Варан Дяченко Марина и Сергей
Он казался старше, чем тогда в поддонье. Он не просто держался с достоинством – он был воплощенное величие. Даже глаза, бесцветные под серым небом межсезонья, теперь оказались стыло-голубыми. Под стать холодному голосу.
– Удивительный это край – Круглый Клык, – проговорил маг, будто раздумывая. – Здесь даже неграмотные сопляки умеют подделывать императорские деньги…
– Я не сопляк, – мрачно сказал Варан. – И я грамотный.
И поразился собственной наглости. Не зря говорят, что Тюремная Кишка меняет человека…
Маг усмехнулся. Сложил руки на груди; складки светлой хламиды, покрывавшей его от шеи до пят, поменяли рисунок. Блеснул красный камень в перстне – на указательном пальце правой руки.
– Ваше могущество, – медленно сказал Слизняк, прекрасно уловивший издевку. – Этот поддонок – всего лишь пособник. Он – единственная ниточка между правосудием и преступниками…
Маг кивнул. Сколько ему все-таки лет, подумал Варан. Тогда мне показалось, что восемнадцать или вроде того… А теперь боюсь, как бы не все тридцать… Может, это вообще не он?
В этот момент маг остро взглянул на Варана, и сразу стало ясно: он. Может, ему сто лет или двести. Он же маг… Откуда Варану, мелкому поддонку, такое знать?..
Маг смотрел на Варана. Лучше весь сезон просидеть в Тюремной Кишке, чем минуту выдерживать такой взгляд.
– Вот встретил бы тогда поласковее, – сказал маг, неожиданно подмигивая. – Не смотрел бы волчонком, не желал застрять у Шуу в заднице… Кто знает, как все обернулось бы?
Конец, подумал Варан. И закрыл глаза; и тут же открыл их только потому, что испугался – сочтут ведь трусом…
– Что ж, – маг поднялся. Светлая хламида упала вдоль тела, нижней кромкой коснувшись древесной мозаики на полу. – Что ж теперь… Я привезу Императору пособника, – маг посмотрел на Слизняка, и Варан увидел, как дознаватель сам, первый, отводит взгляд:
– На то воля вашего могущества.
– Император получит перепуганного мальчишку, на все вопросы отвечающего: «Нашел в море»…
– Я не перепуганный, – хрипло вставил Варан.
Маг ухмыльнулся:
– Хорошо… Император получит очень храброго поддонка, знающего о происхождении фальшивой сотки не больше, чем вы, дознаватель Верон-Беломидий по кличке Слизняк… Или чем его сиятельство князь. Или любой мальчишка, торгующий на базаре лакированными ракушками…
– Мы не знаем, что он знает, – глухо возразил Слизняк.
Маг подошел к нему вплотную. Ноздри Варана дернулись – проходя мимо, хозяин башни оставил частицу своего запаха, и это был запах древесного дыма. Легкий, едва ощутимый.
– Мы знаем, – маг проткнул собеседника взглядом, как иголка подушку. – Мы знаем, что он подобрал в море то, что показалось ему очень ценным… Вы хоть сподобились снарядить поисковую команду – осмотреть подводные пещеры в том месте, где он нырял?
– Разумеется, – сказал Слизняк все так же глухо. – Но некоторые полости доступны только в межсезонье… Когда опустится вода.
– На что и рассчитывали подельщики, устраивая тайник, – устало заметил маг. – Ну, что мне еще передать Императору?
– Круглый Клык не опасен для денежной системы Империи, – угрюмо повторил Слизняк.
– Как не опасна бочка с порохом, пока рядом не упадет искра, – пробормотал маг.
– Близится конец сезона. Когда вода опустится, мы выследим человека или людей, которые попытаются открыть тайник.
