Здравствуй, оружие! Презумпция здравого смысла Никонов Александр
Какое отношение нелюбовь к англичанам имеет к генетике? Она имеет отношение к истории. Какое отношение протекционистские законы о защите французской культуры имеют к менталитету? Они имеют отношение к юриспруденции страны и к глупости человеческой.
В одной из своих книг я писал, что разница между жителями Москвы и Нью-Йорка меньше, чем разница между москвичом и жителем российской глубинки. Мешалка глобализации и урбанизация делают свое дело… У меня есть добрый приятель, его зовут Мартин, он француз. Обычно, в силу расстояния, мы общаемся по «мылу». Но вот несколько лет тому назад занесла его служебная надобность из Парижа-города к нам в Москву. Мог ли я не пригласить его в гости на бутылочку-другую? Конечно, не мог. Конечно, пригласил. Так и состоялась встреча на высшем уровне (пятый этаж моей новостройки) двух представителей двух народов с разными ментальностями. Но при этом — яркими представителями глобального среднего класса.
…Наверное, такое не только со мной происходит — когда приглашаешь к себе иностранца, всегда мысленно оглядываешь окружающую обстановку и прикидываешь: а как все это выглядит на чужой глаз? И приходишь к неутешительному для родины выводу: не вельми хорошо. Забегая вперед, скажу, что когда после застолья жена повезла слегка пьяного Мартина к метро (французы тоже любят побухать), я попросил ее не ехать по короткой дороге: уж больно страшная она — вся в ямах да заплатках. В общем, неудобняк за державу. Хорошо хоть в квартире самому прибраться можно, чтоб порядок был!..
Убрав пылесос и оглядев наведенный вокруг немецкий орднунг (даже игрушки в кои-то веки оказались не разбросанными) я возрадовался. Но, как оказалось, зря переживал: творческая интеллигенция во всех странах одинакова — обозрев квартирный аккуратизм, Мартин покачал головой:
— Как хорошо! А у меня дома такой бардак…
Дальше пошло легче: намешали мы по русскому обычаю изрядно — вино, перцовка, бальзам. Не обошлось и без национальных изысков: у меня дома Мартин впервые попробовал дикие (лесные) грибы и russian kvas — с хреном и обычный. Квас с хреном Европе решительно не понравился! Мне же, как закоренелому русичу, он более люб. На этом вся разница менталитетов кончилась.
Да и откуда ей взяться, если горожане мировых мегаполисов живут в однотипном офисно-кредитном мире, выбирают автомобили одного и того же класса, одних и тех же международных концернов, смотрят одни и те же голливудские премьеры в одно и то же время. И никакой принципиальной разницы между разговором двух «среднеклассных» русских и русского с французом нет. У нас все общее! Одни проблемы, одни развлечения.
Однако не надо думать, что нам, заядлым глобалистам, совсем плевать на трогательную старину. Вовсе нет! У меня дома на полке на видном месте стоит старинный, практически антикварный утюг. С крышкой. Угольный. Я его из деревни привез.
— У нас раньше тоже такие были, — ностальгически вздохнул Мартин. — До сих пор, наверное, на сельских чердаках кое-где валяются.
Теперь и у него, и у меня дома утюг фирмы «Braun». Наши жены ездят на одинаковых автомобилях. У нас в домах стоят одинаковые телевизоры и стиральные машины одной фирмы. Зимой мы ездим на одни и те же горнолыжные курорты или в Таиланд. А летом — в Турцию или Испанию.
Даже отношение интеллигентов к своим странам во всем мире похожее. Как российские интеллигенты поносят «эту страну», всем известно. Вот и Мартин во время разговора жаловался на Францию. Хотел насовсем уехать в Штаты. Во Франции ему не нравилось «традиционное хамство» и прочие штуки, который наметанный глаз интеллигента всегда умеет отыскать на родине.
В том году, когда состоялась эта беседа, нам обоим было далеко за тридцать. Каждый из нас недавно приобрел собственное жилье. Я на окраине Москвы, Мартин — в предместьях Парижа. Потому что не в центре дешевле. И у него, и у меня площадь «апартамента» — 80 «квадратов». Правда, планировка разная, у меня маленькая 8-метровая кухня, но зато есть кладовка размером почти с кухню, а у него большая кухня, но вместо кладовки — большой балкон-терраса. На котором Мартин (по русскому обычаю!) и хранит всякое барахло.
Зато предместья Москвы гораздо зеленее парижских! Спальные районы столицы и подмосковные городки буквально утопают в зелени, практически представляя собой парки, шумящие толстыми пятиэтажными деревьями. Но и это не от ментальности.
— В Париже гораздо меньше зелени, — сообщил Мартин, глядя в окно на зеленую кашу, среди которой там и сям возвышались двенадцатиэтажки. — Потому что там земля слишком дорогая, чтобы ее растениям отдавать — все застраивают.
— Да, здесь мы пока отстаем от цивилизованного мира, — кивнул я.
Однако кое в чем Москва превзошла Париж! Одна вещь на моей кухне так взяла Мартина за сердце, что он подробно расспросил, где такое можно купить, и заявил, что купит этого побольше, привезет в Париж и это будет для его жены самым лучшим подарком из России!
Угадайте, что привело его в такой восторг?
Обычная клеенка, лежащая на моем кухонном столе!
— Красиво и практично! — как ребенок радовался Мартин. — Не намокает, моется!.. Как это называется по-русски?..
— Неужели в Париже клеенка не продается?
— Нет. У нас только тканые скатерти. Непременно куплю.
Когда Мартин уехал, я сел в кресло-качалку и глубоко задумался: что будет, когда железный каток глобализации докатится до русской клеенки? Разнесет ли он ее по всему миру, как это произошло с итальянской пиццей, или, напротив, закатает в небытие? Это важный вопрос! Потому что менять клеенку на тканую скатерть я совершенно не собираюсь. Должно же быть и у русских глобалистов что-то святое! Какая-то, черт побери, самоидентификация…
Язык до Киева доведет
А почему это в книге о дураках и оружии я столько внимания уделяю менталитету? Да потому что на этот самый загадочный менталитет ссылаются леваки всех стран, где встает вопрос легализации огнестрела. В том числе в России.
— Нельзя нашим людям давать оружие. Перестреляют друг друга! Менталитет у нашего народа такой быдляцкий, — говорят либералы-демократы и прочие социалисты — страдатели за дело народное и лютые защитники его быдляцких интересов. Они всегда лучше знают, что этому дитяти неразумному — народу — нужно. И всегда готовы за него решать. Опекуны! Отцы нации! Добрые и сердечные, в отличие от народа.
Примерно в тех же выражениях (не буквально, но по сути) о своем народе говорят немецкие демократические либералы. И английские. И еврейские. И литовские…
Менталитет у всех наций, получается, вот такой вот одинаковый: дай в руки ствол — побегут мочить друг друга, сразу возрастет преступность и проч.
…Не зря говорят: каждый живет в том мире, в котором хочет. Социал-озабоченные люди живут в придуманном (то есть не подтвержденном практикой) мире, где людям не хватает малости, чтобы стать преступником, — пистолета. Социалистов окружают дебилы, нищие, вечно угнетаемые меньшинства, инфантильные кретины, не способные поднести ложку ко рту и потому нуждающиеся в постоянной опеке патерналистского Государства, стоящего высоко над людьми. Государство в глазах социалистов имеет больше прав, чем люди, и выступает в роли Отца, распространяя окрест сияние святости…
А консерваторы, республиканцы и просто люди со здравым смыслом живут в реальном мире сильных и ответственных людей, которые сами за себя решают и сами отвечают за свою судьбу. Им не нужен Отец, они сами уже взрослые. И государство в их понимании — всего лишь инструмент для создания комфортной жизни.
