Танцовщица по найму Канта Мира

Глава 1 В обнимку с одиночеством

Как удивительно и невероятно солнце, восходящее над горизонтом, начертанным прямой линией между миром небесным и земным. Спросите, что может быть невероятного в самом обыкновенном светиле, к которому привыкаешь из-за каждодневного лицезрения? Ответ очевиден – оно освещает своим теплом каждый уголок Индии, заглядывая лучиками во все закоулки, даже самые отдаленные, самые бедные. Солнце уравнивает всех – богатых и бедных, больных и здоровых, оно не делает различий между людьми, а потому подобно богу.

Сегодня Раджан Синдх, бодро шагая по раскаленной пыльной дороге к своей маленькой хижине, где его ждала жена Индира и маленькая дочурка Амита, молился солнцу, словно божеству. На самом деле Раджан верил в Кришну, Шиву, чтил всех индийских богов, но только солнце оставалось для него символом надежды и нового пути. Раджан был тружеником, работал честно, стремился добиться всего своими силами, однако сделать это сыну простого крестьянина было ох как нелегко. Казалось, он бьется головой о каменную стену, топчется на месте, но никуда не двигается. После смерти их с Индирой маленького сына, Раджан потерял себя. Потерял в выпивке, долгих загулах. Дошло до того, что он избил бедную Индиру до полусмерти. Неизвестно, какого масштаба разразилась бы трагедия, если бы не вмешались жители их деревни.

Во время очередного пьяного загула, когда туман алкоголя выветрил из головы Раджана все мысли до единой, его на обочине подобрали молодые парни и куда-то поволокли. Мужчину дотащили до центра деревни, где собралась большая толпа. Сначала Раджан не понял, когда в правый бок его что-то толкнуло, но потом толчки и удары посыпались со всех сторон, словно градины, мнущие посевы. Тогда невероятный град из тумаков и ударов мял бока Раджана, не способного толком защититься. А вокруг слышались голоса: «Так его!», «На женщину руку поднять – это последнее дело!», «Не зря бог тебя наказал!». Все эти слова сливались в сознании Раджана в гул, давивший своей массой на виски, затылок. Внезапно тело мужчины, изодранное и покалеченное, ощутило движение, его снова перемещали и отдавалось это движение каждым острым камушком, песчинкой. Потом Раджан почувствовал, что оторвался от земли – на миг ему показалось, будто он потерял сознание и парит в какой-то невесомости, а может быть, он совсем умер? Тогда бы боль прошла, а не усиливалась, как это было сейчас. «Наверное, это ад», – слабо пульсировала в голове мысль. Однако настоящий ад ждал впереди, когда его руки и ноги привязали к столбу, вбитому рядом наскоро молодыми парнями. Голоса теперь не разговаривали, они или охали или похихикивали, кто-то даже скрежетал зубами. Раджана оставили висеть на столбе под палящими солнечными лучами, проникавшими до сердцевины всего существа. Именно это солнце, висевшее над головой горе-пьяницы, выжгло из его души всякое желание даже взглядом прикасаться к рюмке фени, своему любимому напитку, который, кстати сказать, является истинно индийским и производится из орехов кешью или кокосов. Что ж, есть в жизни ценности более важные…

Когда день рассыпался в ладонях неба, будто лепестки лотоса опадали в воду, Раджан увидел, как к нему чуть прихрамывая, приближается его Индира. Она выглядела усталой, измученной, но глаза уже не выражали как раньше безоговорочную покорность судьбе. Теперь в них светилось нечто новое – сила, изливавшаяся влагой звезд после дождя к самым ногам Раджана. Женщина поднесла к губам мужа плошку с водой, и он пересохшими, потрескавшимися губами стал жадно впитывать в себя саму жизнь. Индира знала, что ничем не может помочь сейчас мужу, потому что деревня живет по своим законам. То, как поступили с ее мужем, здесь считается правильным, потому что если не пресекать пьянство и побои, то весь уклад деревни распадется. И ведь она вовсе не жаловалась подругам, старалась также работать. Да разве скроешь от людей, которые бок о бок живут с тобой рядом на протяжении многих лет, свои синяки на теле или занозы в душе? Конечно, нет, а потому теперь страдает ее Раджан, привязанный к столбу с позорной табличкой, гласящей, что он пьяница, который бьет жену. И пока не снимут эту табличку, пока не освободят руки от веревок, любой, кому не лень, будет плевать с презрением в сторону Раджана. Индира тихонько позвала:

– Раджан! Я хочу сказать тебе, что бог не отвернулся от нас, слышишь? – сложно было сказать, понимает ли мужчина слова, летевшие в темноту, но Индире хотелось говорить. – У нас снова будет ребенок, понимаешь? И на этот раз все будет хорошо, мы сможем все преодолеть… Потому что я с тобой и ты со мной, а с нами жизнь.

Раджан на минуту поднял голову, чтобы посмотреть на жену. Он смутно различал слова, но зато хорошо чувствовал дух, настроение, с которым они произносились. Он был слаб перед веревками, стягивавшими его затекшие конечности, но одновременно и силен намерением стать другим человеком. Таким, на которого больше никогда не повесят позорную табличку.

Раджан сдержал данное самому себе слово, и теперь, шагая под дыханием зноя, чувствуя загрубевшими ступнями пульсацию земли, он благодарил желто-белое солнце за то, что оно тогда палило его, сжигало кожу, забирало из тела остатки влаги и все же не дало погибнуть, подарив надежду на возрождение. Да, именно так. Раджан возродился в Амите, в ее больших зеленых глазах цвета листвы, упоенной теплом, в черных волосах, отливавших синим и напоминающих прохладную летнюю ночь. В милых ямочках на щеках девочки собралась как роса вся любовь, которой жили между собой Индира и Раджан. После той истории они будто снова стали моложе, в них проснулась совсем иная привязанность – заботливая и понимающая. А от подобных чувств рождаются только счастливые дети, такие как Амита, имя которой значит «бесконечная», потому что настоящая любовь должна быть бесконечной.

Как только Раджан распахнул дверь в дом, маленькая Амита с радостным криком бросилась к нему на руки:

– Папуля пришел! А посмотри, какой новый танец я выучила сегодня! – тут же проказница высвободилась из рук Раджана и, слегка поклонившись, начала танцевать. Ее хрупкие ручки напоминали несмелых птиц, которые только учатся летать, зато ножки, казалось, идут по облакам, настолько легкими были шаги. Пусть Амите пока было сложновато осваивать некоторые движения, но уже сейчас чувствовалось, что все тельце девочки дышит музыкой, изливавшейся, словно из сердца, из самых его глубин.

– Ты – мой талант, – бархатисто рассмеялся Раджан, глядя как старается его дочурка. – Я очень рад, что тебе нравится заниматься в этой школе!

– Вот бы еще с грамматикой ты также легко управлялась как с танцами, – отозвалась мама из кухни, которая состояла из стола да старой раковины, еду же они готовили с помощью газовых баллонов, дорожавших с каждым днем, так что Индира иногда думала, что газ стоит дороже, нежели жизни людей.

Амита тут же подскочила к маме:

– Мамочка, ну разве я виновата, что на грамматике изучают буквы, а не танцы? Вот если бы буквы умели танцевать, тогда бы я с ними ладила, правда? – малышка отвечала с таким серьезным видом, что Индира улыбнулась.

– Девочки мои, – Раджан приобнял Индиру и Амиту сильными руками, пропитанными ветрами, трудом и чувством безопасности, – у меня хорошие новости. Мне предлагают работу мастером по дереву в центре города. Вы ведь сами мне давно говорили, что мои столы и стулья словно сам Кришна строгал, так вот, мой труд пригодится!

Индира смотрела на мужа, ловя его воодушевленный взгляд, и сердце ее ликовало: неужели в их жизнь пришли добрые перемены? Раджан будто услышал мысли жены и продолжил рассказывать.

– Я уже говорил со своим начальником, он ждет, когда я перевезу с собой семью. На те деньги, что будут мне платить, мы сможем первое время снимать комнатку, а потом и дом свой построим в Савай-Мадхопуре. Можно даже обосноваться прямо здесь же, просто улучшить условия. И вообще, я думаю, что поработав на мастера, я смогу открыть свое небольшое дело! – голос Раджая напомнил Индире их юность, когда они были дерзкими и смелыми, верили в лучшие времена.

Услышав новость, женщина даже не успела что-то возразить, усомниться в муже, потому что он уже вовсю командовал, что она тоже должна собираться, они поедут вместе выбирать комнату и завтра же переедут.

– А ты, Амита, останешься хозяйкой, хорошо? – девочка согласно кивнула отцу. Ей вовсе не будет скучно, потому что она кое-что придумала. Девочка принялась за дело, как только дверь за родителями закрылась. Хоть и было Амите всего шесть лет, но она не боялась оставаться одна, умела разогреть себе еду и даже немного готовила, правда бывало это под присмотром мамы. Но сегодня малышка решила сделать исключение, устроив родителям сюрприз. Придвинув стул к стенным шкафчикам, Амита взобралась на него с ногами и потянулась за кукурузной мукой. Но роста ей не хватало, а потому она дотягивалась до банки только кончиками пальцев. Это показалось малышке преодолимой преградой, и она решила поискать палку, чтобы с ее помощью придвинуть муку. Искать долго не пришлось – уже через минуту Амита стояла на краешке стула с большой деревянной палкой в половину своего роста в правой руке, и, посапывая от усердия, тянулась к заветной банке. Когда оставалось совсем немного для маневра, рука девочки дрогнула от тяжести, палка, будто живая, совершила скачок на пол, а за ней и банка с мукой придумала не устоять на месте. Вся мука рассыпалась, превратив девочку в белого призрака, а кухню – в место, где только что прошла стихия.

От неожиданности Амита пошатнулась, успев ухватиться за полотенца, висевшие на стене. Только крючок не выдержал и девочка полетела на пол. Ей было больно, но плакать она и не думала, обидно было только, что не видать родителям кукурузных лепешек. Ох, и рассердятся же они, пожалуй!

Только Амита пока не знала, что родители ее свое уже отсердились. Они вообще больше не вернутся домой, потому что такси, которое, казалось, уносило их в новую жизнь, разбилось. Такие происшествия вовсе не были новыми для всей Индии, славящейся бесшабашностью местных водителей, а потому происшествие не вызвало большого переполоха среди местных жителей, которые впрочем, остановились, чтобы с любопытством поглазеть на пришествие смерти. Эта заклятая попутчица жизни всегда приходит внезапно и нельзя угадать, в каком виде она появится.

Впрочем, у беды тоже много обличий. На этот раз она постучалась рукой полицейского в дом, где ждала возвращения родителей Амита. Незнакомый стук взволновал девочку, сердце запрыгало в груди, как резко подброшенный мяч. Стук все усиливался, пугая Амиту. Она спряталась под стол. Наконец, дверь совсем вышибли, послышались голоса соседей. Полицейскому предстала картина беспорядка с маленькой девочкой, зажмурившейся, прижавшей колени к подбородку, которая сидела на полу. Кто-то сказал:

– Это дочка Индиры и Раджана.

– Кто-нибудь возьмет ее к себе на воспитание? – спросил голос полицейского, похожий на гром.

– Что вы, у нас у всех детей по трое-четверо. Сами перебиваемся кое-как.

– Тогда я забираю ее для определения в дом сирот, – гора мускул полицейского зашевелилась и двинулась в сторону Амиты. Девочка, до этого сидевшая неподвижно, кинулась бежать в противоположную сторону. Она даже не смотрела, спешит ли кто за ней. Ее целью был маленький чуланчик, где есть запасной выход. Честно говоря, особо гнаться за Амитой никто и не хотел, потому как таких вот сироток полно вокруг. Подумаешь, одной больше. Если выживет – значит, станет работать, а погибнет – так освободится место среди голодающих. Такая жестокая правда жизни еще была неизвестна маленькой девочке, которая просто бежала в сумерки, и за плечи ее уже обнимало одиночество.