– Вы ведь не знаете, где он находится. В этом камне Шуу знает, сколько дыр и тоннелей…
– Служба охраны располагает подробными картами, – не сдавался Слизняк. – В конце концов, это наше дело, его сиятельство князь до сих пор был доволен своими стражами…
– Упустили время, – пробормотал маг.
– Что?
– Следовало запретить кому-либо покидать остров с того самого момента, когда была обнаружена поддельная сотка…
О Варане забыли. Он стоял совсем близко у деревянной стены и боролся с желанием провести пальцем по прожилке. Все разговоры об Императоре, о деньгах, о судьбах Круглого Клыка скатывались с него, как дождевая вода со шкуры сытухи.
– Такой запрет означает обвал сезона, – после короткого молчания сказал Слизняк. – Мне страшно представить, какие последствия…
– А представьте ящик фальшивых соток, которые могут выплыть в оборот в любом уголке Империи?
– Империя велика, – снова помолчав, сказал Слизняк.
Маг кивнул:
– Ну да, ну да, лишь бы наш сезон прошел гладко, а там хоть море высохни… Да потрогай ты эту стенку, мальчик. Несчастные дети воды и камня – всякая деревяшка вызывает у них трепет…
Тогда Варан крепко, со всей силой отчаяния, прижался ладонями к теплому дереву.
– Нам сказали, что тебя казнили.
Нила сидела в гамаке. Варан стоял в округлом каменном проеме. Так и говорили, не двигаясь с места.
Нила изменилась. В одночасье стала старше. Вместо светлых штанов, расшитых камушками, на ней была длинная черная юбка. Варану теперь казалось – прошли годы с того дня, когда они виделись в последний раз.
– Нам сказали, что тебя казнили, – повторила Нила, разглядывая его силуэт. – Скажи… ты не мертвец?
– Нет. Меня отпустили. Так приказал Императорский маг.
– Мы триста раз ходили с прошениями, – сказала Нила после длинной паузы. – На триста первый нам сказали, что тебя…
– Да живой я! Сказали просто так – чтобы отцепились.
Варан злился невесть на кого. Он по-другому воображал себе эту встречу – с объятиями, слезами, может быть, даже обоюдными…
Нила сидела в гамаке – взрослая и чужая.
– Так мне можно остаться? – спросил Варан. – Или, раз уж меня казнили – до свидания, все?
– Нет, – сказала Нила еле слышно. – Раз уж ты живой… входи.
Глава третья
Ночью Варану приснилось, что Император издал указ – никого не выпускать с Круглого Клыка, пока не будет найден тайник с поддельными деньгами.
Варану снилось, что вокруг острова кольцом сомкнулись военные императорские корабли, а небо патрулируют всадники на крыламах. И что близится конец сезона, а остров набит отчаявшимися, злыми, напуганными чужаками. И что наступает межсезонье; мягкое солнце сезона становится белым и злым, выжигающим камень. Укрытий не хватает, вчерашние беспечные отдыхающие теперь умирают под палящими лучами, их трупы сжигают на пристани…
Варан кричал и просыпался, и снова засыпал, все время возвращаясь в тот же сон. Мать, дежурившая рядом с ним всю ночь, плакала и думала, что сыну снятся кошмары тюрьмы.
Днем он ходил по острову. Вглядывался в лица; все были спокойны, беспечны и веселы. Император не может так с нами поступить, думал Варан. Императорский маг, обитатель башни, ну не настолько же бессердечен, чтобы такое сделать…
Сезон заканчивался. Приезжие скупали – да что там, мели подчистую – все лакированные ракушки, резные украшения из соли и камня, картинки из перламутра, кошельки и сумки из кожи сытухи, кованые поделки рудокопов с Малышки…
Варан прошел мимо знакомой ювелирной лавки, не останавливаясь. Меньше всего ему хотелось видеть того самого ювелира с его выгоревшими бровями и залысинами на бронзовом от солнца лбу…
Хорошо бы найти тайник, думал Варан. И тут же с тоской понимал: нельзя. Если именно я найду «клад» – потом уже не удастся доказать, что прежде я никогда не видел этих фальшивых денег…
Хорошо бы, скорее закончился сезон. Тогда жизнь переменится, и все, что случилось, забудется. И отступит проклятая угроза – приказ Императора о превращении Круглого Клыка в одну большую тюрьму…
Он пришел в пещеру к змейсихам, когда солнце уже опускалось. Накануне ему так и не удалось добиться от хозяина четкого ответа – нужны ли его услуги или уже нет. За время, проведенное в тюрьме, никто ему платить не собирался, это ясно; но хоть полреала заработать на последних посетителях – и в этой малости будет отказано?
