Армагед-дом Дяченко Марина и Сергей

Почему?!

Лидка попробовала по-другому. Ухватилась за край причала, подтянулась на руках, потом оттолкнулась и резко ушла вниз. На мгновение увидела поверхность воды над головой – и тут же с шумом, с непристойным плеском выскочила наружу. Настоящий поплавок.

На берегу стоял техник Сергей. Увидев его, Лидка покраснела под маской.

Это ловушка. Теперь ясно, это какая-то насмешка, как когда-то в летнем лагере – тогда Рысюк приколотил к полу ее спортивные тапочки…

Подводник Саша и не думал ей помогать. Наоборот, приглашающе махнул рукой, спускайся, мол, сколько можно ждать.

Во рту стоял привкус резины. Лидка разозлилась.

Уцепилась за железную стойку причала. Перебирая руками, двинулась вдоль столба, как по канату, – только не вверх, а вниз, хотя усилий приходилось прилагать не меньше. Проклятый баллон так и тянул на поверхность; маска все сильнее врезалась в лицо, и шум в ушах нарастал. Лидка через силу глотнула насколько раз, продуваясь. Осторожно поддула носом в маску – «обжим» чуть ослаб. До дна оставалось всего ничего, и там, на дне, лежали большущие камни…

Железная стойка обросла зеленью и мидиями. Острыми краями раковин запросто можно отрезать себе палец-другой.

Лидка изо всех сил замолотила ластами. Отпустила стойку и тут же ухватилась за валун; она хотела всего лишь удержаться на дне, но камень оказался относительно легким и всплыл вместе с Лидкой.

Она ждала, что ее снова вынесет на поверхность, но вместо этого зависла на полдороге, раскорячившись, как лягушка, с тяжелым камнем у живота. Облачко мути, поднявшееся с потревоженного камня, понемногу рассеивалось.

Невыносимо давила маска. Пересохло в горле, а ведь надо было часто глотать, чтобы не напрягались, не болели барабанные перепонки…

Она осторожно двинулась вперед.

Шарахнулись в сторону рыбы. Лидка плыла в тишине, в невесомости, подводные леса колебались в такт неслышному прибою, и цвет у них был осенний, желтый, и летали какие-то желтые обрывки…

Осень. В разгар лета.

И человек пробирается под водой.

Саша оказался уже рядом. Его темные волосы развевались в воде, придавая молодому гэошнику неожиданно романтичный вид. Над ним росло будто воздушное дерево – перламутровые пузыри устремлялись вверх, одно облачко за другим. Такое же дерево произрастало из Лидкиных «прорезиненных» губ – она слышала и собственное скрипучее дыхание, и шелест бегущих к солнцу пузырьков, и стук крови в ушах.

Саша показал вверх. Мелькнули ласты перед Лидкиным лицом; Саша вынырнул и, вероятно ждал того же от Лидки.

Сперва она хотела просто выпустить свой груз, но вспомнила, как вылетают из-под воды притопленные пляжниками мячи, и решила не рисковать. Прижала камень к груди – один бок желтый, шершавый – другой покрыт зеленой склизкой шерстью и заработала ластами. И, только добравшись до поверхности бросила камень и проследила за его медленным падением, торжественным, как увертюра.

– Плохо поддуваешь, – сказал Саша. Волосы облепили его голову, из романтического персонажа он враз превратился в комика. – Посмотри, у тебя же на физиономии синяк.

След от маски Лидка чувствовала великолепно. Лоб, щеки, верхняя губа. Продержится несколько суток. Отметина новичка.

– Ты почему пояс не загрузила? – Саша хитро прищурился.

Лидка и без него догадалась, в чём заключался подвох. Облегченный пояс. Говорили ей на секции что-то про индивидуально подобранный груз, это было так быстро и суетливо, что она конечно забыла.

– Серег! – крикнул Саша технику. – Принеси там грузов… – он окинул Лидку оценивающим взглядом, – штук шесть средних. Будем даму вьючить.

Кажется, Сергей, возившийся с катером у ангара хихикнул.