Что же касается ментальности, за которую прячутся ненавистники правого дела, то я вам так скажу: ментальность — как радуга. Смотришь издалека и вроде видишь разницу в цветах. Но при ближайшем рассмотрении она куда-то исчезает, пропадает, размывается. Вот в этой точке цвет еще синий или уже фиолетовый? А если взять микроном левее?
Что обычно понимают под ментальностью? Мы знаем: реагирование, миропонимание. Японцы типа философичны и созерцательны. Китайцы — все сплошь конфуцианцы. Азиаты весьма робки со старшими по чину. Американцы бесцеремонны и раскованны. И так далее…
А что если попытаться формализовать эти качества? Ну, например, разбить миропонимание человека на кластеры — по группам, то есть по отношению к разным сторонам бытия. Узнать отношение индивида к счастью. К справедливости. К смерти. К богатству. К коллективизму. К жизни. К знаниям. К бедности. К любви. К семье. К друзьям.
Попробовали. Имея некоторые представления о том, как должны относиться люди той или иной национальности (ментальности) к тому или иному явлению, понятию или ситуации, разбили каждую категорию бытия тезисами, выражающими отношения. Например, по отношению к счастью тезисов, с которыми человек должен был согласиться или не согласиться, было около десятка. Значилось там и западно-протестантское «Лучше вызывать зависть, чем жалость»… И восточно-созерцательное «Несчастья рассказывают нам о счастье». И русско-авосьное «Наперед не узнаешь, где найдешь, где потеряешь».
Тест на ментальность был «оцифрован» и размещен на одном из сайтов в Интернете. Я его прошел и получил результат: японец. Но на этом не успокоился, разместил ссылку на тест в своем блоге, который находится, как вы понимаете, в русскоязычной части блогосферы. И посещают его в основном русские и аналогичные. Так вот, спешу доложить: русских среди русских почти не оказалось. «Неожиданно» выяснилось, что разные люди относятся к жизни по-разному. В итоге «тест-полоска» определил, что подавляющее число русичей беременно иными национальностями. Китайцы, японцы, немцы, американцы… кого среди русских только нет! Даже русские встречались среди русских…
Любопытно, что среди результатов теста таких национальностей, как «белорус», например, не было. «Прибор» не выдает столь высокой точности замера. Оно и понятно: невозможно найти никаких отличий между русским и поляком или, скажем, русским и белорусом. Разве только в шутку предположить, что «бульбаши» больше картошки едят. Но по количеству поедаемой картошки перуанцы вообще вне конкуренции. Вот где живут настоящие белорусы!..
Помню, прилетел я однажды с Украины в Москву. Таксист, который вез меня из аэропорта, разговорчивый попался, затеялся на политические темы рассуждать. Таксисты это дело любят — миром поуправлять, государства рассудить… И вот как-то заскочил разговор на армию, на войну, хочет ли Америка нас завоевать и воевать ли нам с нею. А если не с нею, то с кем? Вот, скажем, с Китаем, например? Выдюжим или нет? А с Турцией? Турки ох какие злые!..
Узнав, что я прилетел из Одессы, таксист тут же подключил к своему мыслеобороту и Украину:
— А вот с Украиной мы воевать не будем, — доложил он. — Я не пойду с украинцами воевать. Как с ними можно воевать — они такие же, как мы!..
И в этом простодушном наблюдении простонародного простотаксиста лежит простая констатация простого факта — хоть три года думай, разницы между хохлом и кацапом не выдумаешь. Один хрен!
И хрен этот всеобщий гораздо шире государственных границ России. В чем мы сейчас и убедимся…
Я либерал. В хорошем смысле этого слова… А потому вряд ли можно найти большего антисоветчика, чем я. И в своих книгах, и в своем блоге я неустанно громлю социализм и борюсь с ностальгирующими по былому имперскому величию патриотами. Когда Путин заявил, что распад СССР стал величайшей трагедией, я был с ним решительно не согласен: дядя Вова, ну разве можно считать трагедией смерть 90-летнего старика? Это же естественный процесс, эпоха империй прошла безвозвратно!.. Но вот летом 2008 года меня, как великого мыслителя современности, пригласили на международную конференцию в Баку. И когда я приехал туда, то нашел империю там, где мы ее оставили…
Первое впечатление от Баку: очень много азербайджанцев! Даже больше, чем в Москве…
По дороге из аэропорта Гейдара Алиева я смотрел в окно автобуса. При Советах мне не довелось побывать в Баку, поэтому я сразу настроился воспринимать Азербайджан по факту — как заграницу. Тем более что все вокруг очень походило на Турцию. Каменистая земля с выжженной желтой травой, колючая проволока, мечети, смуглые люди с черными усами, какие-то невнятно-безликие автомобили — простенькие «рено», безродные «дэу», знакомые «нивы» и откровенно турецкие желтые «шахины» — такси. Опять же кипарисы, пальмы. Местами Баку напоминает Стамбул. Или Анталью. Особенно там, где не исторический старый город, а обычные тупые дома. Просто какой-то филиал Турции, особенно если учесть, что азербайджанский язык — тот же турецкий. Указатель на аэропорт — «havalimani». Узнаваемо?.. Помню, меня в юности удивило, что в Молдавии, оказывается, говорят по-румынски, и никакого молдавского языка просто не существует. Оттяпала когда-то Российская империя чужой кусок. И здесь, на Кавказе оттяпала. Курочка по зернышку клюет.
Я вышел из автобуса, прошел до отеля, и вся заграница сразу улетучилась. Я стоял, как на плоту, на осколке империи — здесь все понимают русский! Даже молодежь. А люди постарше, особенно с имперским образованием (МГУ, ЛГУ), вообще говорят по-русски без акцента, с отличным московским произношением. С московскими шутками и прибаутками. Легко вставляя деепричастные обороты и такие слова, как «орнаментальный» и «каплевидный». Интеллигенция советской национальности, они набрасываются на приезжих из Москвы и не могут с ними наговориться. Так, наверное, после распада Рима по его окраинам еще долго говорили на латыни и спрашивали, как там дела в Городе.
Теперь Баку заграница. Но удивляться тому, что молодежь здесь учит русский, не стоит. Потому что Россия для азербайджанцев — как для турок Германия. Как для алжирцев и тунисцев — Франция.
Незадолго до отъезда из Москвы в Баку я с семьей за ужином вполглаза смотрел новости по телевизору. Сначала какой-то латышский министр чего-то рассказывал нашему корреспонденту на русском языке; потом, кажется, Путин встречался с украинским премьером Юлей Тимошенко и они говорили по-русски; в третьем сюжете грузинский президент Саакашвили отвечал журналисту Первого канала опять-таки на чистом русском.
— Сынок, — спросил я, жуя. — А тебя не удивляет, почему президенты и министры иностранных государств так хорошо знают русский язык?
Но детей ничего не удивляет. Сын вообще не заметил этого факта. А если бы заметил, наверняка нашел бы объяснение, пятнадцать лет парню как-никак, — вспомнил бы, что еще за пару лет до его рождения у нас была большая империя. А потом распалась на Россию и «ближнее зарубежье». И с тех пор в «дальнем зарубежье» — где-нибудь в Турции или Испании — русские искренне радуются бывшим соотечественникам, каким бы ни был разрез их глаз. Тепло улыбаются и упрямо называют их «наши». И те не против быть «нашими».
Между нами действительно оказалось больше общего, чем мнилось до распада. Мы узнаем друг друга не только по языку. В школах и вузах мы все учились по одним программам. У нас общий генезис — воспоминания, события, реперные точки, штампы, ключевые фразы. И казах, и латыш, и русский, и грузин одинаково понимают, что такое «все пабижали, и я пабижал», анекдоты про Штирлица и «Ларысу Ивановну хачу». Все знают, что такое ГУЛАГ, и кто носил белый плащ с кровавым подбоем… У нас одинаковые шутки про «запорожец» и общие поводы для самоиронии.
