Дантисты тоже плачут Донцова Дарья

Глава 6

Владимир позвонил с извинениями на следующий день:

– Простите, кажется, испортили праздник.

Я великодушно стала успокаивать огорченного мужчину:

– Ерунда, с каждым может случиться. Как самочувствие Нелли?

– Ужасно! Не пойму, чем ее так испугала фотография? Конечно, снимок более чем неприятный, но не до такой же степени, чтобы сознания лишиться. Вообще жена последнее время крайне плохо себя чувствует. Постоянные головные боли, раздражительность, скачки настроения. Думаю показать ее невропатологу…

Я выслушала жалобы и повесила трубку. Со второго этажа раздавались звуки нарастающего скандала. Хлопнула дверь, и красный от злости Левчик спустился в гостиную.

– Ну и придурки.

– Кто?

– Да все. Генка, Катька.

Вышеназванные «придурки» тихо вползли в гостиную.

– Очень хочется поехать посмотреть Суздаль, – сказала Катя.

– Прекрасно, – оживилась Наташка, – надо связаться с бюро экскурсий и заказать места в автобусе.

– Вот еще, – фыркнул Левчик, – не желаю никуда ехать. Представьте только: сначала трясешься в переполненной машине, где кого-нибудь обязательно тошнит. Затем гуртом бегаешь по музеям и слушаешь дурацкого экскурсовода, потом ночуешь черт-те где! Увольте, ни за что!

– Когда я еще попаду в Москву, – вздохнула Катюшка, – очень хочу побывать в Суздале, мы с Геночкой давно об этом мечтали, правда?

Генка согласно кивнул головой.

– И чего там смотреть? – завелся братец. – Одни развалины. Да я лучше любого экскурсовода расскажу об этих церквях.

И он трубно засмеялся. Мы с Наташкой переглянулись. Не существовало области, в которой Лева не был бы, по его словам, знатоком.

– И я не хочу ехать, определенно укачает, – вставила подошедшая Соня.

– Ну расскажи, расскажи, как блюешь в машине, – рассердился Левка.

Я в который раз удивилась Сонькиному долготерпению.

– Все-таки очень хочется посмотреть на Суздаль, – гнула свое Катя.

– Ой, да замолчи, сказал, не поеду, – взорвался старший брат.

– Никак не пойму, о чем спорите, – поинтересовалась Оля, – пусть Гена и Катя едут, а Лева с Соней остаются в Москве. Совсем не обязательно везде вместе бегать.

Такую замечательную мысль встретили с восторгом, и Катька побежала одеваться. Минут через пять она смущенно зашла ко мне в комнату.

– Дашенька, не одолжишь колготки? Стала одеваться и зацепила.

Я с радостью вынула из шкафа новую пару, и Катюша тут же принялась ее натягивать. Она подняла юбку, и я увидела на животе длинный шрам.

– Катька! Что это у тебя на брюшке?

Женщина замялась, потом проговорила:

– Представляешь, года два тому назад обнаружили миому. Конечно, опухоль доброкачественная, но все равно сделали полостную операцию, выпотрошили, как курицу. Потом пришлось почти год восстанавливаться. Шрам, конечно, остался, приходится на пляж надевать только закрытый купальник.

– Болит?

– Нет, просто некрасиво выглядит, ну и, конечно, тут же климакс начался – приливы и все остальное. Но сейчас все давно позади.

И она одернула вельветовую юбку.

В доме временно наступила тишина. Наташка вместе с одной частью Арцеуловых уехала в бюро путешествий. Старший брат с женой двинулись в ГУМ. Аркашка работал, Маня готовила доклад в Ветеринарной академии, Оля и Ленка гуляли с близнецами. Как хорошо дома одной! Тихо. Наслаждаясь покоем, я растянулась на диване, в руках – любимый роман Агаты Кристи, на столике сигаретка и чашка кофе. Прибежали собаки. Банди тут же вспрыгнул на диван, я погладила его крепкую шелковую спинку и почувствовала, как слипаются глаза. Сладкий сон закрыл веки. Но тут пришла Клеопатра.

Сначала кошка старательно топталась у меня на животе. Потом принялась тереться мордочкой о подбородок. Увидев, что хозяйка продолжает дремать, Клепа прижала холодный мокрый нос к моему уху. Вибриссы ужасно щекотали лицо. Кошка упорно вертела носом. Затем, понимая, что хозяйка не встает, она вытянула лапу, поставила ее мне на лицо и слегка выпустила когти. Клеопатра была целеустремленной и всегда добивалась своего. Сейчас она желала «Вискас».