Он пришел решительный и злой. Хозяин, напротив, встретил его радушно:
– Не дуйся, дружок, будет для тебя работа, вот прямо завтра и будет… Нила наша с богатым горни по маршруту ушла. Парень нездешний, платит хорошо, – хозяин почему-то подмигнул, – даже более, я тебе скажу, чем хорошо, наши змеекрасотки столько не стоят… И Ниле он, я заметил, приятен. Так почему нет? Целый день на маршруте, я других заказов на сегодня и не принимал. Вернутся еще не скоро… До темноты пару часиков есть… Так завтра Ниле я думаю отдых дать, а ты поработай.
Варан попрощался, пообещав явиться завтра с рассветом. И пошел прочь.
Вдоль дороги росли шиполисты – растения заурядные и вместе с тем почтенные, удостоенные изображения на круглоклыкском княжеском гербе. В межсезонье они походили на вросшие в землю черные рыбьи скелеты, зато в сезон выстреливали во все стороны огромными листьями и бледно-фиолетовыми цветами без запаха. Цветок шиполиста был размером с хорошую шляпу и, если его сорвать, не увядал три дня. Из листьев сооружали тенты, но главным образом – ограды вокруг чьих-нибудь владений, потому что листья, оправдывая название, покрыты были шипами и крючьями, способными поранить до крови.
Сейчас, в конце сезона, цветы шиполиста сменились плодами – тяжелыми шариками с торчащими в разные стороны иглами. Каждый год матери строго-настрого запрещали детям бросаться «шипиками», и каждый год дети все-таки бросались, иногда уродуя себе лица навсегда…
Нависавший над дорогой шипастый плод задел Варана по макушке. Едва-едва – даже царапины не оставив.
Варан содрогнулся.
Разведя голыми руками колючие листья, увидел ствол – «рыбий хребет» – и ветки, обманчиво-тонкие.
Взялся за ту, что нависала над дорогой. Рванул изо всех сил. Ветка треснула, но не поддалась.
Варан рвал и рвал, и выламывал ветку, не обращая внимания на колючие листья, которые били его по плечам, на то, что из расцарапанного уха струйкой бежала кровь. Шиполист был исключительно крепким растением – он ведь рос на камнях и боролся за жизнь от самого рождения из семени. Варан наседал, как буря, беспощадно и слепо, и в конце концов выломал ветку. Зашелестели, падая на землю, листья. Глухо стукнул о дорогу плод.
Варан стоял и смотрел на дело исцарапанных рук своих.
…А что ему за дело? Нила может хоть весь Круглый Клык водить в ту пещеру, где сухая трава и книга с размытыми страницами… Сегодня она повела туда богатого горни. Кого водила раньше, пока Варан сидел в Тюремной Кишке? Их так много, богатых, щедрых; кто-то, может, и сподобится на дорогой подарок – ожерелье… На подарок, который можно носить, не таясь. Который не заберут стражники, не обвинят в мошенничестве или воровстве…
…А что ему за дело?
