Черная книга Рэнкин Иэн

21

— Этого не может быть, — сказала Шивон Кларк.

— Тем не менее это так, — сказал Питер Петри. У него закончилась пленка. Запасных батареек оставалось множество, с ними проблем не было. А пленка закончилась. Это было первое, с чего началось утро четверга, и последнее, что требовалось Кларк. — Короче говоря, тебе лучше пойти и купить.

— Почему мне?

— Потому что у меня все болит.

Он не соврал. Он принимал обезболивающие и весь вчерашний день охал и жаловался. До того разнылся, что обезумевший Мэдден, потеряв всякое чувство хорошего юмора и плохого каламбура, заорал: «Да заткнешься ты уже, в жопу, или мне тебя заткнуть!» Теперь они не разговаривали. Шивон не знала, правильно ли оставлять их вдвоем.

— Это специальная пленка, — предупредил Петри. Он порылся в сумке от камеры и вытащил пустую упаковку от пленки, оторвал от нее клапан и отдал Кларк. — Скажешь, что тебе нужно вот это.

— Это, — вздохнула она, беря клочок картонки, — сущий геморрой.

— Попробуй «Свечи», — посоветовал Мэдден.

Она напустилась на него:

— Тебе не надоело шутить?

— Так называется магазин фототоваров на Моррисон-стрит.

— До него сто миль.

— Возьми машину, — предложил Петри.

Шивон схватила сумочку:

— Ну его. Я найду что-нибудь поближе.

Но уже через десять минут она стала понимать, что на Горги-роуд спрос на специальную пленку для высокоскоростной съемки не очень велик. Никто не испытывал насущной потребности снимать «Хартс» в игре. Шивон Кларк утешилась этой мыслью и пешком направилась на Моррисон-стрит. На обратном пути, решила она, сядет на автобус.

Увидев «Кафе разбитых сердец», Шивон перешла на другую сторону, чтобы посмотреть, что там происходит. Вчера, когда она проезжала мимо, заведение вроде было закрыто, а в окне виднелось объявление. Теперь она прочла: «Закрыто до выздоровления». Но дверь почему-то оказалась приоткрытой дюйма на два. Изнутри исходил странный запах, похожий на запах газа. Шивон открыла дверь и заглянула внутрь:

— Эй.

Да, определенно пахло газом, хотя в ресторане никого не было. На улице остановилась женщина посмотреть, что тут такое:

— Кажется, газом несет, детка?

Шивон Кларк кивнула и вошла внутрь.

При выключенном освещении и почти полном отсутствии дневного света там было совершенно темно. Но Шивон и в голову не пришло щелкать выключателем. Она увидела полосу света под дверью кухни и направилась в ту сторону. Да, в кухне было светло, но запах здесь чувствовался гораздо сильнее. Она услышала хорошо узнаваемое шипение газа. Закрыв нос платком, Шивон направилась к запасному выходу и открыла защелку. Дверь заело, или еще что-то случилось… Шивон налегла на нее изо всех сил, и дверь с трудом подалась на дюйм-другой. Снаружи ее подпирал мусорный бак. Внутрь хлынул свежий воздух, желанный запах автомобильных выхлопов и пивного хмеля.

Теперь нужно было определить, на какой плите включен кран. Лишь повернувшись, Шивон увидела на полу ноги и тело, лежавшее головой в большой духовке. Она подошла, выключила газ. Тело лежало на боку, на нем были брюки в черно-белую клетку и белая поварская куртка. Она не узнала его в лицо, но имя, аккуратно вышитое на левой стороне куртки, не оставляло сомнений.

Это был Эдди Ринган.

В кухне сильно пахло газом, и она снова пошла к двери запасного выхода и снова на нее налегла. Теперь дверь открылась почти полностью, опрокинув бачки, которые с лязгом упали на землю. Именно в этот момент любопытный прохожий открыл дверь из ресторана в кухню. Его рука потянулась к выключателю.

— Не трогайте выклю…

Раздался громкий взрыв, по кухне прокатился огненный шар. Ударная волна выбросила Шивон Кларк на парковку, где ее падение было смягчено мусором, который только что вывалился из опрокинутого ею бака. Она даже не получила ожогов, как злополучный прохожий, которого отбросило назад в зал шаром голубого огня. Телу Эдди Рингана досталось больше. Его словно испекло в духовке.