Я приняла вертикальное положение и посмотрела на мучительницу.

– Ну и свинья ты, Клепа, придется вставать кормить.

Тут затрещал домофон. Да, отдохнуть не удастся. Это приехала с очередным заданием по французскому Ева. Девочка выглядела оживленной и счастливой.

– Вилли и Дилли просто прелесть. Целый день едят, потом спят так смешно на спине, растопырив лапки. Такие хорошенькие.

– Мама не очень ругается?

Ева захихикала.

– А ее нет.

– Как нет?

– Папа утром отвез маму в клинику нервных болезней, говорит, что у нее невроз и его следует лечить. К тому же для Юры позвали няню. Ой, они так ругались, когда от вас приехали, – поведал бесхитростный ребенок, – орали на всю квартиру. Правда, папа только шипел, ну а мама просто визжала, а потом плакать стала!

То, что Резниченко оказалась в больнице, казалось, радовало дочь.

– Надо съездить навестить ее, знаешь адрес?

– Адреса не знаю, но помню название.

Мы сделали задание, попытались разобраться в глаголах. Ева прилежно старалась вникнуть в тайны спряжений, когда телефонный звонок оторвал нас от работы. Пожилой женский голос попросил Еву. Девочка схватила трубку и сказала:

– Прости, Серафима Ивановна, задержалась. Не волнуйся, сейчас поеду домой.

– Кто это? – удивилась я. – Вроде ты никому не хотела рассказывать о занятиях.

– Серафима Ивановна, няня. Она безумно старая, еще папу нянчила. А теперь, когда мама в больнице, отец пригласил ее приглядеть за Юрой. Серафима Ивановна уже больше не работает, но папу обожает, поэтому и согласилась. Жить у нас она отказывается, ездит к себе в Ясенево. Это далеко, вот я и должна пораньше приехать домой, чтобы отпустить Серафиму Ивановну. Юра такой капризный, ни за что не останется с Людой, будет орать как заведенный. Да вы не волнуйтесь, няне можно доверить любой секрет. К тому же она терпеть не может маму и ничего ей не расскажет.

На следующее утро, купив красивую орхидею, я отправилась навестить Нелли. Многое в ее поведении казалось странным.

Конечно, фотография не из самых красивых, но и не ужасна. Лицо девушки вполне узнаваемо, и оно не обезображено. Что же так напугало Резниченко, из-за чего женщина лишилась рассудка? И потом, явная злоба по отношению к Еве, по-моему, мать просто бьет ребенка. Интересно, догадывается об этом Владимир?

Клиника располагалась в тихом уголке. Большой парк со старыми деревьями, которые летом, наверное, полностью укрывали здание от любопытных взглядов. Но сейчас, зимой, трехэтажный дом был виден как на ладони. Почти все окна второго и третьего этажей забраны решетками, в воротах стояли два охранника. Они долго придирчиво расспрашивали о цели визита, один связался с лечащим врачом.

«Ну и порядки, – подумалось мне, – как в тюрьме».

Наконец разрешение было получено, ворота распахнулись, и я въехала во двор.

В холле тихо сидело несколько человек, скорее всего родственники. Я подошла к справочному окошку.

– Где найти Нелли Резниченко?

– По какому вопросу? – прокаркал тучный лысый мужчина.

Ничего себе заявление для больницы!

– Хочу навестить, передать цветы.

– Не положено, только родственникам.

– Я ее сестра.

– Фамилия, имя, год рождения?

Боже мой, где-то я уже слышала подобные вопросы!

– Дарья Васильева.

Бдительный страж подал пропуск, не забыв отметить время входа: 12.10.

Я побрела по коридору, поглядев на клочок бумаги: палата 18. Комната оказалась на втором этаже, одна из тех, окна которых закрывала решетка. Нелли лежала на гигантской кровати и читала поваренную книгу. Увидев меня, она изумилась:

– Даша? Как узнали, что я здесь?

– Одна маленькая птичка на ушко нашептала. Вот. – И я протянула орхидею.

– Что за прелесть, – восхитилась больная, – обожаю цветы, да еще розовые, мой любимый цвет.

– Как самочувствие?

Женщина картинно прижала пальцы к вискам.

– Так болит голова. Всю жизнь мучают мигрени. С двенадцати лет раз в месяц укладываюсь в кровать с дикой болью. Просто ужас! В мозги втыкается тупая палка, тошнит, такая мука. Из-за проклятой болячки даже образование не сумела толкового получить, только школу кое-как удалось закончить. Вот у вас в гостях упала в обморок, а все Володя. Поедем, поедем, развлечешься. Какие развлечения с мигренью. Испортила праздник.