Глава 2 Параллельные прямые

Плотненький кареглазый мальчуган с черными кудряшками волос и пухлыми щечками лежал на траве, раскинув руки и ноги. Он то открывал, то закрывал глаза, прищуривая их по очереди. От этого облака, проплывавшие над землей, приобретали причудливые формы. Такая нехитрая игра занимала воображение мальчика уже больше часа и веселые образы уже начали заканчиваться, готовые уступить скуке, так что голос женщины, вспорхнувший, словно птичка, на одну из веток, позвал очень вовремя:

– Акшай Абусария! Где ты, негодник, опять игрушки свои разбросал кругом! Пройти нельзя, чтоб не споткнуться или ногу не сломать – полноватая женщина в ярком сари бежала в ту сторону, где лежал мальчик. Это была его няня, которую он не особо любил, потому как она постоянно только ворчала и учила как правильно. А когда не делала ни того, ни другого, то пела песни из своих любимых индийских фильмов, которые он не то что не любил, а терпеть не мог. Как это можно – танцевать и петь круглыми сутками? Нет уж, такое занятие не для настоящих мужчин!

Тем временем, пока мальчик предавался размышлениям, каково же это – быть настоящим мужчиной, няня продолжала шествовать по двору и ругаться на неаккуратность своего подопечного. Надо сказать, что она давно потеряла свою красоту, уменьшавшуюся тем сильнее, чем большими складками обрастало ее тело. Тогда она и стала находить радость в мелодрамах, в той нереальной жизни, лившейся с экранов телевизоров мощным потоком. Работать где-то на предприятии было тяжело, а вот устроиться воспитательницей или няней вполне можно, слава Кришне, что росла она старшей сестрой в семье, и приходилось потому присматривать за двумя братьями и тремя сестрами. «Школа жизни – лучшая школа», – думала женщина, все ближе подходя к Акшаю. Но тут ее возвышенные мысли резко оборвались, потеряв равновесие, потому что и тело стремительно грозило всей массой распластаться на земле. Оказалось, что нога няни ступила на доску, которую при рассмотрении можно смело назвать скейтбордом. А так как женщина не имела представления о том, что есть такие страшные штуки на колесиках, сбивающие с ног, если не умеешь кататься на них, то испугу несчастной не было предела. Она завизжала очень громко, умудряясь при этом вращать руками, болтать ногами и вибрировать всем телом. Однако, впереди ее ждало еще большее испытание – декоративный пруд, в котором мирно плескались лебеди особой породы. Тем не менее, даже их особая порода не придала им смелости, когда они услышали, как на них надвигается нечто громкое. Птицы были довольно умны, как заключил потом мальчик, потому что они не стали ждать, какой бедой все это кончится для них, и взлетели над прудом. А няня же к тому времени вовсю барахталась в воде, вымокнув полностью. Она напоминала огромный буек, который при этом еще способен ругаться. Акшай заливался смехом, давно он так не веселился. Поглощенный захватывающим зрелищем, мальчик не заметил, как женщина нависла над ним. С ее волос, одежды капала вода. В глазах даже без слов читалось штормовое предупреждение. Таким штормом разразилось все ее существо, выплеснув гнев руками. Сильно обхватив хулигана чуть ниже живота, няня начала бить его крепкой ладонью по попе. Веселье еще не выветрилось до конца, а потому Акшай несколько секунд еще продолжал смеяться, но потом слезы негодования вылились наружу. Мальчик закричал. Ему хотелось, чтобы на его зов хоть кто-то вышел, чтобы увидели, какая няня на самом деле злая, жестокая. Но никто не отзывался. Прислуга смотрела на няню со страхом, не решаясь высказывать своего мнения, потому что каждый боялся потерять хорошее рабочее место, а мама с папой были в вечных поездках по делам, как они говорили. А что же было дома, разве не дела? Разве есть что-то важнее семьи? Акшай очень обижался на родителей. Он готов был променять все игрушки, которыми его задаривали, лишь бы родители были близко, лишь бы можно было прийти к ним в любую минуту, а не ждать особого времени, называемого свободным.

Вечером Акшай плакал в постели, вспоминая, как толстая грубая женщина била его, кричала, ухмылялась. Для него она превратилась в настоящую ведьму, а потому нужно во что бы то ни стало прогнать ее из дома, главное, вредничать незаметно и так, чтобы потом его не могли заподозрить. Так и началась война Акшая за освобождение от няни. Он каждый день придумывал какие-то хитрости. Если няня гладила его рубашки, мальчик мог поставить утюг на самый мощный режим, чтобы сжечь ткани. Когда няне приходилось стирать, Акшай подливал в стиральную машинку гуашь, так что одежда становилась синего, фиолетового или другого цвета. Вещи портились, сгорали, ломались, а няня не могла доказать, что это все проделки Акшая. Даже когда кого-нибудь из прислуги она просила подтвердить свою правоту перед лицом хозяев, те сначала соглашались, но появляясь в кабинете отца или матери мальчика, упорно сваливали всю вину на няню. Акшай же, стоя позади родителей, подмигивал своим спасителям. Конечно, вся прислуга в доме понимала, что дело тут нехорошо, что человек останется без работы, но уж больно не нравилась им эта женщина! И вот, наконец, общими усилиями горе-воспитательницу попросили уйти.

Акшай тогда был несказанно счастлив, потому что думал, что теперь больше времени сможет проводить с родителями, они просто вынуждены будут это сделать. Но, как ни горько было это осознавать, мама с папой не изменили своего графика, продолжая активно вести бизнес. Правда, что понимать под этим словом – «бизнес» – мальчик не стремился узнать. Для него оно ассоциировалось с чем-то плохим, потому что отнимало внимание родителей.

Правда, однажды отец взял сына в поездку в один из городов Индии под названием Мадхупур. Ему нужно было кое-что уладить, там случилась какая-то трагедия. Акшай видел, каким сердитым был отец, когда говорил по телефону со своим помощником. Похоже, что кто-то умер, а потому папа кого-то собирался убивать. В общем, запутанная эта история не интересовала мальчика. Куда увлекательней было отправиться в поездку с отцом.

Савай-Мадхопур, как рассказывал отец, является центральным городом одноименного округа в индийском штате Раджастхан. Город окружен величественными, прекрасными холмами Aravallis и Vindhayas. Именно они создают неповторимую атмосферу, словно здесь чувствуешь дыхание Вселенной, простирающееся в небольшой город. В многочисленных магазинах и на рынках Савай Мадхопура можно встретить известный широко за пределами города текстиль, антикварную мебель, изделия кустарного промысла из дерева и металла. Также долго можно любоваться коврами и изысканными серебряными украшениями. Однако все это Акшай откроет для себя, повзрослев, и полюбит городок, а пока же ему интересно просто смотреть, не вникая в особенности. Акшай изучал местность за окном автомобиля. Ему нравилось представлять, будто он уже совсем взрослый и деловой как папа едет решать сложные вопросы, совсем не разрешимые без него. Мальчику нравилась дорога, ведь она, пожалуй, является самым неизвестным, что только может быть в жизни. Иногда неясно, куда она приведет, а иногда совершенно очевидно. Но и в том и в другом случае цель в конце пути влечет, манит. Акшаю хотелось стремиться к этому конечному пункту назначения, чтобы найти что-то увлекательное. Таким увлекательным казался для него и Мадхупур. Однако, как следует погулять по городу мальчику не разрешили, оставив его в машине. Но взрослые еще плохо знали Акшая, ведь чем больше ему запрещать, тем активнее он станет искать путь к желаемому. Так было и на этот раз: как только в машине не осталось взрослых, мальчик выбрался на улицу и побежал к ближайшему дому, привлекшему внимание красивой вывеской. Это была лавочка с хлебом. У витрин ее собралось много детей разного возраста, которые голосили о чем-то своем. Акшай удивился, увидев, что почти все они очень плохо одеты, ноги их босы, а лица покрылись толстым слоем то ли грязи, то ли загара. Но, разглядывать незнакомых мальчишек и девчонок Акшаю не дал булочник, выскочивший на улицу с, чтобы прогнать уличных бродяжек.

– А ну пошли прочь в свои трущобы, маленькие крысята! – закричал мужчина, замахнувшись на детей метлой. От такого невероятного крика Акшай даже вздрогнул и, не разбирая дороги, вместе со всеми бросился бежать прочь. Вопреки ожиданиям мальчика, ребята вовсе не огорчились, не плакали. Наоборот, они развеселились от того, что разозлили в очередной раз этого жадного булочника. Отсмеявшись, дети образовали небольшой круг. Акшай испугался, что его прогонят, потому что он выделяется своим опрятным видом, поэтому спрятался за дерево. Простояв так несколько минут, мальчик заскучал, ведь интересно было посмотреть, что происходит в кругу. Наконец, собравшись с духом, Акшай подобрался к компании нищих, встал на четвереньки, просунул голову в зазор между сплотившимися ребячьими телами и принялся во все глаза смотреть. А увидеть было что. Как раз в это время в центре круга танцевала девочка лет шести. Волосы ее были собраны в тугой черный пучок, блестевший на солнце. Головка качалась из стороны в сторону в такт всему телу, окутанному красной тканью, служившим сари. Руки пели свою песню в каждом жесте. Акшай понял, что это индийский традиционный танец, которые исполняют актрисы в кино. Только здесь все было гораздо красивее, потому что в танце лилась музыка жизни, которую можно слушать без конца.

Акшай готов был смотреть на девочку еще и еще. Он совсем забыл, что он не принадлежит к этому обществу босоногих, полуголодных ребят. Зато вот про Акшая не забыли. Отец, вернувшись к машине, с ужасом обнаружил, что сына нет. Страх нашептывал мужчине, что мальчика похитили, потребуют выкуп, а потом и вовсе убьют. Он бросился искать Акшая по дворам как раз к тому моменту, когда маленький беглец обнаружил свое присутствие в кругу.

Один из мальчишек лет пятнадцати стал задирать его:

– Эй, ты кто такой? Забыл здесь что-то?

Акшай не знал что ответить. Он попался, что тут еще можно сказать? А подросток не унимался, шагая все ближе к Акшаю:

– Язык проглотил? Страшно? Ты, похоже, из богатеньких? А знаешь, что мы не признаем таких как ты! У бедности – своя параллель, а у богатства – своя и они не пересекаются, понял? Хотя, откуда ты это знаешь, в школе и то не учился еще! – задира рассмеялся перепуганному Акшаю в лицо, хватая его за шиворот.

И тут девочка, только что так красиво танцевавшая, отозвалась:

– Викрам, отстань от него, он наверно заблудился. Правда же? – зеленые глаза девочки пламенем поддержки коснулись Акшая, придав уверенности, и он согласно кивнул.

– Не лезь, Амита. Я сам разберусь!

Однако разбираться не пришлось, потому что к этому моменту пришел бледный отец Акшая с несколькими охранниками за спиной. Вид пистолетов за поясами незнакомых мужчин напугал ребят и они бросились бежать. Акшая же ожидала наставительная беседа с папой, которая нисколько не подействовала, потому что в голове мальчика поселился образ танцующей маленькой Амиты. Она станет его далекой подругой, даже не зная об этом. С ней, даже когда повзрослеет, он будет говорить обо всем, что придет на ум и никогда не поверит, что параллельные прямые не пересекаются, ведь в жизни случаются чудеса.

Глава 3 Доброту не купишь за рупии

Подол легкого детского платьица развевался на ветру, словно парус. Это был парус корабля, спешащего к пристани вод голубого неба, где ветер целует солнце в глаза. Ветер тем и хорош, что может прикасаться своими поцелуями к чему и к кому угодно, придавая своему дыханию холодность или теплоту. На то его воля. Сейчас он был в хорошем настроении, а потому рассеивал вокруг искры света, наполненные теплом. Им и упивалась маленькая Фаридэ Четри, качавшаяся на качелях. Она любила петь, потому что тогда могла чувствовать себя свободной, как этот ветер повсюду и нигде. Вот и сейчас малышка напевала тихонько красивую песенку, которую услышала в одном из приоткрытых окон:

Повторив несколько раз последнюю строчку, девочка спрыгнула с качелей и побежала к дому.

– Девочка моя, идем обедать, – женский голос, напоминающий переливы ручья по весне, позвал малышку, и та со всех ног поспешила на зов.

– Мама, а можно я позову к нам ребят со двора? Мы поиграем!

