Гарпия с пропеллером Донцова Дарья

Глава 1

Если не в деньгах счастье, то почему никто не дарит их своим соседям? Эта мысль вихрем пронеслась в моей голове, когда Ленка Гладышева бросила мне в лицо пачки зеленых купюр. Они разлетелись по холлу, их было много, наверно, тысяч двадцать.

– Ты с ума сошла? – удивилась я.

– Это у тебя крыша поехала! – взвизгнула Ленка, сделала шаг к креслу у вешалки, но не дошла до него и стекла на пол. Закрыв лицо руками, она принялась горько плакать, иногда выкрикивая: – Ну скажи, как тебе в голову пришла такая мысль? Как?!!

Я присела возле нее на корточки:

– Извини, но я ничего не понимаю.

Ленка вытерла рукавом белоснежного свитера лицо. Нежная шерсть окрасилась в красно-желто-черный цвет.

– Ага, – всхлипнула подруга и ткнула пальцем в стодолларовые купюры, – а это что?

– Деньги, – ошарашенно ответила я, – похоже, тысяч двадцать, не меньше.

– Вот, – гневно подхватила она, – и сумму назвала точно, значит, это ты!

– Что я?

– Положила их в мой почтовый ящик да еще снабдила идиотской запиской! – заорала Лена, делаясь пунцовой.

Сейчас, когда основная часть косметики с ее лица переместилась на свитер, стало видно, что под глазами у подруги иссиня-черные круги.

– Ничего я не клала, – отбивалась я.

– А знаешь, что там ровно двадцать тысяч долларов?! – не успокаивалась Лена. – Откуда они взялись, скажи на милость?

– На мой взгляд, – я попыталась сохранить спокойный вид, – это не такая уж запредельная сумма…

– Ага, – злобно прошипела Гладышева, – вот оно как! Не запредельная! Конечно, богатеньким Буратино двадцать тысяч баксов ерундой кажутся, а мне за эту сумму работать, работать и не заработать!

И она пнула ногой небольшой овальный столик, на который мы обычно кладем ключи, перчатки и другие мелочи. Но сейчас на нем, как на грех, стояла небольшая вазочка, в которой торчал букетик неизвестных мне цветов, этакая помесь ромашек с пионами. Фарфоровый сосуд закачался, упал на пол и мигом превратился в кучу разнокалиберных осколков.

– Муся, – закричала, свесившись со второго этажа, Машка, – ты опять разбила что-то? Ой, привет, тетя Лена! Чего на полу сидишь?

Понимая, что дочь сейчас ринется вниз и налетит на бьющуюся в истерике Ленку с вопросами, я быстро сказала:

– Маня, сделай милость, иди к себе.

Маруська, уже было спустившаяся на одну ступеньку, замерла, потом вполне миролюбиво ответила:

– Ага, понятно. Вообще-то у меня Интернет включен.

С этими словами она преспокойно удалилась. Я вздохнула. Рано или поздно дети вырастают, вот и Машка из подростка постепенно превращается во взрослую девицу. Год назад в подобной ситуации она бы ни за какие коврижки не ушла.

Я повернулась к Гладышевой:

– Если тебе станет легче от битья посуды, иди в столовую. Там стоит парочка буфетов с тарелками и фужерами, можно перебить их все.

– Еще и издеваешься, – прошептала Лена, закрывая лицо руками и дрожа, словно озябшая мышь.

Меня охватила жалость. Конечно, Гладышева истеричка, но в последнее время жизнь ее отнюдь не баловала, скорее, наоборот, била по голове.

Я погладила Ленку по плечу. Она прижалась ко мне и зарыдала.

– Леночка, – осторожно спросила я, – объясни толком, что случилось, при чем тут доллары, отчего ты примчалась к нам поздно вечером… И вообще, ты как добралась до Ложкина, на такси?

– Бомбиста взяла, – неожиданно спокойно ответила Лена, – такой гад попался! Пятьсот рублей затребовал!

– И ты дала? – удивилась я.

Она кивнула:

– Больше никто не соглашался за город ехать, а я так на тебя обозлилась! Просто тряслась вся.

– За что?

– За деньги!!!

Понимая, что разговор пошел по кругу, я вздохнула и попыталась хоть как-то образумить Гладышеву.

– Ленка, ну послушай! Ей-богу, я ничего не знаю об этих долларах.

