Дочери Ганга Бекитт Лора

Глава XIXI

Обжигающий вихрь поднимал огромные тучи пыли и срывал листья с деревьев. С многих крыш слетала черепица. Обычно сухая буря предшествовала дождям, но пережить это время, когда все покрывалось слоем песка, а воздух буквально обжигал легкие, было непросто.

На горизонте скопились огромные тяжелые тучи. Приближалась гроза, но люди не боялись ее, а ждали, надеясь, что она принесет облегчение после долгих месяцев непрерывного зноя.

Ратна почувствовала первые схватки, когда находилась в кухне. Она не была уверена, что справится одна, но боялась обратиться за помощью. Она не знала, что помогло ей так долго скрывать свое состояние: сари или то, что на нее почти не обращали внимания. Для белых слуг Ратна была чем-то вроде безмолвной тени, хуже кошки или собаки.

– Что это с ней? – спросила кухарка, когда девушка побрела к своей каморке, полусогнувшись, с перекошенным от боли лицом.

– Похоже, живот прихватило, – сказала судомойка.

– Только не из-за моей еды! – немедленно повысила голос кухарка.

– Я и не говорю, что из-за твоей. Может, она наелась чего-нибудь в городе.

– Не надо было пускать ее сюда. Не очень-то эти индианки чисты. Они сродни нашим цыганкам. Не оберешься заразы!

На какое-то время Ратна была забыта, а потом одна из служанок, войдя в кухню, заметила:

– Эта индийская девушка стонет в своем сарайчике. Я слышала, когда проходила мимо.

– Сказать хозяевам?

– Давайте сначала сами посмотрим, – предложила судомойка, и вместе со служанкой они направились к Ратне.

Индианка в самом деле жила в сарайчике, куда складывали садовый инвентарь. Никто не интересовался, каково ей там и что она об этом думает.

Когда женщины распахнули дверь, Ратна сидела в углу. Ее взгляд казался блуждающим, лицо было покрыто потом, она задыхалась и порой скрежетала зубами, точно от невыносимой боли.

– Что с тобой? – спросила девушка-служанка.

Ответа не последовало. Но тут судомойка кое-что поняла и всплеснула руками.

– Боже милосердный! Да она рожает!

– Как она может рожать, если не была беременна?

– Значит, была, просто мы не видели.

– У себя под носом?

– Вот именно.

– Подумать только – все это время она работала в саду!

– Да, до последнего дня. Значит, никто не знал. В том числе и хозяева.

– И что теперь делать? Доложить?

– Погоди. Сперва надо ей помочь.

На свой страх и риск женщины решили справиться сами. Вдвоем они приняли у Ратны ребенка – мальчика с изумительным цветом кожи и большими черными глазами, после чего служанка сочла нужным сообщить о случившемся господам. Миссис Корман была в шоке и гневе.

– Сдается, я знаю, кто отец этого ребенка! – прошипела она.

– А что нам делать с девушкой? – спросила ее старшая дочь.

– Помните кошку, которая без конца рожала котят, пока садовник куда-то ее не отнес? Индианка напоминает мне это животное. Она безнравственна. Ее нельзя оставлять в доме. Пусть плодит незаконных детей в другом месте. Надо дать ей немного денег, и пусть она убирается восвояси.

– А если появится Джейсон Блэйд? Ведь вы думаете, что это его ребенок?

– Следы Блэйда затерялись во время штурма Дели, он числится пропавшим без вести. Мне кажется, он погиб, просто его тело не опознано. Ваш отец писал, что такова судьба многих английских военных. Но даже если он вернется и узнает о ребенке, едва ли ему захочется позорить свою семью. Он желал всего лишь позабавиться с этой девкой и вовсе не ждал, что она осчастливит его потомством!

Через несколько дней Ратна получила расчет. Миссис Корман не пожелала с ней разговаривать; впрочем, девушка и не надеялась на это.

Ратна оказалась на улице с крохотным ребенком, да еще в сезон дождей. Зная, что друзья поделятся с ней и хлебом и кровом, она отправилась в Патну. К тому же она рассчитывала хоть что-то узнать о Джее, от которого давным-давно не было ни слуху, ни духу. Быть может, Арун подскажет, куда обратиться и кому написать.