Когда туда добрался Ребус, у которого все тело болело после вчерашних спортивных подвигов, в ресторане стоял первозданный хаос. Пэт прибыл как раз вовремя, чтобы увидеть, как его любовника выносят в синем пластиковом мешке. Мешок был необходим, потому что иначе куски обугленного лица отваливались бы и падали на пол. За укладкой тела в мешок наблюдал полицейский врач, но Ребус знал, где в конечном счете окажется Эдди, — под всепроникающим скальпелем доктора Курта.

— У тебя все в порядке, Кларк?

Ребус, сунув руки в карманы, изображал свою обычную инспекторскую невозмутимость: я, мол, видал и не такое.

— Кроме копчика, сэр. — И она, поплевав для удачи на ладонь, потерла копчик.

— Что произошло?

Шивон Кларк подробно доложила все, начиная с отсутствия пленки (почему, собственно, не притянуть к этому Петри?) и кончая прохожим, который чуть ее не угробил. Его тоже осмотрел врач: обожженные брови и ресницы, синяки от падения. У Ребуса, когда он выслушивал подробности, пощипывало кожу на затылке. Газом в кухне больше не пахло — теперь здесь стоял запах горелого мяса, который можно было бы назвать аппетитным, если не знать о его происхождении.

Колдер сидел в баре, глядя, как мир двигается мимо, то погружаясь в ту мечту, которую они создали с Эдди Ринганом, то выходя из нее. Ребус сел рядом с ним, радуясь возможности дать отдых ногам.

— Эти его кошмары… — сразу же сказал Колдер, — похоже, они таки воплотились в жизнь, да?

— Вроде бы. Нет предположений, почему он покончил с собой?

Колдер отрицательно покачал головой. Он бодрился, но давалось это ему с трудом.

— Я думаю, все это стало невыносимо для него.

— Что — все?

Колдер снова покачал головой:

— Наверное, мы никогда не узнаем.

— Я бы не стал на это рассчитывать, — сказал Ребус, стараясь, чтобы его слова не прозвучали как угроза. Наверное, ему это не вполне удалось, потому что Колдер неожиданно повернулся к нему:

— Вы что, не можете оставить это в покое? — Его бледные глаза повлажнели.

— Нечестивым нет мира[55], мистер Колдер, — изрек Ребус.

Он соскользнул с табуретки и отправился в кухню. Шивон стояла рядом с полкой, заставленной блокнотами с кулинарными рецептами.

— Большинство шеф-поваров, — заметила она, — скорее умрут, чем будут держать свои секреты на виду.

— Он не был обычным шеф-поваром.

— Взгляните на это.

Она держала в руках школьный блокнот в красную линейку, с широкими полями, которые были сплошь испещрены закорючками и рисунками, изображающими в основном еду и мужчин с огромными детородными органами. Крупным почерком в блокноте были записаны рецепты.

— Его собственные творения. — Шивон перелистала блокнот до конца. — О-о-о, смотрите, здесь ваш «Тюремный рокфор». — Она зачитала вслух: — «С благодарностью за идею инспектору Джону Ребусу». Ну и ну.

Шивон хотела было поставить блокнот на место, но Ребус его перехватил. Весь форзац был исчеркан. Среди рисунков (некоторые карикатурно-похабные) были какие-то записи, замаранные поверху черной ручкой.

— Ты можешь разобрать, что тут?

Они вышли через черный ход и встали на том месте, где совсем недавно напали на Брайана Холмса. Шивон попыталась рассмотреть зачеркнутое:

— Второе слово вроде бы «все».

— А это «ключ», — сказал Ребус, показывая на одно из следующих слов. — Или, может, «люк».

Все остальное не читалось. Ребус сунул блокнот с рецептами в карман.

— Думаете начать новую карьеру, сэр? — спросила Шивон.

Ребус недолго думал над ответной репликой:

— Заткнись, Кларк.

Ребус завез блокнот в управление на Феттс-авеню, где имелись специалисты по восстановлению стертых или поврежденных записей. Их называли «друзья по переписке», и они были специалистами, которые любили разгадывать по-настоящему трудные кроссворды.

— Мы быстро сделаем, — сказал один из них Ребусу. — Просто заведем это в машину.

— Отлично, — сказал Ребус. — Я вернусь через пятнадцать минут.

— Лучше через двадцать.

Двадцать минут тоже устраивали Ребуса. Пока здесь и не у дел, он вполне мог нанести визит инспектору Джилл Темплер.

— Привет, Джилл.