– А ты молодец, – сказал Саша, рассеянно глядя в море. – Сообразила… Сейчас груз отмеряем и пройдемся по дну туда-сюда, только ты поддувай в маску носом, а то жалко личико твое. И продувайся все время, потому что ушей тоже жалко, порвешь барабанки… Вы со Славой поссорились?

От неожиданности она крутанула головой, так, что брызги с мокрых волос полетели Саше в лицо.

– Не-а…

Ее не обижали Славкины измены с «девочками-припевочками».

Но почему-то мысль о неизбежной связи Славки с энергичной Валей – оскорбляла.

Море было гладким, как стол. В отдалении маячил патрульный кораблик. Единственная на обозримом пространстве волна брала свое начало за кормой катера; Лидка удивлялась, как долго держится след на воде. Ну хоть бери и пиши катером по морской глади – Слава плюс Валя…

Мысль была несвоевременной. Потому что, отправляясь первый раз к Воротам, думать о таких мелочах недостойно.

Петр Олегович был в гидрокостюме и с видеокамерой. Прочие костюмами пренебрегли, а на Лидку вообще не нашлось подходящего размера. Вода была теплой, дымка на горизонте обещала жару.

Сергей застопорил катер в десятке метров от навершия Ворот. Лидка смотрела, щурясь и закусив губу. Вблизи Ворота уже не напоминали скалу или обломок волнореза. Волны по-хозяйски облизывали совершенно чужой им предмет – казалось, что здесь затонул маленький готический храм.

Сергей поднялся, держась за поручень, и приложил к глазам бинокль. Лидка прищурилась сильнее.

– Вчера вечером были, – сообщил Сергей, извлекая из кармана мятую пачку сигарет. – Дальфинчики-то… резвились, даже ближе, чем тогда во вторник. А теперь не видать…

– Что толку их высматривать, если они не опасны, – пробормотала Лидка, ни к кому конкретно не обращаясь. И тут же пожалела о сказанном, потому что на нее покосились, как на дуру.

– У меня кореш был, – сообщил Сергей, закуривая. – Тоже вот, говорит, дальфины – наши, мол, подводные первородные родичи. И не пирожник ведь был, а ихтиолог. Правда, докторскую так и не защитил. Материала набрал до фига, а потом сам материал его – хряп… Вроде как под каток попал. Там же туша – ого-го…

– У нас на базе их отстреливали на технический жир, – сказал Саша, не сообщая, впрочем, какая «база» имеется в виду. – И они, кретины, все равно каждый сезон туда мигрировали… Зарудная, готова?

– Ага, – сказала Лидка, поправляя бретельку купальника. Сущее наказание, когда кроме всех этих ремней и поясов приходится следить еще и за непослушным трикотажем.

– Сбруя мешает? – оскалился Виталий. – Так скинула бы, и вперед а-ля натюрель!

– Русалочка ты наша. – Сергей окинул ее нарочито раздевающим взглядом, благо и снимать-то с Лидки было особенно нечего.

Возникла неловкая пауза – катер болтался посреди моря, Лидка сидела в катере с четверкой нестарых еще мужчин, и все четверо на нее смотрели. Даже Петр Алексеевич, верный своей фотографии, но тот, правда, глядел скорее печально: ах ты, мол, молодой провокатор…

Лидка рывком опрокинулась в воду, стремясь поднять как можно больше брызг. Ну как не стыдно, уважаемые ведь люди, руководители… доктора наук… гэошники, в конце концов…

Щеки горели. Хорошо еще, что она успела надеть маску.

– Эй, куда? Погружение без команды? – возмутился Саша.

Лидка подплыла к катеру, ухватилась за трос с цветными поплавками. Подняла голову, сквозь потеки на внешней стороне маски, как сквозь дождевое стекло, увидела Виталия.

– Закрепи страховку, – суховато распорядился гэошник, протягивая ей красный шнур с карабином на конце. – На пояс, и рукой контролируй. Три раза дерну – немедленное возвращение. Дальфины. Ясно?

Даже сквозь мокрое стекло Лидка видела, что он смотрит в сторону.

…Ощущение невесомости.

Справа и слева – жемчужные столбы от дыхания Петра Олеговича и Саши. Саша указывает куда-то в сторону…

Лидка обернулась.

Спутав под водой направление, она едва не проскочила мимо Ворот.

