Идущие на смех Каневский Александр
– Н-да… Неувязка… – пророкотал бывший командный голос. – Её телефон 293-66-90. Тройку с девяткой перепутали. На виновных наложим взыскание.
– А вы не можете переделать справочник?
– По инструкции справочники переиздаются раз в три года. Осталось два года и семь месяцев.
– А ей часто будут звонить?
– Вообще-то частенько. Наш трест имеет двадцать пять филиалов. Особая интенсивность будет в конце месяцев и кварталов… Финансовые отчёты, заявки…
В этом тресте финансовые отчёты сдавали аккуратно. В конце месяца телефон звонил через каждые десять минут. Я, как хорошо налаженное справочное бюро, кричал в трубку:
– Не 23, а 29! Пожалуйста, запишите и передайте своим товарищам!
Я позвонил на телефонную станцию, рассказал им всё и взмолился. Мне посочувствовали, но помочь не смогли.
– Это не наше дело. Наше – чтобы телефон работал исправно.
Телефон работал исправно. Звонок звенел с раннего утра до позднего вечера. Очевидно, Елена Ивановна была добросовестным работником, засиживалась после окончания рабочего дня, и все об этом знали.
– Поставьте мне розетку, чтоб я мог его выключать! – снова воззвал я к телефонной станции.
– Розетки будут в следующем квартале.
(Тогда и розетки бы в дефиците и телефоны в большинстве «спаренные»: на одной линии – два абонента).
Я попробовал снимать трубку и класть её рядом с телефоном, но, получив грандиозный скандал от соседа по блокиратору, вынужден был отказаться от этой защитной акции.
Я стал плохо спать, вскакивал среди ночи и бросался душить телефон. В общем-то, я человек интеллигентный, никогда не произношу бранных слов. И вдруг в полусонном бреду стал выкрикивать такие фразы, которые переводчики обычно объясняют иностранцам, как непереводимую игру слов. Я даже перестал печатать материалы у своей машинистки: её звали Мальвина Абрамовна – это напоминало мне Елену Ивановну.
Наконец, я не выдержал, через отдел кадров узнал номер директора треста и позвонил ему. Я стонал, выл, плакал, дёргался, как Луи де Фюнес, бил себя трубкой по голове и угрожал повеситься на телефонном шнуре.
– Елена Ивановна скоро вернется из отпуска, что-нибудь придумаем, – пообещал директор.
Потом позвонил Кустанай.
– Слушай, друг, – кричал в трубке хриплый голос, – протолкни вагон кровельного железа вне фондов, а…
– Вы ошиблись номером. Звоните по телефону 293-66-90.
Я повесил трубку, но телефон зазвонил опять.
– Я тебе, бюрократу, до утра буду звонить, понял! Нажми на министерство, выбей железо… Ведь всего один вагон…
Я понял, что от него не избавиться.
– А для чего железо?
– Для школы. Такую красавицу отгрохали…
– Вы хоть скажите, кто вы и к кому звонить?
– Мы – СУ «Спецстроя», а звонить надо заместителю министра. – Трубка радостно продиктовала мне номер. – Я бы сам выбил, да секретарша меня с ним уже не соединяет.
Я позвонил заместителю министра. Это было нелепо, но это был единственный способ избавиться от назойливого кустанайца.
Я просил, требовал, нажимал на любовь к детям, напоминал о всеобщем среднем образовании.
– А кто это говорит? – удивленно спросил замминистра.
На секунду я растерялся, а потом брякнул:
– Елена Ивановна.
После недолгой паузы трубка ответила.
– Хорошо. Дадим. А вы идите домой и лечите простуду…
В последующие дни, таким же образом, ради своего покоя, я выбил брёвна для Винницы, вырвал рельсы для Вологды и выклянчил медные трубы для Одессы.
Через неделю снова позвонил Кустанай.
– Спасибо, друг!.. Железо получили… Тебе премия от дирекции – 15 рублей. Высылаем почтой – диктуй адрес.
Это было смешно, но меня невольно распирало чувство гордости. И тут снова позвонили. Я снял трубку.
– Здравствуйте, это Завалишина.
– Какая Завалишина?
