Немцы на Южном Урале Моисеев Александр

Магия зеленого мира

Чтобы понять большой мир, нужно научиться вглядываться в малый». Эта классическая платоновская диалектика, пожалуй, ярче всего проявляется в естествознании, в подробном и внимательном изучении родного края. Не случайно на рубеже XIX–XX веков приобрели большой вес труды УОЛЕ – Уральского общества любителей естествознания. Каждая новая работа открывала новые грани в изучении Урала, давала новое представление о его природе, в которую не влюбиться было невозможно.

Задел изучения местной флоры был сделан еще первым поколением немецких исследователей-энциклопедистов: теми же Гейнцельманом, Гмелиным, Далласом. Например, Иоганн Готфрид Тейнцельман с помощниками составил первый указатель южноуральской флоры, в который вошло около четырехсот описанных им растений – в основном по реке Яик и в предгорьях Урала. Ботанические материалы Гейнцельман отправлял в Санкт-Петербургскую академию наук, а также в Швецию, где работал тогда великий естествоиспытатель «князь ботаников» Карл Линней, который использовал их при написании труда, ставшего научной основой современной ботаники и зоологии. Копия рукописной книги Гейнцельмана «Флора Оренбургская» ныне хранится в Швеции, в библиотеке Линнея в городе Упсалы.

Второй «пионер» изучения Урала Иоганн Георг Гмелин оставил после себя сотни описаний местных растений и животных. Вот «живой» портрет озера Чебаркуль: «Вода в озере очень чистая и прозрачная, приятная на вкус. Здесь в изобилии водятся щуки, лини, плотва, окуни, чебаки… Вероятно, ни в какой другой местности не водится в таком изобилии рыба». Или описание бобров, что водились в ручьях, впадающих в реку Миасс: «Бобры, которых отлавливают, хорошего вида и довольно черные. Можно легко рассчитать, как долго охота на них будет прибыльной». Гмелин, кстати, первым констатировал взаимосвязь цепочки каслинских озер, отметив наличие и хороший вкус озерной рыбы.

Среди описаний растений находим, например, знакомые нам клубнику и вишню. «Белая земляника (клубника) стала попадаться у Яика и вниз от него в изобилии. Но нигде ягоды не были прекраснее и больше, чем в горах, освещенных полуденным солнцем. Часто попадались длиной не менее дюйма; белыми они были лишь там, куда не попадало солнце. Если же солнце освещало их целиком, то они были совершенно красные… Вишня также была в изобилии… где светит солнце ягоды красивее, вкуснее и полнее…»

Гора Таганай. Лето 1910 года. Фото С.М. Прокудина-Горского

Der Berg Taganaj. Sommer 1910. Foto von S.M. Prokudin

В дневниках академика звучит и тревога за сохранность природных ресурсов: «Здесь я должен еще заметить, что возле Чебаркульской крепости много лип, в отличие от других крепостей Исетской провинции, где их почти не увидишь. Поэтому из всех крепостей приезжают сюда за древесиной для саней и лыком для обуви. И этот частый вывоз вскоре станет здесь причиной недостатка в этом».

Пестрит «зелеными записями» и путевой дневник Петра Симона Палласа в Академической экспедиции по Уралу и Сибири. Вступая весной 1770 года в пределы Челябинского Урала с запада, он отмечает: «Чем гористее место, тем чаще являлись лесные тюльпаны и некоторый род кислецы. Россияне называют траву кислеца, а башкирцы, что оную часто употребляют, – башкирская капуста». Эту кислую первотравку в горах до сих пор зовут кислица-киселка, и до сих пор она из местных трав самая желанная. Научное ее название – горец альпийский. А вот какое растение Даллас именует «лесным тюльпаном», не совсем ясно. В наших горах тюльпанов, кажется, не найти.

Южный Урал. На реке Юрюзань. Фото конца XIX – начала XX века

Sdural. Auf dem Fluss Jurjusan. Foto von Ende des 19./ Anfang des 20. Jahrhunderts

Даллас отмечает также, что склоны гор «преиспещрены изрядными цветами… трех видов кокушкиных сапожков, как-то: больших багряноцветных, желтых душистых и двуцветковых»; причем эти цветы в горных березняках Урала «весьма обильны и обитают вместе». Речь, как мы понимаем, идет об орхидеях, которые в народе называют либо туфелькой Золушки, либо башмачком Венеры. Сегодня «кокушкины сапожки» на Урале практически не встретишь – они занесены в Красную книгу.

По соседству с уральскими орхидеями внимательный наблюдатель отмечает и чину Гмелина. Известный ботаник и ландшафтовед И. М. Крашенинников относит это растение к реликтам ледникового периода, характерным для горных лесов пограничья Южного и Северного Урала. Во влажных урочищах находил Даллас и княженицу (Rubus arcticus), также «спустившуюся» в наши широты из заполярных пределов.

А вот его апрельские записи, когда академик выехал из Челябинской крепости в Сибирь: «Весь день была нам увеселением растущая повсюду кустами сибирская ветреница. От Челябы до самого Иртыша… не видел иначе как только бледно-желтых или белесоватых, очень редко бледно-красных, а синих никогда, хотя они обыкновенно по теплым местам около Урала и Волги по большой части такого цвета бывают». Речь идет о редких – синих – зауральских подснежниках…

О том, насколько заметен вклад биологов-немцев в изучение флоры и фауны Южноуралья, говорят «именные» растения и животные: астрагал Клера, козелец Рупрехта, серпуха и чина Гмелина, тюльпан Биберштейна, ястребинка Шелля, ковыль Лессинга, ястребинка Шренка. К слову, Александр Иванович Шренк (1816–1876), исследователь уральской флоры, много писал о горе Магнитной, Миасской долине и других местах Южноуралья, за что был удостоен Демидовской премии. Вместе с экспедицией А. Гумбольдта изучал флору и фауну Урала профессор-натуралист Берлинского университета Христиан Готфрид Эренберг. Несколько уральских растений носят имя переехавшего в Россию ботаника Христиана Фридриха Лессинга.

В 1850-х годах участником экспедиции Э. К. Гофмана по Уралу, в том числе и по Златоустовскому горному округу, был палеонтолог М. О. Грюневальд. Он привез из этой продолжительной поездки многие пуды костей древних животных, которые находили до него, а также извлеченные им лично при раскопках на берегах рек. Особую ценность представляли обнаруженные окаменелые останки морской палеофауны, изучение которой тогда только начиналось.

А.Э. Брэм (1829–1884), немецкий ученый-зоолог и путешественник, автор знаменитой книги «Жизнь животных»

A.E. Brehm (1829–1884), deutscher Gelehrter, Zoologe und Reisender, Autor des berhmten buches «Das Leben der Tiere»

А.Г. Генкель (1872–1927), педагог, биолог

A.G. Genkel (1872–1927), Pdagoge, Biologe

Всемирную известность получила и удерживает свою популярность вот уже полтора века книга «Жизнь животных» Альфреда Брэма. Он составлял ее, наблюдая «братьев меньших» в экспедициях в разных широтах Европы и Африки. В 1877 году он проделал около четырнадцати тысяч верст по европейской части России, Уралу и Сибири. Возвратившись в Гамбург, где он был директором «зоологического сада», Брэм подробно описал зверей и птиц, встреченных на этом долгом пути.

На рубеже XIX–XX веков на Урале работал выходец из лифляндских немцев, ботаник, доктор биологических наук Александр Германович Тенкель. Выпускник Петербургского университета, он около тридцати лет посвятил изучению уральской флоры, опубликовал более двухсот работ по ботанике и планктонологии, много переводил немецких ученых, в том числе и А. Кернера, автора книги «Жизнь растений». Имя Генкеля носит Пермский ботанический сад.

Долина реки Сим. Миньярский завод. Фото С.М. Прокудина-Горского, начало ХХ века

Das Tal des Flusses Sim. Der Minjarsker Betrieb. Foto von S.M. Prokudin, Anfang des 20. Jahrhunderts

Свой вклад в изучении флоры и фауны Урала внесли Ф.Д. Плеске, Ф.И. Рупрехт, академик И. Ф. Брандт.

