Легенды Великолесья: Мальчик, который шагнул в вулкан Волков Марк

Глава XXII. Уголок шеф-повара

Ян шагал по белым плитам Королевского округа рядом с красавицей Мио и, чтобы в наглую не пялиться на вырез на ее рубашке, рассматривал письмена под ногами:

— А что здесь, собственно, написано?

— Насколько я знаю, летопись города от его основания до строительства Большой стены, итого 800 с лишним лет. Расписано все подробно, со всеми родословными и деталями историй. Строка идет сначала слева направо, а потом вверх ногами справа налево, чтобы можно было ходить вдоль бульвара туда-сюда и читать. Так, конечно, никто не делает, за исключением особо просвещенных иноплеменников. На каждого такого чтеца сразу набрасывается пятеро ямщиков, столько же ростовщиков, с десяток агентов постоялых дворов, столько же игроков в кости и куча еще более отъявленных мошенников. Одним словом, неблагодарное дело.

Ян и Мио свернули на дорогу из мелких квадратных мраморных плиток и подошли к витым, искусно выкованным воротам Королевского сада. От ворот расходилось 4 больших тропы между постриженными в виде прямоугольников высокими кустами:

«Королевский сад разделен на 2 части — Серый Парк и Красный Парк. В первом больше тени, „грустных“ деревьев со свисающими вниз ветвями, наподобие ивы, а цветники отличаются скромной раскраской и тонким ароматом. В целом цветочный букет немного горьковатый и как бы усыпляющий. Когда мама умерла, я не вылезала из Серого Парка несколько недель. Удобно, что там много крошечных беседок, вмещающих только одного человека. Сидишь себе, никто тебе не докучает».

Ян вдохнул аромат от огромного сине-фиолетового цветника, стоя в тени развесистого дерева рядом с тихо журчащим в небольшой чаше фонтаном. Струи воды били из под пальцев статуи, изображающей закрывающего лицо руками скорбящего человека. Легкий, «холодный,» с горчинкой аромат цветов будто вплетался в единую ткань с журчанием множества фонатнов-ручейков:

— Успокаивает, — показав рукой вокруг себя, проговорил Ян.

— Точно… Но пойдем в Красный Парк!

Посмотрев под ноги, Ян заметил, что дорожки были посыпаны мелкими камешками цвета асфальта. Проходя мимо обнесенных низкой кованой оградкой белых камней в центре парка, путники остановились, чтобы посмотреть на огромную круглую композицию. Вокруг ограды стояло несколько десятков человек, склонив головы и сложив на груди руки. Постояв с минуту, люди уходили по своим делам, уступая место вновь прибывшим:

«Это Круг Гармонии Мира, в обиходе Белый круг. Здесь проходит коронация наших королей. Сюда приходят люди, чтобы восстановить внутренний покой и почтить все то, во что мы верим».

По другую сторону ограды дорожки приобретали пыльно-бордовый цвет. Красный Парк был залит солнцем — большое открытое пространство разделялось рядами низких кустов с крупными розовыми цветами, придававшими ветерку сладкий аромат. Там и тут возвышались искусственные земляные горки метра по 4 высотой, покрытые огромным количеством цветов. Красные, желтые, оранжевые, насыщенно-синие, ослепительно-белые бутоны были перемешаны в захватывающем калейдоскопе, от которого поначалу даже рябило в глазах. Между горками-клумбами раскинулись невысокие деревья, укрывавшие под своей сенью скамейки и вкопанные в землю столики. Ветви этих деревьев были усыпаны крошечными белыми соцветиями, наполнявшими воздух под зелеными «куполами» крон пряным ароматом. Ян и Мио присели на одну из скамеек под деревом, чтобы передохнуть. Из-за ветвей виднелись мраморные пьедесталы, расставленные по периметру всего полукруга парка. На них вместо статуй стояли музыканты, фокусники и мимы, развлекая небольшие шумные компании.

«Ух, жарко! — выдохнула Мио, доставая большой веер из ярких перьев и расстегивая еще одну пуговицу на рубашке».

Ян сидел под «удачным» углом, поэтому от увиденного у него мгновенно участился пульс. Отведя глаза в сторону, Ян глубоко вздохнул и решил снять куртку.

«Папа рассказывал мне, что в устройстве Королевского сада есть скрытый смысл, — задумчиво начала Мио, — Основная мысль в том, что и в печали и в радости необходимо помнить о главном — о том, во что веришь, о тех законах Мира, на которых все строится. Восторг и счастье могут сменить печаль и горе, но независимо от чувств, во главе всего находится разум, способный понять жизнь, принять верное решение».

От духоты и дурманящего аромата белых соцветий у Яна начала кружиться голова. Он закивал в знак того, что понял о чем речь:

— Попить бы.

— Да, согласна! Я знаю место с самой лучшей фруктовой водой в городе! Кондитерская Равану на Площади Независимости. Идти минут 15!

Побежали!

Мио выскользнула из под дерева и вприпрыжку, как маленькая девочка, побежала к западному выходу из сада. Ян догнал спутницу и они пошли шагом. Ведущая на северо-запад, под горку, улица Конный Спуск была вымощена отполированным за века истории булыжником. С обеих сторон улицы возвышались двух или трехэтажные каменные дома с колоннами, барельефами, террасами и огромными цветными витражами, изображающими портреты или сюжеты с участием нескольких человек в мельчайших деталях. На крышах домов виднелись огромные печные трубы, а цокольные этажи были заняты торговыми лавками, кафе и распространяющими резкий запах духов «водными комнатами». По надписям на вывесках Ян догадался, что «водные комнаты» были аналогом спа-салонов, где можно было принять душистую ванну, выложить огромную сумму за натирание маслами и массаж, а также получить новую прическу или сделать макияж. Из окон верхних этажей на шумную улицу внизу безучастно глядели старики в цветных халатах и помятых колпаках, сидевшие неподвижно и лишь машинально раздувавшие щеки, чтобы выпустить дым от длинных курительных трубок.

— Старый город, — рассказывала Мио, — раньше по этой улице ежедневно водили гвардейских коней в расположенные там внизу конюшни. Из-за шума и грязи эти дома были дешевыми, хоть и строились на казенные деньги и под контролем двора, а значит весьма добротно. Жили здесь люди среднего достатка — мелкие торговцы, ростовщики, военные офицеры низших чинов. Спустя сотни лет, когда Янван разросся, а Старый город стал его центром, жилье здесь стало стоить баснословных денег. Эти уважаемые еле живые господа — в основном, потомки первых поселенцев, а также отставные генералы. Они крайне неохотно продают свои фамильные апартаменты.

— Откуда ты все это знаешь?

— Я люблю историю, читаю книги. Это же так интересно!

— Хм-м… Наверное. Я всегда думал, что история это скучно.

За разговором путники вышли на Площадь Независимости. Ян остановился, задрав голову и приоткрыв рот. В площадь вливалось шесть больших многолюдных улиц, ее периметр состоял из таких же, как и на Конном Спуске, трехэтажных домов с колоннами и витражами. По всему периметру площади, вдоль торцов домов возвышались огромные статуи — суровые бородатые мужчины метров по двадцать высотой, в старомодных камзолах с лампасами и доспехах взирали в центр площади, показывая туда торжественно расставленными руками. Все девять гигантов были обращены в сторону центральной скульптуры, изображавшей двух воинов, показывающих друг другу ладони в знак приветствия. Один из них был «одет» в каменную мантию и шлем с большим крутым гребнем, а на голове второго виднелся тонкий обруч короны. Над ними возвышался, покрывая обе двадцатиметровые статуи крыльями, гигантский каменный дракон — его увенчанная острым гребнем и большой короной с изящными зубцами голова была поднята вверх, а из открытой пасти как бы вырывался потерявшийся в глубинах веков могучий рык.

