Легионер. Век Траяна Старшинов Александр
Малыш, работавший прежде в мастерской, которая изготовляла строительные краны.
Молчун, этот вообще почти ничего не говорил, даже имя свое не назвал.
Восьмой из них – темноволосый парень с правильными чертами лица. Его можно было бы назвать красавцем, если бы не слишком густые брови и не постоянно сумрачное выражение лица. Широкие скулы говорили об этрусской крови. Приск мысленно называл его Этруском. Остальные обычно Этруска сторонились, сами не зная почему, и вопросов ему не задавали.
Едва Приск вернулся, как к новобранцами вышел знаменосец Мурена.
– Ну, что обнаружили? – поинтересовался знаменосец. – Еще пару трупов отыскали в кустах? Или целую когорту?
Приск пожал плечами:
– Нет, трупов там больше не обнаружили. Вообще ничего нового не нашли. Только трава смята.
– Узнали, кто убил нашего парня? – спросил Мурена.
Приск отрицательно покачал головой.
– Разбойники, – предположил Малыш.
– Даки. Это наверняка, – решил Кука.
– Вы молодцы, что принесли тело, – похвалил знаменосец. – Легионеры своих павших не бросают.
– Это все Приск! – сообщил Скирон. – Он настоял, чтобы мы целую милю тащили тело… – Кажется, Скирон до сих пор из-за этого злился.
– Держите тессеры[21]! – Знаменосец выдал каждому свинцовую пластинку с буквами «LVM». – Можете напоследок повеселиться в канабе.
– Будто гладиаторы перед смертельным боем, – заметил Приск.
– Что?
– Это я так… вспомнил… В театре тоже тессеры выдают. На вино.
– Будет тебе здесь театр! – предрек Мурена. – Пить можно только в одном заведении, что содержит ликса[22] Кандид. По этим тессерам вас выпустят лагеря.
– Обратно-то впустят? – спросил Кука.
– А ты шутник! Приказано явиться в первую дневную стражу. Ты – отвечаешь.
Кука глубоко вздохнул и вскинул руки:
– А мне здесь нравится! А воздух-то, воздух! Так и пьется. Почти Кампания.
– Ну-ну, – хмыкнул Мурена, – посмотрим, что ты запоешь зимой, когда задница в латринах[23] к сиденью примерзнет.
– К зиме один из нас, возможно, умрет, – сказал черноволосый парень, которого Приск называл про себя Этруском. – Или попадет в большую беду.
– Неужто предсказатель? – съязвил Кука. – Гороскопы составляешь?
– Не тебе, – черноволосый еще больше насупил брови. Составление гороскопов было занятием опасным, гораздо опаснее, чем солдатская стезя: Домициан преследовал астрологов и философов то вместе, то попеременно, в зависимости от настроения. А настроение у третьего императора из рода Флавиев менялось часто.
– Мне что предскажешь? – спросил тощий Скирон.
– Судьба твоя извилиста.
– Ха, да ты прям Тиресий! – хмыкнул Кука, сходу награждая приятеля прозвищем на всю жизнь.
– Зря смеешься, – отозвался предсказатель.
В этот момент Приск вспомнил, что остановиться у раздвоенного дуба им предложил именно Этруск, то бишь ныне Тиресий. И отойти в кусты тоже предложил он.
– Ты можешь сделать для меня амулет? – оживился Крисп, полноватый увалень с голубыми глазами.
На шее у него на засаленном шнурке уже позвякивали два серебряных амулета, но он не прочь был повесить на ту же нить третий.
– Нет, – покачал головой Тиресий. – Амулеты не заговариваю и проклятия не насылаю.
– Может, оружие заговоришь? – Крисп явно был разочарован.
– Тренируйся лучше, – усмехнулся предсказатель.
– Что скажешь? Они в самом деле все свободные и ничем не запятнаны? – спросил Кубышка у знаменосца, просматривая свои записи. – Никто из этих задохликов не вызывает подозрение?
– Все вызывают, – отозвался Мурена, для убедительности выпятив нижнюю губу. – Прежде всего, потому, что вербовал их Сульпиций, а этот завербует кого угодно. Скоро баб начнет нам в легион присылать. Или детей. Разве не помнишь, как в прошлом году он записал к нам двух рабов?