– Пока отца нет в доме, конечно, зови. Тем более он сейчас в нашем доме в Дели, а мы, пока лето, побудем здесь, – глаза женщины лучились пониманием, ей так было радостно, что дочка растет доброй, щедрой, искренней. Душой она пошла в нее, а вот внешностью вся в отца – резкие черты лица, худое длинное тело, неуклюжесть в движениях. Каштановые волосы завивались в мелкие кудряшки, отчего девочку иногда дразнили «овечкой». Была зато в ее малышке, несмотря на внешнюю нескладность, какая-то особая любовь к людям. Девочка была не испорчена богатством, которым была окружена с детства. Наоборот, она звала в дом детей из других, не зажиточных семей, а порой и совсем бродяжек на улице. Это пристрастие к нищему, а значит низшему слою населения Индии, как говорил отец семейства Радж, бесило его. Он не мог понять, взять в толк, как это можно – водить дружбу с маленькими уличными оборванцами, ведь есть столько хороших детей из ее круга, что же так притягивает девочку всякий сброд? Мама Фаридэ, Гита, первое время пыталась объяснить мужу, что нет ничего страшного в отзывчивости их малышки к чужому горю, однако, Радж сам давно забыл о таком понятии как «отзывчивость», а потому всякие слова только отскакивали от напускной маски деловитости мужчины, словно камушки, бросаемые морскими волнами к остову большого лайнера, который только и знает что рассекать воду на пути к своей цели.

Из-за такой неприступности отца Фаридэ звала к себе в дом детей с улицы только во время отсутствия Раджа. Сегодня и всю неделю как раз выпадают такие дни, и девочка представляла, как весело проведет время со своими друзьями. Только для этого нужно сперва предупредить их о появившейся возможности, а для этого нужно как минимум выйти на улицу за пределы их большого двора с собственным садом и бассейном. Для Фаридэ, впрочем, это не представлялось очень сложным, потому что она вовсе не была неженкой и смело могла отправиться куда угодно. Только вот нужно незаметно ускользнуть от мамы, которая точно не отстанет от Фаридэ, пока та не пообедает, а значит нужно срочно вооружиться ложками, тарелками и чашками, чтобы не терять времени.

Так как погода сегодня в Мадхопуре стояла самая теплая за последнее время, решено было накрыть стол в саду. Стол, как подмечала маленькая Фаридэ, действительно был внушительных размеров, должно быть, не меньше слоненка, так что за ним свободно поместится ровно половина большой семьи в составе Гиты, Фаридэ, двух бабушек, которые жизни не представляют без вышивания красочных узоров на сари, одного дедушки, а также старшего брата Фаридэ, посвятившего себя по большей части любимому занятию большинства подростков – страданиям по любви и трате времени на поиски себя, которые выражались лишь в смене одного увлечения другим. Куда подевалась вторая половина родственников Фаридэ не знала, да и просто всех запоминать ей было не интересно. Гораздо интереснее поиграть с ребятами с улицы.

Наконец, после ерзания и кручения на стуле, длившегося, как показалось Фаридэ, целую вечность, подали обед. Есть девочка хотела, что уж тут скрывать – об этом активно сообщал урчавший животик, но сейчас было не до еды. Лучше отдать ее мальчикам и девочкам из трущоб, которые толком и не едят. Как можно незаметнее под шум разговоров взрослых между собой, Фаридэ складывала все, что было можно в свой рюкзачок, изредка делая вид, что уплетает приготовленное за обе щеки. Когда рюкзак наполнился настолько, что его сложно было застегнуть, девочка стала ждать подходящего момента для выхода на большую улицу. Такой момент настал, когда домашняя крыса старшего брата выскочила из клетки и во всю прыть побежала по столу, ища, чем бы перекусить. Этот неожиданный побег крысы, напугавший женщин до визга и чуть ли не дыбом вставших волос, оказался очень кстати. Похоже, что крыса брата была на стороне Фаридэ, а вернее всего сработал уговор девочки с ним, что он устроит переполох, а она обещает не выдавать папе тайну того, что брат тайком катается с девчонками на машине, строго-настрого запрещенной для прикосновений не то что руками, но взглядом. Как бы там ни было, но уже через несколько минут Фаридэ шагала по улицам Мадхопура в бедную часть города, где обитали по большей части сироты, больные и просто по чистой случайности оказавшиеся на улице люди. Впрочем, нельзя сказать, чтобы они были совсем никчемными, хоть и жили в трущобах. Да, там было грязно, воняло отбросами, мочой и еще непонятно чем, однако в этом мире существовала своя система – была маленькая лечебница, которую устроил один добросердечный индус в своей хижине. Правда, владел он только навыками оказания первой помощи, но хотя бы это считалось за благо. Семьи строили маленькие хижины, которые давали возможность не замерзать по ночам и спасаться от дневного зноя. Жители научились добывать себе все необходимое на черном рынке, контролировавшимся в основном представителями местной мафии. Надо сказать, что мафия для Индии – это такая же неотделимая часть, как для головы тело или наоборот. Единственное, с чем здесь была беда – это школы. Учить детей особо было некому, потому что сами взрослые не отличались большой грамотностью, а молодые педагоги стремились пристроиться в более приличном месте, нежели трущобы. Пойти сюда работать учителем мог только совершенно необыкновенный человек. Должно быть, Фаридэ в будущем предстояло стать именно такой, потому что сейчас без месяца восьмилетняя девочка мечтала стать учительницей, чтобы преподавать письмо, чтение, счет детям из трущоб. Ей нравилось играть с ребятами в школу, вызывать их к доске, исправлять, если они делали ошибки, а самое главное – помогать им узнавать что-то новое. Правда со стороны старших мальчиков Фаридэ не встречала особого интереса, кроме одного – Рамшита. Хоть и было ему уже 12 лет, он с интересом слушал истории Фаридэ, не пропускал занятия и часто просил ее спеть. Девочка пела, чувствуя, как сердце в груди волнуется, будто качается из стороны в сторону, подобно маленькой лодочке, отданной на потеху морским волнам. Еще Фаридэ нравилась Амита – девочка, танцевавшая как фея, ступающая невесомым шагом по ковру из звездного бисера. Когда Амита сменяла лохмотья на нарядное сари, надевала на маленькую головку, запястья и ступни украшения, пусть и не настоящие, а игрушечные, мысли сами собой уносились далеко, теряя ориентиры.

Направление мыслям Фаридэ придал голос Сатиша, сутуловатого мальчишки, который никак не мог избавиться от привычки при встрече отчего-то притопывать правой ногой. Это выглядело так забавно, что смех сам собой вылетал наружу, превращаясь в еще один солнечный луч.

– Привет, Фаридэ, – поздоровался наш топтун. Девочка улыбнулась своему другу, подавая ему руку.

– Ты еды принесла, я смотрю, рюкзак вон сейчас лопнет!

– Пойдем скорее, устроим настоящий праздник! – Фаридэ ускоряла шаг, чтобы двигаться быстрее и повидать других ребят, а особо Амиту с Рамшитом. Когда Фаридэ вошла в хижину к семье Рамшита, радостные возгласы салютом озарили тишину, так что девочка чуть не выронила свою поклажу из рук. Дети принялись обниматься, обмениваться новостями, перекрикивать друг друга, чтобы в первую очередь быть услышанными долгожданной гостьей. Фаридэ, уже знавшая, что угомонить – всех задача трудная, сразу подала знак, призывающий ко вниманию. Когда все утихли, девочка торжественно произнесла: «Приглашаю вас всех в гости к себе домой прямо сейчас!». Рев двигателя ракеты, наверное, можно назвать слабым шептанием по сравнению с громкостью тех возгласов радости, которые послышались со всех сторон. Большой, разноцветно одетой, галдящей группой ребята последовали за Фаридэ, обгоняя друг друга и наперебой рассказывая ей свои новости.

Гита чуть не упала в обморок от изумления, когда в дом влетело с десяток детей: высоких и низких, пухлых и тоненьких, серьезных и смешливых. Все они были такими разными, что не представлялось возможным управиться с ними, однако, Фаридэ пользовалась в этой среде уважением, а потому ее слушались, так что можно было не опасаться за беспорядок в доме или ссоры.

Тем не менее, все оказалось не так мирно, как ожидала Гита. Потому что Сатиш неожиданно начал задирать Рамшита, пристав к нему с вопросом о его родителях, которые умерли уже давно от непонятной болезни. Сатиш подначивал, говоря, что и Рамшит, должно быть, заразен. Мальчик не смог стерпеть этих слов и толкнул задиру. Началась драка, перепугавшая девочек, но развеселившая мальчишек. Амита и Фаридэ с помощью Гиты почти утихомирили драчунов, но не успели разогнать их по разным комнатам. На беду вернулся Радж. Нельзя и близко себе представить, как он был зол, обнаружив кавардак в доме и кучу детей с улицы во главе с собственной дочерью. Он кричал, что эти дети могут либо принести заразу, либо вынести что-то ценное, а может даже и то и другое.

Гита и Фаридэ не страшились особо этого крика, зато вот когда у Рамшита как нарочно выпали из кармана шорт часы, принадлежавшие хозяину дома, обе обомлели. Получается, что друзья Фаридэ действительно воры? Девочка смотрела на Рамшита, так нравившегося ей, и готова была разреветься в голос от разочарования, несправедливости. Рамшит и сам был поражен не меньше. Его глаза говорили, что он не крал, а горло предательски сдавило, так что слова не выходили, чтобы оправдать мальчика. Вся сцена тянулась неисчерпаемо долго, в то же время с момента, когда были обнаружены часы, когда Амита попыталась заступиться за друга, но голос Раджа стеной преградил речам девочки путь, разбив их вдребезги, прошло не больше минуты. Еще меньше времени потребовалось ему, чтобы выгнать непрошенных гостей из дома и принять решение о как можно более скорой помолвке своей дочери Фаридэ. Может быть, тогда из ее головы выветрится дурь.

Глава 4 Обреченный обручать

Мир может смотреться иначе, если знать, на чем сидеть. Да, да, это чистая правда и Виджай Абусария давно открыл ее для себя. Он восседал в большом кожаном кресле, давая отдых своей уставшей спине, позволяя тонуть тяжести тела в мягко-тугих изгибах своего импровизированного трона. От расслабленности мышц и мысли будто теряли привязь к земному, стремясь сквозь щели жалюзи к распахнутому небу. Правда, сегодня все было иначе. Кресло на этот раз не рассеивало ни пудовой сдавленности во всем теле, ни тонн озабоченных дум в голове. Дела компании Виджая по предоставлению жителям Дели и других городов Индии услуг такси, шли хуже некуда. Все чаще случались аварии со смертельными, а то и травмирующими случаями. Последнее, по мнению Виджая, было гораздо неприятнее. Потому что если человек цеплялся за жизнь сломанными конечностями, позвоночником или проломленным черепом, компанию бизнесмена могли через суд обязать выплачивать пострадавшему пожизненную компенсацию, а ведь это пусть и не самые большие, но все же убытки. Вторая беда Виджая – индусы, ни с того ни с сего решающие выкупать лицензию на такси и самостоятельно занимающиеся извозом. Таких было мало, потому что лицензия плюс машина стоили внушительной суммы. Позволить себе такое предприятие могли разве что внезапно разбогатевшие, либо внуки-правнуки старого индуса, скопившего за жизнь какую-то часть денег. Когда таксисты начинают выкупать машины и лицензии – это еще одна финансовая утечка, тем более что Индия с каждым годом развивается и нужно с большими усилиями удерживать свою нишу. Виджай, впрочем, не сомневался, что удержится, потому что вгрызался зубами, хватался крепко за свой кусок большого пирога. Хотя, сегодня он был не очень уверен, что вместе с изрядной долей пирога ему не откусят руку. Все чаще бизнесмена охватывал страх не только за свое дело, но и за свою жизнь. И виной всему были многочисленные долги, в которые Виджай вынужден был лезть, словно в петлю. И затягивала ее сильная рука мафиози по имени Кумар. Это был невероятно обаятельный седовласый мужчина, всегда элегантно одетый и легко достающий из тайников мозга нужное слово в подходящий момент. Были ли у Кумара тайники в сердце, Виджай сомневался, потому что большим вопросом представлялось наличие самого сердца. Призадуматься над этим заставила его неожиданная встреча с главой местного мафиозного клана.