— Сточки зрения исторической точности, название «Площадь Независимости» не совсем правильное. Империя подписала с Отонским королевством Договор вассального Юга. Невмешательство во внутренние дела в обмен на дань. Конечно, остальные земли Великолесья вообще были провинциями, которыми управляли наместники, так что в этом смысле наша страна была достаточно независимой.

— А дракон — это император?

— О да! Маттариш Многоликий! «Империя велика, как велик ее Император. Империя могущественна, как могущественна ее армия. Империя вечна, как вечна ее слава. Да преклонится всякая глава перед Императором, да подчинятся дикие народы пророческой воле Многоликого, и да будет мир в чертогах его».

— Почему он многоликий?

— Так Маттариша прозвали после нескольких неудачных покушений. Он искусно избегал смерти, используя двойников и создавая у разных народов разный образ Императора. Ой, кажется Эйли там!

Мио замахала руками кому-то в толпе. Добежав до Эоиалларао, она остановилась и поклонилась:

— Мой господин!

— Моя госпожа! — поклонился в ответ гвардеец.

Втроем они зашли в скрипучие двери большой лавки, на стеклянной витрине которой было старательно выведено витиеватым стилем «Кондитерские Равану. Уголок шеф-повара». В кондитерской было светло, свободно и пахло расплавленным сахаром. За столами из толстого цветного стекла сидело несколько человек. Мио на ходу показала официанту за стойкой 3 пальца и через минуту он поставил на столик три больших запотевших бокала с морсом. Ян жадно поглощал прохладную, чуть сладкую, пахнущую розой и свежими фруктами жидкость, шумно дыша в перерывах между глотками. На дне бокала стояла взвесь из свежих перетертых фруктов. Мио сидела на коленях у мужа, ворошила его черные локоны и, хохоча, пыталась поймать его губы. Эоиалларао уворачивался, смущенно улыбаясь. Яну стало неудобно глазеть на эти игры и он отправился к стойке, чтобы взглянуть на меню. Над стойкой было закреплено десять стеклянных сосудов в виде больших капель, каждый из которых был наполнен конфетами в фантиках того или иного цвета. С потолка на длинных цепочках свисали подносы с залитыми кремом пирожными и ароматными румяными булочками. Пожилой мужчина в очках с длинными косами на висках отвлекся от протирания вымытых бокалов и обратился к Яну:

— Добрый день! Вам посоветовать?

— Э-э… Я пожалуй куплю желтые. Пробовал их на площади.

— Желтые? Не самый худший сорт, согласен. Кстати, меня зовут Равану. Ян протянул в ответ руку:

— Мое имя Ян.

— Вы знакомы с этим приятным семейством?

— Да, совсем недолго.

— Королевские гвардейцы удивительные люди. Они сильны, красивы и благородны. Они как будто из прошлого… Знаете, современные люди очень ленивы и любят приспосабливаться. Гвардейцы же живут по особым принципам, которым уже не одна сотня лет. Например, у них не принято разводиться — знаете, такая старомодная и немного наивная верность. И вообще, почти все жены гвардейцев владеют оружием. Поэтому многие из них отправляются с мужьями на войну. Особенно когда намечается по-настоящему серьезная и опасная битва. Ведь королевские гвардейцы всегда идут впереди, лезут в самое пекло и ведут за собой остальные войска. Они гибнут рука об руку, унося свою большую и не прагматичную любовь в могилу. Конечно, многие из них заносчивы, кто-то страдает тщеславием, а иные и вовсе презирают всех иноплеменников и не чистокроных южан. Но все же…

Равану задумался, с улыбкой глядя на целующуюся парочку, затем отвлекся и поставил перед Яном только что протертый бокал:

— Прошу прощения, что занял у вас столько времени! Старею, становлюсь болтлив.

— Что вы! Не стоит!

— Позвольте в качестве компенсации угостить вас фруктовой водой!

Наевшись конфет и попрощавшись с Равану, путники отправились дальше — как объяснила Мио, оставалось посмотреть на башню Эния-Нумат в округе Малая Эния, что в часе ходьбы отсюда. Ян шагал по мощеным булыжником извилистым улицам Королевского округа, разглядывал вывески лавок и пытался отчистить коренные зубы от налипшей сладкой массы кончиком языка. Эоиалларао и Мио шли, держась за руки и блуждая скучающими взглядами по улицам. Внезапно на лице Эоиалларао появилась лукавая ухмылка:

— Хорошо, что ты сегодня весь день гуляешь пешком. Тебе полезно.

Он с картинной важностью закивал и шлепнул жену по ляжке. Мио вытаращила глаза:

— Что-о-о? Это я то жирная?

— Я не сказал «жирная». Я имел в виду э-э-э… «расслабилась».

— Ян, ты слышал? Этот человек только что бросил мне вызов!

Эоиалларао с довольной улыбкой пожал плечами и развел руками. Мио оглядела дома вдоль улицы:

— Надеюсь, ты не слишком стар, чтобы пробежаться?

— Я стар? Я лишь на пять лет старше тебя, девочка!

— Вот и отлично.

Мио сняла шляпу и подала ее Яну. Затем подозвала лениво дежурившего у большой продуктовой лавки погонщика с небольшой каретой. Эоиалларао снял свой военный камзол, оставшись в штанах, сапогах и легкой белой рубашке. Мио показала Яну на шпиль высокого здания в конце улицы, едва видневшийся вдали:

— Кто первый коснется флюгера, тот победил. Кто коснется земли, тот проиграл.

Ян сел в карету и высунулся в окно. Эоиалларао, играя мускулами, легко забрался по балконам и парапетам на крышу дома слева, а Мио залезла на развесистое корявое дерево и тут же оказалась возле печной трубы здания по правую сторону дороги. Ян понял, что намечается что-то интересное и приготовился махать снятой с плеча курткой как стартовым флагом: «На счет три. Один. Два. Три!» Выбив каблуком кусочек черепицы, Мио ринулась вперед, сделала «колесо», оттолкнулась от края крыши, пролетела несколько метров и кувырком приземлилась на крышу соседнего дома. В это время Эоиалларао, разогнавшись несколькими размашистыми шагами, прыгнул, ухватился руками за высокую печную трубу, пропустил ее между ногами, оттолкнулся от канавки водостока и упал в крону дерева. Качнувшись на руках, он тремя большими кувырками пролетел через крошечную рощицу во дворе дома, хватаясь за суки поочередно руками и согнутыми в коленях ногами, как акробат в цирке. Приземлившись на плоской крыше дома напротив Мио, он тряхнул волосами и улыбнулся жене. Та чуть ехидно прищурилась, послала ему воздушный поцелуй и побежала дальше. «Вперед, вперед!», — крикнул Ян погонщику.

