Черная книга Рэнкин Иэн
— Все то, что вас заводит, — прокомментировал Ребус.
Часа два Ребус провел с Кларк и Петри, демонстрируя желание помочь. Вполне предсказуемо, Джардин заменили молодым человеком по имени Мэдден с запасом каламбуров, которые ушли из жизни вместе с ламповыми приемниками.
— По имени Мэдден, — сказал чиновник из Торговых стандартов, представляясь, — а по характеру псих.
«Уж тогда не с ламповыми, а паровыми», — подумал Ребус. Он начинал думать, что сглупил, позвонив начальнику Джардин, и двадцать минут сочинял самые экзотические ругательства.
— Значит, так, сынок, шучу здесь только я, — предупредил Ребус.
У Ребуса в жизни случались и более приятные дни. (Например, когда отец возил его посмотреть на игру вторых составов Кауденбита — на своем поле — и Данди.) Чтобы хоть как-то разнообразить время, он вышел купить плюшек в ближайшей булочной, хотя это и было запрещено. Булочку с кремом он оставил себе, но глазурь соскреб и хотел выбросить. Мэдден спросил, можно ли ему взять это, и Ребус согласно кивнул.
У Шивон Кларк вид был такой, будто ее облили помоями из окна. Она старалась не демонстрировать этого и улыбалась каждый раз, когда он смотрел в ее сторону, но с ней явно что-то было не так. Ребус не мог заставить себя спросить, в чем дело. Он подумал, что это, может быть, как-то связано с Брайаном… может быть, с Брайаном и Нелл. Он рассказал ей о разбитой витрине у Боуна.
— Найди время поговорить с Кинтаулом, — сказал он. — Если не дома, то в больнице. Он там работает в лаборатории. Договорились?
— Хорошо.
Да, с ней явно что-то произошло.
Воспользовавшись правом начальника, он под каким-то предлогом в конце концов улизнул из квартиры. На Сент-Леонардс его ждало сообщение: Мейри Хендерсон просила позвонить ей на работу. Он набрал номер:
— Мейри?
— Инспектор, я уже готова доложить вам о результатах.
— Вы практически единственная ниточка, какая у меня есть.
— Приятно знать, что от тебя что-то зависит. — У нее был необычный выговор, который позволял ей, ничуть не напрягаясь, говорить саркастически. — Только ни на что особенное не рассчитывайте.
— Ваш заместитель главного ничего не вспомнил?
— Только то, что Ангус лег в больницу в августе, три месяца спустя после того, как сгорел «Сентрал».
— Это может что-то значить. А может не значить ничего.
— Я сделала что могла.
— Да, спасибо вам, Мейри.
— Погодите, не вешайте трубку! — (Ребус и не собирался.) — Кое-что он мне все же сказал. Одна деталь все-таки застряла у него в голове. — Она помолчала.
— Не спешите, Мейри.
— А я и не спешу, инспектор. — Она снова помолчала.
— Вы что, курите?
— Ну и что, если и курю?
— С каких это пор вы курите?
— С тех пор, как перестала грызть кончики карандашей.
— Ну вот, так и не вырастете — останетесь маленькой.
— Вы говорите, как мой папа.
Это вернуло его на землю. Тут он подумал, что они… что? Болтают? Заговаривают друг другу зубы? Эй, Джон Ребус, проснись! Она вовремя напомнила ему о немалой возрастной разнице между ними.
— Вы еще слушаете, инспектор?
— Извините, у меня слуховой аппарат из уха вывалился. Так что сказал ваш замглавного редактора?
— Помните историю о том, как Ангус Гибсон случайно попал в чужую квартиру?
— Помню.
— Так вот, хозяйку той квартиры звали Мо Джонсон. — (Ребус улыбнулся. Но потом улыбка сошла с его лица.) — Что-то мне это напоминает — только не могу вспомнить что.
— Есть такой футболист.
— Я знаю, что есть футболист. Но Мо Джонсон в этом случае женское имя — вот оно-то мне и напоминает… что-то.
Впрочем, воспоминания были туманные, слишком туманные.
— Дайте мне знать, если вам что-нибудь станет известно.