Как обычно, проходя мимо витрины одного из дорогих магазинов, Виджай посмотрелся в ее стекло, чтобы убедиться, что только что купленный костюм сидит на широких плечах отлично. К тому же, Виджаю нравилось осознавать, что в свои 35 он подтянут, вполне хорош собой, что его карие глаза, обрамленные длинными черными ресницами способны пленять молодых девушек, так что если бы только он захотел, заполучил бы любую. Надо сказать, иногда он не только хотел, но и мог, разумеется, оставляя в строжайшем секрете от жены свои легкие увлечения. Незачем Индире знать, что она уже не столь привлекательна для него, пусть тешится заботой о сыне. А он же по-прежнему высок, статен и мускулы у него очень даже выразительны.

Подмигнув своему отражению, Виджай хотел направиться дальше, прихватив с собой хорошее летнее настроение, приколов его как запонку к галстуку, но его взгляд вдруг потускнел, потому что наткнулся на незнакомый черный BMW, припарковавшийся совсем рядом. Сам дух, исходивший от этой машины, внушал какой-то трепет. Виджай ускорил шаг в сторону своего автомобиля, стараясь не смотреть на черную громадину, отчего-то так взволновавшую его. Ведь не видно никаких признаков того, что целью людей в машине является Виджай, отчего же он так разволновался? Устроившись как можно удобнее в авто, щелкнув застежкой ремня безопасности и полностью подняв стекла, мужчина почувствовал себя очень комфортно, словно маленький ребенок, спрятавшийся от чудовищ под кровать.

Однако спокойствие убегает от Виджая, сверкая пятками, когда он замечает в зеркале заднего вида лавирующий черный BMW, напоминающий голодную охотящуюся акулу. Холодные капельки пота предательски блеснули на лбу, когда мужчина делал одну за другой попытки оторваться от страшной своей неизвестностью погони. Ясно было одно – нечего ждать хорошего от людей, сидевших за рулем, потому что намерения их явно выходили за рамки простых дружеских посиделок.

Весь путь от машины до квартиры Виджай размышлял над тем, кому и как он успел перейти дорогу. Чувство тревоги не покидало его, усиливаясь с каждой минутой. Тем не менее, по дороге к своей квартире, он ни разу не встретил подозрительных личностей, похожих на головорезов или бандитов. Хотя, честно говоря, мужчина особо не представлял, как должны выглядеть головорезы, и сможет ли он узнать их в лицо, если увидит впервые.

Долго ждать, чтобы понять это, Виджаю не пришлось. Когда он вошел в свою квартиру, готовый расслабиться от накатившего страха и напряжения, его воображению предстал мужской силуэт, четко вырисовывавшийся на фоне темного окна. Виджай тряхнул головой, но видение не исчезло, растекшись по мягкому персидскому ковру. А когда тень заговорила вкрадчивым, немного грубоватым, словно после сна, голосом, Виджай понял, что все происходящее – реальность.

Кто-то включил в комнате свет, который открыл все детали происходящего, будто рентгеновский луч высвечивает человеческое нутро, давая представление о том, что человек – не более чем скелет. Незнакомец – с небольшой проседью, коснувшейся висков, пухлыми губами и весьма невыразительными маленькими глазами стоял напротив письменного стола лицом к хозяину квартиры. Вся его поза, чуть искривленная улыбка и густые седые брови, в которых сосредоточилось ожидание, говорили о том, что, очевидно, хозяином не только квартиры, а всей ситуации может считаться он. За спиной нежданного гостя стояли двое молодых парней, источавших пафосную уверенность, которая рассыплется, если лишить их защиты того, кого они призваны охранять. Слов у Виджая не было, хотя он понимал, что нужно заговорить. Сделал это за него незнакомец.

– Ну что, Виджай, хочешь, поиграем в игру? – голос словно заманивал и угрожал одновременно. – Я знаю ооочень хорошую игру. Тебе понравится.

При слове «очень», пугающе растянутом пухлыми губами, Виджай вздрогнул. Блеклым голосом, не выражающим ровно ничего, кроме страха, он спросил:

– Кто вы и как попали в мою квартиру?

Незнакомец пощелкал языком и отрицательно качнул головой.

– Неверный вопрос. Лучше спроси, чего тебе ждать, ведь ты же не умеешь предвидеть будущее? А я умею, – пальцы мужчины гладили лакированную поверхность стола. – Если это тебе все же так интересно, то я отвечу. Перед тобой господин Кумар. Наверняка слышал это имя, и не раз?

Вопрос мужчины, уже мерившего шагами кабинет, отозвался в голове Виджая смутными воспоминаниями о виденных в газетах или слышанных от людей делах некой организации, которую возглавлял Кумар. Так вот что за дела он творит со своими подручными! Это были новые люди, не те, с которыми раньше приходилось пересекаться Виджаю, даже несмотря на легальность своего бизнеса, а потому до него все ясней доходила мысль об опасности, которую принес с собой Кумар. Тем временем он подошел вплотную к Виджаю, оказавшись чуть ниже его ростом, но зато гораздо выше своей волей, сгибавшей, казалось, не то что людей, а стальные брусья.

– Ну так что, я все-таки предлагаю невероятно увлекательную игру, – при этом слове он поднес к горлу мужчины нож, на кончике которого сосредоточилась вся жизнь. Тронуться с места или хотя бы уклониться от грозившей опасности Виджай не мог, потому что в спину уже дышали подручные Кумара.

– Я не понимаю, чего вы хотите от меня, – пролепетал Виджай, словно он не был тем мужчиной, который полчаса назад внушал окружающим уважение и восторг. Ледяной взгляд Кумара пробирал до дрожи, но, все же, ничего не объяснял напуганному бизнесмену.

– Ты ведешь свои дела не по правилам! – крикнул мафиози. – Вспомни, как твои ребята, те, что работают на тебя, задавили, будто букашку молодого индуса Абикву. Твоя гнусная компания ни рупии не выделила его семье! А ведь он был одним из лучших моих помощников! Или припомнить тебе случай с девушкой Аминой, которую ты соблазнил, бросив после как ненужную вещь? Однако она оказалась не такой простушкой, как ты думал, и пришла рассказать обо всем своему крестному отцу, моему большому другу. Это далеко не все, что мне известно о тебе, и ты думал так вот легко и свободно ходить по земле после всех своих делишек? – на последнем слове голос Кумара приобрел окраску черного, который бывает только в глубине бездны, созданной злостью природы. Сейчас вся эта злость сосредоточилась в ноже, приставленном к горлу Виджая. Он косился на оружие, грозившее вечной темнотой смерти, молился про себя, а вслух произносил:

– Согласен, признаю свои ошибки, готов даже на коленях просить у тебя прощения! – Виджай упал на колени так резко, что боль в одном из них чуть не лишила его сознания, похоже, в кости будет трещина. – Но разве вы хотите убить меня за это? Ведь мой сын останется без отца.

– И ему повезет в этом, – с ухмылкой отозвался Кумар, – Не научится дурному от своего попаши.

– Я готов сделать все, что скажете, только не убивайте меня!

– Ха, убивать тебя – это слишком легко! Нееет, так просто тебе со мной не рассчитаться. Мне нужно 5 миллионов. Долларов, разумеется. Тогда будем считать, что конфликт временно разрешен. Подчеркиваю – вре-мен-но!

Слезы катились по лицу Виджая – да, дорого же он расплачивается за свою слабость и невнимательность. У него нет таких денег, но разве скажешь «нет»? В конце концов, жизнь стоит дороже, он согласится, а потом что-нибудь придумает. От этой мысли стало легче, и мужчина кивнул в знак принятия условий.

– Вот и замечательно, – ободряюще улыбался Кумар. – Деньги жду в ближайшие сроки, то есть через неделю.

Все, что принадлежало Виджаю – дом, машина, участок земли в пригороде Дели было заложено в банке в течение нескольких дней. Денег удалось собрать даже немного больше, чем просил мафиози и это его порадовало. Кумар пообещал, что если Виджай будет вести себя тихо, его не тронут. Да и куда уж теперь тише, с такими-то долгами! После трех бессонных ночей Виджаю пришла в голову спасительная мысль – можно выкрутиться, если породниться с каким-нибудь богатым семейством, а поможет ему в этом Акшай. Какая разница мальчику, на ком жениться? Пусть женится, к примеру, на дочке промышленников из Дели – Фаридэ. Пусть лучше Виджай позаботится о будущем сына сейчас, выбрав для 13-летнего сына невесту, нежели он потом приведет в дом неизвестно кого. Да и свою жизнь можно неплохо устроить, если грамотно промолчать о долгах.

Глава 5 Свет сквозь туман

Люди такие странные – все время спешат куда-то, суетятся, а на самом деле представляют собой только размытые пятна, едва различимые сквозь стекло и толщу воды. Их голоса приглушены, но все равно слышно, как они кричат, громко поют или истошно ругаются бранными словами. А если перевернуться с живота на спину, то получится, что двигающиеся фигурки за стеклом встают с ног на голову, а это еще забавней и, надо сказать, гораздо больше соответствует реальному положению вещей. Потому что очень многое в мире находится вниз головой, при этом представляясь нормальным, хотя на самом-то деле все не так. Вот, к примеру, он – Джонни – еще крокодильчиком его выловили браконьеры из уютного домика на реке Нил и продали каким-то скупщикам в зоопарк. Каких только сортов и разновидностей людей он там не встречал! Причем каждый из них думал, что пришел поглазеть на загнанных в клетки зверей, но ведь могло быть и иначе – это животные смотрели на приходивших к клеткам, тыкавших пальцами, спорящих и влюбленных представителей рода человеческого. И на самом деле это не животные были ограничены прутьями решеток, потому что у них оставалась свобода подчиняться инстинктам, а значит оставаться собой, в отличие от людей, ограниченных условиями общества, морали и даже просто собственными страхами внутри себя. Это гораздо страшнее, нежели видимая преграда, потому что то, что нам не видимо, – редко признается существующим, а значит остается неизменным. Какое счастье, что так бывает только среди людей и Джонни может радоваться тому, что он крокодил. Вертится себе в большом аквариуме, получает пищу, да мыслит пространственными философскими категориями. Огорчает рептилию только несколько моментов: во-первых, что аквариум для него тесноват и не позвать сюда подружку, а во-вторых, крокодилы не могут выбирать себе хозяев, и вынуждены мириться с тем, кто есть. У Джонни же был, как думается, не самый лучший хозяин. А точнее, приземистый индус Калидас с тонкой полоской черных редеющих усов, с не менее редкими волосами на голове, большим носом с бородавкой и руками, единственный дар которых – грести деньги. Пугать такого – сплошное удовольствие, а потому Джонни ловил момент, когда Калидас проходил мимо аквариума и с шумом клацал пастью, обнажая острые зубы. Если при этом хотя бы несколько капель выплескивалось на него, то это было просто замечательное зрелище – глаза индуса округлялись от страха, будто крокодил сейчас выскочит и съест его. Съесть, конечно, было бы можно, но вот только толстоват он в боках и сердечко, скорее всего, с душком, так что оно того не стоит. Пусть ходит себе и улыбается маслеными глазками посетителям своего ресторана, строя из себя благочестивого индуса. Можно обмануть людей, может быть, даже и самого бога, но вот Джонни не обманешь, уж он-то знает, что за человек этот Калидас.

А Калидас на самом деле и так все про себя знал. Знал, что устал от жизни и жены, которая давно ему противна. Понимал, что не имеет большей радости в жизни, чем быть главным, потому что все остальное – любовь, совесть, мечта, – все потеряно где-то на полпути к счастью. И вот уже пятый десяток обвивает душу новым витком разочарования, как бывают на деревьях годичные кольца, а до счастья ровно ничуть не меньшее расстояние, чем казалось в молодости, а возможно, даже и большее. То, что у Калидаса – свой ресторан, хорошая кухня, постоянные клиенты, молоденькие певички и танцорки в придачу с настоящим нильским крокодилом, шакал бы его побрал, мало утешало мужчину, ведь чего-то самого главного не было, что-то потерялось на каком-то крутом вираже. А может, вышло и так, что Калидаса обделил Ганеша при рождении некой важной составной частью, без которой тому приходится очень худо. И ведь поэтому он вынужден приспосабливаться к жизни – тут польстить, там улыбнуться, иначе те, кто сильнее, не пощадят его. Для этого ему самому нужно быть сильным и возвышаться над слабыми. С ними можно самоутвердиться и хоть как-то вернуть себе ту часть власти, которая досталась не тебе.