Спорщики бежали по крышам, кувыркались в воздухе, перепрыгивали через трубы и ограждения и, ни на мгновение не останавливаясь, скользили по узким и ненадежным кромкам заборов, рискуя упасть на каменную мостовую с высоты нескольких метров. Их раскрасневшиеся лица дышали наслаждением от скорости и сосредоточенным азартом. Ян с погонщиком не раз удивленно переглядывались, реагируя на опасные финты бегунов. Наконец, впереди показался заветный шпиль — здание ткацкой фабрики находилось на другом конце круглой площади с небольшим парком, огороженным высоким забором.

Крыши домов на пути Мио кончились — девушка на секунду замешкалась, затем, решаясь, глубоко вдохнула и прыгнула на крышу проезжавшей мимо повозки. Когда повозка поравнялась с проезжавшей по направлению к фабрике каретой, Мио мягко перескочила на нее. Проехав с десяток метров, карета повернула в другую сторону и Мио изо всех сил выпрыгнула прочь, лишь пальцами уцепившись за крышу еще одной повозки и с размаху ударившись коленями в закрытые двери. Эоиалларао, увидев, что отстает, сжал зубы и побежал по крышам в обход — по направлению к соседнему с фабрикой зданию торгового дома. Тем временем Мио, выполнив еще несколько рискованных прыжков, добралась до забора парка и вцепилась в прутья руками, подогнув едва не коснувшиеся земли ноги. Затем она начала продвигаться вдоль забора, разворачиваясь на 180 градусов и перекидывая вперед то одну то вторую руку. Эоиалларао, яростно цепляясь за балконы и подтягиваясь, добрался до крыши торгового дома, который был на пару этажей выше фабрики. Тяжело дыша и потирая болящие от напряжения руки, он подобрал некогда оторванную грозовым шквалом от двери на чердак доску и прицелился, глядя на шпиль. Мио закончила кружиться, достигнув конца забора. Она опустила голову, чтобы перевсти дух, однако, увидев готовящегося к последнему броску мужа, тихонько зарычала и принялась карабкаться с ограды парка на здание фабрики. Эоиалларао хлопнул для решимости в ладоши, подложил доску под ноги и ринулся вниз, скользя по волнистой черепице. Разогнавшись до огромной скорости, он оттолкнулся перед самым краем крыши, на глазах у удивленных прохожих перелетел большое расстояние между домами, ухватился за шпиль и повис на нем, болтая ушибленными о башенку ногами. Через несколько секунд появилась и Мио, подпрыгнув и вонзив каблуки в щель между каменными блоками. В это же мгновение ее руки сорвались и она исчезла внизу. Эоиалларао невольно вскрикнул. Мио болтала руками в воздухе, держась за стену только застрявшими каблуками. Девушка изогнулась из последних сил и вскарабкалась на башню. Эоиалларао помедлил секунду и коснулся флюгера ладонью одновременно с соперницей.

Ян вышел из остановившееся кареты и захлопал в ладоши.

Аплодисменты поддержали зеваки на площади. Мио и ее муж, обнявшись и задыхаясь от бега, стояли на башне ткацкой фабрики и улыбались друг другу. Когда парочка спустилась вниз, Ян пожал им обоим руки:

— Судьям требуется время для совещания.

— Простите, госпожа. Где вы купили такие сапоги? — вставил погонщик, отдавая сдачу.

Спустя полчаса неспешной прогулки Ян и его спутники достигли своей цели — башня Эния-Нумат, сверкающая верхушка которой была видна почти от самой Площади Независимости, уходила в небо прямо перед ними. Пока Ян пытался прикинуть высоту здания (на вид метров 200), Мио рассказывала:

«Эта башня — самое высокое здание в городе. Название переводится как „Гордость Энии“. Его построил один богатый купец и владелец множества горных приисков из восточного народа энцев. Как и дома энцев, башня сделана из энской глины и имеет сложный металлический каркас. На самом верху расположена система вращающихся зеркал, которые отражают солнечный свет и сверкают как маяк. Ночью на верхушке башни горит чан со смолой и сияние от зеркал становится красным».

По стенам башни вился узор из барельефов — устремленные ввысь лианы с виноградными гроздьями переплетались с письменами на незнакомом Яну языке. Лифт с механическим приводом поднимался медленно и скрипел. Выйдя на смотровую площадку, Ян выдохнул «Ого!» — перед ним раскинулся огромный город с бесчисленным множеством домов, сложнейшей сетью улочек и большими островками волнующейся зелени. Блестящие на солнце крыши дворцов и плоские зеркала искусственных озер теснились ближе к центральной части города. С северной стороны, за воротами, была видна узкая лента Царской дороги, теряющаяся в дымке Леса.

Глава XXIII. Сама смерть идет туда, куда он укажет пальцем

Ян Серовски сидел в мягком бархатном кресле внутри закованной в металл кареты, уже не первый час мчавшейся на север по Царскому пути. Борясь с дремой, он пытался собрать воедино все рассказы и советы Лавадэра, но вместо этого его мысли блуждали, как изнывающие от безделья школьники во время внезапно отмененного урока. Образ заразительно хохочущей Мио Эоилларао в полурасстегнутой рубашке таял в томной дымке, уступая легкому чувству голода, рисующему перед глазами шипящий от жара, румяный мясной стейк с подпалами от решетки-гриль. Ян вспоминал свои нервные срывы, страх и чувство полной беспомощности, бушевавшие внутри в течение первых недель в Маловане. Он вспомнил о доме и матери, ждущей его возвращения с занятий. Родные образы наполняли сердце теплым и уютным чувством — желание вернуться стало скорее приятным предвкушением, чем мучительным нетерпением.

По обеим сторонам широкой дороги возвышались стены из вековых деревьев, сурово сомкнувших свои ряды на случай, если незваные гости задумают остановиться и посягнуть на дремучий покой чащи. Во время очередной остановки Ян заметил, что среди лиственных гигантов стали часто попадаться могучие, покрытые корявой слоистой корой сосны. «Недалеко Маральский бор», — подумал Ян, вспомнив о гордом городе Картон и описанных Лавадэром ужасах. Вдоволь надышавшись свежим воздухом, Ян быстро задремал под мерное покачивание кареты и приглушенную дробь конских копыт.

Тем временем далеко от Царского пути, в глубине прохладных и мрачных чащ южной части Маральского бора, в полуразрушенном и поросшем мхом замке начиналось нечто важное. К заброшенному сотни лет назад дворянскому особняку не вела ни одна дорога — о существовании чернеющего среди одичавших рощ здания знали разве что молчаливые и дымящие длинными узкими трубками старики из окрестных деревень. Некогда «Роща Безмолвия» принадлежала богатому семейству Эмэнорай — потомкам видного военачальника Отонского королевства времен Поднебесной империи. Эмэнорай построил неприступную крепость Картон, назначил ее управляющим своего молодого адьютанта по имени Лэвэй, а сам поселился в хвойной глуши, забросив парады и светские пиры Янвана. Спустя тысячу лет крепость Картон превратилась в огромный, наполненный золотом и промышленными цехами город, династия Лэвэй — в самых влиятельных людей не царского рода во всех южных землях, а обитель чудака Эмэнорая — в тайную ставку самого могущественного союза магов Великолесья.

