Девушка по имени Августа Норд Вадим

© Норд В., 2014

© ООО «Издательство «Яуза», 2014

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014

1

Командировка

Знал бы, где упасть, соломки бы подстелил – это не совсем правильно, хоть и классика. Туда, где падают, лучше вообще не ходить, а то никакой соломки не напасешься. Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет. И яму тоже обойдет, особенно если в той яме капкан. Знать бы все наперед…

«Командировка» – это не совсем правильное название для операции на выезде, но устаканившееся, прочно вошедшее в обиход. В командировку обычно отправляет родное начальство, которому где-то там что-то надо сделать. А тут, наоборот, приходится отпрашиваться у начальства, уплотнять график, выкраивать несколько дней… Но с другой стороны, не «гастролями» же называть, врачи не гастролируют. Так и повелось – командировка.

– Чую, недолго вам по городам и весям ездить осталось, Александр Михайлович, – сказал руководитель клиники «La belle Hlne», накладывая косую начальственную резолюцию на заявление с просьбой предоставить трехдневный отпуск за свой счет. – Недолго…

Босс редко пророчествовал, можно сказать – совсем никогда, поэтому Александр больше удивился самому факту, нежели смыслу сказанного. «Недолго ездить осталось» звучит немного зловеще.

– Скоро к вам все сами ездить начнут, – развил мысль босс, откладывая заявление на край стола в неровную стопочку текущих документов. – В очередь писаться за два года станут, надбавки за срочность предлагать…

– К нам ездить начнут, – лояльно поправил Александр, почувствовав подвох.

– Не уверен, – босс откинулся на спинку кресла, сцепил пальцы в замок и поджал губы. – Не уверен, что к нам. Клиника «La belle Hlne» – это клиника «La belle Hlne», а доктор Берг – это доктор Берг!

«Все с вами ясно, Геннадий Валерианович, – догадался Александр. – Ревнуете. И напрасно ревнуете, ревность – пагубное чувство. Душу разъедает, а пользы никакой не приносит».

Дело хозяйское, если хочется ревновать, то никто не запрещает. Александр не сделал ничего недостойного. Во-первых, операций в начале следующей недели у него не было назначено, поэтому «ломать» график из-за отъезда не приходилось. Во-вторых, еще до подписания контракта они с боссом договорились о том, что Александр может принимать приглашения на проведение операций от иногородних клиник. От московских – ни-ни, лучше и не думать, потому что прямая конкуренция. В-третьих, Александр не приносил Геннадию Валериановичу вассальных клятв верности и не обещал по гроб жизни оперировать только в «La belle Hlne». Профессионал не может быть вечно «прикован» к одному-единственному учреждению, потому что это существенно ограничивает как развитие, так и возможности. В-четвертых, питерская клиника с длинным претенциозным названием «Первая реконструктивно-пластическая клиника «Прогресс» была «дружественной», то есть время от времени направлявшей в «La belle Hlne» пациентов, которым в «Прогрессе» помочь не могли. Вдобавок знакомство самого Геннадия Валериановича с главным врачом «Прогресса» Дегтярским немного выходило за деловые рамки. Не так уж, чтобы «не разлей вода», а на уровне совместных посиделок в ресторанах и обмена полуконфиденциальной информацией. Так что со стороны Александра было бы неудобно и несообразно отказывать Дегтярскому, да и заявленный гонорар был очень хорош, особенно с учетом того, что проезд и проживание оплачивались приглашающей стороной отдельно.

Возникшая пауза была из тех, которые принято называть «неловкими». Оба собеседника ждут, что скажет другой, молчание затягивается… В такие моменты весьма кстати окажется телефонный звонок или нежданный гость, но, согласно вселенскому закону подлости, звонить телефонам и приходить гостям положено не вовремя. Вовремя неинтересно.

– Что-то мудрит Анатолий Викторович, мудрит, – наконец-то нарушил молчание босс. – Ринопластика, блефаропластика, имплантат в подбородок… Это же базовый уровень, любой справится. Зачем ему понадобились именно вы?

Трактовка была лестной – зачем из такой классной пушки по воробьям стрелять? – но в то же время ехидная, с подковыркой. Александр, получив предложение, задал в ответном письме точно такой же вопрос. «Пациенту вас так отрекомендовали, что он ни у кого другого оперироваться не хочет», – написал Дегтярский.

Мужчина сорока двух лет от роду решил стать красивее. Закономерное, в общем-то, желание, тем более что от природы ему досталось не самое красивое лицо с крупным носом, по форме напоминающим клюв, и скошенным подбородком. Анфас не ахти, а профиль так вообще какой-то карикатурно-цыплячий. Проблема решалась довольно просто. «Сгладить» и укоротить нос, вставить в подбородок увеличивающий объем силиконовый имплантат, через прокол излишек жира с нижних век откачать, чтобы не было мешков под глазами, и нахохлившийся цыпленок превратится в симпатичного мужчину с твердым волевым подбородком и энергичным взглядом. Взгляд – он же не только от самих глаз зависит, но и от их, так сказать, обрамления. Мешки под глазами лишают взгляд привлекательности, «отнимают» энергию, портят общее впечатление.

– Кто-то там меня перехвалил, Геннадий Валерианович, – скромно сказал Александр. – Но если вы считаете…

– Я ничего, кроме убытков, в последнее время не считаю! – раздраженно перебил Геннадий Валерианович. – Я чувствую, что господин Дегтярский начал какую-то игру за моей спиной, и это меня, Александр Михайлович, волнует! Можно даже сказать – напрягает!..

Провидение часто посылает людям предостережения, но далеко не все они бывают правильно и своевременно поняты. Частично в этом виновато само Провидение, любящее туманные изъяснения, а частично – люди, за деревьями не видящие леса. Доктору Бергу бы призадуматься над словами «господин Дегтярский начал какую-то игру за моей спиной», а он вместо этого начал успокаивать босса.

– Хотите – на атласе по анатомии поклянусь, – Александр бросил взгляд на книжный шкаф, – что не хочу, не планирую переезжать в Питер и никакого предложения о работе там не приму. Как говорится – ни сном ни духом.

– Переезжать не обязательно! – хмыкнул босс. – Этот змей подколодный может возжелать московского филиала. Прикормит вас, а потом сделает предложение, от которого вы не сможете отказаться!

– В ваших подозрениях, Геннадий Валерианович, нет логики! – парировал Александр. – Вы же прекрасно понимаете, что в только что открывшуюся клинику меня никакими коврижками не заманить. Новая клиника, где еще ничего не отлажено толком, это адский ад!

– А если руководителем? – не сдавался босс.

– Руководителями ставят доверенных людей, Геннадий Валерианович, – Александр позволил себе улыбку. – Своих, которых хорошо знают.

– А он вас совсем не знает?! – Геннадий Валерианович подался вперед и испытующе смотрел в глаза Александру.

– Шапочное знакомство – вот как это называется. Пару раз виделись на конференциях, сейчас вот переписку ведем. Вы считаете, что этого достаточно для того, чтобы вручать мне бразды?

– Я ничего, кроме убытков, в последнее время не считаю! – повторил Геннадий Валерианович. – Черная полоса шириной в жизнь…

«Черная полоса шириной в жизнь» длилась около месяца, но этого оказалось достаточно для того, чтобы сделать из Геннадия Валериановича неврастеника, перманентно ожидающего очередного пинка фортуны. Началось с того, что здание, в котором находилась клиника, столичные власти собрались реконструировать. Разумеется – с выселением всех и вся, невзирая на договоры долгосрочной аренды. Помещение, подходящее для клиники пластической хирургии, найти ой как непросто, а оборудовать ой как дорого. Было с чего волноваться. Вопрос пока еще не решился окончательно, но вероятность переезда была, по словам босса, восьмидесятипроцентной. Тревожно.

Неприятность номер два – доктор Блувштейн ушел к конкурентам. Пришел к боссу, положил на стол заявление, высказал недовольство тем, что его недооценивают, наотрез отказался от предложения «обсудить тему» и через две недели оперировал в клинике «Хэ-Кли» на Земляном Валу. Ароныч ушел не просто так, он еще и кое-кого из клиентов с собой увел, двойной убыток, можно сказать, когда лишаешься не только хорошего специалиста, но и какой-то части клиентов.

