Любовь по правилам и без Соловьева Анастасия
Я села на кровати, не в силах открыть глаза, тем более понять, что происходит. Сознание в полной мере вернулось ко мне лишь после того, как я услышала грозное восклицание Стива:
– Таня! Как ты себя ведешь?! Врываешься без стука в родительскую спальню! Немедленно выйди отсюда. Сейчас так рано, мы еще спим!..
– Сейчас без десяти восемь! – не уменьшая громкости, ответствовала Танюшка. – Тебе пора вставать! Скажи спасибо, что я тебя разбудила! – С этими словами обиженный ребенок покинул территорию родительской спальни.
– Спасибо скажи!.. – ворчал после ее ухода Стив, а я бессильно откинулась на подушку, стараясь побыстрей проснуться, а заодно и постичь только что случившееся.
Произошло же на самом деле несколько вещей.
Во-первых, пятно! Его больше нет! Мое любимое синее платье, пройдя курс реабилитации, снова возвращается к жизни! И значит, у меня есть в чем пойти на праздник.
А где же тогда радость, столь естественная и законная в такой ситуации? Радости нет. Это так всегда. Даже самая большая и светлая радость всегда омрачается какими-нибудь многочисленными мелкими неприятностями. А уж победа над пятном – да это просто смешно!..
Это мне смешно – сорокалетней женщине. А моей Танюшке всего одиннадцать. Она обрадовалась, и очень серьезно. И меня обрадовать захотела. Поэтому и ворвалась в нашу спальню с радостным криком. Но Стив!.. Мужчины вообще к таким вещам нечувствительны. Им чужд этот уютный мирок маленьких радостей и сюрпризов.
Да ради бога! Это же личное дело каждого!.. Но будь ты по крайней мере деликатнее. Сам понимаешь: перед тобой девочка. Ребенок!..
В прошлом году, когда мы только удочерили Танюшку, нам предложили воспользоваться услугами детского психолога, и мы взяли у него несколько консультаций. Психолог говорил много и пространно, из его речей я вынесла лишь прописные истины, вроде: никогда не повышайте голоса, но умейте настоять на своем, не прибегая к крикам и репрессивным мерам.
А Стив взял и пренебрег этим золотым правилом! Свел на нет нашу маленькую радость и мало того – обидел Таню...
Я открыла глаза и взглянула на часы. Восемь. Стив лежал недвижимо с закрытыми глазами. Досыпал ли, боролся ли со сном – неизвестно.
– Пора вставать, – железным тоном сообщила я. Пусть почувствует, каково это получить удар в самую неожиданную минуту. И выждав немного, повторила: – Пора вставать.
– Что-то не так? – слабо поинтересовался Стив, покорно сползая с кровати.
– Все так, – продолжала я железным голосом. – Все так. Или почти все.
– Почти?
– Ты прекрасно понимаешь, о чем я.
– Да. Но, Алена... Мы же, наконец, должны воспитывать ребенка... Ей нужно усвоить хотя бы самые элементарные правила: в спальню ко взрослым нельзя входить без стука.
– Боюсь, твои педагогические установки неактуальны в нашем случае! – Я присела к зеркалу, поправила волосы, потом надела халат и углубилась в хитрую систему его веревочек и завязок. И только на Стива я ни за что взглянуть не желала. – А неактуальны они потому, что девочка наша и так знает все правила, и, заметь, не только самые элементарные!
– А тогда в чем дело?
– Просто она очень обрадовалась.
– Позволь же узнать, чему?
– Я совершила почти невозможное: отстирала от синего платья то жуткое пятно.
– Что?! Опять это платье?! Опять пятно! Ну я же просил тебя! Сколько можно слушать про это платье?!
– Вот видишь! Ты же мне ни капельки не сочувствуешь! А Танюшка вот посочувствовала, так ты уже и недоволен.
– Прекрати!
– Мало знать правила приличия! Ребенок должен расти отзывчивым.
– Это она от большой отзывчивости разбудила нас ни свет ни заря?!
– Без десяти восемь. Ты бы иначе на работу опоздал! – С этими словами я устремилась на кухню, чтобы заняться приготовлением завтрака.