В единственном помещении замка «Рощи Безмолвия» без брешей в потолке — большом зале для приемов гостей — горел камин и дрожало на сквозняке пламя факелов. Большую часть комнаты занимал широкий стол, вытесанный из неподъемного ствола сосны-патриарха. Посреди длинной покрытой местами вытертым лаком столешницы было вырезано круглое изображение солнца, окруженное языками пламени. Все шесть массивных ножек стола были выполнены в виде коротких когтистых драконьих лап. Вокруг стола стояли каменные кресла-троны с идеально прямыми спинками. Каждое кресло было украшено по-своему — подлокотники оканчивались звериными и птичьими головами, а над спинками возвышались скрещенные крылья, мечи, изящные узоры и огромные бутоны цветов. Во главе стола на небольшом пьедестале стояло кресло из камня настолько яркого белого цвета, что от него в сумраке зала исходило слабое сияние. Седалище Патрона Совета двадцати одного было сложено из священных камней Барат-Маллаха — скрытой от людских глаз таинственной долины в горах Запада. В самые тяжелые годы Вторых Магических войн, когда демоны делали жизнь людей невыносимой, только обелиски, вытесанные из камней Барат-Маллаха, спасали под своей сенью тех, кто не желал покориться мерзкой силе. В камнях Барат-Маллаха, так же как в деревьях Края Голубых Елей и стремительных реках горы Небесный Столп на юге гряды Нааорим на Севере, были заключены первозданные силы, не подвластные никому из смертных и недоступные никому из бессмертных. Лавадэр, устало облокотившись за спинку светящегося кресла, бросил на сиденье сложенный квадратом теплый плащ и оглядел собравшихся.

Слева от него сидел, облокотившись на стол локтями и сложив ладони у губ, препатрон Гаррар — угрюмый мужчина лет 45–50, с широкими седыми прожилками в черной шевелюре, хаотично замотанной махровым бордовым платком. Взгляд его блестящих темных глаз бегал из стороны в сторону, подчиняясь ходу роившихся в голове мыслей, а брови были озабоченно насуплены. Широкие рукава его черного плаща чуть свисали вниз и обнажали испещренные письменами худые руки. На груди у мага висел в золотой оправе огромный зеленый кристалл ромбовидной формы, в котором клубились завитки дыма и мерцали искры. Препатрон Совета двадцати одного, светоч Картона Гаррар слыл темной и скрытной личностью, никогда не появлялся на городских праздниках и очень придирчиво выбирал себе учеников. Рассказывали, что Гаррар родился в кочевом поселении почти истребленного воинственными соседями северного племени триш, ребенком был украден работорговцами с Востока и продан в качестве слуги мелкому придворному чиновнику в столице империи Туннар на Западе. Прожив 20 лет среди западных народов, Гаррар изучил темные магические науки и сбежал от своих одряхлевших хозяев в поисках новой жизни. Поселившись в южных лесах, он продолжал изучать магию и, в конце концов, достиг звания Мастера магии стихий.

Памятуя детскую обиду, Гаррар всегда недолюбливал мага, расположившегося напротив него за сосновым столом — Айрао, препатрона Совета двадцати одного, Хранителя Энии (общее название земель Востока). Крепкий и громкоголосый пожилой маге жизнерадостной улыбкой и длинными упорно не сдающимися перед сединой русыми волосами сидел на краешке кресла, выпрямив спину и приветственно кивая вновь прибывающим. Айрао был могущественным магом, достигшим званий Мастера магии стихий и Мастера магии светил. Помимо этого, Айрао обращался в огромного Золотого дракона, внушая ужас врагам и сутками паря над чащами и ущельями родной Энии. Решив не беспокоить Гаррара разговорами, Айрао привстал и пожал руку сидевшему слева от мрачного мага парню с румяными щеками и широко открытыми глазами.

Парень по имени Наорау был нимидо — «беззаботным», то есть от рождения слабым умом. В свои 25 лет Наорау был наивен и впечатлителен, как ребенок. Он был посохоносцем — слугой самого необычного, жутковатого и таинственного члена Совета, светоча Нижнего Предгорья по имени Краду. Наорау держал в руках тяжелый посох с закрепленным наверху большим прозрачным шаром из материала, напоминавшего стекло. Внутри шара в мутной жидкости медленно вращалось покрытое морщинами скрюченное в позе эмбриона существо размером с ладонь взрослого человека. Ручки и ножки Краду были прижаты к щуплому телу, на несоразмерно большой голове росла жидкая копна седых волос, а темные глаза, не моргая, вглядывались в окружающее. Краду не понаслышке знал, что такое кардАлават — он появился на свет во время мерзкого обряда посвящения богу Лишме. Жрецы демона Лишме делали вещи, едва ли не более ужасные, чем деяния обезумевших служителей Ванту-Заака. Они строили Дома единения — места массовых оргий одурманенных распаленной похотью мужчин и женщин. Зачатых на праздниках в Домах единения детей женщины посвящали Лишме. В назначенный день жрецы приносили малышей в жертву, заживо рассекая и сжигая на огне. Краду не успел родиться к назначенному времени и жрецы убили его мать, чтобы добраться до него. Стонущая от невероятного зла земля не выдержала — под капищем Лишме разверзлась пропасть. Доныне безучастные и бежавшие от мерзости духи деревьев приняли выжившего, еще не способного даже плакать малыша Краду и сохранили ему жизнь в заветных чащах, не доступных человеку. Никто не знал сколько живет на свете Краду — он общался с людьми скупо передавая свои слова через посохоносцев. Удивительный, невозможный человек Краду был мастером Магии стихий, Магии светил и Магии темных сфер.

Напротив ерзающего на месте и улыбающегося Наорау сидел чудак Манэгу. Будучи светочем захолустного Верхнего Предгорья, он был известен далеко за пределами Королевства вольного юга как мастер Магии светил и Мастер перемещений.

Слева от Манэгу сидела единственная женщина, входившая в Совет двадцати одного. Даму зрелого возраста звали Сэлис — в честь древней царицы аллирийцев, правившей во всех западных землях много веков назад. Современная Сэлис была верховной жрицей богини Махат и Хранителем Инмара — высеченного в скалах непреступного города на склонах гряды Айлар на Западе. Несмотря на возраст, Сэлис выглядела привлекательно — гладкая кожа, платье с декольте и подолом с глубокими разрезами, высокая плетеная прическа и большие серьги с бриллиантами напоминали о том, кому служила эта женщина. Еще до прихода могущественных демонов Ванту-Заака и Лишме с их мерзкими культами, Махат царила в западных лесах, обольщая мужчин в образе прекрасной девушки и играя с ними в смертельные игры. В эпоху Вторых Магических войн Махат была единственной, кто мог на равных боротсья с темными богами. В Инмаре правили женщины, используя мужчин лишь для тяжелой работы и продолжения рода. В Инмар со всех сторон света бежали от мужского произвола женщины и девушки, ища защиты и свободы. Городом управляла мудрая и гордая Сэлис — мастер Магии светил, Магии иллюзий и Магии чар.

Напротив Сэлис на кресло аккуратно присел самый молодой член Совета — 23-летний Элькантарао. Это был тот самый парень, которого Ян Серовски нечаянно вверг в заклятие Полнолуния в сенях домика старика Энора. Многие были против пришлашения столь юного мага в Совет, но Лавадэр настоял на своем, убеждая коллег в талантливости парня. Элькантарао вел себя скованно и старался не смотреть в глаза окружающим. Сэлис с подозрением вглядывалась в лицо парню, медленно наматывая на пальцы длинные локоны.