В советские годы биологическая наука получила новые исследовательские имена. Одной из самых известных женщин-ботани-ков является Елена Максимилиановна Фильрозе. В справочниках ее называют лесоведом, и совершенно верно – южноуральские леса она знала превосходно; начиная с Ильменского заповедника, Елена Максимилиановна в составе многочисленных экспедиций побывала практически во всех крупных южноуральских лесных массивах – от южных боров Кара-Джабыка до северных медвежьих углов под Нязепетровском. Кстати, с ее участием будет составлен первый список памятников природы Челябинской области.

Основателем уральской научной школы зоологов станет доктор биологических наук, член Академии наук СССР С. С. Шварц. Будучи директором Института биологии Уральского филиала АН СССР, он преобразует его в Институт экологии растений и животных.

На гидрогеологии специализировался Николай Карлович Дексбах, который около тридцати лет изучал животный мир уральских водоемов. Ему принадлежит обстоятельное исследование лечебных Хомутининских озер, в том числе озера Горькое.

Известным энтомологом, начинавшим в том же Ильменском заповеднике, станет доктор биологических наук Владимир Николаевич Олыиванг – несколько уральских бабочек и жуков будут носить его имя.

Эхо древних эпох

Перекресток естествознания и истории для дореволюционных исследователей не был чем-то необычным. Вообще, на Урале, можно сказать, привыкли к такому смешению научных жанров. Например, тот же Герард Фридрих Миллер, саксонец, участник первой академической экспедиции по изучению Сибири и Урала, описавший в 1739 году южноуральские крепости и собравший данные о рудных делах, включил этот опыт в свою знаменитую книгу «История Сибири». Или Иван Филиппович Герман – он вошел в историю горнозаводского Урала не только как управитель заводов, главный начальник Екатеринбургского горного начальства, но и как уральский историк. В частности, ему принадлежит значительный труд «Сведения о сибирский рудниках и заводах, собранные надворным советником и академиком Иваном Германом», за который император Павел I произвел его в чин действительного статского советника, генерал-майора.

Нередко в процессе исследовательской работы формировались тематические коллекции материалов и документов по истории края. Так, историк и мореплаватель Василий Николаевич Верх, участник первого российского кругосветного путешествия в 1803–1806 годах, во время службы на Урале органзовал три экспедиции по сбору старинного фольклора, вел археологические раскопки. Его собрание старины вошло в сборник «Древние государственные грамоты, наказные и памятные челобитные, собранные в Пермской губернии». Генерал-лейтенант Оренбургского казачьего войска Павел Петрович Бирк, помимо службы, принимал активное участие в создании музеев и Оренбургской архивной комиссии. Известный российский библиограф, библиофил, историк и писатель Сергей Рудольфович Минцлов, начинавший работать земским исправником на Воскресенском заводе, оставил после себя пятитомный «Обзор записок, дневников, воспоминаний», а также уникальный библиографический свод мемуарной литературы, в который он включил более пяти тысяч названий.

«Историческим магнитом» стала для исследователей археология, своеобразная и удивительная наука. Древняя история прорывается сквозь толщу временных пластов не в виде письменных источников – ее богатством являются многочисленные артефакты, найденные при раскопках на местах древних стоянок и захоронений.

П.С. Даллас не вел на Урале археологических раскопок, но он первым посетил «знаковые» места, зафиксировал это в своих дневниках, а затем объявил в печатном слове о древностях, которые есть в этом крае. Естественно, до Далласа доходили «смутные сведения» о том, что «татарские люди» прятали в местных курганах золотые и серебряные вещи. Но, следуя по Исетской провинции, ученый понял, что смотреть нужно гораздо глубже – на многие поколения прежде татар и башкир. Даллас отмечал, что древности здесь иного рода, свидетельствующие о том, что люди в далеком прошлом здесь не просто кочевали, но и строили, то есть проживали на одном месте. Это было на уровне открытия.

Камень Шайтан на озере Иткуль в окрестностях Каслинского завода. Старинное фото

Der Teufelsstein am See Itkul in der Umgebung des Kaslinsker Betriebes. Historisches Foto

Открытием обернулся и случайный поворот с дороги из Челябы в Екатеринбург – Даллас завернул на озеро Иртяш, где его привели на Чудово городище. Городище при нем вполне просматривалось по оплывшим валам и рвам. Чудь – легендарный народ, который будто бы обитал на Урале до башкир и русских и оставил после себя «чудские копи», где ломали, а потом плавили руду. Это была «древняя страна уральских металлургов»: множество рудников, десятки городищ, укрепленных селений, – которую позднее ученые назвали «иткульской культурой».

После Далласа озерные северные края: от Иткуля до Иртяша, в междуречье Синары и Багаряка, – встречали не одно поколение археологов. Первым исследовал Иртяшское городище спустя век после академика совладелец Кыштымских заводов В. Г. Дружинин, но планомерное изучение многочисленных находок началось с Евгении Михайловны Берс, специалиста по иткульской культуре.

Древности уральских «лесников», а именно к этой лесной археологической культуре и относились «иткульцы», изучал Дмитрий Николаевич Эдинг. Он открыл и описал известный в археологическом мире Горбуновский торфяник, сделал первое описание духовной культуры древних уральцев, издал книги «Резная скульптура Урала» и «Идолы Горбуновского городища».

По южноуральским артефактам издал «Очерки истории гуннов» А. Н. Берштам. Древности Приуралья изучал В. В. Тольмстен. К числу первых археологов, исследовавших древние курганы в Южном Зауралье, можно отнести Н. Ю. Зографа и Н. Я. Мерперта. Мадьярские следы в южноуральской истории отыскал И. Эрдели, доказав, что мадьяры, или современные венгры, пришли на Дунай с Южного Урала. Находки мадьярских курганов, как минимум, напоминают об их проживании в здешних местах, близ озера Синеглазово возле Челябинска и на озере Уелги.

Еще одно открытие, не столь древнее, но весьма занимательное, сделал все тот же Даллас – в районе Троицка. По словам местных казаков, им были известны «каменные палатки старых людей». Ученый осмотрел «каменные палатки» – оказалось, они сложены не из камня, а из кирпича; и это было не жилье, а «дома мертвых» – мавзолеи.

Даллас настолько заинтересовался «палатками», что даже рискнул переехать границу и углубиться в опасные киргиз-кайсацкие земли, где, по слухам, в отличие от почти разобранных уже мавзолеев близ Троицка, один будто бы стоит совсем нетронутый. Так и оказалось – удаленный от селений мавзолей предстал перед ученым во всем своем великолепии. Это был самый северный мавзолей среднеазиатского образца, сохранившийся до сих пор. Его называют мавзолеем Кесене, а в народе – «башней Тамерлана». Памятник старины столь приметен, что когда между казачьим поселком Варна и мавзолеем прокладывали железную дорогу, то станцию назвали Тамерлан. В 1970-е годы мавзолей был реставрирован, восстановлен в изначальном виде и охраняется как памятник духовной культуры средневековья.