– Кто же тогда подложил мне их в ящик?

– Понятия не имею. А потом, что же плохого, если ты нашла в почтовом ящике крупную сумму?

– Значит, все же ты, – торжествующе заявила Гладышева. – Ладно, я понимаю, что ты хотела помочь, но извини, это слишком жестоко.

Она вытащила из кармана смятый листок и сунула его мне в руки. Я машинально развернула бумажку. «Трать на ребенка! Они твои. Потом получишь еще». Ни числа, ни подписи, а текст распечатан на принтере.

– Какая же ты дрянь! – прошептала Ленка. – Придумала прислать деньги от имени Олега!

Мне моментально стало все ясно. Я решительно схватила ее за руки.

– Пошли в столовую, выпьем чаю и поговорим.

Гладышева не стала сопротивляться. Еще раз вытерев лицо рукавом свитера, она молча встала и двинулась в комнату. Я пошла за ней.

Олег Гладышев был моим старым приятелем, до третьего класса мы ходили в одну школу, а его бабушка близко дружила с моей. Их даже звали одинаково: гладышевскую бабку – Ася, а мою – Афанасия, сокращенно Фася. В девять лет Олег поступил в балетное училище, и мы стали встречаться реже. Он был беспросветно занят: учеба, репетиции, спектакли. Правда, особой карьеры на сцене Олег не сделал, его не взяли солистом ни в Большой, ни в какой-либо другой московский театр. Предложение поступило из Минска, но Олег не захотел уезжать из столицы. Он пристроился в ансамбль «Ритмы молодежи» и ни разу не пожалел о своем решении. Иногда, забегая в гости, приятель говорил:

– Что господь ни делает, все к лучшему. Ну сидел бы я сейчас в Большом, и чего? Да там люди всю жизнь ввода в спектакль ждут. Дадут тебе перед выходом на пенсию роль, и будь счастлив. А в «Ритмах» я по горло занят. Да и весь мир посмотрел.

Уж не знаю, насколько Олег и впрямь не тужил, что не танцует принцев и корсаров, но вот насчет увиденного мира – это сущая правда. «Ритмы молодежи» без конца мотались по гастролям. Правда, приглашали ансамбль в основном, как тогда говорили, «страны третьего мира». Под последними подразумевали Африку, Индию и Арабский Восток. Из двенадцати месяцев в году восемь Олег проводил на гастролях. Северный и Южный Йемен, Египет, Марокко, Тунис, Турция… Он даже съездил во Францию и привез мне оттуда замечательную кофточку. Может, конечно, Олег и переживал, что не занимается «высоким» искусством, а исполняет танцы народов СССР, может, и грыз его в душе червячок, но внешне Гладышев выглядел замечательно, да и материальных проблем у него не стало. Он купил кооперативную квартиру, машину, оделся, обулся… Родители его и бабушка к тому времени умерли, так что все средства парень тратил только на себя, любимого. Жены у Олега не было, я попыталась устроить его личное счастье и познакомила с Нинкой Расторгуевой, вполне приличной, на мой взгляд, невестой. Правда, она была излишне толстой, зато имела папу-адмирала и являлась наследницей квартиры, дачи, тугой сберкнижки, картин… Всего не перечислишь.

Но любви не получилось. Более того, Нинка стала убеждать всех знакомых, что Олег «голубой».

– Все они балетные такие, – злилась Расторгуева, – к жизни с нормальными женщинами не приспособлены.

Услыхав в первый раз это заявление, я возмутилась и спросила:

– И почему ты сделала такой вывод?

Она скорчила гримасу:

– Ну прикинь! Мы встречались два месяца, а он не делал никаких попыток меня… сама понимаешь, что я имею в виду. В рестораны водил, на вернисажи, к себе на концерты звал… И все! Доведет до дома, на этаж поднимется, подождет, пока я дверь открою, и привет! Я ему: «Зайди, Олежек, чаю попьем», – а он головой качает: извини, мол, устал очень, спать поеду. Нет, точно гомик!

Обозвав Нинку дурой, я допросила Олега. Приятель только пожал плечами:

– Так ведь правда я очень устаю: репетиции, концерты… Еле-еле до дивана доползаю. И потом, ну не могу я сразу с женщиной в кровать прыгать. Извини, мне сначала к ней привыкнуть надо.