Неприятностью номер три стал скандал с известным журналистом Варенухиным-Савичем по прозвищу «Вареник», который остался недоволен тем, как ему доктор Коломыйко сделал подтяжку кожи лица. Объективных причин для недовольства не было, ибо результат вышел таким, как и было обещано-говорено. Но оказалось, что пациент почему-то ожидал от «нового» лица полного сходства со своей фотографией тридцатилетней давности. Разумеется, эти ожидания не сбылись. Разумеется, был закачен скандал с обещанием «антирекламы вселенского масштаба». Вселенского не вселенского, а ославить на всю Россию «Вареник» мог спокойно. Спокойно и безбоязненно, в смысле ответственности за клевету. Это делается очень просто, методика отработана давным-давно. Полные имена оглашаются не публично, а в кулуарах. Публично вместо них щедро разбрасываются намеки, прозрачные-прозрачные, чтобы тем, до кого не доползут из кулуаров слухи, догадаться было совсем нетрудно. «Клиника, носящая имя прекраснейшей из женщин древности, похищение которой стало поводом к войне» – для судебных разборок это не годится, но в то же время нетрудно догадаться, что речь идет о клинике «La belle Hlne», название которой переводится как «Елена Прекрасная». Геннадий Валерианович предлагал всем желающим вбить слова «прекраснейшая из женщин древности, похищение которой стало поводом к войне» в любой из поисковиков и посмотреть, что будет стоять на первом месте. «Вареник» написал нечто вроде фельетона в газету «Столичный сплетник», поделился своими впечатлениями на двух дециметровых телевизионных каналах, дал интервью нескольким сетевым журналам, специализирующимся на здоровье и всем, что с ним связано, и вроде бы, как донесла боссу разведка, собирался принять участие в программе «Пусть говорят» на Первом канале.

Такие «мелочи», как выход из строя кое-какой дорогостоящей аппаратуры или внезапный срыв в запой нового сетевого администратора, вальяжного сорокалетнего мужчины с кучей положительных рекомендаций, на фоне больших неприятностей сильно не расстраивали, но и хорошего настроения Геннадию Валериановичу не добавляли. И еще, как успел заметить Александр, у босса явно возникли какие-то домашние проблемы, потому что он ни с того ни с сего стал засиживаться в своем кабинете допоздна, хотя раньше предпочитал утаскивать «работу» домой.

Одно к одному. Беды, в отличие от радостей, поодиночке не ходят, это общеизвестно.

Для Александра в нечастых «выездных» операциях не было ничего необычного. Если хочется человеку, чтобы его прооперировал доктор Берг из Москвы, то почему бы доктору Бергу не прооперировать? Может, пациенту последнее интервью Александра понравилось или рекомендовал кто-то из знакомых, а может, ему непременно нужен столичный пластический хирург, потому что местным он не доверяет. Но почему бы тогда пациенту не приехать в Москву самому? Ну мало ли какие бывают у людей обстоятельства. Кто-то бизнес без присмотра даже на несколько дней оставить не может, а кто-то – мужа или жену. Кто-то не склонен проводить послеоперационный период вне дома (дома и стены помогают, в самом деле), кто-то на подъем тяжел, но на руку щедр, то есть считает, что лучше уж доктору приплатить за труды, чем ехать в Москву самому… Да мало ли причин может быть у людей?

К «выездным» операциям Александр относился хорошо. И не только потому, что был легок на подъем и быстр на сборы, но прежде всего потому, что каждая такая операция добавляла что-то существенное к опыту. Замыкаться в пределах одной клиники не очень хорошо, если, образно говоря, сидеть сиднем на одном месте, то недолго и мхом порасти. Кроме того, «выездные» операции льстили самолюбию и служили своеобразным подтверждением статуса – абы кого ведь не пригласят оперировать со стороны – а также хорошей рекламой как для самого Александра, так и для клиники «La belle Hlne». Денежную составляющую тоже нельзя было сбрасывать со счетов, оплачивались подобные операции хорошо. А еще было приятно сменить ненадолго обстановку, побродить вечерком по новым местам, набраться новых впечатлений. Короче говоря, сплошные плюсы и только один минус, точнее – неудобство. Предварительное общение с пациентом происходит не вживую, а по скайпу, по телефону или по электронной почте. Но, ничего, продуктивно пообщаться можно и так, тем более что всю предварительную работу с пациентом, начиная с оценки его адекватности и выяснения его пожеланий до определения характера и масштаба операции, проводит приглашающая сторона.

Вернувшись от босса в свой кабинет, Александр отправил письмо главному врачу «Прогресса» с окончательным подтверждением своего приезда. Пока покупал на сайте Российских железных дорог билет на «Сапсан» в Питер (обратный – это потом, по обстоятельствам), зазвонил мобильный. Дегтярский предпочитал общаться по телефону, а не по почте.

– Замечательно, Александр Михайлович! Ждем вас! Забронировали номер в «Октябрьской». Операцию ставлю на четырнадцать часов. Сам буду вам ассистировать, надеюсь, что не разочарую…

«Сам буду вам ассистировать» немного удивило, но не так чтобы уж очень. Да, руководители клиник обычно никому не ассистируют, ибо почему-то считается, что это не лучшим образом сказывается на их авторитете. Но, возможно, господин Дегтярский выше подобных предрассудков, или же тряхнуть стариной захотелось, или же пациент ему так дорог, так близок, что он хочет присутствовать на операции. Ну и пусть, так даже лучше – своими глазами увидит, как оперирует доктор Берг. Тому, кто делает свое дело на совесть, руководящий контроль не помеха.

В десять тридцать пять прибывает поезд. Десять минут на то, чтобы выйти из вагона и спуститься в метро, десять минут ехать до Выборгской и еще десять минут на то, чтобы дойти от метро до «Первой реконструктивно-пластической клиники «Прогресс». Названьице, однако, свидетельствует о больших, даже – огромных, амбициях. «Первая», да еще «Прогресс». Ну ладно, как хотели, так и назвали. Около четверти двенадцатого Александр должен быть в клинике. Сорок пять минут на подписание договора (все уже согласовано, простая формальность) и обсуждение кое-каких деталей. Примерно столько же на общение с пациентом, затем пациента начнут готовить к операции, а Александр устроит небольшую кофе-паузу и тоже начнет готовиться – переодеваться и мыться. В незнакомые операционные надо приходить заранее, чтобы спокойно, без суеты убедиться в том, что все подготовлено должным образом.

Однажды в Саратове анестезиолог в резкой форме выразила недовольство тем, что московский хирург интересуется, заряжены ли встроенные аккумуляторные батареи наркозно-дыхательного аппарата. Нечего, мол, соваться в чужую епархию, за наркоз отвечает анестезиолог, а не хирург. Александр как можно вежливее объяснил, что он, как оперирующий хирург, отвечает за всю операцию в целом и потому его интерес обоснован на все сто процентов. Вот если он поинтересуется, заряжен ли аккумулятор в телефоне у анестезиолога, то это можно счесть вмешательством в ее священное прайвеси, а насчет наркозной аппаратуры извольте ответить, иначе операцию придется отложить. Аккумуляторные батареи позволяют аппарату работать в автономном режиме полтора часа в случае отключения электричества. Операционный светильник, к слову будь сказано, тоже имеет аккумулятор резервного питания с двух-, трехчасовым ресурсом. Где гарантия, что во время операции не будет перебоев с электричеством?

Угроза отмены операции подействовала. Анестезиолог включила аппарат и продемонстрировала, что аккумуляторы заряжены полностью. Пробурчала, правда, что-то не очень внятное про маразм и занудство, но Александр на это бурчание внимания не обратил, а после операции поблагодарил анестезиолога за четкость и профессионализм. Заслуженно, в общем-то, похвалил, без преувеличения. Та мгновенно оттаяла, начала в ответ хвалить Александра и в итоге расстались друзьями, даже телефонами обменялись.

Уезжать домой сразу же после операции, как принято у некоторых деятеле, нельзя. Первые сутки – самый ответственный отрезок послеоперационного периода. Девяносто девять процентов плохого случается в это время. Поэтому уезжать домой можно только после того, как осмотришь пациента на следующий день и убедишься, что все в порядке. На всякий случай, Александр отпросился на три дня. Он всегда отпрашивался с небольшим временным запасом. Так спокойнее. Если все сложится хорошо, можно будет выйти на работу на день раньше, если что – будет в запасе день. Предусмотрительность – залог спокойствия.

У спокойствия столько залогов, что всех и не упомнить.

Спокойствие – оно как карточный домик. Стоит только подуть с любой стороны, и домик развалится.

«Unverhofft kommt oft», – говорят немцы. Неожиданное приходит часто.

2

«Прогресс»

Благословен тот, кто придумал наушники. Сосед справа заснул сразу же после того, как поезд тронулся, и заливисто храпел на весь вагон. Откуда-то сзади ему «подпевали», правда, не столь громко. Александр надел наушники и за время пути посмотрел два фильма – «Джентльменов удачи» и какой-то зарубежный боевик, название которого стерлось из памяти еще во время просмотра.