Мавзолей Кесене, современный вид (реставрация)

Das Mausoleum von Kessen, heutige Ansicht (Rekonstruktion)

Мавзолей изучали несколько археологов. Первым его исследовал и оставил детальное описание профессор Санкт-Петербургского университета Э. Ю. Петри: «Развалины Кисяня представляет собой четырехугольное с надломленным верхом здание, приблизительно в восемь саженей вышины, с двенадцатигранной пирамидальной башней, – писал Петри в научном отчете. – Оно сложено из плоских и почти квадратных кирпичей большего и меньшего размера… Кирпич не глазурован, превосходного качества, что, к сожалению, способствует в настоящее время гибели здания. По мере заселения края переселенцами, кирпичи все более и более расхищаются…

Э.Ю. Петри (1854–1899), археолог, этнограф, антрополог

E.J. Petri (1854–1899), Archologe, Ethnograph, Anthropologe

Внутри здание представляет собою квадрат, стороны которого равны восьми шагам. Потолок куполообразный, покрытый известью; в центре его находится деревянная втулка, в ней металлическое черное кольцо; по легенде, к черному железному кольцу в прежнее время привешено было большое золотое кольцо, которое будто бы видели еще предки нынешних киргизов. В каждом углу здания находится по нише, с изящным филенчатым потолком…

В окрестностях заповедника Аркаим. Современная съемка

In der Umgebung des Naturschutzgebietes Arkaim. Aktuelle Aufnahme

В трех шагах от северной стороны, на три четверти аршина глубины, найдено было небольшое количество древесного угля и следы мелких, по-видимому, обожженных нечеловеческих костей. На полтора аршина глубже встретились лубок и доски, до некоторой степени обрисовавшие человеческую фигуру. В лубке, покрывавшем череп, было сделано два отверстия для глаз и одно для рта. По удалении этого покрова обнаружен женский скелет, длиною два аршина шесть вершков. Вокруг шеи скелета обмотана шелковая ткань, отдельные куски которой еще сохранились. При черепе найдены две золотые серьги с двумя жемчужинами и одним яхонтом на каждой. Подобные серьги, по сообщению местных жителей, до сих пор весьма ценятся у калмыков…»

Тогда и родилась красивая легенда о том, что эта женщина – Кесене, дочь великого полководца Тимура-Тамерлана. Рассказывают, что Кесене полюбила простого воина и сбежала с ним. Разъяренный Тамерлан велел догнать и убить их обоих. Когда после вспышки ярости пришло раскаяние, по приказу полководца в степи была построена гробница, где и похоронили дочь. По другой легенде, дочь Тамерлана и ее муж, путешествуя по степи, были растерзаны еще обитавшими тогда в этих краях тиграми, и гробница была построена на месте их гибели…

Полумифическое сказание сопровождает и историю строительства мавзолея. Его выложили из кирпича, в состав которого входили красная глина, яйца диких птиц и верблюжье молоко. Предполагают, что кирпичи делали возле реки Уй – в районе нынешнего Троицка, – и воины по цепочке передавали их до самой башни. Тридцать лет назад, когда проводили реконструкцию башни, новые кирпичи готовили и обжигали по древней технологии.

В целом, Южный Урал оказался богат на археологическиеоткрытия и яркие имена и в советское время. Так, значительный вклад в Уральскую археологию внес Владимир Федорович Генинг. Великая Отечественная война прервала его обучение на истфаке, сделала, как и многих немцев, «трудармейцем». Университет он окончил уже после войны, в 28 лет, но это не помешало ему стать одним из ведущих историков Урала. Доктор исторических наук, основатель уральской археологической школы, Генинг – автор более двухсот печатных работ по археологии, в том числе пятнадцати книг. Одна из них: «Синташта: Археологические памятники арийских племен Урало-Казахстанских степей» – предвосхищает будущее открытие знаменитого Аркаима, страны протогородов бронзового века. Изучение многочисленных артефактов, найденных там при раскопках, и сравнение их с информацией, заложенной в священные арийские гимны «Ригведы» и «Авесты», позволяет утверждать, что строители и обитатели Страны городов – это, вероятнее всего, легендарные арии, что покинули свои южноуральские «города» и ушли на полуостров Индостан.

В.Ф. Генинг (1924–1993), археолог, основатель уральской археологической школы

W.F. Gening (1924–1993), Archologe, Grnder der Archologie-Schule des Urals

Из археологов второй половины прошлого века приметен Владимир Савельевич Стоколос. Доктор исторических наук, он вел раскопки, в основном, в районе Челябинска, в Башкирии и Приуралье. Специалист по бронзовому веку, опубликовал более ста научных работ и три книги по уральским древностям, среди которых самой известной является «Культура бронзового века Южного Зауралья».

В западной части Южноуралья немало открытий сделал Отто Николаевич Бадер. Он исследовал и описал знаменитую Капову пещеру (Шульганташ) и десятки других пещер по рекам Белой, Сим и Юрюзань. Бадер считается ведущим специалистом по южноуральскому каменному веку.

Вообще, к южноуральским пещерам имеют отношение многие исследователи: Э.И. Гецфрид, Э.К. Гофман, Ю.Л. Кюналь, И. П. Фальк, И. И. Георги, И. Ф. Стралленберг и другие. В частности, И. Савъяк участвовал в изучении самой большой пещеры Челябинской области – Сухая Атя, а В. В. Цицеру принадлежит открытие самой глубокой пещеры – Стешкин колодец в Ашинском районе.

Часть шестая

Время приметных имен

Судьба человека драматична по своему определению – в ней переплетены взлеты и падения, счастье и трагедия. И судьбы российских немцев здесь не слишком отличаются от других. Вот только во все российские века писать о них было сложно: непредсказуемы их жизненные пути, непредсказуемы разломы эпох, проходящие по живому…

Бережно собранные вместе, силуэты немецких судеб складываются в удивительное, почти эпическое полотно, созерцание которого вызывает восхищение перед мощью и несгибаемостью человеческого духа.

Дали Владимира Даля, или Словесный толкователь

Удивительно, но именно обрусевший немец – Владимир Иванович Даль (1801–1872) – открыл для нас настоящие просторы русского языка. На закате екатерининской эпохи его отец принял русское подданство и перебрался в северную столицу. Блестящий лингвист, знавший почти десять языков, богослов и медик, Иоганн Даль передал талант по наследству.

В.И. Даль (1801–1872), писатель, этнограф, лингвист, лексикограф, врач; составитель фундаментального «Толкового словаря живого великорусского языка»

W.I. Dahl (1801–1872), Schriftsteller, Ethnograph, Sprachwissenschaftler, Lexikograph, Arzt; Verfasser des Basiswerkes «Erklrendes Wrterbuchs der lebendigen grorussischen Sprache»

Правда, вряд ли он мог предполагать, что судьба забросит его сына Владимира в столь далекие от Европы земли – на Южный Урал, в Оренбуржье. Выпускник медицинского факультета Дерптского университета, военный врач, который одним из первых оперировал катаракту, Владимир Даль не скрывал в своих автобиографических заметках: «Всю свою жизнь я искал случая поездить по Руси». Такой случай выпал в 1833 году – и на восемь счастливых и плодотворных лет связал Даля с Южным Уралом. Оренбург, куда он, оставив врачебную практику, поступил чиновником по особым поручениям при губернаторе, стал его «звездным часом», заделом на десятилетия жизни.

Его служба была связана с частыми поездками по обширному краю: Башкирия, Казахстан, оренбургские провинции. Ерех было этим не воспользоваться. Даль начинает собирать этнографические материалы, много внимания уделяет языкам, лексике, пословицам и поговоркам. До его знаменитого «Толкового словаря» времени оставалось немало, но лиха беда начало. Здесь же, в Оренбурге, Даль состоялся как литератор – писал повести, рассказы, сказки.

Кстати, с этими сказками было много неприятностей. Еще до приезда в Оренбург Даль был арестован по доносу за «насмешки над правительством». Перед Николаем I за Даля вступился В. А. Жуковский, сумев через наследника, будущего государя Александра II, убедить императора сменить гнев на милость. В оренбургский период, собственно, и выйдут его знаменитые «Были и небылицы Казака Луганского».

Юг Оренбургской губернии. Старинная копия карты 1753 года

DerSuden des Orenburger Gouvernements. Historische Kopie einer Karte von 1753

Многосторонняя писательская, научная, организаторская деятельность Владимира Ивановича обеспечила ему близкое знакомство и дружбу со многими виднейшими деятелями русской культуры, науки, литературы и искусства. Среди них был и А. С. Пушкин.

Даль сопровождал поэта, собиравшего материалы для «Истории Пугачева» и «Капитанской дочки», в его поездкахпо Южному Уралу.

В Оренбурге Даль – не только плодовитый писатель, но и этнограф, археолог, историк, статистик, естественник. Он стал организатором и руководителем зоологического музея, автором учебников по ботанике и зоологии, подобных которым по ясному языку, доступности и глубине изложения материала еще не знала русская школа. За труды в области истории и этнографии, написанные на оренбургских материалах, за активное пополнение собрания Академии наук коллекциями минералов, растений, животных он был избран ее членом-корреспондентом. Кроме того, он стал одним из инициаторов создания и активным членом Русского географического общества. Первое организационное заседание учредителей общества состоялось на московской квартире Даля.