Я огляделась по сторонам: в комфортабельной палате отсутствовал телевизор.

– Да, – продолжала Нелли, – телевизор убрали, говорят, он вреден, радио тоже нельзя, и читать велели поменьше. Со скуки сдохнешь. Впрочем, родилась идея. Знаете, обожаю готовить, закончила даже специальные курсы для домохозяек. Рецептов знаю тьму, многие очень оригинальные. Вот вы, например, умеете правильно варить бульон?

– Помыть мясо, положить в холодную воду, посолить…

Нелли радостно рассмеялась:

– Уже две ошибки. Мясо класть в кипяток на несколько секунд; потом воду вылить и наполнить кастрюлю заново. Солить следует с умом – в начале варки, если хотите вкусный бульон, или в конце – тогда мясо будет лучше. Еще хорошо положить маленький кусочек рафинада.

– Сахара?

– Именно его, улучшится цвет и пропадет сальный привкус бульона. В кулинарии полно мелких хитростей. Вот я и решила, а не написать ли поваренную книгу, даже начала работу. Сейчас покажу.

С этими словами женщина отбросила одеяло и встала. Легкий халат распахнулся, обнажая живот, и я увидела большой белый шрам, точь-в-точь как у Катюшки. Проследив за моим взором, Резниченко вздохнула:

– Пришлось несколько лет тому назад удалить желчный пузырь. Теперь, конечно, могу носить только закрытый купальник, бикини отпадает.

Она пошла к шкафу, но тут дверь распахнулась, и вошел Владимир.

– Нелли, принес… – Он замолчал, увидев меня, и довольно бесцеремонно спросил: – Зачем приехала, Даша?

– Хотелось доставить госпоже Резниченко удовольствие, – я показала на орхидею.

– И о чем вы тут болтали?

– О ерунде, дорогой, – быстро вмешалась Нелли, – тебе неинтересно: рецепт бульона.

– Не припомню, чтобы сообщал вам адрес клиники, – продолжал злиться Владимир.

– В Москве не так много больниц подобного профиля, позвонила по справочным и сама узнала. Впрочем, наверное, утомила больную, – и я стала прощаться.

Владимир недовольно смотрел мне вслед.

В коридоре, сразу же за палатой Нелли, находился туалет для посетителей. Несколько минут понадобилось на текущий ремонт прически и макияжа. Затем я двинулась в обратный путь.

За дверью с надписью «Ординаторская» слышался разговор на повышенных тонах. Один голос явно принадлежал стоматологу.

– Плачу безумные деньги и требую хорошего выполнения работы. Ясно объяснил, что моя жена не желает никого видеть. Она перенесла стресс и нуждается в покое. А только что застал в палате весьма назойливую даму, как это прикажете понимать?

Другой голос, очевидно, принадлежащий врачу, робко возразил:

– Мы подумали, что сестру можно пропустить, женщина сказала…

– Никаких сестер, братьев, племянников и теток у Нелли нет, – гремел Владимир. – И с данной минуты в ее палату впускают только меня.

Я пошла к выходу, надеясь, что грубияна хватил апоплексический удар.

Глава 7

Дома тоже шумели. В гостиной Левчик тряс пеед заплаканной Сонькой куском разноцветного меха и грозно вопрошал:

– Отвечай сейчас же, что это такое?

– Шуба, – пробормотала жена.

– Ах, шуба, – взревел Левка, – шубка из кого будет? Кому принадлежала при жизни, шанхайскому барсу?

– Это камышовая кошка, – еще тише проговорила Сонька, – дикая камышовая кошка.

– Нет, – завопил Левка, – это самая обычная домашняя киска, которая гуляла в камышах, а ее там поймали, освежевали и тебе, дуре, продали. Как можно, не посоветовавшись со мной, покупать дрянь?

– А посоветовавшись с тобой, можно покупать дрянь? – съехидничала логичная Катька.

– Молчи лучше, кенгуру рогатая.

– Катька совершенно не похожа на кенгуру, – занудил Генка, – и где ты встречал кенгуру с рогами?

Левка побагровел, схватился за сердце и рухнул в кресло. Сонька кинулась за водой, Катюшка стала запихивать в зятя нитроглицерин. Пока буян переводил дух, мне рассказали печальную историю покупки шубы.