Минут за пятнадцать до прибытия пассажиры начали выстраиваться в очередь на выход. Сначала стояли в тамбуре, но скоро и по проходу между креслами потянулся «хвост». Это удивительное нетерпение друг Александра Андрей объяснял въевшейся в гены памятью о временах повального дефицита, когда очереди были везде и повсюду. В том числе и носильщиков на вокзалах не хватало, вот и торопились люди поскорее выйти на перрон, чтобы не пришлось на себе волочь весь багаж до транспорта. Объяснение на первый взгляд выглядело логичным, но Александр придерживался иного мнения. С точки зрения психологии подобное поведение скорее объяснялось не памятью о былых временах, а временами нынешними с их обостренной конкуренцией, возведенной чуть ли не в корень бытия. Боязнь того, что опередят, обойдут, оттеснят, вынуждает пассажиров вылезать из удобных кресел и проводить остаток пути на ногах. Это не спешка, а очередная попытка утвердить свое превосходство над ближним.

Конфуций был не совсем прав, когда утверждал, что благородный муж думает о морали, а низкий человек – о том, как бы получше устроиться. О том, как бы получше устроиться, думают все люди. Человек рожден для счастья, разве не так? Но и о морали забывать нельзя… Скорее всего, Конфуций имел в виду, что низкие люди думают только о том, как бы устроиться получше, а тот, кто записывал его высказывания, этим словом пренебрег…

Додумать Александр не успел, потому что поезд остановился и пора было выходить вслед за теми, кто натолкнул его на размышления.

Отсутствие громоздкого багажа – одна из непременных составляющих удовольствия, получаемого от поездки. Рецепт правильных сборов прост. Собери все, что хочешь взять с собой в дорогу, и отложи в сторону то, без чего сможешь обойтись. Что осталось – бери с собой. В результате багаж будет состоять из одной небольшой сумки, а не из нескольких громоздких чемоданов.

Театр начинается с вешалки, а клиника – с вывески. Мало кто довольствуется белыми буквами на синем фоне, всем хочется подчеркнуть свою респектабельность. «Первая реконструктивно-пластическая клиника «Прогресс» переплюнула, то есть затмила все известные Александру учреждения. Вывеска была медной, огромной и прекрасно гармонировала с массивными старинными ручками на массивной двустворчатой двери. Александр поверил бы, если бы ему сказали, что дверь вместе с ручками перекочевала сюда из какого-нибудь дворца, уж очень она не была похожа не новодел.

Вестибюль клиники удивлял обилием мрамора, огромной люстрой на цепях и количеством лепнины на потолке. Придверный охранник был одет в парадную форму неизвестной армии – галуны, аксельбанты, громадная кокарда на фуражке. Язык так и чесался назвать охранника «вашим превосходительством», но Александр переборол искушение и попросил проводить его к главному врачу. Но старинное словечко «благоволите» в свою просьбу все же вставил, не смог удержаться.

В коридоре светильники были поменьше, но тоже на цепях, благо высота потолков позволяла. Мраморная тема достигла своего апогея в одинаковых приземисто-широких вазах, расставленных по подоконникам. На ручках ваз сидели маленькие купидончики и грустно заглядывали внутрь.

Кабинет главного врача оказался уменьшенной копией вестибюля, только без колонн и с письменным столом вместо стойки ресепшен.

– Как вам наши пенаты? – первым делом поинтересовался главный врач.

Слово, употребленное не совсем кстати и не совсем правильно, тем не менее прекрасно подходило ко всему этому вычурно-несуразному великолепию.

– Впечатляет, – лаконично и честно ответил Александр.

– Сестра моя называет это безвкусицей, возведенной в запредельную минусовую степень, – неожиданно сказал главный врач. – Она в Русском музее работает, привыкла к настоящей красоте. Но наша роскошь работает, клиенты впечатляются с порога. Это своеобразный посыл такой… Я, знаете ли, придаю деталям очень большое значение. Взять хотя бы название. Я голову сломал, думая о том, как правильно назвать клинику. Так, чтобы подчеркнуть ее приоритет над всеми остальными и заложить в название какой-то позитивный стимул. Но в итоге придумал то, что надо. Замечательное название, правда?..

«Бывает и хуже», – подумал Александр, вежливо кивая головой.

– Произнося название нашей клиники вслух, нам желают прогресса. По многу раз в день! Каждый день! Раз – прогресс, два – прогресс и так далее… Мы, конечно, процветаем не только за счет этих пожеланий, но они вносят свою лепту…

«Чудак», классифицировал Александр. Образ чудака прекрасно дополняли характерная чеховская бородка и очки в тонкой круглой оправе, похожие на пенсне.

Перейдя к делу, главный врач мгновенно посерьезнел и уже не выглядел чудаком.

– Сергей Иванович – мой давний знакомый, поэтому я сам не хочу его оперировать…

Это правильно. Родственников, друзей и давних знакомых лучше не оперировать. С одной стороны, личное отношение может повлиять на ход операции – рука под наплывом эмоций дрогнет или паниковать начнешь, если что-то пойдет не так. Ну а в случае неблагоприятного исхода станешь терзаться и казниться всю жизнь, даже если ни в чем не виноват. Дело не в том, что по поводу неудач с незнакомыми до момента обращения пациентами врачи не переживают. Переживают, да еще как. Просто степень близости с человеком может сделать эти переживания очень сильными, помешать дальнейшей работе. С другой стороны, «свойское» отношение к врачу может стать препятствием для точного выполнения его требований и рекомендаций пациентом. И вообще – профессиональное лучше не смешивать с личным, так и для профессионального будет лучше, и для личного.

– Он с этим согласился и попросил меня порекомендовать ему хорошего врача. Нет, Александр Михайлович, вы не мне обязаны приглашением. У меня, знаете ли, принцип – никогда никому не рекомендовать никого из коллег. Обжегся несколько раз и установил себе такое вот правило. Поэтому Сережа сам проводил маркетинг. Я ему сказал – ты только определись, а дальше я все организую на высшем уровне…

«На высшем уровне – это как? – забеспокоился Александр. – Уж не стоят ли у них вазы с орхидеями в операционных и не настланы ли там персидские ковры?»

Оказалось, что не настланы. Рабочие помещения в клинике были оборудованы как положено, хотя определенная, если можно так выразиться, роскошь прослеживалась и здесь. Светильник над операционным столом был не просто современным, но и «умным». В него были встроены датчики, определяющие положение головы хирурга, чтобы над ней отключался свет, который не только светит, но и греет. Комфортней работать, когда тебе не «печет» сверху.

Дегтярский оказался превосходным ассистентом, из чего можно было сделать вывод о его профессионализме вообще. Такого в практике Александра еще не было, чтобы ассистент, с которым не успели сработаться, не просто делал то, что требуется, но и предвосхищал его желания.

Анестезиолог тоже оказалась на уровне. Что такое – хороший анестезиолог? Это тот, о котором во время операции забываешь напрочь. Анестезиолог обеспечивает операцию, то есть делает все для того, чтобы хирурги спокойно, не отвлекаясь, оперировали.

И пациент не подкачал – перед операцией держался спокойно, неуместных вопросов не задавал, в глаза врачам тревожно не заглядывал, даже пошутил по поводу того, что не успел сфотографироваться на память, и при этом как-то многозначительно переглянулся с Дегтярским. Приметливый и склонный к дедукции Александр сразу же сделал вывод о том, что кто-то из них, если не оба сразу, увлекается фотографией. Нынче многие увлекаются фотографией, это модно и, в каком-то смысле, стильно. Александр прошел через это в подростковом возрасте, еще в доцифровую эпоху. Фотографировал дешевой китайской мыльницей, относил пленки на проявку, печатал удачные кадры, собрал три обувные коробки с фотографиями и… понял, что это занятие ему надоело. Ну, запечатлел кучу разных мгновений, а что толку? Все равно важное, самое-самое, осталось в памяти и без фотоаппарата, а неважное и запечатлевать незачем. Так и бросил фотографировать. В смысле – на каждом шагу. Путешествуя, мог сфотографировать что-то понравившееся или оригинальное, но без фанатизма.

Производя блефаропластику, Александр размышлял о том, насколько вообще глаза являются зеркалом души. Вообще-то, в первую очередь, как и положено врачу, он думал об операции, о том, что он делал, но где-то там, за пределами, фоном шли мысли более глобального, если так можно выразиться, характера.

