Дочери Ганга Бекитт Лора
Конверт был вскрыт, что нисколько не удивило Грейс. В приюте никто не имел права на секреты. Не торопясь передавать письмо девушке, начальница сообщила:
– Ваша тетя очень богата, но в Индии у нее нет наследников. Потому она решила разыскать тех, кто остался в Лондоне, и пригласить их к себе.
Развернув послание и пробежав его глазами, Грейс сникла. Девушке было нечем оплатить это путешествие, к тому же Индия представлялась ей страшно далеким и диким краем.
Заметив на лице Грейс тень безразличия и печали, миссис Гриффин сказала:
– Я знаю, о чем вы думаете. О том, что у вас нет средств. Но миссис Клайв позаботилась об этом. Она перевела деньги на проезд и прочие расходы. Вы сможете их получить.
В кабинет заглянула мисс Николс, и начальница велела ей принести чай. Две чашки, что было уж совсем необычно.
Грейс не удержалась от соблазна. В приюте всегда было голодно. Напиток оказался ароматным, крепким и сладким, поданные к нему лепешки сочились маслом, а начиненный цукатами кекс рассыпался в пальцах. Воспитанницы приюта видели подобные лакомства только во сне.
Девушка обрадовалась паузе, но в следующую минуту миссис Гриффин огорошила ее заявлением:
– Мне кажется, вам не надо ехать.
Хотя Грейс вовсе не думала, что поедет, она не удержалась от вопроса:
– Почему?
– Индия – ужасная страна. Там жарко, грязно, полно заразных болезней, ядовитых насекомых и змей.
– Но моя тетя…
– До тети еще надо добраться. Я бы посоветовала вам отложить эти деньги и воспользоваться ими, когда вы выйдете из пансиона.
Грейс поняла: миссис Гриффин не желала брать на себя никакой ответственности. Впрочем, возможно, она была права.
– Подумайте, – добавила начальница. – И я советую вам молчать о том, что вы узнали.
Ошеломленная и растерянная Грейс вернулась в спальню. Несмотря на совет миссис Гриффин, она не могла не поделиться новостями с Эйприл.
– Не вздумай отказываться! – с ходу заявила подруга. – Это письмо – билет в новую жизнь! Здесь присланные теткой деньги быстро закончатся, а там они никогда не иссякнут.
– Но как туда добраться?! Это же край света!
– А как попали в Индию тысячи англичан?! Тебе надо найти семью, которая в ближайшее время отправляется в эту страну, списаться с ними и попросить взять тебя с собой.
– И как мне их отыскать?
Эйприл закатила глаза.
– Боже мой, Грейс! Подай объявление в газету! Но только остерегайся мошенников. Не верь никому на слово и не давай деньги вперед.
Грейс смотрела на подругу с уважением. Что ни говори, Эй-прил была куда практичнее, сообразительнее и умнее, за что ее не раз наказывали в приюте. Человека всегда наказывают за стремление высказать свое мнение или следовать собственной воле.
Холод и голод были забыты. Сидя в кроватях и закутавшись в одеяла, девушки проговорили почти всю ночь. Другие воспитанницы спали как убитые; когда в дортуар заглядывала ночная воспитательница, две нарушительницы приютских правил быстро ныряли в постели. А потом поднимались снова.
– Если старуха Гриффин намекнет, что ты должна помочь пансиону, отвечай, что она ничего не получит. Мало ли что понадобится в дороге, пока удастся добраться до Индии, и потом ты должна подумать о гардеробе, – рассуждала Эйприл. – Конечно, ехать в шляпе со страусовыми перьями и шелковом платье не годится. Вместе с тем ты не должна выглядеть убого. Кстати, сколько лет тетушке?
– Полагаю, не меньше шестидесяти. Когда она уехала, моя мама была еще ребенком.
– И миссис Клайв написала, что в Индии у нее никого нет?
– Да, никаких наследников.
Эйприл задумалась.
– Одинокая пожилая вдова? Я знаю, как в этом случае выглядела бы англичанка, но дама, сорок лет прожившая в экзотической стране… Вполне возможно, она обвешивается амулетами и ездит на слоне.
Девушки захихикали.