Раб, посмевший выдать себя за свободного и посягнуть на право римского гражданина служить в легионе, распинался. Это было известно всем невольникам. Так что тем, чье тело безобразили отметины – проколотые уши, следы от ношения рабских ошейников и уж тем более, кому «посчастливилось» за какую-нибудь провинность огрести клеймо на лоб, никогда и не пытались «освободиться» столь опасным образом. Но те, чье тело не носило знаков рабского состояния, время от времени пытались пробиться в легионы, несмотря на все строгости.
– Но эти-то не рабы, – заметил Кубышка.
– Это уж точно. Но сдается мне, что Кука – «охотник», подменивший того, кому надобно идти в легион.
– С чего это? – тут же заспорил медик. – Они все из Италии, там уже давно нет набора – только добровольцы. Какой толк «охотнику» подменять собой добровольца? Это же не провинция, где хватают, кого ни попадя и силком волокут в лагерь.
– Ну, не знаю, может, у парня позорное прошлое, ланиста[24] там, сутенер. Может, папаша содержит лупанарий[25]. Или парень сдуру записался в гладиаторскую школу…
– Про гладиаторов не сочиняй – у него на коже ни отметин каленым железом, ни следов бича.
– Послушайте, Декстр велел выбрать восемь человек именно таких – сомнительных, но ловких, знающих грамоту, но которым деваться некуда, и определить к Валенсу, – напомнил знаменосец. – Вот мы и определим этих восьмерых, пусть служат. Они не рабы, остальное меня не волнует.
– Парни обречены? – спросил медик.
– Предыдущая восьмерка вся сгинула за Данубием. Интересно, зачем Декстр потребовал, чтобы эти умели рисовать?
Медик пожал плечами:
– Он большой урод.
– Ты хотел сказать – оригинал, – поправил знаменосец.
– Сказал то, что сказал.
Глава II
Ликса Кандид
Начало лета 849 года от основания Рима. Эск. Нижняя Мезия
Хотя постоянный лагерь Пятого Македонского легиона появился в этих местах почти сто лет назад, еще в конце правления Цезаря Августа, поселок при лагере так и остался маленькой канабой и не превратился в настоящий город.
Прибыв в Эск накануне вечером, новобранцы толком не успели осмотреть поселение. Тогда они, потратив больше часа на перебранку со стражей у лагерных ворот и объяснения с вышедшим к ним центурионом, которому передали найденное тело, были рады заскочить в первую попавшуюся таверну. Уже в сумерках они миновали ворота канабы, тут же наткнулись на вывеску таверны «У стены», где поели (весьма скудно) и сразу же завалились спать в холодной и грязной общей комнате. Утром, наскоро перекусив, отправились в лагерь. Так что теперь новобранцы не представляли, где можно в Эске повеселиться. Римляне, обустраивая постоянный лагерь для легиона, позаботились отхватить солидный кусок земли – где и лагерь можно было поставить, и канабу разместить, и еще, чтобы осталось солидное поле для выпаса скота – как для того, что держали обитатели канабы, так и для мулов и лошадей легиона. Имелось еще немного земли под огороды, и под покос – там, в основном возились сожительницы и дети легионеров.
Вход в канабу охраняли четверо солдат из вспомогательной части. Впрочем, охранные обязанности были не слишком обременительны. Один из солдат стоял на галерее башни, трое других, полусонных, расположились внизу, якобы контролировали входящих и выходящих из городка. Стены канабы были деревянные, только башни из камня. Башни выступали вперед, точно так же, как и те, что стерегли ворота военного лагеря, на башнях наверху имелись деревянные галереи, с которых можно было обстреливать противника у самых стен снаружи или уже за воротами – коли прорвутся в городок.
И то: Данубий и граница Дакии рядом, строить даже крошечное поселение без стен было безумием.
– Никак новобранцы, – сказал один из караульных, синеглазый, с сожженным до кирпичного цвета когда-то белой кожей и с белокурыми вихрами, дерзко торчащими из-под шлема.
– Никак галл, – отозвался находчивый Кука.
– Я беленький, ты черный. Из Нумидии?
– Из Неаполя. Легионер, в отличие от тебя. Я беленький, ты – черненький. Что будет, если нас смешать?
