Божьи куклы Горюнова Ирина

– Она не будет уродиной, – запротестовал Северьян, – я заработаю денег ей на операцию.

– Милый, – скорбно покачала головой Инесса Петровна, – тебе придется работать всю жизнь. Такие операции стоят слишком дорого!

– Сколько?

– От двух до пяти тысяч долларов, а ей нужна не одна, а минимум две, может, и больше.

– Я заработаю, – заявил Северьян и поднялся. – Скажите, пожалуйста, Тоне, что я заработаю эти деньги. Звоните мне каждый день, ладно?

– Ладно, – со вздохом ответила она и потрепала его по голове. – Ладно.

Северьян решительно направился к выходу. Он принял решение. Он не будет отказываться от предложения Романа и завтра пойдет на репетицию. Но он четко обрисует ему ситуацию и скажет о том, что ему срочно нужны деньги. На операции для Тони.

Вечером он рассказал матери о том, что случилось с Тоней, и о том, что его пригласил в свою труппу Роман Кандаурский, и завтра уже начинаются репетиции балета, на которые он будет ходить.

– Я поздравляю тебя, это замечательно. Я думаю, ты очень одарен и талантлив. А как же академия? – спросила мать.

– Я думал об этом, – заявил сын, – Роман договорится о том, чтобы я сдал все экстерном. Ты же знаешь, что у меня никогда не было особых проблем с учебой, тем более что это последний год. Поднажму, справлюсь. Я хочу помочь Тоне. Ей нужны деньги на операции. Если я выбьюсь наверх, то смогу помочь. А потом женюсь на ней. Через несколько лет. Она хорошая, ма! – Северьян подошел к матери, присел перед ней на корточки и положил ей на колени свою голову.

Мама нежно погладила его по волосам.

– Я всегда знала, Северьян, что у тебя чистая душа и отзывчивое сердце. Я знаю, что ты сможешь добиться всего, чего захочешь. У тебя сильный характер!

Северьян поцеловал мать и пошел в свою комнату. Он лег на кровать и закрыл глаза. Хотя он очень устал за прошедший день, тревожные мысли мешали уснуть. «Как я смогу быть с ним? – думал мальчик. – Я не представляю себе, как я это выдержу. Но я должен ради Тони! Я подумаю об этом завтра. Когда придет время. Спать!» – сказал он себе, и натренированный организм нехотя подчинился.

Утром Северьян поднялся ни свет ни заря. Умылся, почистил зубы и приготовил завтрак – овсянку. Перед тренировками надо было питаться обязательно, чтобы организм выдерживал напряжение многочасовой работы у станка или на репетиции. Он разбудил мать и позвонил Инессе Петровне. Новостей не было. Северьян поцеловал маму и, взяв свой рюкзачок с вещами для репетиции, поехал к Роману в театр.

Театр этот Северьян хорошо знал. Здесь он бывал не раз с матерью, заходил как-то и с Тоней. Балетная труппа Кандаурского считалась элитной, и попасть в нее означало получить карт-бланш на всю дальнейшую судьбу. Многие не смели и мечтать об этом. Но мальчик не обольщался. Несмотря на свои шестнадцать лет, он знал, какие ссоры происходят, дрязги и закулисные игры ведутся в таких заведениях. Прочитав в свое время кучу литературы по балету, автобиографии Нуреева, Плисецкой, Павловой, Нижинского и других взахлеб, он представлял себе атмосферу, царящую за кулисами. Поэтому он дал себе слово говорить как можно меньше и ни с кем не откровенничать, чтобы потом не служить притчей во языцех и чтобы его не подсидели участливые с виду коллеги. С трепетом он переступил порог театра и тут же был остановлен суровым охранником.

– Куда? Пропуск!

– Посмотрите, – спокойным голосом предложил Северьян, – на мое имя должен быть выписан пропуск. Северьян Полунин.

Охранник посмотрел журнал и сказал:

– Документы!

– А у меня нет, – растерялся мальчик. – Не могли бы вы позвонить Роману Кандаурскому и проверить? Он меня ждет.

Охранник нехотя взял телефонную трубку и что-то неразборчиво пробурчал.

– Проходи, – сказал он спустя пару минут и протянул ему пропуск. – Вклеишь потом фотографию и поставишь печать в отделе кадров. Налево и наверх по лестнице на второй этаж. По коридору направо до конца. Там зал репетиций.

Северьян взял пропуск и поспешно пошел в указанном направлении, опаздывать в первый же день ему не хотелось, хотя низ живота скручивало от страха. Поднявшись на этаж, он поспешил по коридору и робко приоткрыл дверь. Там была общая раздевалка. Он прошел дальше и открыл следующую дверь. Она вела в зал. Роман уже стоял перед труппой и что-то им объяснял. Увидев Северьяна, он крикнул:

– Давай бегом, переодевайся и за работу!

Мальчик лихорадочно стал переодеваться и через несколько минут был в зале. Роман повернулся к нему и сказал:

– Вот, это Северьян! Он очень талантлив и будет теперь вместо Паши. Прошу любить и жаловать. А теперь за работу. Все вопросы потом.

Множество любопытных глаз уставились на Северьяна, рассматривая, ощупывая и оценивая нового конкурента, но вслух никто ничего не произнес. Народ был вышколен, зная, что каждый может вылететь из труппы в любой момент, желающих заменить танцора найдутся сотни.

Работа была изнурительной, но Северьяна это радовало, так как позволяло не думать о других проблемах, волновавших его. Наконец Роман объявил перерыв.

– Подойди сюда, Север, – сказал он, – все свободны на полчаса. Пойдем со мной, нам надо поговорить, а потом я покажу тебе театр.

