Люблю. Ненавижу. Люблю Борминская Светлана

– Я в четверг ждала, что будет пятница... – Римма Колпастикова зевнула и потянулась, с кровати на нее одним глазом смотрел заспанный Растаман.

– Пойдем, потрясем кого-нибудь! – предложил Растаман.

– А кого? – Колпастикова втянула живот перед зеркалом.

– С кого денег можно стрясти, – вскочил Растаман.

У дома напротив сидел на лавочке Кукулис, мнящий себя детективом...

Вышедший из подъезда Растаман, ни слова не говоря, отстегнул искусственную руку душевнобольного и, несмотря на стенания и причитания Шерлока Холмса, вернул руку тому лишь к вечеру – причем за бутылку...

– Господь дал, Господь взял, – философски напутствовал Марка Кукулиса Растаман. – Смотри на мир позитивно, Маркус!..

Тот шел и оглядывался... Тихий эстонский вечер, пели воробьи.

Теперь мой день в радиостудии начинался со звонка Кукулиса, он требовал тысячу крон – мзду «за молчание». Потом приезжал холеный чурбан Валду Рейтель, мазал по мне равнодушным взглядом и шел к себе в кабинет. Затем, примерно через час, уезжал... А вечером меня у казармы караулил все тот же Кукулис и бубнил про тысячу, которую я ему должна.

– Как можно быстрее! – напоминал он. – Иначе тебе кранты, малышка, – «резал» искусственным пальцем по своему выпирающему кадыку «детектив».

Прошла неделя... Хо-хо!

Мзда начала меня доставать.

Кукулис сидел в своей комнате – за заваленным барахлом столом... Он все утро чинил искусственную руку, сперва поменяв батарейки на новые, но рука не желала шевелиться – ни в какую!

– Ни в какую, – вздохнул он.

Он проверил провода на локтевом сгибе – не перетерлись ли?... На первый взгляд провода оставляли желать лучшего, но никаких существенных повреждений на них обнаружить не удалось. Кукулис всплакнул от неудачи и покосился на молчащий телефон... Телефон не работал, и у него не было ни кроны уже четыре дня, а кушать хотелось.

И тогда он пошел, прицепив к плечу все еще не работающую искусственную руку, в казарму, позвонить оттуда вдове Котова, чтобы получить наконец причитающуюся ему тысячу крон...

– Сколько можно просить?... – бубнил он, заходя в казарму и ища глазами коменданта Колпастикову. – Ну, сколько можно?... Я позвоню, Римма? – грубо спросил он.

Колпастикова поморщилась, но разрешила воспользоваться телефоном.

Через три минуты пришедший в ярость Кукулис выбежал из казармы.

– Она не хочет платить! – крикнул он серому кабысдоху, который сидел на крыльце и чесался. – Фас ее!

Пес вздохнул и отошел, стараясь не глядеть в безумные глаза человека.

– Хорошо же... хорошо же... хорошо! – шел по городу в сторону центра Кукулис. – Я ей устрою!.. Устрою!.. Устрою!

Искусственная рука Марка Кукулиса висела плетью, но он временно забыл о ней.

Когда через полчаса детектив вошел в контору по недвижимости на улице Пик, Белокурая Мечта очень профессионально выставила его, объяснив, что хозяин обедает с клиентом в ресторане Аронсона и в офис уже не вернется.

Кукулис постоял у тумбы, почитал объявления и отправился по теневой стороне улицы в ресторан Аронсона, из открытой двери которого пахло фирменной грибной запеканкой.

По драматической случайности, Валду Рейтель уже распрощался с важным клиентом и курил сигару, глядя в окно на улицу Пик. По улице неторопливо гулял бесшерстный сфинкс с глазами Моны Лизы, а из окна цветочного магазина выглядывали нежно-розовые бразильские рододендроны.

Рейтель обратил внимание на душевнобольного мужчину, шедшего мимо магазина. Догадаться о его проблемах было нетрудно – его выдавала целенаправленность, которая у нормальных людей случается нечасто. Ведь нормальный человек, как правило, слегка расслаблен и немножко похож на разгильдяя...