Калидас легко находил, на ком вскармливать свое чувство силы – это были его работники. Он мог отчитать музыканта за плохую игру, в повара бросить тарелку за не понравившееся блюдо. Даже на крокодила Джонни Калидас ворчал, потому что понимал, что тот за стеклом аквариума и не опасен. Молоденькие красивые девушки, попадая на работу к индусу, на самом деле оказывались во власти его прихотей. Он предлагал им свою любовь, уродливую и скрюченную, словно столетняя беззубая горбатая старуха с тростью. Если девушка отказывала, то оказывалась на улице. Но смелость для отказа, оказывается, превратилась в почти столь же редкий дар, как и настоящая красота. Калидас же пользовался этим абсолютно безнаказанно, чувствуя себя в такие моменты чуть ли не вершителем судеб. Таким же он мечтал стать и с семнадцатилетней танцовщицей Амитой, покорившей его искушенную натуру зелеными глазами и гибким телом, в котором вместо крови по жилам текла музыка. Старый индус просто с ума сходил от движений тонких рук, поворотов хорошенькой головки, легких шагов, при которых наряд чуть колыхался, словно тронутый летним бризом. Девушка так и манила к себе все помыслы Калидаса, будто тянула их за собой на привязи похоти, разорвать же эту привязь он не смел до тех пор, пока не получит желаемого, то есть Амиту.

Амита же давно повзрослела и понимала свою красоту, усиленную в танце. Это похоже на то, когда ученый, изучающий планеты, находит какую-нибудь красивую звезду и начинает рассматривать ее в телескоп, тогда самое незначительное сияние на звездочке становится заметным, в тысячи крат преувеличенным с помощью специального стекла. Таким стеклом был для Амиты танец, в котором она преображалась до невероятности и вся красота ее приобретала совсем иную величину, энергию. Девушка все это знала, но только хранила глубоко в сердце, потому что по-настоящему задумываться над всем этим ей было просто некогда. С самого утра она репетировала новые номера, придумывала оригинальные танцы, которых Калидасу постоянно было мало, а вечером выступала с тем, что удалось создать. Спать ложиться приходилось иногда глубокой ночью или за несколько часов до рассвета. Тогда, падая на кровать, Амита зарывалась лицом в подушку, чтобы выплакать слезы обиды и разочарования, слезы, в которых жило прошлое: детство до смерти родителей, жизнь в трущобах с чужими людьми, нищета, голод, беззащитность против жестокости. Амите почти каждую ночь снится сон, в котором к ней сквозь дождь идет незнакомец под большим зонтом. Он подходит близко, слегка наклоняется к ее лицу и протягивает руку со свежим теплым хлебом. Девочка идет за ним и попадает в какой-то дом с отклеившимися обоями, скрипящими стульями и лишенными одной ножки столами. В прокуренном воздухе парит запах жадности, алкоголя и безволия. Здесь Амиту передают другому мужчине, тому самому Калидасу. В его толстых пальцах шуршат купюры, служащие свидетельством того, что он обладает силой почти как бог решать чужие судьбы. С того момента судьба четырнадцатилетней Амиты принадлежит ему, если не полностью, то по большей части. Это тот сон, который с радостью хочется сделать действительно простым сном, стереть его из реальности, отошедшей в прошлое. Конечно, Калидас помог сделать ей документы, устроил к себе на работу, дал крышу над головой и еду, но то, какую цену он однажды попросит за это у Амиты – девушка знала о пристрастиях индуса от подруг – пугало ее. В один из дней так и случилось.

– Подожди, останься. Мне нужно с тобой поговорить, – Калидас сидел за одним из столиков около небольшой сцены и смотрел, как работники его ресторана собираются домой. На нем была тонкая белая майка, из которой вываливался живот и словно из нее же вырастали потные руки с толстыми пальцами, напоминая щупальца осьминога. Амита остановилась, поняв, что зовут ее. Сердце в груди запрыгало маленькой птичкой, крылья которой так и трепетали от ветра волнения, вихрем ворвавшегося внутрь тела.

– Простите, я что-то сделала не так? – девушка теребила край розового сари. Калидас понизил голос и поманил девушку подойти ближе.

– Ты умница и танцуешь прекрасно. Многие посетители только твоего выхода и ждут. Только вот старого Калидаса ты обижаешь, – мужчина покачал головой, словно в знак большого огорчения. – Разве забыла, сколько доброго я для тебя сделал? Это немало, видит Ганеша! И что взамен? Ни взгляда ласкового, ни улыбки, а ведь это нехорошо!

– Чем я вам не угодила? – Амита склонила голову, чтобы не смотреть в лоснящееся удовольствием лицо подошедшего к ней Калидаса.

– Пока всем, чем могла, угодила. Но у тебя есть возможность угодить мне еще больше.

– Что вы хотите этим сказать?

– Я хочу не сказать, а показать, – при этих словах хозяин ресторана притянул девушку к себе за руку, в то же время пугливо озираясь, много ли людей осталось в помещении, и мог ли кто-нибудь заметить его порыв. Опасения были напрасными – все заняты своими делами. Тогда индус потянул девушку за сцену, чтобы, словно под покровом искусства получить свое. Девушка начала упираться, осознав, что это и есть ее роковая минута. Если сейчас она не сумеет противостоять, то пропадет.

– Пустите меня, я никуда не пойду с вами! – Амита закричала в голос, чтобы ее услышали. Однако отклика не последовало. Не звучали по пустому залу шаги спасителей. Многие разошлись, но еще большему количеству людей было все равно, потому что это жизнь и ничего тут не поделаешь.

– Не кричи, дура! Хуже ведь будет, просто согласись, – Калидас свирепо блестел глазами. Но Амита не уступала. Наконец, ей удалось освободиться из хватки индуса, и она инстинктивно бросилась к аквариуму, где плескался Джонни. Крокодил начал активней плавать из стороны в сторону, когда девушка приблизилась к его жилищу. Должно быть, его напугал шум ругани.

– Все равно попалась – взлетали к потолку злорадные слова Калидаса. Девушка на это только сильнее прижималась к холодному стеклу аквариума, будто можно было просочиться сквозь его толщу, распасться на атомы и превратиться в воду. Сейчас Амита предпочла бы это, нежели оказаться во власти противного индуса, который был совсем близко и уже готов был дать свободу рукам.

Но тут вдруг над головой Амиты что-то пролетело. Понять, чем был предмет, девушка не успела, потому что стекло, секунду назад остававшееся целым, неожиданно раскололось на осколки, звонкие и прозрачные. Холодная вода хлынула на девушку с обомлевшим от удивления Калидасом, а Джонни повалился на пол. По счастью, крокодил не получил даже царапины, чего не скажешь о людях. Амиту ранило в плечо, боль только мимолетно кольнула и прошла, потому что все чувства перекрыл адреналин и мысль о том, что нужно бежать, пока выпал столь удачный момент. А вот Калидасу осколок стекла поранил щеку, изуродовав и без того некрасивое лицо алой струйкой крови. Он зарычал от злости, словно раненый зверь и накинулся на Амиту, но ноги подвели его и он вместо талии девушки ухватился за хвост крокодила, по-прежнему лежащего на полу. Джонни не стерпел такого хамского нападения, с силой тряхнул хвостом так, что мужчина отлетел в сторону. К Амите в это время уже спешила на помощь немного полноватая невысокая женщина в белом фартуке, должно быть, повариха. Озабоченность придавала всему ее виду комичный вид наседки, которая должна уследить за особо шаловливым цыпленком. Добрые руки спасительницы выводили девушку к свободе. На ходу Амита успела спросить:

– А что вы сделали?

Ответ женщины оказался очень неожиданным:

– Хотела бросить в этого старого ловеласа половником, но нечаянно промахнулась!

Досада в голосе попутчицы на свою такую оплошность развеселила девушку.

– Будем знакомиться, я – Амита. Как вас зовут?

– Джоти, – чуть смутившись, ответила повариха и глаза ее ответили огоньком молодого озорства. – На санскрите, между прочим, это означает «свет».

От этого замечания Амита улыбнулась. Какая все-таки славная эта женщина, похожая на девочку, которая хоть и подросла годами, но как прежде осталась легкой, не закрывшей душу для мира. Девушка внезапно почувствовала, что эта встреча для нее принесет удачу, а значит все должно отныне быть хорошо, хоть будущее и представляется в дымке тумана. Однако она обязана все преодолеть хотя бы потому, что теперь у нее есть свет.

Глава 6 По имени «Мама»

– Нет, нет, тетя Джоти! – смех Амиты разлетался мотыльками по комнате. – Плавные движения, мягче. Вот так, – девушка описала бедрами восьмерку.

– Ох, милая! Я боюсь, что не смогу осилить науку танца! Старовата я для такого! И перестань, пожалуйста, называть меня тетей. Уж коль скоро мы с тобой живем под одной крышей, делим хлеб пополам вместе с горестями и радостями, то это, по меньшей мере, несправедливо ко мне, – Джоти, изображая обиду, покачала головой.

– Ну что вы?! У меня теперь роднее вас нет никого! – Девушка поцеловала женщину в румяную щеку, которая совсем не походила на обиженно надутую, а скорее – на готовую улыбнуться. – Хорошо, Джоти. Теперь я скажу. Танец – это вовсе не наука, и для того, чтобы научиться танцевать возраст имеет такое же значение, как день недели, то есть – это неважно. Понимаете?

– Понимаю, дорогая, только засмеют меня соседи. Да и для кого мне танцевать? Замуж отходилась уже…

Амита с любопытством прислушалась, выдавая всем видом, что хочет слышать историю о любви Джоти. Та засмущалась, махнув на девушку полотенцем, служившим прихватом для горячей кастрюли, в которой Джоти готовила какую-то вкуснятину.

– Давайте так, – не унималась Амита, – Вы учите меня готовить, а я учу вас танцевать?

– Договорились, проказница! Тогда бери в руки ложку и помешивай, нечего отлынивать. Скоро будем есть одно из лучших индийских блюд – чапати, то есть хлеб, как ты знаешь. А из чего его готовят?

Девушка призадумалась.

– О, это очень просто – из муки грубого помола, масла, соли и воды. В детстве я, кажется, пыталась приготовить нечто подобное, после чего вся кухня была в муке, как и я сама, – при этом воспоминании девушка рассмеялась. – Если тебе не страшно за свою кухню, я готова начинать!

Так в ежедневных заботах и делах с момента встречи Амиты и Джоти прошло несколько месяцев. О Калидасе они обе больше не вспоминали, а если встречали его на улице, то непременно обходили стороной. Конечно, двери в его ресторан для них оказались закрытыми, но горевать по этому поводу им не хотелось, ведь работать у такого человека – это наказание. Впрочем, у Джоти с получением должности поварихи проблем не было, потому что готовила она очень вкусно, а вот Амиту если и брали, то только в официантки, посудомойки или уборщицы. Девушка выступала арбитром между совестью, мечтой и желудком, которые говорили каждый на свой лад: совесть кричала в рупор, что это стыдно – сидеть на шее у своей собственной спасительницы, которая приютила ее, кормит, поит и притом не спросит никогда ни рупии ни за что. Мечта шептала, что единственным призванием девушки является танец, и к этому нужно стремиться несмотря ни на что. Желудок же бурчал о том, как замечательно было бы поесть чего-то мясного, а то овощи, которыми Амита с Джоти перебиваются, уже ни в какую не хотят быть желудком приняты, потому что он вовсе не давал своего добровольного согласия на превращение себя в вегетарианца. Итак, исправить положение могла только работа, причем работа по любви. Ведь любовь должна быть не только к другому человеку, но и ко всему, чем занимаешься, иначе жизнь превращается в сущую каторгу. Амита не хотела так жить, а потому с рассветом шла искать организации, в которые можно было бы устроиться танцовщицей без риска. А это значит по-честному, по совести, чтобы непристойные предложения обходили ее стороной, не способные замарать честь девушки. Однако совместить все эти условия было если и возможно, то пока Амите не удавалось.

