Торопу, чудесное место: сосновые леса, озера. Вот бы его – любителя походов – туда заманить как-нибудь! Он тепло засмеялся, но ничего не сказал, и я почувствовала: не хочет. Позже выяснилось, что он убежден, будто в большой компании у каждого главная задача – показать себя, выпендриться: привлечь всеобщее внимание, лучше всех произнести спич, рассказать самую интересную историю, перекричать других. Впоследствии поняла: он должен выбирать себе компанию только сам, а остальное для него – насильственный ассортимент. Боюсь, что я – такая же!

Выезжаем на шоссе. Он говорит, поворачивая, что кто-то на обочине валяется; пьяный, наверное. Я и не увидела, хотя с моей стороны! Он тормозит: «Надо посмотреть, что с человеком, а то потом не простишь себе!» Вышел из машины, подошел, посмотрел. Вернулся: пьяный, спокойно спит. Я в восторге! Зауважала и записала в хорошие люди. Еще восприняла ситуацию как знак: ведь это было одним из ключевых пунктов моей программы!

Едет ровно 90 км/ч по пустой дороге на хорошей машине. Мне это кажется излишней осторожностью. Не люблю, когда мужчина робок за рулем. Потом я проехала по той же дороге на своей – тогда еще – таратайке и поняла: если дать больше, на этих колдобинах машине будет очень плохо.

Мечтаю о пляже и как покажу ему красивый спуск с высокого холма к нашей красавице – Вейне, к водохранилищу. И вдруг: «Смотри: табличка «Яхт-клуб»! Заедем, посмотрим, что там?» Соглашаюсь, хотя от души надеюсь, что там – ничего ценного и мы скоро поедем дальше: чем меньше колыханий раскалывающейся голове – тем лучше! Он лихо разворачивается посреди шоссе, направляемся под табличку».

Вот и ворвались в напряженные, нервные записки Ксении запах речной воды, и ветер, несущий плеск волны, и хлопанье паруса! Ярослав уже не сомневался в том, чье именно имя встретит на страницах записок! «Чудес-то не бывает! – пробормотал он. – Если только у Гриши обнаружится двойник!»

«Длинная, хорошо асфальтированная дорога. В конце ее – цивилизованная стоянка, решетка забора, пост охраны. Есть шанс, что нас не пустят. Но нет! На 20 минут – просто прогуляться до клуба – можно. Снова асфальтированная дорога, только пешком, крутой спуск. Берег, песок, деревянный домик, железный ангар, несколько маленьких лодок с мачтами у самой кромки воды. Молоденькие два парня и девушка. Он хочет взять лодку покататься. Я мечтаю, чтобы не получилось: лишь бы не колыхали! В другой раз! Но все возможно. 400 рублей час. А охрану они сами предупредят. Он слишком активно общается с клубной девушкой. Милая, открытая, простая, лет восемнадцати. Даже знакомится с ней: «Меня зовут Гриша, а вас?» – «Маша».

Только сейчас Ярослав вспомнил и запоздало удивился: а как же образ темноволосого загорелого античного атлета высоченного роста с широкими плечами в обрамлении бицепсов и трицепсов, которого он своим собственным третьим глазом видел во время второй беседы с Ксенией? С первых же страниц записок «атлет» стал утончаться, обретая аристократичную, слегка сутуловатую худощавость, а волосы постепенно выгорели до пепельно-русых. Ярослав будто слышал знакомый веселый голос с нотками самодовольства: «Как мы над тобой подшутили, а?» Теперь все сомнения были изгнаны синим по белому выведенным коротким именем, и Ярослав окончательно осмыслил: то, каким женщина видит своего избранника, порой не совпадает с его истинным обликом. Если же мужчина с нею согласен, то до истины вовсе не доищешься, пока не увидишь этого человека живьем! Например, Гриша самого себя видит мрачным шкипером, густо заросшим темной щетиной. Темноволосым восприняла его и Ксения из-за пегости, вызванной сединой. В итоге темная шевелюра стала одной из самых устойчивых и правдоподобных характеристик мысленного образа.

Ярослав уже добрался до цели своих изысканий – имени героя записок, однако по инерции продолжал читать.

«Рассказывает ей, в каком яхт-клубе состоит сам. С мальчиками тоже активно общался, но так и не познакомился. Похоже, опять проверял меня на глупую ревность: зачем еще ему восемнадцатилетняя барышня? Я стояла рядом и благодушно улыбалась: хорошо, что он нашел, с кем поговорить, а то у меня на это нет сил!

Он потом много раз заводил беседы о ревности. Убеждал в прописной истине, что мужчина по природе своей должен заглядываться на многих женщин. Однажды он среди других фото случайно показал мне на компьютере изображение обнаженной женщины в бане: милое лицо, длинные распущенные природно светлые волосы, мягкие формы. Я отнеслась к этому фото спокойно: ну, какая-нибудь бывшая пассия, только не ясно, почему он расстался с такой красивой и милой. А он смущенно прогнал с экрана фотографию без комментариев. Позже в тот же день в сильном подпитии с пафосом говорил: «Увидела фотографию обнаженной женщины – а ты не ревнуй! Может, это просто знакомая!» Я и не думала ревновать: сейчас-то он мой и не изменит – я знала! Еще: «Ненавижу глупую ревность!» Но в тот момент на берегу он этого не говорил, а я догадалась: проверяет! Еще: «Я – двухмакушечный. У меня всегда в жизни два увлечения, две страсти. Но, слава богу, к женщинам это не относится. В один период у меня только одна женщина. Я не разрываюсь между двумя». Безоговорочно поверила ему. Потом поняла: он делает другой выбор – между женщиной и независимостью. Свобода каждый раз оказывается более желанной возлюбленной.

Выбирали лодку, разбирались с размером (уместятся ли двое) и такелажем. Я стояла рядом, слушала непонятные разговоры. На меня поглядывали как на женщину, которую мужчина собирается катать на яхте, ублажать и развлекать. Чуточку неловко перед молодежью: не глуповато ли в моем и его возрасте демонстрировать публике период активного ухаживания?! Вспоминать странно, будто о другой жизни! Теперь не смутилась бы. Ведь приятно на самом деле, когда красиво ухаживают – в любом возрасте! Я никогда прежде не находила романтики в парусах… И с ним видела, скорее, изнанку этой красоты: тяжелый труд, длительная, занудная подготовка, сырость от протекающего днища лодки, теснота, ограниченность движений… И что удивительно, все это успела принять и полюбить! Мнение подруги-литературоведа: феномен «Душечки». Возможно…

Стали готовить лодку. Сидела на пеньке на берегу и радовалась, что они там так долго возятся и моя помощь не требуется: не надо напрягать голову!