Сколько в создаваемом впечатлении зависит от самих глаз и сколько от их обрамления? Каждому бриллианту достойную оправу – разве не так? Что такое бриллиант без оправы? Драгоценный камень, шлифованный минерал, ценная вещь… Не более того, хотя и этого, в общем-то, достаточно. Но только оправа, соответствующая оправа, делает бриллиант произведением искусства. Бриллиант без оправы – ничто, как и оправа без бриллианта. Вместе же они способны поражать воображение, пленять, очаровывать, восхищать… Нам только кажется, что мы обращаем свое внимание на глаза собеседника, партнера, другого человека. Только кажется… На самом же деле мы обращаем внимание и на оправу, то есть – на веки, брови, глазные впадины… В первую очередь – на веки. Веки существенно изменяют взгляд. Наплывут сверху, отвиснут снизу мешками, и, как глазами ни сверкай, взгляд будет мрачным, тяжелым, «стариковским», тусклым. И никаким, даже самым волшебным, макияжем этого впечатления не исправить. Только оперативным путем. Устраняя излишки кожи и скопления жира, подтягивая кожу так, чтобы исчезли морщинки, хирурги не только возвращают взгляду былую живость, но и делают его ярче, выразительнее. От этого и все лицо молодеет.

Если бы надо было избавиться только от скоплений жира, то можно было бы обойтись лазером – сделать прокол вместо длинного разреза по краю века и удалить жир. Но «лишнюю» кожу таким образом не удалить, поэтому Александр разрезал, иссекал и филигранно зашивал. В пластической хирургии умение правильно зашить ценится не меньше, чем умение правильно отрезать. Плохой, грубый, заметный шов может в прямом смысле слова перечеркнуть работу хирурга. А хороший, правильный, шов ничего не перечеркнет, потому что его не видно. Рубчик тоньше волоса, да еще и спрятанный в естественной кожной складке… Такой не то что невооруженным, вооруженным глазом не углядеть!

– Половина операции ваша, Анатолий Викторович, – сказал Александр Дегтярскому после операции. – Вы прекрасно ассистируете…

– Ассистировать вам, Александр Михайлович, одно удовольствие, – ответил комплиментом на комплимент Дегтярский. – Такая четкость, ни одного лишнего движения…

Короче говоря, наговорили друг другу любезностей, выпили по чашке кофе, подкрепились бутербродами и пошли осматривать проснувшегося к тому времени пациента. Пациент держался молодцом, на вопросы отвечал по существу, то есть – полностью пришел в сознание и даже попросил зеркало, чтобы полюбоваться на себя в повязках и пластыре. Договорились, что завтра утром Александр приедет в клинику к десяти часам для очередного осмотра и потом, если все будет хорошо, уедет в Москву, оставив пациента под наблюдение Дегтярского.

Операция сама по себе была утомительной, да еще и вставать пришлось в пять часов утра, поэтому единственное, чего хотел Александр, так это спать. Но оказалось, что у Дегтярского другие планы на остаток вечера. Тоном, исключающим любые возражения, он пригласил Александра поужинать вместе.

– А я-то думал, что мы поужинали в вашем кабинете, – пошутил Александр и принял предложение.

Не принять было нельзя, ибо оно носило не столько личный, сколько дипломатически-протокольный характер. Дегтярский вызвал такси, и они поехали в ресторан куда-то на Васильевский остров. По аналогии с клиникой Александр ожидал чего-то помпезно-роскошного, но ресторан оказался небольшим, уютным, отделанным в стиле русской избы. И блюда здесь подавались простые, без вывертов – жаркое в горшочках, «самолепные», как было сказано в меню, пельмени, пироги, расстегаи, блины.

– Я – человек простой, и разные эти суши, пиццы и всякие там роллы не признаю, – доверительно признался Дегтярский, принимая у официанта кожаную папку с меню. – По моему убеждению, еда должна отвечать двум требованиям – быть вкусной и сытной. Все остальное – от лукавого.

– И свежей, – добавил Александр.

Официант изобразил на лице такое удивление, словно услышал нечто донельзя непристойное. «Как так можно! – укоряло его лицо. – Что значит «свежей»? У нас вся еда по определению свежая, или это вообще не еда!»

– Да-да, свежей, – кивнул Дегтярский.

Утром есть не хотелось, поэтому Александр обошелся одним яблоком. В поезде он ничего не ел, перед операцией было не до еды, поэтому бутерброды, съеденные в кабинете Дегтярского, организм переварил очень быстро и сразу же потребовал добавки. Александр заказал расстегай-ассорти – по одному с рыбой, с мясом, с курицей и с грибами, и телятину в горшочке. Дегтярский, едва заглянув в меню, попросил принести фаршированного карпа и двести грамм приличного коньяка. Так и сказал «приличного», без указания марки, из чего Александр сделал вывод о том, что заведение, которое они посетили, в целом достойное. В недостойном пренебрегать указанием марок нельзя, иначе есть риск нарваться на нечто немыслимо дорогое. Коньяк оказался неплохим, среднего уровня. Не бог весть что, но и не коктейль из разведенного спирта, колера, ванили и прочих ароматизаторов.

– Так приятно иногда вырваться из привычной рутины, – сказал Дегтярский, как только официант ушел. – Надо почаще вас приглашать, Александр Михайлович. Жаль, конечно, что вы не в Питере живете…

Александр немного напрягся – уж не будут ли его сейчас переманивать. У Геннадия Валериановича чуйка звериная, недаром он что-то заподозрил. Но Дегтярский начал развивать совсем другую тему, автобиографическую с малой толикой философии.

– Вот говорят – не было бы счастья, да несчастье помогло, а ведь так оно и есть. Я ведь, Александр Михайлович, Военно-медицинскую академию закончил, четвертый факультет. Хотелось, знаете ли, совместить в одном флаконе любовь к медицине и любовь к морю…

«Надо же!» – удивился про себя Александр. В сутулом близоруком собеседнике не было ничего бравого, военного и тем более – морского. Типичный гражданский гражданин, если можно так выразиться.

– А пока учился – язву двенадцатиперстной кишки нажил, – продолжал Дегтярский. – Приехал к месту службы в Североморск, пошел представляться начальству, и меня прямо на пороге скрутило. Сразу в госпиталь и на стол, а через полтора месяца комиссовали. Ни одного дня не успел послужить. Анекдот! А такие планы были, что аж дух захватывало! К сорока годам рассчитывал стать начальником крупного госпиталя в полковничьем звании, а в особо нескромных мечтах подумывал и о должности начальника медицинской службы Военно-морского флота. Вот так! Не боги горшки обжигают, и плох тот солдат, у которого в ранце нет маршальского жезла! А вместо этого чудесная перспектива работы хирургом в районной поликлинике. Застрелиться хотелось, честное слово, только не из чего было. Это сейчас в армию никого калачом не заманишь, а тридцать пять лет назад в военные училища серьезный конкурс был, а в Военно-медицинскую академию так вообще зверский. По двадцать человек на одно место, да каких человек! Лучших учеников со всего Союза! Вы молодой, вам этого не понять. Вы не обижайтесь, пожалуйста, это я завидую.

Александр заверил, что не обижается. В знак дружбы и взаимопонимания выпили по рюмочке.

Неизвестно какая музыка, тихо лившаяся из динамиков (нечто из класса «мелодичная попса»), неожиданно сменилась довольно редкой песней «Битлов» про доктора Роберта.

«Такой своеобразный знак внимания к клиентам-врачам или совпадение?» – подумал Александр, склонный иногда задумываться над тем, над чем задумываться и не стоило.

В последнее время он переживал нечто вроде битломанского ренессанса. Когда-то «Битлы» ему очень нравились, потом он к ним остыл, и казалось, что навсегда, а теперь вот снова увлекся. Настолько, что таскал в телефоне всю антологию от Please Please Me[2] до Let It Be[3] и слушал время от времени сообразно настроению.

– Товарищи мои уже майорами были, а я ассистентом на кафедре подвизался. Не поликлиника, конечно, но тоже ничего особенного. А потом вдруг времена изменились и коварная Фортуна решила повернуться ко мне лицом, а к моим товарищам, к сожалению, задом. Страшно подумать, что сейчас бы я мог жить на пенсию от Министерства обороны!..

Эта фраза Александру не понравилась, можно сказать – подпортила его мнение о Дегтярском. Слишком уж много пафоса и самодовольства он в нее вложил. Сложилось у тебя – радуйся, но в радости своей старайся не возвышаться над другими. Иными словами, надо радоваться тому, что у тебя все хорошо, а не тому, что тебе лучше, чем кому-то. Как-то так. И не такие уж маленькие пенсии у военных, чтобы жить на них было «страшно подумать».

– У меня, может, не самая большая клиника в Петербурге, но дело ведь не в размере, не так ли? Согласны со мной, Александр Михайлович?

– Не в размере дело, – поддакнул Александр.