И он повел мальчика в свой кабинет. Закрыв плотно дверь и защелкнув ее на замок, он сказал:

– Присаживайся. Я не был уверен, что ты придешь.

– Я и не пришел бы, – жестко ответил тот, – если бы не Тоня. – И он рассказал Роману о том, что произошло с его возлюбленной накануне.

– Ну что ж, – заявил балетмейстер. – В любом случае ты сделал правильный выбор. Со мной ты добьешься многого. Я умею помогать людям, если они ко мне хорошо относятся и благодарны за мое отношение. Давай номер палаты своей Антонины и ее данные, я поговорю с главврачом. И еще. Ни с кем здесь не откровенничай – сожрут заживо и не подавятся. Или молчи, или говори: «Спросите у Романа», тогда они быстро отвяжутся. На первый взгляд тебе может показаться, что здесь есть хорошие и душевные люди, но это лишь маска, они предадут тебя в удобный для них момент. Тебе настала пора взрослеть, Север. Давай отдохни. Выпей минералки. После репетиции можешь быть свободен. Я займусь твоей девочкой.

Северьян просиял и посмотрел на Романа с благодарностью. Он ожидал, что «расплата» последует немедленно, и был удивлен тем, как все повернулось. Роман посмотрел на него с усмешкой. Он видел мальчика насквозь, и ему доставляло удовольствие играть с ним, как кошка с мышкой. Балетмейстер знал, что тот никуда не денется, повязанный благодарностью с ног до головы крепче, чем любыми другими узами. Ему повезло. Этот с крючка не сорвется. А благодарность подождет. Куда интереснее заполучить парнишку с потрохами, вместе с его душой, мыслями, чувствами, чем просто поразвлечься пару раз на досуге. Роман был эстетом. Пережив и испытав многое, заскучав развлечениями чисто физического свойства, он хотел иных стимуляторов, более глубоких и извращенных, более психологических. Сломать и подчинить чью-либо волю ему было куда интереснее. А развлечения себе он пока найдет и в другом месте, благо проблем с этим ныне у него нет. Все злачные места были им давно исследованы и изучены. Найдены те, в которых Роман появлялся время от времени и где знали его в лицо, никогда не задавая вопросов и понимая клиента с полувзгляда. Экстремальные виды спорта дух уже не захватывали, и адреналин от них не зашкаливал. Хотелось чего-то совсем нового: завладевать чьими-то душами, творить чьи-то судьбы… Многие протеже балетмейстера без особых раздумий продавали ему себя в обмен на славу и перспективу, но это уже наскучило. Северьян был другим. Роман понимал, что, если бы не эта история, он никогда бы больше не увидел белокурого Севера. Тем интереснее и азартнее ему стало. Увидев один раз точеную и хрупкую фигуру мальчика, похожего на десятилетнего, а не на шестнадцатилетнего, Кандаурский не смог устоять. Имя же покорило его окончательно. «Маленький северный бог, мой белокурый ангел», – называл он его про себя. Узнав, что тот еще с детства занимается карате, и поговорив с ним, балетмейстер понял, что сломать и подчинить его не сможет, но искушение было слишком велико, и он не устоял. «Какое счастье, – думал Роман, – что все так великолепно устроилось. Моя жизнь станет теперь гораздо веселее».

После окончания репетиции балетмейстер отпустил всех домой. Махнул рукой и ушел, не оглядываясь. Северьяна тут же обступили коллеги. Посыпался град вопросов.

– Ты откуда?

– А Романа откуда знаешь?

– Как ты сюда попал?

– Ты знаешь, что он любит мальчиков? Ты с ним поаккуратнее.

На это Северьян отвечал, что Роман увидел его на конкурсе и пригласил в труппу. Больше он ничего не знает, а сплетни слушать не любит. И что ему уже пора к любимой девушке.

Ему предложили посидеть в кафе и познакомиться поближе, на что он ответил, что, к сожалению, очень спешит.

Вырвавшись из духоты помещения, Северьян вдохнул полной грудью свежий, слегка морозный воздух раннего декабря. На улице ярко сияло солнце, клонясь к заходу, мимо суетливо бежали по делам прохожие. Мальчик медленно пошел по улице, наслаждаясь небольшой передышкой. «Как странно, – думал он, – Роман оказался совсем не плохим человеком и очень отзывчивым. Может, я не совсем прав по отношению к нему? Он был так добр сегодня! Но все равно надо держаться настороже».

Вечером ему позвонила Инесса Павловна и начала сбивчиво благодарить за оказанную Романом помощь.

– Северьян, солнышко, мальчик мой, ты не представляешь, как я тебе благодарна! Я и не знала, что у тебя есть такой замечательный педагог. Он помог нам буквально во всем и договорился, что к Тоне будет ходить психолог, чтобы помочь ей справиться с душевной травмой. Он сказал, что завтра к ней приедет специалист по пластической хирургии и посмотрит ее, а потом скажет, что надо делать. Тоша, конечно, еще плоха, но я вижу, как она оживилась! И даже передала тебе привет! Я обязательно скажу, когда она согласится на твой визит. Думаю, что она просто хочет быть красивой перед тобой.

– Передайте Тоне, что она для меня всегда будет красивой! – ответил Северьян.

– Конечно, передам, Северьян! Мы так многим тебе обязаны.

– Пустяки, не стоит.

– Еще как стоит! Ты дал нам надежду. Я позвоню тебе завтра, Северьян, до свидания!

– До свидания, Инесса Петровна.