Долго ли, коротко ли, поплыли. Стал объяснять, что, когда он перекидывает гик на другой борт, надо срочно пригибать голову, иначе ее снесет. Головы лишаться так не хотелось, хоть она и сильно болела! Обещал заранее давать команды. Я всю дорогу боялась и голову старательно берегла. Однажды он забыл дать команду, я пригнулась сама, а он потом все-таки вспомнил, извинился. Еще надо пересаживаться с борта на борт, так как он перемещается с каким-то канатом в руках, чтобы держать гик, а я для равновесия должна оказаться на другом борту. Причем желательно, чтобы мы пересаживались одновременно. А я-то надеялась, что на лодке меня с моей бедной головой наконец перестанут колыхать! Смирилась с судьбой и изо всех сил старалась поддерживать разговор. Даже полегчало немного.

Картинка: он стоит в лодке, а я сижу. Он что-то говорит и смотрит на меня сверху ровно вниз. Мы – посреди водохранилища, вдали – зелень берегов, над его головой – парус, мачта и голубое небо. Его серые глаза – яркие, промытые. Впечатление, что это не глаза, а сквозные дырки, через которые просвечивает небо. Они очень выразительны, они полны желания и мощного драйва. В этом нет любви, но есть готовность и намерение – воля. Потом, много раз вспоминая тот взгляд, я мурлыкала про себя из Богушевской: «И, отражаясь в зеркалах, Я вижу страх в своих глазах, А в его глазах – Небеса, И, отражаясь в небесах … Я вижу дым в своих глазах, И огонь я вижу в других, И, отражаясь в том огне, Я вижу, но как бы на дне, Все тот же страх В своих глазах». Так все и происходило!..

В лодке тесно, трудно уместиться. Он: «Мы – большие», то есть лодка рассчитана на людей поменьше или на одного. Кажется, впервые прозвучало: «мы»!

Из тем беседы помню только одну. Он рассказывал про сына. Очень честный, порядочный человек. Ему 28, он не женится, так как ищет единственную, чтобы на всю жизнь. У него есть подруга – китаянка – в кино сходить, поговорить. Но на той он не женится, поскольку она – не верующая. Между прочим, Гриша тоже не верующий, хотя какого-то бога он все-таки признает. Позже говорил: «Людей, которые причинили мне зло, бог всегда потом наказывает. А если я кому-нибудь делаю гадость, то бог, в которого я не верю, меня потом обязательна наказывает».

Мне почудилось, что, рассказывая о сыновних поисках, он опять изучает меня, ему важно, как я это прокомментирую. Сказала правду: я его очень хорошо понимаю, надо обязательно найти человека, который будет дорог, к которому будут чувства и который подходит, а не просто так – жениться, потому что уже пора.

Я тогда удивилась: что же для них означает «быть порядочным» по отношению к женщине? В какую-то из следующих встреч, когда мы уже были близки и когда он снова заговорил о сыне, я ввернула: «А девушка-то, с которой сын дружит, знает, что он не собирается строить с ней более серьезные отношения, жениться?» Ответил: «Не знаю, мы это не обсуждали». А на следующем свидании он пошел на серьезное объяснение – принялся расставлять многоточия в наших отношениях. Об этом – в свою очередь. Думаю, я его немножко спровоцировала, к чему и стремилась. И еще думаю, что он понял мою реплику именно как намек…

Несмотря на напряг от того, что я все время старалась поддерживать беседу и быть в этой беседе на высоте, прогулка принесла новые и приятные впечатления. Увидела ту часть родного водохранилища, где никогда не бывала прежде, да еще с самой середины, откуда всегда так красивы зеленые холмистые берега! Прежде каталась под парусом только однажды на катамаране – на Святом. Маленькое озерцо, ничего не успела толком заметить, почувствовать. А тут – в полной мере: ни тарахтения мотора, ни хлопотливого шума весел – только изредка легкий, необязательный, немного таинственный плеск волны о днище. И тишина! Повезло: ветер был хороший, ровный.

Григорий не взял с собой часов и беспокоился, как бы нам вернуться ровно через час. Я немного удивилась: разве для него 400 рублей – большая сумма? Тем паче за любимое занятие, да перед девушкой показать себя! Но потом ветер стал стихать, как обычно бывает к вечеру. Успеть бы вернуться под парусом! Мы видели, как встала другая лодка далеко, посреди водохранилища. Когда подобрались поближе к берегу, прошли мимо еще одной лодки с обвисшими парусами.

Весело воскликнул: «Смотри, нам везет!» К нам приближалась рябь по воде – крошечным пятачком. Объяснил: так идет ветер. Неподалеку от причала встретили пожилого серфингиста, который подталкивал доску вперед, раскачивая свой парус из стороны в сторону. Он посмотрел на нас с удивлением. Григорий его не заметил. Потом я рассказала – он сожалел: интересно было бы пообщаться!»

Крайне любопытно!

Вначале Ярослав читал внимательно, чтобы найти хоть какие-то зацепки для решения своей задачи. Когда понял, о ком идет речь, необходимость в этом отпала: он и так отлично знаком с характером Григория! Потенциальные магические возможности? Ярослав как-то не акцентировал на этом внимания, но всегда знал: да, задатки у Матвеева есть – еще какие! Но Гриша, оказывается, при необходимости с легкостью пользуется своим даром! Осознанно или сам того не замечая? Этого в принципе невозможно определить! Ксения не придала значения деталям, которые ему сказали очень много.

Облака разгонял? Броско. Но докажи-ка, что они не сами разошлись! А вот идти под парусом, когда и справа, и слева, и даже в непосредственной близости от тебя плавсредства встали намертво из-за полного штиля, возможно только в том случае, если удачно словишь локальное движение воздуха над водой. Но тебе ведь нужно еще и направление выдерживать! Практически нереально, чтобы такой ветерок сопровождал лодку до самого берега, не повернул, не исчез… Было над чем поразмыслить!