Дождь лил и лил, а когда он ненадолго прекращался, от земли поднимался пар, зависавший в воздухе плотным туманным облаком почти до колен. Капли влаги собирались в кучки наподобие созвездий. Реки выходили из берегов, питая поля, но в этот сезон умирало много детей: было слишком душно и влажно.

Смертельно боясь за своего сына, Ратна нарекла мальчика Айроном. Джей – победа, Блэйд – лезвие, а Айрон – железо[93]: она надеялась, что такое имя не только защитит ребенка, но и неким мистическим образом соединит его с отцом.

Индианка знала, что ей не приходится рассчитывать на что-то большее, чем недолгая любовная связь. Джей дал ей ребенка – новый смысл жизни, – и она мысленно благодарила его за это.

Ратне стоило труда добраться до Патны и отыскать дом Аруна и Соны, но ее ждало разочарование. Соседка молодой пары рассказала девушке, что с ее друзьями произошло несчастье: Сону унесло в лодке течением Ганга, Аруна избили, и он долго лежал, а потом отправился искать свою жену, да так и не вернулся.

Ратна огорчилась до глубины души. Она совершенно не представляла, что ей теперь делать. Хема предложила девушке переночевать у них, и Ратна с радостью согласилась.

– У тебя есть деньги?

– Есть, но немного.

– Можешь какое-то время пожить у нас. Еды хватит, а там, быть может, вернется Арун. Ты ведь вдова? Подруга Соны?

– Да.

– Она о тебе рассказывала.

Ратна переждала сезон дождей, когда земля и небо сливались в бесконечной пелене воды, у Хемы и Чару; тем временем Айрон немного подрос и окреп. В дом Аруна и Соны вселились другие люди, и Ратна ломала голову над тем, что стало с ее друзьями.

Девушка не представляла, что делать дальше, а потом ей пришло в голову отправиться в Хардвар. Нилам был перед ней в долгу – за то, что не смог ее защитить, и за отнятую дочь. А еще Ратне хотелось показать ему, что она все еще жива и что ей есть для чего жить.

Наступило время Кришны, плодородной природы и любовной магии. Поля желтели цветами горчицы, в небе парили громкоголосые птичьи стаи. Цвели яркие, как солнце, нарциссы. Жасминовые кусты весело трепетали под легким теплым ветерком.

Хардвар оставался мирным городом, в котором время течет медленно и незаметно. Именно так показалось Ратне, когда она подошла к дому Нилама. Здесь ничего не изменилось. И молодой женщине вдруг почудилось, будто все, что она пережила за последние годы, было просто сном. Сын, которого она держала на руках, являлся единственным доказательством того, что это происходило в реальности.

Увидев женщину с ребенком, в выцветшем сари, с усталым лицом, покрытыми пылью ногами, жена Нилама протянула ей несколько пайсов, однако Ратна отвела руку Манджу.

– Мне надо увидеть твоего мужа.

Манджу растерялась.

– Моего мужа? Он в лавке.

– Я могу подождать во дворе?

Жена Нилама всмотрелась в лицо Ратны. Несмотря на то, что молодая женщина была измучена долгой дорогой, она не походила на попрошайку или воровку. Ее взор пылал странной решимостью: было видно, что она точно знала, что пришла именно туда, куда должна была прийти. Манджу молча посторонилась, пропуская незваную гостью.

Во дворике было несколько больших камней, которые Ратна помнила с незапамятных времен. Присев на один из них, она дала сыну грудь.

Деревья над головой все еще пахли недавним дождем. Над уходящими вдаль холмами простиралось синее небо. Шум листвы, прикосновение легкого ветра к лицу и телу принесли Ратне мимолетное чувство свободы, ощущение раскованности души, когда ее ничто не заботит и не тревожит.

Она могла быть счастлива в этом месте, как и в десятках других, но этого не случилось. Она все время подспудно ждала, что из мрака жизни появится кто-то, могущий стать родным и близким, но он так и не пришел. Поэтому все, что ей оставалось, – это продолжать бороться в одиночку.

