Беглянка (сборник) Манро Элис

— Господи!

— Все в порядке.

— Ты ведь ничего ей не сказал про это, да?

— Даже не заикнулся.

— Я все выдумала. Правда, выдумала. Поверь мне, это все неправда!

— Ладно.

— Ты должен поверить мне.

— Хорошо, верю.

— Я все выдумала.

— Ладно.

Он лег в постель.

— У тебя ноги холодные, — сказала она, — как будто промокли.

— Сильная роса. Иди сюда, — сказал он. — Когда я прочитал твою записку, у меня внутри как будто пусто стало. Правда! Когда ты ушла, я почувствовал, что внутри ничего не осталось.

Установилась хорошая погода. На улицах, в магазинах, на почте люди поздравляли друг друга с тем, что наконец-то наступило лето. Трава на пастбищах и даже измученные побитые посевы поднялись. Лужи высохли, грязь превратилась в пыль. Дул легкий теплый ветер, и все с удовольствием вновь занялись своими делами. Звонил телефон. Люди интересовались тренировочными заездами и уроками верховой езды. Летние лагеря вновь стали популярнее музеев. Подъезжали маленькие автобусы, привозя толпы не знающих устали детей. Лошади гарцевали вдоль заборов без попон.

Кларку удалось прикупить большой кусок крыши, и за хорошую цену. Почти весь первый день после Побега (так они называли поездку Карлы в автобусе) он чинил крышу тренировочного ринга.

Пару дней, когда каждый, как обычно, занимался своим делом, он и Карла махали друг другу. Если ей случалось пройти мимо него и никого рядом не было, она целовала его в плечо сквозь тонкую материю летней рубашки.

— Если ты еще когда-нибудь убежишь от меня, я тебя поколочу, — сказал он ей, и она спросила:

— Правда?

— Что?

— Побьешь?!

— Обязательно!

Он был теперь в хорошем расположении духа, неотразимый, как тогда, когда они только познакомились.

Птицы были везде: краснокрылые дрозды, малиновки, парочки воркующих целыми днями голубей. Стаи ворон, озерные чайки, изучающие обстановку, и грифы сидели на ветвях мертвого дуба в полумиле отсюда, на краю леса. Сначала они просто сидели, сушили свои огромные крылья, поднимаясь в воздух лишь затем, чтобы сделать пробный круг, размять крылья, а потом успокаивались и давали солнцу и теплому воздуху продолжать свою работу. Через день они вернулись в прежнее состояние: высоко летали, кружа и бросаясь на землю, исчезали за лесом и возвращались отдохнуть на знакомом голом дереве.

Хозяйка Лиззи — Джой Такер — снова появилась, загорелая и дружелюбно настроенная. Дожди наводили на нее тоску, и она уезжала в отпуск путешествовать по Скалистым горам. И вот теперь вернулась.

— Ты как раз вовремя, — сказал Кларк. Он и Джой Такер шутили так, как будто ничего не случилось.

— Лиззи в хорошей форме, — сказала она. — А где же ее подружка? Как ее — Флора?

— Убежала, — сказал Кларк. — Может, отправилась в Скалистые горы.

— Там очень много диких коз. У них чудесные рога!

— Да, слышал.

Три-четыре дня они были слишком заняты, и времени заглянуть в почтовый ящик не было. Когда Карла открыла его, то нашла там счет за телефон, обещание, что если они подпишутся на какой-то журнал, то смогут выиграть миллион долларов, и письмо от миссис Джемисон.

Дорогая Карла,

я все думаю о тех (довольно драматических) событиях последних дней. Ловлю себя на том, что часто разговариваю сама с собой, как будто с тобой. Мне нужно кое-что сказать тебе, даже если и письмом, так даже лучше. Не волнуйся, ты не обязана отвечать мне.