– Ты так никогда не женишься, – ухмыльнулась я.

Олег развел руками:

– Ну не получается у меня по-другому. Может, и впрямь я старомоден… Понимаешь, хочу жениться один раз и на всю жизнь.

Я только вздохнула. У меня самой за плечами к тому времени имелись неудачные браки, а ведь я тоже когда-то мечтала, чтобы раз и навсегда. Ничего, скоро Олег побежит в загс.

Но Гладышев явно не торопился. Связал себя брачными узами он пять лет назад, уже выйдя на пенсию. Ленка сразу стала моей подругой, веселая, неунывающая журналистка, работающая в одном из модных журналов. Уйдя из ансамбля, Олег пристроился работать в Дом моделей, к известному московскому кутюрье Гарику Сизову. Только не подумайте, что бывший танцор бегал по «языку», демонстрируя наряды. Вовсе нет. Олежка обучал моделей танцам, ставил дефиле и вновь казался совершенно счастливым.

– Ты не поверишь! – воодушевленно объяснял он мне. – Это так интересно! Девчонки невероятно талантливы.

Материальных проблем у него не было. Наивные советские люди, доверявшие сберегательным кассам больше всего на свете, потеряли свои денежки в огне перестройки. Многие мои, даже самые обеспеченные друзья мигом стали нищими. Но Олег никогда не хранил деньги в сберкассе, впрочем, в чулке он их тоже не держал. Гладышев вкладывал средства в золото и драгоценные камни, а еще он оказался настолько умен, что купил дачу в элитном поселке и начал сдавать дом. Одним словом, в тот момент, когда все обнищали, Олежка жил, как раньше, в полной гармонии с собой и окружающим миром. Я ему частенько позванивала, у него не было никаких проблем, и он излучал добродушие.

Ленка пришла в Дом моделей, чтобы взять у Гарика интервью. Она много и часто писала про моду. Увидела Олега и влюбилась. Роман их развивался стремительно. Через сорок восемь часов после знакомства они пошли в загс и, сунув регистраторше взятку, упросили расписать их немедленно.

Когда Олег сообщил, что женился, я долго не могла прийти в себя, а потом ехидно спросила:

– А как же принципы, не позволяющие тебе связываться с дамой, которую ты мало знаешь?

Олежка глянул на меня большими карими глазами и без тени улыбки ответил:

– Понимаешь, это моя женщина, я ждал ее всю жизнь.

Я только хлопала глазами. Правда, Ленка понравилась мне сразу, а некоторое время спустя мы крепко подружились.

Аккурат через девять месяцев после похода в загс у Олега с Ленкой родился сын Алешенька. Более сумасшедшего папаши, чем Гладышев, свет не видывал. Все приятели долго веселились, вспоминая, как он купил месячному ребенку мопед. А едва мальчик стал ходить, папаша начал рассуждать о приобретении для него квартиры.

– Ох, избалует он ребенка, – шипела так и не вышедшая замуж Нинка Расторгуева, – уголовник вырастет. И жену свою потеряет! Всю брюликами обвесил, живого места не оставил. Нет, она точно к другому уйдет и сына возьмет!

Расторгуевой, чей роман с Олегом так и не достиг завершающей стадии, страстно хотелось увидеть Гладышева у разбитого корыта. Но, как назло, у него все было прекрасно. Ленка, хоть и получала регулярно в подарок кольца, браслеты и кулоны, совершенно не разбаловалась, а продолжала бегать на рынок за парной говядиной, чтобы сделать мужу вкусные котлеты. В их семье никогда не ругались и царил материальный достаток. Лешенька рос здоровым мальчиком, некапризным, улыбчивым, покладистым. Казалось, ничто не может помешать их счастью. Но вот случилась беда. Чуть больше года назад, 31 декабря, Ленка позвонила мне и напряженным голосом спросила:

– Олег у тебя?

– Нет, – удивленно ответила я, – мы сейчас в ресторан выезжаем, а что случилось?

– Ничего, – звенящим голосом ответила она, – только его до сих пор дома нет. Он с утра поехал по делам, а в обед собирался завалиться к вам, в Ложкино, поздравить с Новым годом. Подарки взял и исчез.

– Позвони по мобильному, – посоветовала я.

– Так все время звоню! – воскликнула она. – А он не берет!

– Может, не слышит?