– Елена Ивановна, я вернулась из отпуска. Пал Палыч мне всё рассказал… Вы уж простите, ради Бога;… Представляю, как вы, бедненький, измучились… – Услышав голос легендарной Елены Ивановны, я растерялся и молчал. – Я сейчас заказала все наши филиалы, лично сообщу всем и заставлю исправить ошибку в справочнике. Я у них ни отчёты не приму, ни заявки, пока этого не сделают… Больше вас тревожить не будут… Уж извините…
Слово она сдержала. Телефон замолчал. Наступила оглушительная тишина, как на войне после длительной канонады. Весь день я купался в ней, нежился, как в тёплом июльском море.
Назавтра раздались первые робкие звонки моих друзей, которые все эти месяцы не могли ко мне прорваться. Я поделился с ними своей радостью. Друзья поздравили меня, пожелали успешной работы.
Жизнь входила в нормальную колею.
По утрам, сделав зарядку и позавтракав, я бодро садился к столу, вынимал ручку, клал перед собой стопку бумаги, но… Но работа не клеилась. Я вдруг обнаружил, что мне чего-то не хватает. И с ужасом понял, что не хватает звонков к заведующей отделом координации. Ведь за это время я незаметно привык к ним, сроднился, зажил жизнью неизвестного мне треста и его многочисленных филиалов. Это было дико, нелепо, но это было. Как они там теперь без меня? А что, если позвонить Елене Ивановне как бы случайно, по ошибке… А потом извиниться. И сказать, что я не сержусь, а даже наоборот…
Два дня я боролся с искушением, а на третий день все же набрал номер 293-66-90.
– Елена Ивановна?
– Ради бога! – взмолился чей-то усталый голос. – Перестаньте звонить Елене Ивановне.
– Но… но ведь это её номер.
– Был. До вчерашнего дня. Сейчас ввели новую подстанцию, и все номера поменялись. Мне уже сутки покоя не дают, все требуют эту прекрасную Елену. Уж вы, голубчик, пожалейте старуху.
Я положил трубку. Вот и всё. Ушла из моей жизни незнакомая Елена Ивановна. Ушла навсегда – ведь я даже не знал названия треста, в котором она работает.
Прошло время. Я стал на месяц старше, трезвее, солиднее… В доме моём по-прежнему покой, тишина, порядок.
Однажды у меня обедали приятели. Я рассказал историю о Елене Ивановне. Приятели смеялись. Я тоже. Вдруг раздался междугородный звонок. В трубке прозвучал знакомый хриплый голос:
– Говорит Кустанай. Слушай, друг, помоги получить цемент, всего двести тонн. Дворец культуры заканчиваем – не хватает. На тебя вся надежда. Протолкни, как ты умеешь…
– Протолкну! – радостно пообещал я. И, забыв о гостях, поспешно набрал номер замминистра.
Банкет в кафе «Белочка»
Отдел гудел. Идея взбудоражила всех: отметить в праздники день рождения счетовода Косиковой. Идея принадлежала старшему бухгалтеру Шурлику, бессменному тамаде на всех банкетах. Это он разнюхал в отделе кадров дату её рождения.
Косикова работала в отделе уже давно, но никто не знал её возраста, ни разу не бывал у неё дома. Не потому что её игнорировали. Вовсе нет. Просто она была очень застенчивой и нелюдимой, не ездила с коллективом по грибы, не участвовала в культпоходах. Знали только, что мужа у неё нет, детей тоже. Нескладная, неконтактная, в какой-то нелепой причёске, где волосы были собраны надо лбом в жидкий узелок, она изо дня в день являлась на работу в одном в том же тёмно-сером платье и молча сидела в своем углу, кутаясь в такой же тёмно-серый вязаный платок. Из-за пугливого нрава и пристрастия к серому её прозвали «Мышка».
Когда Косиковой сообщили об этом решении, лицо её вспыхнуло красными пятнами, она испуганно замахала руками и забормотала: – Зачем?.. Нет, нет… Не надо…
– Если коллектив решает, то никто не возражает, – тут же парировал Шурлик и захохотал, радуясь своей импровизации.
Прошло несколько дней и Косикова смирилась со своей участью. Она слышала, как за её спиной шушукались сослуживцы, сбрасываясь по рублю на подарок; как докладывал о переговорах с заведующим кафе заместитель главбуха Нерубай; как ревизор Рыбина и главная модница отдела Зиночка Словесная обсуждали туалеты, в которых они придут на праздник.
– Надеюсь, хоть по такому случаю именинница сошьёт себе новое платье, – вслух произнесла Словесная и тут же, чтобы сгладить бестактность, добавила. – Могу подсказать модный фасон.