— Непременно, Мейри. И еще… Мейри?
— Что?
— Не задерживайтесь на работе допоздна. — Ребус повесил трубку.
Мо Джонсон. Он решил, что Мо — уменьшительное от Морин. Где он встречал это имя? Он знал, как это можно проверить. Но если это дойдет до Уотсона, то повлечет за собой неприятности. Да ну его к черту, этого Уотсона. Он всего лишь раб кофейных бобов. Ребус подошел к компьютеру и набрал запрос — его интересовала информация по Ангусу Гибсону. История эта в базе присутствовала, но ни о каких обвинениях не упоминалось. Имя женщины не указано, адрес тоже. Но поскольку в происшествии участвовал Гибсон, уголовная полиция проявила к нему интерес. Нельзя рассчитывать, что полицейские невысокого ранга всегда будут вести следствие как полагается.
А кто вел следствие? Сержант уголовной полиции Джек Мортон. Ребус закрыл файл и снова взял телефонную трубку. Она еще не успела остыть.
— Вам повезло — он только-только вернулся из паба.
— Давай-давай отсюда, — услышал Ребус голос Мортона, который схватил трубку. — Слушаю?
Две минуты спустя благодаря тому, что чудом сохранилось в памяти Джека Мортона, у Ребуса был адрес Мо Джонсон.
Это был день контрастов. Из булочной — в мясной магазин, из «Колоний» — на Горги-роуд. А теперь он ехал на окраину Дин-виллидж. Ребус не бывал там со времени дела об уотер-оф-литской утопленнице. Он забыл, как здесь красиво. Деревня, устроившаяся у подножия крутого склона и съезда с моста Дин-Бридж, производила отрадное впечатление, все дышало сельским покоем, а между тем до Уэст-Энда и Принсес-стрит ходу всего пять минут.
Конечно, люди, как могли, портили природу. Застройщики наложили руку на все свободные участки и на ветхие здания. От цен, которые запрашивали здесь за новые квартиры, — цен покруче, чем на Беллс-Бра[50], — у Ребуса глаза на лоб лезли. Но Мо Джонсон жила не в одном из этих новых зданий. Нет, ее квартира находилась в старом доме, построенном у подножия холма, с видом на Уотер-оф-Лит и Дин-Бридж. Но она съехала оттуда, а люди, которые теперь там жили, не желали впускать Ребуса. Нет, ее нового адреса у них, насколько они помнят, нет. После того как она съехала, здесь поселился другой владелец, а потом уже они. Может, адрес этого второго владельца у них где-то и есть, хотя вот уже два года прошло.
А не знают ли они, когда съехала миссис Джонсон?
Четыре года назад, а может, и пять.
Это снова возвращало Ребуса к пожару в отеле «Сентрал». Все, с чем он сталкивался в этом деле, казалось, уходило корнями в то, пятилетней давности, происшествие, когда случилось что-то, изменившее жизни множества людей и унесшее по меньшей мере одну. Он сидел в машине, размышляя, что ему делать дальше. Если он продолжит задавать вопросы Гибсонам, то это закончится для него выволочкой, но он даже подумать боялся о том, чем может закончиться разговор с единственным причастным к этим событиям другим человеком, который мог бы ему помочь.
Помочь? Да какая помощь — смех один. Но Ребус все равно хотел с ним встретиться. Господи Исусе, да у Флауэра будет настоящий праздник, если он только узнает. Уж тогда-то он точно арендует палатки, накупит еды и выпивки и всех пригласит на самую большую гулянку в городе. Всех — начиная от Лодердейла и кончая главным констеблем, и «зажигать» все будут так, что хоть электростанцию запускай.
Да, чем больше Ребус думал, тем яснее понимал, что именно этот ход правильный и он должен его сделать. Правильный? Скорее уж единственный, учитывая, что выбора у него практически не осталось. И у всего есть обратная сторона: даже если его застукают, то празднество по меньшей мере разорит Сорнячка…
20
Сначала он позвонил — Моррис Кафферти был не из тех людей, к которым можно вот так взять и заехать.