Мало кто знает, но именно с В. И. Даля началось южноуральское книгопечатание. Поводом послужила книга Э. А. Эверсмана «Естественная история Оренбургского края», изданная на немецком языке. Владимир Иванович не только перевел этот основательный труд на русский, но и дополнил предисловием и подробными примечаниями. А после выписал в Оренбург печатное оборудование, основав тем самым первую в крае типографию.

В.И.Даль. Портрет кисти Василия Перова

W.l. Dahl. Portrat von Wassilij Pe row

Летом 1841 года Даль покинул Оренбург и до выхода в отставку в 1859 году служил на крупных чиновничьих постах в столице. Но и в эти годы он не прекращал своей плодотворной общественной и научной деятельности. Вплоть до последних дней – а его не стало в 1872 году – Даль продолжал работу над пополнением и совершенствованием «Толкового словаря…» – главного труда своей жизни.

Была у Даля такая личностная присказка: «Как Даль Иваныч себе дом с неделю ладил, все лощил да гладил, ничего не изгадил, сам стружил и пилил, топором рубил, клей варил, колесом точил, штуки прилаживал, за работой ухаживал. Люди любуются, Иванычу дивуются». Именно в таком доме, построенном своими руками, у Даля родился сын Лев – будущий участник Крымской войны, замечательный художник и архитектор, реставрировавший Флорентийский собор, строивший в Нижнем Новгороде Ярмарочный собор, церковь Козьмы и Дамиана, колокольню при церкви Иоанна Предтечи. Жизнь Даля-сына тоже будет богата на путешествия, а итогом станут зарисовки и акварели с просторов российских губерний: Ярославско, Вологодской, Олонецкой…

Каслинская вязь Роберта Баха

«… Нa юго-восточном склоне Уральского хребта, в 130-ти верстах от Екатеринбурга, находится железоделательный завод Касли, который с пятью такими же окрестными заводами и несколькими золотыми приисками образует фабричный округ, принадлежащий наследникам купца Расторгуева, – писал в 1896 году журнал «Всемирная иллюстрация». – Завод Касли повсеместно славится художественною отливкою своих чугунных изделий, которые по тонкости, точности отделки и гибкости чугуна стоят весьма высоко и в этом отношении нимало не уступают изделиям из бронзы. На заводе, кроме отливки художественных вещей, происходит также отливка различной утвари: горшков, котлов и прочего, равно как и отливка различных вещей, необходимых в домашнем быту башкир и киргизов. Гибкость чугуна чрезвычайно велика: круглые котлы, в которых можно сварить целиком барана, весьма легко принимают овальную форму. Изделия завода идут на ярмарки в Нижний Новгород и сбываются частью через город Троицк в юго-восточную Азию…»

Скульптор Н.Р. Бах (1853–1885). Бюст на некрополе работы А.С. Гилева

Der Bildhauer N.R. Bach (1853–1885). Bste auf der Nekropolis, Arbeit von A.S. Gilew

Автор этих строк, знающий толк в чугуне, – Николай Робертович Вах (1853–1885), сын знаменитого скульптора, сам скульптор, акварелист и писатель.

Как и в Златоусте, в Каслях и Кусе истоки художественного чугунного литья – немецкие. В Германии литье появилось еще в первой половине XVII века: его выпуск освоили литейные заводы в Лаухаммере и Гляйвице. Затем центр переместился на королевский литейный двор в Берлине, где отливали архитектурные детали для дворцового строительства, декоративную скульптуру и надгробия, салонные и бытовые предметы: шкатулки, канделябры, подсвечники, ажурные настенные блюда и даже чугунные колокольчики.

Зарубежный поход русской армии в 1813 году способствовал распространению в России европейского опыта, в том числе и немецких достижений в художественной обработке металла. Не удивительно, что инициатором художественного литья в России стал Александр I, «выписавший» из Берлина мастеров-литейщиков.

Следом за ними из Европы в Россию потянулись и художники-архитекторы.

Вид на Каслинский завод с колокольни. Фото СМ. Прокудина-Горского, 1909 год

Blick aufden Kaslinsker Betrieb vom Glockenturm. Foto von S. /VI. Prokudin, 1909

Одним из таких и был Роберт Иванович Вах (1819–1903).

Немец по матери, уроженец Риги, Р. И. Бах еще в детстве проявил большую тягу к рисованию. Семья Бахов была явно не бедной, что позволило мальчику учиться в престижной частной школе Миллера, а затем переехать в Петербург – обучаться в школе рисования профессора Академии художеств П. П. Уткина.

Этот человек станет «первой встречей» Баха с Уралом. Суть в том, что Павел Петрович Уткин был сыном кузнеца со Златоустовской оружейной фабрики и начинал учебу у Шафов – был в числе самых одаренных учеников по рисунку, вытравке и позолоте. После Академии художеств вышел медальером, со временем став лучшим в России, преподавал, в частности, рисунок, лепку, резьбу по стали и камню. Именно к такому учителю Роберт Бах и определился как скульптор.

Художественное литье, скульптура «Лето» (или «Женщина с гирляндой из роз на голове») работы Р.И. Баха (1819–1903)

Kunstguss, Skulptur «Sommer» (oder «Frau mit Rosenkranz auf dem Kopf»), Arbeit R.I. Bachs (1819–1903

Затем в его жизни будет класс скульптуры Императорской Академии художеств, которым в то время руководил И.П. Витали; воскресная школа рисования, в которой Бах вел предмет лепки; директорство на частном бронзо-серебряно-литейном заводе «Никольс и Плинке», где занимались художественным литьем, в том числе и по его моделям.

Брак с Геленой Богдановной, дочерью титулярного советника Гессе, дал ему пятерых сыновей: Николая, Александра, Роберта, Константина, Евгения. И каждый из них, в той или иной мере, занимался искусством. В каслинское художественное литье вошли десятки скульптур малой формы и художественных изделий как Роберта Ивановича, так и его сыновей Роберта и особенно Николая.

На Каслинском заводе своего штатного скульптора не было, а пополнять скульптурный ряд требовалось постоянно. Проблему решила дружба – Роберта Ивановича с сыновьями привлек к этой работе управитель Каслинских заводов В. Г. Дружинин, человек широких взглядов, крепкий промышленник и знаток литейного художественного искусства.

Бахи стали отбирать высокохудожественные скульптуры для Каслинского завода, готовить в столице отливки под модели. Взаимоотношения семьи Бахов с каслинцами были настолько тесные, что в 1884 году Роберт Иванович направляет своего сына Николая в Каслинский завод заводским скульптором, который должен был одновременно вести художественную школу.

Это был судьбоносный, но трагический шаг. Проведя в Каслях всего год, Николай Бах скоропостижно умрет от туберкулеза в 1885-м и будет похоронен на местном кладбище. Между тем, за этот год он успеет очень многое. В частности, наладит дела в школе, где занимались не только местные способные парнишки, но и взрослые мастеровые, среди которых был и легендарный мастер формовки В. В. Торокин. Составит первое художественное описание Каслинского завода и каслинской округи, которое проиллюстрирует замечательными рисунками. И всё это помимо основной деятельности в роли заводского скульптора.

После смерти сына Роберт Иванович не «проклял» Касли. Напротив, отношения с владельцами Кыштымского округа, мастерами стали еще более тесными. Бах и сыновья регулярно предоставляли модели своих работ и работ других скульпторов для отливки их из чугуна. По существу, они и сформировали «каслинский феномен», который буквально потряс воображение европейцев на знаменитой всемирной Парижской выставке 1900 года.