Недавно в одном женском журнале я вычитала рецепт блинчиков со шкварками. Рецепт оказался прост, как все гениальное. Обычное блинное тесто замешивается на кефире, затем в него добавляются шкварки, и получается великолепный горячий завтрак. Блюдо, конечно, на любителя. Но Стив как раз-то и оказался любителем, да еще каким! Несложно поэтому понять, почему навыки приготовления блинчиков я в рекордно короткие сроки сумела довести до автоматизма.
Кефир, мука, яйца, сахар, миксер, сковородка, бекон...
А что толку, если человек усвоит формальные правила этикета, а в душе останется сухарем?! Вот хотя бы и Стася. У нее великолепные манеры: сдержанность, простота, тонкий вкус. Но временами она мне чем-то напоминает деревянного человека. В Риге ей, по всей видимости, понравился какой-то мужчина, но она боится, осторожничает, высчитывает чего-то. Вот оно, твое хваленое воспитание, мой дорогой муженек!
Правда – я совсем забыла об этом – в девятнадцать лет Стася пережила какую-то трагическую любовную историю, из-за которой пыталась отравиться, выпила запредельную дозу сильнодействующих таблеток и этим на всю жизнь посадила себе сердце. Да, на всю жизнь!.. Но, может, от попытки самоубийства на всю жизнь осталось кое-что еще?
Ну да, остался иммунитет. Эта недоверчивость, осторожность... и, несмотря ни на что, – страстное желание любить и быть счастливой. Бедная, бедная Стася! И бедный Стив. Я знаю точно: он никогда не перестает беспокоиться о дочери. А сколько ему пришлось перестрадать, пережить из-за нее... Стасе было десять лет, когда от лейкоза скончалась ее мама – двадцатидевятилетняя красавица, талантливая художница и нежно любимая жена. Стив один занимался воспитанием осиротевшей девочки. И он воспитывал ее как умел...
– Алла, извини, что я разбудила вас, – входя на кухню, затверженно попросила Таня.
– А я и не сержусь! – Я постаралась как можно правдоподобнее улыбнуться. – Если хочешь знать, в Древней Греции гонцу, приносившему хорошую новость, оказывали разные почести!
– А дядя Степа сердится? – не унималась Таня.
– Прекрати! Никто не сердится на тебя! Но, я надеюсь, и ты ни на кого – тоже.
– Да нет, я не сержусь. Просто как-то неудобно получилось.
– Подавай тарелки, сейчас блинчики будем есть.
– Нет, Ал, только не блинчики!
– Это еще что за новости?! – вознегодовала я. – Ничего другого на завтрак у меня нет.
– Я не могу есть блинчики со шкварками, – невозмутимо продолжала Танюшка, – в них слишком много калорий.
– Ну и что?
– Я буду толстая жирдоска, как Женька.
– Толстая жирдоска? Да ты посмотри на себя, в чем только душа держится?! – Я положила на блюдо последний блин и с грохотом отодвинула сковородку.
– По какому поводу митингуем? – иронически улыбаясь, спросил Стив, заглядывая на кухню.
– Да ты только посмотри на нее! Она теперь знаешь о чем мечтает? Похудеть! И вот – от завтрака отказывается.
– Можно я просто съем апельсин? – заканючила Танюшка.
– Апельсин и два блинчика!
– А кто недавно проповедовал, что о человеке нельзя говорить в третьем лице, если он находится здесь, в этой же комнате? Ты, случайно, не знаешь, кто это был такой?
– А мы не в комнате, а на кухне! – засмеялась Таня.
– Все равно. Алена, ну как, припоминаешь?
– Нет, не припоминаю.
– Видимо, это был некто с лингвистическим образованием! Нормальные люди понятия ведь не имеют про все эти лица, склонения и спряжения.
– И между прочим очень зря! Садись, я сейчас приготовлю кофе.
Глава 3
Первыми приехали моя подруга Марина и ее муж Давид – высокий, красивый, колоритный – остепенившийся витязь в тигровой шкуре, одним словом. Что до Марины, она в своем серебристо-сером одеянии напоминала ангела из детской рождественской сказки. Еще в ней было что-то от живаговской Лары: та же грациозная гибкость, пепельные локоны и серые глаза, с самоотверженным спокойствием глядящие на мир.
Давид Амираношвили был Марининым вторым мужем. С первым, отцом ее троих мальчиков, Марина прожила больше десяти лет. И вот, когда их младшему едва сравнялось три года, сей достойный муж уехал, почти сбежал за границу с другой женщиной, от которой, как стало впоследствии известно, он тоже имел ребенка – трехгодовалую дочку.