Из дома вышел маленький мальчик и поковылял по двору. Вероятно, то был сын Нилама и этой девушки, его жены. Любили они друг друга или поженились по сговору? Ратна поймала себя на мысли, что для нее это не имеет никакого значения.

Манджу подала ей воды в глиняной чашке, и это немного тронуло Ратну, как и вопрос, который задала девушка:

– Вы прибыли издалека? Вы хотите есть?

– Нет, – солгала Ратна. – Но я устала, потому немного отдохну.

Отворилась калитка, и во двор вприпрыжку вбежала девочка лет трех-четырех, а следом вошла молодая женщина в фиолетовом сари, заколотом на плече изящной брошью. Через ее руку был перекинут целый ворох цветочных гирлянд, и еще столько же она несла в большой плетеной корзине.

– Удачный день! – заявила она с порога, обращаясь к Манджу и не замечая Ратну. – Целых три заказа на свадьбы! Все это нужно доделать. Поможешь?

В ее лице было что-то знакомое. А еще она выглядела счастливой. Шла уверенно и гордо, будто едва касаясь земли ступнями в легких сандалиях. Ее ножные браслеты радостно звенели в такт шагам.

– Мама, я хочу есть! – сказала девочка.

– Сейчас, моя радость. Думаю, у Манджу все готово.

– Все готово, Анила, – подтвердила та.

Ратну будто ударили ножом в сердце. На несколько мгновений у нее перехватило дыхание. Значит, женщина с гирляндами – Кумари, жена Амита, а девочка – дочь, которую Ратна не просто потеряла, а почти что оплакала.

Наверное, Амит отправил уцелевшую семью к брату. О боги, почему она до сих пор не догадалась об этом! Ратне хотелось кричать, но на самом деле из ее уст вырвался только сдавленный шепот:

– Анила…

Девочка не обратила на это никакого внимания, зато Кумари стремительно обернулась и тут же уронила корзину. Гирлянды легли к ее ногам подобно цветным змеям. Во взгляде Кумари застыли такой испуг и такая боль, что душа Ратны на мгновение дрогнула. Эта женщина присвоила ее ребенка, но она же сохранила его живым и здоровым.

– Манджу! Зачем ты впустила ее сюда?!

Глаза Кумари были полны слез, она в отчаянии ломала руки.

– Она сказала, что ей нужно повидать Нилама…

– И ты ее не узнала?! Это… это… – Кумари разрыдалась.

Ратна встала, не выпуская из рук сына.

– Я ничего вам не сделаю. Просто отдайте мне моего ребенка!

Бросившись к Аниле, Кумари сгребла ее в охапку и крепко прижала к себе. Девочка доверчиво обхватила ручонками шею женщины, которую считала своей матерью.

У Анилы были шелковистые волосы, густые ресницы, словно нарисованные тонкой кистью узкие брови, губки цвета спелого граната и оттененные нежным румянцем пухлые щечки. Устремленный на Ратну взгляд ребенка казался удивленно-настороженным, в нем не промелькнуло и малейшей искры узнавания.

Ратна, еще минуту назад готовая броситься в бой, отступила. При всем желании она не могла вырвать Анилу из рук Кумари. Девочка была еще слишком мала, чтобы что-то понять. Она лишь испугается и заплачет.

– Я дождусь Нилама, – бессильно произнесла Ратна.

– Умоляю, не забирай Анилу! – пролепетала Кумари. – Она – единственное, что у меня есть!

– А где твой муж? – жестко спросила Ратна.

– Амит пропал без вести. Он так и не вернулся с войны.

– Значит, теперь ты вдова?

– Я не знаю. Нилам принял меня в свой дом. Мы не объявляли о моем вдовстве. Получается, я все еще жду мужа.

Когда пришел Нилам, Ратна увидела в его глазах испуг и досаду. Она была для него помехой, она была помехой для всех. Она являлась только для того, чтобы причинять людям беспокойство и горе.

Нилам велел растерянной Манджу и плачущей Кумари оставить его наедине с Ратной.