Вот они. Лидка дышала ровно. Воздух в баллоне был кисловатым.

Они не были похожи на те единственные, виденный Лидкой «живьем». Они не были похожи на известные модели Ворот, зарисовки, фотографии. И они были по-своему красивы – вытянутая вверх арка, красноватый камень, совершенная форма – совершенная, чтобы любоваться, но очень непрактичная, когда речь идет о паническом бегстве тысяч людей…

Они ведь и не были рассчитаны на тысячи, подумала Лидка, покрываясь гусиной кожей. Сколько их было, жителей Рассморта? Не стоило давать поселку такое название. Звукосочетание «морт» еще никому не приносило счастья.

Петр Алексеевич уже снимал, обходя Ворота по спирали, через минуту Лидка увидела его сквозь арку – конечно, ведь Зеркала на было, ТЕПЕРЬ это просто диковина, архитектурное излишество…

Саша подплыл совсем близко. Протянул Лидке руку – та не посмела отказаться. Сашина ладонь была теплее, чем ее собственная.

Он подтащил ее к основанию Ворот. Указал пальцем вниз; песок, водоросли, прочие чужеродные напластования здесь были счищены еще на прошлой неделе, и отлично видна была щель, разлом, который Петр Алексеевич считал своей личной находкой и которому они вместе с Виталием приписывали роль «песчинки в шестернях», то есть той самой причины, из-за которой Ворота перестали выполнять свою функцию.

Разлом был небольшой и живописный. Лидка подумала, что и Петр, и Виталий лгут себе: Ворота слишком грандиозны, чтобы такая маленькая неприятность могла привести их в негодность. Скорее, уж можно поверить в то, что рассмортцы прогневили Господа и за это были наказаны…

А помнится, когда экспедиция только-только собиралась, кто-то бросил эту мысль, будто бы пошутил. И почему-то здесь, перед лицом искалеченных Ворот, эта шутка вовсе не кажется смешной.

Саша сильнее сжал ее руку. Провел пальцем по внутренней стороне створки. Лидка увидела – вроде как паз для очень толстого стекла. Будто бы Зеркало, таинственным образом пакующее и сохраняющее людей, действительно можно вставить и вынуть, хорошему стекольщику работы на полчаса…

Стекольщики, подумала Лидка. И вода показалась ей холодной.

Саша выпустил ее руку. Толкнулся ластами, проплыл вперед, в створ. Лидка не удержалась и закрыла глаза – ждала, что сейчас Саша исчезнет. Уйдет НА ТУ СТОРОНУ.

Саша тут же вернулся обратно, чтобы не запутать страховочный трос. Махнул Лидке рукой: иди, мол, туда.

Она сунула в створ сперва руку. Потом, придерживаясь за каменную арку, вошла – и остановилась как бы на пороге. Ее перепончатые ласты почти касались дна. Над бурым лесом нехотя поднялись ошметки листьев, муть – Лидка подумала, что сейчас огребет по шее, потому что идут же съемки…

Головокружение. Очень-очень кислым сделался воздух из баллона.

Уходящие вверх пузыри.

Темнота.

– …Потому что это ты забивал баллоны! Потому что за такие вещи идут под суд, и я тебя посажу, сука, ты у меня до новой мрыги будешь канавы рыть…

Лидка никогда не видела Виталия ТАКИМ. Зрелище это и не предназначалось для ее глаз – ее как вытащили из катера и уложили в тенечке, так и оставили. Пошли разбираться между собой, вернее, продолжать разборку, начавшуюся в катере.

Проклятый купальник все-таки сполз, почти полностью обнажив Лидкину грудь. Но мужчины, еще недавно таращившиеся на нее безо всякого стеснения, теперь озабочены были совсем другими вещами.

– …Я не знаю, как! Но баллоны забивал ты…

– А ты проверь, – отвечал Саша, спокойный и белый, как песок на пляже для миллионеров. – Ты проверь ее баллон. Давай-давай, на анализ, там ведь еще осталось больше половины! Если там есть свинец, тогда сажай. А если нет – я тебя посажу, паскуда, потому что Ретельников… – Он осекся.