«Мы успели вернуться. Его аппаратом пофотографировались на длинных шатких мостках. Он восхитился: «Как приятно, что ты и сама готова фотографировать, а не только требуешь, чтобы снимали одну тебя!» Чем больше впоследствии он рассказывал о своих «девушках», тем больше казалось, что это какие-то монстры и оборотни. Основная их характеристика: «глупые и жадные». Я тогда думала: раз он теперь связался со мной, а я, слишком очевидно, под прежний стереотип не подхожу, значит, он решил радикально поменять и сценарий взаимоотношений. Не учла, что типаж «девушки» легче сменить, чем собственное поведение.

Он хотел еще искупаться, а меня отталкивали холодная вода и переодевание в неуютном ангаре. За разговором про купание он забыл. Спохватился, только когда мы пришли к машине. Я выразила сожаление, пугаясь, что сейчас он потащит меня назад. Но он махнул рукой.

По дороге домой рассказывала, что люблю дальние путешествия на авто. Я всерьез переживала: если мы с ним сойдемся, то придется путешествовать только по воде, а это медленно и не всюду попадешь. Такие мелочи казались жизненно важными – чудно! Он сказал: «Вот почему ты моему папе так понравилась – папа тоже «дальнобойщик»!» Приятно удивлена: с его папой мы видели друг друга три минуты и обменялись двумя фразами типа здрасте – здрасте – приятно познакомиться – взаимно.

Сказал, что наличием водохранилища с яхт-клубом ценность моей дачи сильно повышается в его глазах. Добавил: «Прости меня за такой цинизм!»

Въезжаем снова на родную грунтовку. Медленно поворачивая на проселок, он заметил, что наш пьяный уже на ногах – еле-еле – и ищет свою сумку. Прокомментировал, что ее, наверное, украли, пока мужик спал. Какой внимательный – все замечает!

С тоской думаю о необходимости готовить ужин: голова опять раскалывается! Однако неожиданно все страдания заканчиваются!

Оказалось, что дорогу уже сделали. Я предложила ему припарковаться у соседей напротив: их все равно нет, а если и приедут, то не раньше пяти утра. Вопрос про себя: а он-то до пяти утра уедет? Рабочих нет в помине, хотя час не поздний. И стоит полный остов дома, вплоть до оконных рам и стропил – только обшивай! Это выглядело как чудо: два часа отсутствовали, уезжали от пустого места, вернулись – дом стоит!

Ужин он почти полностью взял на себя: пожарил курицу, разогрел картошку. Все – очень-очень быстро. Ели-пили прямо в моей тесной домушке, где сосредоточилась на время строительства вся жизнь большого дачного дома. В беседку не пошли: там рабочие сильно намусорили, убирать долго. Сначала была идея сделать шашлык, но на это у него не нашлось драйва.

В каком-то промежутке: то ли пока курица готовилась, то ли после ужина и до чая, мы посмотрели на его ноутбуке фотографии: «The best of Volga» – о недавнем путешествии. Смотрела на одном дыхании: и красиво, и интересно! В этом наши вкусы совпадают! Очень захотелось показать ему свои фотки из путешествий, из дачного. То, что висело в домике на стенах, его насторожило: «Кровавые закаты!» У меня не было таких ассоциаций! Надо реабилитироваться: у меня такая красивая Черногория – ему должно понравиться!

Впоследствии видела фотографии, сделанные им на Тишковском, Пестовском, Икшинском водохранилищах. Некоторые висели в рамочках у него на даче. Мы и тут похожи: у него на даче – фотографии местных пейзажей в рамочках, и у меня! Только у него еще висела фотка его самого, что-то мастерящего в лодке. Я бы себя на стенку не вывесила… Сказал: «Я – певец икшанских просторов!»

Раньше, еще когда катались, он рассказал, что во время путешествия по Волге у него был день рождения, причем юбилей: пятьдесят! Он не любит дней рождения, старается сбежать от официозных застолий и формальных спичей. Вместе с тем несколько раз обиженно повторил: «Мне ничего не подарили!» Только родители – статуэтку, которая ему абсолютно не нравилась. Жаловался: родители вообще вечно дарят что-нибудь ненужное и не в его вкусе. А те картины, которые он родителям дарит, красивые, радостные и теплые, они задвигают в дальний угол! Я хотела во время ужина предложить тост за его прошедший день рождения – мол, хороший именинник десять ден! Но от многообразия впечатлений и головной боли забыла. Потом долго очень сожалела и стыдилась. Позже купила ему маечку типа тенниски, которая мне понравилась и, как я успела заметить, была в его стиле. Денег из-за строительства не было совсем, в фирме работала недавно и большего позволить себе никак не могла. Он принял достойно, всячески демонстрировал, что понравилась. А потом, в разговоре о другом, мягко подсказал: он любит, чтобы летняя трикотажная вещь была с воротничком. Я тоже всегда так делаю и тоже люблю с воротничком! Учла, но не успела ничего подходящего найти… Я слишком многого не успела сделать, пока была с ним – так и тянутся хвосты…

Он активно хвалил мой салат из дачной зелени. Дочиста «обработал» миску! Было приятно!

После ужина предложила ему пить чай из самовара. Он с энтузиазмом согласился. Рассказал, что подарил родителям для их загородного дома настоящий тульский самовар – старинный, восстановленный. «И что ты думаешь, они хоть раз его поставили?!» Я собралась растапливать – как хозяйка и человек, знающий технологию. Он неожиданно попросил довольно решительно: «Можно я растоплю?» Я согласилась, хотя подумала, что вряд ли он справится с непривычки, и приготовилась подсказывать. Оказалось, он очень любит всяческие печки и является по ним большим специалистом, так как некоторыми маленькими переносными печками-плитками пользовался в путешествиях по воде. Да и костры в походах регулярно надо разводить.