На следующий день Северьян опять пошел на репетицию. Но ни в этот день, ни на следующий Роман никаким образом не давал понять мальчику, что чего-то от него хочет. Их общение ограничивалось исключительно работой. Он даже не приглашал его к себе выпить чаю в перерыве. Сходиться ближе с остальными членами труппы Северьян не спешил, помня предостережения Романа и осознавая его правоту. Он отделывался односложными ответами и после изнурительной работы шел домой или на тренировку по карате. Еще его неотступно преследовала мысль найти и наказать тех насильников, которые изувечили его Тоню. Мальчик прекрасно понимал, что в милиции ему ничего не скажут и вряд ли будут их искать, а если и будут, то еще неизвестно, отыщут ли. Он много думал и решил расспросить Инессу Петровну. Насмотревшись милицейских и детективных сериалов, мальчик решил, что будет сам искать бандитов. В парке или где-то в другом месте. Хотя он понимал, что если и найдет их, то может один и не справиться, но это его не пугало. «Поговорю с друзьями по секции или с тренером, – решил он, – может, помогут».

После тренировки Северьян отозвал двух своих друзей – Николая и Олега – в сторону и рассказал им о том, что произошло с Тоней, взяв с них слово хранить эту историю в тайне.

– Да, – сказал Олег, – а ты знаешь их в лицо? Тебе Тоня описывала их внешность?

– Нет, – сконфузился Северьян, – не знаю.

– Тогда как мы будем их искать? – спросил Олег. – Ведь ты не будешь бить кому-то морду только из-за того, что тебе показалось, что мужик как-то не так на тебя посмотрел? Можно и ошибиться. И спрашивать у каждого встречного, он ли изнасиловал твою девушку, тоже не станешь.

– Сначала надо узнать, есть ли на них фоторобот в милиции и видела ли что-то сама Тоня, – добавил Николай.

– Хорошо, – ответил Северьян, – я спрошу у ее мамы.

– Потом подходи, поговорим. Но мы не против. Таких гадов надо бить, а лучше расстреливать! – добавил Олег.

– Нет, я ничего не знаю, – ответила грустно Инесса Петровна, когда ей позвонил Северьян.

– Ну хоть что-нибудь? – допытывался мальчик. – Какие-нибудь свидетели были?

– Да в том-то и дело, что не было.

– А тот дед с собакой, что нашел Тоню?

– А что дед, – вздохнула Инесса Петровна, – он же нашел ее через несколько часов после этого. Хорошо, что подключился твой Роман, у Тони воспаление легких, пиелонефрит и воспаление придатков. Врачи говорят, что у нее вряд ли когда-нибудь будут дети. Нам еще повезло, что ее лечат лучшие врачи и она получает лучшие лекарства! Два часа пролежать на снегу поздно вечером в декабре – это не шутка. Спасибо тебе еще раз за Романа, если бы не он, моя дочь или умерла бы, или осталась калекой на всю жизнь!

– Да ладно вам, – сконфуженно пробормотал Северьян, – я тут так, сбоку. Это к Роману все благодарности. Инесса Петровна, а из милиции приходили? Что они говорят?

– Единственный свидетель – сама Тоня, но она тут же впадает в истерику, когда ее просят поговорить об этом, поэтому врачи запретили следователю говорить с ней до ее полного выздоровления. Я сама бы хотела, чтобы их наказали, но боюсь, что это вряд ли случится, сынок. Кроме того, она ничего не помнит.

– Будем надеяться на лучшее, – сквозь зубы процедил Северьян.

– Только не вздумай их искать сам, – всполошилась Инесса Петровна.

– Не волнуйтесь за меня, все будет хорошо, – заверил ее мальчик и, попрощавшись, положил трубку.

Несколько дней Северьян ходил мрачный и задумчивый. Он понимал снова и снова, что найти подонков можно только в том случае, если о них расскажет Тоня. А Тоня не расскажет – она боится. Боится воспоминаний и боится самих мерзавцев. Или не помнит на самом деле. Значит, надо ждать. Может быть, долго. Ждать не хотелось, но мальчик взял себя в руки. Как-то раз после репетиции Роман попросил его остаться, чтобы кое-что обсудить. Зайдя в гримерку, Северьян тут же почувствовал странный аромат.

– Что это?

– Это чай. Лапсан Сушонг, – ответил ему Роман. – Элитный сорт китайского чая. Копченый чай. Хочешь попробовать? Непривычному человеку он может не понравиться, но истинные ценители находят его божественным. Его коптят в дыму сосновых иголок, хвои и шишек. Причем два раза, постепенно. Это был любимый чай Уинстона Черчилля. Вот, попробуй, – и он протянул Северьяну крохотную пиалу.

Тот подозрительно принюхался и с сомнением произнес:

– Пахнет скипидаром или какой-то лыжной мазью.

– Так говорят все новички, – расхохотался Роман, – а я чувствую запах и вкус чернослива. Когда-нибудь ты оценишь его, а сейчас просто попробуй. Можешь не пить до конца.

Немного погодя, отставив чашку, Роман пристально посмотрел Северу в глаза и произнес:

– Я позвал тебя, потому что надо решить кое-какие вопросы. Вижу, ты ходишь последнее время нахмуренный. В чем дело?

– Ни в чем, – ответил тот.

– Не лги мне, мальчик! Не выйдет!

– Я не хочу обсуждать это, – нахмурился Север.

– Тогда я скажу тебе сам, в чем дело. Тебя волнует Тоня? Я думаю, что с ней все будет в порядке. Врачи вполне успешно лечат ее от всевозможных воспалений. Психолог старается помочь ей обрести душевный покой. Специалист по пластике составил программу коррекции ее лица. Единственная неприятность – девочка вряд ли сможет иметь детей, но это не самое страшное в жизни, не так ли?