Рейтель удивился, что душевнобольной вошел в ресторан... Еще больше он был удивлен, когда тот, оглядевшись, быстро подошел к нему и без приглашения сел за его стол.

– Привет, – сказал Кукулис. – Ты-то мне и нужен!.. Закажи-ка мне чего-нибудь поесть, – добавил он, глядя, как Валду Рейтель покрывается гусиной кожей.

Таллин, улица Дождя. В закрытом кабинете на втором этаже сидит и вздыхает клерк... На мониторе перед ним – схема аварии того самого «Боинга», который свалился в болото в центре тапского леса на прошлое католическое Рождество.

Агент Шипп снова был срочно вызван руководством. Спецслужбы маленькой прибалтийской страны были оповещены Интерполом, что на территории Эстонии хранятся все похищенные за последнее десятилетие картины известных мастеров.

– Все?... – переспросили представителя Интерпола в одном из кабинетов на улице Дождя. – Точно, все?...

– Ну, штук пять, – помялся полковник Брук. – Или десять.

– Между словом «пять» и словом «десять» – все-таки большая разница!.. – попеняли ему в эстонских спецслужбах. – Но вы так не считаете, похоже?

– Скорей всего, шесть, – задумчиво обронил полковник Брук, и его свели с агентом Шиппом, чтобы побыстрей отбояриться. Шипп слыл великим докой в отбояривании, а также увиливании от всего, что не касалось напрямую эстонских спецслужб.

Именно сегодня агент Шипп проводил вторую разъяснительную беседу с полковником Бруком. Ожидалось, что после нее обескураженный полковник, посрамленный в своих подозрениях, соберет чемодан и уедет из благодатной Эстонии в штаб-квартиру Интерпола, откуда, собственно, и приехал.

Но вышло иначе...

Агент Шипп, анализируя информацию, предоставленную ему полковником Бруком, вдруг неожиданно для себя самого поверил, что картины из мировых центров изобразительного искусства ворует один человек... И этот человек – эстонец!

– Ведь вполне возможно, а?... – спросил седой и ушлый полковник Брук хоть и молодого, но далеко не красавца агента Шиппа. – Все картины, что не нашли, дело рук одного супервора.

– И вор – эстоне-э-эцц?... – с непередаваемым эстонским акцентом спросил агент Шипп. – Вы так счита-э-эте?...

Полковник снял очки, потом надел их, зажмурил оба глаза и кивнул!

Агент Шипп поверил, и началось разбирательство – кто и, главное, где мог хранить похищенные картины?...

И кто этот высокопрофессиональный вор?...

Вором такого высочайшего уровня мог быть в Эстонии один лишь человек – Хэнк Лихута, который упал вместе с остальными пассажирами «Боинга» на тапское болото в прошлое католическое Рождество.

– А если мы найдем те самые украденные картины, то их придется возвращать в мировые центры изобразительного искусства? – спросил агента Шиппа шеф эстонской разведки, к которому тот был вызван на ковер.

– Так точно, – кивнул агент Шипп.

– А оно нам надо? – Шеф снял очки и подул на них.

– За каждую картину обещано миллионное вознаграждение, – шепотом пояснил агент Шипп.

Начальник вздохнул, подумал и сказал:

– Тогда ищи.

Аудиенция закончилась.

– Ищи... свищи, – шел по гулким коридорам эстонских спецслужб и вслух размышлял агент Шипп. – И на какой икс мне это надо?! Забыли сказать... Может, вернуться и спросить?...

По зданию медленно и вальяжно передвигались агенты спецслужб. Агент Шипп даже слегка затерялся среди них.

Надо сказать, Дед лишь благодаря своему здравому смыслу так долго оставался главой национальной эстонской мафии... Правда, не все, будем справедливы, считали его этим самым главой, и Дед отлично об этом знал, попивая свой утренний чаек, и не будоражился... Его авторитет все же был достаточно высок, чтобы удержаться на вершине в течение последних десяти лет, хотя желающие поколебать его находились частенько!..