Искренне поддакнул, не кривя душой. Действительно, не в размере дело, а в качестве оказываемых услуг. Клиника может быть большой, даже огромной, но «бестолковой», то есть – плохо работающей. За примерами далеко ходить не надо. Три года назад в Москве с большой помпой открылась клиника «Преображенский и К°». Владельцы отремонтировали и оснастили по высшему разряду трехэтажное здание бывшего кожвендиспансера, набрали персонал, нешуточно вложились в раскрутку, но забыли о самом главном, о том, без чего ни одна фирма-компания-структура существовать не может. Или не забыли, а просто не сумели правильно организовать деятельность клиники. Само собой ничего не делается, а если и делается, то далеко не самым лучшим образом. Найти (сманить) хороших хирургов и оснастить их всем необходимым – это полдела. Надо еще, чтобы вся клиника работала как часы. Если человек приходит в назначенное время и ждет приема полтора часа – это не дело. Если по телефону говорится одно, а при встрече – совершенно другое, это никуда не годится. Если до операции сэкономить время на общении с пациентом, то после операции есть риск потратить несоизмеримо больше на общение с его адвокатом. Короче говоря, клиники «Преображенский и К°» скоро уже год как нет. Все проходит, только что-то очень уж быстро.

Дегтярский был радушен и дружелюбен донельзя, но крылось в этом нечто такое, приторное, ненатуральное, что вынуждало держать ухо востро. «Мед с сахаром, – говорила в таких случаях бабушка Анна Тимофеевна и добавляла для непонятливых: – Сладко, а невкусно». Александр всегда стремился быть независимым и от людей, примерявших на себя маску благодетеля или покровителя, старался держаться подальше. Знал, как это бывает – коготок увяз, всей птичке пропасть. «Прикормят» тебя, а потом начнут этим шантажировать. Тем более что это всего лишь маска.

Но, с другой стороны, попадаются люди, которым эта маска просто нравится и они носят ее не с корыстными целями, а только лишь для того, чтобы потешить собственное эго. Почему бы им не подыграть, делая вид, что принимаешь все за чистую монету? И вообще, пусть уж лучше позитив будет гипертрофированным, чем негатив.

В завершение ужина, под кофе, изрядно поднабравшийся Дегтярский (Александр выпил всего одну рюмку, а он допил остальное и попросил принести еще сто пятьдесят грамм) вошел в роль крестного отца.

– У меня такое правило, – Дегтярский старался говорить веско, но выходило смешно и порой не очень связно, – везде иметь своих людей, то есть людей, на которых я могу положиться. А эти люди, в свою очередь, могут положиться на меня. «Ты – мне, я – тебе», на этом столпе стоит Вселенная, а кто не с нами, тот против нас. Вы думаете, что здесь Северная столица, город высокой культуры и все такое? Зря! Питер – это гигантский серпентарий! Когда меня спрашивают, каким словом я могу охарактеризовать мой родной город, я отвечаю: «Бандитский»! Бандитский Петербург! Сериал есть такой, видели, наверное?

Александр отрицательно покачал головой. Слышал, что есть такой сериал, но не видел.

– Так вот там все неправда! На самом деле все гораздо хуже! Это я вам как коренной ленинградец говорю. Здесь надо держать ухо востро, а нос – точно по ветру, иначе долго не протянешь!..

Александру на миг показалось, что он перенесся в Чикаго времен Великой депрессии. Что-то уж очень Анатолий Викторович впал в брутальность.

– Но я держу! – заверил Дегтярский. – И нос по ветру держу, и всех, кого надо, держу…

Для наглядности он сжал кулак и негромко (набравшийся интеллигент остается интеллигентом) стукнул им по столу.

– Александр Михайлович! Знайте, что в Петербурге у вас есть друг!

Еще один удар кулаком, теперь уже в грудь и немного сильнее.

– Спасибо, Анатолий Викторович, – ответил Александр и добавил, чтобы не казаться недружелюбным невежей: – Всегда рад сотрудничать.

– И это замечательно! – обрадовался Дегтярский, так обрадовался, словно ему пришлось долго склонять Александра к сотрудничеству. – Мы с вами таких дел еще наделаем!

«Если закажем еще коньяку, то точно наделаем», – подумал Александр.

Демонстративно смотреть на часы или столь же демонстративно зевать было не в его стиле. В предложении разойтись по домам-гостиницам нет ничего неприличного, так почему бы не сказать об этом прямо?

Дегтярский порывался оплатить счет целиком, но Александр настоял на том, чтобы каждый заплатил за себя. Одно дело – бутербродами в клинике угоститься, другое – по ресторанам за чужой счет ходить.

На дорогу Дегтярский принял стограммовый «посошок», и в такси его совсем развезло. Сидел на переднем сиденье, порывался свалиться на водителя, что-то бормотал себе под нос, сократив имя Александр до фамильярного «Алик». Александр сильно удивился, потому что Дегтярский совершенно не был похож на человека, имеющего проблемы с алкоголем. Впрочем, те, кто употребляет спиртное регулярно, умеют контролировать свое опьянение… Нет, скорее всего, Дегтярский просто позволил себе расслабиться и немного перебрал.

Расслабляться когда надо – великое искусство, доступное лишь единицам, которые сумели постичь что-то из области непостижимого. Им бы только усесться в позу лотоса, а дальше все пойдет само собой. Не пройдет и двадцати секунд, как помыслы обращаются от суетного к вечному, эмоции исчезают, сердце начинает биться медленнее… Уметь расслабляться правильно – тоже искусство. Не каждому дано.

Александр предложил отвезти Дегтярского первым, но тот горячо запротестовал:

– Я у себя дома, Александр Михайлович, а вы в гостях! Вы Питера не знаете, и этот прощелыга будет возить вас кругами до тех пор, пока не разведут мосты!

Такси было легальное, со счетчиком, накручивавшим рубли. Водитель никк не отреагировал на «прощелыгу» и «возить кругами», то ли принял во внимание состояние Дегтярского, то ли просто привык к разным выходкам пассажиров.

– Держитесь за меня – и не пропадете! – твердил Дегтярский.

Таксист высадил Александра возле гостиницы и повез Дегтярского дальше, Александр не расслышал, куда именно. Александр немного постоял на тротуаре, подышал свежим воздухом, поглазел на оживленную и в позднее время Лиговку, а потом вошел внутрь.

Через полчаса он уже спал в своем номере и видел во сне, как высокая симпатичная девушка с копной рыжих кудряшек на голове водит его по Петербургу и показывает достопримечательности. Только не официальные, а те, с которыми у нее лично что-то связано. Погода стоит летняя, жаркая, не то что на самом деле. На девушке надето легкое белое платье, которое на свету становится полупрозрачным. У девушки красивое лицо и идеальная фигура, только верхняя губа слегка вздернута кверху, но это только добавляет ей шарма.

Утром, во время бритья, Александр вспомнил сон и решил, что он должен быть вещим – уж очень понравилась ему девушка. Почему вещим? Да хотя бы потому, что сон про лето, а сейчас – апрель. Вслед за весной придет лето, значит, и все остальное должно сбыться. Логично? Почти.

– У меня никогда не было девушки в Питере, – пожаловался Александр своему отражению. – И вообще, я так редко здесь бываю и всегда помалу…

Лучше бы он пожаловался на то, что никогда не был в Мексике. Глядишь, и на какой-нибудь симпозиум прислали бы приглашение…

Александр немного сомневался насчет того, приедет ли Дегтярский в клинику с утра. После вчерашних излишеств тот мог и опоздать. Ждать в клинике не хотелось, а осматривать пациента без Дегтярского, которому предстояло продолжать наблюдение, было нерационально. И в то же время было неловко звонить в клинику и интересоваться, на месте ли главный врач. Ничего неприличного в этом вопросе нет, но с учетом того, что напился Дегтярский на глазах Александра, вопрос мог бы поставить его в неудобное положение, прозвучать скрытым упреком. Вот, мол, я с утра как огурчик, а в отношении вас, дорогой Анатолий Викторович, сомневаюсь, уж больно вы вчера перебрали коньячковского.

После недолгого размышления Александр решил позвонить в девять утра в клинику и поинтересоваться состоянием больного – как он спал, не температурит ли и так далее. Этот интерес вполне уместен, поскольку доктору положено беспокоиться о пациентах. Бывший главный врач шестьдесят третьей больницы Малиновский имел обыкновение избавляться от тех заведующих отделениями, которые по выходным не делали «контрольных звонков» дежурной смене. Александр, будучи студентом, присутствовал на утренних конференциях в шестьдесят третьей и запомнил любимую фразу Малиновского: «Настоящий руководитель знает, что в его отсутствие ничего хорошего случиться не может». Если Дегтярский на месте, то, разумеется, он сам расскажет о состоянии пациента. Так Александр и поступил.