– Я хочу найти этих подонков, которые изуродовали Тоню, – сквозь зубы произнес Север. – Я не хочу, чтобы она боялась когда-либо наткнуться на них, и не хочу, чтобы что-то подобное случилось еще с кем-то.

– Ну, милый мой, я так и знал! Погоди, всему свое время. Во-первых, девочка должна прийти в себя, чтобы рассказать об этом, если вообще вспомнит, что произошло. Во-вторых, чего ты хочешь – засадить их за решетку, избить, убить? Первое тебе может не удастся, если не будет достаточного количества улик, а остальное – ты можешь загреметь за решетку сам, причем достаточно надолго. Предоставь эти вещи мне, я решу их сам со временем.

– А мне что делать? – горько вопросил Северьян. – Я ничем не могу ей помочь, ничего не могу сделать! Она даже не хочет меня видеть!

– У, малыш, да у тебя депрессия! – посмотрел на него внимательно балетмейстер. – Значит, так. Слушай меня. Начнем с того, что ты ей уже помог, потому что подключил к этому делу меня. Потом, ты работаешь и репетируешь, значит, стремишься сделать карьеру, заработать денег и что-то собой представлять. И, наконец, запомни раз и навсегда, что выше головы не прыгнешь, а только сломаешь себе шею, так что делай только то, что можешь сделать, остальное выкинь из головы хотя бы на время. Подвернется случай, сможешь – сделаешь. Я понимаю, что в твоем возрасте сложно понять эти вещи, хочется действовать не рассудком, а эмоциями, но ты занимался карате, поэтому поймешь, что я прав. Восточная философия, думаю, тебе знакома. Да и тебе надо отвлечься. В пятницу вечером я иду на вечеринку на яхту одного моего знакомого, так что предупреди маму, что тебя не будет пару дней. Хорошо?

– Хорошо, – понуро ответил Север и подумал: «Началось. Вот она, расплата, не за горами. А я надеялся, что все будет по-другому».

– Ладно, малыш, иди, – сказал Роман и отвернулся. – Мне надо сделать несколько звонков.

Он прекрасно понимал, что сейчас творится на душе у мальчика, и тихонько посмеивался про себя – он готовил ему сюрприз. Впрочем, удивлять людей он любил и часто развлекался таким образом. Более того, готовил сюрприз он и для Тони.

В пятницу вечером Роман заехал за мальчиком на машине, и они отправились на яхту. По дороге балетмейстер рассказывал Северьяну о том, что его друг – известный продюсер на телевидении и очень интересный человек, который знаком со многими талантливыми людьми: актерами, дизайнерами, политиками и т. д.

– Таких людей надо держаться, – поучал его Роман, – твое образование начнется среди них. Ты узнаешь потихоньку, где и как себя вести, как и о чем с кем разговаривать, почему и отчего происходит то или это. Ты научишься разбираться в людях, в искусстве, в политике, в психологии. Жизнь – это очень интересная игра, – заключил он.

– А если я не хочу играть? – спросил его Север.

– Жизнь все равно тебя заставит, – пожал плечами балетмейстер. – Вот увидишь.

На пристани, сверкая разноцветными огнями, стояла величественно-прекрасная яхта «Катрин». Как объяснил Роман, название свое она получила благодаря дочери хозяина судна. Когда та родилась на свет, он тут же купил эту яхту и назвал ее в честь дочери или дочь назвал в честь яхты – на самом деле этого никто и не помнил, так как в ту ночь все жутко надрались от радости.

– Р-р-ро-м-ма-а! – вдруг заорал кто-то сверху. – Р-р-ро-о-м-ма!

И тут на плечо Роману опустился большой пестрый попугай и стал приговаривать ему на ухо:

– Совсем, подлец, птичку забыл, Р-ро-ма?

– Ну что ты, Карлуша, – ответил тот, – как я мог тебя забыть? Я тебе даже гостинцы принес.

– Да-а? – заинтересовался попугай. – Давай!

Роман покопался в кармане и достал небольшой пакетик.

– Вот, – сказал он, – я помню, тут твой любимый физалис.

– Я люблю тебя, Рома! – крикнул Карлуша, схватил пакетик и улетел.

– Ну что? – крикнул кто-то с борта яхты. – Поборы закончились, инспекция проведена, поднимайтесь.

Наверху их встретил небольшого роста подвижный и полноватый лысенький человек с очень умными и живыми глазами. Лицо его было смутно знакомо Северьяну.

– Привет, привет, – вскричал он, пожимая руку мальчику, – будь как дома. У нас не принято стесняться, и гости ведут себя как хотят и делают что хотят. Правда, всегда есть риск быть выброшенным за борт, но думаю, что тебе это не грозит.

Привет, Рома! – обратился он к балетмейстеру, – это твой протеже? Талантливый, говоришь? Ну, приглашай тогда на премьеру, посмотрим. У вас там, кажется, «Щелкунчик»? И кого он там танцует? А-а, Фрица, брата Мари. Ну, это для начала неплохо, надо глянуть, что из него выйдет. А ты сам подошел бы для роли крестного, Дроссельмеера, – пошутил он. – Проходите, покажи парню, что здесь и как.

Надо сказать, что посмотреть здесь было на что. Наверху были столы, ломившиеся от всевозможных яств, диковинных для мальчика. Череда бутылок с непонятными надписями и самых причудливых форм, цветов и размеров тоже впечатляла. Народ уже начал собираться около столов, так как поесть на халяву любили даже гурманы. Расторопные официанты в красных смокингах и бабочках быстро разносили еду, меняя грязные столовые приборы и посуду на чистые. Роман заботливо наложил Северьяну еды в большую тарелку и налил фужер минералки.