Она скажет: я не просила тебя ни о чем. Никаких подарков. Не считай, что я в чем-то виновата, что ты из-за меня попал в беду. Ты пострадал из-за собственной глупости и спеси… Ты поддонок, а я наполовину горни. Знай свое место…
Кровь из расцарапанного уха заливала воротник тонкой нитяной рубашки – дорогой, между прочим, мать купила ее на радостях – оттого, что сын вернулся… Варан обнаружил, что идет назад. Медленно, спотыкаясь, но идет – к морю, к пещерам.
Он развернул себя, как разворачивают тачку. Домой, приказал. Мама ждет, и отец тоже.
Солнце коснулось моря. Варан смотрел на огненную дорожку, по которой шагать бы и шагать – в те края, где деревья растут до неба.
Надо умыться, подумал отстраненно. Я, дурак такой, перемазался по уши в собственной крови. Что подумает мать, когда увидит? Надо искупаться и рубаху застирать…
Он повернул обратно и через несколько шагов побежал. Не свернул на тропинку, ведущую к пещерам; добежал до края скалы и, оттолкнувшись, с разбега полетел вниз.
Так ведь можно угодить и на камень, подумал уже в полете.
Море и небо перевернулись. Мелькнул закат и погас. Варан пробил собой водную гладь и снова, в который раз, подумал: будто ныряешь в тугой барабан или бубен…
Вода перед глазами немножко замутилась – это смывалась кровь.
Он повисел, отдыхая, в вихре пузырьков. Потом, сильно ударив ногами, пошел на поверхность. Отдышался и огляделся; скала нависала стеной. Высоко в небе покачивались кроны шиполистов.
Отсюда на сушу был один только выход – маленький сквозной грот, который можно было найти, только зная приметы. Варан в последний раз оглянулся на солнечную дорожку – и нырнул в темноту.
…Он подстережет их! Они непременно поплывут здесь, возвращаясь к змейсовому стойлу. Он спрячется в воде, в тени, и услышит их разговор…
…Позорище. Отвратительно. Подло.
…Так что же, сидеть на камне, как статуя Императора, и дожидаться голубков?
Он не успел ничего решить. В глубоком гроте послышался голос Нилы. Звук искажался, многократно отражаясь от стен и воды, но уже через несколько минут Варан смог различить слова:
– Круча! Н-но! Пошла, хорошая, Журбинушка, пошла!
Еще было время спрятаться.
Вода в пещере заходила волнами. Из темного узкого хода показалась Журбина; она шла, высоко подняв рогатую голову, из широких черных ноздрей вырывался водяной пар. Варан не думал, что ему так приятно будет снова увидеть склизкую чешуйчатую тварь.
На спине у Журбины сидел горни в куртке и штанах из кожи сытухи – такие продают на базаре приезжим «на память». Длинные мокрые волосы наездника прилипли к голове. Это был его могущество Императорский маг Круглоклыкский, горни Лереаларуун, или как его там. И он без всякого удивления приложил палец к губам; из темноты показались Кручина со всадницей. Варан сидел на мокром камне, скорчившись, как больная жаба.
– Ой! – только и сказала Нила. – Как?!
Варан не смотрел на нее. Смотрел на мага; тот снова казался с виду едва ли не ровесником – лет девятнадцать от силы. Подмастерье…
Змейсихи тоже заметили его. Забили хвостами; Журбина, неся на спине мага, подплыла совсем близко.
– А это мой помощник, – Нила улыбнулась магу. – Варан… Вот только не знаю, как ты сюда?..
– Со скалы прыгнул, – сказал Варан. – Поднырнул…
Зависла коротенькая пауза.
– Я думал, вы давно вернулись, – зачем-то соврал Варан.
Нила смотрела на него с подозрением.
– Садись, что ли…
И протянула руку.
От прикосновения ее ладони Варану сделалось горячо. Он взобрался на седло у Нилы за спиной; Кручина зафыркала. Маг держался на расстоянии вытянутой руки и, как казалось Варану, замечал малейшие подробности – изменение цвета кожи, изменение температуры щек, реакцию зрачков…
– Ты весь порезанный, – сказала Нила. – Дрался, что ли?