В качестве разжиги я достала пачку листов из рукописи своей диссертации. Он стал приглядываться к почерку, что-то прочитал. Сказал: «Красивый почерк, разборчивый!» Сильнее польстить мне невозможно! Мой почерк, который с детства считали корявым и нечитаемым, назвать красивым! Позже увидела его почерк. Оказалось: они похожи!!! Он пишет путевые журналы – короткие, деловые, без лирики заметки в амбарных тетрадях: где удобно причалить, какую деталь заменил, а какую предстоит найти и купить. Любимый дед вел путевые заметки и технический журнал автомобиля в том же стиле и в таких же амбарных тетрадях!..

Научил меня разжигать любой огонь с помощью березовой коры. Самовар у него горел – загляденье! У меня ни разу так не получилось, чтобы совсем без сбоев, без повторного разжигания. Чай сервировали на верстаке у сарая. Я предложила подыскать более чистое и комфортное место, но он сказал, что обожает верстаки: много и с удовольствием плотничает. А мне у верстака тоже нравилось: уютно сидели в шезлонгах друг против друга, разговор стал легче и непринужденнее. Чай, печенье, обалденно вкусный пирог с черносливом, который он привез. Очень теплая ночь: сидели до полвторого, и я не зябла в шортах. Чувствовала, что он не хочет уезжать.

Все-таки не рискнула предложить ему остаться до утра: голова предательски болела по-прежнему, я еще не была уверена, что готова к близости, а возиться с укладыванием его и с завтраком не было сил: впечатления переполняли, зашкалило. Если бы так и сидеть до утра за чаем у верстака!

Ели, наконец, ягоды. Нахваливал! Обещала дать ему корзину с собой – согласился с охотой.

Он засобирался. Чувствуя неловкость, все-таки выдержала – не предложила остаться. Он решил не переодеваться: ночь, никто не увидит, что он в дачных старых шортах!

Велел мне обязательно завтра утром изжарить купаты, чтобы не испортились. Но на следующий день я ехала в Москву, привезла их домой свежими и забросила в морозилку. Время от времени доставала оттуда по штучке. Последнюю купату торжественно съела в ноябре, после разрыва, давясь слезами.

Стала собирать грязную посуду – спросил, справлюсь ли с ней сама, не надо ли помочь. Мало того что готовил, так еще и посуду мыть! Отказалась, так как от усталости хотелось скорее остаться одной. Только от усталости! Отнесся к моему отказу легко, не настаивал, что несколько смазало впечатление от самого предложения.

Прощаемся на просеке у его машины. Он: «Ну, давай обнимемся!» Целомудренно, по-дружески. Но: я попала в его объятия и почувствовала… Что не хочу из них вылезать? Что хочу его? Что мне так очень хорошо?.. Скорее, почувствовала уже не «я», а нечто теплое, живое, доброе, трепетное, возникшее не во мне, не в нем – в «мы». Дальше еще поболтали. Приятно, что он склонен «зацепляться языком» – мы и в этом похожи! Заметила эту особенность еще в телефонных разговорах. Значит, ему хочется и важно что-то мне сказать! Обсудили тему роста. Он опять повторил, что мы – высокие. Я ответила, что он значительно выше меня. Он: «Еще не хватало, чтобы я был ниже тебя!»

Опять прощаемся. Он: «Давай поцелуемся!» Опять целомудренно: по-дружески, в щеку. И вдобавок еще раз обнялись. Я сдалась, пропала, готова на все. Но он удивительно тонко чувствует мое настроение, или наши состояния так точно совпадают: не сейчас! Просто не сейчас.

Стал размышлять вслух, как ему лучше выехать: то ли подать вперед и там сманеврировать, то ли задним ходом. Позабавило: «А может, тупо развернуться?» Оказалось, его любимое словечко. Ничего себе тупо! Развернуть на нашей узкой просеке такую длинную машину! Однако он справился довольно легко и без моей бестолковой помощи. На прощание громко пообещал, предельно понизив голос: «I'll be back!» Думаю, было похоже на Терминатора, но я не смотрела. Обещание страшно обрадовало!

Через несколько дней он спросил в эсэмэс: «Ты еще будешь зазывать меня к себе на дачу?» Тогда окончательно стало ясно: ему не в лом сюда ехать, чтобы увидеться!

Накрыла собранную на верстаке посуду большим тазом – от кошек и прочей живности. Завтра помою! И наконец-то спать!

А вместо сна до пяти утра сочиняла стих. Несколько позже он обрел законченную форму, но основное придумалось уже тогда:

На следующий день писала об этом В.Л., а та мне: «Ставлю тебе диагноз как доктор: ты влюбилась! Поздравляю!»

Утром спохватилась: обещанную корзинку забыла ему отдать. Написала эсэмэс: «Как доехал?» Попросила прощения за то, что не предложила остаться, мол, постель неудобная (что правда), с душем проблемы. Вдобавок – паническое: «Гриша, а ягоды-то?! Забыли!» Его ответ: «Ксюша, спасибо за заботу! Остаться было невозможно по многим причинам. Без ягод за завтраком страдал!»

Начался активный обмен эсэмэсками. Каждый день – минимум по две, а то и больше. Я думала, что ему не очень хочется писать: эсэмэски – развлечение для зеленой молодежи, да и некогда на работе настукивать тексты. Но хотелось поддерживать контакт, чтобы он не утерял интереса, а звонки я не могла себе позволить. Были очень нежные: «Вечер. Ты слушаешь «Маячок». (Я рассказывала ему, что слушаю приемник на батарейках.) Мы часто не совпадали по времени: я уже отчаялась получить от него записку и выключила телефон, чтобы не ждать, а утром получаю: мол, спокойной ночи! Отвечаю: уже с добрым утром. Или я ему: спокойной ночи! Долго жду ответа – нету. Он мне утром: «Вечером заснул – пропустил твою эсэмэс. Прости!» Тогда-то приучилась держать телефон вечно включенным, кроме ночи. Много ездила по хозяйственным делам, нужно было выбирать и покупать рамы, двери. И нарочно подолгу не смотрела на телефон: пусть подождет ответа, он ведь тоже частенько заставляет меня долго ждать!..»

До сих пор Ярослав продолжал читать по инерции. Даже не читать – видеть и слышать происходящее: он был отлично знаком с некоторыми привычками Матвеева, которые ставили Ксению в тупик, в записках проскакивали характерные словечки – тексты эсэмэсок и реплики героя Ксе-ниного романа звучали знакомым голосом. Ярослав чувствовал запах блюд, которые Гриша любил готовить. Он снова и снова цеплялся глазами за рваные, нервные строчки и не мог пропустить ни одной.