– А как ей удалось разбогатеть? – спросила Эйприл.
– Если б я это знала! – вздохнула Грейс и продолжила: – Меня угнетает мысль, что, если что-то пойдет не так, вероятнее всего, я не смогу вернуться. Мне придется отправиться в полную неизвестность. Я ничего не знаю о тете и совершенно не представляю, что такое Индия.
В самом деле, сколько бы она ни пыталась вообразить себе нечто грандиозное и многоцветное, перед мысленным взором вставала глухая стена.
– Мы мало читаем, – заметила Эйприл, – и нас ничему не учат. А все для того, чтобы мы никогда не вышли за рамки насущного!
Это было правдой. Они практически ничего не знали ни о своей стране, ни тем более о колониях и, что самое прискорбное, не знали самих себя. Они были вынуждены посвящать свое время не познанию, а выживанию.
– А если тетка заставит меня делать то, что мне совсем не понравится? Ведь, по сути, я окажусь в ее власти! Чтобы получить наследство, мне придется всегда смиренно отвечать «да, тетя», «я рада, тетя» и выполнять ее прихоти.
Эйприл рассмеялась.
– Но оно того стоит! Едва ли миссис Клайв выслала бы деньги на проезд, чтобы выписать себе горничную. Она стара, и ей нужен близкий человек, родня. Вряд ли она станет тебя угнетать.
– Может, для начала мне написать ей и рассказать о себе?
– А если она при смерти? Потом ты никому ничего не докажешь. К тому же письмо может потеряться, и ты будешь напрасно ждать ответа.
– Мне противно думать о себе как о бедной родственнице, прибывшей затем, чтобы пробавляться чужой милостью!
– Но ты и есть бедная родственница. В любом случае там тебе не будет хуже, чем здесь, – сказала Эйприл. – Радуйся хотя бы тому, что у тетки тебе наверняка не подадут пригоревшей овсянки и не накормят гнилой картошкой! – И со смехом добавила: – А представь, что в тебя вдруг влюбится какой-нибудь индийский раджа, весь в золоте и шелках, и ты станешь королевой или как это там у них называется!
Грейс улыбнулась. Такие мечты были слишком далеки от реальности. А вот на внимание английских мужчин ей, как наследнице большого состояния, пожалуй, стоит рассчитывать.
Утром девушка сообщила начальнице, что намерена поехать в Индию. Миссис Гриффин выразила недовольство, но не посмела отказать и выделила девушке провожатую для того, чтобы сперва заехать к нотариусу для подтверждения родства с теткой, а потом в банк – за деньгами. А еще Грейс собиралась наведаться в Британскую библиотеку: она хотела найти статьи, а если повезет, то и книги об Индии.
Утро было холодным и тусклым. Падающий снег тут же смешивался с сажей, отчего казалось, будто город покрыт серым налетом. Мерзлая земля была тверда как камень, а спешащие по улицам люди напоминали тени. Грейс засунула руки в старенькую потрепанную муфту. Подошвы ее ботинок были слишком тонкими, а поля шляпки не защищали лицо от ветра.
Не может быть, чтобы Индия была такой же неуютной, унылой и промозглой! Нет, она наверняка сверкающая, яркая, полная жизни, запахов и звуков. Грейс слышала, что в этой стране царит вечное лето. Она заметила, что мысли об Индии согревают ее не хуже, чем согрела бы теплая одежда. Девушка грезила, как будет срывать лотосы, склонившись над водной гладью, гулять по саду, наполняя корзину дивными плодами!
К счастью, ей удалось подтвердить родство с Флорой Клайв. Нотариус составил бумаги, и в банке Грейс выдали деньги. Сумма показалась ей просто огромной, но проезд наверняка стоил очень дорого. В любом случае тетушка представлялась человеком дальновидным и щедрым.
В Британской библиотеке девушке выдали кипу газет и несколько книг. Статьи в «Таймсе» и «Стар» были скучны и непонятны, как и тома «Английская Индия» и «Британская империя в Индии». Зато немногочисленные записки путешественников Грейс впитывала с такой же жадностью, с какой промокательная бумага впитывает свежие чернила.