В очередной раз, возвращаясь с неудачей домой, грустная от разочарованная, Амита подметила, что из дома, в котором снимала комнату Джоти, вышел крепко сложенный мужчина высокого роста. У него на голове залихватски сидела шляпа, похожая на ковбойскую, а потому черт лица разглядеть не получилось. Весь облик незнакомца выдавал в нем не юнца, а опытного зрелого мужчину, который знает цену многим вещам в этом мире, а особенно тем, что не продаются. Амита спряталась за угол соседнего дома и видела, как незнакомец отъехал от дома на велосипеде. Это показалось девушке странным, потому что деловые и не очень деловые люди предпочитают перемещаться по городу на автомобиле, а судя по этому человеку, он вовсе не простак. Чтобы больше не мучиться догадками, Амита побежала домой, приготовив в голове кучу расспросов.

– Джоти, это к нам приходил загадочный мужчина в шляпе? Что он хотел? – чуть переступив порог и не успев толком перевести дыхание, спросила она подругу. Похоже, что подобный разговор застал Джоти врасплох, потому что щеки ее покрылись румянцем то ли стыда, то ли смущения, руки суетливо начали перебирать какие-то продукты, лежащие на столе, голос же дрогнул.

– Что это ты придумала, девочка? Должно быть, это к соседям приходили. К нам если кто и явится, то только кот приблудный за кусочком мяса. Кстати, сходи-ка покорми своего любимого прожору Банши. Соскучился он без тебя! А я пока на стол обед соберу, – на этом Джоти отвернулась от девушки, усиленно принявшись хлопотать у плиты. Амита, раздосадованная, взяла плошку с едой для кота и снова вышла на улицу. Банши приветствовал свою знакомую коротким мяу, после чего, словно делая великое одолжение, спустился с ограды к ногам Амиты. Его дымчато-белая шерстка всколыхнулась от движения, усики дрогнули, предвкушая пищу, а хвостик принял вертикальное положение, что в точности свидетельствовало о хорошем настроении кота. Для приличия он, само собой, потерся у ног Амиты, а потом шустро принялся есть, словно голодал с прошлого четверга. Амита присела на корточки, погладила кота и тихонько прошептала, словно тот мог понять каждую букву: «Банши, похоже, Джоти чего-то не договаривает. Как было бы здорово, если бы ты мог проследить за ними, пока меня нет дома. Эх, отдать тебя, что ли в разведчики? Хоть польза будет от твоей довольной мордочки!». Потрепав немного кота за ухом и услышав довольное мурлыканье, девушка решила про себя, что завтра сделает вид, будто уходит на работу, а сама останется и тайком проследит за всем.

Утром Амита как обычно простилась с Джоти до вечера, поцеловав женщину в щеку перед выходом на очередные поиски работы. Только идти сегодня предстояло не дальше угла соседнего дома, потому как Амита не собиралась отступать от задуманного. Ждать девушке в своем укрытии пришлось до полудня, когда снова появился тот мужчина на велосипеде и в шляпе. Глядя на него, казалось, что шляпа и велосипед ни в коем случае не могут существовать отдельно, а значит, одно без другого никак смотреться не будет. Амита затаила дыхание. Теперь нужно подойти к окнам их с Джоти комнат, чтобы самой все увидеть. Слегка пригнувшись, шпионка начала подбираться к цели. Сердце колотилось, руки вспотели. Наконец, на счет «три» Амита привстала как раз в нужном месте и ее глазам предстала картина: тот самый незнакомец стоит с Джоти посреди комнаты и вовсю крутит бедрами, покачиваясь в такт музыке. Повариха делает то же самое, явно исполняя в этом дуэте ведущую роль. Надо сказать, что за лето женщина подучилась танцевать и теперь двигалась вполне свободно, даже невзирая на полноту и маленький рост. В ней теперь танцевала душа, а ведь это самый главный компонент индийского танца. Все это зрелище смотрелось так неожиданно и забавно, что невольный смех вырвался у Амиты из самого сердца, ликовавшего, что вовсе нет беды. Этой радостью она чуть не выдала свое присутствие, а ведь так не хотелось портить такой прекрасный танец!

По возвращении домой Амита ласково спросила Джоти о мужчине, который снова приходил сегодня. Она добавила, что спросила у соседки и выяснила, что гость навещал вовсе не ее, и в таком случае выходит, что его принимала Джоти. Сообразив, что попалась в ловушку, женщина смутилась окончательно, чуть не упала со стула, сев на самый его край, а потом робко сказала:

– Мне стыдно это признать, но я… я учу того мужчину танцевать. Да, индийской женщине в моем возрасте не прилично таким заниматься, однако, он – иностранец и ему интересна индийская культура. Вроде бы он даже пишет книгу про нашу страну.

Тут Амита хотела что-то добавить, но не успела, потому что Джоти завопила как заведенная:

– Мы встретились с ним совершенно случайно – он заметил в окно, как я танцевала, придя на звуки музыки. Я говорила ему, что танцую не так хорошо и красиво как ты, но он оказался впечатлен моим танцем и предложил мне давать ему уроки. Ты осуждаешь меня за это? – женщина осмелилась поднять глаза на Амиту.

– Ну что вы?! Это замечательная идея!

– Послушай, дочка, я придумала! – в глазах женщины светилось воодушевление. – Ты не можешь найти работу по душе, а ведь это очень плохо, заниматься тем, что не нравится, тем более в твои-то годы. Так может быть тебе самой давать уроки танцев иностранцам, детям? Я уверена, что ты справишься с этим!

Теперь настала очередь Амиты смущаться, потому что она не знала, что ответить. Конечно, план был хорош, только, наверное, нужно столько всего предусмотреть, рассчитать, а это будет не так-то просто. Но, как говорится, – стоит только приняться за дело, сделать первый шаг, и тогда все проблемы расступятся перед смелостью идущего по новому пути. Оказалось, что желающих заниматься танцами очень даже много, так что у Амиты почти не было свободной минутки. Пусть так, зато какое счастье, что она может заниматься любимым делом.

Особенно Амите нравилось заниматься с детьми. Один шестилетний мальчик даже назвал ее мамой, неожиданно подбежав и прижавшись нежной щекой к лицу девушки. Это было так трогательно, что Амита не смогла сдержать слез умиления. После этих слов что-то переменилось в душе девушки, она поняла, что значит слышать это самое важное слово в жизни. Так можно сказать только человеку, дороже которого нет на свете. Вечером, когда Джоти зашла к Амите, пожелать ей спокойной ночи, важные слова сами выпорхнули из сердца и стали зримыми в улыбке благодарности на губах Джотти. Амита сказала легко и свободно: «Доброй ночи, мама! Я люблю тебя».

Глава 7 Город, нарисованный дождем

Вот уже несколько недель в Мадхупуре не прекращались дожди. Это были не просто капельки, падающие с края неба на землю, словно жемчуга на длинные роскошные волосы молодой индианки. Дождь представлял собой сплошную стену из ожидания, сплетенного с тихой надеждой на то, что за пределами дождя снова будет солнце, свет. Только придет он не так скоро, потому что дождь только вступил в свои права, начинался его сезон, его танец с июня по сентябрь. В эти дни Индия преображается, превращаясь в страну, полную чистого света. Дождь словно омывает ее тело. Интересно, что на этот период многие индусы дают себе обеты. К примеру, такие как перестать курить или не употреблять опьяняющих средств и воздерживаться от развлечений.

Амита же дала себе обещание больше не попадаться на глаза Калидасу. Ей пришлось прекратить занятия танцами, так как приходить ее ученикам, взрослым и маленьким, было сложно. В это время она активно занялась освоением кулинарных премудростей, которые с огромным терпением ей преподавала мама Джоти.

Амита помнила, как в шестилетнем возрасте обсыпала себя мукой, так и не сумев приготовить лепешки. Теперь, спустя 12 лет она во что бы то ни стало должна научиться управляться с кастрюлями и поварешками, ведь ей еще предстоит выйти замуж, как частенько напоминает ей об этом женщина. Конечно, она переживает за девушку, проявляет таким образом заботу о ней, только вот о замужестве и речи пока быть не может. У них только пошло на лад все дело, потихоньку стали копиться деньги, дети тянутся к ней, и она любит их, а потому не сможет вот так все оставить. К тому же, ей не встретился пока человек, который изменил бы видение мира для нее, заставил сердце каждый раз умирать от разлуки и возрождаться от поцелуя. Когда Амита делилась с Джоти такими своими мыслями, та только вздыхала, приговаривая:

– Как же может любовь просто взять и постучать в дверь? Она такая дама, что ее нужно поискать, побороться за нее, выстрадать, вымолить, дождаться, понимаешь?

– Вот именно, что любовь нельзя найти, когда ищешь. Ее можно обнаружить только внезапно. Я верю, что судьбой предназначенный человек однажды постучит в дверь моей души, а потому я буду держать всегда ее открытой.

– Только смотри, чтобы в открытую тобой дверь не вошли люди с плохими намерениями. В жизни тебе встретится еще много подлости и коварства.

– Мама Джоти, какой-то настрой у тебя не радостный, будто все плохо в мире и вообще теперь не жить.

– Что ты, дочка, конечно жить. Просто опыт, похожий на старинную пуховую шаль, особо не греющую, но близкую к телу из-за того, что это только мое богатство, говорит о том, что не все мечты сбываются и нужно быть осторожной, прежде чем открывать душу. Особенно такой умнице и красавице как ты.

Амита махнула рукой, словно хотела возразить, что вовсе не такая она умница, не столь хороша собой, но слова не успели слететь с губ, как в дверь постучали. Для Джоти и Амиты это было особенно невероятно, ведь они только что вели разговоры о любви, стучащей в двери, да к тому же ливень за окном нисколько не сбавлял силу, так что только очень важный человек, либо сумасшедший, мог прийти в такую погоду. Стук становился все настойчивее. Джоти, отправившись открывать дверь, успела пошутить, что это, должно быть, любовь услышала молитвы Амиты и собственной персоной пришла к порогу девушки. Обе засмеялись. Однако улыбки быстро стерлись с их лиц, словно нарисованные актерским гримом и смытые дождем. На пороге стоял полицейский.

– Мне нужно поговорить с Амитой Синдх. Она здесь проживает? – голос уже не очень молодого мужчины по твердости напоминал каменную породу. Таким же непробиваемым для эмоций было и лицо.

– Да, проходите. Что случилось? – Джоти, такая маленькая на фоне полицейского, смотрелась особенно беззащитно, а потому просто обязана была отступить. Блюститель закона вошел в комнату, принеся с собой холод дождя и равнодушие того дела, которое повторял ежедневно.

– Амита Синдх? – обратился он к девушке, напряженно прислушивавшейся к происходящему у двери. – Вы арестованы за ограбление ресторана господина Калидаса Баббара, совершенной прошлой ночью.

Девушка непонимающе смотрела на полицейского, собирая растерявшиеся в голове слова.

– Но, я ничего не делала. Меня не могло быть в ресторане, потому что я спала дома. Мама Джоти, подтверди! – женщина тоже принялась что-то объяснять суровому мужчине, однако, тот не желал слушать. Похоже, что вместо сердца у него тоже была каменная глыба. Он, больше не говоря не слова, ухватил Амиту за локоть и вывел на улицу, толкнув в урчащий автомобиль. Джоти плакала, пыталась остановить полицейского, но сил ее было слишком мало, чтобы чем-то помочь своей любимице. Амиту увозили в неизвестность, в тюрьму и только усталая женщина да долгий дождь провожали ее.

– Стой смирно, – привезший Амиту полицейский грубо одернул ее руку, чуть не оторвав край сари, не снятого девушкой после занятий танцами. Надо сказать, что вид для полицейского участка был у нее очень неподходящий, слишком нарядный и праздничный. Смотревшие на нее задержанные присвистывали и выражались в таком духе, что им привели на развлечение артистку. Подначивали, чтобы Амита начала их веселить, а не стояла столбом как неродная. Сердце несчастной сжималось от страха после таких фраз, она не знала, чего ждать ей теперь от судьбы, и будет ли по силам ей доказать свою правоту, ведь на самом деле она совершенно ни в чем не виновата.