— Мне понадобится мой адвокат? — смешливо проворчал Кафферти. — Ладно, я сам и отвечу, Стромен[51]. Не нужен мне, на хрен, никакой адвокат. Потому что у меня здесь есть кое-что получше — получше, чем какой-нибудь сраный судья, который и так у меня в кармане. У меня есть пес, который сожрет тебя с потрохами, если я только дам ему команду. Приезжай в шесть. — На том конце бросили трубку.
Ребус сидел с пересохшим горлом, снова и снова убеждая себя, что этот заносчивый мерзавец ничуть его не напугал.
Больше его напугала мысль о том, что кто-то где-то из чинов полиции территориального округа Лотиан и Границы прослушивает телефонные разговоры Кафферти. Ребус чувствовал себя так, словно идет по коридору и за ним все время захлопываются двери. Ему представилась газовая камера, его тело пробрала дрожь, и он попытался думать о чем-нибудь другом.
Моррис Джеральд Кафферти жил в особняке в богатом пригороде Даддингстон. А пригородом Даддингстон оказался благодаря тому, что между ним и центром Эдинбурга находились Артуров Трон и Солсбери-Крэгс[52]. Кафферти нравилось жить в Даддингстоне, потому что это выводило из себя его соседей, большинство из которых были адвокатами, врачами и банкирами. А еще потому, что Даддингстон находился неподалеку от физического и духовного места его рождения — Крейгмиллара, одного из самых бандитских кварталов Эдинбурга. Там Кафферти вырос, в соседнем Ниддри попал в первые в своей жизни неприятности. Он повел банду крейгмилларской шпаны в Ниддри, чтобы разобраться с конкурентами. В драке кто-то использовал выломанный металлический прут. Полиция выяснила, что подросток Кафферти уже имел дела с полицией, когда «случайно» ткнул одноклассника шариковой ручкой в глаз.
Таким было неприметное начало долгой карьеры.
Когда Ребус приблизился, кованые металлические ворота открылись автоматически. Он проехал по хорошо ухоженной подъездной дорожке, обсаженной по обе стороны высокими деревьями. С главной дороги дом почти не был виден. Но Ребус бывал здесь и прежде — задавал вопросы, производил арест. Он знал, что за главным домом имеется еще один, поменьше, соединенный с первым крытой галереей. Этот меньший дом служил местом обитания персонала в те дни, когда городской предприниматель, прежний владелец дома, перебирался сюда на житье. Гравийная дорожка разветвлялась к фасаду и задней части дома. Человек показал Ребусу, что тот должен объехать дом сзади — ко входу для слуг. Этот человек был очень крупного сложения, длинные волосы подстрижены по форме мотоциклетного шлема: челка короткая, но уши закрыты. И где только Кафферти откапывает таких динозавров?
Человек пошел следом за машиной. Ребус знал, где припарковаться. Тут было три места, но свободными оставались только два, на третьем стоял солидный «вольво». Ребусу показалось, что он узнал «вольво», хотя автомобиль и не принадлежал Кафферти. Коллекция машин Кафферти хранилась в огромном гараже. Он был владельцем «бентли» и вишнево-красного «ти-берда» выпуска 1963 года — ни на том, ни на другом никогда не ездил. Кроме них, к его услугам был новенький «ягуар». А для выездов за город — надежный «роллс-ройс», который принадлежал ему уже как минимум лет пятнадцать.
Человек открыл Ребусу дверь и указал на маленький дом. Ребус вышел из машины.
— Тут, значит, Видал Сассун[53] обосновался, — сказал он.
— Чего? — Человек повернулся направо, в сторону Ребуса.
— Не бери в голову. — Ребус уже собрался было идти, но остановился. — Тебе никогда не приходилось драться с человеком по имени Дугари?
— Не ваше дело.
Ребус пожал плечами. Здоровяк закрыл дверцу машины и уставился в спину уходящего Ребуса. Проверить, есть ли на стекле «вольво» наклейка об уплате дорожного налога или еще что-нибудь, возможности у Ребуса не было. Единственное, что он мог, — это запомнить номер.