– Ага, – пробормотала Лена, – может, и так!

Я посмотрела в окно. На улице разгулялась пурга, мостовая сейчас, наверное, походит на тарелку с холодной овсяной кашей, такая же омерзительно скользкая.

– Ты не переживай, – принялась я утешать подругу, – если бы что серьезное стряслось, то давно бы тебе позвонили. У дурных вестей быстрые ноги. Может, колесо проколол и сейчас чертыхается где-нибудь на обочине.

Следующий звонок прозвучал первого января около десяти утра.

– Олег не появился, – сообщила Ленка, – он пропал!

Я понеслась к Гладышевой.

С тех пор прошел год, даже больше, потому что сейчас уже начало февраля. Олег так и не вернулся, и мы с Ленкой прошли все круги ада, уготованные тем, у кого пропадали родственники.

Отнесли заявление в милицию, которое там сначала не желали брать, сообщив, что сотрудники завалены серьезной работой и до нас им дела нет. Затем мы принялись обзванивать больницы, морги… Искали Олега в следственных изоляторах, психиатрических клиниках и домах-интернатах для слабоумных. Мы разослали объявления с его фотографией, наверное, во все выходящие газеты и журналы, пробились на телевидение и радио. Результат – чистый ноль. Получалось, что человек бесследно испарился посреди бела дня в огромном мегаполисе. Гладышева никто не видел, впрочем, его машину тоже. Нажав на все кнопки и используя связи полковника Дегтярева, я сумела сделать так, что «Жигули» Олега были объявлены в розыск, на этом моя энергия иссякла. Ленка сломалась раньше. Сначала она тихо плакала, а потом сказала:

– Его нет в живых.

– Погоди, – цеплялась я за последнюю надежду, – вдруг он от тебя просто убежал.

– Убежал? – поразилась Ленка. – Куда? Зачем?

– Ну, полюбил другую…

Она устало улыбнулась:

– Большей глупости и придумать нельзя! Убежал! Ладно, предположим на секунду, что ты права, хотя более идиотское предположение сделать трудно. Но Алешка?! Меня еще Олег теоретически мог бросить, но сына никогда.

Я растерянно молчала, а что можно было сказать?

Через месяц мне позвонила Нинка Расторгуева и затарахтела:

– Говорила же, что Олег от Ленки уйдет!

– Заткнись, – буркнула я, – нашла повод для радости. Скорей всего, Олежки нет в живых.

– Да не волнуйся, в порядке он, – хихикнула Нинка.

– Ты что-то знаешь? – встрепенулась я. – А ну выкладывай, живо!

– Его машина стоит на углу Рыльской улицы, возле банка! – радостно выкрикнула она.

– Откуда знаешь? – закричала я, вскакивая.

– Не ори, – окрысилась Нина, – сама видела, пошла себе ботиночки присмотреть, шлялась по центру, гляжу, его тачка стоит!

– Ты не перепутала?

– Нет, конечно! Во-первых, номер совпадает, а во-вторых, у Олега на ветровом стекле наклейка красуется: «Дом моделей Гарика Сизова».

– И ты не подождала его?

– Кого, Гарика?

– Нет, Олега!!!

– А зачем, – нагло ответила она, – ясное дело, Олежка от жены слинял, они и без меня разберутся.

Проклиная вредную Расторгуеву, я, не сказав никому ни слова, рванула в центр Москвы. Часы показывали десять вечера. Разум говорил, что, скорей всего, Олег давным-давно уехал, но сердце надеялось: а вдруг?.. Я чуть не умерла от радости, когда, повернув на Рыльскую улицу, увидела несколько машин. Одна из них принадлежала Олегу. Но через пару секунд радость сменилась растерянностью. Автомобиль выглядел заброшенным – у него были отломаны боковые зеркала и щетки, а сам он забрызган грязью почти до самой крыши. Прошлой зимой стояла теплая погода, мело только в декабре, потом весь январь лил дождь.

Чуть не плача, я понеслась к Александру Михайловичу и, наверное, впервые в жизни устроила истерику с хохотом и слезами. Дегтярев стал названивать приятелям в ГИБДД и районные отделения милиции. Через день мы знали правду.