Ретельников, подумала Лидка сквозь звон в голове. Какая знакомая фамилия. Николай Иванович Ретельников. Читательский билет. Птичкин помет на весенней скамейке, толстый гэошник с профессионально усталыми глазами. Это же он нас в экспедицию воткнул. Всунул…

Двое стояли друг против друга. Страшный, оскаленный Виталий – и Саша, тоже страшный, но по-другому, тише и как-то убедительнее. А ведь они из разных ведомств, подумала Лидка. Из разных подразделений этой пресловутой ГО. Как бы не подрались…

Сверху, от базы, бежали люди, и впереди всех – Славка.

– Лидочка!

Она попыталась поправить купальник, и, когда это не удалось, стиснула руки на груди.

– Лида… Боже… Зачем тебе это надо было, эти ныряния, эти баллоны…

Собственно, все равно, что он говорит. Главное, что так приятно ложится на плечи шершавое полотенце, а в Славкиных глазах, круглых, как плошки, стоит настоящий, всамделишный страх.

Оператор, «забивающий» баллоны, должен тщательно следить, чтобы выхлопной газ от бензонасоса не попал вовнутрь. Иначе отравление парами свинца может стоить ныряльщику жизни.

Что-то такое Лидке говорилось на теоретических занятиях в экспресс-секции. Но, признаться, насиловать этим память Лидка не стала, все равно вероятность, что ее заставят «забивать» баллоны, уверенно стремилась к нулю. Теперь, похоже, теоретические занятия обернулись суровой практикой. Во всяком случае, Лидкина голова раскалывалась от боли.

Славка поил ее какими-то таблетками. Приходил Виталий и участливо спрашивал, как здоровье; хмурый Саша смотрел так, будто Лидка специально инсценировала обморок, чтобы его, подводника, скомпрометировать.

Неизвестно, что показала экспертиза, проведенная Виталием в присутствии Саши, Петра Олеговича и техника Сергея. Во всяком случае, по возвращении эксперты беседовали вполне мирно, а Саша даже улыбался. Стало быть, фатальной вины его в Лидкином обмороке не обнаружилось.

К вечеру она почти оклемалась, но ради Славки продолжала симулировать хворь. Ей нравилась братская Славкина опека; кроме того, предстояла новая ночь в палатке, и для общей пользы было удобнее, чтобы Лидка продолжала считаться инвалидом.

Вечером она изъявила желание одиноко посидеть в шезлонге на берегу. Сгущалась темнота, единственным светлым местом была кромка прибоя, пена накатывала и снова спадала, и в такт волнам пульсировали крупные, как яблоки, звезды. Лидкино уединение было нарушено хрустом гравия под чьими-то подошвами, тонким лучом фонарика и, наконец, деликатным вопросом:

– Лида, можно поговорить?

Фактический глава экспедиции Виталий Алексеевич принес с собой складной стульчик. Предусмотрительные люди эти гэошники.

– Лида… во-первых, как ты себя чувствуешь?

– Лучше, – отозвалась она лаконично.

– Хорошо. – Наверное, Виталий кивнул. – Мне очень жаль, но… Ты, наверное, и сама понимаешь, что допускать тебя к новым погружениям… просто нельзя.

– Почему? – спросила она, сдерживая злость и отчаяние.

– Не понимаешь? – удивился он. – Как же… сегодняшний инцидент… сорванная работа, да ладно работа, но мы могли просто потерять тебя… Такой риск не оправдан. Я уважаю твое мужество, инициативу и преданность науке, но ведь ты по состоянию здоровья…

– При чем тут мое здоровье?! – Лидка не выдержала, сорвавшийся голос выдал ее. – При чем тут мое здоровье… там ведь были эти, свинцовые пары!

– Вряд ли, – кротко сообщил Виталий. – Во всяком случае… нет, можно считать, что не было совсем. В остатке из твоего баллона ничего такого… не зафиксировано.

В его голосе ей почудилась неуверенность. Сговорились? Снюхались с подводником Сашей? По обоюдному соглашению прикрыли халатность, нарушение техники безопасности, договорились списать Лидкин обморок на слабенькое здоровье молодой лаборантки?

На зубах у нее скрипнул будто песок.