– Но-но! – блондин выставил вперед копье. – Я это не люблю.
– Оставь их в покое! – крикнул солдат с башни. – Пусть ребята повеселятся как следует, прежде чем отведают палки центуриона. Кстати, мальцы, не вздумайте хвататься руками за палку – мигом останетесь без пальцев. Уж лучше по спине и заднице получить, что положено.
– Отбросы арены, – пробормотал Скирон, не придумав более остроумного ответа.
– Э, ладно! – хмыкнул Приск. – Парни наверняка гордятся отметинами на заднице, как другие – шрамами на груди.
– Да уж, лучше получить палкой по заднице, чем палку в задницу, – поддакнул Кука.
В ответ галл, покрасневший как вареный рак, выкрикнул что-то про затраханные задницы цыплят, и добавил еще пару слов на своем языке, однако не слишком громко. Легионер, даже будущий, это – легионер, то есть римский гражданин. А солдат вспомогательных войск – это солдат вспомогательных войск, свободный, но до гражданства ему далеко. И получить его можно только через двадцать пять лет службы.
Хохоча, гордые выигранной первой битвой, пусть даже эта битва словесная, «цыплята» миновали ворота и направились по мощеной известняковыми плитками улице канабы. Лагерь легиона и этот крошечный городок при нем – жалкие островки Pax Romana[26], отражения далекой Италии, мутные, расплывчатые, как в плохо начищенном серебряном зеркале. Даже торговля здесь рассчитывала в основном на щедрость и кошельки легионеров – одни являлись в канабу приобрести новую флягу или кошель, другие – серебряную пластину в виде головы оленя или орла для украшения оружия, третьи – бронзовый кубок. Центурионы заказывали для себя самоварные сосуды[27] и жаровни, кровати для любовниц, люльки – для незаконных детей. А кожаные штаны или волчьи шкуры приобретали все – с наступлением холодов под одним шерстяным одеялом или плащом спать в бараках невозможно.
Все дома поселка были на одно лицо – с глухими стенами и крошечными окошечками под красной черепицей с клеймами Пятого Македонского, будто под длань легиона встали, под защиту грозного имени. И то правда: если лагеря отдельных когорт и слабые крепости вполне могли стать зимой добычей заречных волков, то лагерь Пятого Македонского и его канабу даки могли осадить, но вряд ли – разграбить.
– А мне здесь нравится! – опять выкрикнул Кука, не ожидавший увидеть подобие маленького городка подле легионного лагеря.
Время было непозднее – лавки открыты. Лавочники, завидев новые лица, наперебой стали зазывать мальчишек к себе – купить новую тунику или подушку, или одеяло, матрас и прочие приятности для повседневной жизни, благо лагерь был постоянный, и к особой строгости жизни не располагал.
– Доблестные воины! – надрывался торговец одеждой. – Сменная туника нужна непременно, иначе от пота ткань сгорит за три дня. Покупайте, у меня самая прочная шерсть во всей Мезии! Есть лен, за полцены отдам!
Парни лишь презрительно выпячивали губы – на новую тунику ни у кого не было денег.
– Еще зайдем! – пообещал Приск.
– Вы что, сдали деньги на хранение? – спросил торговец, и в его тоне явственно послышалось: «Вот простаки, не сумели зажать пару денариев!»
– Местная архитектура не особенно впечатляет, – громко сообщил Кука, игнорируя торговца. – Не иначе префект лагеря[28] создал эти шедевры.
Впрочем, один дом выделялся – украшенный по фасаду четырьмя колоннами, в два этажа, как и другие, но гораздо выше соседних. Наверняка внутри две столовые – для большого сборища и для узкого круга друзей, множество спален, просторный атрий[29], непременно где-то в глубине – перистиль[30] и своя баня.
– Прям усадьба, – восхитился Кука.
– Это наш ликса Кандид построил, – сообщил подметавший улицу городской раб. – Сразу вижу, вы люди богатые, подарили бы старому Каабу четверть асса на баню.
– В канабе есть баня?
– Целых две. Одна маленькая и ужасно грязная, а другая с большим бассейном и мозаичными полами, но там надо платить целый асс, – сообщил раб.