– Спасибо, я сама, – не отрываясь от бумаг, тихо ответила Косикова, но лицо её опять покрылось красными пятнами.
– Представляете, что это будет за шикардос! – шепнула Зиночка своей соседке.
За прекрасную фигуру и постоянный флирт по телефону сразу с тремя поклонниками Зину Словесную называли «Ложь на длинных ногах». В отделе все имели прозвища. Их придумывал Шурлик и сам же распространял. Он был толстый, круглощёкий, с пухлыми губами-помидорами. Хотя сквозь них словам прорываться было трудно – говорил он много. Каждой фразе давал под зад языком, и она выскакивала на метр вперёд. Очень любил поесть, поэтому являлся инициатором всяческих застолий. Его называли «Колобок».
Единственным, кто не имел прозвища, был плановик Дидиани, старый холостяк, красавец и сердцеед. Несмотря на свои пятьдесят ещё очень моложавый, с чёрной шевелюрой, седыми висками, чёрными усиками и тонкой джигитской талией. По нему вздыхали все незамужние женщины всего треста, а Зиночка Словесная специально для него ежедневно меняла причёску. Несколько старомодный Дидиани каждое утро целовал ей ручку, говорил «Вы прелестны», но ни разу не проводил до дому, хотя Словесная неоднократно намекала, что им по дороге. Вообще, Дидиани со всеми был одинаково галантен, но никого не выделял и не провожал. Именно за эту осторожность, боязнь ошибиться, Шурлик попытался прозвать его «минёром», но женщины единодушно это прозвище отвергли, и оно не прижилось.
Наконец, долгожданный день наступил. В конце рабочего дня, после торжественного собрания в актовом зале, все сотрудники планово-финансового отдела спустились вниз, в кафе «Белочка». Кафе было детским, поэтому общий стол состоял из сдвинутых разноцветных столиков. Тарелки с цветочками, вместо рюмок – маленькие чашки с изображением зверюшек, маленькие белые стульчики – всё это создавало весёлое настроение и молодило души. Женщины вышли в фойе переодеться в праздничные туалеты, принесенные из дому, а мужчины коллективно рассматривали царевну-лягушку, изображенную на стене.
Дамы вошли нарядные, похорошевшие, готовые принимать комплименты. Стали рассаживаться. И вдруг обнаружили, что нет виновницы торжества. Она задержалась и вошла с опозданием, после всех. Её туалет вызвал некоторое замешательство среди присутствующих. На ней было ярко-красное платье с зелёным шарфом и зелёная лента на голове, стягивающая всё ту же нелепую причёску.
– Бездна вкуса: красный с зелёным! – шепнула Словесная Рыбиной. – Интересно, где она откопала этот кримпленчик!..
Шурлик усадил Косикову рядом с Нерубаем, которому было поручено ухаживать за ней.
– Дорогие друзья! Мы собралась здесь, чтобы приветствовать прекрасную женщину нашего прекрасного отдела! – произнёс тамада и поцеловал Косикову в щёчку.
– Ура! – закричали все и потянулись чокаться с именинницей. Медведи, волки и лисички, нарисованные на их чашечках, поцеловались с зайчиком на её чашке.
Потом ей преподнесли подарок – хрустальную вазу с букетом красных гвоздик. Затем была объявлена благодарность за хорошую работу и зачитали приказ о премировании. Снова выпили за её здоровье, потом ещё и ещё… Банкет покатился по привычным рельсам.
Косикова была в центре внимания, за ней ухаживали, говорили приятное, подливали шампанское. Каждый поступал так по разным мотивам: Шурлик – по обязанностям тамады; Нерубай, как бывший кадровый офицер, чётко выполнял порученное задание; кто-то – забавляясь, кто-то – с любопытством, Словесная – с нескрываемой иронией и насмешкой. Но каков бы не был подтекст, шквал комплиментов, похвал и ласковых слов обрушился на Косикову, она отогрелась оттаяла, осветилась изнутри, и произошло чудо – сослуживцы впервые услышали её смех, звонкий, раскатистый, заразительный… И вдруг оказалось, что зелёный шарф очень ей к лицу, потому что глаза-то у неё зелёные. А когда Дидиани пригласил её на шейк, она выделывала такие па, что потрясённый партнёр едва поспевал за ней. Когда музыка смолкла, он поцеловал ей руку и, запыхавшись, произнёс своё традиционное «Вы прелестны», но Зиночка Словесная уловила в нём какую-то неожиданную интонацию.