В ее кабинете пахло дорогими духами. Он забыл, какими она пользовалась. Кажется, «Шанелью»? Джилл сняла очки и моргнула, глядя на него:

— Давненько не виделись, Джон. Садись.

Ребус отрицательно покачал головой:

— Не могу — лаборатория через минуту выдаст мне результаты. Просто решил зайти посмотреть, как ты.

Она кивнула в ответ:

— Я прекрасно. А ты?

— Ну, неплохо. Ты же сама знаешь.

— Как твоя докторша?

— В полном порядке, спасибо. — Он переступил с ноги на ногу — даже не ждал, что будет чувствовать себя так неловко.

— Так, значит, это неправда, что она тебя выкинула?

— Ты-то, черт побери, откуда знаешь?

Джилл улыбалась своими напомаженными тонкими губами, словно слепленными для иронии.

— Брось ты, Джон, мы ведь живем в Эдинбурге. Если хочешь сохранить что-то в тайне, то уезжай из деревни в большой город.

— Но кто-то тебе ведь сказал? Кто еще знает?

— Ну, если об этом известно здесь, на Феттс, то на Сент-Леонардс наверняка знают.

Боже милостивый, это означало, что Лодердейл знает, Флауэр знает. И все помалкивают.

— Это временно, — пробормотал он, снова переступая с ноги на ногу. — К Пейшенс приезжали племянницы, так что я пока переехал в свою квартиру. К тому же там теперь Майкл.

Теперь настала очередь удивляться Джилл Темплер.

— И когда это случилось?

— Дней десять назад.

— И что, он насовсем вернулся?

Ребус пожал плечами:

— Кто его знает. Джилл, я бы не хотел, чтобы поползли слухи…

— Конечно! Я тайны хранить умею. — Она снова улыбнулась. — Не забывай: я ведь не эдинбурженка.

— И я тоже, — сказал Ребус. — Меня по недоразумению занесло сюда. — Он посмотрел на часы.

— Мои пять минут закончились?

— Извини.

— Не извиняйся. У меня много работы.

Он повернулся, собираясь уходить.

— Джон? Заглядывай иногда.

Ребус кивнул:

— Фразочка из фильма с Мэй Уэст, да?

— Верно.

— Пока, Джилл.

Пройдя полпути по коридору, Ребус вспомнил, что «мэй уэст» означает еще и спасательный жилет[56]. Он задумался было, но потом тряхнул головой, прогоняя эту мысль. «Моя жизнь и без того слишком сложна».

Он вернулся в лабораторию.

— Вы рановато, — сказали ему.

— «Нетерпеливый» — вот какое слово вы ищи`те.

— Если говорить о словах, которые мы ищем, то идите и посмотрите.

Его подвели к монитору компьютера. Надпись была пропущена через оптический распознаватель символов и заведена в компьютер, а теперь ее вывели на большой цветной монитор. Немалая часть замаранного текста уже была очищена — изначальная запись казалась почти нетронутой. Друг по переписке взял лист бумаги:

— Вот пока мои предложения. — Он стал зачитывать, а Ребус пытался увидеть каждый из вариантов на экране. — «Я его лишил глаз», «Я весь год — ищи ключи, гад…»

Ребус посмотрел на друга по переписке, и тот ухмыльнулся.

— А может, вот так: «Я всего лишь включил газ».

— Что?

— «Я всего лишь включил газ».

Ребус уставился на экран. Да, теперь он и сам видел… по крайней мере бульшую часть этого предложения. Друг по переписке снова заговорил:

— Мне помогли ваши слова о том, что он отравился газом. Начав работать, я держал их в голове и сразу же обнаружил «газ». Может быть, предсмертная записка?

Ребус посмотрел на него недоуменным взглядом:

— Предсмертная записка, которая была зачеркнута и окружена всякими закорючками на внутренней стороне обложки блокнота, засунутого на полку? Нет, гипотезы не ваш конек, ваш конек — расшифровка.

Ребусу было известно, что Эдди по ночам мучили кошмары, во время которых он кричал слово «газ». Может быть, эта запись была сделана под впечатлением от одной из таких ночей? Но зачем тогда замарывать это, чтобы никто не мог прочесть? Ребус взял блокнот с оптического распознавателя. Обложка с внутренней стороны выглядела затертой, надписи там сделаны были год, а то и больше назад. Некоторые из закорючек казались новее, чем затертые слова. Когда бы Эдди ни написал их, это случилось не прошлым вечером. А это означало, вероятно, что запись не имеет прямого отношения к отравлению газом. И что тогда — совпадение? Ребус не верил в совпадения, но верил в интуицию. Он повернулся к другу по переписке, который имел далеко не радостный вид после замечания Ребуса.