Миссис Джемисон писала, что позволила себе вмешаться в жизнь Карлы и ошибкой было думать, что счастье Карлы и ее свобода — это одно и то же. Все, о чем она волновалась, это счастье Карлы, и теперь она видела, что она — Карла — нашла свое счастье в браке. Она очень надеялась на то, что, возможно, этот побег Карлы и ее бурные эмоции помогли раскрыться ее истинным чувствам и, вероятно, пробудили чувства и ее мужа тоже.

Она сказала, что поймет, если Карла будет сторониться ее в будущем, но она всегда будет благодарна Карле за то, что та была рядом в трудные минуты.

Самым странным и замечательным в той цепочке событий мне кажется появление Флоры. Это просто чудо! Где она была все это время и почему появилась именно в этот момент? Уверена, что муж рассказал тебе все. Мы разговаривали на крыльце, я стояла лицом к лесу и первая увидела что-то белое, надвигающееся на нас из темноты. Конечно, все произошло из-за тумана. Но было очень страшно. Мне кажется, я вскрикнула. Никогда в жизни не ощущала такого колдовства, в прямом смысле этого слова. И, честно говоря, страха. Стоят двое взрослых замерзших людей, и вдруг из тумана выходит маленькая Флора.

Что-то в этом есть странное. Конечно, я знаю, что Флора — обычное животное и, скорее всего, убежала по зову природы. В известном смысле ее возвращение не имеет никакой связи с нашими человеческими жизнями. Но все равно ее появление произвело в тот момент потрясающий эффект на твоего мужа и меня. Когда людей, разделенных враждебностью, вдруг сбивает с толку, нет, скорее пугает чье-то неожиданное появление, то между ними протягивается ниточка, и они вдруг чувствуют, что их что-то объединяет. Объединяют доброта и человечность — только так я могу объяснить это. Мы расстались почти друзьями. Флора теперь мой добрый ангел и, может быть, — твоего мужа, и твой тоже.

С наилучшими пожеланиями,

Сильвия Джемисон.

Как только Карла прочитала письмо, она скомкала его, а потом сожгла в раковине. Пламя угрожающе прыгало, и она включила воду. А после собрала черные хлопья и спустила в туалет, там-то и надо было его сжечь.

Весь остаток дня она была занята и следующий день тоже, и следующий. За это время ей пришлось два раза принять участие в выездах, дать индивидуальные и групповые уроки детям. Ночью, когда Кларк обнимал ее, — он был так занят теперь, что никогда не уставал и не сердился, — она ему не отказывала.

В ее легких как будто засела смертельная игла, и, осторожно дыша, она пыталась избавиться от этого ощущения. Но каждый раз, когда она делала глубокий вздох, игла все еще была там.

Сильвия сняла квартиру в городке, где находился колледж, в котором она работала. Дом не был выставлен на продажу, по крайней мере, никакого объявления на дверях не было. Леон Джемисон получил какую-то посмертную премию, об этом написали газеты. Была ли премия денежной, не упоминалось.

С приходом жарких дней золотой осени — благоприятного и многообещающего времени года — Карла поняла, что привыкла к пронзительной мысли, сидевшей в ней. Мысль эта больше не была такой уж острой и перестала удивлять ее. Теперь в ней поселился соблазн, неисчезающее искушение, которому невозможно было противиться.

Стоило ей только поднять глаза, посмотреть вдаль, и она уже знала, куда ей идти: на вечернюю прогулку, когда все дневные дела сделаны. К краю леса, к сухому дереву, где пировали стервятники.

А там, на опушке, маленькие грязные косточки в траве. Череп, может быть, даже с обрывками кожи. Череп, который помещался в одной руке, как чашка. Знание жизни в одной руке.

А может, все и не так. И там на опушке ничего нет.

Могло случиться все что угодно. Он мог прогнать Флору. Или привязать ее к кузову грузовика и завести куда-нибудь, чтобы она не смогла найти обратной дороги. Мог отвезти ее на ту ферму, откуда ее взяли. Чтобы ничто не напоминало о том случае.

А может, она свободна…

Дни проходили, но Карла туда не ходила. Она боролась с искушением.