– Веселье начнется позже. Не перегружай мозги и желудок, – объяснил он мальчику.

Северьян смотрел на людей, оказавшихся в гостях у хозяина яхты Самуила Поплавского, и думал, что помогло им стать теми, кем они стали: богатыми, известными, успешными… Он тихо спросил об этом у Романа.

– Кому что, – ответил балетмейстер. – Кому талант, кому пройдошистость и подхалимство или воровство, кому приятная внешность и удачный момент. Ты знаешь, люди по большей части готовы на все, чтобы пробиться наверх и быть среди элиты, иметь возможность есть лобстеров и пить «Дом Периньон», ездить на дорогих машинах, носить сумасшедшие наряды и бриллианты. Многие не остановились бы ни перед чем. Они могут подсидеть кого угодно, предать друга, облить грязью – и все это за тридцать сребреников, то есть за то, что не жизненно важно. Ты резко отличаешься от них, малыш. Ты хочешь пробиться ради другой цели – чтобы достойно жить самому, и твоей маме, и Тоне.

– Ба, Ромка! – вихрем подлетел тут к ним какой-то плюгавенький мужичок с бегающим взглядом и стал хлопать Романа по плечу. – Давно тебя не видел. Ну, ты как?

– Привет, Алексей, нормально, – холодно ответил тот.

– Ну познакомь меня со своим новым другом, – жеманно произнес Алексей и томно облизал губы, глядя на Северьяна.

– Северьян, это Алексей Акулов, мой давний знакомый. Алексей, это Северьян, мой протеже, очень талантливый. Извини, Алексей, нас ждет мой коллега, надо с ним поговорить. Увидимся чуть позже. Не пропадай. Жду тебя на премьере.

Роман быстро потащил Севера прочь, увлекая его на нижнюю палубу.

– Знаешь, – говорил он ему тихо, – Алексей очень неприятный тип. С ним надо быть любезным, но стараться ни о чем не разговаривать и побыстрее сматываться. Он может пустить много самых разнообразных сплетен. Акулов работает корреспондентом в одной из желтых газетенок и очень любит делать пакости. Сторонись его. И не наживай в его лице врага. Проглотит и не подавится.

На нижней палубе Роман увлек мальчика в небольшую каюту, где курили кальян, предлагая на выбор ароматы: яблоко, персик, дыня, виноград и арбуз. Северьян удобно устроился в уголке, позволявшем тихо наблюдать за происходящим. Несколько мужчин и женщин сидели на полу на мягких разноцветных персидских коврах перед небольшими железными столиками-дастарханами, на которых стояли кованые пепельницы и турецкие стеклянные стаканчики с чаем или кофе. Сбоку от столиков возвышались пузатые, чудно украшенные кальяны. Попивая крепкий ароматный кофе и вдыхая фруктовые ароматы кальяна, мальчик стал чувствовать себя свободнее и раскрепощеннее, перестав смущаться. Ему было невдомек, что кроме безобидного фруктового ароматизатора и табака в кальян добавляют еще гашиш или другие интересные «допинги». Смутно и словно в тумане он уже сознавал, как купался в бассейне и как в сауне его растирал ароматическим маслом Роман. Потом кто-то делал ему массаж, и это было очень приятно, потому что все тело отзывалось на разминку мышц удовольствием, блаженно охватывавшим его с головы до самых кончиков пальцев на ногах. А потом, потом они оказались в комнате, на огромной кровати. Там был Роман и две какие-то девушки. Они все занимались любовью, и все вместе, и по очереди. Казалось, фантазия и возможности девушек неисчерпаемы. Все это запомнилось Северьяну какой-то чередой вспышек невыносимого блаженства, заставлявшего его снова и снова проваливаться с головой в омут сладких пыток. Никогда прежде он не мог себе представить, что секс – это так прекрасно. Измученный и расслабленный, он провалился в сон.

Утром, проснувшись, он увидал рядом с собой двух нагих девушек, прижавшихся к нему с обеих сторон. Романа рядом не было. Северьяну стало неудобно – он начал припоминать вчерашнюю оргию, и ему захотелось провалиться от стыда сквозь землю. Мальчик думал тихо встать и одеться, но тут проснулись девушки и стали его страстно целовать. Одна – в губы, другая же не стала терять времени и тут же опустилась ниже. У Северьяна мелькнула было мысль о Тоне, но она тут же пропала, сменившись нахлынувшей волной невероятного, дикого блаженства. Таких ощущений он еще не испытывал никогда. Перевернувшись, он подмял под себя девушку и резко, изо всей силы вошел в нее так глубоко, как только смог. Она пронзительно закричала и подалась на него, стремясь вобрать в себя его полностью, до конца. С другой стороны другая девушка мягко гладила его по спине, животу, проводя губами по бархатной и нежной коже. Это продолжалось снова и снова… Они провели в постели весь день, изредка прерываясь, чтобы что-то выпить или съесть бутерброды, которые им принесла одна из девушек, Лара. Другая же, Эля, принесла кофе, бутылку шампанского и сигареты. Роман так и не появлялся.

Девушки выяснили, как его зовут, и с улыбкой дразнили его Яном, а себя – его Инями. «Ты наш мужественный сексуальный бог, а мы твои маленькие богини», – говорили они. Северьян довольно ухмылялся, разомлев от безудержного секса и своих многочисленных побед. Он никогда еще не чувствовал себя таким сильным и мужественным, и это было чертовски приятно! Какой-то непонятный червячок еще точил его изнутри, но усилием воли Северьян загнал его вглубь.

– Ты прекрасен, – шептала ему на ухо Лара.