— Спасибо, — сказал Ребус.

— Не за что.

Каждый был уверен, что другой далек от искренности.

Брайан Холмс ждал его в отделении на Сент-Леонардс — ждал, что его возвращение на службу будет воспринято с воодушевлением.

— Ты здесь какого черта делаешь?

— Не беспокойтесь, — сказал Холмс. — Я просто зашел посмотреть. Я еще неделю на больничном.

— Как себя чувствуешь? — Ребус нервно оглядывался, не зная, успел ли кто-нибудь уже сказать Холмсу про Эдди. В глубине души он знал, что, конечно, ничего никто не сказал, в противном случае Брайан и вполовину не выглядел бы таким бодрячком.

— У меня случаются пульсирующие головные боли, но в остальном я как огурчик. — Он похлопал себя по карману. — И инспектор Флауэр порадовал меня благотворительными сборами. Почти пятьдесят фунтов.

— Поистине святой человек, — сказал Ребус. — У меня был для тебя подарок — собирался принести.

— Что?

— Кассету. «Роллинг стоунз» — «Пусть кровоточит»[57].

— Вот спасибо.

— Это тебя приободрит после Пэтси Клаксойн[58].

— Ну, она-то хотя бы умеет петь.

Ребус улыбнулся:

— Ты уволен! Все еще у тетушки обитаешь?

Этот вопрос утихомирил Холмса, как на то и рассчитывал Ребус. Сначала спустить его потихоньку с небес на землю, а уж потом преподнести настоящую новость.

— Пока что — да. Нелл… она говорит, что пока еще не готова.

Ребус понимал, что чувствует Брайан, — он и сам спрашивал себя: когда наконец Пейшенс пригласит его посидеть за стаканчиком.

— И тем не менее, — сказал он, — дела между вами, кажется, налаживаются.

— Да-да. — Холмс сел против своего начальника. — Она хочет, чтобы я ушел из полиции.

— Это серьезно.

— Не меньше, чем разрыв.

Ребус выдохнул:

— Да, пожалуй. И все же… И что ты будешь делать?

— Думать — что я еще могу делать? — Холмс поднялся. — Я, пожалуй, пойду. Я только заглянул, чтобы…

— Брайан, сядь. — (Холмс, узнав решительный тон Ребуса, сел.) — У меня для тебя плохие новости про Эдди.

— Про шеф-повара Эдди? — (Ребус в ответ кивнул.) — И что с ним?

— Несчастный случай. Как бы. И Эдди пострадал.

По интонации Ребуса нетрудно было догадаться, о чем идет речь. Он научился произносить такие слова за долгие годы общения с семьями погибших в автокатастрофах, несчастных случаях на работе, убитых…

— Он умер? — тихо спросил Холмс. Ребус, сжав губы, кивнул. — Господи боже. А я собирался заскочить и повидать его. Что случилось?

— Мы пока не уверены. Результаты вскрытия, возможно, будут сегодня днем.

Холмс был неглуп; он снова ухватил суть:

— Несчастный случай, самоубийство, убийство?

— Рассматриваются два последних варианта.

— И вы ставите на убийство?

— Мои денежки останутся у меня в кармане, пока я не поговорю с жучком на ипподроме.

— И этого жучка зовут доктор Курт?

Ребус кивнул:

— А до этого мы мало что можем сделать. Слушай, давай я возьму машину — отвезу тебя домой…

— Нет-нет, со мной все в порядке. — Холмс медленно поднялся, словно проверяя свои кости на прочность. — Правда, в порядке. Просто… бедняга Эдди. Знаете, он был моим другом.

— Знаю.

После ухода Холмса Ребус понял, что Брайан еще легко отделался. Его мозги пока не включились в полную силу — частично он еще не до конца выздоровел, частично был слишком потрясен сообщением Ребуса. Поэтому он и не задал трудных вопросов, например: связана ли смерть Эдди с тем человеком, который чуть не убил меня? Ребус и сам себе задавал этот вопрос. Прошлым вечером Эдди числился пропавшим, а Ребус ездил к Кафферти. Сегодня с утра пораньше выясняется, что Эдди мертв. А это означает, что не стало свидетеля, который мог что-то сказать о том вечере, когда сгорел «Сентрал». Не стало еще одного человека, который был там тогда. Но Ребус нутром чувствовал, что Кафферти удивился, услышав про нападение на Холмса. Так где искать ответ?