Дед вздохнул и покосился на телефон – тот молчал подозрительно долго. Больше получаса.

Хэнка Лихуты обнаружить так нигде и не удалось, как его ни искали. Люди Деда перерыли практически всю Эстонию, и Дед со скрытым раздражением ждал звонка Дона Элгуджи Пярнусского.

– А-а-а, плевать!.. – устав ожидать звонка Дона, успокоил себя Дед. – Зачем нам старина Хэнк, главное-то – найти его тайник с картинами!.. Где они? – играя сам с собой в нарды, рассуждал Дед. – Сукин ты сын, Хэнк Арнольдович!.. Какашка, – в третий раз обыграв сам себя, вздохнул Дед.

Если бы Дед так не устал, то, возможно, догадался бы, что профессиональный вор Лихута вполне может быть пленником человека, который давно метит на его место и знает о нем гораздо больше, чем это можно предположить. Этим кем-то был Мозес... Очень авторитетный в Эстонии любитель нажиться за чужой счет.

Об интуиции Мозеса в Тапе ходили легенды...

Лео Мозес, по кличке Нахал, зеленый по сравнению с Дедом мужчина, отец семейства и пр., – сидел и пил кефир. Нахалу лишь недавно исполнилось двадцать девять лет.

По стечению высших обстоятельств, он случайно стал тем самым главным очевидцем аварии «Боинга» и уже стал забывать кое-какие подробности той ночи... Именно Мозес с женой и сыном в тот час были в доме у болота, приехав за старым сундуком, и именно на крышу дома его деда упал хвост «Боинга», в котором находились полуживые от страха полковник ГРУ в отставке Хаверь и член бостонского клана эстонской мафии Хэнк Лихута.

Мозесы, погрузившие сундук, уже сидели в машине и собирались уезжать, несмотря на то что можно было истопить печь и переночевать на болоте, но их старый дом слишком выстыл.

Звездная высь над головой, щелкающий в ветках мороз, припорошенное снегом болото и аварийно воющий самолет в небе застигли семью Мозеса врасплох... Хлопок без зарева, и падающий на их дом огромный металлический хвост – все произошло слишком быстро. Даже луна в небе куда-то непостижимым образом исчезла на время падения самолета.

Мозесы уехали от своего разрушенного дома еще до приезда спасателей, полиции, бостонского клана эстонской мафии и спецслужб двух государств, прихватив с собой едва живых полковника ГРУ в отставке Виктора Хаверя и Хэнка Лихуту.

Лео Мозес, прочитав личные документы Хаверя и Лихуты, мгновенно сопоставил разрозненные факты и понял, кто находится у него в руках. И не преминул начать свою игру, в которой, разумеется, выбрал себе роль Кукловода...

«Камень на сердце моем... Где-то тут рука фельдъегеря... Но вот где?!» – думал Фуат, когда шел по улицам Тапы, обходя их квадратно-гнездовым способом... Агент Шипп куда-то улетучился, и поиски вершились в одиночку.

«Я мечтал быть агентом – в черном костюме... Я стал одним из них, мне тридцать девять, а я – все еще агент. Порой я не знаю даже цели, с которой выслеживаю объект, зато это знает мой босс, правда, тоже не всегда!»

Кирха Святого Бенедикта – открытая дверь; агент Фуат поднялся по мокрым после дождя ступенькам и поставил по свечке – за здравие родных и за упокой врагов. Он шепотом перечислил святому Бенедикту имена еще живых и уже мертвых, чтобы дряхлый святой не перепутал впопыхах, постоял, глядя на безмолвствующий орган, и вышел, запамятовав попросить Бенедикта помочь в поисках пропавшей руки фельдъегеря, той самой, которую искали все-все-все...

Был вечер, прохожие спешили по улицам, из кондитерской напротив пахло свежим кофе и вишневыми пирожными.