Ребус открыл дверь маленького дома, и его обдало волной тепла и пара. Из домика убрали все внутренние перегородки, чтобы разместить здесь бассейн и тренажеры. Бассейн был в форме почки, а к нему примыкал еще один — круглый, маленький, по-видимому джакузи. Ребус терпеть не мог такие бассейны — в них невозможно развернуться. Хотя сам-то он пловец был никакой.
— А-а-а, Стромен! Смотри-ка, вовремя пришел.
Поначалу он не увидел Кафферти, хотя человек, стоявший над Кафферти, был виден хорошо. Кафферти лежал на массажном столе, голова его покоилась на нескольких полотенцах. Его спину массировал не кто иной, как Железный Трамбовщик, который и был владельцем «вольво». Железный Трамбовщик разумно сделал вид, будто не знает Ребуса, а когда Кафферти отвернулся, Ребус почти незаметно кивнул, подтверждая игру в незнание.
Кафферти перевернулся на спину и слез со стола, проверяя мышцы плеч и спины.
— Вот же настоящий волшебник, — сказал Кафферти. Он снял полотенце с бедер и босиком направился к Ребусу. — Видишь, Стромен, оружия я нигде не прячу. — Его смех был похож на скрежет рашпиля в руках у подмастерья слесаря.
Ребус оглянулся:
— Я не вижу…
Но вдруг она появилась, сразу всем телом выпрыгнув из бассейна. Ребус даже не заметил, что собака там. Она ныряла за косточкой. Но не какой-нибудь из пластика. Черная зверюга положила настоящую огромную кость у ног Кафферти, понюхала Ребуса и потом отряхнулась, обрызгав его с ног до головы.
— Хороший мальчик, Кайзер, — сказал Кафферти.
В этой липкой жаре к ним присоединился парковщик. Ребус неопределенно повел головой:
— Надеюсь, у вас есть разрешение на перепланировку.
— Все как положено, Стромен. Идем, тебе лучше переодеться.
— Для чего переодеться?
Снова смех.
— Не волнуйся, на обед я тебя не приглашаю. У меня пробежка, а значит, и у тебя тоже — если хочешь со мной поговорить.
Пробежка. Боже милостивый! Кафферти развернулся и пошел к загородке — видимо, раздевалке. Проходя мимо, он шлепнул по плечу Железного Трамбовщика:
— Волшебник! На следующей неделе в то же время.
Кафферти был волосат и мускулист, ширине его груди могли бы позавидовать фермеры пограничья. Живот у него, конечно, завязался, но не дошел до таких размеров, какие мог бы предположить Ребус. Сомнений не было: Большой Джер поддерживает хорошую форму. Спина и верхушки бедер у него были испещрены оспинами, но живот остался гладким. Ребус попытался вспомнить, когда он в последний раз видел Кафферти? Вероятно, в суде…
Ребус хотел бы перекинуться словечком с Железным Трамбовщиком, но теперь, когда встретивший его громила ошивался неподалеку, это было невозможно. Кто знает, сколько может услышать одноухий.
— Тут есть кое-что — должно подойти.
«Кое-что» состояло из свитера, беговых шорт, носков и кроссовок… и головной повязки. Ребус ни за что не надел бы на себя головную повязку. Но когда Кафферти вышел из раздевалки, на нем была повязка, а с ней белая майка и безукоризненно белые шорты. Он стал разминаться, а Ребус пошел переодеться.
«Что я делаю, черт побери?» — спросил он себя. Ребус много чего себе мог представить, собираясь к Кафферти, но не это. В жизни случаются вещи мучительные, но то, что ему предстояло, будет настоящей пыткой — в этом у него не было сомнений.
— Куда? — спросил Ребус, когда они вышли из жаркого спортивного зала на холодный сумеречный воздух. Ленту Ребус на голову не повязал. И свитер он надел шиворот-навыворот. Спереди на нем было написано: «Если я остановлюсь, дай мне пинка». Он полагал, что таково было представление Кафферти о шутке.
— Иногда я бегаю на Даддингстон-Лох, иногда на вершину Сита. Выбирай сам. — Большой Джер разминался на месте.
— Озеро.
— Хорошо, — сказал Большой Джер, и они побежали.