Из числа известных личностей свои места успели занять светоч Озерного края и Загорья Матору, глава Общества Тува-Хэш, суровый и вспыльчивый силач Ваарагат-Манават и светоч Глуши Энор. Внезапно в зал через арку, в которой когда то висели двери, запрыгнул огромный снежный барс, проскрежетал по каменному полу когтями и обратился в Тарай-Ваоэна: «Простите, опоздал», — выдохнул он.

Лавадэр поднял руки, кашлянул и пропел на языке Первых людей: «Приветствую вас, могущественные и мудрые маги!». Члены совета вразнобой отозвались певучим «Да останутся кругами круги твои». Лавадэр сел и продолжил речь: «Я, Лавадэр, светоч Янвана, как патрон Совета, объявляю начало собрания. Я собрал вас для того, чтобы объявить о двух великих событиях. Первое событие — это исполнение пророчества о Новом времени и Герое-из-ниоткуда. Я видел этого мальчика — его силы превосходят все мои предположения, а его ум чист. Я мечтаю о том, чтобы он прошел свой путь верно, и боюсь представить, что произойдет с нами, если он собьется с пути. Но я вижу в нем надежду. Кто из нас смог бы принять всю силу Леса? Кто взвалил бы на себя ношу этого великого могущества, не побоявшись потерять в нем самого себя? Кто захотел бы стать подобным богам и держать в своих руках нити Мира? Ни один! Но этот ма льчик, нареченный Солнцем, уже встал на этот путь. Второе событие — это война. Война, которая уже на пороге наших домов. Цветок поднял голову к солнцу. Авэ, или Узурат, как его называют многие, достиг вершин силы и уже понял, что Герой пришел. Он готовит Шра к войне, он объединяет темных магов. Мы не знаем, кого или что он способен вызвать для своей войны. Во всех землях и народах есть люди, готовые идти за ним из-за его речей. Возможно, даже кто-то из нас готов поверить в его проповедь».

Сэлис подняла руку. Лавадэр кивнул в знак согласия.

«Я могу частично подтвердить слова уважаемого Патрона. Черный Дракон несколько раз обмолвился о том, что Общество готовится к чему-то важному. Конечно, он и не подозревает о том, что проговорился».

Лавадэр усмехнулся: «Охотно верю. Я и сам в разговоре с вами, верхновная жрица, не уверен в том, что слышал то, что слышал и говорил то, что говорил. Для тех, кто, может быть, не помнит, Черный Дракон это прозвище Ваххара — самого могущественного мага в западных землях. Он способен обращаться в дракона черного цвета и является главой Общества Черного Дракона. Он, как видно из названия, крайне тщеславен и не признает ничего, кроме силы. Поэтому он и присоединился к Узурату».

Румяный Наорау встал и, улыбаясь от уха до уха, помахал рукой Лавадэру. Тот кивнул в ответ. Наорау заговорил, выдерживая паузы между словами. Никто не издавал лишенго звука — Краду никогда не говорил лишнего и каждое его слово весило больше, чем чье-либо еще.

«Приготовьтесь. Я слышал волны Темных сфер. Цветок способен освободить богов Айлорэмэ. Он сделает это. Зов Земли».

Члены совета зашептались и заерзали на местах. Лавадэр нахмурился и начал поглаживать бороду: «Зов Земли может пробудить и древних Чудовищ — тех из них, кто не пал в Первых магических войнах. Они опустошали земли Великолесья задолго до появления аллирийских богов. Они спали 4000 лет и за это время наш мир изменился — исчезли гиганторы, которые помогали людям в войне. Да и среди самих людей осталось крайне мало могущественных магов. Для них мы легкая добыча. Боги Айлорэмэ опасны еще и тем, что способны призвать на войну тех, кто до сих поклоняется им. И возможно даже тех, чьи далекие предки служили им. А это — почти все народы Запада. Плата Крови — мы все понимаем, что это значит. Дурная наследственность служителей демонов, преследующая их потомков, лишающая их сна. Мы — члены Совета — это единственное, что могут противопоставить этому страшному нашествию наши народы».

Тарай-Ваоэн привстал, дождался согласия Патрона и сообщил: «Я слышал, что проснулись Мануриты».

За столом послышались смешки и скептические вздохи.

«3-зря см-смеетесь» — вдруг без разрешения, заикаясь заговорил молодой маг Элькантарао.

Он встал, вышел из-за стола и направился к стене за спинами сидящих в самом конце стола. Сэлис привстала и вперила в него подозрительный взгляд, показывая Лавадэру знаками не прерывать внезапную тираду юнца. Осталные члены совета снисходительно и возмущенно оглядывались на Элькантарао. «Вы все… Вы все покойники. Вы посмели строить козни против Вестника Нового мира. Его могущество выше ваших мыслей. Сама смерть идет туда, куда он укажет пальцем». Элькантарао судорожно сглотнул, полоснул по ладони острием кинжала и приложил ее к стене: «А он указывает прямо сюда…». Маги начала вскакивать со своих мест, Лавадэр закрыл глаза и поднял руки над головой. Спустя несколько секунд на месте кровавого знака из стены посыпалась пыль, шершавые каменные кирпичи пошли трещинами, стена глухо загудела, вздулась и взорвалась сотнями осколков. Последовавшие за этим события произошли настолько быстро, что для их рассмотрения пришлось бы остановить бег времени и сделать секунды невыносимо долгими. Из клубов пыли в зал метнулись две тени — огромные кошки черного матового оттенка с застывшими глазами статуй приземлились на стол и обратились в высоких, в полтора человеческих роста воинов.

Каждый из Мануритов держал в руках по два таких же черных матовых меча. В это же мгновение у них над головами скользнули еще две живых статуи-кошки, оттолкнулись от стола, оставив на его поверхности завитки стружки и в гигантском прыжке ринулись на Лавадэра. Старый маг успел лишь выкрикнуть «Бегите!» и направить руки в сторону стены справа от себя — за спиной Айрао. Мощный удар невидимой энергии выбил целую гору кирпичей, проделав большое окно на улицу. Маг еще не успел опустить руки, как Мануриты обрушились на него, повалив белое седалище.

Повинуясь команде, Айрао попятился назад и упал на спину. Тем временем юркнувший под стол еще в момент взрыва старик Энор бросил ему упавший на пол посох Краду. Манэгу обратился в рой насекомых, ту же вылетевший в образовавшуюся в стене дыру. Айрао схватил посох, попятился и упал в пробоину в стене спиной назад. Через секунду снаружи послышался треск ломающихся ветвей и уханье огромных крыльев — покрытый золотистой чешуей дракон быстро набирал высоту, удаляясь прочь. Мануриты, оставив истекающего кровью Лавадэра, набросились на выхватившего меч Гарарра — он тут же оказался на полу. В небольшом зале творилась настоящая бойня — даже самые могущественные заклинания не были способны остановить ожившие статуи. Их матовые тела поглощали заклятия, как громоотводы — магические удары ни на мгновение не останавливали их четкие и быстрые движения.

Магам приходилось бороться с Мануритами как обычным людям — они падали под черными мечами, хватались за разорванные огромными когтями лица и теряли сознание от страшных ударов о стены и пол. Тарай-Ваоэн и Варагат-Манават яростно сражались с одним Мануритом, обрушивая на него серии ударов — мечи лишь скользили по неуязвимому черному телу, высекая искры. С яростным криком Варагат обратился в огромного Змея и повалил Манурита на пол, обвив ему руки и ноги. Преодолев смертельную для любого человека хватку, черный воин схватил Змея за челюсти. Послышался хруст и на полу появился бородатый мужчина с вытаращенными от боли глазами и изуродованным лицом.