Она не знала, зачем захватила с собой альбом для рисования, но теперь не пожалела об этом. Великолепные храмы, буйная растительность, богатый животный мир! Грейс срисовала слона под узорчатым чепраком и обмотанную тканью фигурку девушки с длинной косой, а потом наткнулась на изображение молодого мужчины в тюрбане с удивительными загадочными глазами, такими темными, что в них терялись зрачки.
Изящно изогнутая, будто тетива лука, верхняя губа говорила о высокомерии и благородстве; в линиях лица было что-то суровое, твердое и вместе с тем необычайно притягательное. То был образец мужественной красоты, явившейся то ли из легенды, то ли из тьмы веков. С виду ни один англичанин – дитя туманного Лондона – не годился этому яркому, сильному мужчине даже в подметки.
Грейс взялась было за грифель, но в этот миг в ее душе что-то дрогнуло, и, оглянувшись, не видит ли кто, она вырвала страницу, быстро свернула и спрятала под одеждой.
Она решила, что в любом случае копия будет бездарной, и невольно позавидовала художнику, сумевшему изобразить этого человека. Такого человека! Грейс ни минуты не сомневалась, что этот мужчина, выглядевший сказочным принцем, существует на самом деле. Она решила взять картинку с собой в Индию, надеясь, что та послужит ей талисманом.
– У меня есть невеста, – признался Джейсон Блэйд, показывая Ратне крохотный портрет, помещенный в серебряный медальон.
Индианка из вежливости полюбовалась на блеклое лицо какой-то девушки, показавшейся ей далекой, словно луна, и спросила:
– Как ты очутился в нашей стране?
Джейсон, или Джей, как она продолжала называть его на индийский манер (впрочем, он не имел ничего против), ответил:
– Мне трудно объяснить, что такое закрытое учебное заведение с его однообразием, строгими правилами и невозможностью уединения. Воинская дисциплина есть и в здешней армии, от нее никуда не уйти, и все же Индия… она освобождает душу. Я никогда особо не верил в так называемое священное право Британии править всеми цветными народами, а потому мне хотелось увидеть все это своими глазами. И конечно, я не стану скрывать, что приехал сюда затем, чтобы заработать денег.
– Заработать денег? – удивилась девушка.
– Да, как и все англичане.
– Но ведь ты не из низшей касты?
Джейсон улыбнулся.
– Применительно к нашему обществу… да, не из низшей. Как ты догадалась?
Ратна пожала плечами.
– Я это вижу. Он вздохнул.
– Но я не богат.
– В нашей стране знатные люди всегда богаты. А простые – бедны. Я не могу представить нищего раджу!
– Прежде у нашей семьи были деньги, а потом…
Джейсон умолк, и Ратна с пониманием произнесла:
– Вы попали в зависимость к сетхам?[71]
– Можно сказать и так. Мы разорены.
– Твои родители живы?
– Мать. Я хочу заработать денег в основном ради нее. Я перед ней в долгу. Если меня постигнет неудача, наш дом и все остальное пойдет с молотка. Там и так все заложено-перезаложено. Впрочем, не стоит об этом. У тебя хватает своих проблем.
Джейсон сидел на походной кровати в своей палатке, а Ратна – на циновке у его ног. Он сдержал свое слово и не позволил британским солдатам тронуть девушку.
Молодой англичанин предлагал Ратне отвезти ее в безопасное место, но она не знала такого. Он с сочувствием отнесся к истории с Анилой и обещал помочь, если, конечно, представится возможность.
– Ты хорошо говоришь по-нашему. Я думала, никто из белых не знает хинди!
– Когда я приехал в Индию, тоже не понимал ни слова. Но я считал своим долгом овладеть хинди. Чего стоит превосходство тех, кто не в состоянии изучить ни язык, ни культуру завоеванной страны!
В его голосе прозвучала ирония, но Ратна ничего не ответила. Такие темы были далеки от нее, она предпочитала говорить о насущном.
– Я не знаю, что с тобой делать, – признался Джейсон. – Сейчас повсюду тревожно, ты не можешь жить одна, но держать тебя при себе мне не очень удобно и неприлично. Я подумал о генерале Кормане – он знает нашу семью, потому что когда-то учился с моим отцом. Я служу под его началом и покровительством. Здесь, в Индии, его жена и дочери. Они живут в Варанаси. Что, если я попытаюсь устроить тебя в их доме? Едва ли стоит рассчитывать на чистую работу и большое жалованье, но там тебе не грозит опасность. И я смог бы тебя навещать.