Первые несколько минут Ребус пытался понять, может ли его организм выдержать такое испытание, а потому не сразу заметил, что за ними едет машина. Это был «ягуар», за рулем которого сидел парковщик. Машина шла со скоростью полмили в час.
— Помнишь, когда ты в последний раз давал показания против меня? — спросил Большой Джер. Для начала разговора эти слова имели неплохую перспективу. Ребус в ответ только кивнул. Бежали они бок о бок, тротуары были пусты. Он спрашивал себя, не снимает ли их на камеру какой-нибудь работающий под прикрытием полицейский? — Дело было в Глазго.
— Помню.
— Вердикт «невиновен», конечно. — Большой Джер ухмыльнулся. Судя по всему, он и зубам своим уделял внимание. Ребус помнил, что прежде они у него были серо-зеленые. Теперь они имели ослепительно-белый короночный цвет. А его волосы… уж не стали ли они гуще? Может быть, он их наращивает? — Я слышал, ты потом вернулся в Лондон и торчал там какое-то время.
— Можно сказать и так.
Еще минуту они бежали молча. Бежали они не то чтобы в изматывающем темпе, но Ребус был далек от своей лучшей формы. Его легкие уже подавали ему предупреждение: стрелка перевалила в красную зону перегрева двигателя и вскоре грозила оказаться в зоне воспламенения.
— У тебя волосы сзади редеют, — заметил Кафферти. — Я бы тебе посоветовал их нарастить.
Теперь настал черед Ребуса улыбнуться.
— Тебе прекрасно известно, что я обгорел.
— Да, и я знаю, кто тебя подпалил.
Зато, окончательно решил Ребус, у Кафферти, как пить дать, нарощенные волосы.
— Но вообще-то, я хотел с тобой поговорить о другом пожаре.
— Неужели?
— «Сентрал» — помнишь?
— В отеле «Сентрал»? — (Ребус с удовольствием отметил, что теперь слова даются Большому Джеру без прежней легкости.) — Это же доисторические времена.
— Для меня нет.
— Но какое это имеет отношение ко мне?
— Двое из твоих людей были там в тот вечер — играли в покер.
Кафферти отрицательно покачал головой:
— Этого не может быть. На меня не работают люди, играющие в азартные игры. Это против моих правил.
— Все, что ты делаешь с утра до вечера, против чьих-то правил, Кафферти.
— Прошу тебя, Стромен, называй меня мистером Кафферти.
— Я тебя буду называть так, как считаю нужным.
— А я тебя Строменом.
Невольно Ребус раздражался каждый раз, когда Кафферти так обращался к нему. Это случилось на процессе в Глазго, представитель обвинения заглянул не в ту строку и перепутал фамилию Ребуса с фамилией единственного другого свидетеля, владельца паба по фамилии Строуман.
«А теперь — инспектор Строуман…» Как Кафферти смеялся над этой оговоркой со скамьи подсудимых, так хохотал, что судья пригрозил ему штрафом. Глаза Кафферти всверлились тогда в глаза Ребуса, словно жирные мебельные жуки-точильщики, и он беззвучно повторил фамилию так, как ее услышал, — Стромен.
— Как я уже сказал, — продолжал Ребус, — там были двое твоих шестерок. Эк и Тэм Робертсоны.
Они только что пробежали паб «Баранья голова», и Ребус с трудом подавил желание заглянуть внутрь.
— Когда вернемся, нам приготовят травяной чай. Осторожнее!
Это предупреждение избавило Ребуса от маленькой неприятности — он чуть было не наступил на собачью какашку.
— Спасибо, — сквозь зубы проговорил Ребус.
— Меня волновали кроссовки, — ответил Кафферти. — Знаешь, что такое «эдинбургские цветы»?
— Рок-группа?
— Фекалии. Раньше дерьмо выбрасывали из окон прямо на улицу. Его столько было вокруг, что жители называли его «эдинбургские цветочки». Я прочел в книге.
Ребус вспомнил еще об одном цветочке — Алистере Флауэре и улыбнулся.
— Можно порадоваться, что мы живем в цивилизованном обществе.