Познакомился я на этой конференции с казашкой. Молодая журналистка из Астаны. Чистый русский язык без акцента — прямо как у казахской команды КВН. Она поразила меня погруженностью в российские события. Оказалось, казахи (киргизы, таджики, узбеки) не только смотрят Первый канал, но и следят за книжными и культурными новинками Москвы больше, чем сами москвичи, — с дотошностью провинциалов, желающих быть в курсе культурного «мейнстрима». Притяжение империи… Так вот, я обратил внимание новой казахской знакомой на то, что пора бы ей уже поменять свой старенький 3-мегапиксельный фотоаппарат на нечто более современное. Она махнула рукой:
— Для казаха сойдет.
И эта самоирония удивительно импонирует… С той же самоиронией относятся к себе русские, украинцы…
После первого дня конференции делегатов повезли в национальный ресторан, где рядом со мной оказалась симпатичная бакинская девушка из оргкомитета. По-русски она говорила не только без акцента, легко вворачивая русские поговорки, но и сыпала новоязом последних двадцати лет. Традиционно пожаловалась на армян, отнявших Карабах… Я, кстати, заметил такой феномен. Стоит приехать в ближнее зарубежье «человеку из центра» (из Москвы), как ему сразу начинают что-то горячо рассказывать, на что-то жаловаться. Интересно, правда?..
Так вот, моя собеседница пожаловалась на армян, которые «оккупировали исконно азербайджанский» Карабах.
— Забудьте и плюньте, — посоветовал я. — Мы империю потеряли и то не плачем.
— Но ведь это же наш Карабах!..
— Азербайджан тоже когда-то был нашим. Но мы же смирились.
По всплеску эмоции, мелькнувшему в ее глазах, я понял, что напоминание о колониальном прошлом страны девочке не понравилось, но возразить против факта она не могла. Кивнула:
— Да Россия завоевала Кавказ. Но это, по крайней мере, пошло Кавказу на пользу, а вот скажите, что дало завоевание Арменией Карабаха?!
Ах, какая это была шикарная фраза!
Какая роскошная проговорка, сказанная мимолетом, как о чем-то давно осмысленном и понятом, не вызывающем никаких внутренних возражений, само собой разумеющемся, банальном. Она говорила о другом — о Карабахе и армянах, а попутно просто констатировала факт: Россия, пусть на штыках, но принесла сюда цивилизацию. И особенно это было видно на контрасте, который являла собой эта конференция. Она была посвящена двум взаимоисключающим вопросам — повышению роли восточной женщины в жизни современного общества и одновременно сохранению национальной самобытности, самоидентификации, менталитета. Обе темы весьма модны, поэтому их решили совместить, не замечая противоречия. Конференция была знатной, на нее приехал даже профессор Фукуяма из Америки. А еще со всех недоразвитых стран Азии и Африки в Баку съехались делегатки в национальных одежках — африканки в цветастых хламидах, какие-то непонятные существа, похожие на египетские мумии, закутанные с ног до головы в серые тряпки — только глаза через амбразу постреливают, тетки в паранджах. Они выступали перед микрофонами прямо в паранджах и утверждали, что паранджа — это очень хорошо и удобно. Это часть их национальной самоидентификации. И они носят ее с большой радостью, по собственному желанию надевая на голову мешки.
Феминистки в паранджах — оксюморон!..
И среди всего этого паноптикума приятно радовали глаз женщины постсоветского пространства — с открытыми лицами, в цивилизованных европейских платьях, раскованные и улыбающиеся. Они, со времен Совка привыкшие к разделению официального и неофициального, с трибуны произносили правильные политкорректные фразы о необходимости сохранения национальной самобытности, а в кулуарах вместе со мной смеялись над чадрами и паранджами.
Причем, что интересно, болтанув пару слов по первой части конференции (менталитет-самоидентификация), представительницы Азербайджана, Киргизии, Таджикистана, Узбекистана буквально через запятую гордо докладывали собранию по второй части (феминизм) — рассказывали об успехах женского движения в их странах. Успехи этих восточных женщин в их республиках весьма впечатляли представителей западной розово-либеральной интеллигенции, что и говорить! Они, открыв рты, слушали, что и голосовать в Средней Азии женщины начали раньше, чем во многих странах Европы, и должности руководящие занимать. При этом ни слова о большевиках! Кто же подарил восточной женщине такое чудесное освобождение? Наверное, это сознательные баи, жившие в Средней Азии и Закавказье, разрешили своим наложницам голосовать почти сто лет назад, не иначе.
Краснопузых я и сам терпеть не могу. Но надо отдать им должное: объективно являясь новой инкарнацией Российской империи (подробнее об этом — в книге «Бей первым!»), они волей-неволей продолжили ее дело — нести на отсталые окраины свет западной цивилизации, правда, с налетом новомодного марксизма (тоже, кстати, отнюдь не восточного учения).
Поэтому я никогда не выступаю против приезда «ближнезарубежных» гастарбайтеров в Россию. Особенно интеллигентных людей «советской национальности», чисто говорящих по-русски, — врачей, программистов… Мы ответственны за тех, кого приручили. Они — осколки империи. И это — наши осколки.
Империя еще жива. Она жива в головах и словах. В людях и смыслах. Бывая в столицах постсоветских республик, я вижу воочию, что до сих пор есть нечто большее, чем отдельные страны — то, что простерлось далеко за пределы номинальных границ России и до сих пор держит, объединяет бывшее имперское пространство, — язык и общее смысловое пространство.
Почти не преувеличивая, скажу, что нет больше никакого национального менталитета и никаких национальных «цивилизаций», как не существует расовой или классовой физики, генетики, астрономии. А есть менталитет цивилизованного человека и менталитет варвара. Я не устаю из книги в книгу это повторять: основой менталитета цивилизованного человека (вне зависимости от национальности) являются высокие технологии, а не ишак, орущий за дувалом.
Какая разница между мной и французом, если на многие вещи мы смотрим одинаково? Перестала ли быть азербайджанкой и стала ли русской та девушка, с которой я беседовал в бакинском ресторане, ведь она родилась на Украине от советского офицера родом из Баку и матери-хохлушки, потом жила в Прибалтике и Англии, а теперь вот вернулась на историческую родину. И что вообще это значит — быть «русским» или быть «азербайджанцем» в условиях мира, где существуют самолеты и Интернет? И не пора ли уже давно брать эти слова в кавыки, как сделал сейчас я?
Однако до сих пор высоколобые мужи зарабатывают деньги, читая слушателям лекции по кросс-культурному анализу. А в Америке до кризиса было очень модным такое направление в бизнес-школах, как «конфуцианский стиль бизнеса». И все это — отрыжка политкорректности.
— Стоп! Что за ерунда? При чем тут политкорректность, социализм и феминизм? Автор свалил все в кучу и вообще начал разговор об оружии слишком издалека. Ближе к делу! — воскликнет, поблескивая толстыми линзами близоруких очков иной любитель оружия, в нетерпении ерзающий толстой попой по дивану в ожидании, когда же наконец речь пойдет о его любимых автоматиках и пестиках.
Не переживай, мой умный ботаник! Ничто в моих книгах не делается зря. Будут тебе и пестики, и тычинки. Дай срок. А пока вот тебе для успокоения…
Сиськи Родины-матери
Я так скажу: излишнее внимание к человеческой ментальности и национальной «самоидентификации» — характерная черта эпохи политкорректности. Прогрессистский XIX век, в котором люди свободно носили оружие, таких комплексов не знал. И предыдущие века не знали тоже. Там всегда смело называли дикарей дикарями, варваров — варварами. А сейчас норовят туземство обозвать «иной культурой», а кретинизм — альтернативной одаренностью.