Фуата больно задел жирный негр, когда они столкнулись у ресторана Аронсона. Фуат посмотрел ему вслед, это был тот самый негр – ехавший с горластой толстухой на «Линкольне».

Вдобавок какой-то верзила шел за ним уже пару улиц, Фуат обернулся – это был не негр и... не спецслужбы, успокоился он и прибавил шаг. Верзила не отставал.

– Ага, – Фуат усмехнулся, когда, остановившись завязать шнурки, позволил верзиле обогнать себя и устремился вслед за ним, не снижая темпа ходьбы.

«КЛУБ ЛЮБИТЕЛЕЙ КЛУБНИЧКИ» – висела вывеска над железной дверью в какой-то подвал.

– Не желаете? – спросил верзилу плотный негр на входе в клуб. Тот солидно кивнул и вошел, дверь хлопнула, а негр довольно неприязненно взглянул в глаза Фуата и не отвел взгляда, даже когда он подошел.

«Тот самый», – подумал Фуат и зашел в нехотя раскрытую перед ним дверь.

– Бельгийские вафли и латук, – заказал он возникшему официанту, присев за свободный столик в самом темном углу.

Официант нескрываемо удивился и принес тушеную капусту с огромной сарделькой, из которой сочился душистый и жирный сок.

– А пиво? – изумился Фуат, принимаясь за сардельку... Безжалостно ткнув ее вилкой, он ощутил сарделечный аромат так же остро, словно бы уже начал есть. Но подождал остывания горячей сардельки с минуту, оглядывая помещение, и принялся за еду, лишь отпив несколько глотков принесенного пива – холодного и темного.

Зал «Клуба любителей клубнички» быстро заполнялся мужчинами примерно его возраста и комплекции, все ели, пили и негромко разговаривали...

«А где же клубничка?...» – закончив трапезу, огляделся Фуат и подозвал жестом официанта.

– Ужин удался, мерси!.. А клубничка, собственно?... – спросил он и покосился на пустую сцену с пыльным пианино. Официант кивнул с явным пониманием и кинулся на кухню. И уже через пятьдесят секунд нес ошеломленному Фуату полную тарелку... клубники, щедро посыпанной сахарной пудрой!..

Через полчаса Фуат вышел из «Клуба любителей клубнички» и от души зевнул. «Русской душе никогда не понять души эстонской», – депрессивно подумал русский агент и взглянул на пустой «Линкольн» в глубине переулка под раскидистым деревом. Сам не зная зачем, он подошел и закурил, разглядывая в темноте очень ржавую машину, от которой разило дешевым бензином... И инстинктивно отступил в темноту, услышав шаги, разговор и смех.

– И на какой икс нам это надо, а?...

Втянув голову, Фуат убедился, что говорит не его давний знакомый агент Шипп, а досадныйнегр, тот самый городской персонаж, которого он встретил в первый день... Рядом с ним весело и размашисто шла толстуха в шляпе. Фуат прислушался, освободив ухо.

– Ты съела руку? – вдруг засмеялся негр. – Ты, толстая?...

Толстуха в ответ прыснула и топнула ногой, похожей на слоновью.

– Она ж несъедобная! – сквозь булькающий смех, кокетливо ответила она. – Поехали!..

У Фуата округлились глаза вслед уезжающему «Линкольну».

«Рука!.. Рука!.. Рука!!!» – пульсировало в голове у агента, когда он пытался догнать отъезжающий рыдван.

Фуат не догадывался, что влюбленная парочка обсуждает руку детектива Кукулиса, а совсем даже не руку покойного фельдъегеря Орлова.Ведь издевательство над душевнобольным детективом для Растамана и его подружки было чем-то вроде веселого хобби двух недалеких людей.

«Линкольн», выпустив клуб смрадного дыма, исчез где-то в стороне бывших казарм, и Фуат принял спонтанное решение не ехать за влюбленной парочкой. Была ночь, а чем люди занимаются ночью, догадаться было совсем несложно.