После посещения ГУМа старший Арцеулов устал и поехал домой. Сонька же пошла бродить по городу. Какой ветер дул ей в спину, неясно, но женщина забрела на вьетнамский рынок. Там и повстречался араб, торговавший шубами по баснословно низкой цене – всего две тысячи рублей.

Сонька примерила манто, и оно показалось очень даже ничего: белое в рыжих и черных пятнах. Мех выглядел натуральным, шелковистым и мягким. Любезный говорливый торговец объяснил, что это шкурки камышового кота. Исключительно ноский и прочный материал. Продается по такой смешной цене просто потому, что араб торопится уехать домой в Республику Бонго, где, кстати, и живут уникальные звери.

– Нигде в мире не встретите подлинного камышового кота, – вещал араб, охмуряя жертву, – только в джунглях Бонго осталась небольшая популяция, не сомневайтесь, исключительно удачная покупка.

Одураченная Сонька отдала деньги и довольная явилась домой. Здесь на ее голову упал карающий меч.

– Бонго, – возмущался муж, – просто географический кретинизм. Нет такой страны, образованная ты моя! Сходи в своей школе в пятый класс на урок географии, чучело гороховое. И где в джунглях камыши?

Бедная Сонька разрыдалась, Левка сосал нитроглицерин. Шуба одиноко валялась на диване. В комнату величаво прошествовала Клеопатра. Она подплыла к дивану и стала нервно обнюхивать обнову.

– Бабушку узнала, – хихикнул Левка.

Клепа несколько раз энергично фыркнула, потопталась и улеглась прямо на шубку. Ее шкурка абсолютно слилась с манто, сразу стало видно, что мех кошачий, даже пятна Клеопатриной расцветки. Увидев эту картину, Сонька заплакала еще громче. Левка же неожиданно пришел в отличное расположение духа.

– Хватит рыдать, – принялся он успокаивать Соню, – ну, дура ты, так помни всегда об этом. А шубка вроде и ничего, дешевенькая. У тебя в школе такие же идиотки работают, скажешь им про камышового кота, поверят как пить дать.

На следующий день произошло событие, начисто заставившее всех забыть злосчастную шубу: пропала Ленка.

Утром она, как всегда, погуляла с близнятами, уложила их спать после обеда и… исчезла. Во всяком случае, в доме няньки нигде не было.

Хватились Ленки часов в пять. Сначала Оля решила, что девушка устала и легла отдохнуть. Потом все-таки постучала к ней в дверь, но та не отвечала. Зайка заглянула внутрь – кровать аккуратно застелена, все вещи на месте, нет только хозяйки.

– Куда могла подеваться? – недоумевала невестка. – Может, погулять пошла?

На дворе стоял противный, дождливый январский вечер, хорошая собака хозяина не выведет в такую погоду. Так что версию прогулки отвергли сразу.

– Может, по магазинам пошла? – предположил Аркадий.

Тоже маловероятно, украинка так и не выучила как следует русский и одна старалась никуда не ходить. Даже за обновками в ближайший универмаг повезла ее Наташка.

– Вдруг ее украли и теперь потребуют выкуп? – выпалила Маня.

Полный бред! Но Ленки не было, не вернулась она и утром.

После полудня пришлось позвонить Александру Михайловичу.

– Почему вчера не сообщили сразу? – принялся отчитывать полковник. – Сколько ей лет?

– Кажется, двадцать.

– Не надо беспокоиться, скорей всего осталась у любовника на ночь. Выспится и придет.

– Да нет у нее любовников.

– Откуда можешь знать? Недавно был случай, задержали при облаве проститутку, а у той в номере за ширмой девочка лет двух играет. Ну, мамашу в камеру предварительного заключения, ребенка в приют. Вечером поступает заявление о пропаже дочери у депутата парламента. Пошла гулять с гувернанткой, и обе не вернулись домой. Всю милицию на ноги поставили, киднепинг заподозрили. И угадай, что оказалось? Бонна их подрабатывала на панели и девочку с собой брала, вроде на прогулку. За два часа несколько клиентов пропустит, и хватит. А ты говоришь – нет любовника. Подождем еще денек.

Но и на следующий день Ленка не объявилась. Близнецы орали в детской, Аркашка не пошел на работу, пытаясь помочь Ольге.

– Вернется шалава, ноги выдерну, – злился он, сворачивая закаканный памперс, – что за безответственность.

После обеда опять позвонили полковнику. На этот раз Александр Михайлович не шутил.

– У кого из вас нервы покрепче, пусть приедут в морг.

Я испугалась:

– Боже мой, она погибла.

– Не знаю пока, есть две подходящие кандидатки, надо посмотреть.