Марина молча собрала в узел пепельные локоны и пошла устраиваться на службу. В юности она закончила вуз и имела диплом учительницы начальных классов.
Учительницей моя подруга прослужила ровно три года – успела подготовить свой единственный выпуск и как раз незадолго до выпуска случайно познакомилась с Амираношвили. Амираношвили – серьезный бизнесмен, быстро просек, что имеет дело с исключительно качественным и, главное, уникальным, прямо-таки штучным товаром. Женщин в наше время кругом пруд пруди, но таких он что-то не припомнит. Марина была прекрасна, как живаговская Лара, только без Лариного надлома. Через год после их знакомства Амираношвили женился на Марине.
– Какая точность! Вы единственные приехали вовремя! – Мы со Стивом встречали гостей на ступеньках террасы ресторана с застывшими, чуть напряженными улыбками.
– Поздравляем! – Давид вручил мне огромный праздничный букет, а Марина обняла и расцеловала меня. – Такое событие! И вы целый год скрывали его от нас! Тоже мне друзья!
– Сначала совсем хотели скрыть, а теперь вот раскаялись – передумали... Проходите, располагайтесь. – Стив кивнул на террасу, по которой проворно сновали официанты. – Давайте выпьем, а то пока еще все соберутся... Кроме вас, других таких обязательных не нашлось.
– Дорогой Степа! – Марина улыбнулась тепло и нежно. – Дорогой Степа, я хочу выпить за тебя. Мы с тобой давно знакомы, и я очень тебя люблю. Но особенно я люблю тебя за то, что ты дал счастье нашей дорогой Аллочке! Я это с полной ответственностью говорю, потому что помню, какой она была до вашей встречи... А теперь Аленка – счастливый человек, я точно знаю, меня не обманешь!.. За то, чтобы вы всегда были вместе и ты бы ничем не огорчал ее!
– И чтоб она тебя – тоже. – Давид весело подмигнул Стиву. – В общем, за вас!
– Спасибо, ребят. Спасибо, Маришка. – Я залпом выпила переохлажденное шампанское, поставила на стол пустой фужер и вздохнула.
– Что это ты так тяжко вздыхаешь? – Амираношвили усмехнулся.
– Не обращай внимания, у моей жены привычка вздыхать от полноты сердца.
Раньше я ни разу не слышала, чтоб Стив говорил обо мне «моя жена». Странно это звучит все-таки – «моя жена». Грубо довольно-таки. Совсем по-другому, чем «мой муж».
– Пойдем посекретничаем, дорогая, – предложила Марина. – Мальчики – по глазам вижу – собираются повторить, а нам с тобой, пожалуй, достаточно.
– Пойдем.
– Вы там не загуливайтесь! – предупредил Стив. – Алена, не забудь: ты хозяйка сегодняшнего праздника.
– Я только покажу озеро Марине.
По знакомой уже стежке-дорожке я повела свою подругу на берег. День выдался солнечный, ясный, гладь водохранилища казалась на этот раз не свинцово-серой, а ярко-синей, как мое платье. Смотреть на нее было больно – отраженное в воде солнце слепило глаза.
– Тут как в сказке! – улыбалась Марина. – Море синее, солнце красное...
– Трава зеленая!.. – добавила я. – Газонная травушка-муравушка...
– Не хватает только добрых молодцев и красных девиц!
– А мы чем плохи?
– Мы? Если бы назад лет двадцать... Вот Стася, например, типичная красна девица.
– Без добра молодца.
– Это плохо. Но поправимо.
– Как сказать! Был у нее отличный молодой человек. Сама посуди: квартира на Юго-Западе, престижная работа. Порядочный, серьезный и очень, кстати говоря, симпатичный. Два раза делал ей предложение. Второй раз официально – через отца. К Стиву в офис приезжал, представляешь? Наша красна девица ответила знаешь что?.. Пока подождем!
– Ее, наверно, быт пугает. Она у вас такая вся из себя отрешенная, оторванная от жизни.
– А по-моему, быт тут ни при чем! Они два года прожили вместе, и, насколько известно мне, Стася не перетрудилась на ниве домашнего хозяйства. Просто она осторожничает, выжидает чего-то.
– А ты не догадываешься чего? – Марина лукаво улыбнулась.