– Интересно, а сколько лет имениннице! – выкрикнула она.
– Это не важно! – вмешался Шурлик. – Женщина до тех пор женщина, пока у неё снег во рту тает! – и громко захохотал, радуясь сказанному.
– А зачем скрывать? – Косикова встала. – Мне тридцать шесть лет, но мне никогда ещё не было так хорошо. Хотите, я вам спою? – И запела:
- Жил на свете жадный слон,
- Жадный слон, жадный слон
- Съел мороженного он
- Сразу десять тонн…
- Холодно! Холодно!
- В середине холодно!..
Косикова так ярко изображала обжорство слона и так смешно показывала, как он мёрзнет, что все оживились и заулыбалась. А она продолжала:
- Он сипит, и хрипит,
- Посинел от хрипа,
- У него один бронхит
- И четыре гриппа…
– Холодно! холодно!
В середине холодно! – дружно подхватили сослуживцы. Всем было ужасно жалко глупого слона и ужасно весело.
Песня кончилась, но виновнице торжества ещё долго аплодировали. Потом она попросила слово.
– Я очень люблю Антуана де Сент-Экзюпери. Помните, как маленький принц приручал Лиса, а тот потом плакал, когда принц его покинул… Сегодня вы приручили меня и теперь, если захотите покинуть, я буду плакать… Спасибо вам за это!
Все снова зааплодировали.
– Вот, кто заменит меня на посту тамады! – закричал Шурлик.
– Завтра же ввожу её на роль Джульетты, – безапелляционно заявила ревизор Рыбина, которая являлась бессменным руководителем трестовского драмкружка.
Дидиани молча поцеловал Косиковой руку. Потом наклонился (после танца они уже сидели рядом) и тихо произнёс:
– Сделайте мне подарок в ваш день рождения.
– С радостью, – засмеялась она. – Какой?
– Разрешите проводить вас до дома, – непривычно робко попросил он.
А внимательно наблюдавшая за ними Словесная, грустно прошептала Рыбиной:
– А знаете, красный с зелёным оказывается довольно оригинальное сочетание, напоминает цветок мака. Интересно, где она брала этот материал?..
В случае аварии нажмите кнопку
Жены дома не было.
Сын учил анатомию.
– Сердце чего-то болит, – сказал я.
– Сердце мы ещё не проходили, – ответил сын, не отрываясь от учебника.
– Неприятности у меня.
– Это хорошо. – Сын оживился и отложил учебник. – Значит, ты сможешь меня понять. Я сломал микроскоп, срочно нужны две сотни, чтоб его починить. Дашь?
Получив нужную сумму, сын тут же исчез.
В кухне на плите стоял обед, но есть не хотелось. Я заглянул к соседу, бывшему однокурснику. Он сидел у телевизора, смотрел футбольный матч.
– Старик, у меня проблемы, надо поговорить. Очень важно.
– Садись и смотри – начался второй тайм.
Я вышел от него с чётко оформившимся решением пойти в ближайший ресторан и напиться. Вызвал лифт, стал спускаться и застрял между этажами. С отчаяньем, с каким актёр-трагик старается разорвать собственную грудь, я безуспешно пытался раздвинуть дверцы лифта. И вдруг заметил пластинку в мелких дырочках, на которую раньше никогда не обращал внимания, и под ней надпись: «В случае аварии – нажмите кнопку и ждите ответа». Я поспешно нажал эту спасительную красную кнопку. Из дырочек просочился хрипловатый мужской голос:
– Здравствуйте. Слушаю вас.
– Я застрял. Немедленно выпустите меня!
– Минуточку. – Короткая пауза, а затем: – Послал к вам аварийку. Скоро приедут.
– Это чёрт знает что! – скулил я. – И так неприятности, а тут ещё виси в этом гробу!
– Вы чем-то расстроены? – спросили дырочки.
– С начальником поругался, – неожиданно для самого себя ответил я.
– И, конечно, намерились подавать заявление об уходе?
– А вы откуда знаете?
– Так все решают сгоряча.
– Я ещё докладную министру отправлю, сегодня же!
– Докладную никогда не поздно. Вы успокойтесь. Вот послушайте.
Из дырочек заструилась музыка и заполнила кабину лифта.
– Что это? – удивлённо спросил я.
– Дебюсси.
– Это у вас так положено развлекать застрявших?
– Да нет, я по собственной инициативе. Меня успокаивают ноктюрны. А вас?