Но вот наконец прерваться удалось, и Ярослав ужаснулся тому, что делает. Ведь Григорий никогда не позволил бы ему проникнуть так глубоко в тайну своей личной жизни!

Но миндальничать некогда! Надо срочно разбираться с дырой – спасать президента «ЧеНепа». Хорошо, что тот сегодня пораньше покинул офис, но вернется ведь!.. Если успеет… «Завтра позвоню ему, – решил Ярослав, – открыто предупрежу об опасности. Только бы Ксению не выдать!..»

Ярославу необходимо было узнать, что за отношения связывали Ксению и Григория и по какой причине мужчина и женщина расстались: это прольет наконец свет на то, как образовался разрыв в структуре пространства и времени. Но об этом надо просто расспросить Ксению при личной встрече.

Пробуждение далось Ярославу тяжело. За три с половиной часа сна сумятица впечатлений прошлого дня забродила в голове, но процесс был прерван в самом разгаре, и теперь в башке плескалась муть – словно недобродившее и стремительно закисающее на открытом воздухе сусло. Не помогли ни силовые упражнения, ни холодный душ. Кот нагло продолжал дрыхнуть, сладко развалившись посреди кровати, и служил наглядным примером, как может быть хорошо каждому, кто не спешит с утра пораньше по неотложным делам.

Ярослав закинул на заднее сиденье неизменную спортивную сумку. Вспомнил, что вчера она тут почему-то сильно нагрелась. Перегнувшись через водительское сиденье, переставил вперед. Взгляд упал на резиновый коврик внизу. Сколько ж песка натащил! Пять минут до отъезда у него в запасе точно оставалось! Он вынул коврик и вытряхнул на бетонный настил. Обычный подмосковный песок, который добывают в карьерах, которым усыпаны все грунтовые дороги, – ярко-желтый, порой бежевый или красноватый от примесей глины. Кучка песка под ногами Ярослава была белой.

«Либо я окончательно спятил и продолжаю грезить наяву, – сказал себе Ярослав, – либо вчерашний мальчик со змеем не был ни галлюцинацией, ни астральной проекцией…»

По дороге в Москву он спохватился, что забыл тетрадь Царевой на веранде, где читал допоздна. Жаль! Сегодня вернул бы владелице. Попытался дозвониться Ксении, чтобы договориться о встрече, – не вышло: абонент находился вне зоны действия сети. Видно, Царева ехала в метро. В приемной президента «ЧеНепа» тоже пока не брали трубку.

Пока парковался, показалось, знакомая спина мелькнула в воротах академии. Не Вера ли? «А ведь она тут работает!» – припомнил Ярослав. Тесен мир! В молодости он зарабатывал на жизнь массажем. Получались неплохие результаты, клиентов хватало. Массаж долго оставался палочкой-выручалочкой, хорошей подработкой в любых перипетиях экономической жизни страны и поисков собственного пути. Вера пришла на прием; понравилась; отношения с ней складывались легко. Надо будет как-нибудь найти ее в этих стенах – то-то удивится!

Встреча с ректором вылилась в пустую трехминутную формальность. После того как все необходимые договоренности были достигнуты, Дружинин неожиданно сообщил: приступить к преподаванию желательно уже сегодня вечером.

Ярослав отреагировал адекватно:

– Ты охренел, что ли?

Он и отдаленно не представлял, что сказать слушателям; он собирался завтра вечером лететь на Ближний Восток на несколько дней, может, на неделю; результатов его изысканий ждет раненый Матвеев, а он ни в чем еще толком не разобрался. Наконец, сегодня вечером Ярослав предполагал встретиться с Ксенией. Григорий, Ксения, «Че-Неп» – все перемешалось, свалялось плотным клубком, склеилось, как колтун в волосах. Ярослав хотел хотя бы часик спокойно посидеть не важно где, поразмыслить, растащить колтун по волоску.

Все эти соображения взгромоздились на одну чашу весов. А на другой оказалась кучка одуревших от скуки домохозяек да целительница Люба, по-житейски просто произносящая загадочное: «Делиться надо!» Да его пустые иллюзии разделить с кем-нибудь главную страсть своей жизни, свой любимый и тяжкий труд. А еще номер телефона специалиста, сидящего на уникальном оборудовании, который Дружинин обещал ему, но пока еще не передал. Сейчас идея тратить собственное драгоценное время на чтение грошовых лекций неизвестно кому непонятно о чем показалась Ярославу нелепой, просто бредовой. С нужным специалистом можно связаться ценой значительно меньших затрат. Только странное состояние, охватившее Ярослава вчера вечером, могло послужить оправданием тому, что он ввязался в такое тухлое дело…

Ярослав мрачно молчал, Дружинин не торопил его. Ярослав лихорадочно искал выход: как бы выкрутиться из этой истории совсем. Что, если отказаться прямо сейчас? Сильно он подведет Андрея? От напряженной работы мысли и острого недовольства ситуацией брага в голове окончательно скисла. Затылок сдавило, и к вискам поползла боль. Мигрень, быстро изгнанная им позавчера, ждала на страже и собиралась наверстать упущенное. Судя по характеру боли, она намеревалась оккупировать его голову всерьез и надолго.

«Надо делиться!»

Ярослав не планировал легко сдаваться, однако на сей раз он находился далеко от дома. Не улечься в глубокую медитацию на полу перед камином, не позвать на помощь лучшую грелку на свете – Скинхеда. «Ладно, – подумал Ярослав безо всякого энтузиазма, – проверим, правильно ли я понял Любу!»

– Хорошо, Андрюх, – сказал он вяло, – сегодня так сегодня. Когда, куда, с кем?

«Рискну здоровьем», – мрачно добавил он про себя.

Через десять минут он выходил из здания Педагогической академии. В далекой вышине над городом парило идеально выглаженное ярко-голубое полотнище, московский воздух приятно нагревался после затянувшейся суровости весенних ветров и ливней. Ослепительно-белое солнце предвещало жару. Ярослав подумал, что к полудню изнурительное городское пекло добьет его бедную голову. И тут заметил, что грозные признаки надвигавшейся мигрени исчезли бесследно. Преподавательская карьера сразу показалась гораздо более привлекательной, нежели полчаса назад!