– Кумари ты не отправил в приют! – с ходу заявила молодая женщина.

– Мне хватило истории с тобой. И тебя, будучи старшим в семье, я бы оставил в доме. Это было решение Амита.

– Почему ты женился на Манджу? Любовь? – резко спросила Ратна.

– У ее отца лавка рядом с моей. Она приносила ему еду. Приглянулась мне, и мы сговорились.

– Анила знает о том, что ты ее отец?

– Нет. Зачем все запутывать? Для нее я – дядя. А отцом пусть считает Амита, раз уж матерью для нее стала Кумари. – Нилам вздохнул и добавил: – Манджу ничего не знает о нас с тобой. Она думает, что ты – вдова моего отца, и только. Теперь у нас есть сын и…

В его взоре ясно читалась просьба не разрушать его маленький устоявшийся мирок. Молодая женщина молчала, и это молчание напоминало тишину глубокого колодца, в котором не отдается даже эхо.

– Я рад, что у тебя есть ребенок, – заметил Нилам и поинтересовался: – От белого?

– Индийцы отвернулись от меня.

– А… он?

– Он на войне.

– Как зовут мальчика?

– Айрон.

Нилам покачал головой.

– Это не индийское имя.

– Неважно. Отныне я все решаю сама.

– И все же тебе надо на кого-то рассчитывать, – сказал Нилам и предложил: – Я дам тебе денег.

Взгляд черных глаз Ратны обжег его презрением и жесткой насмешкой.

– Хочешь откупиться?

– Нет. Деньгами тут ничего не решишь; я могу только просить, чтобы ты оставила Анилу Кумари. Девочка имеет право узнать правду, но… не сейчас.

– Когда? Прожив без меня половину жизни?

– Скажем, перед свадьбой, – нерешительно произнес Нилам.

– Нет! – взвилась Ратна. – Я могу назваться ее тетей, а когда она привыкнет ко мне, открыть, что на самом деле я ее мать. Анила забыла меня, забудет и Кумари.

– Это разобьет Кумари сердце. Она проделала долгий путь от Канпура до Хардвара, думая только об Аниле. Все это время она заботилась о ней. Она любит ее больше жизни. Кумари – честная женщина и больше не намерена выходить замуж. Стало быть, у нее не будет других детей. И еще… твое положение непрочно, Ратна. Ни мужа, ни крыши над головой. А у меня – жилье и хороший доход. В моем доме Анила будет сыта, одета и… счастлива. Мы уже копим ей на приданое[94]. К тому же сейчас в Индии неспокойно, подумай об этом. А Хардвар – мирный город, едва ли сюда доберется эхо каких-то междоусобиц.

Все эти слова казались Ратне камнями, падающими в ее душу, и вместе с тем они не могли уничтожить страстного желания забрать своего ребенка и больше никогда не видеть этих людей.

– Мне безразлично то, что ты говоришь. Анила – моя дочь! Без нее я не уйду.

Отчаяние окружающих было таким пронзительным, что казалось, будто оно разливается в воздухе. Кумари рыдала в доме. Верный своему характеру, Нилам пребывал в нерешительности. Печальная Манджу не знала, что сказать.

Ратна присела перед Анилой. Ее сердце разрывалось от любви и радости.

– Моя хорошая! Меня зовут Ратна. Я… твоя тетя. Ты поедешь со мной.

– А куда?

– В другой город. Так надо.

– А мама?

Ратна заморгала, словно в ее глаза попал песок. Это было невыносимо! Она наслаждалась музыкой голоса своей дочери, но эти слова…

– Она останется здесь.

– Почему? Она заболела?

– Да. То есть… не знаю.

– Мы уезжаем надолго?

– Не очень. Я покажу тебе много интересного.

– А это кто? – спросила Анила, показывая на Айрона.

– Твой брат.

– Мой брат Сунил.

– А теперь будет еще и другой.

Нилам стоял, опустив руки. Манджу застыла, как статуя. Из дома доносился плач Кумари. Эти трое, привыкшие к существованию в своем маленьком неизменном мирке, не умели бороться с судьбой.