Приск бросил ему медяк.
– Лучше скажи, есть ли в Эске какая-нибудь харчевня, кроме той, что у входа, – спросил он.
– Да полно. Первая, это та, что «У стены», вы, щедрые господа, мимо нее проходили.
– А другие?
– Есть еще «Полная чаша», но вам туда лучше не соваться. Она ветеранская. Там полным-полно отставников, из тех, кто не обзавелся семьей и не взял надела. Они с утра до ночи обретаются в этой таверне, глаза продрали и мигом туда – сидят до вечера с кувшином вина. Если случайно забредет новобранец, драке быть непременно… – старый Кааб собирал сплетни не хуже мусора.
– Люблю драки! – Малыш выразительно повел плечами.
– А я нет, – буркнул Скирон. – С ветеранами лучше не связываться.
– Вино в тавернах – одни опивки, горячей жратвы ни за что не дождешься. А дерут-то, дерут… будто не баранины кусок заказал, а павлина! – раб попался из говорливых.
Пока парни шли по улице, он тащился со своей метлой следом, не отставал.
– Лупанарий там же, рядом, возле стены, – бубнил Кааб в спину. – Только к тем девчонкам не ходите, они жуть какие грязные. Другое дело заведение для ветеранов. Но туда вас не пустят. Или потребует столько денег, что жалованья за первый год не хватит.
Новобранцы переглянулись. Кааб, разумеется, преувеличивал, но нельзя сказать, чтобы сильно: достоинства таверны «У стены» они накануне вечером оценить успели. Нет, поесть там было можно, но повеселиться – вряд ли. Разве что быстро-быстро надраться до бесчувствия и упасть под скамью. Решено было отправиться в винную лавку. Кааб увязался следом, рассчитывая к медяку добавить пару глотков вина, но Малыш наградил болтливого раба пинком под тощую задницу, и тот мигом отстал.
В винной лавке можно было не только выпить разбавленного кислого вина, но и закусить горячей лепешкой из соседней пекарни. Однако опять же под категорию «хорошо повеселиться» это заведение никак не подходило.
– У меня предложение, – объявил Кука. – Отправимся в гости.
– У тебя есть друзья? – не понял Скирон. – Здесь? И кто же?
– Хозяин таверны. Кандид.
– Не думаю, что он настолько простодушен, – хмыкнул Приск.
– Ничего, как гостеприимный хозяин и самый богатый человек в канабе ликса примет гостей, явившихся из другой части мира засвидетельствовать ему свою дружбу, – заявил Кука.
– Нас не пустят, – покачал головой Квинт Марий, шестнадцатилетний юнец с пухлым детским личиком, даже Приск рядом с ним выглядел вполне мужественно.
Накануне вечером Квинт признался Приску, что пошел в легион из-за того, что его обижали и унижали сверстники, особенно любили обыгрывать его родовое имя, всяк остряк непременно торопился спросить – не доводится ли знаменитый полководец Гай Марий сопляку Квинту родней. Озверев от насмешек, Квинт записался в армию, чтобы доказать свою брутальность, сделаться сильным и непобедимым.
– Никому об этом не говори, – посоветовал Приск.
– Почему?
– Тебя начнут унижать здесь.
– Кто? Ты? Кука? Или Малыш? Мы же друзья!
– Это еще надо проверить. Держи язык за зубами!
Квинт восхитился мудростью Приска и охотно кивнул, но спустя полчаса обо всем рассказал Куке, после чего тут же получил прозвище «Мул Мария»[31].
В дом ликсы незваных гостей, как и предсказывал Приск, не пустили. Здоровенный, наголо обритый раб-привратник встал у незваных гостей на дороге, плотиной выставив могучие руки.
– У хозяина пир, никого не принимает. Приходите завтра с утра.
– Вот мы как раз и явились на этот самый пир, что ж ты застрял тут, как редька в заднице! – возмущенно воскликнул Кука.
– Тебя точно не звали.
Кука сделал безуспешную попытку пробиться, но привратник стоял намертво, как Леонид под Фермопилами, и напор Куки об эту скалу разбился, как натиск «бессмертных» Ксеркса.