Последняя фраза понравилась Ратне, но она не подала вида и ответила:
– Я согласна. Для шудры всякая работа сойдет. Пока не началось восстание, я мыла полы в доме одного англичанина.
К тому времени как Джейсон и Ратна прибыли в Варанаси, волнения в городе уже улеглись.
Огромный солнечный шар медленно опускался к горизонту, и вода отливала червонным золотом. День угасал, тогда как на гхатах царило привычное оживление. Гремели барабаны, звенели колокольчики, гудели большие белые раковины. Начиналась пуджа[72] – вечернее моление великой реке.
– Прикосновение к вечному! – прошептал Джей, глядя на темно-красный купол Золотого храма, возведенного в честь Шивы.
Вид священного города пробудил в душе Ратны воспоминания и тревогу. Поиски дочери – самое важное, это бесспорно, но где ее бывшие спутники? Хотя Сона прогнала Ратну, девушка вовсе не собиралась вычеркивать ее и Аруна из своей жизни. Внутренний голос подсказывал ей, что Сона осознала свою ошибку и жалеет об этом. Если Ратне и был нужен Арун, то только как брат. Она больше не собиралась искать мужской любви.
Джейсон Блэйд попросил индианку подождать за воротами, заверив, что постарается справиться как можно быстрее.
Молодого человека приняли супруга генерала и две его дочери. Было заметно, что они рады его визиту.
– Последние недели мы никуда не выходили, – пожаловалась миссис Корман. – Эти кровавые события… Нам пришлось усилить охрану. Мы очень боялись, что индийцы ворвутся к нам в дом, – ведь со многими так и случилось!
– А потом ветер подул в другую сторону, – заметил Джейсон, и миссис Корман сказала:
– Этого мы тоже не хотели видеть.
«Потому что для вас Индия всегда была страной порфировых дворцов, бриллиантов, жемчуга и парчи. А на остальное вы всегда закрывали глаза», – подумал молодой человек.
– Кстати, а что с мятежом? – спросила одна из девушек. – Мы так волнуемся за папу!
Юные леди смотрели на Джейсона с интересом, потому что он был хорош собой, но их мать, зная о состоянии его дел, вела себя с холодноватой вежливостью.
– Когда я передавал командованию документы, генерал Корман пребывал в добром здравии. Канпур наш, однако повстанцы взяли в осаду английский гарнизон Лакхнау. Туда подтягиваются войска. Больше я, к сожалению, ничего не знаю. Я получил небольшой отпуск, но сейчас мне предстоит вернуться в полк.
– Вы были ранены?
– Да.
– Лежали в госпитале?
– Нет. Мне пришлось остаться в захваченном мятежниками городе. Там меня ранили, и я бы погиб, если б не одна индийская девушка. Собственно, я пришел к вам затем, чтобы просить за нее.
Воцарилась неловкая пауза, и Джейсон продолжил:
– Не могли бы вы ее приютить? Не в качестве гостьи – она может и хочет работать.
– Вообще-то, мы не нанимаем индийцев. Мы намеренно взяли с собой из Лондона весь штат прислуги, – в замешательстве произнесла миссис Корман, а потом все же осведомилась: – Она чистоплотна? Не ворует?
– Уверен, что нет.
– Она понимает по-английски?
– Пока не слишком хорошо, но она быстро научится языку. В этом смысле индийцы очень понятливые, у них на редкость хорошая память.
Выдержав выразительную паузу, миссис Корман спросила:
– Как здоровье вашей матушки? Вы переписываетесь?
– Конечно. Правда, я не сообщал про ранение – не хотел ее беспокоить. Она и без того переживает за судьбу нашего имущества.
– Надеюсь, вам удастся поправить свои дела. Кстати, когда вы женитесь? – Миссис Корман одарила Джейсона материнской улыбкой, а ее дочери потупились.
– Я бы хотел пробыть в Индии хотя бы пару лет.
– А ваша невеста не может к вам приехать?