– Догадываюсь, но... С одной стороны, это очень правильно – ждать. В высшей степени правильно и мудро! А с другой – в двадцать четыре года пора уже попробовать по-настоящему. Как ты считаешь? По-моему, пора.
– А я считаю, не стоит! Что же ты предлагаешь – выходить замуж просто ради опыта? Ради эксперимента, что ли?! Да разве можно так?
– Ты права: нельзя.
– Вот и я думаю, – не стоит. Но в юности всем хочется обзавестись этим самым пресловутым опытом, скорее повзрослеть! Я, например, недавно узнала, что мой Денис – представляешь? – уже полгода живет с женщиной!
– Твой Денис?! Старший?.. Да сколько же ему?
– Восемнадцать весной исполнилось.
– С женщиной? Скажешь тоже! Девушка, наверно, ровесница его.
– Девушке перевалило уже за двадцать пять, и сын у нее шестилетний. Она работала администратором в парикмахерской – в салоне, куда Денис ходил стричься.
– Да... – Я невольно вздохнула. – Это уж совсем неподходящее что-то... И чем же она пленила его?
– Я сама долго не понимала чем. Девочка худенькая, маленькая, на щечках – следы юношеских вулканических прыщиков. После смерти ее отца дядя гонит их с матерью из дома. Они с ним несколько лет из-за квартиры судятся... Плюс к тому у нее собственный ребенок.
– Ужас какой-то!
– Ну и что, не догадываешься, чем она пленила Дениса?
– Может, он ее пожалел?
– Может... И ее, и мальчика тоже. Вспомнил, как мы вчетвером жили на одну зарплату, пока не появился Давид.
– Ну знаешь, Давид – совсем другое дело. У него деньги, фирма, серебристый автомобиль... А Денис – ну что он может? Совсем мальчишка еще!
– Вот и я о том: мальчишка, а выглядеть хочется мужчиной. Перед кем только выглядеть? Перед собой? Да скорее всего! Квартиру снял для них, отдыхать повез в Турцию.
– На какие ж деньги?!
– Пошел работать. Давид пристроил его менеджером на фармацевтическое производство. Там рабочий день – двенадцать часов. Вот тебе и взрослая жизнь в лучшем виде.
– А как же учеба?
– Надо успевать, раз ты взрослый. – Марина невесело усмехнулась. – Мне он, по крайней мере, так все объяснил.
– Переживаешь?
– Есть чуть-чуть. Знаешь, самое ужасное что? У них получается семья понарошку. Пока что Денис с удовольствием изображает отца семейства, а потом ему надоест... Да просто он устанет рваться между институтом, фармацевтическим производством и нелюбимой женщиной!
– Ты так уж уверена, что нелюбимой?
– Я же тебе сказала: там жалость, а не любовь! Но обстоятельства понемногу выправились. Теперь бедняжка живет в хорошей квартире на всем готовом, из салона уволилась. Сынишка тоже пристроен: ходит в дошкольный лицей. И ради чего, скажи на милость, Денису дальше тащить этот воз? Сначала, – я отлично понимаю – он подражал Доду. Но невозможно всю жизнь руководствоваться одним только подражанием! Пока не поздно – лучше расстаться... А может, уже и поздно! Ты только подумай, какая травма для мальчика!.. А если она ему своего ребенка родит?
– Не родит!
– Ну а вдруг? Со временем будет двое детей-сирот...
– Что же, Денис бросит своего ребенка?
– Если не бросит, так и придется прожить с чужой... Я как-то сразу почувствовала: она чужая ему. Чужие они... Ради ребенка придется с этим мириться. Ради отцовского долга. Где ты видела мужчину, способного на такое?!
– Тут не важно, мужчина или женщина, – без особой уверенности заметила я.
– А по-моему, важно. Даже очень! У наших мужчин насчет долга напряженно, а уж насчет родительского...
– Ну не у всех!
– У многих! У большинства! Понимаешь, ребенка с детства надо учить всему: ходить, правильно держать ложку, писать буквы... И любви надо учить тоже! Не только принимать чужую любовь, но и дарить свою. А мы их этому не учим. То ли времени нет, то ли просто в голову не приходит... Я не учила, во всяком случае.
– Может, ты все-таки немножко драматизируешь? Недолгие гражданские браки – у молодежи теперь это модно. Денис и сам, наверное, понимает кое-что... Уже большой мальчик... Не расстраивайся так!