– Есть выход, – сказал Кука, поднимаясь с мостовой и стирая кровь с губы после неудачной атаки. – Вернее – вход. Забраться на крышу и оттуда через отверстие в потолке спуститься в атрий. Ну-ка, Тиресий, поведай, нам в этом доме ничто не грозит?
– Лоб побереги, – отвечал предсказатель.
– Тогда вперед!
План Куки всем понравился. Выпитое натощак вино ударило в головы. Новобранцы мигом обежали дом, выискивая место, где можно начать штурм.
– Легионеры должны брать приступом любую крепость! – с пафосом заявил Кука.
Быстро нашли подходящее место (соседний дом стоял не вплотную), Скирон подставил плечи, Кука кошкой взлетел на спину другу. Третьим им на плечи взобрался Приск, и в следующий миг Гай был уже на крыше. Черепица загромыхала под его башмаками. Вскоре все восемь очутились наверху – Скирона последним затаскивали наверх с помощью связанных друг с другом ремней. Новобранцы оседлали конек, глянули вниз. Стало немного боязно.
– Итак, крепость наша! Тебе, Приск, в награду положен венок как первому, сумевшему вскарабкаться на стену! – объявил Кука.
Выяснилось тут же, что дом построен иначе, чем италийские поместья. Атрия в нем не было, сразу же за небольшой прихожей шел внутренний сад – перистиль с бассейном в центре и галереями со всех четырех сторон.
Именно здесь пробраться в дом было проще всего. Восемь голов свесились с крыши, каждый пытался разглядеть, что там и как – правда ли в доме пируют. Судя по изумительным запахам с кухни, привратник не соврал. Где-то в глубине, видимо, в столовой, слышались женские голоса.
– Вот они! Держи! – раздалось снизу.
Сразу трое рабов выбежали в перистиль.
– Бей! – И Куке в лоб угодил камень. Новобранец заорал и сверзился вниз, увлекая с собой дюжину черепиц.
Следом за приятелем скатился Скирон – то ли потерял равновесие, то ли со страху. Приск спрыгнул сам, остальные застряли на крыше. Приск угодил прямиком в крошечную лужу, что скопилась в каменном углублении, и которую в доме, несомненно, гордо именовали бассейном.
– Вон! За дверь их! – вопил все тот же пронзительный голос, кто-то ухватил Приска за шиворот. Новобранец не растерялся, заехал рьяному рабу локтем в живот, хватка тут же ослабла – охранник явно был не родня Геркулесу.
– Не сметь! Мы гости! – крикнул, озлившись, Скирон.
Его никто не слушал: в перистиль ринулся привратник, вторпях налетел на медную статую быка. Бык этот, символ Пятого легиона, громыхая, слетел с постамента и остался лежать на боку, сбив при с ног Приска. Привратник навалился следом, стремясь ухватить дерзкого, но мешал раскоряченными ногами бык. В этот момент с крыши вниз ринулся Малыш, точь-в-точь бревно из катапульты, и заехал привратнику в ухо, так что тот мигом слетел с бронзового быка. Статуя оказалась полой внутри и не такой уж тяжелой, Приск из-под нее благополучно выбрался. Тем временем со стороны кухни прибежали рабы, вооруженные вертелами и палками, но, на счастье новобранцев, в драку вступать не спешили, несмотря на упитанность и широкие плечи. Лишь толстая ключница завопила истошно:
– Грабители!
Действо достигло кульминации, и тогда в перистиль вступил сам хозяин.
В том, что это был хозяин собственной персоной, сомневаться не приходилось. Кто же еще может так выглядеть – дородный, высокого роста, смуглолицый здоровяк лет пятидесяти, в тунике из зеленого сукна, с золотыми браслетами на руках, и в венке, опять же золотом, из ажурных тончайших листьев. Вслед за ликсой прибежали женщины – одна уже немолодая, судя по одежде и прическе – его жена, и две девушки, одна лет пятнадцати-шестнадцати, другая – около тринадцати или двенадцати, совсем юница. Та, что постарше, смуглая, черноглазая, младшая – белокожая, с синими глазами.
– Прекратить безобразие! – рявкнул хозяин.
Малыш, в этот момент сидевший верхом на привратнике и уже занесший кулак, чтобы выдать очередную плюху, замер. Кука попятился и шлепнулся в бассейн.