– Пока я не вижу в этом смысла. К тому же положение в стране достаточно напряженное.
Генеральша сокрушенно покачала головой.
– И мы оказались заложниками всего этого! Боимся выехать даже с охраной и в паланкине! Да и слуги с большой опаской выходят за ворота.
– В этом случае весьма полезно иметь в доме хотя бы одного индийца или индианку, – вставил Джейсон.
Миссис Корман отозвалась притворным вздохом.
– Что ж, приведите вашу девушку. Где она?
– За воротами.
– Хорошо, я прикажу ее впустить. Надеюсь, она ни с кем не связана? Нам не нужны предатели и шпионы!
– Она совершенно одинока, поэтому я за нее и боюсь.
Особняк генерала был огромен, как и окружавший его сад. Когда Джейсон и Ратна шли по дорожке, их преследовали резкие крики павлинов. Большие птицы перелетали с дерева на дерево, их роскошные хвосты отливали самыми разными цветами, а хохолки напоминали изящные короны.
– Надеюсь, тебе поручат что-то не очень сложное – например, кормить этих красавцев, – улыбнулся Джейсон.
Он с удивлением признался себе, что ему жаль расставаться с Ратной. За эти дни он привязался к индианке. Джейсону нравилось, как трогательно сочетаются в этой девушке беззащитность и сила, незнание мира и уверенность в себе.
– Я проведаю тебя при первой же возможности, – пообещал он. – Если, конечно, останусь жив.
Он коротко проинструктировал ее, как себя вести, и вот Ратна предстала перед миссис Корман и ее дочерьми. Она стояла, как истукан, чуть согнув плечи, опустив глаза и руки, а женщина и две девушки бесцеремонно разглядывали ее, переговариваясь с Джейсоном на языке, которого индианка не знала.
– Как они умудряются обматывать себя этими сари!
– Это целое искусство.
– Она очень смуглая.
– Она хороша собой, – мягко произнес Джейсон. – Приглядитесь к ней!
– Мы не привыкли к такой красоте. Она чужеродна. А почему у этой девушки острижены волосы?
– Ей пришлось многое пережить. Она вдова. Родственники отвезли ее в приют, но она ушла оттуда.
– Значит, она не отличается покорностью?
– У нее отняли ребенка. Она хотела его найти.
– И где этот ребенок?
– Мне кажется, девочка погибла. В дом, где она находилась вместе с приемной матерью, попал снаряд.
– А эта индианка не знает об этом?
– Знает, но не верит, что ее дочь мертва.
– Почему?
– А вы попробуйте поверить в такое! – тихо произнес Джейсон.
– Что ж, – вздохнула миссис Корман, – отправлю ее на кухню и велю накормить. Нам тоже скоро подадут ужин. Составьте нам компанию, мистер Блэйд!
– Боюсь, я не смогу остаться.
– Нет-нет, отказ не принимается. Мы здесь умираем от скуки!
Ратну отвели на кухню. Это была английская кухня, где не готовили индийских блюд. Повариха сразу заявила, что не потерпит в своих владениях индианку, так что пусть ей дают какую-нибудь другую работу!
Две горничные в черных платьях, белых фартуках и кружевных наколках, уставившись на коротко остриженную девушку в полотняном сари, о чем-то живо защебетали.
Ратна натянула на голову дупатту и сжалась у стены, будто готовясь к защите. Однако когда ей протянули миску со щедрой порцией вареного картофеля и кусочком мяса, она взяла, потому что была голодна.
Под любопытствующими взглядами слуг Ратна давилась пищей, которая казалась ей на редкость безвкусной и пресной. Что едят эти белые! Как можно готовить без специй!
Миссис Корман не желала видеть индианку в комнатах, потому место поломойки Ратна тоже не получила. В результате ей поручили помогать садовнику, и она копала, полола, уничтожала гусениц, носила воду.
Работа была тяжелой, но девушка не жаловалась. Здесь она могла ни с кем не разговаривать и без помех предаваться воспоминаниям и мыслям. Ратна любила смотреть на цветы, над которыми старательно гудели пчелы. Ей нравился круглый каменный бассейн с выложенным синей плиткой дном и нагретой солнцем водой, а также окружавшие его мраморные скульптуры. Девушка старалась не попадаться на глаза хозяевам, и чаще всего ей это удавалось.
