Седьмое небо в рассрочку Соболева Лариса

– Что?! – взревела она, ахнув кружкой по столу.

Кружечка – надвое! Остатки кофе растеклись по пластиковой столешнице грязными потеками с мелкими крупинками. Чтоб окончательно не потерять контроль, Люка отошла к окну и смачно задымила, ну прямо как пробудившийся вулкан.

– Спасибо, что не по голове, – индифферентно промямлил Гектор, глядя на кофейную кашицу.

Он человек мощного сложения, следовательно, как бы ни бунтовала Люка, сила на его стороне. Не только физическая. По лицу с крупными и не притягательными чертами, которые бросались в глаза из-за отсутствия прически (волосы у него стрижены коротко, как у зэка), любой без труда прочтет, что и морально Гектор способен раздавить. Его спокойствие напугало Хока, следовало остудить Люку, пока она не получила заслуженную оплеуху:

– Чего ты разоралась? Можешь нормально объяснить, что произошло?

– Могу! – К сожалению, ее состояние не поддавалось охлаждению. – Мне не спалось, я как чувствовала, что у нас большие проблемы. Поехала на рынок за продуктами, а там одна молочница другой молочнице, стоя за прилавком и разливая молоко, рассказывала, что у них в деревне прокуроршу завали… то есть застрелили. Значит, Гек, ты знал, что нам поручено завалить прокуроршу…

– Ну, узнала теперь и ты, что из того? – произнес он с показным равнодушием.

– Как – что?! – взмахнула руками Люка, хохотнула не без издевки, в следующее мгновение зло процедила: – Никогда – слышишь? – никогда я не пошла бы на прокуроршу, следака и даже полицая!

Внезапно Гектор выбросил руку, а в следующий миг Люка не только оборвала гневный монолог, ее как будто срезали саблей, она плюхнулась на стул. Только через паузу Хок заметил, что Гектор сжимает в своей лапище кисть ее руки, он-то и усадил Люку.

– А теперь меня послушай, родная! – внушительно сказал он. Она попыталась вырваться, однако Гектор гаркнул так, что в ушах зазвенело: – Сидеть! У меня правило: заказ – аванс – работа – бабки. Все! Ты что же, думала, сто косарей вечнозеленых за пенсионерку тетю Глашу отвалят? Не, дорогуша, тетя Глаша не потянет и на штуку рублей.

– Никакие деньги меня не приманили бы, – не унималась упрямица. – Потому что за своих они землю вспашут и найдут нас…

– А, ты хочешь за десятку валить мужей, с которыми жены не хотят делить квартиры?

– По крайней мере, риск меньше! Не люблю глупо рисковать.

– Как раз на десятке ты быстрей попадешься.

– Пока попался Аник, – прорычала Люка, вырвав все же руку, на запястье которой остались белые пятна от пальцев Гектора. – Если б он знал, что ищет прокуроршу, поостерегся и сейчас был бы с нами!

– Выходит, я виноват?

Еще чуть-чуть, и конфликт станет необратимым. Хок, обычно предпочитавший не вмешиваться в споры, решительно ударил ладонями по столу:

– Может, перейдем на мирные рельсы? Люка… Гек… Что сделано, то сделано, Ана не вернешь. Нужно срочно забрать бабки и дергать отсюда.

К его радости, Люка прикусила язык, взяла сигарету и нервно защелкала зажигалкой. Закурил и Гектор, но, сделав всего пару глубоких затяжек, вдруг загасил сигарету и двинул на выход:

– Я за бабками. Никуда не выходите.

Оба слышали, как он выехал со двора, закрыл ворота, скрипят и лязгают они – услышишь за закрытыми ставнями, а форточка была открыта, ведь на дворе стояло благолепное солнечное утро. Правда, весенний воздух, быстро вытеснивший сигаретный дым, теплым не назовешь, оттого Люка ежилась, докуривая сигарету. Потом она закрыла форточку и осталась стоять, глядя в окно. Хок понимал ее состояние: ночью дело вышло из-под контроля, застреленный Аник остался там изуродованным трупом, брошенным соратниками, как сломанный прибор на свалке. Кто хотел бы очутиться на его месте? Например, Хок остаток ночи провел на пару с кошмаром, он видел себя лежащим под дверью на третьем этаже особняка…

Будто бы это его застрелила та тетка, но он не умер вопреки логике, все ощущения с пониманием остались. Хок слышит и видит все: как Люка не может заглянуть за перегородку, боясь пуль; как тетка палит из пистолета вроде бы наугад, но проход надежно держит под пулями; как на выстрелы прибежал Гектор, выдержал паузу, на слух вычисляя местоположение тетки, и, когда жертва меняла обойму, он одновременно с Люкой… Хок все видит, а встать не может, даже пальцем пошевелить не получается. Наконец тетка охнула, и стало тихо. Итак, все кончено. Шаги… Это подошел скорым шагом Гек, присел у тела, распростертого на полу. Хоку хочется сказать, что он видит его, что с ним полный порядок, а не может. Словно они очутились в других мирах, которые тесно соприкасаются, но невидимую границу ни одному из них уже не пробить. Вдруг Гектор берет его и переворачивает лицом вниз, значит, собрался забрать Хока с собой, ему удобней с этого положения тела забросить безжизненную руку на свои плечи. И Хок радуется. Выходит, Гек все про него понял: он живой, ему нужно время, чтоб снова стать таким же, как был… Но раздается выстрел! И пуля… пуля проламывает затылок, пронзает мозг, натыкается на преграды, меняет курс и разбивает лицо. Хок чувствует и слышит, как в пол вонзаются его раздробленные кости…

Эти жуткие фантазии вызывали у него тошноту, которая поднималась от солнечного сплетения и надолго разливалась в горле неприятным сладковатым привкусом. Да и липкий пот покрывал спину, через минуту он леденил тело, как на холоде, а картина того, что произошло в особняке, не уходила. Меньше всего сейчас хотел бы Хок остаться один, меньше всего. Он приблизился к Люке, взял ее за плечи… Она тоже погрузилась глубоко в себя, наверное, думая о том же, потому вздрогнула от прикосновения.

– Знаешь, мне почему-то страшно, – поделилась она мыслями, повернувшись к нему лицом. Но что интересно – тональность Люки вовсе не соответствовала тому, о чем она говорила, то есть страху. – До вчерашнего вечера я не боялась, а сегодня… боюсь. Нелепость состоит в том, что я не знаю, кого или чего боюсь. Просто страшно, и все… Знаешь, непривычно так…

И это говорит отважная Люка! С изумлением он увидел в серо-голубых глазах и панику, и растерянность, ему казалось, эти напасти ей незнакомы. Она всегда выглядела бесстрашной, решительной, эдакой леди из стали и льда. Кстати, от распространенной клички Леди Люка отказалась, считая, что не относится к уголовной прослойке, где это прозвище-помело стало модным. Кличку дала себе сама, в сущности, придумывать не пришлось, она взяла от имени и фамилии по две начальные буквы.