– Мы не грабители! – опомнился прежде других Приск.
– Это наверняка от соседей, опять явились подсматривать, – заявила матрона. – Как у нас обед, так их люди на крышу к нам лезут.
– А мы их в котел! – хмыкнул толстяк, сочтя шутку удачной.
Малыш рыкнул, решив, что угроза серьезная.
– Будущие легионеры Пятого Македонского легиона приветствуют достопочтенного и щедрого ликсу Кандида! – сказал Приск любезно, но без тени подобострастия, даже чуть покровительственно, как будто он был военным трибуном, а не будущим рядовым легионером.
– Ну, это… у нас твои тессеры, вот мы и пришли… – вылез, наконец, из бассейна Кука.
– Тессеры в кабак, а не в мой дом, – нахмурился Кандид, сообразив, что видит перед собой не злодеев-грабителей, а горе-новобранцев.
– Мы не хотели обидеть тебя или твою семью, – вновь вступил в разговор Приск. – Но вино, что мы выпили в таверне, так ударило нам в голову, что мы осмелились явиться в дом незваными на германский манер. У этих варваров хозяин принимает нежданных гостей столь же радостно, как и приглашенных.
– Понравилось вино? – спросил ликса.
Квинт хотел сказать «нет», но Скирон дернул его за тунику.
– Плиний Старший называл здешнее вино божественным, – Гай позволил себе улыбнуться.
Обе девицы, синеокая и черноглазая, уставились на Приска, оценив его эрудицию и ораторские таланты.
– Сразу видно, что язык у тебя хорошо подвешен, – засмеялся Кандид, – не удивлюсь, если легат через пару месяцев запишет тебя в канцелярию. Откуда же, орлы или быки, уж и не знаю, как вас называть, – скептически хмыкнул хозяин, – вы явились?
– Из Италии! – гордо объявил Скирон, с видом победителя водрузив ногу на грудь поверженного привратника, будто собирался позировать для скульптуры какого-нибудь императора.
«На тонконогого Домициана очень даже похож, – подумал Приск, – правда, нет еще ни лысины, ни живота».
– У кого будете служить, могучие мужи? – продолжал потешаться Кандид.
– У центуриона Валенса. И еще говорили про какого-то Декстра, мол, что все вопросы к нему, – ляпнул Квинт.
Кандид вдруг перестал смеяться. Нахмурился, глянул исподлобья.
– Пригласим их к столу, – сказала приятным грудным голосом хозяйка. – Все равно Корнелий с женой не приедут, а приготовлено на девять персон. Только блюдами, что наготовлены у нас на девять, можно и восемнадцать накормить. Женщины сядут на стулья по старинному обычаю, мужчины возлягут – вот и поместимся все. Баня еще не остыла. Ребята сполоснутся после дороги.
– Ты – сама доброта, моя Майя! – Кандид приобнял жену за плечико.
Его хитрые живые глаза быстро ощупали новобранцев. Мысленно он каждого оценил и взвесил. Видимо, нашел что-то интересное, потому что повернулся к ключнице:
– Отведи парней в баню и выдай им по чистой новой тунике – от меня в подарок. Потом пусть приходят в столовую.
– Видимо, этот Декстр что-то да значит в легионе, – шепнул Кука на ухо Приску по дороге в раздевалку домашних терм. – Как ты думаешь, кто он?
– В Риме есть один Афраний Декстр, богач и к тому же большой сукин сын. Над рабами измывается со сладострастием. Говорят, что римский Декстр непременно доберется до консульства, если прежде его не задушит собственная прислуга.
– Сомневаюсь, чтобы сынка такого богача занесло к нам в Мезию центурионом, – решил Кука.
Дом был спланирован и построен явно не местным умельцем. Баня, к примеру, оказалась вполне приличной, с жаркой парильней, бронзовыми ваннами и круглой каменной чашей бассейна, в которую струей текла прохладная вода. Раб-цирюльник побрил и постриг будущих легионеров.
– По-моему, нас неплохо встречают, – заметил разморенный после мытья Кука. – Я лично доволен.
На лбу его уже обозначилась солидная шишка от попадания «ядра» из вражеской пращи, но это нисколько не испортило его настроения.