Каслинский завод. Вид площади и пруда. Фото конца XIX – начала XX века

Der Kaslinsker Betrieb. Ansicht des Gelndes und des Teiches. Foto von Ende des 19./ Anfang des 20. Jahrhunderts

Подготовкой к участию в ней занимались непосредственно Дружинин и Карпинский. Уже престарелый Р. И. Бах тщательно отбирал модели, среди которых были «Вожатый с медведем», «Лисица», «Тетерев токующий», «Амур хромой» (работы Баха), «Сирена» (работа Линда) и другие. Эти модели появились в знаменитом Каслинском павильоне, чугунная ажурная вязь которого закрепила за уральскими мастерами мировую славу. Проект выставочного павильона тоже был заказан немцу: петербургскому архитектору Евгению Евгеньевичу фон Баумгартену…

«Линию Баха» продолжат немало известных скульпторов. Среди них будут Артемий Лаврентьевич Обер – отлито до десятка его скульптурок животных, в том числе «Киргиз на лошади», «Большой медведь», «Борзая с лисицей»; Николай Иванович Либерих, которому, можно сказать, принадлежат практически все отлитые каслинские медведи; скульптор, академик Иван Николаевич Шредер – блестящий мастер портрета: бюст Пушкина его работы Каслинский завод отливал не одно десятилетие.

Электрометаллургия Александра Шуппе

Удивительное дело, но в судьбе Александра Филипповича Шуппе максимально достоверными можно назвать лишь три факта – зато какие! Он был основателем первого и крупнейшего в стране комбината суперогнеупоров «Магнезит», построил одну из первых в России гидроэлектростанций «Пороги» и также первый в России ферросплавный завод! Все остальное – зыбко и неясно.

Согласно смутным биографическим справкам, Шуппе родился в Петербурге в семье не то мещан, не то купцов; при этом кое-кто присваивает ему графское звание.

А.Ф. Шуппе, инженер, электрометаллург, основатель комбината «Магнезит», гидроэлектростанции «Пороги», первого в России ферросплавного завода

A.F. Schuppe, Ingenieur, Elektrometallurg, Grnder ds Kombinates «Magnesit», des Wasserkraftwerkes «Porog» sowie der ersten Eisengieerei in Russland

Шуппе учился в Горном институте – как раз в «бесовскую» эпоху разночинства и народовольства, – был арестован как участник подготовки покушения на одного из царских генералов и посажен в Литовский замок, откуда был отпущен под залог. Затем будет ссылка на Кавказ, надзор полиции… Впрочем, в преступниках он числился недолго. В 1885 году он работает на Адмиралтейских Ижорских заводах, а это уже «оборонка», и подозрительным здесь не место… Более того, в конце XIX века он в «арсенале страны» – Шуппе назначат управителем Златоустовского завода, Оружейной и Князе-Михайловской фабрик, а его любимыми словами станут: «Мы – продолжатели незавершенных дел П. П. Аносова…» Поэтому приведенные выше факты из бурной «бездипломной» юности и кажутся зыбкими.

После Златоуста Шуппе на Волжском стальном заводе, назначен управляющим Саткинским чугуноплавильным заводом. Между тем высокая должность быстро перестала удовлетворять честолюбивого инженера: в его характере все сильнее звучали нотки предпринимателя, и случай для открытия собственного дела представился очень скоро. В 1900 году Шуппе обратил внимание на залежи ценного минерала – кристаллического магнезита, из которого можно было изготовить высокостойкие огнеупоры (до сих пор их называют «суперогнеупоры»). Шуппе быстро сориентировался в обстановке, оценил выгоду, нашел спонсоров, создав товарищество, и приступил к строительству завода.

Успех превзошел все ожидания. Открытие нового завода состоялось в сентябре 1901 года, а первые русские суперогнеупоры оказались намного качественней, чем ввозимые из-за рубежа. Стоит ли удивляться, что товарищество «Магнезит» сразу пошло в гору, продавая огнеупоров на сумму в полмиллиона рублей и получая чистой прибыли под сто тысяч в год.

Но и заветы Аносова Шуппе не забыл – его заинтересовали высококачественные ферросплавы, производство которых в мире, особенно во Франции, уже набирало обороты.

«В сентябре 1905 года Шуппе подал прошение об аренде участка казенной земли на берегу реки Большая Сатка, прозванного „Чертовой ямой“, – пишут исследователи. – Столь пугающим названием эти места обязаны порогам на реке, которые достигали четырех метров в высоту. Грозный шум водопадов и водоворотов породил поверья, что под камнями, в бурлящей воде, затаились черти…»

Гидроэлектростанция «Пороги». Фото начала XX века

Das Wasserkraftwerk «Рогод». Foto vonAnfang des 20. Jahrhunderts

Именно в этом «дьявольском месте» самой природой были созданы идеальные условия для производства. «В узкий скальный створ реки Большая Сатка так и напрашивалась плотина гидроэлектростанции. На склонах Чулковского хребта были найдены залежи кварцита, основного сырья для производства ферросилиция. А кругом стоял вековой лес, из которого можно было в избытке получить древесный уголь, используемый в те времена при выплавке ферросплавов».

Здесь уже организаторский талант и коммерческая хватка Шуппе сказались в полную силу. Построить плотину и завод – не шутка. В 1908 году было образовано «Уральское электрометаллургическое товарищество». Его состав весьма показателен: граф Александр Мордвинов, родоначальник российского автоспорта, известная петербургская меценатка графиня Екатерина Мордвинова и входивший в уральское горнозаводское дело барон фон Ропп. Проект плотины – знаменитых «Порогов» – разработал известный ученый в области гидродинамики профессор Борис Бахметьев. Под строительство самого ферросплавного производства были задействованы французские инвестиции – сюда были поставлены промышленные электродуговые печи, разработанные П. Эру.

Гидроэлектростанция «Пороги». Фото начала ХХ века

Das Wasserkraftwerk «Porog». Foto von Anfang des 20. Jahrhunderts

Летом 1910 года электростанция дала первый ток, а 12 июля состоялся пуск всего комплекса. Кроме плотины в него входили электростанция, цех по выплавке ферросплавов и лаборатория. Контора была построена в нескольких сотнях метров выше по течению. До начала 1930 годов – пока не пустили Челябинский электрометаллургический комбинат – завод «Пороги» был единственным производителем ферросплавов в стране.

Что же касается Шуппе, его дальнейшая судьба словно теряется после 1910 года. Рассказывают, что в годы революции и национализации предприятий он сам написал заявление с просьбой «забрать у него завод». Потом он вроде бы работал в Златоусте на метзаводе. Вроде бы с ним, тогда замначальника цеха, и встречался в конце 1920-х годов В. Н. Гусаров, оставивший о нем очень теплые слова. В книге «Судьбы моей маршрут» знаменитый директор ЧЭМК напишет: «К сожалению, мне ничего не известно о дальнейшей судьбе опытного металлурга. Вспоминая об этом мудром и добром человеке, который был моим наставником при вхождении в металлургию, думал – не стал ли в 1937 году Александр Иванович „врагом народа"? Многие из старых специалистов тогда погибли, а он ведь был хотя и внебрачным, но сыном графа…» Что ж, отчество здесь называется другое, но автор воспоминаний, тогда практикант, мог просто запамятовать настоящее. Информация о графстве – из области слухов. В остальном же перед нами, похоже, действительно портрет легендарного электрометаллурга…

«Красный директор» Гассельблат

Не так давно по историческим меркам – в 1970-80 годы – на Саткинском чугунолитейном заводе промышленной «достопримечательностью» была удивительная доменная печь на древесном угле, дававшая редкий высококачественный «текучий» чугун. Она не принадлежала эпохе советской научно-технической революции и великой модернизации экономики. Напротив, была уникальной долгожительницей с возрастом в семь десятилетий. Строил ее в самом начале XX века выпускник Горного института, инженер-доменщик Виталий Алексеевич Гассельблат (1879–1932). Можно сказать, что это была его дипломная работа.

В.А. Гассельблат (1879–1932), горный инженер, советский металлург, проектировщик крупнейших заводов Урала

W.A. Hasselblatt (1879–1932), Bergbauingenieur, sowjetischer Metallurg, Projektant der grten Betriebe des Urals

Он не был «новичком» в инженерном деле – оно передалось ему по наследству. Его отец Аксель Эмильевич Гассельблат, выпускник технической школы, приехал на Урал в 1874 году. За плечами – угольные копи Донбасса, стажировка на металлургических заводах Швеции. Он был принят на Тирлянский частновладельческий завод управляющим, а затем перевелся на Белорецкий завод. Производство и изобретательство были его страстью. К примеру, он впервые на Южном Урале наладил очень выгодное по тем временам проволочно-прокатное производство. Частнозаводской послужной список Гассельблата-отца продолжался до конца века в «башкирском» кусте южноуральской металлургии – на Зигазинском, Лемезинском и Архангельском заводах. Он скончался летом 1901 года и был похоронен в Уфе, в почетном месте Сергиевского кладбища.