Помню, в редакции журнала «Огонек», где я строго, но справедливо руководил отделом, работала одна девочка по имени Майя. Майя хорошо писала, а на то, что она была патриотка, любительница этнических приблуд и национал-большевичка в одном флаконе, всем в редакции было плевать с высокой колокольни — у каждого свои тараканы в голове. Но иногда я этих тараканов дразнил. Дразнить тараканов — одно из самых любимых моих занятий!.. Заведешь, бывало, как бы невзначай базар про отсталые народы да и назовешь их мимоходом дикарями. Майя тут же взвивается!
— Почему ты называешь их дикарями?
— Потому что они дикие очень.
— Никакие они не дикие! У них просто культура другая, не такая, как у нас.
— Майя! Дикость и цивилизованность определяются уровнем технологии. А эти туземцы до сих пор в каменном веке живут.
— А им просто не нужны наши транзисторы! — горячится Майя. — Смысл жизни вовсе не в технике. Может быть, они счастливы, близки к природе.
Ну что с нее взять, с бедной? Гуманитарий…
Беда, однако, в том, что этой вот «гуманитарностью» поражена ныне львиная доля западной интеллигенции. Вот вам пара примерчиков. Знаете, какие жалобы порой предъявляют британские туристы своим туроператорам? Один жалуется, мол, его не предупредили, что в Индии обитают слоны, и потому он испытал чувство шока, увидев у рецепции отеля слона. Другой жалуется на то, что в Испании оказалось слишком много испанцев. Третий — на слишком белый песок на пляже. Четвертый — на то, что в море было чересчур много рыбок. Пятый — на то, что турагентство не предупредило его о необходимости взять плавки в аква-парк. Шестой — на несправедливость. В чем же эта несправедливость состоит? А в том, что британским туристам лететь с Ямайки домой в три раза дольше, чем американцам. Неравенство!
Любопытную мысль высказал мне однажды экономист Михаил Делягин:
— За последние четверть века произошла великая информационная революция — был изобретен компьютер. А что делает компьютер? Он берет на себя функции логического мышления… Когда-то нас всех учили в школе умножать и делить в столбик. Учили решать системы линейных уравнений. Сейчас есть калькулятор, и не нужно знать, как это работает «изнутри», машинка сделает все сама, нужно только нажать правильные кнопки. То же самое вскоре получится и с логикой, которая в течение ближайших десяти лет уйдет в компьютер. И способность к логическому мышлению станет неважной. Ну, есть уникумы, которые могут в уме перемножить 375 на 78, но кому это нужно в эпоху калькуляторов? И кому понадобится думать и сопоставлять факты в эпоху тотальной компьютеризации?.. Это приведет к тому, что соревнование людей друг с другом будет идти не по формально-логическим, а по творческим критериям.
Вокруг будут сплошные творческие личности — пальцы веером. А творческие люди — это шизоиды. Ничего плохого в этом нет, это просто название типа личности. Проблема в другом — не существует систем управления коллективами шизоидов…
Он прав: мир гуманитариев ужасен. Но вот на компьютеры я бы не грешил. Потому что одебиливание началось на добрую сотню лет раньше, чем появился первый компьютер.
Я неоднократно в разных книгах и с многочисленными красочными примерами писал и о массовом оглуплении, охватившем современную цивилизацию, и о ее постепенной варваризации. Мир, в котором дикость считается равной цивилизованности, а глупость — альтернативной формой ума… Мир, в котором лучших равняют по худшим, а изучение в университете африканского искусства приравнивается к изучению физики… Мир, где каждый дурак может на референдуме голосовать по вопросам, в коих ни черта не понимает… такой мир обречен.
И разоружение граждан, и политкорректность, и социализм, и фашизм, и упомянутая выше «гуманитаризация» мира, его «обабливание» — лишь ветки, растущие от одного корня, имя коему… ах, да назовите этот сорняк как хотите! Дело ведь не в названии, а в том, чтобы его выполоть, пока он не забил собой тысячи лет селекционной работы.
Вот и давайте немножко займемся прополкой и ботаникой. Наша задача в данной главке — проследить, на каком этапе мир сломался, когда слова «дикарь» и «негр» стали непроизносимыми, интеллектуальные элиты инфантилизировались и феминизировались, а оружие стало считаться не фактором, сдерживающим насилие, а фактором, его провоцирующим. Где и почему проклюнулось зерно сорнячье?..
А случилось это пару сотен лет назад. Просто время было такое. Переломное время. Мировая скорлупа трещала, и из тихого яйца привычного сельского быта лезло на свет нечто огромное, черное, лязгающее и клюворылое. Это, пугая народы, разворачивался молох промышленной революции. А с ним вместе выползли змеи групповых идеологий — фашизма, коммунизма, феминизма.
Технический прогресс приводит к облагораживанию нравов, их гуманизации. А избыточная доброта не всегда полезна. Точнее говоря, вредна, поскольку приводит к полной своей противоположности. Благими намерениями, как известно… Разбор полетов я начну, как всегда, издалека — от феминизма. И постепенно мы подрулим от «измов» к оружию. Мои постоянные читатели уже привыкли, что я всегда захожу издалека, бью с большим размахом — так сильнее удар.
Вам непонятно, какая связь между оружием и феминизмом? Феминизмом и фашизмом? Я сейчас все объясню. Мало не покажется…
Феминизм — это фашизм без яиц.
Те, кто читал мою книгу «Конец феминизма», знают, что самые отвратительные, самые эгалитарные «измы» в мире — социализм и феминизм — разрабатывались одними и теми же людьми. Напомню. Термин «феминизм» изобрел английский социалист Роберт Оуэн. Отличились на ниве феминизма также Томмазо Кампанелла, Томас Мор, Сен-Симон, Франсуа Фурье, Жан Жак Руссо, Фридрих Энгельс и прочие социалисты-утописты.
Последний из перечисленных высказал идею о том, что в далекие дикие времена не только богатые поработили бедных, но и мужчины поработили женщин. И пока пролетариат, как самый передовой класс, своим железным кулаком не освободит всех угнетенных планеты, никакого безмерного счастья и передового общества у нас не получится.
Известно, что абсолютное большинство открытий и всяких-разных изобретений было сделано людьми умными и состоятельными. А не безграмотными крестьянами и рабочими.
Социалисты объясняли это угнетением и эксплуатацией бедняков богачами.
Известно также, что более девяноста процентов изобретателей и ученых в мировой истории — мужчины. Абсолютное большинство великих исторических фигур — тоже мужчины. Феминистки объясняли этот феномен жестоким угнетением и эксплуатацией. Мол, потому и не играли женщины практически никакой роли в истории, что задвинули их рабовладельцы-мужья на вековую кухню, где бедняжки пыхтели среди кастрюль, варили кашу и игрались с детьми, а проклятые угнетатели в это время развлекались на войнах и тонули на каравеллах.
Это был очень модный взгляд на вещи в прошлом - позапрошлом веках. Женщины страдают из-за мужчин… Бедные из-за богатых… Отсталые народы из-за передовых… Немцы из-за евреев…
Блистательный очкарик из прошлой главки, быть может, угрюмо наморщившись, спросит нудно и раздраженно: а каким боком тут фашизм? Да тем же самым! Говорю вам: одни и те же люди все это создавали! В книге «Бей первым!» я писал, что национал-социалистическая рабочая партия Гитлера образовалась путем слияния двух леворадикальных революционных партий — Социалистической партии Юнга и Немецкой рабочей партии Дреклера. Один из пунктов в программе новорожденной гитлеровской партии предусматривал национализацию банков и промышленности, а также экспроприацию земли. А гитлеровский идеолог Геббельс неоднократно и публично говорил о родстве большевизма с национал-социализмом и считал Ленина одним из величайших революционеров, дело которого должны продолжить немецкие национал-революционеры. Практически все видные деятели нацистского движения — Кох, Штрассер, Рем, Брюкнер, Эрнст, Хейнес и другие — придерживались левацких убеждений. Не отставал от них и Гитлер, который прямо заявлял:
«Между нами и большевиками больше сходства, чем различий. Я всегда принимал во внимание это обстоятельство и отдал распоряжение, чтобы бывших коммунистов беспрепятственно принимали в нашу партию. Национал-социалисты никогда не выходят из мелкобуржуазных социал-демократов и профсоюзных деятелей, но превосходно выходят из коммунистов».