Когда она проработала неделю, ей вручили несколько анн и дали понять, что она может выйти в город.
Ратна не стала отказываться и вскоре шла по улицам Варанаси, наслаждаясь привычными запахами пыли, сточных вод, цветов и фруктов, благовоний и дыма. Шла особой походкой индийской женщины, ставя ноги в одну линию, выпрямив спину и грациозно покачивая бедрами.
Девушка не удержалась от удовольствия отведать родной, обжигающе острой пищи, а после ноги понесли ее к приюту.
Ратна вовсе не собиралась возвращаться в обитель скорби. Она хотела узнать о Соне.
Постучав в дверь с прорезанным в ней окошком, девушка поразилась собственной решимости. Она ощущала себя независимой. У нее не оставалось иного выбора, кроме как идти своей дорогой. И никто не мог ей помешать.
В окошке появилось лицо незнакомой молоденькой женщины.
– Что тебе надо? – испуганно спросила она.
– Позови Суниту!
Увидев Ратну, Сунита вытаращила глаза.
– Ты?!
– Да. Я хочу спросить, знаете ли вы что-либо о Соне?
Когда Сунита приоткрыла дверь, Ратна на всякий случай попятилась.
– Ты сбежала из приюта, а теперь являешься сюда в цветном сари и браслетах и запросто спрашиваешь о Соне?! Я расскажу тебе о ней, если ты вернешься обратно!
Темные глаза Ратны метали молнии, а губы скривились в дерзкой усмешке.
– Я ни за что не вернусь!
– Тогда убирайся отсюда! – прошипела Сунита. – Сона умерла, утонула в Ганге – разве тебе неизвестно?!
– Неправда! Мы убежали вместе. Она вышла замуж и была счастлива.
– «Другой муж нигде не предписан для добродетельной женщины» – так написано в священных книгах. Ты, презренная шудра, станешь спорить с брахманами?!
– Я хочу видеть Сону!
– Вы обе прокляты! – со зловещей тожественностью объявила Сунита. – И обе падете в ад! Только там вы и сможете встретиться.
Не удержавшись, Ратна плюнула прямо под ноги женщине и гордо зашагала прочь. Ей показалось, будто Сунита что-то скрывает. Об этом говорил ее бегающий взгляд и покрывшееся красными пятнами лицо.
Ратна подумала, что, если Сона и Арун по какой-то причине разлучились, первая вполне могла вернуться в приют. Или ее отвезли туда насильно. Брахманку нельзя было назвать приспособленной к жизни.
А если… если она вторично стала вдовой? Нет, в этом случае Сона, не колеблясь, взошла бы на погребальный костер. У нее бы достало стойкости и хватило сердечной боли.
Ратна брела по улице, ничего не слыша и не видя; она будто очутилась в пустоте. Так бывало, когда на нее накатывали воспоминания. Она представляла спящую Анилу: плотно зажмуренные глазки с изящными веками, пухлые губки, темный пушок на круглой головке. Теперь дочка подросла, наверное, и ходит, и говорит! А вдруг она, Ратна, обманывает себя и Анила…
Зачем тогда жить?! Остановившись, девушка вонзила ногти в ладони. Нет! Надо гнать от себя эти мысли! Но они не давали ей покоя, и Ратна едва не стонала. Если брахманы утверждают, что порядок вещей в мире неизменен и строг, тогда почему все кажется таким неопределенным и шатким?
Девушка подумала о Джее. Если он когда-то и впрямь приедет ее навестить, она скажет, что ей во что бы то ни стало надо попасть в приют, чтобы узнать, там ли Сона. Ратне казалось, что он сумеет помочь. Англичане считают себя хозяевами этой страны, значит, им открыты любые пути.
Когда Ратну вновь отпустили в город, она не пошла в обитель скорби, а спустилась к реке.
В этот ясный солнечный день город представлял собой умопомрачительно красочную панораму дворцов, храмов, мечетей, увенчанных башенками.