– Предпочитаю марши. Похоронные.
– Э, да вы, и вправду, расклеились. – В голосе звучало неподдельное участие. – Нельзя так, голубчик… Ну-ка, вдохните поглубже воздух, задержите его немножко и выдохните.
– Это зачем?
– Чтобы успокоиться. По системе йогов. Здорово помогает. Попробуйте: раз, два – вдох, три, четыре – пауза, пять, шесть – выдох… И ещё перед сном подышите, лучше на балконе.
Послышались голоса – это прибыла аварийная команда. Через минуту я был освобождён. Но прежде, чем уйти, я прижал губы к продырявленной пластинке и вполголоса произнёс:
– Спасибо вам.
– За что? – удивлённо спросил мой невидимый собеседник.
– За всё спасибо.
– Что вы! Это наша обязанность. Застревайте, пожалуйста!
В ресторан уже не хотелось, Я вернулся домой, напился чаю и спокойно уснул.
С тех пор, поднимаясь или опускаясь в нашем лифте, я с благодарностью поглядывал на продырявленную пластинку и ощущал какое-то радостное спокойствие. В лифте становилось тепло и уютно. Очень хотелось нажать кнопку, но я не решался беспокоить своего нового друга без повода.
Однажды не удержался: остановил лифт между седьмым и восьмым этажами и вызвал диспетчерскую.
– Здравствуйте! – донеслось из дырочек.
– Здравствуйте! Это опять я. Помните, который с начальником поругался?..
– А, очень приятно. Снова застряли?
– Застрял.
– Не волнуйтесь, вызволим. А как дела на работе?
– Спасибо. Всё хорошо. Меня назначили старшим группы.
– Вот видите… Очень рад. Значит, теперь у вас всё в порядке?.. Чего вы молчите?.. Опять что-то стряслось?
– Я с женой разводиться решил.
– О, Господи! Чего это вдруг? Что случилось?
– Да ничего конкретного. Цепь каждодневных обидных мелочей. Оказывается, девятнадцать лет рядом с тобой была не жена, а соседка по постели. Ни общих интересов, ни заботы, ни внимания…
– Простите, – перебил меня голос, – какой размер обуви у вашей жены?
– Тридцать семь, или тридцать шесть… Нет, кажется, тридцать восемь.
– А она получала когда-нибудь премии?
– Очень часто. Вот и позавчера принесла три тысячи рублей.
– А за что?
– Не знаю.
– А какие её любимые цветы?
– Что вы хотите этим сказать?
– Ничего. Я только спрашиваю.
– Значит, вы считаете, что виноват я?
– Я просто советую вам ещё раз подышать по-йоговски. Лучше всего на балконе.
Я помолчал. Потом приблизил губы к дырочкам.
– Спасибо… Аварийную не присылайте: лифт в порядке. Я сам его остановил.
– Я знаю, у меня на пульте всё видно.
Вечером я помирился с женой и на следующей неделе мы улетели в Ялту, в санаторий. Из отпуска возвратились через три недели. Поезд прибыл в девять утра, и жена прямо с вокзала помчалась на работу. Я погрузил два наших чемодана в такси, подъехал к дому, вскочил в лифт, остановил между девятым и десятым этажами и в радостном ожидании нажал красную кнопку.
Из дырочек донеслось:
– В чём дело?
Голос был женский, и я растерялся.
– Здравствуйте…
– Гражданин, сообщите причину вызова.
– Видите ли, причины нет… Я сам остановил лифт…
– И не стыдно хулиганить!.. А ещё в кооперативе живёте!
Что-то щёлкнуло, и голос отключился.
Я снова нажал кнопку.
– Вы не сердитесь. Тут до вас мужчина работал… Где он?
– А, чокнутый?.. Его неделю назад на пенсию отправили.
– Почему чокнутый?
– Да он в рабочее время клиентам стихи читал, кассеты с птичьим чириканьем прокручивал…
– А почему на пенсию? У вас ведь работа не очень тяжёлая…
– Так он без же без диплома… А работа у нас, между прочим, не такая уж лёгкая: каждый, кому не лень, пальцем в кнопку тычет, от дела отрывает!..
Снова щёлкнуло, и наступила тишина.
Я вдруг как-то физически ощутил, что вишу на тонком тросе, а подо мной девять этажей глубокого чёрного колодца.
Стало зябко и страшно.
Я поскорее выскочил из лифта и потащил чемоданы к себе на двенадцатый этаж.