– С шиполистом.
Нила покосилась через плечо:
– Серьезно?
– Случайно, – снова соврал Варан.
– Журбина, вперед! – приказала Нила. Змейсиха скользнула вперед, оставляя за собой расходящийся волнами след. Маг в седле не обернулся.
Длинные волосы Нилы колыхались у Варана перед лицом. Слабо соображая, что делает, он намотал их на кулак.
– Ты что? – шепотом выкрикнула Нила.
– Где вы были? – Варан тянул и тянул, запрокидывая голову девушки назад. – Ты хоть знаешь, кто это?!
– Какая мне разница… Отпусти, придурок!
Кручина заволновалась. Застучала по воде хвостом.
– Перестань! – выкрикнула Нила громче.
– Ты была с ним? Была, да?
Нила ударила его локтем под дых – сильно и очень точно. Варан соскользнул с седла и чуть было не сдернул девушку, но Нила уцепилась за уздечку и не далась. Варану пришлось выпустить ее волосы; он кувыркнулся в воду, а когда вынырнул – Кручина ушла далеко вперед. Варан остался один в темноте. Свет, проникавший снизу, из моря, слабел с каждой минутой.
Он поплыл вперед и плыл, наверное, не меньше получаса. Совсем стемнело; хорошо, что в этой части маршрута трудно было заблудиться. Варан плыл вдоль стены, время от времени нащупывая камень правой рукой.
Потом море засветилось.
Искры разлетались под руками, вертелись в водоворотах, вспыхивали и гасли, но не давали света. Варан плыл.
Потом впереди – там, куда он стремился, – рассыпалось зарево, и в сполохах зеленоватых искр возникла огромная – в темноте все кажется больше – змейсиха.
– Эй, – тихо сказала невидимая Нила. – Ты тут?
– Да, – отозвался Варан.
– А я думала, ты утонул, – сказала Нила.
Варан не ответил.
– Ты дурак, – сообщила Нила.
Варан молча согласился. Может быть…
– Давай руку, – сказала Нила.
– А я не вижу где…
– Да вот…
Он снова взобрался в седло за ее спиной.
– Какой ты холодный, – сказала Нила. – Бр-р…
И, повернувшись, обняла его за шею.
С самого утра она показывала «этому хлыщу» все подводные пещеры, до которых можно было добраться верхом. Они наскоро пообедали жареными моллюсками; они почти даже не говорили – только о деле. Сам по себе хлыщ ныряет, как надутый воздухом шарик, – голова вниз, все остальное на поверхности. Но он довольно быстро научился нырять на Журбине и вообще неплохо сошелся со змейсихой. В конце концов, они пробрались даже в тот колодец, ну, помнишь, там такой опасный узкий проход… Хлыщ не испугался и пожелал увидеть его тоже. Чего-то искал, но не нашел ничего, кроме дохлой змеи. Как она туда попала? Может, течением прибило?
Нила рассказывала, а Варан сидел у костра, сушил рубаху и слушал.
…В конце концов, они оба совершенно измотались – он потому, что относится к самой худшей породе изнеженных горни, а она потому, что все-таки за него отвечает, а шли они по таким местам, куда гостей водить опасно. И когда перед самым почти стойлом из воды вдруг вылез Варан со своими дурацкими, ну просто идиотскими подозрениями…
– Знаешь, я бы тебя утопила. Велела бы Кручинке пару раз хвостом стукнуть… Может, и жалко было бы потом.
– Кручинка меня любит больше, чем ты, – сказал Варан.
– Дурак, – Нила отвернулась. – Знаешь, что тут было… из-за тебя?
– Опять я виноват…
Пламя костра высвечивало стены, узор мха на камнях, рисунок трещин. Варан хотел рассказать о комнате, обшитой деревом, о прожилках для соков, когда-то текших внутри столетних стволов, – но испугался, что это не к месту. Или что Нила не поймет.