Ратна вышла за ворота, уверенно держа дочь за руку. Отчаяние оставшихся за порогом людей било ей в спину, точно порыв ветра, но она не согнула плечи и не опустила голову.

Прежде щебечущая, как птичка, девочка посерьезнела. Анила была еще слишком мала, чтобы задумываться о том, куда ее ведет незнакомая женщина. Но девочка хорошо чувствовала, насколько Кумари, которую Анила привыкла считать своей матерью, и эта женщина разные. Маму отличали спокойствие и особая глубокая ласка, тогда как незнакомка была полна неумолимой, непримиримой, стремительной силы, которая гнала и увлекала вперед.

Анила хотела заплакать, но не решилась, потому что привыкла слушаться взрослых. Почувствовав перемену в ее настроении, Ратна остановилась.

– Должно быть, я иду слишком быстро?

Стремясь поскорее удалиться от дома Нилама, она в самом деле спешила и тянула девочку за руку. Едва заметно вздохнув, Анила пожала плечиками. Она казалась умненькой и беззащитной.

– Ты проголодалась? Чего ты хочешь? Может, купить тебе морковной халвы?

– Я хочу домой. К маме.

Ратне казалось, будто ее тело пронзают раскаленные иглы, а ноги наливаются свинцовой тяжестью. Только смерть делает человека бесчувственным, как камень, а пока он жив, он терзается сомнениями, сопереживает и… понимает.

В душе Ратны словно пронесся смерч, в глазах потемнело. Она поняла, что не сможет распорядиться судьбой маленького существа против его воли, даже если это причинит ей самой новое страшное горе.

Когда она, едва волоча ноги, вошла в ворота дома Нилама, ей почудилось, что остановившееся там время вновь потекло, а стершиеся краски ожили. Обрадованная Анила бросилась в объятия Кумари, которая едва не упала в обморок от счастья. У Ратны пересохло в горле, и все же она сумела сказать Ниламу:

– Я передумала. Пусть Кумари научит меня плести гирлянды. В Варанаси на это можно прожить.

– Ты собираешься туда вернуться? – В голосе Нилама звучала надежда.

– Да. Мне надо кое-кого дождаться.

Через несколько дней, простившись с обитателями дома и своей дочерью, Ратна отправилась в путь, бережно прижимая к себе крохотное тельце сына. Ощущение детского тепла вызывало в женщине дрожь; глядя на сына, она испытывала счастье и переполнявшую ее любовь. Но все эти чувства смешались с болью, которая – Ратна это знала! – никогда не утихнет. Молодая женщина понимала: пройдет время и Анила окончательно удалится в собственный мир, недоступный ее матери.

Ратна не могла сказать, сумеет ли она жить дальше, не жалуясь на судьбу, не жалея о потерянном, питая надежды на лучшее. Чтобы отвлечься, она принялась думать об Аруне и Соне, но и эти мысли оказались безрадостными.

А в это время на одной из песчаных отмелей, протянувшихся вдаль ровным белым полотном, пожилая чета индийцев, живущих в деревушке на правом берегу Ганга, обнаружила неподвижное женское тело. Решив, что женщина мертва, они долго не решались приблизиться к ней, но когда подошли, то увидели, что она дышит, а еще – что она молода и красива.

– На ней почти нет одежды! – смущенно произнес мужчина.

– И никаких украшений, – добавила женщина. – Ганга раздела ее, но не пожелала взять себе ее жизнь. Как мы узнаем, кто она?

– Придет в себя – сама скажет. Надо отнести ее в деревню.

– К нам?

– Да, раз уж мы ее нашли.

– Наверное, она стала жертвой бури!

Ураган бушевал целые сутки, но сейчас совершенно стих: земля и вода замерли в глубоком покое. Жители деревеньки занимались привычными делами. Меж глиняных лачуг бродил скот и бегали дети, над крышами стелился дым, уходящий далеко в поля.

Супруги уложили девушку на циновку. Что-то подсказывало им, что незнакомка происходит далеко не из низшей касты. Однако они заметили и кое-что другое.

– Как думаешь, волосы ей тоже Ганга обрезала? – задумчиво произнесла женщина.

Мужчина помрачнел.