– Большой! Если бы у тебя были свои дети, Ал, родные дети, ты бы поняла...
– Какая разница, родные или приемные? Это мои дети – и все!
– Признаюсь тебе по секрету, я иногда ощущаю себя волчицей. Так бы и набросилась на нее: зачем коверкаешь моему сыну жизнь?! Просто инстинкт звериный какой-то.
– С ума сошла! Ты лучше посмотри на себя в зеркало – у такой, как ты, не может быть звериных инстинктов!
– Очень даже могут! И враждебность, и страх. Как бы там ни складывалось, я буду бороться за интересы своих детей. Я за них не задумываясь всем перегрызу глотки!
– Неправда! Сама же говоришь: жалко мальчика, ее сына. Да и она, в сущности, не виновата ни в чем.
– Это все логика, рассудок! Но когда я представляю, чем для Дениса закончится их сожительство, просто сама не своя делаюсь!
Я попыталась представить, чем для Стаси закончится ее сожительство и даже гипотетический законный брак с Лешей, и неожиданно почувствовала правоту Марины. Стася для меня всего лишь падчерица – приемная дочь. И я... я все-таки плохо ее понимаю. Она так мало говорит о себе и всегда такая ровная, сдержанная. Когда-нибудь Леша устанет от этого ледяного спокойствия и уйдет от нее совсем...
Да ей плевать! Стася нимало не огорчится! Я на удивление четко представила себе финальную сцену их любовной истории и ощутила горячую волну жалости к Леше. Стася попросту обманывала его два года. Водила за нос! Морочила голову! Грелась в лучах его чувства. Потребительствовала, одним словом.
Чего-чего, а грызть глотки за Стасю я не хочу. Выходит, Марина права: приемные и родные дети – это все-таки большая разница.
Родных детей Бог мне не дал, зато приемных у меня целых трое. Стася – дочь Стива от первого брака, Женечка и Танюшка – дочери моей двоюродной сестры Даши, трагически погибшей в прошлом году.
Судебная экспертиза доказала: Даша погибла от руки собственного мужа. Дело происходило на нашей даче в Холщеве. Супруги сильно повздорили, и разгоряченный Володя поднял руку на жену. Мне известно доподлинно: Вова не хотел ее убивать. Но иногда и слабого удара и даже просто угрожающего жеста может оказаться достаточно. Даша попятилась к крыльцу, оступилась и упала. При падении ударилась виском о ступеньку и умерла. Судмедэксперты констатировали мгновенную смерть.
Увидев, что он натворил, Вова пустился в бега. Его родители проживают на Украине в городе Крыжополе, и я склоняюсь к мысли, что сейчас он скрывается на необъятных просторах этой суверенной республики.
Да какая разница, где он?! Важно другое: десятилетняя Танюшка и девятнадцатилетняя Женя в одночасье остались без родителей.
После Дарьиных похорон мы со Стивом решили удочерить Таню. А органы опеки потребовали в срочном порядке узаконить наши непростые отношения, положив тем самым конец существующим между нами разногласиям и недомолвкам. Сего дня этому грандиозному событию исполняется уже год...
После смерти матери Женя, старшая сестра Тани, осталась в родительском доме. На ее плечи сразу посыпались разные взрослые заботы: уход за тяжело больной бабушкой, моей теткой Ириной Сергеевной, руководство ветеринарной клиникой – любимым детищем покойной Дарьи. Мы со Стивом чем могли старались поддерживать Женю, но кроме нас во всех делах у нее был еще один надежный помощник – хорошенький, белокурый мальчик Макс, за которого не так давно Женя вышла замуж.
Сейчас все мои приемные дети: Стася, Женя, Танюшка и Макс – сидели на лужайке и разговаривали.
– Алла! Аллочка! – Они наперебой бросились ко мне. – Алла, как здесь здорово!
– А мы тебя поздравляем!
Женя, как настоящая деловая женщина, энергично пожала мне руку, а Макс кивнул на внушительных размеров коробку, красиво перевязанную атласной голубой ленточкой:
– Вам это пригодится в семейном быту!
– А у меня, – улыбнулась Стася, – подарочек личный. Для одной тебя. Угадай что? Сдаешься?! Смотри! Лучшие друзья девушек – это бриллианты! – Она извлекла из сумочки бархатный ювелирный футляр.
– А где Лешка? Не приехал? Позволь узнать почему? – спросила я наигранно строго.