Он нашел свою машину, сел в нее и задумался – ощущение катастрофы продолжало витать над Тапой, и ощущение было невероятно сильным. Но все оказалось тривиальней: Фуат неожиданно выскочил из машины и помчался в заросли кустов у дороги.

– Сарделька с капустой и клубника... Ах, ты!.. – вздыхая, вернулся через десять минут в машину агент Фуат и вытер испарину с намокшего лба. Еще через десять минут его машина, вихляя, припарковалась у лодочной станции. Фуат вышел, открыл ворота и въехал внутрь, и именно тогда чья-то рука похлопала его по плечу...

Была полночь, и Фуат чуть не умер от страху.

– Я вас целый день ищу... Где вы шляетесь, сударь?... – повернул его к себе лицом незнакомец, и Фуат при свете луны увидел... стертые лазером пальцы. Или ему этопоказалось?

– Вы кто?... – севшим голосом спросил Фуат. – Что вы тут, а?...

– Из Центра – говорите тише, – оглянулся по сторонам незнакомец.

Кругом было тихо, темно и страшненько, лишь серый, никем давно не мытый кабысдох чесался возле крыльца и блистал глазами на двух мужчин – как истинный собачий подлиза.

– А-а-а, – разочарованно вздохнул Фуат – У меня как раз деньги кончились... Привезли?!

Его визави кивнул, и они вошли в дверь жилого домика частной лодочной станции.

Лампочка под потолком мигала, они сидели в занавешенной старыми рыбацкими сетями дальней комнате, в самой ее глубине... Гость представился Анджеем Злотыми, вытащив из рюкзака бумаги, протянул их Фуату.

Фуат читал, а гость клевал носом – к утру он должен был покинуть Тапу. Фуат отложил прочитанные бумаги и покосился на зевающего гостя.

– Послушайте, я так ничего и не понял...

Анджей Злотый открыл красные от недосыпа глаза, он был похож на уставшего шофера-дальнобойщика.

– На чем вы приехали, если не секрет?... – поинтересовался Фуат.

– Неважно, – усмехнувшись, ответил Злотый. – Что-то не понятно?... – кивнул он на бумаги. – Спрашивайте.

– Разве взрыва на борту самолета не было?! – Фуат снова пробежался по информации на пяти листах, которую привез Злотый. По всему выходило, что злополучный «Боинг» упал в болото без каких-либо видимых причин.

– Остатки взрывчатых веществ не могут исчезнуть, как вы, надеюсь, понимаете?... – Анджей Злотый прикурил сигарету. – А экспертизу проводил главный взрывотехник ФСБ.

– Чучелин? – переспросил Фуат. – Знаю-знаю...

– Чечулин! – поправил его Анджей Злотый и хитро улыбнулся.

– А отчего же тогда «Боинг» упал?... – с выражением явного удивления пробормотал Фуат.

Анджей Злотый пожал плечами, мужчины немного поговорили и... примерно столько же помолчали о безопасности полетов пассажирской, а также грузовой авиации.

– Значит, рука фельдъегеря пропала не случайно?... – напоследок поинтересовался Фуат, переваривая только что полученную информацию.

– Безусловно... – развел руками Анджей Злотый. – Абсолютно не случайно.

Их беседа быстро шла к завершению, и много интересного так и осталось недосказанным, к досаде одного мохнатого паука, который висел под потолком и внимательно слушал. Со стороны реплики перебивающих друг друга мужчин были не бог весть какими увлекательными, как, впрочем, абсолютно любой разговор о катастрофах, в которых гибнут люди.

– Смерть на дистанции?...

– Без вариантов!..

Они еще полчаса поговорили взахлеб, обрывая и перебивая друг друга.

– Эксперт-консультант по расследованию авиапроисшествий что-нибудь выяснил?

– Самолет был «стерильный», то есть полностью проверенный на оружие и наркотики перед вылетом.

– А какова роль диспетчеров?...