– Неверная жена? Тогда ее, возможно, бросили в реку, чтобы она утонула!

– Мы не можем ничего решать, – ответила женщина.

– Ты права. Позовем жреца.

Когда незнакомка пришла в себя, они ничего не добились. Казалось, она потеряла дар речи, а быть может, и память. Жрец предположил, что девушка просто не хочет говорить, кто она, но, похоже, ее уста в самом деле сковало какое-то глубокое потрясение.

Оставлять эту странную женщину у себя было неразумно и даже опасно. Поразмыслив, брахман велел пожилой чете подождать, пока незнакомка немного окрепнет, а потом отправиться вместе с ней в город, чтобы спросить совета у всемогущего Шивы. По мнению жреца, это происшествие относилось к тем случаям, когда люди бессильны докопаться до правды без помощи высших сил.

Глава XX

Открыв глаза, Джейсон понял, что ему приснилось осеннее английское утро.

Блеклое солнце мягко освещало разноцветную листву парка и черные гнезда грачей на деревьях. Склоны холмов, окружавших усадьбу, были тихими и пустынными.

Мысленно войдя в дом, Джейсон словно воочию увидел, как горничные отдергивают занавеси с высоких окон, выметают из каминов золу, чтобы зажечь новый огонь, а тем временем в комнаты вползает туман и врывается свежий холодный воздух. То была картинка из его детства, поры радостной безмятежности, странного заколдованного времени.

Внезапно молодой человек ощутил такую тоску по былому, что у него вырвалось:

– Я хочу домой!

– Очнулся? – Его сосед приподнялся на постели. – Это хорошо. Если ты хочешь домой, можешь попросить отпуск по ранению.

Не ответив, Джейсон вновь смежил веки. Он не мог поехать домой, потому что у него не было денег. Даже если б и хватило на дорогу, что ждало его в Англии? Конечно, он бы с радостью встретился с матерью, однако на следующий день к нему бы нагрянули толпы кредиторов.

Разумеется, многие сослуживцы сказали бы, что он дурак, потому что не сумел поживиться на войне.

Во время штурма Дели сипаи защищали каждую пядь земли. Уличные бои продолжались не один день. Но когда англичанам удалось овладеть почти третью города, солдаты занялись грабежом и ударились в такое пьянство, что командование едва не отдало приказ к отступлению.

Соблазненные богатой добычей, британцы оставляли свои ряды и не слушались приказов командиров. Они выламывали двери домов, срывали замки с подвалов, грабили и крушили все подряд. Мертвецки пьяные солдаты валялись в погребах в лужах вина среди бутылочных осколков.

Однажды Джейсон Блэйд увидел, как четверо его соотечественников волокут по улице индийскую женщину, на ходу разрывая ее яркое сари и стаскивая с рук золотые браслеты.

Преградив им путь, молодой человек приказал отпустить индианку. Солдаты принялись оскорблять его, угрожая оружием. Джейсон вступил с ними в схватку. Что стало с женщиной, он не знал, потому что его ранили. Ранили свои, бросив на дороге и равнодушно переступив через его тело. Кто нашел его и доставил в госпиталь, Джейсон тоже не ведал.

Когда он вспомнил об этом, душевная и физическая боль снова взяли его в тиски, и он с тоской думал о прежнем бессознательном состоянии, уносившем его за пределы страданий и страха за будущее.

– Одна привлекательная молодая особа будет рада, что ты пришел в себя, – вновь подал голос сосед и, желая поднять Джейсону настроение, подмигнул. – Она часто заходит. Твоя невеста?

Перед взором Джейсона встали черные глаза Ратны. В них светилось то, что судьба способна подарить только однажды, но о чем они никогда не говорили вслух.

– Индианка?

Сосед рассмеялся.

– С какой стати? Очаровательная белая леди!

Джейсон почувствовал, как у него все перемешалось в голове.

– У меня нет невесты, – ответил он и поинтересовался: – Где мы?

– В Варанаси.

– Как я сюда попал? Я был в Дели.

– Возможно, на санитарном поезде. Я слышал, тебе покровительствует какой-то генерал.