– Ты совершенен, – говорила ему Эля.

– Ты божественен, – добавляла Лара.

– Ты сексуален, – утверждала Эля.

– Ты мужественен, – подытоживали обе.

– Ну ладно, девочки-мальчики, – произнес Роман, входя в дверь без стука. – Повеселились – пора и честь знать. Северьян, приводи себя в порядок, я должен тебя кое с кем познакомить. Девочки, по домам.

Девочки, не говоря ни слова, быстро оделись и вышли за дверь. Северьян пошел в душ и через пятнадцать минут вышел оттуда уже полностью одетый.

– Ну что, – подколол его Роман, – хорошие девочки?

– Да, – смущенно ответил Северьян и покраснел.

– Не тушуйся, Север, дело молодое, – хлопнул его по плечу балетмейстер. – Вот когда у тебя совершенно не встанет, тогда и красней, а пока нечего. Только помни, эти девочки – профессионалки, они многое могут и умеют, причем профессионалки очень хорошо обученные, они учились в Японии, в школе для гейш. Их туда специально посылали. Остальные не могут и сотой доли того, чем владеют эти. Это чтоб ты потом не разочаровывался. Так что придется самому работать с другими-то. Ладно, идем, я тебя познакомлю с нужными людьми.

Оставшееся время они бродили по яхте. Северьян уже не пытался запомнить имена знаменитостей, потому что они сменялись с калейдоскопической скоростью, скаля пьяные лица со всех сторон. Известный дизайнер, маститый художник, модный писатель, удачливый финансист… Северьяну льстило, с каким вожделением смотрели на него женщины, кидая раздевающе-оценивающие взгляды на юного танцора. Его коробило, когда таким же взглядом смотрели на него их мужья… Мир шоу-бизнеса извращен до основания. «Мама, мама, – думал про себя Северьян, – ты не знала, что это такое, когда хотела для меня такой карьеры и лучшей доли. Ты даже представить себе не могла, какие вакханалии устраивает себе элита мира. Но делать нечего, обратного пути у меня уже нет. Бедная Тоня. Она и не знает, что происходит со мной. Я думаю, что она не стала бы со мной разговаривать, если бы знала. Но Лара и Эля просто прелесть. Кто бы мог подумать, что секс – это так классно? Интересно, у Романа есть их телефоны?»

Роман же, словно подслушав его мысли, сказал:

– Я тебя уже немного изучил, поэтому хочу кое-что объяснить. Ты, наверное, стесняешься сейчас своей сексуальности и раскрепощенности? Того, что не хранишь верность подружке? Поверь мне, это глупо. Ты не сделал ничего плохого. Вы еще не муж и жена и даже не любовники. А потом, должен же ты научиться, как обладать женщиной, как суметь доставить ей удовольствие. Как научить ее доставить удовольствие тебе. Раньше, при царе, дворяне нанимали проституток, чтобы те обучили их сыновей искусству любви. Дорогой мой мальчик! Любовь и секс правят миром. Любовь и секс – это деньги и власть, это искусство выживания сильнейшего. Все люди – животные, только с высшим разумом, но животные, и ими тоже управляет инстинкт продолжения рода, инстинкт сохранения себя в будущих поколениях. Стыд тоже придумали люди, чтобы контролировать насилие и беспредел. Это приобретенное качество. Когда ты чуть повзрослеешь, то поймешь, что я прав. Посмотри, как хотят тебя эти дамочки, обвешанные мужьями и брильянтами. Каждая готова вырвать тебя с боем у другой из пасти. Гляди, как скрючиваются их нарощенные длинные ногти. Ты с ними поаккуратнее, а то окажешься в постели с обоими – и с мужем, и с женой. Это если тебя не пристрелят. Так что держись лучше меня, в этой среде ты еще малек, и тебе учиться плавать предстоит еще о-го-го сколько.

Северьян промолчал. Он понимал, что разбираться в этом болоте ему предстоит долго, и не спешил. Честно говоря, ему не хотелось туда влезать, но, как говорится: взялся за гуж – полезай в корзину или назвался груздем – не говори, что не дюж. Поставил цель – добивайся ее. Сбоев быть не должно. Так жил Северьян раньше, так собирался жить он и теперь. Тем более что выбора у него не было или почти не было. И потом, ему очень понравилось быть сильным и сексуальным, понравилось ощущение эйфории. Он постоянно думал об этом, вспоминал он и слова Романа о дозволенности в сексе, они запали ему в душу, ведь это был нормальный секс: мужчина и женщина, все естественно. Остальное как ненужное и мешающее он отбросил. Не вспоминал он и то, что Роман тоже был с ними в ту ночь. Так было комфортнее – не помнить.

Поздно вечером Роман отвез мальчика домой, сказав, что назначенная на завтра репетиция переносится на вечер.

Тоня тосковала. Она сидела у окна и смотрела на голые ветви деревьев, на серое небо, на мелкий противный дождь, монотонно капающий за окном, несмотря на зимний месяц декабрь. Ей казалось, что все кончено, что чудесные обещания Романа исчезнут, так и не воплотясь. А ее, Тоню, ждет только печальная жизнь в монастыре, полная молитв и одиночества, так как с таким изуродованным лицом жить в миру нельзя. Серая пелена отчаяния заползала ей в душу, хотелось по-бабьи громко и отчаянно завыть, катаясь по постели, биться в истерике с воплем отчаяния: «Почему? Почему, Господи, это произошло со мной? Я никогда не делала никому в своей жизни зла! Я еще так молода, я хочу жить, я хочу детей, любви. Хочу любимую работу! Я так много чего хочу! Я не должна хоронить себя заживо!»

Оказалось, что эти слова она произнесла вслух, сама этого не заметив, так как зашедший в палату Роман произнес:

– Тебе не придется хоронить себя заживо, – и весело ей подмигнул.

– Это еще почему? – с вызовом спросила она, с первого дня странно невзлюбив этого человека.

– Сейчас придет пластический хирург, он уже разработал схему твоей операции с учетом травмы. Посмотришь компьютерные распечатки и можешь давать свое согласие. Тогда тебя перевезут в клинику пластической хирургии и сделают операцию. Будешь красивой. Пройдешь реабилитацию, шрамы рассосутся – и хоть на подиум.

– Почему вы все это делаете? – с подозрением поинтересовалась Антонина. – Ни я, ни мама никогда не сможем отдать вам столько денег, мы бедные. Да и Северьян тоже.

– О деньгах не беспокойся, вам не придется мне ничего отдавать. Можешь считать, что мне просто стало скучно и я от безделья решил поиграть в Санта-Клауса, а ты нечаянно подвернулась под руку. Так что расслабься и не переживай. У Северьяна, кстати, тоже все хорошо, хоть ты и не спрашиваешь. У мальчика большое будущее, если он будет много работать и меня слушаться.

– Я спрашиваю у мамы, – надулась Тоня.

– Да ладно, – махнул рукой на нее балетмейстер. – Постыдилась бы, ушла вся в свои переживания, а как там твой парень, который готов для тебя в лепешку расшибиться, тебе и дела нет. Не стоишь ты его, краля. Вообще, все вы, бабы, одинаковы! Так что я это не для тебя делаю.

Тут пришел хирург, и они занялись обсуждением нового Тониного лица. На самом деле Роман решил сделать из девушки настоящую голливудскую красотку, поэтому под видом необходимости внесли изменения в корректировку лица с учетом изменения формы носа и губ, а также увеличения груди. Но это был сюрприз, и Роман с хирургом стойко хранили секрет. Роману хотелось посмотреть, как будет вести себя девочка, когда станет невероятной красоткой. Он подкинет ей работу в лучших домах мод, она возгордится, потом пара смущающих и шокирующих интересных мыслишек – и тогда Север достанется ему с потрохами, душой и мыслями… Viva la хитрость!

Антонину перевезли в Клинику пластической хирургии и реабилитации доктора Торнбека (который на самом деле, стыдно сказать, был Васей Ивановым, а теперь вот – Базиль Торнбек). После различных анализов и тому подобной суеты назначили день операции. Мама и Тоня очень волновались, но старались скрыть это друг от друга под маской заботы.

– Как ты сегодня спала, мамочка? – дрожащим голоском спрашивала Тоня.

– Хорошо, доча, – отвечала та, – а ты сегодня завтракала?

– Ты что, мама! – махала руками Тоня. – Мне же нельзя сегодня ничего, мне же наркоз давать будут!

Пришла медсестра и сделала ей в вену укол, сказав, что он предварительный. Через несколько минут девочка заснула. В клинике не хотели пугать пациентов, поэтому не везли их сразу в операционную, а делали укол в палате, после чего производили остальные манипуляции: перекладывали на каталку и увозили.

Когда Тоня проснулась, она увидела прикорнувшую в кресле мать.

– Мама, – позвала она хриплым, иссохшим после наркоза голосом, – мама, пить!

Та тут же вскочила и подала дочери стакан воды, предупредив:

– Один маленький глоток, только смочить губы и рот. Пока больше нельзя.

– Мама, – спросила опять Тоня, – уже все?

– Все, доча, все. Сказали, что, скорее всего, тебе не придется делать повторных операций, только будут лазером шрамы шлифовать, чтобы разгладились. Скоро ты опять станешь красавицей. Спасибо Роману и Северьяну. Когда снимут швы, ты, наверное, захочешь увидеть его?

– Посмотрим, – сказала Тоня, – я еще не знаю, буду ли я рада видеть свое новое лицо.

Зашедший в палату врач поздоровался:

– Здравствуйте, дамы! Хочу вас обрадовать. Операция прошла успешно, шрамов на вашем лице не останется, только там, где их видно не будет. Когда пройдет реабилитация, вы превратитесь в самую очаровательную из всех наших пациенток. Если будут какие-то вопросы или пожелания, обращайтесь. Я ваш лечащий врач Торопцев Валентин Тихонович. Прошу любить и жало-вать. Меню вам сейчас принесут. Вы можете из вашего диетстола выбрать что-то по вкусу. К сожалению, у вас еще будет болеть лицо и челюсти, поэтому только бульоны и протертая пища типа запеканки с мясом, протертым на тёрочке. У нас есть еще и салаты, которые вам тоже можно кушать, а также суфле из семги. Наша клиника старается максимально соответствовать мировому и европейскому стандарту, так что мы надеемся скрасить вашу жизнь здесь на время вашего невольного пребывания в этих стенах. Когда будете готовы, нажмите кнопку, медсестра запишет ваш заказ и принесет еду вашей маме. А вам, – обратился он к Тоне, – пока придется воздержаться от пищи. Всего доброго. – И врач ушел.

– Ну и дела, – ехидно сказала Тоня. – За не наши деньги нас так облизали, что даже не верится. Давай, мамуль, заказывай.

Все это время Антонина, тем не менее, регулярно ходила на перевязки и различные процедуры, молча терпела все, что ей предписывали, и никогда не возмущалась. Наконец настал тот день, когда должны были снять повязки. Пришел Роман, пришла мама. Внизу под окнами тенью бродил Северьян.