Эти три ветки — фашизм, коммунизм и феминизм — выросли от одного ствола. Разумеется, на кончиках они отличались друг от друга в расцветке и деталях, терминологии и прочей атрибутике. Но в главном сходились: у них была общая база — все три идеологии допускали существование групповых интересов. Несмотря на то, что все люди разные, идеологами с какого-то бодуна постулировалось, будто граждане, объединенные в некую группу по формальным признакам (пролетарии, немцы, женщины) имеют общие интересы.
Есть два принципиально разных взгляда на жизнь. Можно обвинять в своих неудачах себя. А можно обвинять в своих неудачах неправильно устроенный мир. Я беден потому, что мне не хватает ума заработать больше денег… Альтернативный вариант: я беден и несчастен потому, что во всем виноваты евреи (богачи, мужчины)…
Тоталитарные идеологии предпочитают второй вариант. Потому их и называют тоталитарными, то есть общными, что они предполагают существование общих интересов, уравнивая разных людей до некоего придуманного идеологами стандарта. И чего ж тогда удивляться, что в тоталитарных странах людей зачастую отличают только по номерам, нашитым на груди?..
Почему класс (пол, нация) не может реализовать свой коренной интерес? Да потому что его осуществлению изо всех сил противятся внешние и внутренние враги. С ними, ясен перец, надо бороться!
Вот если взять и уничтожить эксплуататоров как класс, отдать народу награбленное, объявить всеобщее равенство, отнять и поделить, дать всем одинаковое количество общественных благ — денежных, образовательных и прочих. Вот тогда бедные сразу разбогатеют, а глупые поумнеют, получив хорошее образование…
Или, допустим, взять да уничтожить всех евреев! Предварительно отняв у них все украденные у народа богатства…
Еще можно отменить засилье патриархата, то есть тотальное мужское угнетение. В самом деле, почему мужчины распоряжаются практически всеми богатствами планеты? Эксплуататоров нужно уничтожить как пол!..
Думаете, преувеличиваю? Клевещу на феминизм? Не спешите думать. Сначала получите пищу для ума. Посмотрите книгу «Конец феминизма» или просто потрудитесь прочесть один абзац, который я оттуда процитирую.
В середине ХХ века одна из теоретиков феминизма Валери Соланас писала:
«Сохранение мужчин не нужно даже для сомнительной задачи воспроизводства. Мужчина — это биологическая случайность… недочеловек, животное… В самой своей сути мужчина — это пиявка, и, соответственно, не имеет морального права жить, поскольку никто не должен жить за счет других… Уничтожение любого мужчины, таким образом, является хорошим и правильным действием, весьма выгодным для женщин, равно как и актом милосердия. Уничтожьте мужчин, и женщины станут другими. Многие женщины некоторое время будут думать, что им нравятся мужчины, но, привыкнув со временем к женскому обществу, постепенно увлекаясь своими проектами, они в результате поймут абсолютную бесполезность и банальность мужского рода… Немногие оставшиеся мужчины могут влачить свое ничтожное существование, прогуливаясь в женских платьях или отправиться в ближайший гостеприимный центр самоубийства, где их тихо, быстро и безболезненно усыпят газом».
Замените здесь мужчин на евреев, а женщин на немцев и найдите разницу с фашизмом. Или с коммунизмом, учитывая, что Валери Соланас выступала за отмену денег…
Сейчас феминистические лобби в западных странах продавливают квоты для женщин в парламентах, партиях и в министерствах. На очереди — армейские штабы и корпорации. Короче говоря, они делают то, что когда-то делали советские социалисты, у которых в Верховном Совете тоже была выделена квота для женщин (узбеков, рабочих и проч.).
Когда было введено равноправие женщин и мужчин, негров и белых, образованных и необразованных, умных и глупых, варваров и цивилизаторов, когда появилось всеобщее избирательное право, теоретики феминизма очень радовались. Они радовались так же, как теоретики социализма, которые полагали: уж теперь-то рабочие наберут места в парламенте, чтобы защищать там свои интересы!.. Однако свободные выборы не помогли — ни рабочие, ни женщины в массе своей в парламентах так и не появились. Там продолжали заседать люди умные и с яйцами. Пришлось вводить квотирование, то есть принудительно разжижать парламент неконкурентным элементом — женщинами и рабочими.
Выход на историческую арену (путем получения права голоса) низших классов — рабочих, крестьян, нацменов, малообразованных, женщин — был главной тенденцией всего ХХ века. Это можно назвать внутренней варваризацией, когда властные этажи обильно разбавились малообразованным населением, которое стало участвовать в принятии решений. А властные элиты начали лебезить перед электоратом, обещая на выборах все больше и больше.
А тут еще и бабы… Как известно, женщины в среднем менее умны, чем мужчины. Точнее, у них мозги устроены по-другому. Женщины хуже решают математические и логические задачи, да и вообще с точными дисциплинами и ориентированием в пространстве у них плохо. А вот с эмоциями, наоборот, хорошо. И это — конструктивно заданная особенность.
Самке нужно терпеливо воспитывать детеныша и не загрызть его в припадке раздражения. Для этого она должна быть более заторможенной — мягкой, покладистой, сочувствующей, эмпатичной, — то есть обладать всем тем, что называется женскими качествами. А женские качества продуцируются женскими гормонами, которые понижают агрессивность особи вместе со способностью к решению «агрессивных» (в том числе пространственно-координатных) задач. Соответственно, немного падает интеллект, повышается склонность к принятию простых (обычно неправильных) решений. А оба этих фактора — пониженная агрессивность и склонность к простым решениям — порождают иррациональную неприязнь к оружию.
Есть теория о том, что манерность, капризность, женскость в поведении гомосексуалистов вызывается повышенным содержанием женских гормонов, продуцируемых биохимической фабрикой организма. Не знаю, насколько верна эта гипотеза, зато знаю другое: по мере того как в управляющей системе росло число вчерашних аутсайдеров — женщин, гомосексуалистов, рабочих, нацменов с диких окраин, — катастрофически падал совокупный интеллект системы. Росла «сострадательность» социальной машины, ее феминизация, и вовсю проявляли себя сифилитические язвы общества — радикализм, политкорректность, мультикультурализм, аффирмация (предоставление преимущественных прав «угнетенным»), борьба с инакомыслием, запреты оружия. Но язвы — это всего лишь симптомы. А сама болезнь — эгалитаризм, то есть уравниловка, вызванная снижением совокупного интеллекта элит.
К чему это приводит?..
В начале 2008 года газеты обрадовали новым почином Европарламента в борьбе за всеобщее равенство в духе Оруэлла: феминистически настроенные лево-либеральные депутаты предложили вычеркнуть из практики официальной переписки такие обращения, как «господин» и «госпожа».
Они, видите ли, гендерно некорректные! Они подчеркивают разницу полов! А все люди должны быть одинаково неразличимыми!
Если мы запретим людям употреблять слова, указывающие на половые различия, сами люди ни в жисть не догадаются, что они женщины или мужчины, а будут искренне воспринимать себя как нечто среднее, понимаете? И тогда настанет тотальное равноправие!..
…Скажите мне, это политкорректность или феминизм? Или социализм с его тягой к уравниловке?.. Да какая разница, если это просто идиотизм!..