Гхаты прерывались широкими площадками, на которых под большими соломенными зонтиками расположились окруженные толпами проповедники. Над рекой витала легкая перламутровая дымка, воды казались удивительно безмятежными. Священный город словно успел позабыть о недавних кровавых днях.
На ступеньках стирала девушка – молодая вдова, еще моложе Ратны. Последняя присела рядом на корточки.
– Как тебя зовут?
Та повернула голову и испуганно заморгала – ей, как и всем вдовам, было запрещено разговаривать с посторонними.
Ратна стянула с головы дупатту.
– Не бойся. Я твоя сестра и не выдам тебя! Так как твое имя?
– Сита, – нерешительно прошептала девушка.
– Меня зовут Ратна. Я тоже вдова. Вернее, была ею. Носила белое сари. И так же, как ты, стирала здесь белье.
– А теперь ты кто?
– А теперь… не знаю. – Достав из-под сари небольшую коробочку со сладостями, она протянула ее Сите. – Съешь, сколько ты хочешь.
Та отпрянула.
– Ты искушаешь меня! Мне нельзя есть сладкое! Кто тебя послал?!
– Не боги, но и не демоны. Хотя кто-то из них обрек меня на одиночество, – промолвила Ратна и принялась рассказывать о себе. Она говорила медленно, долго, а закончив, добавила: – Если ты не можешь это съесть, тогда прошу тебя: отнеси коробку Соне, молодой брахманке, которая тоже живет в приюте. Некогда она сбежала оттуда вместе со мной, потому что полюбила мужчину.
Она внимательно наблюдала за лицом Ситы, на котором отразилось смятение.
– Я… я ее не знаю. И не могу исполнить твое поручение. Я боюсь Суниту и жрецов!
– Я тебя понимаю, – сказала Ратна, надеясь, что ей все-таки удалось посеять в душе девушки драгоценное зерно сомнений.
Она стала взбираться по лестнице, ловко лавируя в толпе поющих людей, звенящих колокольчиками, обнаженных и измазанных золой или облаченных в ниспадающие одеяния оранжевого цвета, с бусами из священного дерева тулси на шее, брахманским шнуром и тремя полосками на груди – знаком трезубца Вишну.
Коробочку со сладостями Ратна оставила на ступенях.
Проводив девушку взглядом, Сита долго колебалась, прежде чем взять покрытый сахарной пудрой шарик, а затем, убедившись, что за ней никто не следит, быстро отправила его в рот.
Несколько дней после этого Сита ходила сама не своя. Она совершила серьезный проступок, и ей было необходимо его искупить. Девушка ощущала себя так, будто пробралась в комнату для пуджи и съела подношения, предназначенные богам!
Сита не знала, почему решилась заговорить с незнакомкой. Хотя в приюте женщины жили и трудились бок о бок, каждый был сам по себе: Сунита строго следила за этим. В огромной бело-серой расплывчатой массе молодых и старых вдов не находилось места чему-то личному. У них было общее горе, они несли одно и то же наказание, и хотя все это знали, никто не делился друг с другом.
Сита попала в приют совсем недавно. Понимая, что навсегда разлучилась с близкими, девушка часто плакала. Вспоминала родную деревню, хижину с плоской крышей, на которой сушились кизяки – круглые лепешки, приготовленные из коровьего помета, перемешанного с соломой и водой. Воскрешала в воображении посиделки у колодца, где перемывались косточки каждого жителя деревни, от младенцев до старцев.
Казалось, не прошло и мгновения с тех пор, как она тонула в свисающих длинными гирляндами цветах, и украшения покрывали ее тело во всех местах, на которые их только можно было надеть и прицепить, а солнце ослепительно сверкало на золотом шитье ее свадебного сари. Она сидела в позе лотоса, расправив широкие складки алого одеяния так, чтобы оно раскинулось широким веером, и смотрела на своего супруга сквозь полуопущенные ресницы.
Муж Ситы был таким же юным, как и она, и девушка радовалась этому браку. А потом его укусила змея, и кто-то словно стер из жизни Ситы яркую радостную картинку, заменив ее пустым серым полотном. Оказалось, она беременна, потому ей сохранили жизнь. Но позже – вероятно, от всего пережитого – плод покинул ее тело, и Ситу отправили в обитель скорби.