Глава 2

Оказалось, что машина Олега простояла на Рыльской улице месяц. Когда открыли двери, на заднем сиденье лежали красиво упакованные подарки, которые он вез нам, в Ложкино. Я только судорожно вздыхала, глядя, как милиционер осторожно разворачивает блестящую бумагу, заботливо украшенную бантиками и веселыми открытками. Я уже упоминала, что Олег всегда хорошо зарабатывал, он и подарки для нас приготовил с любовью. Для Аркашки была припасена бутылочка дорогого виски, Зайке предназначалась невероятной красоты собачка, Машке – библиографическая редкость: анатомический атлас животных, выпущенный в XVIII веке, Дегтярев нашел бы под елкой трубку и пачку табака. Меня ожидала картина, изображавшая мисс Марпл, – Олег всегда подсмеивался над моей страстью к детективам. Гладышев не забыл никого. Отдельно лежали игрушки для моих внуков, ночная сорочка для кухарки Катерины, элегантный шелковый платок для домработницы Ирки, перчатки для садовника Ивана. Но окончательно добил меня самый последний пакет, в нем лежали кости, купленные всем нашим собакам, искусственные мыши, которыми Олег хотел порадовать кошек, зерновая смесь для хомячков и крысы Фимы… Была даже банка мотыля, которого обожает наша жаба. Увидав плоскую железную коробочку, на крышке которой красовалось изображение улыбающейся лягушки, я вновь потеряла самообладание и закатила истерику.

Сразу же выяснилось кое-что интересное. Во-первых, один из охранников бутика, расположенного напротив банка, сказал, что уже давно видел «Жигули» на этом месте. Более того, парень, решив проявить бдительность, сообщил в местное отделение милиции о том, что у дверей деньгохранилища припаркована бесхозная машина. Секьюрити поблагодарили и… никаких мер не приняли. Оставалось удивляться, отчего не насторожилась охрана банка, но, когда сотрудников местной службы безопасности допросили, они, не смущаясь, заявили:

– У нас своя стоянка, а на улице полно всяких машин кантуется, тут центр, кругом магазины, кафе… Мы что, должны на все автомобили кидаться? Да и прав таких у нас нет. Вот кабы на нашей парковке кто тачку забыл, мигом бы шум подняли.

Когда Дегтярев услыхал все это, шея у него стала пунцовой. Ведь мимо «Жигулей», объявленных в розыск, ежедневно проходили сотрудники правоохранительных органов, и ни одному из них не пришло в голову поинтересоваться, отчего тут, в центре Москвы, зарастает грязью автомобиль. Спешу напомнить вам, что крохотная Рыльская улица находится в двух шагах от широко известного дома номер тридцать восемь на Петровке.

– Никому ни до чего нет дела, – рычал Александр Михайлович.

В машине была сделана еще одна находка. На полу, возле педалей управления, валялись часы Олега. Календарь показывал тридцать первое число, маленькая стрелка замерла на цифре три, большая на двенадцати.

Страшно злой Дегтярев заставил своих коллег шевелиться. Было опрошено огромное количество народа. Рыльская улица небольшая, заставлена в основном доходными домами, построенными в начале XX века. Но сейчас на их первых этажах пооткрывались всякие торговые точки. Их оказалось более двадцати, однако никто из сотрудников не мог ничего сказать «по факту нахождения машины». Большинство, проносясь по улице к своему месту работы, просто не смотрело по сторонам. Олега никто не видел, а если и наткнулся глазами, то мгновенно забыл, что и неудивительно: ничего особенного во внешности Гладышева не было, просто хорошо одетый мужчина средних лет. Вот носи он на голове синий ирокез или выйди из автомобиля в шотландском килте, может, и задержал бы кто-то на нем свой взор. Хотя в наше время народ ничем не удивишь.

И вновь пришлось признать: человек исчез в центре бурного города без всякого следа, испарился, словно капля воды на горячей сковородке. Не удалось даже узнать, что он вообще делал на Рыльской улице. Гарик Сизов сказал, что отпустил своих служащих в час дня, все-таки Новый год. Народ выпил по бокалу шампанского и разбежался. Потом кутюрье поднапрягся и вспомнил, что Олег отказался пить «Вдову Клико», сказав:

– Мне надо за город ехать, друзей поздравить.

Следствие зашло в тупик, Дегтярев, любивший Олега, ходил мрачнее тучи, а для нас с Ленкой наступил новый виток развития событий, мы кинулись к гадалкам и экстрасенсам. Знакомые специалисты этого профиля оказались почти у всех приятелей, и каждый говорил: «О, это такая женщина! Мигом все увидит!» или «Только к этому дядьке, он просто уникальный специалист».

Может, так оно и было, но нам колдуны, биоэнергетики и ясновидящие не помогли. Мнения их оказались диаметрально противоположными. Одни, глядя на фото, сообщали: «Жив! Вернется через два года». А на наш вопрос: «Где он сейчас?», как правило, следовал маловразумительный ответ, что-то вроде: «Из-за большой концентрации энергетических сгустков не представляется возможным выделить ментальную сущность».

Одна бабка заявила, что Гладышев в Колумбии, другая посоветовала съездить на 175-й километр Минского шоссе.

– Увидите там избу, – вещала она, – в ней он, на кровати, без ума и сознания.

Естественно, мы помчались по указанному адресу, обнаружили, что со 150-го по 180-й километр магистрали тянется довольно густой лес, без всяких признаков жилья, и совершенно разбитые вернулись домой.

Потом мы еще многократно мотались в область, потому что другая половина «видевших сквозь стены» твердо уверяла: «Он погиб».

И называла четкий адрес могилы. Ну, допустим: деревня Скопино, за околицей у мусорной кучи, отсчитать семь шагов на запад, десять на север, копать на глубину метра.

Мы с Ленкой, как две дуры, прихватив саперные лопатки, ехали на поиски захоронения. Дальше начинался самый настоящий ужас. Мы находили нужные населенные пункты, шли за околицу, видели помойки, отмеряли шаги, рылись в тяжелой земле, хорошо хоть зима оказалась слякотной, и… всегда что-нибудь находили: полуразложившуюся кошку, собаку, козу… Для меня до сих пор остается тайной: может, экстрасенсы и впрямь что-то видят, просто не до конца! Ведь мертвые тела присутствовали в указанных точках. Или они просто дурят людям голову, а найденные умершие животные тут ни при чем. Совпадение? Полгода мы ездили туда-сюда, потом настал июнь, и Ленка сказала:

– Все. Он мертв, теперь ясно, что никогда не вернется. Я больше никуда не поеду.

Честно говоря, мой энтузиазм тоже иссяк, и поиски мы прекратили.

У Ленки, естественно, начались финансовые затруднения, нет, в журнале платили хорошие деньги, но она не привыкла считать расходы, жизнь с Олегом ее все-таки избаловала. Пару раз я пыталась всучить Гладышевой деньги, но она с улыбкой заявляла: «Нам вполне хватает».

Но беда редко приходит одна. В июле очередные жильцы, снимавшие гладышевскую дачу, напились и устроили пожар. Выгорело несколько домов, Ленка лишилась еще одного источника дохода и стала распродавать свои побрякушки, о чем мне не преминула сообщить с плохо скрываемым злорадством Нинка Расторгуева.

Я вновь попыталась сунуть Ленке денег и опять наткнулась на категорическое нежелание их принимать. Потом ее жизнь потихоньку стала налаживаться. Алешке она наняла няню и начала мотаться по командировкам, зарабатывала на жизнь. Об Олеге Ленка больше не заговаривала, казалось, она забывала мужа. Во всяком случае, пятнадцатого октября, когда мы отмечали ее день рождения, Нинка сказала мне:

– Вот и все, похоронен Олег прочно, скоро наша вдова замуж выскочит. Глянь, как отплясывает!

Я посмотрела на раскрасневшуюся Лену, танцевавшую с Дегтяревым, и промолчала. Расторгуевой бесполезно что-либо объяснять, Нинку всегда переполняет злоба. Но я-то знаю, что Ленка до сих пор надеется на встречу с Олегом. Дня за два до праздника она с тоской сказала мне:

– Уж лучше бы точно знать, что его убили, увидеть тело, оплакать, похоронить, а потом ходить на могилу. Хуже всего – неизвестность. Все кажется: а вдруг сейчас вернется, откроет дверь… Иногда я даже ночью просыпаюсь оттого, что слышу, как ключ в замке поворачивается…

Я только вздохнула, не приведи господь самой испытать такое! Хотя все мои бывшие мужья вроде живы, только о последнем, Генке, укатившем в Америку много лет назад, ничего не известно. Но мне, честно говоря, не слишком интересно, что с ним. Любовь прошла давным-давно.