Ярослав нога за ногу побрел к машине, прижав к уху телефон. Он звонил Матвееву. Обсудили самочувствие. Лучше, уже почти нормально. Итоги вчерашнего визита родителей. Неоднозначные. Сын был обруган за разгильдяйство, неосмотрительность, и вообще, вечно с ним что-нибудь такое случается! Мама опять настаивала, чтобы он повесил на окна шторы, потому что без них неуютно, вид комнаты какой-то незавершенный, да и опасно. Зато отец скорее порадовал: не слишком много бурчал и привез бутылку отличного, редкого вина! Ярослав посмеивался, но в глубине души испытывал определенную неловкость: при редких встречах он хорошо общался с Матвеевыми-старшими, несмотря на некоторую европейскую суховатость много лет проработавших за границей стариков. Манера, в которой говорил о них Григорий, имея к родителям свой счет за их вечную занятость и отстраненность, за детство, проведенное с няньками, еще бог знает за что, сугубо личное, порой казалась Ярославу просто пасквильной.

– Гриш, извини, я долго беседовать не могу: дел выше крыши.

Ярослав попросил разрешения сделать полный химический и какой еще понадобится анализ веществ, из которых состоит таинственный «дротик».

– С ним будут обращаться предельно аккуратно, – уверенно пообещал Ярослав и шутливо добавил: – Специалист в резиновых перчатках и халате сделает химический анализ…

– Зачем? – перебил Матвеев. Голос Григория почему-то стал напряженным, без следа прежнего легкого веселья.

– Мне же надо узнать происхождение этой штуки: хотя бы рукотворная или нет. Может, она с неба свалилась. Метеорит…

– Не надо ничего исследовать! – резко потребовал Григорий, будто бритвой полоснул. – Я просил тебя выяснить только одно: было ли нападение простой случайностью. Пожалуйста, не вкапывайся больше ни в какие детали!

Повисло молчание. Ярослав видывал Григория и таким, но еще ни разу в жизни удар подобной силы Матвеев не обрушивал на него. Чувствовал себя как обиженный мальчишка, когда внезапно врезал лучший друг. То ли заплакать с горя, то ли сдачи дать… Решил выдержать паузу.

– Ты и так много сделал. – В голосе Григория поуменьшилось резкости. – Ясь, спасибо, ты мне очень здорово помог! Слышишь? Не обижайся, пожалуйста!

– Хорошо, – ответил Ярослав уклончиво.

– Ясь, я не понимаю, зачем ты продолжаешь возиться с этим… «дротиком»? – воскликнул собеседник с новым приступом раздражения, но уже не враждебно-ледяного. – Ты ведь уже все выяснил. Что-то еще беспокоит в этой истории?

– Ну почему беспокоит? – медленно отвечал Ярослав, подбирая слова. – Нападение, вероятнее всего, не было заранее спланированным и подготовленным… Мне просто интересны некоторые детали. Чтобы закрыть тему, я хочу… хотел бы узнать, что за штука тебя спасла!

– Ясь, это лишнее! – твердо заявил Григорий. – Оставь в покое эту вещь. Она действительно нужна мне как вещественное доказательство. Я заберу, как только смогу. Или ты заедешь в гости, если будет время. Договорились?

– Договорились, – согласился Ярослав и стиснул зубы.

Он с ожесточением нажал на кнопку «отбой» и несколько долгих мгновений боролся с острым желанием шмякнуть телефон об асфальт. Уважение к технике и труду корейских рабочих победило разрушительный порыв. На самом деле треснуть хотелось не телефоном об асфальт, а кулаком о матвеевскую голову. «Вляпался!» – подумал он одновременно и о Григории, и о собственном идиотском положении.

Гриша, когда хотел, мог выстраивать глухую защитную стену. Непонятно было, то ли он скрывает злой умысел, то ли плоды глупой ошибки. Ярослав легко взломал бы сопротивление и выяснил все прямо сейчас, но уважение к другу не позволяло ему использовать тактику «ногой в дверь». Григорий интеллектуально развит. Защита таких людей взламывается на уровне чувств. А трогать чувства старшего товарища Ярослав не решался. И так он нахлебался стыда благодаря запискам Ксении, неожиданно оказавшимся посвященными именно Матвееву!

Множество раз Ярославу встречались клиенты, старавшиеся скрыть от него важную информацию – от финансовых секретов до уголовных преступлений. Клиентов можно просканировать, как говорится, силой мысли, поставить им ультиматум, послать подальше. А тут друг, доверие которого страшно потерять, который и так доверяет ему через пень-колоду, и которому, бог весть, стоит ли доверять самому! Ярослав перестал замечать, что напряженные размышления на тему доверия приобрели характер навязчивости.

Он снова взялся за телефон и через десять минут уже ехал в сторону «Октябрьской». В Горном институте на экспертизу стояла очередь не меньше, чем у криминалистов, но Андрей Дружинин составил Ярославу отличную протекцию.

Только бы успеть после этого на повторную встречу с солидным клиентом, которая была назначена еще месяц назад! Там очень непростая ситуация в фирме, нужно обязательно до отъезда проверить и подкорректировать результаты работы! А когда же встречаться с Царевой?! Ей пока звонить без толку. Зато президенту «ЧеНепа» – в самый раз!

Секретарша сообщила, что Евгений Ильич сегодня, к сожалению, будет отсутствовать целый день. «Он плохо себя чувствует», – добавила доверительно. У Ярослава засосало под ложечкой от раскаяния. «Все, опоздал! – подумал он. – Нельзя было откладывать на завтра важный разговор, который касается жизни и смерти! Никогда нельзя человека щадить! Надо резать правду-матку как она есть – пусть лучше испугается! Люди тугоухи – надо орать изо всех сил, чтобы услышали!» Потом он немного перевел дух и попытался уговорить себя, что все еще, может, обойдется; даже сделал несколько движений рукой, структурируя энергию и направляя ее президенту «ЧеНепа»: вдруг да поможет?! Ему даже показалось, что пространство благосклонно отзывается.