Дым тянулся вверх. Искал путь наружу. Вытягивался в дверной проем.
– Скоро конец сезона, – сказала Нила.
– Ты вернешься на Малышку? – спросил Варан, обрадованный возможностью сменить тему.
Нила покачала головой:
– Мать… Ну, короче, мать договорилась, чтобы меня взяли наверх. Княжна, ну, князева дочка, хочет большую свиту…
Варан молчал, пораженный этой новой бедой.
– Я думала, – отрешенно продолжала Нила, – что ты… Ну, что тебя уже – все… Поэтому согласилась. А теперь поздно менять… Слушай, может, и тебе… Тут, наверху, тоже люди нужны. Хоть бы и на пристани…
Варан вспомнил причальника Лысика.
– Нет. У меня дом, поле, отец, мать, сестры… И ведь мы хотели пожениться – ты помнишь?
Нила отвела глаза:
– Помню.
– И что теперь?
Нила пожала плечами:
– Не знаю.
– У тебя кто-то есть? – свирепо спросил Варан.
Нила улыбнулась:
– Нет… Когда ты ревнуешь, ты смешной.
– Смейся, – предложил Варан. – А ты знаешь…
Он вдруг вспомнил, что не успел сообщить Ниле о том, кем на самом деле был «этот хлыщ». Он уже открыл рот, чтобы сказать, чтобы увидеть на ее лице растерянность, недоумение и страх – и вдруг понял, что говорить ни в коем случае нельзя. Так она забудет его через день – а зная, станет вспоминать сегодня и завтра, перетряхивать в памяти детали, придавать им новый смысл; незначительный образ «хлыща» укрепится и вырастет, питаемый любопытством…
– Что? – спросила Нила.
– Ничего, – Варан отвернулся. – Давай спать.
На другой день он провел по малому маршруту чьего-то зазнавшегося слугу – самоуверенного и наглого, в отсутствие хозяина мнящего себя господином. Варану, впрочем, было не привыкать – он ни разу не потерял терпения. Уходя слуга бросил ему мелкую монетку на чай; Варан поймал.
Больше заказов не было.
Варан оседлал Журбину (Кручина, чем дальше, тем свирепее проявляла норов) и отправился в пещеры – один. Добравшись до «каменного сада» – места, где была найдена сотка, – натянул поводья и велел змейсихе остановиться.
В расщелине скалы нашел подходящий камень – не очень большой, но и не маленький, обросший ракушками. Прижав камень к груди, нырнул.
Брюхо у Журбины было желтое, лапы врастопырку. Варан опускался все ниже, почти не прилагая усилий. Здесь нет дна; камень будет падать и падать, пока не ляжет на чей-нибудь огород…
Вода все сильнее наваливалась на уши. Варан судорожно сглатывал, выпускал из носа пузырьки воздуха; среди толщи воды ему виделось радужное сияние. После тюрьмы оно мерещится всюду: в выгребной яме, в тарелке супа, в морской глубине…
Воздух в груди перегорел, превратившись – так казалось – в жгучую смолу. Варан выдохнул его, пузырь за пузырем, поднимаясь на поверхность; схватил воздух ртом. Отдышался. Снова полез в расщелину – на поиски нового камня.
Журбина смотрела на него с насмешливым удивлением.
– Отдыхай, – сказал ей Варан. Змейсиха утомленно положила голову на воду, так что над поверхностью остались только ноздри, глаза да рога.
Он нырял еще и еще. Звенело в ушах, кололо в груди. Камни попадались легче и тяжелее, один раз Варан нырнул так глубоко, что едва сумел выбраться…
Близился вечер. Пробивающийся из-под воды свет сделался очень теплым, мутно-опаловым.
– В последний раз, – хмуро сказал Варан Журбине. – Ты уж подожди меня, не злись.
И нырнул.
И почти сразу увидел радужное сияние.