Рука, пустившая снаряд, была неумелая – иначе Кука не встал бы, получив камнем по лбу.
– Да уж, встречают, – буркнул Скирон. – Знаем мы этих господ. К столу позовут, а вместо угощения поднесут всякую дрянь – вино кислое да разбавленное так, что горячая вода обжигает рот, хлеб черствый, вялый салат. А тем временем сам хозяин…
Что будет, по мнению Скирона, есть сам хозяин, друзья не успели узнать: явился мальчик, посланный Кандидом, отвести новобранцев к столу.
Столовая в доме торговца была отделана помпезно, Кандид тут же похвастался, что выписал грека-архитектора из Дамаска, а там самые лучшие нынче архитекторы.
Темноокая юница оказалась дочерью самого хозяина, все называли ее Майей, как и мать, а синеокая звалась Корнелией (ласково Кориоллой) и приходилась тому Корнелию, что не смог прибыть на обед из своей усадьбы, дочерью. Жила она у Кандида в доме, потому что в канабе объявился прощелыга-учитель из вышедших в отставку легионных писцов, и всех детей от мала до велика спешно определили в учебу. Обе девицы, уже по годам невесты, теперь каждое утро отправлялись в школу, что размещалась в пристройке у соседнего дома. Майя-младшая сообщила, что может прочесть гостям стих из «Энеиды», и тут же оттараторила что-то невнятно-возвышенное. Кандид, прослезившись, громко похлопал ученой дочери. Впрочем, голосок у девушки был приятный, глазками она стреляла во все стороны, пухлым плечиком поводила обольстительно, а что она болтала, никто из гостей не слушал.
На счет предстоящего обеда Скирон ошибся кардинально – хозяин ел то, что и остальные гости, а стол Кандида был выше всяких похвал. После месяца в пути и питания в придорожных гостиницах будущие доблестные воины империи яростно атаковали «свинину по троянски» – зажаренная свинья изображала троянского коня, а колбасы и паштет внутри, будто воины, спрятанные в коварном чреве, тут же вывались наружу, как только нож разрезальщика вспорол брюхо. Кроме свинины, подавали зажаренных каплунов с молодыми побегами спаржи, листьями сельдерея и солеными оливками.
– Как вам наша вода? – поинтересовался хозяин. – Теперь водопровод подает чистейшую воду с южных холмов за семь миль, и строят еще один акведук. А то вокруг лагеря низины, все колодцы в канабе воняют болотом.
– Вода вкусная, – похвалили все хором.
– Вино у меня – настоящий кампанский сок, фалерн из Италии, – заявил Кандид, когда виночерпий стал обносить гостей. – Двадцатилетней выдержки. Но фалерном вас, видимо, не удивить.
– Да уж конечно, я из Неаполя, вина напробовался в свое время, – похвастался Кука. – Фалерн предпочитаю десятилетний, и чтоб во время сбора винограда дул южный ветер – такой фалерн всегда сладкий. Я пил даже знаменитое Опимиево вино – урожая как раз того года, когда был убит Гай Гракх. То был нектар! Пища богов!
«Такому вину уже более двух сотен лет, оно давно превратилось в уксус», – подумал Приск, но вслух не сказал ничего. Пускай Кука привирает в свое удовольствие.
– Неаполь! – воскликнула синеокая Кориолла. – Я слышала, в правление императора Тита там погибли от извержения вулкана три богатых города. Ты не видел, как это было?
– Кориолла, детка, подумай, как наш гость мог видеть такое, если ему лет двадцать, а с тех пор как раз и прошло около того. Ну, разве что он наблюдал за извержением из люльки! – покачал головой Кандид.
– Я не видел, – признался Кука, – а вот отец мой наблюдал и сам на лодках возил спасавшихся. У нас в доме жили довольно долго муж и жена из Помпей – снимали комнату. Расплачивались в основном драгоценностями, что вынесли из города. Они там все потеряли, и дом, и лавку. Я недавно ходил в те места, где когда-то находились Помпеи. Там ничего нет – ни следов, ни развалин – просто земля, покрытая жирным черным пеплом, на ней отлично растет виноградная лоза. Правда, еще не плодоносит.
– Вино из людского праха! – возмутилась Кориолла.