Вместе с тем необходимость завершать работу в «ЧеНепе» не отпала: разрыв надо ликвидировать! Обязательно ли это делать сегодня? Пробой частично локализован, все возможные защиты вокруг него поставлены. В конце концов, дыра в совершенно диком виде существует с ноября прошлого года! Глупо заниматься самоедством! Кроме несчастного Евгения Ильича, никто в «ЧеНепе» не собирается помирать в ближайшее время. Завтра целый день до отъезда свободен. Вот тогда Ярослав и займется латанием дыр…

Наблюдать работу прибора оказалось неинтересно: вся «кухня» – внутри, на монитор выводятся непонятные цифры и графики. Эксперт довольно долго суетился у аппарата, загружал в его недра то «дротик», то какие-то минералы и куски горных пород, тер голову, крякал, бегал пальцами по клавиатуре компьютера. Ярослав нетерпеливо поглядывал на часы, но молчал. Наконец, «дротик» вернулся в его руки, а специалист огласил ошеломляющий вывод.

Структуру вещества, из которого состоял «дротик», было просто невозможно описать. Химических формул, которые, скрипя, выдал суперсовременный, надежный и классный прибор, не существовало в природе и не могло в ней появиться. По данным некоторых анализов, выходило, что «дротик» вообще не состоит из молекул и атомов. Другие пробы показывали некую цельную кристаллическую решетку, образованную неопознаваемыми частицами. Снаружи объект покрывали тонким слоем самые обыкновенные органические и неорганические вещества.

– Исправность прибора вы, как я понял, проверили с помощью других объектов? – уточнил Ярослав, и эксперт подтвердил. – Это не похоже на продукт каких-нибудь нанотехнологий?

– Ничего общего. Сомневаюсь, чтобы… это… могла сделать современная наука.

Сообщение впечатлило Ярослава. То ли магический объект «не захотел», чтобы его исследовали, и «закрылся»? Так бывает. Известны случаи, когда из строя выходила даже самая надежная и кондовая аппаратура. Но тут, к счастью, сверхценный прибор остался невредим. То ли «дротик» и впрямь имеет структуру, непостижимую для современной науки.

– Я могу предположить только внеземное происхождение объекта.

– Значит, метеорит?

«Если так, то все худо-бедно сойдется с ответом!» – понадеялся Ярослав.

– Не берусь утверждать наверняка, – разочаровал его собеседник. – Во-первых, нерасколотый метеорит, по идее, должен иметь округлую форму. Во-вторых, на метеорите, по крайней мере, относительно «свеженьком», должны остаться споры некоторых микроорганизмов, особая «пыль». А поверхность этого камешка до того, как его в недавнем прошлом облапали руками и залили кровью, была практически стерильной…

В половине седьмого вечера Ярослав медленно подкатил к зданию Педагогической академии. Утром он не имел ни малейшего понятия о том, что расскажет своим слушателям, с чего начнет их учить. За рулем, в дороге между важными встречами и переговорами он думал о плане занятия и радовался каждой столичной пробке, дававшей лишние минуты на размышление. Ему было очень трудно: ведь Ярослав со школьных времен не учился ничему систематически! Как только он пытался думать на тему занятий, в голове раздавался равномерный гул большого пустого котла. Но не болело, хоть жара и духота в рекордно короткие сроки внезапным приступом взяли Москву, и вообще поводов для мигрени хватало с лихвой!

– Вот, Ярослав Игоревич, знакомьтесь, – Дружинин был сух и официален, – Марина Николаевна Ковалева, наш аспирант. Она будет курировать твой… ваш курс, помогать вам в обеспечении технической стороны дела: ключи от аудитории, необходимая аппаратура, ну, естественно, мел, тряпки, журналы. Впрочем, журналы – пустая формальность, можешь не заполнять! Мариночка потом все сделает как надо. Только заранее ей говори, если тебе понадобится что-нибудь особенное: проектор там, раздаточные материалы сделать, вертикальный блокнот.

– Да. Ладно. Угу.

Ярослав смотрел на Марину Николаевну очень пристально и не мог понять, что же в ее внешности так цепляет его взгляд. Мало, что ли, он видел красавиц? Ухоженные офисные москвички, сочные, бойкие хохлушки, непередаваемо чувственные женщины Востока… Более того, нельзя сказать, что красавицы радовали только глаз Ярослава. Некоторые из них становились его подругами, хотя внешность никогда не служила ему основным критерием выбора. Правда, за последние несколько лет его «послужной список» сильно сократился. Верный ученик Григория Матвеева, Ярослав полагал, что за девушкой, какой бы она ни была недалекой, или корыстной, или сексуально неразборчивой, нужно обязательно ухаживать, причем делать это внимательно и красиво. Таким образом ты в первую очередь уважаешь самого себя! А вот на ухаживания у него как раз совсем не оставалось времени…

Марина Ковалева вряд ли заняла бы первое место на конкурсе красоты: не образец совершенства, если придираться к деталям. Однако – вот парадокс! – глаз не оторвать! Небольшого росточка – всего до кончика носа Ярославу. Худенькой не назовешь, хотя размер – не больше сорок второго; скорее тонкая, как хлыст. Ярослав был уверен, что девушка имеет отличную спортивную подготовку. Большие серые глаза искусно подведены и кажутся нереально огромными. И в таких огромных, реснитчатых глазах – ни на волосок наивности или беззащитности. Воля, упорство, готовность сражаться за все, за что пожелает. Наверное, так еще казалось из-за строго поджатых губ, по форме, между прочим, весьма соблазнительных! Волосы, выкрашенные в темно-рыжий цвет, слегка вились и при каждом повороте головы разливались за плечами восхитительным беспорядочным каскадом. Длинный нос был прямым и тонким, поэтому вовсе не портил лица, напротив, придавал ему совсем уж непонятный шарм очевидного сходства с каким-то из детства знакомым персонажем, который Ярослав безуспешно силился припомнить. Джемпер с глубоким декольте демонстрировал грудь где-то между вторым и третьим размером, что выглядело особенно привлекательно при общей обезжиренности фигуры. Девушка несла на ногах облегающие брючки, из-под которых выдвигалась, буравя пол, длиннющая острая шпилька, и Ярослав беззастенчиво предвкушал момент, когда Марина Николаевна поведет его вслед за собой по длинному коридору Академии.