Больше мы с Ленкой об Олеге не разговаривали, и вот теперь кто-то подложил ей в почтовый ящик двадцать тысяч баксов и записку, якобы написанную пропавшим мужем. А поскольку я неоднократно пыталась всучить Ленке деньги, она и решила, что сия идея пришла мне в голову.

В столовой Ленка села в огромное кожаное кресло и заклацала зубами.

– Лучше ляг на диван, – велела я.

Она молча повиновалась, я завалила ее пледами, налила рюмку коньяка, сбегала на кухню, велела Катерине быстро сделать что-нибудь горячее и вернулась в комнату.

Очевидно, спиртное подействовало, потому что Ленка слегка порозовела и сбросила пледы. Я села возле нее и голосом, которым хорошая медсестра разговаривает с больным, спросила:

– Ленуля, может, вспомнишь, как обнаружила эти деньги?

– Сначала мне понадобился хлеб, – машинально ответила она.

– И что?

– Спустилась вниз, увидела что-то в ящике.

– Ну?

– Открыла.

– И?

– Все! Решила сначала, что это рекламный буклет.

Приступ злобы начался у Елены дома, когда она, увидев деньги и распечатанные на принтере строки, решила, что автор затеи – я.

Несмотря на то что за окнами была ледяная февральская ночь, она вылетела из дома и понеслась в Ложкино. Больше всего ей хотелось швырнуть мне в лицо баксы и сказать все, что про меня думает.

– Ну как тебе могло прийти в голову, что это я? – изумилась я. – Хорошего же ты обо мне мнения!

– А кто еще? – прищурилась Лена.

– Ну… Расторгуева, к примеру, она тебя терпеть не может!

Подруга мрачно усмехнулась:

– Знаю. Нинка раз в неделю обязательно звонит и самым сладким голосом интересуется: «Ну как? По-прежнему никаких известий об Олежке? Ой, какое горе!» Небось боится, что я успокоюсь, смирюсь, вот и сыплет соль на рану.

Я уставилась в окно. Да уж, если постоянно напоминать, раны долго не зарубцуются.

– И потом, – продолжила Ленка, – Нинка жадная, за копейку удавится. Ей двадцать тысяч баксов ни за что не отдать, никогда. А вот ты – другое дело. Извини, но из моих друзей только мадам Васильева способна на такой поступок. Конечно, я понимаю, что ты хотела мне помочь, но в какой форме! Запомни, я не нищая, в подачках не нуждаюсь. И потом, просто жестоко делать вид, будто Олег жив. Ну как ты могла!

– Ей-богу, это не я! Хочешь, поклянусь своим здоровьем!

– Ну, допустим, я поверю тебе, – тихо ответила Лена, – на минуточку предположим. Тогда что же, а? Олежка на самом деле жив?

В ее глазах начал загораться огонек надежды. Я испугалась. Она только-только наладила свою жизнь, слегка успокоилась, ей не нужны стрессы.

– Извини, но я почти стопроцентно уверена, что Олег мертв!

– Тогда кто автор затеи? И почему мне прислали такую прорву денег?

– Вот это вопрос, – пробормотала я, – у тебя враги есть?

Гладышева пожала плечами:

– Смертельных нет. Так, завидует кое-кто, Расторгуева опять же… Но это мелко. И потом, такая сумма – это не какие-то копейки.

Внезапно она затряслась:

– Боюсь, господи, как я боюсь!

– Чего?

– Вдруг этот человек и дальше будет меня разыгрывать! Ужасно.

Я принялась заплетать из бахромы пледа косички, Ленка тихо рыдала. Внезапно мне в голову пришла гениальная мысль, и я схватила ее за плечо.

– Не плачь! Хочешь, найду мерзавца или мерзавку, и мы вдвоем оттаскаем их за волосы?

– И как ты отыщешь? – шмыгнула носом Ленка.

– Очень просто. У вас в подъезде сидит лифтерша?!

– Да, баба Клава.

– Вот! Она должна была видеть, кто подходил к ящикам.

– Действительно, – пробормотала Ленка, – баба Клава такая въедливая, она до пенсии в тюрьме служила, сама знаешь, какой у нас теперь порядок в подъезде. И как я не додумалась ее расспросить!

– Отлично, сейчас ляжем спать, а завтра с утра едем к тебе, – ликовала я.

Ленка покачала головой:

– Чего тебе мотаться, сама поговорю.

– Нет, – начала я, но в ту же секунду раздался звонок в дверь.

– К вам гости? – напряглась Ленка.

– Нет, сиди спокойно. Зайка с Аркадием вернулись из города, но давай не будем им ничего рассказывать, – ответила я и пошла в прихожую.

Часы показывали двадцать три ноль-ноль, наша прислуга в это время давно спит.

Глава 3

У меня есть нехорошая привычка распахивать входную дверь, не поглядев на экран видеодомофона. Слабым оправданием такого беспечного поведения может служить тот факт, что наш дом стоит в хорошо охраняемом коттеджном поселке. На въезде, у шлагбаума, дежурят секьюрити, вся территория окружена забором, на нем установлены видеокамеры, беззвучно поворачивающиеся вслед за движущимся объектом. А ровно в десять вечера выпускают собак, несколько ротвейлеров, которые разгуливают по территории всю ночь в любую погоду, не замечая ни снега, ни дождя, ни жары.

У нас у самих в доме живет представитель этой породы, но Снап и охранные псы не похожи, как день и ночь. Снапик со всех лап несется к знакомым и незнакомым людям и тут же начинает тыкаться в них большой мордой и пачкать одежду слюнями. От привычки ставить в порыве восторга свои передние лапищи всем на плечи нам с трудом удалось его отучить. Лично я до того момента, как Снапу категорически запретили бросаться на людей с поцелуями, вползала в дом, аки тать, боясь, что ротвейлер, а со слухом у него полный порядок, услышит скрип двери. Если с лестницы, ведущей на второй этаж, доносился бодрый цокот его когтей, я мигом, побросав сумки и пакеты, садилась на пол. Дело в том, что шестидесятикилограммовый Снап легко сбивал меня с ног, и я, говоря языком милицейских протоколов, «совершала падение с высоты собственного роста». Правда, сейчас Снап просто нарезает круги вокруг входящих, скуля от счастья. Его никто не боится, впрочем, всех остальных наших собак тоже.

Охранные псы другие, я прохожу мимо них на подламывающихся ногах, лицемерно сюсюкая:

– Хорошие мальчики, добрые, не тронут тетю…

Ротвейлеры и ухом не ведут, словно мимо них прошмыгнула тень. Кстати, на многочисленных домашних животных, живущих в поселке, они не обращают никакого внимания, просто отворачиваются, если какая-нибудь болонка или киска начинает прохаживаться перед самым их носом. Своим инструкторам эти собаки повинуются беспрекословно. Для меня остается загадкой: каким образом можно так вымуштровать животных и как они отличают жильцов поселка от посторонних? Неужели знают нас всех в лицо? Только раз одна из этих собак выказала «человеческие» чувства. Примерно год назад Машка заметила, что самый крупный ротвейлер довольно сильно хромает, и сказала об этом инструктору. Тот ответил:

– Знаю, но доктор приедет только в субботу.

Маня мигом сообщила, что уже несколько лет ходит в кружок при Ветеринарной академии, и предложила:

– Если подержите его, посмотрю, в чем дело.

– Сюда, Джон, – велел хозяин, – это доктор, дай лапу.

Ротвейлер протянул травмированную конечность. Маруська увидела большую занозу, сбегала домой за инструментами и лекарствами. Все время, пока она обрабатывала подушечку, Джон сидел, словно изваяние, не издавая ни звука, но после завершения процедуры вежливо лизнул Маню. С тех пор, завидя мою дочь, он останавливается, пару секунд смотрит на нее, делает какое-то странное движение задней частью тела, мотает головой и уходит…

Я раскрыла дверь, ожидая увидеть Кешу и Зайку, но на пороге маячила огромная фигура. Рост, как у моего сына, примерно метр девяносто пять, зато объем! На всякий случай я отступила назад и, нашаривая рукой зонтик, дрожащим голосом осведомилась:

– Э… очень приятно, рада встрече. Вы к кому?

– Не узнала, Дашутка? – пророкотал дядька густым басом. – Здорово же я изменился!

Я перевела дыхание, увидела у него в руке пухлый чемодан и оставила попытку найти зонтик. Слава богу, это не грабитель и не сексуальный маньяк, а кто-то из приятелей. Только вот кто?