Отброшенный в дальний угол Тарай-Ваоэн попытался было встать, но потерял координацию от сильнейшего удара головой и рухнул лицом вниз. В суматохе боя Энор аккуратно прополз под столом, зачерпнул ладонью в лужице крови, измазал себе голову и упал навзничь на гору тел.

Дождавшись, пока тяжелые шаги Мануритов стихнут, старый маг приоткрыл один глаз и посмотрел вверх. Дико и возбужденно улыбаясь, Элькантарао ходил по залу, присаживался на корточки и добивал раненых своим коротким кинжалом. Молодой человек нервно хихикал и бормотал себе под нос: «Жалкие, какие же вы все жалкие».

Увидев плачущего от боли и что-то мычащего Наорау, Элькантарао подошел к нему: «Что, выродок, мамочку зовешь? Топить вас надо при рождении, уродов». Эльканатаро наступил на шею лежащему парню и, высунув язык от азарта, смотрел, как тот задыхается и бьется в конвульсиях.

«О, старик! И шуту досталось!», — Эльканатарао присел на корточки над Энором и протянул руку, чтобы перевернуть тело. «Террано нонмото!», — вырвавшиеся из ладоней Энора лучи подбросили Элькантарао в воздух и прижали к потолку. Извиваясь от боли и брызжа слюной, молодой маг хрипел проклятия. «Что ты сделаешь, старик? Ты же такой добрый — все это знают. Ты, и все твои дружки, и этот твой мальчик-выскочка — вы все сдохнете!».

Энор прищурился и кивнул в сторону лежащего на полу Лавадэра:

«Один мой друг говорил, что этого заклятия не достоин ни один человек. Что никто не заслужил вечно жить на вздохе, переживая бесконечно растянутый миг и видя, как перед его неподвижными глазами бегут года… Но мой друг мертв…». Элькантарао завыл от ужаса, а старый маг приложил палец к губам и шепнул: «Тссс!». Затем он протянул руку и произнес: «Заклинаю тебя силой Третьей Стихии! Плоть земли, дух блужданий!». Прижатые к потолку руки и ноги Эльканатрао начали покрываться серой бугристой коркой, на глазах превращаясь в камень и сливаясь со зданием. Скоро на Энора сверху смотрела вросшая в потолок статуя с протянутой вниз, вывернутой в конвульсии рукой и лицом, застывшем в гримасе отчаяния и злобы.

Энор огляделся, присел на кромку стола и закрыл лицо руками. Все его друзья, люди, на которых возлагали надежды целые народы, все они были мертвы. Старый маг утирал слезы не замазанными кровью полами плаща и поправлял выбившиеся из косы седые пряди. Стукнув кулаком о стол, Энор вышел из зала и отправился вверх по лестнице в старую пыльную библиотеку. Там он отыскал пожелтевший лист бумаги и неиспользованный пузырек чернил. Быстро написав письмо, он поджег его от угольков почти погасшего камина и развеял на сквозняке в пробитой Лавадэром дыре в стене. Через час в саду поместья «Роща Молчания», между покрытыми мелкими трещинами мраморными оградками и рядами разросшихся яблонь на земле лежали 13 тел. Старик Энор, обливаясь потом и сжав зубы, копал землю на месте большого цветника.

Когда багровое солнце начало тонуть за волнующимся занавесом леса, посреди сада чернела длинная, неглубокая яма шириной в человеческий рост. Энор стоял, подставляя сутулую спину прохладному ветерку, и долго смотрел на лежащего со сложенными на груди руками Лавадэра. Большие рваные раны на шее Патрона совета были прикрыты сложенной квадратом теплой накидкой. Слева от Лавадэра лежал Гаррар, как бы прижимая окоченевшими руками погасший зеленый кристалл к невидимой под одеждой сквозной ране от меча. Сэлис, Варагат-Манават, Наорау и еще восемь магов уже заняли свои места в большой могиле, разделенной на индивидуальные ячейки старыми сосновыми досками. Тарай-Ваоэна, Матору и еще двоих магов Мануриты забрали с собой — по-видимому, для допроса во дворце Узурата. Сложив всех в яму, Энор принялся ходить по саду, старясь выдерживать ровный круг. Постепенно уменьшая радиус, старый маг, наконец, подошел вплотную к могиле и принялся забрасывать ее влажным ароматным черноземом. Осенний ветер нагнал слабо моросящий дождик.

Энор с наслаждением подставил лицо холодным каплям, смывая трясущимися от усталости руками кровь и землю. Затем лег на траву и до глубокой ночи, почти не отрываясь глядел в темно-синее ночное небо, покрытое мерцающими точками звезд.

Глава XXIV. Огненный человек

Тпру!.. Золотая карета, не замедляясь, влетела в еле успевшие распахнуться тяжелые дубовые ворота форпоста «Медвежий овраг».

Едва не прыгнув в большой костер, кони отпрянули в сторону и остановились, подняв невидимые в ночной темноте клубы пыли. Отблески пламени играли на бревнах форта, вырывая из тьмы гигантские несоразмерные фигуры суетящихся людей. Облаченный в охотничий костюм с кольчугой и щитком на груди Ранама встретил Яна и сунул ему в руку смятый листок бумаги:

«Открывайте схрон. Мальчика отведи к кузнецу».

Ян без разговоров последовал за ним. Дородо, Файтару и еще пятеро мужчин возились вокруг толстой заржавевшей решетки в полу деревянной крепости форпоста. На решетке был изображен недавно виденный Яном в Янване пятилистный цветок:

«Этому схрону чуть меньше тысячи лет и его ни разу не открывали».

Большой висячий замок не слушался ключа, хрустя ржавыми и забитыми пылью внутренностями. Ранама с досадой стучал по нему кулаком и хватался за голову. Внезапно Дородо схватил его за руку:

«Тихо!..»

За оградой форпоста, среди деревьев слышался шум шагов и приглушенные разговоры. Замерев в ожидании, Ранама беспомощно смотрел на товарищей. Внезапно вдали в поселке послышался пронзительный женский визг — со всех сторон из-за дубовой ограды на Малован летели горящие стрелы. За стеной вновь послышался шум и в башни форпоста с хлестким свистом вонзилось несколько зажженных дротиков. Ранама принялся изо всей силы дергать решетку. «Отойдите!» — попросил Ян и пристально уставился на замок изподлобья. В помещении запахло нагретым металлом, замок начал дымиться и покраснел. Еще несколько секунд и раскаленная добела скоба замка просела под его весом, испустив ворох искр:

«Что стоите? Вперед!» — прикрикнул Ранама на ошеломленных товарищей.

Ян спрыгнул вниз вместе со всеми. Посреди небольшого подземного помещения с выложенными камнем стенами стояла треугольная конструкция наподобие стенда. На «стенде» висели инкрустированные золотом и покрытые письменами большие мечи. Возле стен лежали ящики с доспехами и стояли круглые, идеально отполированные медные щиты. Мужчины молча схватили по мечу и щиту и выбрались обратно. Ранама подвел Яна к запыхавшемуся от бега Ра. Сын кузнеца был одет в новую кольчугу и придерживал рукой висящий на плече лук. Набегу Ян спросил:

— Где Олин и остальные?