Так же попали под запрет выражения «мадемуазель» и «мадам», «мисс» и «миссис». Они подчеркивают семейный статус женщины, что лишний раз акцентирует внимание:
а) на «принадлежности» женщины мужчине и
б) социальном статусе женщины.
А это недопустимо! Люди должны быть равны! А если они не равны, это нужно тщательно скрывать или уж во всяком случае не акцентировать на этом внимания.
Кроме того, были изъяты из употребления слова «полисмен», «спортсмен» и проч., поскольку в них содержится слово «мен» — «мужчина». Женщинам может быть обидно!
А если кто еще станет употреблять старорежимные словечки, будет наказан — использование политически ошибочных слов в деловой переписке теперь считается административным правонарушением. Блистательный пример политической идиотии.
А вот еще один…
Полугодом ранее тот же Европарламент принял резолюцию, в которой обязал организации, занимающиеся рекламой, обратить самое пристальное внимание на политически ошибочную рекламу. Политически ошибочная — это та, которая указывает на существующее положение вещей, на то, что все люди — разные. Это недопустимо! Реклама должна звать вперед, в светлые дали, воодушевлять на подвиг и пропагандировать уравниловку!
Например, недопустимо изображение в рекламе стирающей женщины — стирать должен только мужчина! И напротив, нельзя показывать копающегося под капотом автомобиля мужчину, потому что… именно так обычно в жизни и происходит. А реклама, по мнению лево-розовых евро-слюнтяев, должна не товар продавать, а быть подобием «Кубанских казаков», то есть звать людей в сладкую эгалитарную сказку. Поэтому в принятой резолюции Европарламент призвал соответствующие органы собирать и анализировать доносы граждан, которые отыщут в рекламе враждебные происки. Недопустимо в рекламе также оружие, поскольку «зачем пропагандировать жестокость»?
Фемино-социалисты, выступающие против оружия и сексизма, поощряют доносы граждан — как гражданский акт святой борьбы с врагами межполового социализма…
Сталинисты, запретившие оружие, поощряли доносы граждан — как гражданский акт святой борьбы с врагами интернационального социализма…
Гитлеровцы, разоружившие нацию, поощряли доносы граждан — как акт святой борьбы с врагами национал-социализма…
«Не болтай!» — был такой плакат в сталинские времена. Нельзя было сболтнуть лишнего, ибо кругом находились хмурые люди с узкими лбами, готовые донести «куда надо» о неосторожных высказываниях. Подозрительность и угрюмая недоверчивость царили в стране. Неправильные высказывания — оружие врага, они мешают построению светлого будущего и потому подлежат выявлению, а допустившие их — перевоспитанию путем наказания. Это было у нас при Сталине, это есть и на современном Западе.
«Умение прозревать в языке следы угнетения со стороны эксплуататоров достигло в академических кругах Америки виртуозности», — констатирует писательница Татьяна Толстая в статье «Политическая корректность».
При Гитлере и Сталине уничтожалась «вредная» литература. В современных странах Запада литература также подвергается политкорректной цензуре. Так, например, в Америке из школьных библиотек изымается книга Марка Твена «Приключения Гекльберри Финна». За что же третируют самую антирасистскую книгу американского классика? За расизм! Там многократно повторяется неполиткорректное слово «ниггер»… А в Англии из школ исчезает сказка о трех поросятах. Потому что в ней действуют свиньи, а у мусульман они считаются грязными животными…
Мир еще не переболел групповыми идеологиями, которые порождает глупость людская. У руля сегодня розовые маниловы, выпускники американских либеральных кампусов, сидящие на профессорских окладах, в редакторских креслах, оторванные от жизни, предельно инфантильные и грезящие о всеобщем уравнительном счастье. Они вовсю продуцируют ни на чем не основанную, высосанную из пальца шариковщину:
— Если мы сотрем разницу между мужчинами и женщинами — хотя бы на словах, — то не будет причин для раздоров…
— Если мы путем высоких налогов на богачей-эксплуататоров сравняем людей в уровне жизни, то не будет социальной напряженности и зависти…
— Если мы лишим всех оружия, людям просто нечем будет убивать друг друга…
Как все просто! Но простые решения всегда приводят к прямо противоположным (от задуманного) результатам. Так, например, в предельно социалистичном СССР стремление к уравниловке привело к тому, что фактически неравенство достигло высочайшего уровня — страна оказалась резко поляризованной, разделенной на серое быдло в телогрейках и несменяемых кремлевских небожителей, у которых было все и которые не подчинялись даже закону. Номенклатура!
Результат, противоположный задуманному…
Я уже рассказывал в одной из книг историю про то, как американские либералы-демократы с горящими глазами спасали крокодилов в какой-то пойме. Крокодилы — это зверюшки такие. А зверюшек надо охранять. От кого? Да от фермеров, которые на них охотятся в болотах. Проклятые негуманные черти! Алчные капиталисты, заботящиеся только о своем кармане! Ради дорогой кожи и мяса они уничтожают невинные и редкие существа. А о природе подумать? Об экологии? Об исчезающих видах?.. Надо самым решительным образом защитить крокодилов от людей!
И защитили. Полностью запретили охоту на крокодилов. Вообще говоря, запрет — первейший способ решения проблемы, который приходит в голову розовому леваку. И первейший признак для идентификации дурака.
К чему это привело? К прямо противоположному результату. Охота на крокодилов была для местных фермеров — хозяев этой поймы — единственным источником пропитания и кормления семьи. Они убивали крокодилов, но умеренно, в их планы полное уничтожение крокодилов не входило, напротив, крокодилы были им выгодны. А теперь, когда лево-розовые маниловы, эти на всю голову шибанутые защитники природы, лишили фермеров источников к существованию, фермерам ничего не оставалось делать, как заняться своим прямым делом — фермерством. То есть сельским хозяйством. Для этого они провели в пойме мелиоративные работы, осушили болота и засеяли их всякой фигней. Крокодилы исчезли — вместе с исчезновением среды обитания.
И таких примеров из серии «хотели как лучше, а получилось как всегда» — масса. Но прежде чем сосредоточиться на них, чуток отвлечемся и определимся в терминологии. А то, боюсь, некоторым читателям будет непонятно, отчего я называю американских либералов и демократов социалистами. На этот вопрос лучше всего ответил Норман Томас — руководитель Социалистической партии США. Он родился в конце XIX века, его юность и взросление прошли в первой половине века ХХ-го. А это была эпоха социалистического угара. Поэтому не удивительно, что Норман стал социалистом. Он несколько раз выставлял свою кандидатуру на выборах президента США и набирал сотни тысяч голосов! Правда, по счастью, президентом так и не стал.
Проиграв в 1944 году очередные выборы, Норман Томас сказал:
«Американский народ никогда сознательно не примет социализма, но под именем либерализма они примут любую часть социалистической программы, пока однажды Америка не станет социалистическим государством, не зная, как это случилось. Мне больше не имеет смысла выставлять в дальнейшем свою кандидатуру от Социалистической партии на президентских выборах, поскольку Демократическая партия США полностью приняла нашу платформу».
Так что, называя выпускников американских университетов, голосующих за демократов, розовыми, леваками и социалистами, я ничуть не грешу против истины. А теперь еще несколько обещанных примеров того, как социалистическая регулировка приводит к результатам, противоположным задуманным.
В нашем постсоветском государстве социалистические настроения, к сожалению, еще очень сильны. В том числе среди чиновников. Которые в городе М. решили помочь бедным. Помогать бедным — это мейнстрим. Помогать бедным — это модно. Помогать бедным — чертовски благородно. Особенно за чужой счет. Это главный принцип социалиста — помогать другим за чужой счет. Вы же не думаете, что чиновники, решившие помочь бедным в городе М., вдруг скинулись и отдали свои деньги бедным. Нет, они решили въехать в рай на чужом горбу: если американские соцлибералы хотели спасти крокодилов за счет фермеров, то наши — помочь пенсионерам за счет бизнесменов: булочные обязали не делать наценку на «социальные» сорта хлеба выше строго определенной.