Выронив камень, он завис в толще воды, растопырив руки и ноги, как змейсиха. В десяти шагах – если расстояние под водой можно мерить шагами – смутно переливалась маленькая радужка.
Нет-нет, подумал Варан. Из ноздрей его вырывались пузырьки, уходили наверх, где никто, кроме Журбины, не ждал.
А если она настоящая? Вдруг вывалилась из кармана давешнего спесивого слуги?
Он схватил купюру. Лихорадочно огляделся, но вокруг не было ничего, кроме воды, темной внизу, светлой – с бликами – над головой. Тогда, зажав деньги в кулаке, он ринулся наверх.
На поверхности, очень некстати, у него пошла носом кровь. То и дело вытирая губы тыльной стороной ладони, он велел Журбине плыть домой.
Нилы, по счастью, не было в гроте. Возможно, она еще не вернулась с базара, а возможно, просто вышла по какой-то надобности и вот-вот могла вернуться. Найдя в пещере самое светлое место, Варан разглядел купюру внимательнее. Вторая сотка была точной копией первой.
Варан решил, что самое время сесть и подумать.
А вдруг купюра настоящая, ныл тоненький внутренний голосок. А вдруг на нее можно купить лодку и уплыть с Круглого Клыка хоть сегодня? Уплыть в кильватере большого корабля – к тем землям, где леса до неба…
Этот молодой поддонок, сказал князь, нашел тайник с фальшивыми деньгами и тем отвел от нашего острова угрозу карантина. Он заслуживает награды. Пусть он теперь будет горни и живет под солнцем со своей женой…
Варан поднялся – и снова сел.
Да засунь ты эту купюру куда-то под камни, чтобы никто не нашел. Забудь о ней, будто и не бывало… Что, соскучился по Тюремной Кишке?
Где две купюры – там, значит, есть еще? И когда они выплывут? И кто их поймает?
Если только дойдет до князя… Даже не так. Если только дойдет до мага – остров будет немедленно заперт от всего мира, не разъедутся гости, не придут плотогоны. Нечем будет топить в межсезонье. Нечем будет кормить невольных узников. А на следующий сезон – и на послеследующий, и еще, и еще – богатые горни повезут семейства куда угодно, только не на «этот проклятый Круглый Клык»…
Варан сунул купюру за пазуху. Он решил пойти к отцу; в последнее время он слишком часто полагался на себя и слишком явно совершал глупости. Пойти к отцу и рассказать все как есть: у Варана будто камень свалился с души. Он выбрался из пещеры и, то и дело вытирая губы (проклятая кровь все не унималась), запрыгал с камня на камень к дороге.
– Далеко собрались?
Варан споткнулся. Человек, появившийся невесть откуда, загораживал ему дорогу; у человека были серо-голубые глаза и длинные волосы. Широкополая шляпа бросала тень на слишком бледное – не по сезону – лицо.
– Откуда кровь? – спросил Императорский маг, подходя ближе. – Донырялся?
Варан отступил на шаг. Отнял от лица руку; губы сразу же сделались мокрыми и противно-липкими.
– Стой, – повелительно сказал маг, протягивая руку, и Варан обмер.
– Это не тебе, – маг усмехнулся уголком рта. – Пошли…
– Куда?!
– Куда-нибудь, где ты мог бы морду вымыть…
Кровь на лице подсыхала, стягивая кожу. Варан подумал, что можно выбросить купюру так, чтобы маг не видел. Или теперь уже нельзя?..
Не сводя с него глаз, маг снял с пояса баклажку. Вытянул пробку, протянул:
– Умойся.
Варан плеснул из баклажки на ладонь. Руку свело от холода – вода была ледяная и чистая. Варан осторожно лизнул – так и есть, пресная, не иначе, как из личных князевых запасов. Глупо и даже бесчестно тратить такую воду на умывание.
Читать бесплатно другие книги:
