Театрализованные представления для детей школьного возраста Каришнев-Лубоцкий Михаил

Картина четвертая

Утро. Место стоянки лесорубов. На переднем плане деревянная статуя Опилкина. Появляется хмурый, подавленный Ведмедев. Он садится рядом с одеревеневшим другом.

ВЕДМЕДЕВ (Опилкину). Нету пацанов, Гриша, нигде нету… Все обыскал — про пали… А ты говорил: «Чаща как чаща»… Как я тебя такого семье твоей покажу? Молчишь… Сказать тебе нечего. Ну, молчи, молчи… И я молчать буду. (После паузы.) Как мы с тобой жили! Березко Алексей Иваныч тобой гордился: что ни прикажет, все мигом вырубишь… А сюда зачем нас привел? Ведь не велел Алексей Иваныч! Теперь он тобой гордиться не станет, теперь он тебя пилить начнет. Тебя, Гриша, теперь удобно пилить: деревянный!

Появляется Баба Яга. Она останавливается в нескольких шагах от Ведмедева. Тот замечает ее.

ВЕДМЕДЕВ. Кажется, Гриша, и мой черед пришел… (Поднимается на ноги, кладет руку на плечо Опилкину. Обращается к Бабе Яге.) С другом хочу… вместе… Не разлучай, а?…

БАБА ЯГА. Погибать собрался? А ты не спеши, может, помилую…

ВЕДМЕДЕВ. Мне без Гриши, без пацанов этих, что ты шуганула, и жизнь не мила…

БАБА ЯГА. А кто тебе сказал, что Ваня и Саня погибли? (Машет рукой в ту сторону, откуда пришла.) Эй! Субчики-голубчики!

Появляются Ваня и Саня.

ВЕДМЕДЕВ. Ребятки! Живы!

ВАНЯ. Дядя Егор…! (Хочет броситься навстречу Ведмедеву, но замечает деревянного Опилкина.) Ой-ей-ей…!

САНЯ. Почти произведение!

ВАНЯ. Почти искусства!

БАБА ЯГА. Для нас это мелочи. Я бы и не такое могла натворить… (поправляется) …сотворить, да Калина Калиныч не велит. Искусство требует жертв, а он против этого.

ВЕДМЕДЕВ. Верни Григорию облик человеческий! А мы… мы что хочешь сделаем!

БАБА ЯГА. Отсюда уйдете?

ВЕДМЕДЕВ. Хоть золотом меня осыпь, здесь не останусь!

БАБА ЯГА. Ладно, уговорил. (Кивает на статую.) Только и он пусть отсюда уйдет.

ВАНЯ. Уйдет!

САНЯ. Бегом побежит!

БАБА ЯГА (обходит вокруг статуи Опилкина). Раньше, в старину-то, мои бабки и прабабки часто такими делами баловались. По всем лесам истуканов деревянных видимо-невидимо было! Сейчас по музеям их растащили, изучают… (Обращается к Ведмедеву.) Я его не сразу расколдую. Честно сказать, беседовать с ним у меня никакой охоты нет. Я уйду, а уж тогда пусть оживает. (Опилкину.) Анды-шаланды-баланды!

Гаснет свет. Вскоре освещение вновь включается, и тогда становится видно, что на сцене вместо деревянного Опилкина стоит живой. Некоторое время он продолжает изображать статую.

БАБА ЯГА. Прощай и помни обо мне! (Уходит.)

Ваня, Саня и Ведмедев робко осматривают застывшего Опилкина.

ВАНЯ. Кажется, дышит…

САНЯ. Показалось!

ВАНЯ. Кажется, моргает…

САНЯ. Померещилось!

ВЕДМЕДЕВ. Гриша! Ау!

Ваня робко касается Опилкина пальцем. Быстро отдергивает палец.

ВАНЯ. Не чует…

Касается Опилкина и Ведмедев. В этот момент Опилкин оживает и начинает смеяться.

ОПИЛКИН (Ведмедеву). Егор, ты зачем щекочешься?

ВЕДМЕДЕВ. Ожил! Ожил, Гришенька! (Бросается обнимать друга.)

ОПИЛКИН. Что значит ожил? Я, кажется, не помирал…

ВАНЯ (робко). Вы деревянный были…

САНЯ. Заколдованный…

ОПИЛКИН. Я?!

ВЕДМЕДЕВ. Ты, Гришенька. Старушку помнишь?

ОПИЛКИН. Помню. (Ване и Сане). Вы что-то раскололи у нее…

ВАНЯ. Ступу.

САНЯ. И помело разрубили. Мы нечаянно!

ОПИЛКИН. Вспомнил! (После паузы.) На испуг решили взять… Опилкина на испуг не возьмешь!

ВЕДМЕДЕВ. Ты что задумал, Гриша? Сматываться нам отсюда надо, пока снова не заколдовали!

ОПИЛКИН. Сматываться? А что я Березко скажу? Где мы все это время были?

ВЕДМЕДЕВ. На экскурсии, в заповеднике. Оно так и выходит, Гриша, обмана в том нет.

ОПИЛКИН. Хорошо, я подумаю… (Ване.) Через пять минут построй всех. И чтоб все на месте были!

ВАНЯ. А сколько нас всего-то было?

ОПИЛКИН (ехидно). Четверо, Ваня!

ВАНЯ (считает). Один. (Касается Опилкина.) Два. (Касается Ведмедева.) Три. (Касается Сани.) Три! (С ужасом.) Одного нет!

ОПИЛКИН. Да? (Сане.) Ну-ка, помоги брату.

САНЯ (считает). Раз. (Касается Опилкина.) Два. (Касается Ведмедева.) Три. (Касается Вани). Точно одного нет!

ВАНЯ. Бежим отсюда, пока все не пропали!

Ваня делает попытку убежать, но Ведмедев хватает его за рукав.

ВЕДМЕДЕВ. Куда?! Сами бежим, а его, бедолагу, бросим? Совесть-то у тебя есть?!

ВАНЯ. Не знаю. Боюсь я, дядя Егор… Вот пропал же один…

ОПИЛКИН. Да кто пропал-то?!

САНЯ (пожимает плечами). Четвертый.

ВАНЯ. Прямо как в школе: задачка с одним неизвестным!

ОПИЛКИН (свирепо). Сейчас мы ее решим! Становись в шеренгу по одному!

Ведмедев, Ваня и Саня выстраиваются в шеренгу.

ВЕДМЕДЕВ. Один!! (Тычет кулаком в грудь Ведмедеву.) Два!! (Тычет кулаком в грудь Ване.) Три!! (Тычет в грудь кулаком Сане.) Четыре!! (Бьет обеими руками себе в грудь.) Четыре!! Четыре!! Четыре, неучи!!

Ваня вдруг громко всхлипывает. Опилкин подходит к нему.

ВАНЯ (еле сдерживая слезы). Сам… потерялся… и сам же… обзывается…!

ОПИЛКИН (мягче). Разве я обзываюсь? Я ласково. (Со скрежетом в сторону.) Не так вас еще бы надо! (Командует.) Разойдись!

Шеренга распадается, Ведмедев снова подходит к Опилкину.

ВЕДМЕДЕВ (Опилкину). Ты, Гриша, как хочешь… А у нас на чащу рука не поднимается. Побыл поленом, ну и хватит! Мало тебе?

ОПИЛКИН. Фокусы это, загипнотизировали.

ВАНЯ. А лягушки в кепке? Тоже фокусы?

ОПИЛКИН. Конечно.

САНЯ. А избушка на курьих ножках?

ОПИЛКИН. Не видал. А вам померещилось.

ВЕДМЕДЕВ. Ну, а карлица?!

ОПИЛКИН. Какая карлица?

ВЕДМЕДЕВ. С рогами! Глаза — во! (Показывает черные очки, которые надевала Уморушка.) Больше этих!

ОПИЛКИН. И карлица померещилась.

ВЕДМЕДЕВ. Это она ночью мне мерещилась, когда я с тобой, с деревяшкой упрямой, сидел! Не пойду на делянку! Домой уйду!

ВАНЯ. И я!

САНЯ. И я!

ОПИЛКИН (сердито передразнивает их, подражая крику осла). Ия! Ия! Ия!

Опилкин садится на землю, обхватывает горестно голову руками. Ведмедев садится рядом, кладет руку на плечо Опилкина.

ВЕДМЕДЕВ (Опилкину). Гриша… Мало, что ли, лесных массивов осталось? Много! Не все заповедники… (Опилкин обиженно стряхивает руку приятеля со своего плеча.) А то сами в лесники бы подались… Хорошо лесником быть! Рубить не надо, карауль только таких, как мы… Рыбку ловили бы…

ОПИЛКИН. Ага… рыбку… А водяного не хочешь?

ВЕДМЕДЕВ. А мы не здесь. В Муромской чаще без лесников жители обходятся. (Тихо.) Опять кто-то подглядывает…

ВАНЯ. Вроде Уморушка…

САНЯ. Точно — она!

Уморушка робко выходит к лесорубам.

ВЕДМЕДЕВ (тихо, с ужасом). Как на карлицу похожа…! Только рогов нет и глаза как пуговки…

УМОРУШКА. Я тут постою… Что надумали?

ВАНЯ. Еще думаем!

САНЯ. Дядя Егор в лесники зовет.

УМОРУШКА. Скорее думайте. А то дедушка вернется — он такое придумает! А Березко ваш страшный?

ОПИЛКИН. Бр-р! Не напоминай мне о нем!

УМОРУШКА. Страшный… Ладно, не буду напоминать. И зачем только дедушка решил его сюда притащить? Мы с вами и так бы справились.

ОПИЛКИН. Березко притащить?! Сюда?!

УМОРУШКА. Сюда. Вы же никого не боитесь, только его боитесь?

ВЕДМЕДЕВ (прислушивается). Тихо! (Все замирают. Слышен отдаленный шум летящего вертолета.) Вот и дождались! Березко летит!

УМОРУШКА. Ай, страхи какие! Огнем дышит?

ВАНЯ. Кто?

УМОРУШКА. Березко ваш? Который летит?

ВАНЯ. Нет. Он на вертолете летит. А ты испугалась?

УМОРУШКА. Вот еще! А вертолет не кусается?

ВАНЯ. Нет. Не мешай!

Все громче и громче шум вертолета. Наконец он совершил по садку. Шум двигателей смолк.

УМОРУШКА. Деда-а! (Бежит встречать Калину Калиныча.)

На полянке появляются Калина Калиныч, Березко и его секретарша Таня.

КАЛИНА КАЛИНЫЧ (показывая на лесорубов). Вот они, самовольники!

БЕРЕЗКО (лесорубам). Ну, здравствуйте…

УМОРУШКА. И — прощайте…

Ваня прячется за Саню, Ведмедев прячется за Ваню, а Опилкин прячется за Ведмедева. Здороваясь с Березко, каждый поочередно выглядывает из-за плеча стоящего перед ним человека.

САНЯ (бодро). Здравствуйте, Алексей Иванович!

ВАНЯ (робея). Здрасьте, Алексей Иваныч…

ВЕДМЕДЕВ. Здравствуйте…

ОПИЛКИН. Здра… здра… здра…

БЕРЕЗКО. Достаточно. Голос потерял? Очень жаль, он тебе сегодня пригодится. Ответ держать придется, Григорий Сазонович!

ОПИЛКИН. Как лучше хотел… Лес тут какой! Древесины сколь ко! И все так просто стоит, для красоты только… (Вздыхает.) Эх, пусть пропадает…

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Пропадает?! А вырубить все — тогда не про падет?!

ТАНЯ. Вырубка заповедников в наши планы пока не входит.

БЕРЕЗКО (Тане). Слово «пока» — лишнее. (Опилкину.) Это правда, Григорий Сазонович?

ОПИЛКИН. Что?

БЕРЕЗКО. Гражданин Лешак (жест в сторону Калины Калиныча) нас проинформировал. Будто бы вы, Григорий Сазонович, вели себя здесь так, что даже потеряли человеческий облик.

ТАНЯ. Превратились в бесчувственное полено!

УМОРУШКА. Это не он в полено… Это его в полено!

БЕРЕЗКО (Уморушке). Не защищай его, девочка.

УМОРУШКА. А я не защищаю. Я хочу, чтобы вы правду знали.

ТАНЯ. А мы знаем, у нас все записано. (Показывает блокнот. Читает.) «Братья Разбойниковы, Иван и Александр, из хулиганских побуждений вывели из строя транспортное средство пожилой женщины — жительницы здешней местности. Вместо того чтобы наказать виновных, Опилкин Г. С. стал всячески выгораживать и прикрывать хулиганов. Получился скандал, в результате которого у местных жителей создалось впечатление, будто Опилкин Г. С. не человек, а бесчувственный пень, неспособный понять их просьб и требований».

БЕРЕЗКО. Как видите, Григорий Сазонович — обыкновенный человек, а вовсе не полено и даже не…

КАЛИНА КАЛИНЫЧ (подсказывает). Деревянный истукан.

БЕРЕЗКО. И даже не деревянный истукан. А вот почему у местных жителей создалось о нем такое мнение, он сам нам расскажет.

ОПИЛКИН (с негодованием). Я буду рассказывать и объяснять, как я стал деревянным?! Это они пусть объяснят мне, как я стал чурбаном!

ТАНЯ. Расскажут, расскажут… А мы поможем… И вам постараемся разъяснить, как вы дошли до жизни такой.

БЕРЕЗКО. До самоуправства и самодурства! (Калине Калинычу.) Собирайте жителей, уважаемый, не будем терять время!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Это мы мигом? (Зовет.) Шустрик!

ШУСТРИК. Я здесь!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Зови народ! Вот дела: каждый день заседать стали! От людей научились, что ли?…

Затемнение.

Картина пятая

На поляне вновь накрыли пень скатертью. За «столом» сидят Калина Калиныч, Березко и Таня. Чуть в стороне от «стола» сидят на «скамье подсудимых» Опилкин, Ведмедев, Ваня и Саня. Шустрик и Уморушка устроились около любимых кустиков. Неподалеку стоит нечто, напоминающее вешалку, на которой висят красочные плакаты.

БЕРЕЗКО (Калине Калинычу). Можно начинать?

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Молодежь вся собралась, а вот одной уважаемой гражданки что-то не видно… (Прислушивается.) Никак летит!

Слышны крики Бабы Яги: «Тут я! Стой, проклятая! Ну куда тебя ведет, куда ведет…! Стой, проклятущая!» Раздается громкий стук упавшей на землю ступы. На поляну выходит, еле держась на ногах, Баба Яга.

БАБА ЯГА. Вот это я летанула! На старости лет — такой балет! (Ване и Сане.) Конструкторы! Механики! Простую вещь толком сделать не можете!

БЕРЕЗКО. Простите, уважаемая, но у нас тут совет…

БАБА ЯГА. Знаю, на него и летела. А она то вверх, то вниз, то вверх, то вниз, а то и совсем в сторону!

ВАНЯ. Центр тяжести не рассчитали…

БАБА ЯГА. Зачем же вы мне ее нерассчитанную подсунули?

ВАНЯ. Думали, так полетит.

САНЯ. Она и полетела.

БАБА ЯГА. Это я из нее полетела, когда под облака поднялась! У, ступоломы! (Замахивается помелом на Ваню и Саню, но тут же успокаивается и как ни в чем не бывало обращается к Березко.) Давно начали? Простите за опоздание! (Садится на свободный табурет.)