Антонину увели в процедурную. Через десять минут дверь ее палаты открылась и вошла Тоня. Но это была не она. Хирург действительно постарался на славу – вошедшая девушка была неземной красоты. Даже Роман потерял голос и молчал, глядя на нее. Вошел довольный хирург и громко спросил:

– Ну как?

– Божественно! – произнес Роман.

– Невероятно! – потрясенно произнесла Инесса Петровна.

– Тоня? – спросил врач.

– Мне надо привыкнуть… – тихо прошептала она. – Это красиво, невероятно красиво, но это не я. И моя грудь, она тоже стала другой и такой потрясающей.

– Я могу позвать Северьяна? – спросил Роман.

– Извинитесь перед ним за меня, но лучше в другой раз, я хочу сейчас побыть немного одна. Привыкнуть к самой себе.

– Роман, я хотела бы вас поблагодарить. Я не знаю, что я делала бы без вас. Вы спасли меня и мою жизнь, – сказала Антонина, когда врач и мама вышли обсудить какие-то моменты дальнейшей реабилитации.

– Не стоит благодарности, – усмехнулся тот, – благодари Северьяна.

Тоня внимательно посмотрела на балетмейстера и задумчиво произнесла:

– Скажите, вы ему чем-то обязаны или он вам? Почему вы это для меня сделали? Я должна знать. И вы здесь сами, лично, несмотря на то что у вас много дел. Вы же человек известный?!

– Ты проницательная девочка, – развязно произнес тот. – Может, тогда сама догадаешься почему? Да, в этой жизни ничто не бывает за так, это ты верно подметила.

– Северьян что, подписал с вами какой-то кабальный контракт? На несколько лет?

– Практически, дорогая, – ответил Роман и фамильярно похлопал ее по плечу, – только он продал мне ради тебя свою душу и… свою задницу. – Ядовито усмехнувшись, он с наслаждением наблюдал, как побледневшая Тоня пытается ухватиться за спинку стула, чтобы не упасть, как расширяются от ужаса ее глаза, как открывается в немом крике рот. – Выздоравливай, дорогая, ты теперь красотка. Найдешь себе еще принца, – сказал Роман и вышел, аккуратно и тихо затворив за собой дверь.

Тоня осталась в больнице еще на две недели, пройдя курс психологической реабилитации, после чего в середине февраля успешно выписалась домой. Благодаря Роману ее стали осаждать многочисленные агентства с предложением поработать на них моделью. Сначала она отказывалась, мотивируя это недостатком сил и нежеланием делать модельную карьеру. Но мама уговорила ее попробовать. Ради мамы она согласилась. В принципе, ей было уже все равно. После душевной травмы, которую нанес ей Роман, девушка разочаровалась в жизни и в людях. Выйдя на подиум, Антонина сразу завоевала известность своей невероятной внешностью и интригующей историей превращения Золушки в принцессу при трагических обстоятельствах. С журналистами она не общалась категорически, ставя это условие на первое место в любом контракте. Негодяев, изнасиловавших девушку, так и не нашли. С Северьяном Антонина так и не встретилась, упорно отказываясь его видеть и ничем не мотивируя свой отказ. Девушка стала много зарабатывать. Параллельно она поступила в юридический институт и заочно окончила его. Отдала Роману все деньги, которые тот потратил на ее операцию. Позже Антонина вышла замуж за французского миллионера Шарля Круазо и переехала в его замок в провинции Шампань вместе со своей матерью. Шарль очень красиво за ней ухаживал и буквально боготворил ее. На ее слова о том, что подарить детей ему она не сможет никогда, миллионер махнул рукой и сказал, что это не важно. Ради своей любимой он готов не иметь детей вовсе или усыновить десяток. Антонина Круазо тайно спонсировала постановку балета «Суламифь», написанного одним современным американским композитором и произведшего фурор во всем мире, в которой знаменитый танцовщик Северьян Полунин исполнял главную партию. Ухватившись за слова об усыновлении, знаменитая модель удочерила троих русских детей: двух девочек и одного мальчика. Она занялась благотворительностью и лично опекала несколько российских детских домов. В настоящее время счастлива или почти счастлива…

Северьян очень обиделся на Антонину за то, что она не захотела его видеть. В эти дни Роман стал ему настоящей поддержкой и опорой, в какой-то степени заменив недостававшего мальчику отца. Несмотря на свои многочисленные пороки, балетмейстер умел тонко чувствовать и смог спасти душу своего друга от депрессии и отчаяния, в которое так умело его сам же и вверг. Немало поспособствовали этому Лара и Эля, девушки-профессионалки, с которыми Север познакомился на яхте. Совсем скоро Северьян стал танцевать все ведущие партии у Романа, и его имя прогремело на весь мир. Посмотреть на него любители балета съезжались отовсюду. Часто ему предлагали различные контракты, суля невероятные выгоды, но он отказывался, говоря, что ему хватает и денег, и славы. Он купил матери дом в Швейцарии, дом в Ницце, дом на Багамах и заваливал ее подарками. Семьей он не обзавелся, предпочитая многочисленных подружек. К Роману Север относился снисходительно, но все же с налетом благодарности. Он так и не решил, к добру ли была произошедшая с ним история и произошедшая в нем перемена. Он не хотел думать об этом. А еще он очень любил высоту и по-прежнему любил смотреть в окно, словно пытаясь найти там ответы на свои вопросы, которые смутно бродили в его душе.

Иногда он чувствовал в себе какую-то пустоту и неестественность, как будто потерял что-то очень важное.

Тогда его засасывала депрессия, и он просил всех называть себя Севером (холодным) или Яном (двуличным) – в зависимости от степени и силы депрессии.

Когда у него все ладилось, то для всех он был, как и в детстве, исключительно Северьяном.