– Если не считать попытки курения в окно, то все в порядке! – бодрым голосом «наябедничал» Дегтярский. – Но за это он уже получил от меня хорошую клизму, так что вопрос можно считать закрытым. Приезжайте, Александр Михайлович, ждем!

Курить вообще вредно, а непосредственно перед операцией и на протяжении всего послеоперационного периода – тем более. Попадая в кровь, никотин вызывает стойкое сужение кровеносных сосудов, нарушая тем самым кровообращение. Удлиняется процесс заживления, возрастает риск послеоперационных осложнений. Пластическая операция – прекрасный повод для того, чтобы расстаться с вредной привычкой. Да и какое удовольствие может доставлять этот процесс при отекшем носе и неприятных ощущениях в только что прооперированном подбородке? Александр не курил, поэтому не мог утверждать на все сто процентов, но на девяносто девять с половиной подозревал, что никакого удовольствия – привычный ритуал, не более того.

Дегтярский выглядел бодро и свежо. Никаких видимых последствий, разве что Александру в глаза смотреть избегал, стеснялся все-таки вчерашнего.

С пациентом все было в порядке. Никаких жалоб, ничего настораживающего. Ночью спал, на завтрак выпил чашку теплого куриного бульона, температура нормальная, давление – сто двадцать на восемьдесят. Желание одно – поскорее покинуть клинику.

– Я здесь, а все дела мои там. Некогда разлеживаться.

Еще во время «заочного» знакомства по скайпу Сергей Иванович рассказал, что заправляет небольшим строительным бизнесом. Так и сказал, с оттенком самоуничижительного пренебрежения, «заправляю», а не «руковожу» и не «управляю».

– Не волнуйтесь, Александр Михайлович, все послеоперационное ведение мы обеспечим на самом высоком уровне… – трижды повторил Дегтярский.

Пациент на прощанье крепко пожал Александру руку и сказал:

– Спасибо, Александр Михайлович. Будем живы – увидимся.

К чему была сказана последняя фраза, Александр не понял, но решил, что это просто присказка у пациента такая. Любимые фразы есть у каждого человека. Сам он, например, любит повторять «quid dubitas, ne faceris»[4]. А у Геннадия Валериановича, директора клиники «La belle Hlne», любимым выражением было «спокойствие, только спокойствие», за что его сотрудники прозвали «Карлсоном».

Некоторой неожиданностью стала оплата наличными. Обычно за выездные операции платили безналом, перечисляя деньги на банковский счет, который Александр указывал в договоре. Указал он его и на этот раз, но Дегтярский сослался на какие-то проблемы с банком, а Александру, по большому счету, было все равно. Он получил конверт с купюрами, пересчитал их по настоятельному требованию Дегтярского, подписал «расходник»[5] и попросил разрешения воспользоваться хозяйским компьютером для покупки обратного билета.

Не покупать билет заранее – суеверие чистой воды, вытекающее из вселенского хирургического правила «Не говори «гоп», пока не прооперируешь». Можно покупать обратный билет заранее и сдавать его в случае изменения планов, но лучше не планировать ничего до тех пор, пока не убедишься, что операция прошла успешно. Тем более что проблем с билетами нет.

Александр очень удачно купил билет на трехчасовой поезд. Позвонил боссу, сказать, что выйдет на работу уже завтра, прогулялся по Невскому (для того люди и придумали зонты, чтобы гулять под дождем), пообедал в кафе неподалеку от Гостиного Двора, а уже в восемь часов вечера был дома и звонил матери, доложить, что благополучно вернулся.

Командировка закончилась.

– Как съездил? – спросила мать.

– Хорошо съездил, – ответил Александр. – Приятный город, приятные люди…

3

Очень неприятная новость

Что такое истинно холостяцкий ужин? Классический?

Сборище холостяков за обильно накрытой «поляной»? Нет, это, скорее, мальчишник.

То же самое, но с участием женщин? Снова неправильно.

Истинно холостяцкий ужин – это ужин, приготовленный холостяком и им же съеденный. В одиночестве. С одиночеством можно поступать как заблагорассудится. Можно смаковать его, наслаждаясь, можно им тяготиться, а можно не обращать на него внимания.

Сегодня вечером Александр собрался наслаждаться одиночеством и тем покоем, который с ним связан, уж больно суматошным выдался день. Дорогой и любимый босс Геннадий Валерианович вчера полдня провел в мэрии, где, по его словам, «уточнял насчет реконструкции», и потому сегодня с самого утра изводил всех придирками. Досталось и Александру, который «в это тяжелое для клиники время» совершил страшное преступление, отложив две операции на следующий месяц.

– Вы понимаете, что в июне нас здесь уже может не быть?!

Геннадий Валерианович немного перегибал палку со сроками и намеренно упускал из виду то обстоятельство, что, закрывшись на Чистых прудах, клиника «La belle Hlne» непременно открылась бы в другом месте. Но так получалось трагичнее и гармонировало с минорным настроением босса.

Александр объяснил причины. Одна из клиенток сильно увлекалась астрологией и очень хотела сделать подтяжку в самый блгоприятный для нее день, который, по предварительным расчетам, был в мае, а по окончательным, точнее которых не бывает, переместился на июнь. Александр поговорил с дамой по душам, убедился в том, что к операции в неблагоприятные дни она относится крайне отрицательно, и «переставил» операцию на июнь. А что ему еще оставалось делать? Операция делается не по жизненным показаниям, и дата в этом случае не имеет никакого значения. А вот внутренний настрой пациентки – имеет, да еще какое! Огромное значение! Исход операции зависит от профессионализма медиков только наполовину. Вторую половину обеспечивает внутренний настрой пациентов, их моральное состояние. Если у пациента депрессия – ждите осложнений.

– Благоприятные дни придумали! – возмущался босс. – Что мне теперь, придворного астролога на работу брать?!

«Где имение и где наводнение», – говорила бабушка Александра, сталкиваясь с подобным отсутствием причинно-следственных связей. Бабушка Анна Тимофеевна, царствие ей небесное, была забайкальской казачкой, скорой на руку, легкой на ногу и острой на язык.

У второй «передвинутой» клиентки, занимавшейся оптовой торговлей электротоварами, внезапно осложнились дела с китайскими поставками, и ей пришлось бросать все и отправляться в Шанхай, причем отправляться надолго, как минимум на две недели. Пока со старыми поставщиками разберешься, пока новых найдешь… Что тут мог сделать Александр? Вариант был всего один.

– Надо планировать как следует, а не брать даты с потолка! У нас тоже бывают разные непредвиденные обстоятельства! У кого их не бывает?!

В обычном состоянии Геннадий Валерианович по таким поводам вообще бы выступать не стал. Хозяин – барин, клиент всегда прав и так далее. Но сегодня ему надо было выплеснуть часть скопившегося раздражения, и Александр относился к этому с пониманием. Кивал головой, особо не возражал и не оправдывался, только время от времени на часы демонстративно поглядывал, намекая на то, что рабочее время можно использовать более рационально.

Бурное утро плавно перетекло в не менее бурный день. День без операции всегда более бурный, нежели операционный, потому что в такие дни приходится общаться с бо€льшим количеством пациентов. Кто-то приходит знакомиться и высказывать пожелания, кто-то на перевязку… К вечеру Александру хотелось тишины и покоя. Он даже не стал возиться с готовкой, а наделал себе на ужин бутербродов с красной икрой, которые относились к числу самых любимых его бутербродов. Хотя бы потому, что каждый день ими себя баловать не станешь, уж очень калорийное это баловство.

Иногда бутерброды падают маслом вверх, и это – дурной знак, предвещающий крупные проблемы. Дела настолько плохи, что закон бутерброда ленится срабатывать – именно так надо расценивать упавший маслом вверх бутерброд, а не радоваться удачному стечению обстоятельств.

Александр опрометчиво порадовался, потому что бутерброд был последний и падал он на колени, а вставать с дивана и идти переодеваться не хотелось. Александр сначала порадовался удачному падению бутерброда и только после этого, уже надкусив его, осознал, почему, собственно, дрогнула рука.

– Если вы видели этого человека или обладаете информацией о его местонахождении, то просим позвонить по телефонам…

С экрана телевизора на Александра смотрел недавний питерский пациент Сергей Иванович Кузнецов. Такой, каким он был до операции. Ошибка исключалась – во-первых, фотография, показываемая в сводке новостей, была хорошей, четкой, лицо снято анфас крупным планом, а во-вторых, профессиональная память не могла подвести Александра. Одно дело узнать человека, которого мельком видел на улице, и совсем другое – узнать своего бывшего пациента. Тем более прооперированного совсем недавно, на позапрошлой неделе.