БЕРЕЗКО. Григорий Сазонович, скажите нам всем, пожалуйста, зачем вы увлекли своих друзей сюда, в заповедное место? Разве вас сюда звали?

ОПИЛКИН. А где написано «заповедник»? Нигде не написано!

БЕРЕЗКО. А народные легенды о Муромской чаще? А песни о ней? Вы их не слышали? (Калине Калинычу.) Сейчас мы вам расскажем, как он докатился до жизни такой!

ТАНЯ. Расскажем и покажем! (Подходит к плакатам.)

БАБА ЯГА (Тане.) Где я вас видела? Вы ведьмы Ариночки дочка?

ТАНЯ. Что вы, гражданка…!

БАБА ЯГА. Обозналась… Бывает…

ТАНЯ. Алексей Иванович, начнем с младенчества?

БЕРЕЗКО. Младенчество можно пропустить. Начинайте с раннего детства.

Таня открывает первый красочный плакат. На нем изображен маленький мальчик с ранцем на спине, который подошел к зданию школы и стоит в раздумье: идти или не идти в школу? На второй картинке этого же плаката изображен этот же мальчик, бегущий в сторону леса.

ВАНЯ (восторженно). Ура! Комиксы!

БАБА ЯГА (Ване). Цыц!

ТАНЯ (читает). «Гриша Опилкин с юных лет полюбил природу, животных, птиц. Им он посвящал все свое свободное время. И не только свободное…»

Таня показывает второй плакат. На нем три картинки. На первой изображен мальчишка, который открыл ловушку для птиц, а сам притаился за кустом. На второй картинке видно, что ловушка за хлопнулась, а птичка поймана. На третьей картинке радостный мальчишка подбегает к ловушке с птичкой.

ТАНЯ. Незаметно для Гриши Опилкина и совсем незаметно для его родителей это увлечение переросло в другое…»

Таня показывает третий плакат. На нем тоже три картинки. На первой изображен мальчик, который ходит по улице с клеткой, в которой находятся птицы, и предлагает прохожим их купить. На второй картинке изображено, как мальчик продает всю клетку какому-то мужчине. На третьей картинке мальчик жадно пересчитывает деньги, отойдя в сторонку.

ТАНЯ. «Так Гриша Опилкин научился не ждать милостей от природы, а брать от нее все, что можно и что нельзя».

Таня показывает четвертый плакат. На нем две картинки. На первой изображен взрослый Опилкин, который стоит перед красивой рощей с бензопилой на плече. На второй картинке он уже идет в сторону рощи.

ТАНЯ. «Когда Григорий Сазонович вырос, выросли и его аппетиты. Продав последнего медведя из своего леса, он уехал работать в наши края».

Таня показывает пятый плакат. На нем изображена бывшая роща, превращенная в пустыню. На песке следы от сапог рослого мужчины. Следы ведут к горизонту, за которым проглядывает еще не срубленный лес.

ТАНЯ. «Работал Григорий Сазонович у нас, нужно признаться, хорошо. Его коллегам никогда не приходилось убирать за ним его огрехи».

БАБА ЯГА (вслух, задумчиво). Шел-шел и пришел… Докатился!

БЕРЕЗКО. Мы ему не поручали в Муромской чаще рубить!

ТАНЯ. Он самовольно!

БАБА ЯГА. Аппетит у него разыгрался, понимаю… (Калине Калинычу.) Добренький ты! Пожалел его! А он нас пожалел?!

ОПИЛКИН. Я больше не буду…

ВЕДМЕДЕВ. Он больше не будет!

ВАНЯ. Простите его!

САНЯ. И нас тоже!

БЕРЕЗКО. Осознали?

САНЯ. Еще как!

ТАНЯ. Так и запишем. (Пишет себе в блокнот.) Осознали, раскаялись, зареклись.

БЕРЕЗКО (подсказывает). Извинились перед местным населением. (Калине Калинычу.) Теперь можете жить спокойно, никто вас больше не потревожит.

ШУСТРИК. Пусть только попробуют!