– Обычно наземный диспетчер сообщает номер коридора, по которому может пролететь самолет, и скорость ветра, но все решает пилот, а диспетчер не имеет права вмешиваться в технику пилотирования!..

– Зато диспетчер может задержать вылет или запретить посадку.

– Все воздушное пространство поделено на зоны... Зона управления – двести-двести пятьдесят километров, зона маневрирования – сорок, а перед вылетом – всех тщательно досматривают.

– И экипаж тоже?...

– Да.

– Спасатели собрали все личные вещи пассажиров авиалайнера, но руки среди них не было...

– А бомбы с таймером не могло быть?...

– Раз пилоты не успели связаться с землей, значит, катастрофа произошла мгновенно! Следов взрыва-то нет... И потом, ни слова про сигнал «SOS».

– Сигнал был!.. В интересах следствия о нем умалчивают.

– Не было сигнала...

– Но его слышали с земли!

– Крейсерский эшелон – десять тысяч метров... Самолет начал падать далеко от болота.

– При чем тут крейсерский эшелон, а?...

Наконец разговор закончился, и, пока Фуат собирал на стол, ставил на огонь чайник и резал тупым ножом колбасу, стертые лазером пальцы Анджея Злотого щелкнули, и бумаги, которые он привез, сгорели в пламени зажигалки за какие-то секунды, а пепел он выкинул в пустой камин.

Всего через час – ближе к рассвету – от лодочной станции отплыл катер, на нем был один лишь Анджей Злотый. Катер медленно плыл мимо серых домиков в староприбалтийском стиле, маленького рынка, золотошвейной и карандашной фабрик и пустырей...

Оптический обман присутствовал и тут – высокий долговязый Анджей Злотый казался малышом в утреннем тумане, похожем на разведенный водой кефир. Он был одет в вельветовую рубашку и старые джинсы. На полу возле его ног лежал большой рюкзак. И даже на борту катера Анджей Брониславович Злотый выглядел, один в один, шофером-дальнобойщиком и более никем. Злотый был одним из лучших посыльных агентов Лубянки.

Перед рассветом над Тапой снова кружили натовские «АВАКСы»...

Итак, вернемся в ресторан Аронсона...

Как вы помните, Рейтель был неприятно изумлен тем, что душевнобольной вошел в ресторан, но еще больше он был поражен, когда тот, оглядевшись, быстро подошел к нему и без приглашения сел на мягко скрипнувший ресторанный стул.

– Привет, – сказал Кукулис. – Ты-то мне и нужен, бродяга!.. Закажи-ка мне чего-нибудь поесть, – добавил он, заметив, что Валду Рейтель медлит и даже встает, чтобы уйти...

«Человек раскрывает рот и хочет что-то сказать,а сказать-то ему нечего: или прописные истины, навязшие в зубах, или такой поток зла, что лучше побыть одному, чем с таким собеседником».

Валду Рейтель только что отобедал с клиентом, от которого за версту несло таким негативом и тяжестью, что впору было сходить в душ и смыть с себя чужое зло... А спустя несколько минут еще один негатив целенаправленно устремился к нему. Это был однорукий детектив Марк Кукулис и по совместительству абсолютно душевнобольной тип.

Валду Рейтель вздохнул, подозвал официанта и сделал заказ. Потом закурил, глядя, как Кукулис громко чавкает, поглощая мясо, запеченное с грибами.

– Я детектив, – быстро поев, сообщил Кукулис. – Надеюсь, понятно?... Я – Марк Кукулис!

«Никогда не разговаривай с психопатами, внучок», – учил маленького Валду дедушка Валдис, пока был жив.

И Рейтель, вспомнив это, загасил сигару и встал. Его фирменный уверенный взгляд не предвещал ничего хорошего самозваному детективу.

– Постой-погоди-не-стучите-колеса!.. – пропел Марк Кукулис, нахально схватив Рейтеля за полу пиджака. – Автоавария... мгновенная смерть и – такая счастливая прошлая жизнь?... – поцокал он зубами. – Постой-ка!..

Червячный привод его искусственный руки щелкнул, раздалось легкое жужжание, и рука непроизвольно дернулась, совсем как живая. Рейтель вздрогнул и машинально сел, глядя на искусственную кисть, которая трясла пластмассовыми пальцами.

– Это ты задавил алкоголика и неудачника – ее мужа?... – взял быка за рога Кукулис, глядя на опешившего Рейтеля взглядом поборника зла.

И у того вдруг задрожал уголок рта...

«Пройдоха – нездоров навечно, – сразу понял суть Рейтель. – Сейчас я его напугаю, нет, попозже...»

На что Кукулис, постучав по столу, ядовито произнес:

– Столько натворил... Задавил человека, а уголовное дело приостановлено?... Котов! Уже забыл такого, бродяга?...

«О чем бормочет этот человек?...» – Рейтель потрогал салфетку, облизал губы и, поднимаясь, сказал:

– Но никакого дела нет, оно закрыто.

– Та-а-ак, ты сбил человека, а не собаку, и дело закрыто?... И думаешь – все шито-крыто?... Выходит, ты тот самый человек, довольный своей судьбой?... – угрожающе пропел Марк Кукулис в спину уходящему Рейтелю.

«Большие помехи с головой!.. Чрезвычайно!» – Рейтель остановился и обернулся на Кукулиса. Тот манил его весьма непристойным жестом...

– Садись, смертник! – кивнул на стул по другую сторону стола Кукулис.

На них молча взирал возникший ниоткуда официант в очках с золотыми дужками.

– Я заплачу, – кивнул Рейтель и вытащил бумажник. – Подождите...

«Нравственный урод», – думал он, доставая деньги, руки у него заметно дрожали.

– Если он вам мешает – я позову охрану, – убрав деньги в карман фартука, предложил официант, кося очками на Кукулиса.

– Если прекрасная дама решилась на убийство – будьте уверены, ей все сойдет с рук! – со смехом выпалил Кукулис и победно взглянул на Рейтеля.

Официант, заметно нервничая, оглянулся...

– Я поговорю с ним, – вдруг сказал Рейтель. – Не тревожьтесь...

– Как знаете. – Официант постоял и нарочито медленно ушел.

– Итак, что тебе надо?... – Валду Рейтель вернулся и присел за тот же стол.

– А информация стоит денег. – У Кукулиса загорелись глаза. – Больших денег, – добавил он, очертя в воздухе круг.

– Сколько?... – Рейтель рассматривал пешеходов в окне.

– Десять тыщ крон! – не раздумывая, очень напыщенно сказал душевнобольной.

Рейтель подумал и вытащил сто крон, показав их Кукулису, впрочем, не отдавая сразу.

– Ладно, – кивнул тот, даже не раздумывая. – Сегодня я – добрый! – И протянул руку...

«Нравственный уродец!» – повторил про себя Рейтель, стараясь не смотреть в неумное лицо, когда-то бывшее лицом человека...

– Что можно сказать о том, кто жил вчера, а сегодня его уже нет?... – пространно спросил Кукулис, пряча деньги в карман брюк и глядя на стоявшего у дверей официанта. Тот не сводил с душевнобольного внимательно-ленивых глаз...

Рейтель кивнул, и официант, пожав плечами, сделал вид, что отвернулся.

– О чем вы говорите?... – Рейтель сознательно перешел на вы. – Что за бред?...

– Вы сбили ее мужа – и она жаждет мести, – Кукулис улыбнулся, сказав это. – У него еще не сточились зубы, когда он преставился!..

– Кто она?... – быстро спросил Рейтель. – Про кого вы мне тут говорите?...

– Его жена, – фыркнул детектив.

Рейтель молча разглядывал физиономию Кукулиса...

– Она работает у тебя! – быстро добавил тот. – А ты не знал?... Ага.

– Где? – поморщился Рейтель.

– На радиостанции, зовут Сашка...