Социальные сорта — это простые, дешевые буханки с нехитрой рецептурой и недорогой мукой. Вот на них-то наценку и ограничили. Чтобы помочь бедным. Чтобы наши несчастные пенсионеры, которым пенсию повысить чиновники не могут (но зато могут залезть в чужой карман — к бизнесменам), могли на мизерную пенсию покупать дешевый хлеб.
Благородный почин, не правда ли?.. Но место на прилавке должно приносить прибыль. А в результате чиновного решения простые сорта хлеба хозяевам булочных продавать стало попросту невыгодно. И? Вместо дешевого хлеба, на который они не могли устанавливать рыночные цены, хозяева булочных стали продавать более дорогие сорта, с разными добавками — отрубей, орехов и проч. На эти сорта чиновные ограничения не распространялись. Дешевый хлеб из ассортимента просто вымыло! Его не стало. Нам знаком этот эффект еще по советскому опыту — ограничение цен в приступах безудержной заботы о населении приводит к дефициту и общему гниению экономики.
В результате те самые пенсионеры, которым добряки хотели помочь, ограничив цены, не сэкономили денег, а потеряли их, поскольку стали вынуждены покупать дорогой хлеб. То есть бизнесменов хотели заставить продавать хлеб по девять рублей вместо тринадцати, а в итоге пенсионеры покупают хлеб по двадцать.
Результат, противоположный задуманному…
Российские леваки и социально-озабоченные политики очень любят кричать, что плоская шкала налогов — несправедлива. Мол, богатые платят столько же, сколько бедные, — разве это правильно? Давайте с бедных брать три процента, со среднего класса процентов эдак тридцать, а с богатых — драть до шестидесяти! Тогда денег в бюджете станет больше, и можно будет увеличить всяческие пособия и зарплаты бюджетникам. Улучшить положение бедных за счет богатых. Так сказать, слегка отнять и влегкую поделить. Как просто и справедливо!
Однако экономисты знают: чем ниже налоги, тем выше их собираемость. После того как Россия перешла на единую плоскую шкалу налогов, их собираемость выросла в двенадцать раз. То есть приток средств в бюджет увеличился на порядок. А если сделать то, что предлагают нам «во имя справедливости» леваки, количество денег в бюджете уменьшится. Леваки мечтали о повышении пенсий и зарплат? Их не из чего будет платить! И снова мы получим результат, противоположный задуманному…
А вот вам еще одна историйка… Петушиные бои известны человечеству не так давно, как оружие, но тоже имеют длиннющую историю. Люди их устраивают аж с бронзового века. Древние греки так любили эти птичьи сражения, что изображали боевых петухов на своих щитах. Римляне от греков не отставали. Известный античный автор Колумелла, оставивший потомкам массу трудов по сельскому хозяйству, отмечал, что многие богатые римляне начисто проигрывались на петушиных боях.
И было на что посмотреть! Петухи — птицы красивые сами по себе, а бой двух петухов, да еще с прикрученными к ногам заточенными стальными шпорами представляет собой зрелище чертовски азартное. Удар петушиной ноги столь молниеносен, что стальной клинок шпоры может вонзиться в сухую доску на глубину до сантиметра. Настоящие гладиаторские бои!.. Недаром петушиными боями позже заболела вся Европа. Это было одним из великолепных античных наследий, оставленных нам Римом.
Выросла целая культура петушиных боев — не менее значительная, чем культура испанской корриды. Чтобы придать петухам задора и агрессии, их откармливали по специальной диете — давали клевать сырое мясо, чеснок, подмешивали в корм яд кобры. Сейчас в это сложно поверить, но петушиные бои устраивали даже в церквях, а в английском парламенте вплоть до XIX века существовало специальное место для проведения петушиных боев.
В каждой стране были свои правила проведения состязаний и оборудования боевой арены, своя турнирная таблица. В той же Англии, например, птицы дрались на круглой арене с барьером, чтобы в горячке боя бойцы не вылетели прочь. Для лучшего сцепления пол арены был сделан из циновки… В России, где, кроме петушиных, проводились еще и гусиные бои, для этих мероприятий устраивали так называемые «ширмы» — круглые ринги с плетеной загородкой и положенным на пол войлоком… В Греции и Испании бои проводились на специальных столах с высокими бортиками…
В результате тысячелетней селекции была выведена особая порода бойцовых петухов, единственным смыслом жизни которых была драка. Есть упоение в бою, черт побери, что бы там не говорили феминистки!.. Птицы этой породы оказались столь воинственными, что даже куры у них были не трусливы и глупы, а чертовски агрессивны. Случалось, эти куры, защищая выводок цыплят, влегкую убивали крыс, ворон и даже соколов. А иногда нападали и на более крупные объекты, например, лошадь, которую успешно обращали в бегство.
Самим своим существованием эти птицы были обязаны человеку. Они жили для боя. Бой был целью из жизни. Но ведь добрые социалисты лучше других знают, что другим надо! Потеряв из-за социалистов цель жизни, птицы вместе с ней потеряли и жизнь. Потому что в том самом гуманном XIX веке, когда из эгалитарного эмбриона начали проклевываться социальные монстрики, петушиные бои стали повсеместно запрещать. Птиц-гладиаторов решили освободить от рабства. И их просто перестали разводить.
Результат, противоположный задуманному…
В Массачусетсе (США), например, петухов освободили даже раньше, чем негров — в 1836 году. Затем настал черед Англии. На Кубе петушиные бои продержались аж до прихода к власти социалистов. В 1959 году Фидель Кастро их запретил… На сегодняшний момент в абсолютном большинстве развитых стран петушиные бои находятся вне закона.
В итоге поголовье птиц этой породы резко сократилось. По сути, желая уберечь птиц от жестокого обращения, наши большие сердцем, но малые умом левацкие интеллигенты просто убили их! Совершили форменный геноцид целой «куриной нации». Однако, до сих пор так ничего и не поняв, разные общества по защите животных, наполненные прекраснодушными маниловыми, строго следят за правами птиц!
— Зачем потакать жестокости? — рассуждают либеральные выпускники западных университетов. — Не лучше ли, чтобы птицы жили в мире и любви, спокойно гуляли по зеленым лужайкам и мирно раскланивались друг с другом — вместо того, чтобы драться?
Но петухи не оправдывают левых надежд.
Несколько лет назад полиция накрыла в Нью-Йорке притон, где шли петушиные бои. Все крылатые «гладиаторы» были освобождены и переданы Обществу защиты животных, по наводке которого, собственно, и был совершен полицейский налет. А что произошло дальше? А дальше защитники животных убедились, что петухи совершенно неисправимы — они чертовски агрессивны. Пришлось защитникам животных уничтожить всех «освобожденных» птиц, которые вовсе не желали мирных прогулок под флагом либерал-социализма.
Гуманитарные леваки «одушевили» птиц, приписав животным собственные мысли и представления о правильности. Та же самая история произошла позже в России, только не с птицами. Про этот случай я уже рассказывал в одной из своих книг, но он настолько показателен, что не грех вкратце и напомнить.
Было в Москве движение нашистов. Туда стекалась не очень умная, неприкаянная молодежь, зараженная духом коллективизма и нуждающаяся в Вожде, коим в организации «Наши» являлся некий Вася. Сумбурная идеология нашизма как губка впитала в себя самую разную новомодную дрянь, включая защиту зверюшек. Только на сей раз зверюшками оказались боевые быки. В столице хотели устроить корриду, и нашисты во главе с Васей, спроецировав свои страхи и комплексы на животных, поняли, что быкам вовсе не хочется драться на арене. И с помощью церкви добились от властей запрета «бесовского зрелища».
В результате «освобожденные» быки оказались переданы на поруки нашистов, после чего благополучно отправлены на мясо: уж больно злыми оказались, агрессивными, совсем не сельскохозяйственными — все время норовили подраться!..
Что мы видим в итоге? Результат, противоположный задуманному…
Вот так всегда у этих маниловых!.. Соцлибералы хотели оградить женщин от оскорблений, запретив употребление слов «полисмен», «омбудсмен» и проч., поскольку предположили, будто женщинам обидно слушать слово «мен». Но почему женщинам может быть обидно слышать слово «мужчина»? Это может быть только по одной причине — по той же самой, по которой инвалиду обидно слышать презрительно брошенное слово «урод», которое напоминает ему о его недостатках. Иными словами, социалисты признали: женщины действительно не совсем полноценные люди, и само упоминание о том, что есть люди полноценные («мены»), их глубоко ранит. Утверждали равенство, а по сути, признали неравенство.
Опять результат, противоположный задуманному…
Или вот. Негров долго угнетали, поэтому давайте предоставим им преимущество при поступлении в университеты, а то негров слишком мало среди математиков и пластических хирургов. Сравняем! Негров будем принимать в колледжи за цвет кожи. В результате неграм набавляют баллов, а у белых и китайцев баллы отнимают: цветом кожи не вышли. И опять то же самое: кричали о равенстве, а фактически пришли к расовой сегрегации. То есть к прямо противоположному результату.
Негры плохо учатся в школах? Давайте снизим требования и облегчим школьные программы. Так бедным неграм будет легче получать положительные оценки. Повысится успеваемость! Плохие ученики сравняются с хорошими и никому не будет обидно!.. Итог: резкое падение качества образования и еще большее оглупление нации.
Снова результат, противоположный задуманному…
Либеральные демократы, верящие в групповые интересы, весьма трогательно относятся к национальным и прочим меньшинствам, для большей проникновенности обзывая их «угнетенными». Они всячески стараются сохранить их «самобытность» и выступают против плавильного котла цивилизации, растворяющего национальные культуры. Даже язык страны пребывания эмигрантов учить уже не заставляют. Отношение к низким культурам у либералов примерно такое же, как у экологистов к исчезающим видам: пусть будут! Типа мультикультурализм, пришедший на смену глобальной давильне, еще больше спаяет наши разнообразные народы, у которых уже не останется претензий друг к другу! Итог: распадные тенденции, образование внутри страны язв одичания — внутренних «пакистанов» и «мексик», обреченных быть законсервированными очагами отсталости и бедности точно так же, как отсталы и бедны настоящие пакистаны и мексики.
Результат, противоположный задуманному…
Стремление разоружить граждан перед лицом преступности — маразм из того же ряда. После того как совокупный интеллект управляющей системы упал ниже плинтуса (в чем мы уже убедились на многочисленных примерах и еще не раз убедимся). После того как общественной элитой Запада стали гуманитарии, выпущенные из пролеваченных университетов, где они упорно изучали курс африканской культуры, политической корректности и гендерные науки. После того как уровень политической богемы почти достиг уровня Полиграфа Полиграфовича. Вот после всего этого разве удивительно, что управляющая система полностью инфантилизировалась, я бы даже сказал, стала более «языческой», полудикарской?.. Отсюда и то самое «одушевление» оружия, которое в представлении интеллигентных шариковых превратилось из простого предмета в нечто демоническое и опасное само по себе.
Логика западного либерального выпускника с глазами, подернутыми бельмами эгалитаризма, такова: оружие убивает, значит, чтобы сократить количество убийств, давайте запретим оружие, вот и все!.. Действительно, чтобы ликвидировать экономическое неравенство, нужно всего лишь запретить людям много зарабатывать (отнять с помощью огромных налогов и поделить) — чего проще?..
В уже не раз упомянутой книге про феминизм я писал, до каких глубин маразма опустилась австралийская политическая элита, пережравшая эгалитарной баланды. Писал на примерах феминизма. А сейчас проиллюстрирую то же самое на примере оружейных дел. Это настолько показательно, что уверяю: у вас дух захватит!..
Постепенное закручивание социалистических гаек привело в Австралии к тотальному разоружению нации. Феминизированные социал-либералы с розовым отливом решили за людей, что оружие людям не нужно. Оно для них опасно. Люди — дураки, и их нужно опекать. Поэтому у населения были изъяты сотни тысяч стволов. Казалось бы, огнестрельного оружия стало меньше, значит, и преступлений, совершаемых с его помощью, станет меньше! Вот-вот настанет оно, либеральное счастье социал-демократов! Осуществляются мечты!..
Как вы полагаете, каким был итог? Вижу, как с ваших губ уже готов сорваться ответ: «Результат, противоположный задуманному!» И откуда вы только взялись такие умные? Как догадались?..
Действительно, преступность не упала, а увеличилась. Причем, что интересно, на фоне уменьшения общего количества стволов в стране число преступлений, совершаемых с помощью оружия, выросло! Убийства подскочили на 19 %. Вторжения в дома — на 21 %. Вооруженные грабежи — на 59 %.
Но может быть, этот рост — лишь продолжение прежней тенденции? Может быть, преступность росла и до запрета, и запрет никак не повлиял на скорость ее роста?
Отнюдь нет. До запрета в течение полутора десятилетий число преступлений с оружием в Австралии неуклонно падало, и за 15 лет упало почти в пять раз. И это происходило на фоне роста количества оружия у населения. А вот когда оружия у граждан стало меньше, число преступлений с ним резко увеличилось.
Почему же такой парадокс?
Ответ на этот вопрос запретители понять не в силах. Им кажется, что увеличение числа стволов у граждан уже само по себе, чисто статистически, должно повышать вероятность его применения, и потому рост жертв в абсолютных цифрах неизбежен. И сколько ни объясняй, что все ровно наоборот, тщетно: их плоский мозг не в силах понять сложных вещей, как литровый кувшин не может вместить ведро воды.
Одному такому человеку я, помнится, пытался прояснить природу этого феномена, задав наводящий вопрос:
— Вы говорите, что чем больше оружия, тем хуже — больше должно быть преступлений, поскольку преступления совершаются оружием. А как вы полагаете, чем больше микробов в желудочно-кишечном тракте, тем хуже здоровье пациента?
Любой нормальный человек, который хоть раз в жизни слышал слово «дисбактериоз» и знает, что микрофлора бывает вредной и полезной, тут же соображает: просто так на этот вопрос ответить нельзя, необходимо конкретизировать, какие именно микробы и бактерии имеются в виду — вредные или полезные. Потому что полезные микробы противостоят вредным.
Оружие тоже бывает «вредное» и «полезное». «Вредное» — у преступников. «Полезное» — у законопослушных граждан и полиции. Полезное оружие противостоит вредному. Если человек вытравит в своем желудке всю полезную микрофлору, оставив там только патогенную, организм заболеет.
Если вы лишите социальный организм полезного оружия (армейского, полицейского, гражданского), нечем будет противостоять вредному оружию, и организм заболеет. Как заболела Австралия. Это понятно: чем меньше полезного оружия, тем тяжелее протекает «социальный дисбактериоз».
Если мы лишим армию оружия, стране нечем будет противостоять вражеской агрессии. Страна превратится в овцу на заклании.
Если мы лишим оружия полицию, ей нечего будет противопоставить преступному миру. Полицейские превратятся в жертвенных баранов.
Если мы разоружим граждан, им нечего будет противопоставить преступнику в момент нападения. Тем самым мы превратим граждан в безответных овец. Просто-напросто отдадим их в руки преступникам, повесив на каждого табличку «Беззащитная жертва».
Левакам это непонятно, ибо их страх перед оружием, которое «само по себе опасно», иррационален и сильно превышает страх перед преступником. По сути, они — верующие фанатики. И все цифры, все факты отлетают от них, как от стенки горох.