Сын продолжил дело отца. Его судьба тесно сплетена с революционными событиями и становлением советской власти; и так же трагична, как у многих первых большевистских инженеров. В революцию Виталий Гассельблат вошел, как и положено молодому человеку: в 1902 году он был исключен из Петербургского Горного института за участие в организации студенческой демонстрации у Казанского собора и отправлен в ссылку в Уфимскую губернию. Этот факт биографии впоследствии стал причиной того, что новая революционная власть отнесла его к той категории «старых спецов», которым доверяла, как следствие – перевела в «красные директора» и начала назначать на ответственные посты.

Его послужной список может поразить воображение. В революционном 1917 году он является управляющим Лысьвенским горным округом, через год – член отдела металлов ВСНХ и Технического совета областного управления национализированных предприятий Урала. В 1919 году он в президиуме промбюро ВСНХ на Урале. В 1924-м – член президиума Уральской плановой комиссии и правления лавмета в Москве.

К слову, осталась в истории и показательная оценка В. И. Ленина – он называл Гассельблата «фактическим воротилой в промбюро». В каждой шутке есть доля правды – Виталий Алексеевич «замкнул на себе» ключевые вопросы развития уральской промышленности. А с 1925 года получил возможность реализовать их на практике.

Доменная печь. Заводская платформа. Фото конца XIX – начала XX века

Hochofen. Werkseigene Bahnsteig. Foto von Ende des 19./ Anfang des 20. Jahrhunderts

В этом году он стал техническим руководителем, главным инженером организованного им Уралпромбюро (позднее – Уралги-промеза). Планы и перспективы были грандиозными – президиум Уралплана одобрил трехлетнюю программу развития металлургической промышленности на Урале. Гассельблат был не только одним из главных ее разработчиков – ему принадлежала сама идея коренной реконструкции старопромышленного Урала путем строительства трех крупнейших в Европе предприятий: Магнитогорского металлургического комбината, Уральского машзавода в Екатеринбурге и вагоностроительного завода в Е[ижнем Тагиле. Кроме того, в планах числились Краснотурьинский медеплавильный завод и никелевый завод в Верхнем Уфалее. Естественно, основное внимание было приковано к Магнитогорску. В 1929 году В. А. Гассельблат был назначен главным инженером и первым заместителем начальника «Магнитостроя».

Трубы Магнитки (Магнитогорского металлургического комбината)

Magnitker Rohre (Magnitogorsker Metallurgie-Kombinat)

Все это происходило на фоне разворачивающегося «дела Промпартии» – первой крупной чистки специалистов, открывшей шлюзы и будущим партийным репрессиям.

В 1930 году Гассельблат – в продолжительной, на восемь месяцев, заграничной командировке в США и Германии. Здесь он решает вопросы по закупке оборудования и совместному проектированию металлургических цехов с зарубежными специалистами, в том числе и представителями американской компании «Мак-Ки», начинавшей строить Магнитогорский комбинат.

Вот только из командировки он до Урала не доехал. В октябре 1930 года Гассельблат занят составлением отчетов, сдачей материалов по поездке. А уже спустя месяц он арестован в Москве – как фигурант сфабрикованных Уральского инженерного делай Шахтинского делав Донбассе. Обвинения были «стандартными»: вредительство, направленное на срыв социалистической индустриализации в стране, связь с врагами Советской власти, вербовка во время последней командировки. «Вредителей» приговорили к различным тюремным срокам. Осужденный В. А. Гассельблат умер в лагере в Чибью, что недалеко от Ухты на Печоре, в январе 1932 года – «от грудной жабы при явлениях постепенного упадка сердечной деятельности», как было записано в медицинском акте. Пройдет больше половины века, прежде чем его имя будет реабилитировано.

Пепел Фидлера

«Смерти меньше всего боятся те люди, чья жизнь имеет наибольшую ценность». Эти слова Иммануила Канта мог бы повторить еще один уральский немец – Владимир Федорович Фидлер (1881–1932), чей прадед по матери был братом знаменитого философа. Он «сгорит на работе» – на самом пике своей карьеры, когда был максимально востребован советской индустриальной эпохой.

Как потомок Канта оказался в российском захолустье: в костромской Чухломе – ответить и сложно, и просто: так судьба сложилась. Из одного захолустья отец – медик, провизор – перебрался в другое: в Миасский завод. Фидлер изменил семейной профессии и поступил сначала в Екатеринбургское реальное училище, а затем в Томский технологический институт. Работать по технической части начал рано, подрабатывал на учебу помощником машиниста, поскольку денег в семье не хватало.

В.Ф. Фидлер (1881–1932), горный инженер, крупный хозяйственник, основатель Уральского завода тяжелого машиностроения

W.F. Fiedler (1881–1932), Bergbauingenieur, hoher Wirtschaftsfunktionr, Grnder eines Uralbetriebes fr Schwermaschinenbau

В 1905 году приехал в Златоуст – «на практику», как сказали бы сегодня. Впрочем, практикант получился особый: Фидлеру сразу поручили заведовать металлографической лабораторией, где он вел исследования снарядной и других специальных сталей. Владимир Федорович был инженером широкого профиля – сведущ в металлургии, металловедении, металлообработке и механике. Через пять лет он вернется в Златоуст уже дипломированным инженером.

Златоустовская служебная карьера Фидлера складывалась стремительно. В штате Златоустовской оружейной фабрики он с 1911 года: заведующий инструментальным цехом, шанцевым и кузнечно-котельным производствами; с октября 1917 года – главный инженер, директор завода.

Попасть в составе директорского корпуса в революционный водоворот и стихию гражданской войны – такое нужно было пережить. Свою «политическую позицию» он недвусмысленно обозначил в биографии: «Никогда ни в какой партии не состоял и не состою… Непосредственного участия в переворотах не принимал, ибо считал своей обязанностью в критические минуты не покидать своего служебного поста в интересах дела».

Между тем, именно «дело» оказалось в зоне внимания и красных и белых – Златоуст производил снаряды и оружие. Фидлеру ничего не оставалось, как снабжать и тех и других – военные попросту изымали арсенал. Затем, под натиском Красной армии, колчаковцы приняли решение эвакуировать завод на Восток. Фидлеру с семьей пришлось собираться. Судьба развернет его уже в Томске: когда красные взяли город, то именно ему поручили возглавить реэвакуацию завода в Златоуст.

Исследователи справедливо удивляются: «Нечего и говорить: при тогдашних глобальной разрухе и развале транспортной сети страны задача была сложнейшая. Но он и здесь справился, причем с присущим ему блеском. Тому один пример. Мост через Томь был взорван. Владимир Федорович сделал расчеты и отдал крайне рискованный приказ: проложить рельсы по льду. И лед выдержал, эшелоны прошли!..»

Улица в Златоусте. Осень 1909 года. Фото С.М. Прокудина-Горского

Strae in Slatoust. Herbst 1909. Foto von S.M. Prokudin

Сотрудничество с колчаковцами, пусть и вынужденное, могло бы обернуться для него революционным трибуналом. Но с 15 октября 1919 года он даже повышен в должности, поставлен во главе всех заводов Златоустовского горного округа. Ему пришлось крайне тяжко: практически все основное заводское оборудование и многие работники были вывезены белыми в Сибирь. Возвращением, так называемой реэвакуацией, и занимался Фидлер как главный инженер «комиссии по возвращению Уральских заводов из Сибири». «В течение нескольких лет он, по сути, воссоздал все эти предприятия. Были проведены крупные реорганизации, переоборудования, переустройство производств, многие из них значительно расширились, а выпускаемые различные виды продукции по качеству стали отвечать мировому уровню».