— Ну да, — сказал Кафферти без всякой иронии. — Эк и Тэм Робертсоны, говоришь? Да, Брюголовые братья. Не буду врать — они работали на меня. Тэм всего несколько недель. Эк побольше.
— Не буду спрашивать, чем они занимались.
Кафферти пожал плечами:
— Я их нанял для работы по общим вопросам.
— Это покрывает многие грехи.
— Слушай, я тебя сюда не звал. Но уж если ты здесь, то я отвечаю на твои вопросы, ясно?
— Я тебе за это благодарен. Ты говоришь, их не было в «Сентрале» тем вечером.
— Не было.
— А что с ними случилось после этого, ты знаешь?
— Они перестали на меня работать. Но не одновременно. Сначала, кажется, ушел Тэм. Сначала Тэм, потом Эк. Тэм был тупицей, Стромен. Лузером. Я не выношу лузеров. Я его нанял только потому, что Эк меня попросил. Эк был хорошим работником. — Он на минуту, казалось, погрузился в свои мысли. — Ты их ищешь?
— Ищу.
— К сожалению, ничем не могу помочь.
Ребус между тем спрашивал себя, неужели у Кафферти щеки не покраснели хотя бы наполовину так, как его собственные, потому что его-то щеки, кажется, пылали огнем. У него уже покалывало в боку, и он не представлял, как сможет вернуться назад.
— Ты думаешь, они имеют какое-то отношение к телу?
Ребус в ответ только кивнул.
— С чего это ты так уверен?
— Я не уверен. Но если они и в самом деле имели к этому отношение, то я готов спорить, что и ты от этого места находился не за сотню миль.
— Я? — Кафферти снова рассмеялся, но смех звучал натянуто. — Насколько мне помнится, я тогда отдыхал на Мальте с друзьями.
— Ты, кажется, всегда окружен друзьями, когда что-то случается.
— Я человек общительный. Что я могу сделать, если пользуюсь популярностью. Знаешь, что я еще прочел о Шотландии? Папа римский называл ее «задница Европы». — Кафферти остановился. Они добежали до Даддингстон-Лоха, внизу под ними лежал город. — Надо же додуматься, правда? Задница Европы. Совсем не похоже.
— Ну, не знаю, — сказал Ребус, который стоял, уперев руки в колени. — Если это задница… — он поднял голову, — то я бы хотел знать, куда сунуть клизму.
Кафферти громко рассмеялся. Он глубоко дышал, пытаясь выровнять дыхание. Заговорил он вполголоса, хотя поблизости никого не было и услышать их никто не мог.
— Но вообще мы народ жестокий, Стромен. Все мы — ты и я. Мы трупоеды, гули, упыри. — Его лицо было совсем рядом с лицом Ребуса, оба они стояли, согнувшись в поясе. Ребус на отрывал глаз от травы внизу. — Когда казнили грабителя могил Бурка[54], из его кожи наделали сувениров. У меня в доме есть один. Я тебе покажу. — Его голос звучал словно в голове Ребуса. — Мы любим смотреть на такое, и это правда. Я готов поспорить, что и у тебя есть вкус к боли, Стромен. У тебя все болит, но ты бежишь со мной и не сдаешься. Почему? Потому что тебе нравится боль? Вот что делает тебя кальвинистом.
— Вот что делает тебя угрозой для общества.
— Меня? Да я простой бизнесмен, который сумел пережить болезнь под названием «рецессия».
— Нет, ты кое-что побольше, — сказал Ребус, выпрямляясь. — Ты и есть болезнь.
Глядя на Кафферти, можно было подумать, что он сейчас ударит Ребуса, но он только дружески хлопнул его по спине:
— Идем. Пора.
Ребус чуть было не запросил еще минуту отдыха, но потом увидел, что Кафферти направляется к «ягуару».
— Что, — усмехнулся Кафферти, — ты думал, я и назад побегу? Садись. Травяной чай ждет.
Травяной чай и в самом деле был готов, его подали к бассейну, после того как Ребус помылся и переоделся. У него было такое чувство, что в его отсутствие кто-то шарил в его бумажнике и записной книжке, но он знал, что ничего существенного они там найти не могли. Во-первых, удостоверение и кредитные карточки он засунул в карман беговых трусов. Что касается наличности, то ее едва хватило бы на покупку вечерней газеты и мятных леденцов.