— Не знаю, наверное дома. Там сейчас такое творится…

Малован полыхал, пронзая ночную тьму столбами рыжего пламени и какофонией воплей. Жители поселка в панике бегали по улицам, спасаясь от огня, падая и натыкаясь друг на друга. Ян видел, как заспанные мужчины в ночных рубахах выскакивали на улицу с вилами и топорами наперевес и пытались защитить свои дома — замотанные в темные одежды воины-пришельцы легко расправлялись с ними, искусно орудуя мечами. Затем убийцы врывались в дома, раздавался женский визг и грохот. Не найдя того, что искали, налетчики переходили от дома к дому, поджигая все за своей спиной.

— Что… Что они ищут? — проговорил, задыхаясь от бега Ян.

— Они ищут тебя!

На очередном перекрестке Ян едва ну упал, споткнувшись о что-то мягкое. На земле лежал, раскинув руки и неестественно вывернув голову парень лет 15–16. Ян не раз видел его на Говорильне, но не помнил как его зовут. Ра развернул тело:

— Эавайну… Мы называли его Сероглазкой. Ему свернули шею.

— Что? Почему?

Ра открыл ворота кузницы и пропустил Яна вперед:

— Есть догадки…

— Ну же?!!

— На тебя похож. Глаза, рост. Давай, проходи! Отец, мы пришли!

Кираноф спустился с крыльца дома и повел Яна в кузницу. У Яна тряслись руки и пересохло во рту — перед глазами стояло бледное лицо мертвого парня с перекрестка. «Глупости! Вовсе и не похож», — начал было мысленно оправдываться сам перед собой Ян. Кузнец вывел его из транса, отодвинув тяжелый скрежещущий люк, ведущий на нижний, подземный этаж кузницы. В лицо ударил жар от закрытого толстой железной решеткой горнила печи. В небольшом темном помещении было трудно дышать от духоты и запаха гари. Кираноф подошел к дальней стене комнаты и вытащил из нее один из кирпичей. За ним оказалась замочная скважина — кузнец лязгнул ключом и прямоугольный кусок стены медленно отодвинулся в сторону:

— Тут что-то наподобие чулана. Посидишь здесь.

— И всё? — возмутился Ян, жестами намекая на то, что творилось снаружи.

— И всё, — угрюмо отрезал Кираноф и захлопнул за собой створку в стене.

Ян постоял с минуту, вглядываясь в темноту, потом сел на какую-то железяку и обхватил голову руками.

Тем временем на другом конце поселка Олин Магарэт бежал по улице, сжимая в руках рукоять кинжала. В окнах усадьбы Файтару не горел свет. Сердце парня ёкнуло — ворота были распахнуты. Не успел Олин подойти поближе, как за углом улицы послышалась речь на неизвестном ему иностранном языке. Осмотревшись, он не придумал ничего лучше, чем лечь на землю лицом вниз. Двое закутанных в темные одежды мужчин с мечами остановились у ворота и принялись что-то обсуждать. Один из них вошел внутрь, а второй подошел к Олину. Олин, не дыша, дождался, пока противник перевернет его на спину, открыл глаза и вонзил кинжал ему под кадык. Затем вскочил, повалил хрипящего врага на землю и зажал ему рот ладонью.

Вытерев кинжал об одежду убитого, Олин на цыпочках вошел в ворота и едва не вскрикнул от страха. Второй разбойник аккуратно шагал по аллее по направлению к крыльцу, а над ним бесшумно парил жуткий белый призрак. Присмотревшись получше, Олин понял, что в зловещем свете луны принял за призрака Эои, висящую в воздухе в белой ночной пижаме. Девушка держала в руках длинную деревянную доску. Когда незваный гость скрипнул первой ступенью крыльца, Эои размахнулась и, отчаянно крикнув, ударила его доской по затылку. Последним, что увидел оглушенный ударом воин, был спускающийся с неба белый призрак и неясная фигура с блестящим клинком в руке. Олин запрыгнул на лежащего на ступенях противника и с размаху полоснул его по шее. Эои вскрикнула и закрыла лицо руками. Олин медленно вытер рукавом забрызганное горячей темной кровью лицо и отбросил кинжал трясущимися руками:

— Как ты?

— Я? Я в порядке.

— Где твоя семья?

— Мама и дети в подвале… Что происходит?

— Не знаю. Пойдем.

Ребята на секунду обнялись и побежали за ворота. На соседней улице шел бой — трое мужчин из форпоста, неуклюже управляясь с непривычно длинными мечами и отступая шаг за шагом, сражались с пятью или семью пришельцами. Вокруг них трещали горящие дома и деревья, а гигантские цветы склоняли бутоны, корчились и опускались к самой земле. Внезапно один из разбойников бесследно исчез. Его товарищи прекратили наступление, с опаской оглядываясь по сторонам. Еще один замотанный в темные одежды воин выронил меч и схватился за шею — высунувшиеся из пламени руки тянули его в пылающее окно дома. Не успев ничего сделать и оцепенев от ужаса, его соратники смотрели, как торчащие из проема ноги бьются в смертельной агонии. Минуту назад уверенные в себе и предвкушавшие победу мужчины сбились в кучу, выставили вперед мечи и повторяли: «Мат, пощади нас, Мат пощади нас». Из гула пламени послышался хриплый бас: «Мат, может быть, и пощадит». В ощетинившуюся клинками банду прилетел горящий труп и пришельцы окончательно потеряли контроль, бросившись врассыпную. Защитники Малована преследовали их и с размаху рубили мечами. Из горящего окна на крышу метнулась тень. Затем, таинственный обладатель зловещего голоса перепрыгнул на крышу соседнего дома, также полностью объятого огнем. Проскользнув по нескольким крышам, фигура застыла. Олин присмотрелся получше и выдохнул: «Чтоб я провалился!..». В самом центре гудяшего пламени, среди пылающих бревен деревянного перекрытия верхнего этажа дома стоял Чендеру, облокотившись на длинную ручку огромной железной кувалды. Он был абсолютно голым — вся одежда давно сгорела. Его волосы и борода развевались, повинуясь потокам неистового жара внутри огромного костра. Помедлив несколько секунд, Чендеру поднял кувалду над головой и принялся бить по бревнам под ногами. Под ним находился второй этаж дома, к которому только подбирался огонь. После нескольких ударов, полусгоревшее основание с грохотом провалилось. Через несколько секунд Чендеру появился в окне второго этажа, держа в руках сверток одеял:

«Лови!» — крикнул он Олину и аккуратно бросил сверток вниз.

Опешивший Олин успел подхватить внезапный подарок — им оказался завернутый в тряпки младенец. Малыш медленно моргал и слабо хныкал — видно было, что он успел надышаться дыма. Олин передал ребенка Эои и подошел поближе к стене дома. Внезапно входная дверь с грохотом вылетела на мостовую и Чендеру выбежал на улицу, жадно вдыхая воздух и неся на руках лишившуюся чувств женщину. Положив свою ношу на землю и кивнув ребятам, Чендеру сделал несколько глубоких вдохов, схватил кувалду и запрыгнул в пылающее окно дома напротив. Олин отдал ребенка подоспевшему патрулю защитников поселка во главе с Дородо и потянул Эои прочь.