Далее Владимир Федорович еще три года (1922–1925) работал главным инженером Златоустовских заводов. Затем стал помощником технического руководителя и заведующим проектным строительным отделом Южно-Уральского горнозаводского треста, заместителем начальника техотдела Уральского бюро ВСНХ в Екатеринбурге.

С этим бюро выйдет своя история. Как вспоминали о Фидлере, «худощавый, среднего роста, резкий и точный в суждениях, никому еще не известный в тихих коридорах Уралпроектбюро, он прямо-таки вихрем ворвался в размеренную жизнь этой недавно созданной конторы по проектированию уральских заводов. „Что за метеор явился на нашу голову?" – удивлялись сотрудники. А он окидывал взглядом разрабатываемые проекты и ошарашивал безапелляционным: „Это все не то!“».

Часть Златоуста. На первом плане – завод. Осень 1909 года. Фото СМ. Прокудина-Горского

Tell Slatousts. Im Vordergrund – derBetrieb. Herbst 1909. Hot о von S.M. Prokudin

К слову, «не тем» показался ему и проект знаменитого впоследствии Уралмаша. Машиностроительный завод планировался достаточно скромным – индстриализация только набирала обороты, и многие недооценивали ее потенциал. Фидлер говорил на заседаниях бюро: «Завод – это живой организм, который рождается, развивается, мужает. Мы сейчас способствуем рождению завода и обязаны позаботиться о „кровати" для него. Но нужно, чтобы это была территория, рассчитанная на взрослого, возмужавшего Самсона, а не детская коляска, которая скоро станет для него прокрустовым ложем». И следом, вопреки указаниям центра, закладывал в проекты многократное расширение заводской площадки и укрупнение цехов. Из этого нежелания возиться с «детской коляской» и родилась в итоге блестящая по тем временам индустриальная концепция – построить «завод заводов».

«Назвался груздем – полезай в кузов». В. Ф. Фидлер был назначен главным инженером проекта – стал, по сути, основателем Уральского завода тяжелого машиностроения. «Это мой первенец, и я отдам ему все, на что способен мой мозг», – говорил Владимир Федорович, и отдавался строительству завода без остатка. Его рабочий день был словно безразмерным, и отдыха он почти не знал.

Это не могло закончиться хорошо. Пуска завода Фидлер не дождался. В октябре 1932 года он приехал в Москву на совещание. «Железный нарком» Серго Орджоникидзе назначил его в тот день главным инженером почти уже построенного Уралмаша. А вечером Владимир Федорович скоропостижно скончался в гостиничном номере, диагноз врачей – инфаркт. Кончина была столь неожиданной, что поползли слухи о его убийстве; к тому же недоброжелатели у него были: и завидовавшие его блестящим способностям, и классовые антагонисты – мол, «старорежимный спец».

Проводили В. Ф. Фидлера в последний путь как героя труда, замуровав урну с пеплом в памятник перед Уралмашем. «Именем Фидлера, как пишут историки завода, решили назвать центральную улицу уралмашевского соцгородка, семье покойного назначить персональную пенсию, закрепить за ней служебную квартиру и освободить от квартплаты. Предлагалось учредить две студенческие стипендии имени Фидлера, премию для лучших работников…»

Увы, ничего этого не произойдет, а имя Фидлера смешают с грязью. Через год после его смерти на заводе вспыхнул пожар – сгорел кузнечнопрессовый цех, любимое детище главного инженера. Естественно, стали искать виноватых. Далеко обвинители не ушли: «Установлено, что вредителем был Фидлер. Это факт. Большое количество вины лежит на Фидлере, но он умер. И очень жаль, что умер, а не то мы бы его расстреляли…»

Урну с его прахом из памятника вынули и выбросили, семью выселили из квартиры, младшую дочь отчислили из института. Лишь в 1993 году удалось реабилитировать его имя… А урну с пеплом обнаружили на старом заводском дровяном складе в конце 30-х и спустя еще много лет прах основателя Уралмаша наконец предали земле – без особых почестей, зато по-человечески…

Тайна писателя павла северного

Небольшой южноуральский городок Верхний Уфалей по странному стечению судеб в конце XIX века подарил русской литературе два имени.

Один – сын заводского служащего Александр Туркин, первый профессиональный южноуральский писатель, отмеченный В. Г. Короленко и Максимом Горьким. Второй – сын управляющего Верхнеуфалейским заводом Павел Александрович фон Ольбрих (1900–1981), известный в литературе под псевдонимом Павел Северный.

Его отец, барон Александр фон Ольбрих, был не только хорошим горным инженером, но и толковым менеджером, умевшим поставить дело и утвердить порядок. За это его заводовладельцы ценили особо, приглашая то на один завод, то на другой. «Быстро своим умом и энергией обратил на себя внимание и стал влиятельным и авторитетным лицом в промышленном мире Урала», – с гордостью писал П. Северный об отце.

Павел Северный (П.А. фон Ольбрих, 1900–1981), писатель

Pawel Sewernyj (P.А. von Olbrich, 1900–1981), Schriftsteller

Твердое положение, деловая хватка, титул барона и четкая монархическая позиция не оставили барону фон Ольбриху никаких шансов на «добрососедство» с революционной советской властью. Красные расстреляют его одним из первых в крае – расстреляют вместе с дочерьми…

Потрясенный известием о гибели семьи, восемнадцатилетний Павел Ольбрих поклялся отомстить. До этого воевавший добровольцем на фронтах Первой мировой, теперь он стал юнкером военной школы в Екатеринбурге, окончил ее в чине поручика и возглавил роту 25-го стрелкового полка Уральской дивизии в армии Колчака. Вместе с этой армией он пройдет – от начала до конца – весь трагический путь: с Урала до Забайкалья.

Можно сказать, что Ольбрих родился в рубашке. Он не раз должен был умереть на том гибельном пути – от сыпного тифа, от пули при дерзком побеге из красного плена, в походе через заснеженную Сибирь, устеленную трупами замерзших. Он мог, наконец, утонуть в байкальском ледоломе при переходе от Иркутска в Забайкалье. Этот трагический переход января-февраля 1920 года по неокрепшему льду озера назван историками Великим Сибирским Ледяным походом. Тогда из более чем стотысячной армии до другого берега дошло около пятнадцати тысяч. Спустя десятилетия с неистершейся болью П. Северный напишет об этом походе в своем знаменитом автобиографическом романе «Ледяной смех».

Долина реки Уфалей близ Верхнеуфалейского завода – родные места Павла Северного

Tal des Flusses Ufalej nahe des Werchneufalejsker Betriebes – Heimat von Pawel Sewernyj

Далее, в свободной от красных и потому, казалось бы, безопасной Маньчжурии, где Павел Александрович оказался в эмиграции в 1920 году, он снова чуть не погиб, попав к хунхузам. А потом была белоэмигрантская «столица», Харбин, и здесь он тоже пришелся не ко двору. Удивительно, но при боевом прошлом колчаковского офицера, очевидной жажде мести за расстрелянных родных, он был, по мнению многих, настроен «весьма пробольшевистски» – в результате рассорился со всеми и махнул через весь Китай в Шанхай… пешком, чтобы китайский мир посмотреть.

Именно в Шанхае прежнего Павла Ольбриха не станет – вместо него войдет в литературу известный в русскоязычном зарубежье писатель Павел Северный.

Три десятилетия в Шанхае Павел Северный не просто писал – он словно дорвался до литературы, до слова. В Шанхае заново произрос его Урал, освященный детской любовью, – здесь родилась его известная трилогия «Сказание о старом Урале» («Рукавицы Строганова», «Невьянские куранты», «Камешки Ерофея Маркова»). Здесь увидят свет романы «Золото на грязи», «Ветер с Урала», «Домны плавят», «Туман над Камой», повесть «Следы лаптей». Наконец, здесь будут написаны романы о Суворове, Пушкине, Тургеневе; будут книги «Лики неповторимой России», «Черные лебеди», «Шумит тайга Маньчжурии».

И чем больше писал Северный о России, тем сильнее свербила мысль: если страна своим «народным сердцем» выбрала Советы – значит, была тому причина: настолько веская, что ради нее на революционную плаху были положены тысячи и тысячи жизней. Эмиграция такое настроение писателя, естественно, чувствовала, называя его «просоветским».