— Жаль, что ничем не смог тебе помочь, — сказал Кафферти, когда Ребус сел.
— А мог бы, если бы захотел, — ответил Ребус. Он старался унять дрожь в ногах. Таких нагрузок у него не было со времени переезда на его квартиру.
Кафферти только пожал плечами. Теперь на нем были мешковатые брюки и ярко раскрашенные плавки — он только что нырял в воду. Вытираясь полотенцем, он демонстрировал немалую часть анальной ложбины — ни дать ни взять строительный рабочий.
Дьявольская собака сидела у бассейна и вылизывала себе ляжку. От кости, которую она грызла прежде, не осталось и следа. И тут вдруг Ребус ее вспомнил.
— У тебя есть внедорожник? — (Кафферти кивнул.) — Я его видел. Он был припаркован напротив магазина Боуна на Южной Кларк-стрит. Эта псина сидела на заднем сиденье.
Кафферти пожал плечами:
— Это машина моей жены.
— И часто она ездит в город с собакой?
— Она там покупает кости для Кайзера. Он дешевле автомобильной сигнализации. — Кафферти любяще улыбнулся собаке. — Я не знаю никого, кто сумел бы прошмыгнуть мимо него.
— Возможно, я бы рискнул, запасшись сосисками.
Кафферти на это не отреагировал. Ребус решил, что ничего таким образом не добьется. Настало время опробовать последнее средство. Он допил чай. Вкус у него был как у мятной жевательной резинки.
— Один мой коллега попытался найти братьев Робертсон. Так кто-то отправил его в больницу.
— Неужели? И что же с ним случилось?
— На него напали сзади за рестораном, который называется «Кафе разбитых сердец».
— Господи! Так он нашел Тэма и Эка?
— Если бы он их нашел, мне не нужно было бы приезжать сюда.
— А я думал, это просто предлог, чтобы поболтать о добрых старых деньках.
— О каких это добрых старых деньках?
— Что говорить, ты выглядишь ничуть не лучше, чем раньше. Я другое дело. Мои буйные денечки позади. — Он пригубил чая в доказательство сказанного. — Я стал другим человеком.
Ребус чуть не рассмеялся:
— Ты так часто повторял мне эти слова в суде, что, кажется, сам в них поверил.
— Это правда.
— Значит, ты не будешь пытаться меня запугать?
Кафферти отрицательно покачал головой. Он сел на корточки рядом с собакой и почесал ей за ухом.
— Нет, Стромен, те дни, когда я приколотил бы тебя шестидюймовыми гвоздями к полу в каком-нибудь заброшенном доме, давно прошли. Или когда стал бы щекотать тебе миндалины проводками, подсоединенными к генератору. — Он почувствовал вкус к этой теме и теперь, казалось, был готов к прыжку, как и его собака.
Ребус слушал невозмутимо. Ему даже нашлось что добавить к этому перечню:
— Или подвесил бы меня головой вниз на железнодорожном мосту.
За этими словами наступила тишина, только слегка жужжала вода в джакузи и посапывала собака. Потом дверь приоткрылась, и в ней появилось улыбающееся женское лицо.
— Моррис, обед через десять минут.
— Спасибо, Мо.
Дверь снова закрылась, и Кафферти встал. Поднялась и собака.
— Что ж, Стромен, рад был поболтать. Я, пожалуй, приму душ перед едой. Мо всегда сетует, что от меня пахнет хлоркой. Я ей все говорю, что нет нужды сыпать хлорку в бассейн, если в него никто не писает, но она пеняет на Кайзера!
— Она твоя… мм?..
— Моя жена. Мы женаты четыре года и три месяца.
Ребус кивнул. Он, конечно, знал, что Кафферти женился. Только забыл имя счастливой избранницы.
— Если я изменился, то это в первую очередь ее заслуга, — сказал Кафферти. — Она заставляет меня читать.
Насколько Ребус знал, книги читали и нацисты.
— И последнее, Кафферти.