— Да что б мне провалиться, если я знаю, — пробормотал Джон Ребус себе под нос. Зазвонил телефон. Он снял трубку, услышал шумы паба, потом голос Флауэра:

— Ну у вас и команда, инспектор. Сначала одному расквашивают физиономию, потом другая отбивает себе задницу. — Сказав это, Флауэр тут же отключился.

— Вот туда я тебя и посылаю, Флауэр, — с чувством напутствовал коллегу Ребус, хотя его никто уже не слушал.

22

Эдинбургский морг располагался на Каугейт-стрит[59], названной так потому, что этим маршрутом прежде в город гнали скот на продажу. Улица — узкий каньон, почти без заведений и магазинов, а транспорт в основном транзитный. Выше располагались куда как более загруженные улицы, Саут-Бридж например. Они казались такими далекими от Каугейт-стрит, что могло возникнуть впечатление, будто та находится под землей.

Ребус подозревал, что Каугейт всегда служила безрадостным местом сбора беднейших эдинбуржцев, которые сами нередко походили на скот, отупевший от отсутствия солнца и перебивающийся подаяниями прохожих. Каугейт созрела для перестройки, но кто возьмется за убой скота?

Трудно было найти лучшее место для здания морга, где доктор Курт в свободное от лекций в университете время занимался своим ремеслом.

— Во всем нужно видеть хорошую сторону, — сказал он Ребусу. — На Каугейт есть два отличных паба.

— И еще несколько, где можно безбожно обобрать и покойника.

Курт хохотнул:

— Красочно, хотя я не думаю, что навеваемый этим образ и в самом деле что-нибудь значит.

— Я склоняюсь перед вашими непревзойденными знаниями. Так что же у нас есть на мистера Рингана?

— А-а-а, бедный Сиротка Эдди.

Курт любил давать прозвища своим покойникам. Ребусу казалось, что «Сиротка» уже была, и не раз, хотя Эдди Рингану прозвище пришлось как нельзя кстати. У Эдди родственников не было, по крайней мере никто о них не слышал, а потому на опознание пришли Патрик Колдер и Шивон Кларк, которая и нашла тело.

— Да, это тот человек, которого я обнаружила, — сказала она на опознании.

— Да, это Эдвард Ринган, — подтвердил Пэт Колдер, после чего Колдера увел бармен Тони.

Теперь Ребус стоял вместе с Куртом за прозекторским столом, на котором ассистент приводил в порядок то, что осталось от тела. Ассистент напевал себе под нос «Пусть проходит молодость лихая, как сквозь пальцы талая вода», соскребывая месиво со стола в ведро с какими-то потрохами. Ребус перечитывал текст на листе бумаги. Уже в третий раз, пытаясь отстраниться от окружающей обстановки. Курт курил сигарету. В пятьдесят пять лет он решил, что вполне может начать курить, раз уж до этого возраста ничто не смогло его прикончить. Ребус мог бы стрельнуть у него сигарету, но доктор Курт курил «Плеерс» без фильтра — курительный эквивалент жидкости для удаления краски.

Может быть, потому, что Ребус столько раз просмотрел текст, что-то наконец зацепило его глаз.

— Знаете, — вспомнил он, — мы так и не нашли предсмертной записки.

— Самоубийцы не всегда оставляют записки.

— Эдди непременно оставил бы. И он установил бы рядом с духовкой магнитофон с записью «Отель разбитых сердец» Элвиса Пресли.

— Шикарный стиль, — саркастично заметил Курт.

— Далее, — продолжал Ребус, — судя по списку содержимого его карманов, я вижу, что при нем не было никаких ключей.

— Да, никаких ключей. — Курт слишком наслаждался возможностью отдохнуть, чтобы включать мозги. Он знал, что Ребус рано или поздно скажет, что у него на уме.

— Так вот, — снизошел Ребус, — вопрос в том, как он туда вошел? И если он открыл дверь ключами, то где они теперь?

— И в самом деле, где они.

Помощник нахмурился, увидев, как Курт раздавил сигарету подошвой.

Ребус чувствовал, когда интерес к его словам пропадал. Он убрал лист бумаги:

— Так что у вас есть для меня?

— Ну, вы же понимаете, что необходимо провести обычные анализы.