– У меня есть справка… я здорова! Вы не имеете права…

– Я не имел права пускать тебя под воду, – сказал Виталий с грустью. – Слава Богу, в которого я не верю, так вот слава ему, что ты нырнула неглубоко, что тебя успели откачать, что ты не впала в кому…

Лидка молчала. Нечто в словах гэошника натолкнуло ее на полузабытую, постороннюю и в то же время очень важную мысль.

Слава Богу… Божья кара.

– Как это все-таки случилось? – спросил Виталий другим тоном, уже не как начальник, а как добрый друг. – Что ты все-таки почувствовала, помнишь? Подплыла к Воротам… Остановилась в створе… Кстати, почему ты остановилась?

– А это важно? – спросила Лидка по-прежнему сквозь зубы.

– Ну, в общем-то, – Виталий вроде бы заколебался, – диагноз… Все-таки хотелось бы понять, почему это произошло, да?

Лидка прикрыла глаза, хотя вокруг и без того стояла темень.

Да, она вошла в Ворота. Хотя поначалу не хотела. Потом решилась пересечь невидимую, несуществующую плоскость Зеркала… И на полпути испугалась. Замерла прямо под аркой.

Плоскость?

Проснулась пульсирующая боль в левой половине лба. Что там было, видение? Бред накануне обморока? Как будто в створе Ворот натянута блестящая сетка, паутина, местами рваная, местами идеально гладкая и сверкающая на солнце. И гул в ушах. Как если бы одновременно зазвучали два десятка нот, взятых на разных инструментах, и, что самое интересное, слаженно зазвучали…

– Ну, что-то припоминаешь? – тихо спросил Виталий. Прошелестел; лица его по-прежнему не было видно, но Лидка разом припомнила допросы, глаза-буравчики и весь прилагающийся антураж.

– Нет, – она сама не знала, зачем ей врать. Просто так, в отместку. Из вредности.

– Совсем-совсем ничего? Ну, воздух в баллоне стал кислый… Слюна выделялась сильнее обычного… Нет?

– Не помню, – упрямо сказала Лидка. Над горизонтом вставала бледная, немыслимых размеров луна. И усиливался ветер – предвестник завтрашнего шторма.

На другой день выходить в море сочли невозможным из-за сильного волнения. Петр Олегович записал в своем дневнике: «Анализ и сопоставление данных».

Начисто чертили чертежи и карты. Вместе смотрели видеопленку – сперва довольно четкое, даже художественное изображение, общий план, средний план, укрупнение, отъезд; потом сразу – пузыри, мечущиеся тени, черное дно катера. Лидка успела увидеть себя – безвольную куклу с вереницей пузырьков изо рта, с развевающимися, как у утопленницы, волосами. Покраснела, втянула голову в плечи; момент, когда она там, под водой, потеряла сознание, на пленку не попал. Хоть в чем-то повезло.

Перед обедом Лидка пошла бродить по поселку. Раньше она избегала таких прогулок, очень уж безысходные пейзажи открывались вокруг, очень уж страшным казалось разрушенное, навсегда покинутое жилье. Но сегодня стиснула зубы и пошла.

От Рассморта мало что осталось. Здесь побывал апокалипсис, и такой свирепый, будто ему кем-то велено было оказаться последним.

Груды битого, поросшего травой кирпича.

Пустая могила молодого летчика. Гнездо ласточек, прилепившееся под облупленным хвостом геликоптера.

Маленький клен, проросший из чьего-то выбитого окна.

Засыпанный песком колодец.

Отлично сохранившаяся кованая ограда. Железные стебли, цветы, даже, кажется, птицы. Калитка ведет в никуда.

Дорожный знак, предлагающий ехать только прямо. Оригинально, учитывая, что кругом пустырь. Столб изогнут дугой, чудом сохранившаяся стрелка указывает вниз. В землю.

Божья кара.

Лидка вспомнила проповедника, когда-то приходившего в лицей. Все, все погрязли во грехе, и кто знает, смилуется ли Он на этот раз и откроет ли Спасительные Врата, чтобы дать человечеству еще один шанс…

Она сунула руки в карманы узеньких шортов, когда-то бывших полноценными джинсами. Карманы были мелкими, ладонь не помещалась даже наполовину.

…Виталий долго смотрел на нее, не говоря ни слова. Лидка не отводила глаз. И только когда гэошник мягко спросил: «Ты действительно хочешь быть ученым?» – только тогда она покраснела так, что багровый след от маски слился, наверное, с кожей.

– Да, я хочу быть ученым! – сказала она с вызовом. – А ученый не должен пренебрегать гипотезами. Какими бы дурацкими они ни казались на первый взгляд.

– Это не гипотеза. – Виталий сочувственно улыбнулся. – Это так… фантазии. Кстати, ты действительно веришь в Бога? Или просто притягиваешь за уши?

Лидка молчала. На футболке у гэошника улыбалась желтая мышка.

– Божественная природа Ворот, – сказал Виталий с кривой усмешкой, – запрещенный для ученого прием. Этого мы не можем понять – ага, боженька постарался… так?

– Я не говорю «божественная», – пробормотала Лидка. – Но… Неужели так трудно проверить? Поднять архивы… За последние несколько циклов… столетий. Чем этот Рассморт… выделяется чем-то или нет? Было здесь что-то или нет?

– Было, – глухо сказал Виталий. Она была так растеряна и зла на него, что не сразу расслышала, вернее, не сразу поверила собственным ушам.

– Было, – повторил Виталий, глядя на белые буруны, превратившие море в подобие каракулевой папахи. – Два цикла назад, ты проходила это в курсе общей истории… здесь, в братской, гм, стране существовало исключительно нездоровое общественное устройство. Идиотский, уродливый тоталитаризм. Знаешь такое слово?

Лидка проглотила насмешку.

– Так вот… в тех условиях всячески поощрялось осведомительство. В том числе бытовое, на всех уровнях. Вплоть до доносов мужа на жену. Я видел здесь такие выдающиеся бумаги… – Он осекся. Устало улыбнулся, потом стер улыбку, будто ластиком. Посмотрел Лидке в глаза.

– Вы отрабатывали эту мою версию, – сказала Лидка шепотом. – Вы смотрели документы относительно Рассморта. Вы ТОЖЕ об этом подумали.

Виталий помедлил и кивнул:

– Не совсем так, как ты предполагаешь. Я действительно смотрел архивы… Все. Все данные по всем апокалипсисам, уж какие были. Относительно эпидемий. Неурожаев. Падежей скота. Сейсмических аномалий… И не только я. Мы искали… другую причину. Кроме той, что лежит на поверхности. Кроме разлома земной коры, смещения Ворот и затопления их морем. Мы просто так искали, для очистки совести.

– Нашли?

Виталий погладил мышку на своей футболке. На самом деле ему хотелось, наверное, помассировать грудь.

– Не знаю. Может быть, и нашли… Ничего такого, чтобы кричать «о!» и бежать к начальству за премией, а к человечеству – за бронзовым памятником. Но… Рассмортцы оказались патологически склонны к доносительству. На тысячу семьсот человек тогдашнего населения – две тысячи доносов.

– Сколько? – спросила Лидка, переводя дыхание.

– Две тысячи. За полтора года. При том, что люди были едва грамотны, ловили себе рыбу и делить им было в общем-то нечего. «Сасед такой-то сказал, что уж харашо бы этат вождь скарее сдох». – «Саседка такая-то говорила, что скарее бы эта власть перекинулась». – «Свекор сказал…» – «Невестка сказала…» – «Дед подтирался листовкой с изображением вождя…» и так далее. Не могу сказать, делались ли какие-то выводы… и кого арестовали по этим доносам, но вот сохранили их тогдашние службы – полностью. И в соседних поселках, которые отличались от Рассморта только по названию, пачки «документов» были не в два, не в три – в десять раз тоньше…

Виталий увлекся. Лидка подумала, что у себя в ГО он ведет, наверное, какие-нибудь курсы молодого бойца. Хороший рассказчик. Яркий.

– …И это все. Больше ничего. Никаких статистических пиков. Только эта, двухцикличной давности история. Причем с тех пор в живых осталось человек десять… старики. И все они… все они вошли именно в эти, так называемые малые Ворота. Все они там, – Виталий неопределенно махнул рукой в сторону каменного навершия, то исчезавшего под волнами, то подымавшегося непривычно высоко над водой.