– Вам придется сидеть до конца занятия?

– Почему же «придется»? Я рада такой возможности. Мне очень интересно!

Марина умолчала, что специально напросилась курировать группу, которую будет вести человек, заменяющий саму Инну Троицкую. Она чудом об этом узнала, с трудом пробилась со своим предложением услуг к проректору. Марина умолчала обо всем этом, но Ярослав случайно считал.

Они шли по коридору, но не гуськом, а бок о бок. И Ярослав созерцал вместо срейчевых ягодиц Марины Николаевны ее строгие серые глаза. Светская беседа немного отвлекала его от редкостного переживания. Липкий, неугомонный страх теребил сердце. Ярослава колотила мелкая дрожь, которая уже подбиралась к челюстям – зубы едва-едва не стучали; ладони взмокли. Это было что-то из детства: проступок, о котором родители обязательно узнают, но вдруг пронесет, экзамены за восьмой класс…

– Вы к этой Инне Троицкой на занятия не ходили?

– Я у нее училась! – сообщила спутница с непонятной Ярославу гордостью.

– Ну и чему она там вас учила? Я первый раз в жизни веду занятие… Ни хрена не понимаю, как это делать! – пожаловался Ярослав.

Марина Николаевна внимательно посмотрела ему в лицо. Потом бросила взгляд на часы.

– У нас есть еще двадцать минут до начала пары, – сообщила хорошо поставленным голосом, четко проговаривая слова. – Пойдемте посидим в какой-нибудь пустой аудитории – я вас научу главному. Вы почувствуете себя увереннее.

– Идемте! Научите меня главному! – бодро воскликнул Ярослав, уверенный, что пошлит.

– Кстати, вот как раз свободная аудитория. Проходите, – спокойно скомандовала Ковалева, не заметив, что ее спутник пытался двусмысленно пошутить.

Они сели друг напротив друга. Ковалева по привычке – за преподавательский стол, Ярослав в торец этого стола – как студент на зачете.

Спустя двадцать минут Ярослав владел всеми необходимыми сведениями по методике проведения практических занятий. Правда, далеко не был уверен, что сумеет припомнить полученные знания в нужный момент. Зато он ясно представлял, каким образом начнет работу с аудиторией, и даже нес в кармане листок с планом своей вступительной речи. Страх сменился более привычным для Ярослава азартом. Марина Николаевна превратилась из добросовестного педагога в интересную молодую женщину. Такая яркая командирша, вместе с тем столько внимания и заботы – чудеса!

Они скорым шагом преодолевали коридоры, лестницы, нетерпеливо дожидались лифтов.

– Заковыристое у вас пространство, – заметил Ярослав, – как ловушка!

– Для уловления заблудших душ студентов, – подхватила Ковалева таинственным шепотом. Она широко распахнула глаза, повернув вполоборота голову и вперившись в Ярослава талантливо разыгранным магнетическим взглядом.

«Играем или взаправду что-то умеем?» – с улыбкой подумал Ярослав. Заманчивые губы Марины Николаевны дрогнули и расплылись озорной улыбкой в ответ.

– У нас тут настоящий лабиринт Минотавра, – добавила она.

Минотавра Ярослав вспомнил смутно, что было досадно: он считал себя достаточно эрудированным.

– Марина Николаевна, чему вы хотите у меня научиться?

– Я немало умею сама…

Ярослав про себя хмыкнул. Получилось вслух. Спутница заметила.

– Разумеется, у меня нет такого богатого практического опыта, как у вас. – В голосе Марины Николаевны прозвенели льдинки, брови красиво переломились над переносицей: девушка явно осталась недовольна пренебрежительным отношением светила энергоэкологической защиты к ее способностям. Однако Ковалева подавила негодование и продолжила мирно: – Мне хотелось бы научиться помогать тем, кто рядом, защищать их. У Троицкой не успела: хватало более важных на тот момент проблем.

В воздухе повисла конкретная ситуация с конкретным персонажем.

– Кого и от чего вам надо закрыть?

– Закрыть? – Выразительные брови взметнулись в удивлении, которое выглядело несколько высокомерным. Однако Ярослав уже заметил, что высокомерие Марины Николаевны – всего лишь привычная физиогномическая маска. – А, понятно! Всех, кто мне дорог, хотелось бы…

Речь собеседницы лилась ровно; литературные обороты, неизменно правильное построение фраз… Ярославу не хватило терпения дослушать; он перебил:

– Конкретно сейчас что-то стряслось?

– Да, Ярослав, вы угадали…

Они уже подходили к двери, над которой горел красной краской заветный номер. Ковалева замедлила шаг.

– Моему старичку какие-то отморозки на днях чуть не проломили голову.

Яркий образ Григория Матвеева, возникший по ассоциации с пробитой головой, помешал Ярославу считать информацию: о ком идет речь? Мешала еще какая-то несуразность, а времени, чтобы докопаться самому, не оставалось. Ярослав прямо спросил:

– Старичок – это кто?

Серые глаза так тепло засветились, что вмиг преобразилось все строгое лицо.

– Это моя собачка, – мягко пояснила Марина Николаевна.

Вот в чем несуразность! Ярослав-то думал, что речь идет о человеке, но второго человека, помимо Марины Николаевны, в ситуации не чувствовал.

– Старый, веселый такс. Он такой активный, бодрый, живой, как ртуть, несмотря на свой преклонный, по собачьему летосчислению, возраст. Во время прогулки мне за ним не уследить. А таскать все время на поводке жалко: ему будет скучно! Говорят, что таксы кусачие, но он ни разу в жизни…

Несколько дней назад во время поздней вечерней прогулки пьяная компания бросила в собаку чем-то тяжелым, потому что она звонко разлаялась, учуяв алкогольный запах. На голове осталась ранка, и ветеринар велел понаблюдать, не появятся ли с запозданием грозные симптомы: судороги, параличи, еще кое-какая дрянь. Вроде обошлось, но Марина теперь стала бояться за своего друга.

Пока Марина рассказывала, Ярослав сделал несколько привычных почти незаметных жестов рукой.

– Можете не бояться отпускать собачку с поводка: все будет в порядке!