Где-то внутри зябко потянуло холодком. Александр пропустил мимо ушей то, что диктор сказала о Кузнецове, но и так было ясно, что разыскивают его в связи с совершением какого-то преступления. Если бы внезапно пропал добропорядочный гражданин Кузнецов, то никто бы из близких не дал для опознания старой фотографии. За неимением новой (сразу же после пластической операции никто обычно фотографироваться не спешит) обошлись бы фотороботом. Какой смысл искать человека, зная, как он выглядел раньше, но не представляя, как он выглядит сейчас? Старая фотография не подошла бы, потому что новое лицо разительно отличается от старого, да, вдобавок, послеоперационный отек сильно меняет внешность. Старого лица уже нет, нового лица еще нет, а есть нечто… «Нечто», наверное, самое подходящее слово для характеристики облика в этот «промежуточный» период.

Кузнецов не одинокий пенсионер, а бизнесмен, то есть вроде бы как бизнесмен. Человек, который постоянно находится на людях. Такому будет очень сложно скрыть факт пластической операции. Даже если он живет один, то есть сотрудники, партнеры, любовницы, друзья… Кто-то да будет знать об операции, тем более что она была не просто омолаживающей, а изменяющей внешность. Тут ничего не скроешь, увидит окружение «новое лицо» и все поймет.

Мысли путались, перескакивали с одного на другое, но вывод напрашивался один-единственный. Неутешительный, неприятный.

Бизнесмен? Ясно теперь, что он за бизнесмен, этот Сергей Иванович Кузнецов. И никакой он не Кузнецов, скорее всего… Впрочем, «псевдоним» выбран умно. Сколько в России Сергеев Ивановичей Кузнецовых? Если не десятки тысяч, то все равно много. Легче затеряться, меньше внимания привлекается. Кто же вы на самом деле, Сергей Иванович Кузнецов? И каким бизнесом вы заправляете?

Оставив недоеденный бутерброд сохнуть на тарелке в скорбном одиночестве, Александр отправился за информацией в Интернет. Поиск по словам «Сергей Иванович Кузнецов Санкт-Петербург», как и следовало ожидать, не дал ничего интересного. Но стоило только Александру набрать в строке поиска «Санкт-Петербург розыск», как он попал на соответствующую страницу сайта Главного следственного управления Следственного комитета РФ по Санкт-Петербургу, где четвертая по счету фотография в списке разыскиваемых за совершенные преступления оказалась той самой, которую показывали по телевизору. Только фамилия изображенного на ней мужчины была не Кузнецов, а Арандаренко. Арандаренко Альберт Радиевич, 1972 года рождения, разыскивался по подозрению в организации убийств (именно так – во множественном числе) и совершении мошенничества в составе организованной преступной группы.

– Ну и дела, – коротко сказал Александр, набирая в строке поиска настоящее имя своего пациента.

«Ну и дела» в данном случае обозначало бурю негативных эмоций, которую чаще принято выражать при помощи витиеватых или хотя бы многоступенчатых словесных конструкций нецензурного характера. Но Александр не любил материться. Когда матерились другие, тоже не любил.

Альберт Радиевич оказался довольно известной персоной. «Видный предприниматель», «влиятельный бизнесмен», «ведущий специалист в области недвижимости», «владелец известной строительной фирмы», «крупный инвестор» и даже «меценат и благотворитель»… Ну, прямо столп общества, иначе и не скажешь.

Но на любой репутации непременно найдутся какие-нибудь пятна. Кто-то из журналистов упоминал о близости Альберта Радиевича к криминальным кругам и даже называли кличку «Алик-Лопата». Несколько раз Альберт Радиевич проходил подозреваемым по различным уголовным делам, но всякий раз подозрения в отношении его оставались только подозрениями, не более того.

«Темная лошадка с блестящей визитной карточкой», – говорила про таких, как Альберт Радиевич, мать Александра. Длинновато, но точно.

Вымышленное имя, пластическая операция, хирург со стороны… Прав был босс, когда говорил, что чувствует какой-то подвох. Александру следовало прислушаться, а не упиваться своей популярностью! В Питер его пригласили, видите ли! Как будто своих врачей там мало!

«Но ведь и раньше приглашали, – возразил самому себе Александр. – И все было нормально, никаких проблем. Кто же мог знать?»

А вот господин Дегтярский мог знать. Даже не «мог», а «обязан» был знать. Если пациент довольно известная в Питере личность и дело у него такое «деликатное», то вряд ли бы он рискнул обращаться под чужим именем в клинику своего города. Он бы, скорее, в Москву уехал оперироваться под чужим именем. Или, например, в Екатеринбург. Или в Киев. Короче говоря, куда угодно, только бы подальше от Петербурга, где многие знают, как его зовут на самом деле. Операция была хоть и сложной, но без чего-то сверхъестественного. Такую в любом крупном городе можно сделать спокойно, были бы деньги. А он в Петербурге оперировался. У приглашенного из Москвы врача. А все остальные участники операции тоже были приглашены со стороны? Или там, в «Прогрессе», круговая порука?

Медсестры – еще ладно. Многие из них приезжают на заработки из других городов и могут не знать в лицо «видных питерцев». Да и не особенно вглядываются медсестры в лица пациентов. Другое дело – врач, который делает операцию. Он лицо пациента изучает до мельчайшей черточки. И память на лица у пластических хирургов цепкая. А уж про главного врача клиники говорить нечего – ему по статусу положено вращаться в «высшем обществе», рекламировать свою клинику, привлекать новых клиентов и все такое. Чтобы он-то, да не узнал Альберта Радиевича? Ладно, допустим, что он его действительно не узнал, но вряд ли Альберт Радиевич настолько глуп, чтобы на это рассчитывать. Вероятность того, что не узнает, куда меньше того, что узнает, а уж Альберту Радиевичу положено уметь хорошо просчитывать вероятности. Иначе бы он давным-давно отбывал срок или лежал на Северном, Южном или еще каком другом питерском кладбище. Нет, Анатолий Викторович был в курсе и сознательно подставил Александра. Да что тут гадать! Дегтярский же сказал, что Сергей Иванович его давний знакомый, поэтому-то он сам не хотел оперировать. Александр сгоряча забыл об этом. Дегтярский и сам бы прооперировал, только ему для этого был нужен опытный ассистент, которого под рукой не имелось. Вот и пришлось приглашать Александра, выдумывая близкое знакомство как отмазку. Ассистировать в другой город никто из профессионалов не поедет, смешно это, нелепо, а кого-то из питерских специалистов Дегтярский на роль ассистента приглашать не хотел. Вот и вывернул ситуацию наизнанку – вы оперируйте, а я вам стану ассистировать.

Вот ведь мерзавец! Ох, недаром въедливые глазки у него бегали все время! Разве так можно? «Не волнуйтесь, Александр Михайлович, все послеоперационное ведение мы обеспечим на самом высоком уровне…» Мавр сделал свое дело, мавр может валить обратно в Москву, а мы тут сами разберемся. Сами с усами, да…

Подставлять ближнего вообще гадко, мерзко и подло, но если этот ближний – твой коллега-врач, то поступок приобретает особо неблагоприятную окраску. Сколько говорено и писано о корпоративной этике, корпоративной солидарности, некоторые даже о корпоративных заговорах упоминают, а на самом деле как не было в отечественной медицине ничего корпоративного, так и нет. Есть система «рука руку моет», не более того.

Эмоции бурлили и рвались наружу, но что толку в эмоциях? Конечно, Александр этого так не оставит. Он сейчас же… нет, сейчас уже поздно, двенадцатый час как-никак, поэтому он позвонит Анатолию Викторовичу завтра утром, выскажет в корректной форме все, что он о нем думает! А сейчас надо немного успокоиться…

Для того чтобы успокоиться, нет способа лучше каллиграфии. Вдумчиво разотрешь в чашке палочку туши, так же вдумчиво разведешь ее водой, вдумчиво макнешь кисть, вдумчиво выведешь первую линию, затем вторую…

Иероглиф «шоу», символизирующий долголетие, требует твердой руки и душевного спокойствия. Особенно в классическом своем написании. Особенно если не рисовать на листе бумаги один большой иероглиф, а покрывать его множеством мелких. Задача усложняется – здесь каждый иероглиф должен быть безупречен не только по форме, но и по размеру. Десять столбиков по десять иероглифов, и можно будет с почтением дарить этот лист на день рождения хорошему человеку. Сто иероглифов «шоу» – это не просто пожелание долголетия, а пожелание долголетия, граничащего с бессмертием… На девятом по счету листе бумаги дело пошло как надо. Казалось, что одинаковые и совершенные иероглифы расползаются по бумаге сами собой, без участия Александра. Нарисовав в нижнем правом углу последний иероглиф, Александр отложил кисть, удовлетворенно кивнул и вернулся к размышлениям.