По Лидкиной коже продрал мороз. Она на секунду ПОВЕРИЛА. Сперва аномальный выброс подлости, потом, через два поколения – изощренная расплата… Они там, за пропавшим Зеркалом. Что с ними там происходит?!

– Проняло, – сказал Виталий, внимательно за Лидкой наблюдавший. – Только… расслабься. В мире полным-полно гадостей, за которые никто не несет расплату. Я уверен, что убийцы Андрея Зарудного, не исполнители, а сами заказчики… что они прекрасно пережили мрыгу, спокойно вышли из Ворот и где-то топчут землю… Извини, если задел за живое.

Он смотрел на нее и улыбался. И как будто хотел сказать: а я что-то знаю. Знаю, но не скажу.

Она проглотила занозистый ком в горле.

– А… другие артефактные Ворота? По ним есть подобные… исследования?

Виталий вздохнул:

– Кое-где… кое-что. Версия «расплата» отрабатывалась нашим ведомством… и аналогичными ведомствами других стран, причем каждый, заполучивший на своей территории артефакт, не спешил делиться сведениями с соседом. Есть несколько свежих, засекреченных… а в основном старье. Когда артефакт стоит сотни лет – иди знай, кто там перед кем провинился. Смотри, дальфины!

Он показывал куда-то в покрытое «барашками» море, Лидка долго ничего не могла разглядеть и подумала даже, что это финт для завершения разговора. Но потом мелькнула черная точка, другая…

– Так близко от скал, – задумчиво констатировал Виталий. – При том, что штормит. Оно им надо…

Лидка молчала. Смотрела из-под руки.

– Знаешь, о чем я подумал? Дальфины – самые свободные существа. Только они не нуждаются в Воротах. Только они умеют переживать апокалипсис снаружи.

– Не они, а глефы, – автоматически поправила Лидка.

– Все равно. Все равно они не нуждаются в подачках. От Бога ли, от инопланетян или «от природы». А мы… трясемся. Откроет – не откроет? Подарит – не подарит? Мы так привыкли к этим бесплатным дверцам, что несказанно удивляемся, когда система сбоит…

– У вас в ГО принято задаваться такими вопросами? – осторожно спросила Лидка.

Виталий усмехнулся:

– Знаешь, Лида… Помирилась бы ты со Славой. А то некрасиво, ей-богу, выходит.

Славка беседовал с Валей.

Он стоял к Лидке спиной, затылком, потому она не видела Славкиного лица. Зато Валина физиономия была видна отлично – выразительные зеленые глаза горели масляным, игривым огоньком.

Лидка отпрянула.

Валя заметила ее – и продолжала разговор о каком-то щитовом домике, который обещали привезти и собрать еще неделю назад. В каждом слове, в каждой планочке этого гипотетического, еще не построенного домика заключен был ласковый, многоэтажный подтекст.

Тогда Славка взял Валю за пуговицу и легонько подергал, вроде бы спрашивая разрешения оторвать. И что-то сказал вполголоса, Лидка не расслышала. Валя нарочито звонко расхохоталась.

Лидка повернулась и вышла.

Она ведь шла в лабораторию, чтобы…

Зачем? Помириться со Славкой? Но они ведь не ссорились…

Почему всех так заботит ее личная жизнь?! Чуть ли не пари заключают, ставки делают на нее и Славку, «когда же наконец они переспят, как люди»?

Волны разбивались о причал. У ангара сидел с сигаретой Саша; перед ним на брезенте разложены были какие-то масляные железки.

– Купаться? Так ведь смоет, Лида…

Злая, как блоха, она уже стягивала футболку.

– Нельзя, – сказал Саша другим тоном. – Мало тебе одного чепе? Еще раз вытаскивать тебя?

Она посмотрела на него с ненавистью.

– Не злись. – Он неожиданно виновато пожал плечами. – Или вот что… тут за мыском бухта песчаная, там всегда тише. И мелко. Хочешь пойдем, покажу тебе?

Она кивнула. Ей было по большому счету все равно. Нравится Славке Валя – пусть спит с Валей, только пусть от нее все отстанут, не лезут в палатку и в душу. Шли минут двадцать. Лидка запыхалась, потому что Сашин шаг был в полтора раза шире.