– Нет, – замотал головой Кука. – Если Везувий скрыл дома с крышами, то вряд ли корни лозы доберутся до людского праха.
Девочка покраснела, на глазах ее выступили слезы – ей очень хотелось блеснуть перед гостями и выказать свою ученость – недаром же она посещала школу. Но пока что она каждый раз пропадала впросак.
– Если бы мы не ели выращенного из людского праха, давно бы умерли с голоду, – заметил Приск, торопясь прийти на помощь хорошенькой ученой девице. – Окрестные поля, к примеру, щедро орошены кровью.
Он тут же был награжден самым выразительным взглядом.
– Да, я в этих местах повоевал, и мой приятель Корнелий тоже, – заверил Кандид, – только я по причине ранения раньше него вышел в отставку. А он еще вернулся добровольцем в легион после того как Фуск поперся к перевалу Боуты[32], где полег практически весь Пятый легион «Жаворонки». Мы там легионного орла потеряли! – воскликнул Кандид в гневе, будто это была его личная потеря.
– Не будем о сражениях, – попросила Майя-младшая и тряхнула головкой так, чтобы все заметили в ее ушах золотые сережки – изящные поделки в виде виноградной лозы. – Нашим гостям битвы еще только предстоят. Вот тогда они и расскажут о своих подвигах.
– Да уж, подвиги, – буркнул торговец. – Как только заречные волки являются в наш край, эти герои тут же запираются в лагере, и смотрят с башен, как горят поместья и селения, как варвары грузят на лошадей наше добро. Клянусь Геркулесом, еще один набег, я отсюда уеду.
– Не болтай чепухи! Куда мы поедем! К тому же наш Эск ни разу не взяли еще во время набега, – напустилась на него супруга.
– Вот счастье! А то бы даки забрали и тебя, и девчонок. Не болтай глупости, накличешь… – Кандид тронул на шее какой-то амулет.
– Вы все в Италии – счастливцы, – обратилась к гостям Майя. – Вам не угрожают ужасные варвары-волки из-за реки.
– Есть вещи пострашнее набегов варваров, к приме… – сказал Приск и замолчал на полуслове.
– Да уж! Есть вещи пострашнее, – тут же подхватила Майя. – К примеру, ужасный курорт в Байях. Ни одна добродетельная женщина не может туда поехать и сохранить доброе имя.
– Сущая правда, – подтвердил Кука. – Я работал банщиком в Байях.
Все онемели. Майя-старшая ахнула и всплеснула руками, а девушки захихикали и залились краской. На миг смуглый Кука стал для них воплощением Приапа, этого италийского божка мужской силы, что служил символом безудержной похоти и разврата.
Кука, понимая, что проговорился, тут же кинулся оправдываться:
– Да нет там ничего ужасного. Есть горячие источники, как раз над ними и построены термы. Сам император Август там излечился, и другие вполне приличные старички приезжали купаться в наших водах. Оно конечно, если выйти к вечеру на берег, так увидишь, как роскошные корабли с золочеными носами отчаливают от берега. Сверкает перламутровая отделка в багряных лучах, паруса превращаются в пурпур. На берегу садятся ужинать отдыхающие, расставляют ложа и столики или попросту расстилают на песке ткани. Повсюду музыка, смех…
– Как красиво! – зачаровано проговорила Майя-младшая. – Я просто все это вижу.
– Кстати, на таких кораблях я часто бывал, – расхрабрился Кука. – Однажды плавал на корабле самой Юлии, дочери Божественного Тита.
– Неужели? – глаза Майи-младшей так и заблестели.
– Бедняжка, она умерла такой молодой! – вздохнул ликса Кандид.
– Пыталась вытравить плод от Домициана, вот и померла, – тут же поведала добродетельная хозяйка.
– Майя! – возмутился ликса.
– Да это же все знаю: она спала с родным дядей! – поджала губы Майя. – Мне об этом любовница легата Наталиса рассказывала.
– А я… вообще-то начинал в Тире красильщиком пурпура, – Кандид попытался спешным маневром сменить тему разговора. – Там-то я смекнул, что торговля – главный путь к богатству. Сами посудите, если крашенная в пурпур шерсть стоит в сорок раз дороже некрашеной…