Только строгому полицейскому, доставившему мнимую преступницу в участок, похоже, было все равно. Он что-то записал в журнал, поставил свою подпись и вышел. Амиту передали другому полицейскому. По внешности он был моложе первого и гораздо приятнее. Ему можно было дать лет 25. Глаза его еще не потеряли огонек заинтересованности жизнью, губы умели искренне улыбаться, а душа по-прежнему хотела мечтать. Амите этот полицейский понравился, и она попыталась объяснить ему всю историю. Однако, несмотря на мелькнувший в нем интерес, полицейский сделал вид, что ему не до того. Наверное, в этом заключалась его роль здесь – роль равнодушного, до крайности не сентиментального человека. Иногда, чтобы добиться положения на работе, симпатии у людей, нужно претворяться кем-то иным, чем ты есть на самом деле.

– Эй, Индра! Давай, скорее, посади эту красавицу в камеру и пойдем пить кофе, а то мозг совсем отказывается соображать, – сопровождающего Амиту парня окликнул напарник. Теперь она знала его имя и с двойным усердием принялась обращаться к нему, пытаясь сказать, что попала сюда по ошибке. Но, чем больше она старалась привлечь внимание, тем хуже делала себе же – молодой полицейский категорически старался изобразить безразличие, о чем свидетельствовало его молчание. Амиту оставили в камере с несколькими девушками вульгарного вида, которые косились на новенькую, одетую в национальную одежду. Сегодня в современной Индии сари девушки надевали довольно редко, да и то по праздникам. Блюсти традиции было делом старых женщин, умудренных, а может и не особо, кто их разберет!

– Как тебя зовут, принцесса, – с долей иронии спросила одна из девушек в камере.

Амита молчала.

– С бала наверно пришла, прекрасного принца-то нашла? Бежит, поди, выручать тебя из темницы! – на такую колючую шутку, считавшуюся остроумной, другие узницы рассмеялись громко и излишне демонстративно. Амита смотрела на них и думала, что быть похожей на них – это, пожалуй, большее горе, чем лишиться дома, семьи, потому что они даже не понимают, насколько жалки и вульгарны. Впрочем, и сама она представляла собой весьма жалкое зрелище, да еще этот Индра как нарочно показывал себя выше всех. Как же он неприятен в своей наигранности, как примитивно его желание быть кем-то другим, но не самим собой. Пусть же играет свои роли, она больше ни о чем не будет говорить с ним или просить. Лучше сгинуть здесь навсегда, чем снова адресовать искренние слова неодушевленному изваянию.

Однако уже на следующее утро решимость Амиты быть стойкой, не просить о помощи, не заговаривать и тому подобное, улетучилась как дым папиросы начальника охраны, который, казалось, не был более озабочен ничем, кроме стопки газет и кружки с неизвестного рода напитком. Теперь Амита молилась, чтобы к ней пришел хотя бы Индра. И он действительно пришел. Когда с момента ареста Амиты прошло три дня, ее сокамерниц выпустили на свободу за деньги и девушка осталась одна. В четвертую ночь Амиту разбудило собственное имя, произносимое кем-то вслух. Девушка от неожиданности подскочила и стала с беспокойством озираться вокруг. Оказалось, что возле нее на корточках сидит Индра. Сегодня он дежурил в отделении и, вероятно, решил воспользоваться моментом, чтобы поговорить с ней. Только разговаривать он не стал, а просто протянул свою широкую ладонь девушке. Ей было страшно, но вместе с тем, хотелось выбраться отсюда, поэтому, она, не думая ни о чем, протянула руку полицейскому. Он провел ее по узкому, плохо освещенному коридору, совсем иному, нежели тот, где она шла раньше. Спустя десять минут перед ними оказалась металлическая дверь, которую Индра с легкостью открыл. Амите открылось свободное пространство стоянки, где в дневные часы работники полиции паркуют свои автомобили. От широты места у только что выбравшейся из маленького пространства арестантки закружилась голова. Она оперлась на другую руку Индры и их лица оказались близко друг к другу. И, невольно подняв глаза на полицейского, Амита увидела в них совсем не равнодушие, а понимание и еще что-то, не столь явное, но пульсирующее во взгляде. Некоторое время девушка не решалась сдвинуться с места. Страх того, что с ней просто играют и это ловушка, словно цемент прилепил ноги к земле. Она обернулась на Индру и тот слегка кивнул. Но прежде чем проститься, он вложил в руку Амиты листок, прочесть который она смогла уже дома, сидя рядом с любимой Джоти. Пальцы Амиты дрожали от волнения, а потому послание удалось открыть и прочесть не сразу. Голос тоже предательски срывался от прерывистого дыхания, тем не менее, собравшись с духом, девушка прочла вслух:

«Амита! Дело по твоему обвинению прекращено. Если ты спросишь, почему или не захочешь спрашивать, я все равно отвечу, потому что хочу, чтобы ты знала. Это я внес за тебя залог. Ты мне ничего не должна, можешь не волноваться. Единственное, что в твоих силах, – это продолжать танцевать, потому что у тебя настоящий талант. По крайней мере, так говорит мой отец, который берет у тебя уроки танцев. Жаль, что я не смог посмотреть на тебя в танце, но я верю ему. И в тебя тоже верю. Именно поэтому прими мой совет – уезжай из Маджхупура как можно скорее, ведь здесь Калидас не даст тебе покоя, и вряд ли кто-то еще будет выкупать тебя, ведь меня не будет рядом. Завтра я перевожусь в другой город, буду работать в новом отделении полиции. Если ты захочешь найти меня, то сохрани мой номер – он в конце письма. Индра».

Далее шло послесловие, где и был приписан номер телефона с адресом. Город, куда отправляется он теперь – это Дели. Амите подумалось, что было бы очень хорошо уехать туда же, но только страшно все вот так оставлять. Горестные мысли Амиты прервали замечания Джоти.

– Красивое у него имя и душа тоже красивая, – утирая слезы благодарности, произнесла она. – Знаешь, мне нравится разгадывать имена. Его имя значит «обладающий дождем», но, по-моему, после встречи с тобой он стал обладать чем-то иным!

– Мама Джоти, ты снова шутишь! – Амита нахмурила брови в ответ на лукавый взгляд женщины. – Чем это таким?

– Любовью, моя дорогая. Любовью!

Глава 8 Спустя 2800 вздохов

– Смотри куда едешь, о, шакал с глиняной головой! – лицо молодого мужчины, сидевшего за рулем такси, выражало не то что недовольство, а злость. Только что бампер его машины чуть не помял какой-то лихач на своей крутой иномарке. – Ездят тут и считают себя хозяевами жизни! – ворчал мужчина, не в силах успокоиться. Удивительно, но это мелкое происшествие почему-то вывело его из равновесия, хотя на самом деле и не является значительным. Таксист отъехал чуть в сторону от дороги, открыл все двери, чтобы воздух мог свободно циркулировать в машине, откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. На его смуглом лице читалась усталость, которая залегла складкой между бровями. Он хмурился и сам того не осознавал. Черные кудри непокорными завитками, торчащие как им вздумается, придавали ему весьма небрежный и неряшливый вид, и можно было подумать, что молодому человеку не больше двадцати лет. На самом же деле он подходил к 25. Эта цифра немного пугала его, потому что представляла собой в воображении треть прожитой жизни. А что он смог сделать? Кем стать? Что приобрести? Скорее, он только терял. Первым, что было потеряно, стал отец. Снова воскресли в памяти скандалы, которые повторялись с чередованием в несколько дней, а то и меньше. А однажды мама нашла у отца в кармане пиджака два билета на самолет. Конечной точкой прибытия был Израиль. Для мамы это значило, что отец ей изменяет. Она потребовала ответа и получила его – папа устал припираться и ссориться, а потому сказал все как есть:

– Да, Индира. Я давно люблю другую женщину, и мы хотим быть вместе.

– А как же наша семья?! Как же Акшай?!

– Он уже не мальчик, ему 18, он поймет меня. Я собираю вещи и ухожу. Этот дом остается вам с сыном. Также я буду обеспечивать вас, за это можешь не волноваться.

Акшай, стоявший за дверью, слышал все, что говорил отец. Он видел искаженное гримасой душевной боли лицо матери, как задрожали ее губы, словно листья деревьев, тронутые ледяным ветром, как упали обессилено на колени тонкие руки. У него самого встал ком в горле. Но он не выдал своего присутствия, потому что сейчас не вынес бы разговора с отцом. Акшай просто выбежал из дома и долго бродил по ночному Дели. Плакал. Бил кулаками в стены. Злился. Все, что он пережил в ту ночь, каким-то странным образом сложилось воедино, образовав одно большое чувство, желание – Акшай теперь во что бы то ни стало должен заботиться о матери, не оставлять ее одну.

Однако мысли о заботе очень скоро улетучились, словно их и не было. Сессии, посиделки с друзьями, влюбленности – карусель молодой и веселой жизни закрутила его, так что Акшай почти не замечал происходящих с матерью перемен. А Индира, после ухода мужа потеряла интерес к чему-либо. Она и сама не подозревала, что на самом деле по-прежнему, даже после стольких лет брака, любит Виджая. Он был ее первым и единственным мужчиной на всю жизнь, а потому ей даже представить было невозможно как это – искать другого мужчину. Целыми днями Индира могла не выходить из комнаты, смотрела фотографии, разбирала вещи, перекладывая их с места на место, слушала по многу раз одни и те же песни. Атмосфера в доме была не самой приятной, и Акшай, по большому счету, не знал, как вести себя правильно. Ему самому было нелегко, а когда позвонил отец и сказал, что хочет поговорить с сыном, – стало еще хуже.

Разговаривали они в офисе отца, куда Акшай пришел в мятой рубашке на выпуск, джинсах с дырками и кедах. При виде так неряшливо одетого молодого человека, офисные работники бросали в сторону сына хозяина фирмы взгляды, похожие на скомканную исписанную бумагу, место которой только в корзине для мусора. Войдя в кабинет отца, Акшай как можно развязнее уселся на стуле, чуть не закинув ноги на стол. Ему приятно было видеть недовольство отца.

– И о чем ты хотел со мной поговорить?

Виджай молчал, сверля сына острым взглядом, потом выдохнул и ответил.

– Прежде всего, я хочу поставить тебя в известность, что ушел из семьи окончательно.

– Представь себе, это я и сам понял. Ты вызвал меня только ради того, чтобы сказать, что бросаешь нас с мамой?

– Вас никто не бросает, что за глупости?! – на висках Виджая выступил пот. Он по-прежнему был красив и обаятелен, даже раздражение было ему к лицу. Снова выдохнув, он сказал теперь спокойно: – Я не бросаю ни тебя, ни маму. Ваше обеспечение – моя забота. Ты – мой сын, а потому я все-таки надеюсь на твое понимание. Так случилось, и ничего с этим не поделаешь. Ты, как истинный индус, знаешь, что для нас значит любить. Любовь в нашей крови от рождения, и мы не способны идти против нее. Кстати, тебе бы тоже пора подумать о девушках.

– Представь себе, я о них не только думаю, – Акшай усмехнулся.

– Очень хорошо. Потому что тебе предстоит вести мое дело, а если рядом с тобой будет верная, преданная жена, которая поддержит, успокоит – ты добьешься гораздо больше, нежели один.

Акшай вскипел.

– Отец, мы говорили с тобой об этом. Я не собираюсь продолжать твои дела, можешь все распродать. И жениться в ближайшие лет десять я тоже не намерен, – произнося последнюю фразу, парень наклонился вперед, чтобы быть ближе к Виджаю, будто так можно было лучше дойти до смысла сказанного. Его губы отчеканивали каждый слог.

– Я помню, – коротко и твердо отозвался Виджай. – При этом ты забываешь об обязательствах, которые есть у тебя с рождения. Ты – мой единственный наследник и все дела фирмы я могу и хочу передать только тебе. У тебя есть невеста, с которой ты помолвлен с восьми лет, неужели забыл или думал, что это игра? Акшай, ведь ты не настолько глуп, каким хочешь казаться. Я верю в тебя!