В этой бухте она уже один раз была. В самом начале экспедиции, когда на катере осматривали окрестности. Тогда, помнится, бухта не произвела на нее впечатления – да, грязноватый серый песок, да, мелко; теперь же пришлось остановиться и затаить дыхание.

Справа и слева клыками торчали скалы-волнорезы. Теперь там стоял сплошной белый салют – летели брызги и обрывки пены, грохотали вода и камни, зато до бухты добиралась значительно усеченная, переполовиненная волна. Опрокидывалась, широким языком тянулась по песку, отступала, слизывая ракушки и мелкие камушки.

– Красиво? – спросил Саша.

Лидка улыбнулась.

Внизу, на полукруглом пятачке пляжа, почти не было ветра. Отдаленно грохотали непокоренные, не урезанные еще волны. Саша сел на плоский желтый камень, развернул потертый бумажный томик, рассеянно кивнул Лидке:

– Давай…

Она сбросила на песок футболку и шорты. Песок походил на крупную соль. Слежавшийся и жесткий.

Бухта действительно была почти идеальным полигоном для катания на волнах. Лидка попеременно то подныривала под надвигающийся вал, так что пятки мелькали над водой, то, наоборот, каталась на гребнях; тугая белая пена щекотала бока и создавала иллюзию необъятного подвенечного платья. Лидка улыбалась солеными губами – такая аналогия нравилась ей. Красиво, надо бы кому-нибудь рассказать.

Подводник Саша не мешал ей. Сидел на берегу, погруженный в свою книжку.

Минут через сорок Лидку замутило: оказалось, что, для того чтобы заработать морскую болезнь, вовсе не обязательно садиться в лодку или подниматься на борт корабля, достаточно просто порезвиться в волнах.

Решив, что на сегодня хватит, она легла на спину и принялась лениво подгребать к берегу. Волны подбрасывали ее, как поплавок. Через некоторое время она обнаружила, что не приблизилась к берегу ни на сантиметр. Разозлившись, она перевернулась на живот и поплыла уже всерьез, изо всех сил. Каждая новая волна подталкивала ее, давая ощутить дно кончиками пальцев ног, и тут же оттягивала назад, лишая малейшего намека на опору.

Лидка плыла, стиснув зубы. Она всегда считала, что плавает, как рыба.

Нет, но что это за фокусы? Яма? До сих пор песчаное дно казалось ровным и гладким, но, может быть, методичные волны успели прорыть здесь дыру?

Время шло. Вода вертелась вокруг Лидки, как мельничный жернов. Саша на берегу читал, не поднимая глаз.

Выбившись из сил, Лидка решила поменять тактику. Если не удается выплыть поверху, может быть, разумнее будет поднырнуть под волну, так, говорят, следует выбираться из водоворотов. Нырнуть как можно глубже…

Она схватила воздух ртом и нырнула. Под водой ничего не было видно – муть. До дна она не достала, проплыла вперед, как ей показалось, метров пять, и пошла на поверхность.

Поверхности не было. Вода и вода.

Отработанный воздух жег легкие, рвался наружу. И Лидка рвалась наверх; по-видимому, ей не повезло, или она неправильно рассчитала ритм и оказалась под самой высокой волной. Уже задыхаясь, она вынырнула среди пены – и едва успела вдохнуть, когда новая волна подхватила ее и закружила, как тряпку в стиральной машине.

Смешались верх и низ. Ничего не стало видно. Лидке хватило хладнокровия как можно дольше удерживать воздух, а потом улучить момент и снова вынырнуть. Следующая волна положила бы бесславный конец сегодняшнему купанию, но, к счастью, в расписании валов случился, как это иногда бывает, короткий перерыв.

Она закашлялась. Оглянулась – вовремя, чтобы встретить новую волну, которая накрыла ее с головой, забила нос, как Лидке показалось, до самых бровей, и укатила по направлению к берегу.

На берегу сидел, удобно вытянув ноги, подводник Саша. Вероятно, чтение очень его увлекало.

Несколько секунд Лидкина гордость боролась со страхом. Страх – вернее, теперь уже ужас – победил.

– Саша! – крикнула она так громко, как только позволяло просоленное горло. – Саша!