Получилось совершенно по-свински. Вместо того чтобы поблагодарить Стасю, я досаждала ей неприятными вопросами.
– Нет, к сожалению, – ответила Стася кротко. – Он на пресс-конференции...
– По какому поводу конференция? – поинтересовался Макс. – Какие-то сенсации в финансовом мире?
– Пресс-конференция в департаменте экономики правительства Москвы. Что-то связанное с городским бюджетом, не помню точно.
– Позвони, пусть хотя бы после конференции заедет.
– Я передам... Если дозвонюсь, конечно. Пока у него отключен мобильник... Вы не хотите сходить на озеро? – обратилась она к Жене и Максу. – Очень красивый берег, а на пристани яхты...
– А правда, что мы сегодня на яхте покатаемся? – не поверил Макс.
– После фуршета! – объяснила Таня с большим достоинством. Получилось до того серьезно, что Стася, Женя и Макс, как по команде, разразились гомерическим смехом.
Я тоже не выдержала и улыбнулась.
– А ты почему смеешься? – обиделась Танечка. – Ты же мне сама говорила, что сначала будет фуршет.
– Но я же тебя не обманывала!.. – Я с трудом подавила приступ дурацкого хохота. – Будет фуршет, потом пикник с катанием по водохранилищу, торжественный праздничный обед...
– Вы могли бы распечатать программу праздника и разослать гостям! – подсказала Женя. – Очень эффектно! Мы недавно ходили к одним свадьбу – так там гостям раздавались специальные программки мероприятия.
– Алена, вернулась?.. Наконец-то! – Стив появился как будто из-под земли. – Идем скорей – Востриковы едут!
– Здравствуй, пап. – Стася помахала ему. – Я вас поздравляю. Аллу уже поздравила, а тебе хочу пожелать...
– Спасибо, Настюш, спасибо, – перебил дочь Стив, – Алла, идем же встречать Востриковых!
– Папа, я не договорила!
– Потом, Настя. Все потом!
– А с чего это такое почтение Востриковым? – спросила я, следуя за Стивом почти вприпрыжку.
– Тут не в Востриковых дело! Как ты не понимаешь? Это же элементарно! Мы с тобой лично должны встречать каждого гостя! Люди готовились... поздравления там, не знаю, подарки... Игнорировать такие вещи – по меньшей мере хамство!
– Ты прав, с одной стороны. Но я бы с бльшим удовольствием поболтала со Стасей и Женей.
– Успеешь еще.
– Будем надеяться...
Мы снова замерли на крыльце с приличествующими выражениями на лицах. Эдакие гостеприимные хозяева, счастливые супруги и добрые друзья – три аромата в одном флаконе. Обидно все-таки, что праздник, задуманный от избытка сердца, неизбежно оборачивается пошлым карнавалом!
Что делать?.. Следуя правилам этикета, приходится надеть маску радушия. Ничего другого просто не остается – ведь я на дух не переношу этого пройдошливого Вострикова – человека с внешностью конферансье и замашками шута.
Самое удивительное, что никто, даже из самого ближайшего его окружения, не может определенно сказать, чем Востриков занимается по жизни. Слухи о нем ходят самые противоречивые.
В начале новой экономической эры инженеру Вострикову нежданно-негаданно повезло. Волна судьбы выкинула его на берег какой-то серьезной добывающей компании. Но везение длилось недолго – компания быстро развалилась. Далее Востриков, перелетая из тени в тень, был замечен в тесных контактах с печально известными фондами «МММ», «Тибет» и «Чара». Когда фонды один за другим скандально пали и Вострикова всерьез взяли за жабры, вдруг вскрылась фантастическая вещь. Востриков оказался ни много ни мало сотрудником российской контрразведки. Естественно, это всего лишь непроверенные слухи. Рассказывали также, что через подставных лиц Востриков по-крупному и успешно играл на бирже, а еще – занимался поставкой канадского леса в Европу... Даже Стив, друг детства, не мог сказать ничего определенного о бурной и темной карьере Вострикова. Только за одну деталь в его биографии Стив мог поручиться наверняка. Востриков никогда не был женат, а в свет неизменно являлся в обществе молоденьких девушек – фарфоровых кукол. Но и куколки эти казались подозрительными и сопровождали его неспроста. Иногда Востриков надолго исчезал неизвестно куда. Но потом возвращался, опять свеженький как огурчик и даже веселей и моложе прежнего.