– А я в тебя не верю! Тебе не верю! Ты – двуличный и жестокий человек, – Акшай вскочил со стула и, размахивая руками, стал кричать. Слезы обиды наворачивались на глаза. Он был зол на отца за все сказанное, но еще больше – на себя за то, что не может сдержаться и не выдать свою слабость в крике, в слезах. – Говоришь мне о любви, а сам вынуждаешь меня жениться неизвестно на ком! Ради чего, отец? Ради выгоды! Уговаривая меня взять управление делами и работать на тебя, ты просто хочешь спихнуть на меня долги, в которых ты погряз как в испражнениях! Думаешь, я не осознаю все это?! Да ты всю жизнь старался только ради себя, вот и живи, а про меня можешь забыть. Я тебе больше не сын! – бросив эту страшную фразу, Акшай резко открыл дверь и стремительным шагом вышел прочь, готовый крушить и ломать все на своем пути. Он мог бы даже ударить Виджая, если бы пробыл там еще минуту. Нет, нет, нужно срочно уезжать из города. Взять маму с собой и ехать. Они смогут прожить и сами – Акшай устроится на работу и больше ни рупии не потратит из денег, которые выделяются им с мамой на обеспечение. Не нужно ничего, только бы быть свободными.

С такой решимостью, уверенный в себе, Акшай вернулся домой. Он привык, что теперь уже давно в их доме не звучит смех, музыка, никто не ведет долгие задушевные разговоры. Сроднился с тишиной, которая, словно постоялица, занимала теперь собой почти каждый уголок их большого дома. Сегодня же было еще тише, чем обычно. Акшай позвал:

– Мама, ты дома? – отклика не последовало. Молодой человек знал, что на выходные помощница отпросилась, а потому Индира должна была остаться одна. Но, даже мимолетного отзвука с верхнего этажа не было слышно. Акшай заволновался и быстро вбежал по лестнице на второй этаж. Дверь в комнату Индиры была приоткрыта. Акшай снова обратился к ней – бесполезно. Тогда он, испуганный, ускорил шаг и вошел в родительскую спальню. Здесь было сумрачно, потому что шторы Индира не открывала, предпочитая прятаться от солнечного света. Вокруг кровати были разбросаны фотографии, подушки скомканы и в беспорядке уложены на кровати. Постель, застланная длинным покрывалом, касающимся пола, была пуста. На ней будто сидело прошлое. Мамы, на первый взгляд, не было в комнате. Только Акшай чувствовал, что она не могла куда-то уйти вот так вдруг, не сказав и не предупредив. По крайней мере, она хотя бы оставила записку. Точно – нужно поискать записку на столе! Воодушевленный этой мыслью, Акшай начал пробираться через море рассыпанных фотографий к письменному столу. Пока он переступал через них, он думал о том, что эти снимки похожи на опавшие листья с большого семейного дерева. Теперь оно чахнет и высыхает, нужно как можно скорее срубить его, а для этого изменить жизнь, уехать. Так они и сделают с мамой и тогда все закончится. Когда до стола осталось всего несколько шагов, и Акшай уже обошел кровать с другой стороны, ему открылась страшная картина: мама лежала на полу без малейшего движения. Глаза были закрыты, руки раскинуты в стороны, лицо застыло бледной маской.

– Мама! – закричал Акшай, бросившись к ней на помощь. Он стал поднимать ее, но обмякшее тело стало тяжелее. Руки парня дрожали, дыхание было прерывистым, сердце в груди колотилось молотом. Он никак не мог сосредоточиться. Уложить маму на кровать удалось с третьей попытки. Акшай вытер пот со лба и только тут сообразил, что не нужно было тратить время, а сразу позвонить доктору. Шаря по карманам в спешке, он приговаривал, успокаивая то ли себя, то ли маму: «Сейчас все будет хорошо, сейчас все будет…». Как только на том конце провода отозвался голос их семейного врача, Акшай закричал что есть сил:

– Маме плохо, срочно приезжайте! Маме очень плохо! – и тут рыдания отчаяния, страха, горя, ужаса исторглись из него с такой силой, что Акшай больше не мог говорить. Единственным, что понял доктор, немолодой, а потому опытный профессор медицины, было то, что с Индирой что-то не так, и нужно срочно поехать и узнать, в чем дело.

А дело оказалось очень серьезным – Индира умирала от рака мозга. Сделать уже ничего было нельзя, даже если заплатить миллионы. Изнутри женщину пожирала болезнь, а снаружи давила пустота, образовавшаяся после ухода Виджая. Акшай сидел в коридоре, сжимал до боли кулаки и молился, чтобы мама осталась жива. Он проклинал деньги, отца, себя, всех их, за то, что они не сумели спасти маму вовремя. Но она должна остаться здесь, она не может уйти, ведь он возьмет ее с собой, они уедут и будут счастливы. Могли бы быть счастливы. Индира умерла через три часа после того, как была привезена в больницу. Спустя 2800 вдохов. Виджай прислал на похороны бывшей жены цветы.

Глава 9 Не похожий

Бомбей пестрел яркими красками и говорил на многих наречиях. Его официальное название – Мумбаи. Город расположен в западной части страны. Стоя на возвышении, он словно слушает плеск волн Аравийского моря. Культурные традиции города сочетают в себе европейское и азиатское видение мира. Мумбаи может похвастаться развитой собственной придорожной сетью быстрого питания: «Вада павс» и «Бхелпури». Странным образом этот удивительный город смешал в себе международные и индийские вкусы по части не только кулинарии, но также музыки и искусства. Именно здесь зарождалось индийского кино.

Акшай уже пять лет ездил по улочкам этого города и с каждым месяцем влюблялся в него все сильнее. Ему нравилось быть таксистом, потому что возможность свободного перемещения делала его похожим на птицу. После смерти матери Акшай твердо решил начать жить своим трудом, чтобы больше не зависеть от отца и его денег. Он бросил институт, снял все средства со сберегательного счета в банке, которые родители копили с момента его рождения, выкупил машину с лицензией и стал колесить по дорогам Индии. Он мог побывать в Дели, Гоа и других городах страны, видеть разных людей, знакомиться с кем пожелает.

Акшаю приятно было воображать лицо отца, если бы он узнал, что его единственный сын трудится как простой работяга таксистом, каких полно работает на него самого. Вот комедия была бы! Однако пути отца и сына давно не пересекаются. Да и к лучшему это все, пусть лучше так, чем маскировать взаимное недовольство друг другом напускной любезностью. Акшай не хотел претворяться. Теперь он мог быть собой, а потому чувствовал себя счастливым, хоть и не был богат. Настоящим его богатством были новые места и люди.

Кстати, о людях, – на дорогу прямо перед машиной Акшая неожиданно выехал парень на велосипеде. Визг тормозов, скольжение, отлетевший на несколько метров велосипед и крик незнакомца – все совершилось за какую-то минуту, а может быть и меньше. Глаза таксиста округлились от страха, бросающего в холодный пот. Неужели он сбил человека? Где-то снизу, из-под машины продолжали звучать вопли несчастного велосипедиста, нужно было срочно оказать ему помощь, пока не собралась вокруг толпа любопытствующих, иначе спасать придется не этого бедолагу, а самого Акшая. Истинные индусы не прощают такой халатности и неудачливого таксиста ждет, как минимум, избиение и порча транспорта. Акшай выскочил из машины, по пути выкрикивая ругательства, которые словно помогали ему собраться с духом, и склонился над парнем, корчившемся от боли. На вид ему было лет 18. Голубые глаза и светлые волосы выдавали в нем европейца, хотя одеяние было как у местных жителей, которые обитают не в самой богатой части города.

– Что ты тут разлегся? Зачем так неожиданно выехал на дорогу? Если уж решил сам покалечиться, то ни к чему другим жизнь портить и преступников из них делать! – Акшай разразился водопадом обвинительной речи, помогая незнакомцу привстать. Тот только охал и ахал, прихрамывая на правую ногу. – Угораздило же тебя сесть за руль велосипеда, такого косорукого!

– Что вы раскидали здесь свои оскорбления?! Никто не просит мне помогать, можете задавить меня, если хотите! – парень убрал руку с плеча Акшая и перестал опираться на него. Но, как только он это сделал, ноги подкосились, и тело стало оседать на землю.

– Конечно, еще этого мне не хватало! Чтобы всю оставшуюся жизнь потом бегать от полиции? А может прямиком в тюрьму отправиться? Вот уж спасибо, не надо мне такого счастья! Давай отвезу тебя в больницу, пойдем в машину.

– Нет, я не могу в больницу, все само кончится.

– Ага, как же! Это тебе не прыщ на заднице вскочил! – Акшай раздражался все больше. Ему жаль было терять время на этого простачка, который даже к врачам показаться не желает. Похоже, совсем сумасшедший. И неизвестно, сколько они тут провозятся. К ним уже начали подтягиваться люди, проезжающие машины гудели, и образовывалась большая пробка из автомобилей, ведь путь для них оказался закрытым.

– Хорошо, если в больницу не хочешь, то вот тебе деньги, забирай свой велосипед и катись – вытащив деньги из кошелька, заработанные за сегодняшнее утро, Акшай сунул их в потную ладонь незнакомца. Тот как-то странно оживился, получив деньги, а может, Акшаю просто показалось. Он помог поднять и поставить велосипед, подкатил его к европейцу, махнул рукой и уже собирался отъехать как можно дальше от этого странного товарища, когда увидел, что тот лихо запрыгнул на велосипед, будто нога его чудесным образом исцелилась. Зажмурившись и снова открыв глаза, Акшай отказывался им верить – иностранец, довольный тем, что смог только что одурачить индуса, крутил педали в том же направлении, откуда пять минут назад выехал. Так это воришка! Акшай сам отдал ему только что остатки денег! Ну, нет, теперь он так просто не отпустит этого бессовестного обманщика.

Нога с силой вдавила педаль газа в пол, машина резко рванула вперед и понеслась прямо по тротуару, где шли прохожие. Хорошо, что они успевали увернуться от колес такси, иначе не миновать Акшаю настоящей беды. Он был так раздосадован, что сейчас мог думать только о том, чтобы поймать вора. Удалось ему это очень скоро. Незнакомец заметил мчащегося к нему таксиста через кусты напрямик и обомлел. Было ясно, что скрыться он уже не успеет, ведь что может велосипед против машины? Акшай прижал его к стене одного из домов, чуть не наезжая тому на ноги. Не глуша мотор, чтобы в случае чего быстро уехать, он схватил белобрысого парня за шиворот и начал его трясти.

– Ах, вот так вот значит «можете меня задавить»?! что ж, ты сам подсказал мне этот вариант развития событий, так что пеняй на себя. Если сейчас же не вернешь мне деньги, то я действительно отдавлю тебе ногу, а может и обе сразу!

– Нет, нет, пожалуйста! – парень, и без того говоривший с выраженным акцентом, теперь окончательно начал путать слова. – Один брат крепко болеет дома и поэтому вам стоит мне верить!

Акшай смотрел на загнанного парня и чувствовал, что на самом деле не способен причинить ему вреда. Злость теперь не так кипела в нем, но сдаваться так просто – значило признать свое поражение и поддаться на очередную уловку, ведь на самом деле неизвестно, кто там болеет, наговорить можно все.

– Кто там у тебя болеет? Наверное, также сильно, как и ты недавно на дороге под колесами моей машины болел? Теперь ты меня не проведешь – показывай, где там и кто у тебя есть, а иначе – сдам в полицию.

Встретив такой напор, незнакомец повиновался. Они вместе сели в машину и поехали в сторону бедных районов Бомбея. Всю дорогу, пока ехали, парень молчал, а Акшай размышлял над тем, стоит ли ему вообще ехать в незнакомое место, впутываться в чужие дела, ведь прожил бы он как-нибудь без потерянных денег, заработал бы еще. Нет, тащится теперь к трущобам за правдой, которой, кстати говоря, только там и самое место, потому что богатым и избалованным жизнью индусам она не очень-то и нужна.

Наконец, парень подал знак, что пора остановиться. Они вышли у небольшого домика, крыша которого была устлана бамбуковыми листьями, а дверь еле держалась на старых сгнивших петлях. Когда вошли внутрь, Акшай услышал слабый детский голос:

– Басу, Басу! Это ты пришел? – спутник Акшая откликнулся.