Пробежав несколько улиц, ребята остановились, раздумывая что делать — посреди перекрестка стоял, плача и закрывая лицо ручками, мальчик лет пяти. Вокруг него светили фонари, а с соседней улицы доносились крики ожесточенной схватки. Двинувшись было к малышу, Олин встал как вкопанный. Из полумрака соседней улицы на перекресток, стуча когтями, медленно вышла огромная похожая на статую кошка матового черного цвета. Мальчик перестал плакать, рассматривая невиданного зверя. Манурит медленно подошел к ребенку и повернул голову, взглянув на него неподвижными каменными глазами. Затем отвернулся и продолжил свой путь. Борющийся со страхом и любопытством малыш вытянул руку и коснулся холодного матового бока живой статуи. Детская ладошка скользнула по гладкой поверхности — Манурит, не оборачиваясь, исчез в сумраке переулка.

Олин выдохнул, провел по лицу ладонями, аккуратно подбежал к мальчику и отвел его в сторону. Взяв ребенка за руки с двух сторон, Олин и Эои отправились дальше. Они прошли несколько поворотов и приблизились к Говорильне. Из-за угла дома не было видно, что происходило на площади, но разговоры были слышны хорошо:

— Последний раз спрашиваю, где мальчишка-маг?

— Я не понимаю, о чем вы говорите! Почему вы мне не верите? Я никогда не обманывал Шра!

— Да, ты поработал на славу — продал все секреты Отонского королевства, какие мог. Ты и самого себя бы продал, если бы кто купил!

— Вот видите, мы уже почти договорились!

— Похоже, он ничего не знает. На вышку его!

— Нет! Постойте, прошу вас!

Звуки борьбы сменились предсмертным хрипом. Олин выглянул из-за угла: несколько разбойников поспешно удалялись прочь, а на вышке дозорного в петле висел мертвый Монто. Его лицо побагровело, вытаращенные глаза застыли, а пухлые руки беспомощно болтались, выпустив висящий на поясе кожаный кошелек.

Ян Серовски почти целый час сидел в темноте, сжимая голову руками и заставляя себя не сорваться и не начать колотить в стены кулаками.

Тьма обступала со всех сторон и, казалось, старалась задавить его своей массой. В памяти отчетливо всплывали изуродованные лики смерти из злосчастного лесного видения. Еще чуть-чуть и они готовы были материализоваться, обдав его волной леденящих воплей. Ян начал паниковать и терять контроль — по нескольку раз бесцельно вставал и садился, жевал губы и судорожно искал какой-нибудь укромный угол..

Наконец, чтобы отвлечься, он встал и начал аккуратно ходить по комнате-чулану. Глаза привыкли к темноте и Яну удалось разглядеть многое из того, что пылилось здесь уже не первый год: каменные формы для заливки металла с канавками в виде мечей и плугов, лезвия кос, ржавые гвозди, колеса от телег и лошадиную сбрую. На дальней стене он заметил небольшую дверцу. Подойдя поближе, Ян услышал по ту сторону стены слабое звяканье. Дверь на удивление легко приоткрылась и Ян застыл в удивлении, глядя в щель. В большом подвале пахло сыростью и было темно — под потолком слабо мерцало несколько закопченных масляных светильников. Среди бесформенных сооружений из глины по форме и размеру напоминавших палатки, по земляному полу бродили сгорбленные грязные человечки ростом с семилетнего ребенка. Их покрытые морщинами и заросшие бородами лица были давали понять, что это были вполне взрослые мужчины. На шеях у этих странных одетых в лохмотья людей виднелись стальные ошейники, а руки были грязными и огрубелыми от тяжелого труда. Карлики слонялись туда-сюда, волоча за собой по полу прикованные цепями к стальным браслетам молоты. Те, у которого не было молотков, поддерживали размеренный ритм стуча браслетами на запястьях. Ян сглотнул и потихоньку прикрыл дверь.

Из цеха с горнилом донеслись звуки потасовки и Ян замер, вслушиаясь в голоса. Кираноф с несвойственными ему заискивающими нотками в голосе просил о чем то нескольких мужчин:

— Пожалуйста, уходите, здесь никого нет!

— Это и так ясно, что нет. Я спрашиваю, где мальчишка-маг? (послышался звонкий удар по лицу и тихий стон).

— Я же за вас, вы забыли? Я выковал ваши мечи! И еще сотни мечей для славной армии Шра.

— Не морочь мне голову, старик. Твои мечи тебя не спасут! Где вы прячете мальчишку?

— Я не знаю, правда не знаю! Маг его прячет!

Раздался грохот — кто-то швырял кузнеца по всему цеху:

— Пожалуйста, пощадите! Мне здесь не доверяют, они подозревают, что я продаю вам оружие… Мне не говорят ничего.

— Так, ясно. Ну-ка, что здесь у нас. О, какие угли. Выжгем ему глаза. Держите его!

— Не-ет! Хорошо, хорошо, я скажу! Я скажу вам все.

Кираноф тяжело дышал, прислонившись к стене с дверью в чулан:

— Его увезли из поселка, как только вы напали. Пока мы говорим, его везут в королевской карете на юг. Кони устали после пути из Янвана, идут медленнее обычного. Вот, все. Вы довольны?

— Как думаете, он не врет?

— Вроде кто-то из наших говорил, что видели необычную повозку у форпоста. Вся блестела…

— Тогда вперед! Бросьте его.

Когда шаги агрессоров стихли, кузнец встал на ноги и вышел наружу, чтобы удостовериться в том, что они ушли. Вернувшись, он подождал несколько минут и звякнул замком, открывая дверь в чулан:

— Вот же ублюдки, будь они трижды прокляты! Ты тут как?

— Нормально.

— Выходи, они ушли. Собрали всех, кого наши не перебили.

— Спасибо, что не выдали меня.

— Не за что, ох-ох, теперь буду хромать неделю…

Кираноф присел рядом с Яном на скамью из грубо тесаного бревна и вытер разбитый кровящий нос рукавом. Заметив, что Ян с беспокойством поглядывает на дверь в чулан, кузнец прищурился:

— Видел карликов, да?

— Кто это?

— Мои работники. Без них я бы успевал в три раза меньше.

— Это что, рабы? Я слышал, что в южных землях рабство считается преступлением.

— Это не рабы. Я расскажу тебе, все как есть, а ты не болтай об этом, идет? Эти ребята — потомки первых работников, которых мой прадед поселил у себя в кузнице. Как то раз он отправился в западные земли, на переговоры с какой-то военщиной Империи Туннар. Так вот, благодаря природному любопытству он узнал то, чего лучше бы и не знать. Династия Ламар, которая правит этой страной уже не первый век — людоеды. Представляешь? Приличные с виду люди, благородное семейство. Мало того, у них оказалась целая человеческая ферма — там выращивали детей на убой, как свиней, представляешь? Эти дети доживали лишь лет до 15. Моего прадеда это так задело, что он наплевал на свои контракты, выкрал нескольких детей и привез с собой. Никому не нужны были политические проблемы, поэтому он спрятал их, кормил и поил. Дети эти не умели даже говорить, не то, чтобы писать и читать. Он научил их чему смог и они стали работать в кузнице, не выходя на поверхность, чтобы их не нашли — у них такие клейма были на лицах, как у скота. Ужас, одним словом. Потом они привыкли, выросли, у них родились дети и так пошло. Из-за того, что живут под землей, такие маленькие. Зато сильнющие.