Мы с Аркашкой отправились на опознание. На одном из покрытых нержавейкой столов лежала молодая женщина. Жаль бедняжку, но, к счастью, жертва незнакома. На другом, странно вывернув голову с темно-русыми волосами на сторону, покоилась наша нянька. Тело ее, распростертое на прозекторском столе, казалось странно длинным.

– Это она, – пробормотал потрясенный Аркадий, – Ленка, какой ужас, вот бедняжка…

Мы поднялись в комнату для родственников. Александр Михайлович участливо взглянул на нас:

– Давайте заполним бланк опознания. Можете назвать фамилию, имя, год рождения?

Аркашка растерянно поглядел на Александра Михайловича:

– Зовут Лена, фамилию и год рождения не помню.

Александр Михайлович взглянул на меня. Я отрицательно помотала головой. Александр Михайлович начал злиться:

– Пустили человека в дом и даже фамилию не знаете? Где вы ее вообще взяли?

Пришлось рассказать правду. Александр Михайлович пришел в полное негодование:

– Стоило заболеть на две недели, как тут же делаете кучу глупостей! Мало ли кто что расскажет! Так и пустили к себе, даже документов не посмотрели и детей доверили? Нет слов.

– Я видел ее паспорт, – принялся оправдываться Аркадий.

– Ладно, – вздохнул полковник, – поехали домой.

В холле нас радостно встречали собаки.

– Наверное, его нужно поменьше кормить, – заметил Александр Михайлович, пощипывая Хучика за жирные складки на шее. Мопс от восторга и удовольствия жмурил глазки.

– Александр Михайлович, – обрадовалась Наташка, – как здорово, что решили заехать, сейчас кухарка бланманже готовит.

– Не знаю, не знаю, – пробормотал полковник, – я при исполнении.

– А что ты исполняешь? – поинтересовалась Маня.

– Ну, хватит, – вышел из себя полковник, – показывайте комнату погибшей.

Наташка и Маня охнули от ужаса, и мы пошли на второй этаж. Ленкина спальня самая маленькая в доме – метров пятнадцать, не больше. Раньше здесь была бельевая, потом Наташка с Иркой превратили помещение в кладовую. Тут хранились банки с запасами, всякие травы, коренья. С появлением няни продукты убрали, но запах остался, и Александр Михайлович, войдя внутрь, тут же чихнул.

В спаленке не так уж много вещей – шкаф, стол, кровать, комод, пара стульев, кресло, торшер и небольшая тумбочка с ночником. Покрывало аккуратно застелено, под подушкой обнаружилась неожиданно красивая и скорее всего дорогая пижама. В шкафу висели носильные вещи. Кроме жуткого самовязаного свитера и юбки-обдергайки, в которых я привыкла видеть Ленку, на вешалках нашлось несколько красивых платьев, джинсы, блузки. Поразило нижнее белье – дорогое, красивое, но каких-то диких расцветок: красное, оранжевое, зеленое.

Паспорт увидели в комоде. Полковник развернул книжечку, с фотографии глянула серьезная Ленка.

– Оксана Криворучко, – медленно прочитала Наташка и изумилась: – Разве Лена – уменьшительное от Оксаны?

Следующим удивлением стал возраст: выходило, что няньке около тридцати, точнее, двадцать восемь с половиной лет.

– То-то Женя утверждал, что она не первой молодости, – удовлетворенно сказал Александр Михайлович, – к тому же по крайней мере уже один раз рожала.

Мы уставились на полковника во все глаза. Про ребенка Ленка не рассказывала. Но комод скрывал еще один секрет: под стопкой нераспечатанных колготок обнаружился довольно пухлый конверт. Внутри лежали деньги на общую сумму двадцать тысяч долларов. Ничего себе бедная сирота!

– Поглядите на белье, – сказал Александр Михайлович и двумя пальцами подцепил красный кружевной лифчик, – а потом подумайте, каким местом заработала ваша нянька деньги.

Мы молчали, пораженные открывающейся картиной.

– Как звали хозяйку, ну ту, что выгнала ее на улицу? – поинтересовался полковник.

– Кажется Алиса, – робко вспомнила Маня, – а может, Алена, в общем, как-то на А.

– Как-то на А, – передразнил приятель, – да вы просто куры безмозглые.

Глава 8

Генка и Катюша уехали смотреть Суздаль. Левчик рылся в развалах торговцев книгами, Сонька рыскала по магазинам. Я застала ее в холле примеряющей у зеркала шапочку из крашеного кролика.