На спокойную голову думалось лучше и продуктивнее. Александр вспомнил все то, что говорил Дегтярский за ужином в ресторане, вспомнил упоминание Алика во время поездки в такси (Аликом ведь можно не только Александра, но и Альберта назвать), добавил к этому оплату наличными из-за каких-то проблем с банком… Ох, явно придуманными были эти банковские проблемы. Дегтярский попросту не хотел оставлять следов. Банковский перевод – это след, а конверта, переданного из рук в руки, никто, кроме них двоих, не видел. И склонность общаться по телефону, а не по переписке тоже можно объяснить нежеланием оставлять следы. Письмо от Дегтярского пришло всего одно – с «рыбой», то есть с образцом договора. Да, Александр подписывал расходник, но расходник можно порвать и выбросить. И свой экземпляр договора Дегтярский мог порвать. И историю болезни тоже. У анестезиологов должен храниться второй экземпляр их карты, кроме той, что вложена в историю болезни? От него тоже никто не мешает избавиться. Так же, как и от журнала записи оперативных вмешательств, в котором Александр кратко описал ход операции. «Шапка» с указанием фамилий пациента и всех врачей, принимавших участие в операции, уже была кем-то заполнена, скорее всего, операционной сестрой. Номер истории болезни и дата операции там тоже указаны. Но кто мешает завести новый журнал?

Должны быть учтены и списаны наркотики и сильнодействующие препараты, затраченные на пациента? Это ведь целая канитель с учетом – записи в истории, записи в журналах… Хотя при желании можно приобрести все необходимые препараты на черном рынке, записей в журналах не делать, а историю болезни порвать и выбросить. Тогда никаких документальных следов не останется, и операция будет выглядеть подпольной. При желании руководитель клиники может устроить такое без особых проблем. Своя рука – владыка, как говорится.

И неспроста главный врач выступил в роли ассистента… Можно подумать, что некого ему было поставить в ассистенты! Не засиделся в своем кабинете господин Дегтярский, и не стариной он решил тряхнуть, а просто лишнего человека в тайну посвящать не хотел! И любому умному человеку это соображение пришло бы в голову сразу, насторожило. Фактам надо находить правильные объяснения, а не придумывать какую-то чепуху!

Не может такого быть, чтобы всех-всех-всех сотрудников «Прогресса» объединяла круговая порука… Правильно, не может. Поэтому кого-то приглашают со стороны. Приехал-уехал, и концы в воду, особенно если никаких документальных следов не осталось. А у доверенных сотрудников рот на замке. Вот не включил бы Александр сегодня вечером телевизор или смотрел бы другую программу, так и не узнал бы ничего. Не узнал бы, что, сам того не желая и не ведая, стал участником подпольной операции по изменению внешности.

К Александру несколько раз обращались с осторожными предложениями-намеками «прооперировать без лишней огласки». Гонорар в таких случаях увеличивался втрое, а то и впятеро, но Александр неизменно отказывался. Деньги деньгами, а принципы принципами. А тут на тебе – съездил в Питер. Вот уж действительно, лучше бы остался дома…

Помимо обычной пластической хирургии, помогающей людям улучшить свой облик, стать красивее, выглядеть моложе, существует и теневая, «подпольная», не улучшающая, а изменяющая до неузнаваемости. Неузнаваемости, нужной для того, чтобы уйти от ответственности, спрятаться за «чужим» лицом, чужими документами. Каких-то особых, «подпольных» клиник не существует – операции «без лишней огласки» делаются там же, где и обычные. Три направо, две налево. Четыре направо, одну налево. Пять налево, одну направо. Расклады везде свои. Кто-то вообще не связывается с «левыми» операциями, кто-то с их помощью пытается «удержаться на плаву», а кто-то делает их основной статьей дохода. Беспокойства больше, но и прибыль возрастает существенно, в разы. Александр не имел склонности к домыслам, наветам и огульным обвинениям, но он не был слепым и умел делать выводы. Если какая-то клиника практически нигде не рекламируется, привлечением клиентуры не занимается, никакого эксклюзива не предлагает, цены держит выше среднерыночных, но тем не менее существует годами, не загибается, не закрывается да вдобавок отличается исключительным кадровым постоянством, то тут уж выводы напрашиваются сами собой. Можно, конечно, допустить, что клинику перманентно спонсирует некий олигарх, которому когда-то здесь так удачно изменили форму носа, что он до сих пор на себя по утрам в зеркало любуется и никак налюбоваться не может… Но, скорее всего, клиника ориентирована на «теневые» операции. Каков спрос? Спрос огромный – не только свои соотечественники внешность меняют, но и из зарубежья приезжают, как из ближнего, так и из дальнего. Наши врачи ничем не хуже европейских, оснащение в частных клиниках самое современное, а уровень цен на «эксклюзивные» услуги существенно ниже, чем в той же Австрии или Англии…

Александр достал из книжного шкафа папку с договорами. Вот он, договор с «Первой реконструктивно-пластической клиникой «Прогресс». Но в нем мало конкретной информации. «Проведение в период с… по… на базе клиники следующих операций…» Всегда можно сказать, что договор заключили, а до операции дело не дошло. Точно! Акта сдачи-приемки выполненных работ они ведь с Дегтярским не подписывали! Без этого акта, по идее, бухгалтерия не может перечислить деньги! Александр всегда помнил про акты, а тут получил деньги наликом и забыл о формальностях! Обе стороны выполнили свои обязательства друг перед другом и разошлись.

Теперь даже подпись Дегтярского на договоре казалась не подписью, а просто закорючкой. Собственно, это и была закорючка, нечто вроде перечеркнутой по диагонали буквы «О». И подписывал Дегтярский договор не при Александре, со стороны клиники они были подписаны и пропечатаны заранее.

Получается, что Александр стал участником, то есть – соучастником подпольной операции. И пойди-ка попробуй доказать обратное. А чем это чревато? Это чревато проблемами с законом, и еще это прекрасный повод для шантажа. Так часто бывает, оступится человек однажды, ненароком, и сам не заметит, как засосет его болото. Дегтярский вряд ли упустит такую возможность. Нет, он выждет немного, а потом обратится к Александру с очередной просьбой, уже не маскируясь. Наоборот – раскроет все карты, выложит их веером на стол и начнет пугать последствиями. Коготок увяз – всей птичке пропасть, поучаствовал доктор Берг в одной сомнительной затее, так почему бы ему не поучаствовать в другой. И так далее – в третьей, в четвертой, в пятой, в семнадцатой… До тех пор, пока не арестуют.

А можно прийти самому и все рассказать? Вряд ли это будет правильно…

Понятие врачебной тайны в этом случае не действовало. Врачебная тайна – это несколько другое. Когда тебя обводят вокруг пальца, используют втемную, делая участником сомнительной во всех смыслах затеи, ты не обязан хранить профессиональную тайну. От явки в полицию Александра удерживали другие соображения. Если история болезни вместе с остальными документальными следами операции уничтожены, он будет выглядеть соучастником. Явка с повинной, наверное, ему зачтется, но оправдаться, полностью обелиться он не сможет. Не исключено, что, не разобравшись, его сочтут главным организатором… Нет, иметь дело с полицией можно только в том случае, если можешь доказать свою невиновность. А для этого нужно иметь на руках копию истории болезни и координаты людей, которые могут подтвердить, что операция проводилась официально, с оформлением истории болезни, анестезиологической карты и прочей документации. Если даже Дегтярский «зачистил» концы и сунул их в воду, то это еще не означает, что доктор Берг ничем не сможет доказать свою правоту.

А может, он зря накрутил себя, да так знатно накрутил, что на сон грядущий для успокоения каллиграфией заниматься пришлось? Нет, не зря, совсем не зря…

На душе было тоскливо, даже не тоскливо, а гнусно. И еще было очень обидно, как бывает обидно любому порядочному человеку, столкнувшемуся с какой-либо мерзостью. Хочется воздевать руки, потрясать кулаками и сотрясать воздух абстрактно-риторическим воплем «Ну разве так можно?!». Когда тебя обманывают люди, в порядочности которых ты до этого не сомневался, больно бывает вдвойне.

«Надо ехать», – подумал Александр, снова берясь за кисть.

Иероглиф «чжэнь» – истина, так же сложен в написании, как и иероглиф «шоу», и в больших количествах оказывает выраженное успокаивающее действие.