Еще один поворот в его судьбе случится уже после Великой Отечественной войны, после победы коммунистов в Китае. Мысль о возвращении не давала покоя. С 1945 года Павел Северный состоит в «Обществе граждан СССР в Шанхае», работает в советском торгпредстве, редактирует советскую газету «Новая жизнь». Видимо, в этот период и крепнет его желание вернуться на родину. Летом 1954 года он и его семья получают долгожданное разрешение.

Павел Северный приезжает на Южный Урал, в Оренбуржье. Здесь как раз вовсю идет освоение целинных земель – чем не место для белоэмигрантов искупить свою вину?.. Павел Александрович пишет письмо в Москву, Молотову, просит разрешить писать и издаваться. Он знает, что переписку реэмигрантов на местах перехватывают, а потому просит знакомого опустить его письмо в Свердловске. На удивление, Молотов отреагировал без задержки. Буквально через пару недель в Оренбург пришло разрешение на работу в местном издательстве редактором…

Много позднее, когда Павел Северный сумеет всеми правдами-неправдами перебраться ближе к Москве, в Подольск, начнут выходить его произведения. Появится детская книжка «Топтыгин с Косьвы», будут изданы его «Сказания о старом Урале», благодаря чему Северного примут в Союз писателей. Венцом долгой жизни ровесника века станет роман «Ледяной смех», посвященный трагическому Байкальскому переходу, – он выйдет в 1981 году, незадолго до его смерти.

«Золотая клетка» Николауса Риля

Это казалось странным – на потаенных старообрядческих берегах каслинских озер сразу после Великой Отечественной войны зазвучала немецкая речь. Откуда бы? Ведь здесь, на озере Сунгуль, с его прихотливой береговой линией, расположился отнюдь не лагерь для военнопленных. Совсем наоборот: на Мендаркином мысу, на территории развернутого здесь еще в 1930-е годы ведомственного санатория, дома отдыха сотрудников НКВД, по настоянию одного из руководителей советского атомного проекта А. П. Завенягина, была открыта «сунгульская шарашка» – Лаборатория «Б», перед которой была поставлена задача изучения воздействия радиации на живые организмы.

Главное имя здесь – Н. В. Тимофеев-Ресовский, легендарный Зубр, основатель отечественной генетики и радиологии. Его, больного и измученного арестанта, привезли на Сунгуль в мае 1947 года – прямо из лагерной больницы. Правда, южноуральская природа сделала свое дело. Те, кто встречался с Ресовским в лаборатории, вспоминали, что он буквально «заводил» всех вокруг – играл в волейбол, читал лекции, пел, выпивал, диктовал, упивался крепчайшим дочерна чаем. А главное: дорвавшись наконец до творчества, упоенно работал… Работал не в одиночестве.

Н.В. Тимофеев-Ресовский (1900–1981), генетик, радиобиолог, герой романа Даниила Гранина «Зубр»

N.W. Timofejew-Ressowski (1900–1981), Genetiker, Radiobiologe, der Held des Romanes Daniils Granins «Der Wisent»

Дело в том, что в Лабораторию «Б» доставили «интеллектуальные трофеи» – немецких ученых с мировым именем, специалистов по атомной тематике. Так, в сунгульской глуши оказался Карл Циммер, биофизик, которого Н. В. Тимофеев-Ресовский называл лучшим дозиметристом мира, Ганс Иоахим Борн, выпускник Берлинского университета, возглавивший Радиохимическую лабораторию, Александр Зигфрид Кач, специалист в области генетики, радиобиологии и применения изотопов.

К числу заметных фигур относился и физик из Австрии Иосиф Шинтльмейстер, который одним из первых объяснил появление трансуранового элемента – плутония. Рядом с Н. В. Тимофеевым-Ресовским работал доктор философии Вильгельм Менке, физиолог-ботаник, кстати, имевший из всех начальников отделов самый высокий оклад. В штаты Лаборатории «Б» был зачислен и выпускник технического университета в Берлине Генри Эрнст Ортман, работавший над проблемами в области люминесценции. Из медиков-фармакологов выделялся Курт Ринтелен. Физиологией растений занималась высокая молодая немка Рената фон Арденне. Конструкторскую группу возглавлял техник-механик Вильгельм Ланге.

Н.В. Риль (1901–1990), видный германский ученый, физик, радиохимик, участник советского ядерного проекта

N.W. Riehl (1901–1990), berhmter deutscher Gelehrter, Physiker, Nuklearchemiker, Teilnehmer am sowjetischen Nuklearprogramm

Д.Ф. Фехнер (1897–1973). Уральский пейзаж. Работа из собрания В.В. Романико

D.F. Fechner (1897–1973). Urallandschaft. Arbeit aus der Sammlung W.W. Romanikos

Всего в секретной радиологической Лаборатории «Б», разместившейся на берегах Сунгуля, значилось около тридцати немцев. Но, пожалуй, самым известным и удивительным среди них был Николаус Риль (1901–1990), близкий друг Н. В. Тимофеева-Ресовского, с которым они вместе работали еще в Германии.

«Они были тезки и одногодки, – писал Д. Гранин в своем известном романе. – Зубр звал его Миколой. Риль звал его Колюшей».

Николаус Риль, впрочем, был не просто другом Ресовского. Убежденный антифашист, понимавший разрушительную силу нового оружия, если его сосредоточить в одних руках, он помог Стране Советов ценнейшими сведениями по извлечению плутония из урана, и сделал это из идейных, этических соображений.

Многих поражало его великолепное знание русского языка, да и писал он на нем так, что впору было позавидовать и поучиться русским сотрудникам. Суть в том, что Риль, ровесник XX века, родился не в Германии, а в России – в Петербурге, в семье главного инженера заводов «Сименс» в России. Лишь после революции, сразу вслед за подписанием Брест-Литовского мирного договора, вместе с родителями переехал в Берлин. В 1927 году по окончании университета он начинает работать у знаменитых ученых Отто Гана и Лизы Мейтнер, специализируясь на вопросах радиоактивности.

Затем будут руководство радиологическим отделением фирмы «Ауэр» в Берлине, докторская диссертация, исследования в области радиоактивных материалов, полупроводников и биофизики. Известность Риль получил, когда совместно с заводами «Осрам» разработал первые в мире люминесцентные трубки. В 1941 году он издал книгу «Физика и техническое применение люминесценции», переведенную потом на многие языки. Успешной была и его деятельность по внедрению гамма-радиографии. В это же время Н. Риль, одним из первых среди немецких ученых, обратил внимание на возможности военного использования процесса деления атомного ядра и осознал, насколько катастрофическими могут быть последствия ядерного противостояния. Это понимание и послужило причиной для передачи секретных сведений.

Кстати, Риль – единственный германский немец, которого Сталин – за участие в ядерном проекте – наградил званием Героя Социалистического труда. В довесок к званию ученый получил и всевозможные материальные блага. Сотрудникам сунгульской лаборатории надолго запомнился сталинский подарок – автомобиль «Победа», на котором Риль гордо разъезжал по Мендаркиному мысу…

Н. Риль пользовался большим уважением у всех, кто его знал. Обширные знания, техническая эрудиция, прекрасные организаторские данные совмещались в нем с глубокой порядочностью и твердым характером, развитым чувством собственного достоинства. Это, однако, не мешало ему быть достаточно раскованным за рамками трудовых отношений, любить юмор и хорошую шутку.

Вообще, немцы сделали неоценимую «прививку» как непосредственно для лаборатории «Б», которую многие по праву называют предшественницей Российского федерального ядерного центра, так и для будущего наукограда – города Снежинска. В частности, они заставили относиться к атомной тематике масштабно – даже в мелочах быта. Так, семьи ведущих немецких ученых жили в отдельных коттеджах. Немцы, как и во времена Кнауфа и оружейной фабрики, получали значительно более высокую, по сравнению с другими специалистами, заработную плату. Если у русских научных сотрудников оклады составляли в среднем от 1,5 до 2,5 тысяч рублей, то у немцев – от 4 до 6,5 тысяч.