Черт знает что скрывается за его веселым балагурством. Только Вострикова я не любила и боялась.
– Зачем было его звать? – прошипела я, завидев дорогого гостя.
– Друзей детства не выбирают, Ален. – Стив очаровательно улыбнулся.
Востриков был, как обычно, разодет, надушен и напомажен. Даже на пикник в загородный ресторан его угораздило вырядиться в костюм, галстук и белую рубашку. А в довершение чуда под руку с героем дня в галстуке шагало очередное фарфоровое создание.
– Степа, я восхищен!.. – произнес Востриков комическим тоном.
Фарфоровое создание прыснуло, оправляя помятое в машине коротенькое платьице.
– Я тоже, – засмеялся Стив.
– Хоромы в русском духе, – продолжал Востриков, обводя взглядом ресторанный комплекс.
Мне нестерпимо захотелось смутить шута.
– Благодарю вас за комплименты, Андрей Витальевич! Мне очень приятно, что вам нравится в «Лесном тереме». Знаете, ведь это целое искусство – правильно выбрать ресторан. Если хотите, я обучу вас некоторым хитростям, знание которых вам, Андрей Витальевич, просто необходимо. У вас ведь скоро сорокапятилетие, не так ли?
– Милая Аллочка. – Востриков расплылся в улыбке, ничуточки не смутившись. – Как известно, война – ерунда, главное – маневры. Поэтому я всегда выбираю ресторан, исключительно руководствуясь его кухней. Хороший повар – вот что правит миром.
– Ах вот как!.. – Меня бросило в жар. – Если бы вы сейчас не раскрыли свою тактику, я бы... ни за что не догадалась.
Наметившуюся было заминку мгновенно ликвидировала фарфоровая девушка, которую Востриков даже не удосужился нам представить.
– Я присоединяюсь к поздравлениям. – Она чмокнула меня в щеку, обдав запахом приторного парфюма. – Получайте подарки!
У девушки были неестественно холодные для жаркого летнего дня руки и длинные острые ногти. Вручив мне зеленый сверток и несколько подвядших гвоздик, она каким-то образом умудрилась поцарапать мою ладонь.
Я не знаю, какими еще талантами обладал Востриков, но один у него был несомненно. Востриков умудрялся делать дорогие, но удивительно никчемные подарки. Возможно, это было не случайно. Этими странными подношениями он хотел что-то сказать. Все может быть... Но пузатая китайская ваза, преподнесенная мне на последний день рождения, фантастически не подходила ни в одну из моих комнат. А вычурная статуэтка Минина и Пожарского, вырезанная из гелиодора, с серебряными часами на щите Пожарского, подаренная при первом (и надеюсь, последнем) посещении моей квартиры, – это хотелось запрятать подальше с глаз долой. Интересно, что Востриков приготовил на этот раз?
– Ты что, совсем уже? – нарушил Стив мои размышления. Я оглянулась: его лицо по-прежнему излучало радушие, гостеприимство и любовь ко всему живому. – Напрашиваешься на день рождения к Андрюхе?!
– Напрашиваюсь? Я? Да я его терпеть не могу! Сам знаешь.
– Тогда к чему все это?! Тебе же, по-моему, известно, что он не зовет к себе женщин. Устраивает мальчишники...
– Известно, – лучезарно улыбаясь, согласилась я. – Но еще мне известно, что после этих мальчишников в дешевых ресторанах ты долго не можешь прийти в себя.
– Это тебя не касается!
– Касается! Ты же мне изливаешь душу и жалуешься на желудок.
– Больше не буду!
– Конечно, я сейчас ему кое-что посоветую, и он, глядишь, позовет вас в какое-нибудь приличное заведение.
– Не вздумай ему ничего советовать!
– Ну, если ты так просишь... Ой, смотри, это чья серая машина?
– Черт знает чья!
– А чего так мрачно?
– А как бы ты хотела? Опять начнешь позорить меня перед друзьями.
– Я? Позорить?
– В гости набиваться! Или, может, Христа ради просить?
– Как тебе не стыдно! Я, можно сказать, грудью на амбразуру, а ты – позорить! Да если бы Востриков проговорил еще полминуты, ты бы расхохотался ему в лицо! Я же видела: ты сдерживался из последних сил.
Читать бесплатно другие книги:
