Моя снежная мечта, или Как стать победительницей Волков Роман

– Опекун, – сухо уточнила Наташа, – твой папа тоже стреляет, он же майор.

– Он занят.

– Я, может, тоже занята.

– Ну, тогда извини, – Васька собрался уходить.

– Стой, ладно, если ты правда хочешь стрелять, жди завтра после уроков у двойной березы. С пистолетом и банками.

– Замазали! – заулыбался Васька и протянул ей руку.

«А после школы гулять за руку…» – мелькнул у Наташи в голове внутренний голос второй девочки. В ответ на это она только передернула плечами и ушла, не пожав протянутой руки. Васька пожал плечами, покрутил ей вслед пальцем у виска и пошел обратно к друзьям.

Вернувшись домой, Наташа сразу пошла в сарай. Достала из сейфа свою винтовку, деловито вынесла во двор ведро картошки и стала тренироваться. Мария Николаевна звала ее обедать, потом ужинать, но Наташа отказывалась и только стреляла, перезаряжала винтовку и снова стреляла. Стрелковая честь и гордость были у нее в крови. Охотничьи гены отца и воспитание Тобурокова делали свое дело.

– Весь день стреляла, – шепотом рассказывала ночью Мария Николаевна мужу, думая, что Наташа уже спит.

Егор Иванович только молча улыбнулся в темноте и повернулся на другой бок.

Утром после завтрака Наташа вместо того, чтобы идти в школу, отправилась в сарай, где Тобуроков возился с принесенными вчера с охоты шкурами. В нос ударил острый звериный запах. Девочка непроизвольно поморщилась.

– Ты почему не в школе, Наталья? – спросил старик, думая, что она опять хочет упражняться в стрельбе.

– Я хотела поговорить, дядя Егор.

– Что ж, поговорим. Пойдем во двор, – сказал Тобуроков, откладывая шкурки. – Полей мне из ковша, – попросил он, намылив руки хозяйственным мылом. – Спасибо. Пойдем сядем.

Они сели на скамейку у забора. Наташа молча собирала пылинки с платья, не зная, с чего начать. Егор Иванович насторожился, понял, что разговор будет непростой.

– Что стало с моими родителями, дядя Егор?

– В смысле?

– Где они сейчас?

– На небе.

– Я не об этом! Их же похоронили где-то?

– Где-то, конечно, похоронили, – вздохнул старик. – Если осталось чего. Там же… Ну сгорело все.

– Я хочу туда съездить.

Тобуроков задумался, выполнима ли Наташина просьба. В райцентре, в милиции-то, наверняка знают, где похоронили.

– Дядя Егор?

– Что ж, Наталья. Съездим. Узнаю куда, – ответил он, подумав.

– Спасибо, дядя Егор.

И после разговора в школу Наташа не пошла. Поскольку ей предстоял урок стрельбы с Васькой, она хотела поразить парня меткостью и умением обращаться с оружием. К тому же девочка решила, что на этом уроке будет стрелять из своей винтовки. Не идти же с ней в школу. Один день пропустит, никто и не удивится, а то и вообще не заметит. «Иногда даже выгодно быть диким волчонком», – улыбнулась про себя Наташа. Взрослея, она училась находить опору и плюсы в своей необычности.

Неуверенность и страхи после случая с белкой прошли. Все встало на свои места в ее голове. Пожалуй, эта история даже помогла ей понять, насколько она любит оружие и все, что с ним связано. С приятным волнением, как и раньше, она открыла оружейный шкаф. Достала свою винтовку, разобрала ее на столе в сарае, почистила, смазала, собрала и вышла во двор. Мария Николаевна, заметившая ее в окно кухни, покачала головой и перекрестилась.

Наташа прикрепила новую мишень на заборчике, подстелила клеенку, легла и с удовольствием выбила сто из ста. На одном дыхании. Настроение было прекрасное. Голова работала четко, как никогда. Повторила упражнение еще раз, уже просто для удовольствия. Потом взяла винтовку и пошла к реке.

– Не подстрелила бы она кого, – все волновалась Мария Николаевна, подавая Тобурокову обед.

– Не подстрелит, – довольно отвечал старик, беря ложку.

– Егор, не может девочка всю жизнь в лесу с ружьем провести, как ты. Ей о семье будущей надо думать, о детях. Готовить учиться, дом держать.

– Дай хлеба, Марья, – строго сказал Тобуроков, показывая, что не собирается это обсуждать.

Мария Николаевна покорно замолчала и стала резать хлеб.

– Поеду в райцентр, – сказал Егор Иванович, закончив с обедом.

– Зачем? – спросила Мария Николаевна.

– Надо. До вечера, Марья.

– До вечера, Егор.

Наташа снова гуляла вдоль реки. На плече ощущалась приятная тяжесть висящей винтовки. Вспоминая историю с совой и белкой, она рассуждала про себя: «Что поделаешь, естественный отбор. Даже если я не застрелю белку на охоте, ее съест сова. Или застрелит кто-нибудь другой. А охотник – это такая же работа. У каждого своя. Я не буду стрелять в белок просто так. Только для работы». Так она себя немного успокоила и решила попросить Егора Ивановича взять ее в следующий раз с собой в лес.

Она дошла до двойной березы. Осмотрела место, определила положение солнца и прикинула, где оно будет после обеда. «Значит, лечь надо будет здесь, чтобы не слепило, а картошки поставим вон там», – деловито рассуждала девочка про себя. Разобравшись с планом занятия и почувствовав от этого свое превосходство, Наташа довольная легла в траву и стала просто смотреть в небо сквозь березовые листья. Они трепетали на ветру, за ними плыли облака, по лицу скользил мягкий теплый ветерок, а в траве трещали кузнечики.

– Тобурокова! Спишь?! – над ней нависало смеющееся Васькино лицо.

– Нет, да… – спросонья Наташа не могла сообразить, что и где. – Задремала! – строго отрезала она, вспомнив про урок.

Васька осмотрел место, Наташину винтовку, прислоненную к березе, и спросил:

– На дуэль пришла?

– Чего? – Наташа еще не сталкивалась с иронией, а потому не поняла.

– Винтовку, говорю, захватила? Снайперскую дуэль устроим?

– Так ты же стрелять не умеешь.

– Так ты ж меня научишь.

– Посмотрим, есть ли у тебя способности.

– Не гони, Тобурокова, учи, – обиделся Васька.

– Садись, учись. Во-первых, оружие – это друг. Его надо любить, ухаживать за ним и бережно хранить. Во-вторых, ты умеешь разбирать и чистить свой пистолет? – Наташа пересказывала своими словами то, что узнала от Егора Ивановича.

– Он не мой.

– А чей?

– У отца стащил. Из сейфа.

– Стащил?

– Он мне не разрешает брать.

– Почему?

– Откуда я знаю. Говорит – не положено. Вырасти сначала. У нас все в форме приказа. А приказы не обсуждаются.

– Ну, майор… – понимающе кивнула Наташа.

– Да, – вздохнул Васька.

– Короче, если ты хочешь научиться стрелять, поговори с отцом. А если тебе это просто поржать, то незачем и начинать, – строго продолжила урок Наташа.

– Тобурокова, какая тебе разница, зачем мне?! – взорвался Васька. – Включила тут училку. Оружие – друг. Поговори с отцом. Мой отец, сам разберусь!

– Ну так иди и сам разбирайся! – Наташа закинула винтовку на плечо и пошла к реке.

– Ты реально дикая, Тобурокова! – крикнул ей вслед Васька.

Наташа, не оборачиваясь и не отвечая, шла к реке. Дойдя до крутого берега, легла, прицелилась и разрядила винтовку в кувшинки на воде.

– Ну и дикая, – пробурчала она себе под нос, вставая, – на себя посмотри.

Глава девятая

Вернувшись домой, Наташа узнала, что Егор Иванович уехал в райцентр. Она вспомнила об утреннем разговоре и стала с нетерпением ждать его возвращения. Сегодня у нее вообще был очень насыщенный событиями и эмоциями день. Не в состоянии чем-то себя занять, Наташа просто нарезала круги по двору и обдумывала все, что успело произойти с утра. Она поняла, что ей нравится лес, охота, стрельба, поняла, что хочет увидеть могилу родителей. Поговорить с ними. Рассказать им о своей жизни и понять, что делать дальше. Она же не может прожить всю жизнь в этом домике с Тобуроковыми. Когда-то придется взрослеть. За свою недолгую жизнь Наташа поняла, что рассчитывать может только на себя. И еще, поссорившись сегодня с Васькой, ей стало ясно, что ее раздражают люди. Что они в большинстве своем сами не знают, чего хотят, не понимают, зачем живут, не думают, что будут делать завтра, и вообще, кажется, ни о чем не думают. И она такой быть не должна. Пусть она другая. дикая, какая угодно – зато настоящая!

Наконец, за заборчиком показалась голова Тобурокова. Наташа бросилась к калитке, открыла. Егор Иванович молча зашел во двор и пошаркал к умывальнику: он даже в сапогах и ботинках ходил как на лыжах. Девочка молча пошла за ним.

– Полей мне, Наталья, – сказал Тобуроков, намыливая лицо. – Терпеть не могу этот город – шум, пыль да суета.

– Узнал, дядя Егор? – не выдержала Наташа.

Старик строго взглянул на девочку. «Главное для охотника – выдержка», – вспомнила Наташа его слова. Тобуроков не отличался красноречием, но учителем он был от Бога. Да и в Наташе имелся потенциал.

– Узнал.

– Поедем?

– Поедем.

– Спасибо, дядя Егор.

Это было безликое и безлюдное место на окраине райцентра, пустырь на отшибе кладбища, километрах в ста от Чаадаевки, где жили Тобуроковы. Поэтому заросшая пустошь с редкими крестами производила впечатление забытого Богом уголка в заброшенной тайге. День был такой же, грустный, потерянный – низкие клочковатые тучи неслись по небу, дождь задувал водяную пыль за воротник, в уши, нос, под манжеты.

Наташа, ежась, стояла перед ржавой табличкой на покосившейся палке. Имен и фамилий на ней не было. Но девочка знала, что это – братская могила всех жителей их бывшего поселения. В живых тогда осталась только она.

– Говорил я с милиционерами, – глухо сказал Тобуроков, положив Наташе руку на плечо, – в общем, незаконная у ваших была заимка охотничья. Ну сами отстроились, пять-шесть семей, такое у нас бывает… И наехали бандиты, ваши отстреливаться стали… А у бандитов автоматы, они всех перекрошили, а потом все сожгли. Ничего не осталось, ни документов, ничего. Так что ни фамилии твоей мы не знаем, ни отчества. Потому ты Тобурокова Наталья Егоровна. Так опекунство и оформили. Прости уж.

Он тихонько отошел, поняв, что девочке хочется побыть одной. Всматриваясь в табличку, Наташа про себя звала родителей: «Мам, пап, вы слышите? Вам, наверное, теперь все видно с неба? Мне иногда кажется, что вы рядом и улыбаетесь. Я очень стараюсь, но не знаю, что делать дальше. Разве можно всю жизнь провести в лесу? Быть охотником, как ты, пап? Я очень хочу продолжить твое дело. И построить свой домик в лесу, как был у нас. Но еще мне нравится биатлон. Лес ведь он всегда есть, я хочу попробовать сначала биатлон».

Потом внутренний Наташин голос умолк, и она стала ждать ответа от родителей. Девочка смотрела вдаль, на пустырь, на низкие облака и вдруг представила их – молодых, веселых. И мама как будто сказала смеясь: «Конечно, моя девочка, конечно, надо попробовать, если хочется. А наш лес всегда с нами, никуда не денется». И папа, сидящий рядом, кивнул.

Наташа улыбнулась, положила на землю под табличкой цветы, которые принесла с собой, и пошла к ждавшему ее поодаль Егору Ивановичу. Всю дорогу обратно девочка молчала, но улыбалась. Старик, волновавшийся о том, как пройдет эта поездка, успокоился и задремал в трясущемся на разбитой дороге автобусе.

Теперь у Наташи появилась цель. Она решила для себя, что хочет стать биатлонисткой. На виду у всей страны, а может и мира, она будет скользить на длинных тонких лыжах по раскатанному снегу, молниеносным четким движением снимать с плеча винтовку и выбивать мишень за мишенью. А потом стоять на пьедестале на высшей ступени с огромным букетом цветов, а Васька будет сидеть дома у телевизора и кусать локти.

Глава десятая

После случая у двойной березы Наташа и Васька не разговаривали. Если ей, гуляя, случалось наткнуться на мальчика, она делала вид, что его не видит. А Васька теперь не мешал своим друзьям ее дразнить. Хотя сам молчал.

К лету Наташа научилась стрелять по белкам из мелкокалиберной винтовки. В первый раз она, конечно, так волновалась, что упустила приклад, поставила себе под глазом синяк отдачей, и Егор Иванович с Марией Николаевной потом неделю дразнили ее пандой. Теперь в их маленькой семье установились теплые отношения, и даже суровый, молчаливый Егор Иванович стал больше общаться с женой.

Мария Николаевна все никак не могла успокоиться, что девочка растет пацанкой. Редкими вечерами, которые Егор Иванович проводил дома, а не на охоте, она пыталась поделиться с ним переживаниями:

– Я прошу тебя, Егор. Поговори с Наташей. Она тебя слушает. Скажи ей, что девочка должна учиться не только стрелять, но и борщ варить. И пироги печь. Ты ей скажешь, а я ее буду учить, пока ты на охоте. Плохо разве, если она и то и то будет уметь?

– Так-то оно так, Марья, – отвечал старик. – Ну а если как у нее способностей к этому нет? Чего тогда время тратить? Не всем хозяйственными быть.

– Так и проверим, Егор, – не унималась Мария Николаевна.

– Посмотрим, Марья, попробую спросить, – сказал Егор Иванович, поворачиваясь на другой бок и тем давая понять, что разговор окончен.

Наташа же, не подозревая о планах приемной матери, с удовольствием проводила все летние дни за стрельбой. Когда Тобуроков не брал ее с собой на охоту, она оттачивала мастерство стрельбы.

Наташа относилась к своим тренировкам ответственно. С вечера складывала рюкзак с приманками, клеенкой, едой, компасом, ножом, спичками, газетой для растопки, фляжкой с водой, запасными носками и аптечкой. Вставала на рассвете, одевалась, тихо доставала винтовку и шла к лесу через поле, устланное утренним туманом, рассматривая бледнеющие звезды и краснеющее на востоке небо.

Поднимая глаза в бесконечную синь, она видела улыбающиеся глаза отца. Она знала, что он рядом, все видит и доволен. Так девочке было совсем не страшно и хотелось учиться еще больше и лучше.

В эти дни ей нравилось завтракать не дома, а в поле, у самой опушки. Она делала маленький привал на границе обычного мира и своего собственного – лесного. Доставала бутерброды, термос с чаем и не спеша ела, предвкушая новое путешествие в волшебную чащу. Потом заходила в лес, как к себе. Здоровалась со старым сухим дубом, расколотым молнией. И шла дальше на северо-восток, по компасу, километров пять, не больше. Глубже Тобуроков не разрешал ей ходить одной, там уже могли быть медведи. По дороге Наташа запоминала деревья, кусты, камни и положение солнца, как учил ее старик, чтобы потом можно было легко найти путь назад.

Углубившись, она находила укромное место для засады, раскладывала приманку и ложилась, подстелив клеенку на сырую землю. Девочка тренировалась на белках, птиц не трогала, чтобы не стрелять живность зря. Из белок варили сибирский суп, кормили собак, и «выходные» шкурки Тобуроков относил в заготконтору. А вырученные деньги откладывал в отдельную шкатулку. «Наташино приданое» звал он про себя эту коробку. Правда, денег пока выходило немного. Наташа еще не умела бить зверьков в глаз, и шкурка чаще всего получалась с дефектом. Да и в принципе их мех не очень ценился. Но тем не менее это были первые самостоятельные заработки девочки, хоть она еще о них и не подозревала.

Глава одиннадцатая

К следующей весне Наташа стала прекрасной охотницей. Теперь она стреляла «по-взрослому», поражая зверьков метким выстрелом в глаз не хуже старика Тобурокова. «Еще бы стрельбу по движущейся цели подтянуть», – размышлял Егор Иванович, наблюдая в походах за талантливой ученицей. Но это был уже перфекционизм, и сам Тобуроков хорошо понимал, что у девочки и так выдающиеся способности, и гордился ею.

Как и видел, что из маленькой худенькой угловатой девочки Наташи вырастает яркая девушка. Правда, с очень непростым характером. Уже с зимы старик пытался сложить в своей голове все эти факты. Тобуроков был привязан к маленькому волчонку, гордился ее успехами и понимал, что надо дать ребенку будущее. Несмотря на талант к охоте, нельзя позволить ей всю жизнь прожить в лесу. Тут она совсем одичает. Старика в отличие от самой Наташи беспокоило, что у нее нет друзей, что она очень трудно сходится с людьми. Он знал по себе, каково это – жить в одиночестве.

Но одно дело – он. Он мужик. И он сам сделал этот выбор. А до этого все попробовал. В армии отслужил, женился. Потерся, в общем, среди людей. А у девочки выбора пока нет. Нашли в лесу и растят в лесу. Надо дать ей выбор, а там уж пусть сама решает.

Прошла весна, наступило лето, за ним осень и снова пришла зима. Уже который год Наташа прилипала к телевизору, не пропуская ни одного соревнования по биатлону. Егору Ивановичу и Марии Николаевне давно стало понятно, что девочка увлечена этим видом спорта не на шутку. Но старик запретил жене обсуждать это с Наташей, пока сама не заговорит. «Решение должно быть окончательным», – строго сказал Тобуроков. Раз характер есть, его надо воспитывать всеми способами, считал охотник. Он терпеть не мог лишней болтовни, особенно бабской. Говорить нужно только по делу. А решения принимать самостоятельно.

Но Наташа пока молчала. И сама не очень понимала почему. Ей давно и сильно нравился биатлон: он объединял и лыжи, и стрельбу. По отдельности это тоже здорово, но вместе вообще прекрасно. С того самого момента, когда она впервые увидела трансляцию соревнований. И на могиле родителей она точно для себя решила, что обязательно станет спортсменкой и чемпионкой. Но, видимо, врожденное охотничье чутье подсказывало, что еще не настало время открыться.

Наверное, психологи сказали бы, что она подсознательно боится перемен. После драматической истории с нападением на поселение и вынужденной жизни в детском доме девочка нашла, наконец, в семье Тобуроковых покой и уют, которых была лишена. И теперь добровольно выйти из этого мирка в огромную незнакомую жизнь было слишком большим и страшным шагом для нее. Наташа собиралась с силами.

Правда, вскоре судьба внесла свои коррективы в принятые решения. На зимние каникулы в деревню приехал Васька. Только теперь уже ни у кого не повернулся бы язык так его назвать, даже у Наташи и даже в мыслях. И без того высокий, парень вытянулся еще больше. Теперь это был молодой спортсмен Василий. Вася. Подтянутый и модный, он гордо и стремительно носился по проселочной дороге на своих дорогих лыжах «Фишерах» эффектным коньковым ходом, которому девочка так и не выучилась.

Наташа часто видела Васю, идя на охоту или возвращаясь с нее с Тобуроковым. Но поговорить или даже просто поздороваться им пока не довелось. Только на Рождество, когда все жители деревни набились в небольшую церквушку на праздничную службу, а потом пошли вокруг крестным ходом, Наташа и Вася оказались рядом в толпе и поздоровались. Настроение по случаю праздника у обоих было светлое и теплое. Оба в этот момент поняли, что просто стали взрослыми. И мелкие детские обиды давно остались далеко.

Наутро в деревушке стояла тишина. Все отсыпались после всенощной. Но Наташа проснулась рано. На душе было одновременно светло и тревожно. Волнение не давало ей сидеть на месте, она оделась и вышла на пустую заснеженную улицу, просто так, без школьного портфеля, без лыж или винтовки. Впервые у нее не было понятной цели, и это было странное ощущение, похожее на свободу. Она просто пошла мимо домиков к лесу.

И тут на опушке она увидела знакомую высокую фигуру. Василий мчался из леса на своих беговых лыжах. Наташа пошла ему навстречу.

– Лыжню! – крикнул он стандартный клич лыжников при обгоне. Наташа отошла в сторону и сказала, когда они поравнялись:

– Привет.

– Привет, – ответил Василий, снизив скорость, – ты чего тут? Стрелять идешь?

– Нет, просто гуляю, – сказала Наташа, – а ты классно катаешься. Сам научился?

– Ты что, я же в спортшколу поступил! В Горно-Алтайске! – гордо заявил Василий.

Он уже совсем не был похож на того обидчивого и неуверенного Ваську, который стащил у отца наградной «Макаров» и не знал, что теперь с ним делать.

– Ого, – уважительно кивнула Наташа, мучительно пытаясь скрыть зависть, – и как? Нравится? Биатлон?

– Не, просто лыжи. Лыжные гонки. Стреляю я неважно, да и не люблю. Это вот тебе на биатлон надо. Ты же стрелок от Бога. Только лыжи подтяни.

Наташа вздохнула.

– Куда мне до тебя… А в спортшколе как?

– Ну… я лучший в группе, тренеры хвалят, обещают поставить на областную гонку в феврале. Вот и тренируюсь. Я хочу к двадцати пяти годам выиграть Олимпиаду. Тренер говорит, у меня все шансы!

Наташа почувствовала, как жгучая зависть разливается у нее внутри. Она завидовала Васиной красивой жизни. Мало того что сын майора, так еще и лучший лыжник в группе с шансами выиграть Олимпиаду! Чем она хуже, в конце концов!

– Тобурокова, ты тут? – Вася дернул ее за плечо.

– Да, – очнулась Наташа. В ее взгляде снова блеснула сталь, Вася поежился, как когда-то в детстве, когда стоял перед ней с отцовским пистолетом.

– Не выспалась, – буркнула Наташа, – ну давай, удачи тебе там с Олимпиадой.

И она зашагала обратно, опустив голову. Настроения больше не было. Вернувшись домой, Наташа увидела, что Егор Иванович и Мария Николаевна завтракают. Девушка только быстро скинула валенки в сенях и, не снимая тулупа, ворвалась в дом.

– Я хочу в спортшколу! В город! – неожиданно для себя выпалила девочка.

Тобуроков отложил ложку и улыбнулся. Он долго ждал этого разговора и был к нему готов.

– Разденься сперва, Наталья, руки вымой, сядь поешь, а после поговорим.

Дождавшись, когда Наташа сьест кашу, Тобуроков сказал Марии Николаевне, собирающейся мыть посуду:

– Погоди, Марья, после погремишь, поговорить нам надо.

Жена послушно вышла и села в другой комнате за вязание.

– И что ты будешь в спортшколе делать, Наталья? – поинтересовался у девочки Тобуроков.

– Тренироваться! Стрелять! На лыжах бегать!

– А учиться?

– Учиться, тренироваться, какая разница, как называется, – не поняла Наташа.

– Нет, Наталья, тебе надо будет и тренироваться, и учиться в школе, а ты и так не особо успеваешь.

– Дядя Егор, все я успеваю, – насупилась девочка. Она не любила препятствий. Легко пасовала перед ними. Тобуроков знал это слабое место своей подопечной и всячески пытался закалить ее. Для охотника упорство и выносливость очень нужны. А для спортсмена и подавно.

– Принесешь мне через две недели пятерку по русскому и дюжину товарных белок, тогда и поговорим о спортшколе, – сказал Тобуроков, вставая.

– Марья, – крикнул он в комнату, – собери мне сумку, в райцентр съезжу. Поесть там чего положи с собой, я дня на четыре.

Обиженная Наташа ушла в свою комнату. Она посидела у окна, повздыхала, проводила взглядом Егора Ивановича. А потом достала учебники по русскому языку.

Через две недели Наташа принесла Тобурокову пятерку за диктант и двенадцать беличьих шкурок без единого брака. Зверьки были подстрелены точно в глаз. Шкурки с тушек девочка сняла сама, хотя обычно брезговала возиться в крови и этим занимался Егор Иванович.

– Сколько отбраковала? – пытаясь быть строгим, спросил старик.

– Две, – гордо ответила девочка.

– Что ж, – сказал Тобуроков, садясь на скамью в сарае.

Он рассказал девочке, что съездил в районную спортшколу. Но там нет тренера по биатлону и в ближайшие годы не будет. Нет места и возможности организовать учебную трассу. Но ему рассказали, что есть в Новосибирске тренер Валерьянов, тренирующий в спортшколе олимпийского резерва на базе обычной школы-интерната. Тренер он немолодой, его ругают за старомодную систему тренировок, но двух чемпионов области он все же вырастил. И если Наташа всерьез решила заниматься биатлоном, надо ехать к нему в город, больше чем за триста километров.

Девочка разволновалась. С одной стороны, мечта была уже почти в ее руках. Вот он, неизвестный еще Валерьянов, который поможет ей взойти на пьедестал. Но, с другой стороны, переезд в Новосибирск ужасно ее пугал. Это же огромный город. Как она там вообще будет жить? Где? С кем?

– Если страшно, Наталья, сиди дома, – раззадоривал ее, смеясь. старик Тобуроков.

– Хочу, поедем, – бледнея, шептала Наташа.

Вечером она пришла домой к Васе и словно Терминатор проговорила безжизненным голосом фразу, которую репетировала перед зеркалом несколько часов:

– Вася, а позанимайся, пожалуйста, со мной лыжами. Я тоже хочу в спортшколу поступить.

Глава двенадцатая

Эти каникулы стали для Наташи особенно невыносимыми. Она разрывалась между желанием учиться в ДЮСШ [1] и нежеланием покинуть тайгу. А прогулки по тайге заставляли все больше погружаться в мысли о предстоящей разлуке со всем, что было для нее родным. А самое главное – со своей дикой свободой.

Рано утром Наталья, уже крепкая и симпатичная девушка-подросток, вышла из избы. День стоял солнечный. Снег искрился и игриво скрипел под валенками. Заиндевелые березы, застывшие белыми кораллами на фоне небесного аквамарина, высоченные кедры в белых шапках, замерзший пруд – все было живым, печальным и говорило «прощай».

Девочка остановилась. На душе было напряженно и непонятно. Тишину раннего утра нарушало только редкое чириканье невидимых птиц. Наташа легла на спину и уперлась взглядом в бесконечную голубую высь. Ей вдруг показалось, что такое небо она видит в последний раз в жизни. Бескрайнее, чистое, спокойное, оно казалось хрустальным: тронешь – зазвенит переливчато, тонко и красиво. Как не сломать этот тонкий хрусталь? Как донести его с собой до олимпийского пьедестала?

– Мама, папа! Помогите мне не бояться будущего! Будьте со мной! И пусть это небо, тайга, моя комнатка и… Тобуроковы… которые столько для меня сделали… всегда живут в моем сердце. – Комок подкатил к горлу, но Наталья быстро поднялась и решительно зашагала к дому.

– Телячьи нежности! – вспомнила она выражение. – Я стану биатлонистом, папа! Вот увидишь! И ты тоже, дядя Егор! И ты, тетя Маруся! И Васька! Вы все! Весь мир!

Мария Николаевна и Егор Иванович старательно делали вид, что ничего особенного не происходит. Они стали мягче общаться с Наташей, как с обычной девочкой, а не суровой охотницей, и старались не лезть к ней в душу, понимая, что ей и так тяжело.

Когда Наталья зашла в кухню, повисло напряженное молчание.

– Завтрак ставь, – два слова деда свинцовыми пулями упали на стол. За едой охотник все же завел разговор об отъезде.

– Значит, так, Наталья. Жить будешь в общежитии на территории школы-интерната. В ней же ты получишь аттестат о среднем образовании.

Мария Николаевна только вздохнула. То детдом, то общага – детство называется.

– Условия в общежитии хорошие: там есть и комнаты отдыха, и комнаты для выполнения домашнего задания. Кормят почти по-домашнему. Чисто, красиво. Все условия, одним словом. Вот. Ну самое главное, чтобы тебя взял к себе этот тренер, Валерьянов. – Он отхлебнул чаю. – А к нему так просто не попасть. Вроде закрывается набор у него, так что будут… как их… тесты! Но если поступишь к нему в группу, в ДЮСШ, потом тебя могут взять в Школу олимпийского резерва, а захочешь, может, и в институт поступишь… Все будет зависеть от твоего усердия.

Глаза Наташи светились. Ее воображение уже рисовало картины новой жизни. Но вдруг взгляд погас.

– Дядь Егор, а как же вы с тетей Марусей? Как я буду там жить без вас?

– Приезжать будем к тебе, когда сможем. Путь-то неблизкий! А может, и забирать тебя удастся, когда учеба позволит. Рано пока загадывать-то. Все под Богом ходим… Ладно, хорош лясы точить. Каша стынет. Поступи сначала.

Больше о спортшколе не говорили. Но Тобуроков хотел, чтобы потом, в далеком Новосибирске, Наташе было что вспомнить о приемном отце и о тайге. Поэтому решил сводить ее в поход, который назвал «дембельским аккордом».

– Пусть девчонка духом лесным напитается, – сказал он жене. – Легче будет с этими тестами. Пойдем на кабана. Нам мясо нужно. И пукалку свою оставь. Бери двустволку.

Глава тринадцатая

С появлением первых солнечных лучей Наташа открыла глаза. Погода стояла на удивление радостная и светлая, как и настроение девочки. Посмотрев на готовящего в котелке завтрак Егора Ивановича, она потянулась и вскочила на ноги, сильная и энергичная, готовая снова приступить к выжиданию дикого кабана. До этого она еще ни разу не охотилась на такое крупное и опасное животное, да и из двустволки стреляла всего несколько раз.

Кабана решили бить, используя стрельбу на засидках. Зверье поджидали в засаде рядом с засохшей речонкой, где кабаны принимали грязевые ванны и ели желуди. На тропинках были видны следы копыт и помета и «порои» – борозды, вырытые копытами и клыками.

Еще вчера Тобуроков выбрал лучшее место засидки, учитывая свет и направление ветра. Охотник долго поднимал вверх палец, чтобы поймать ветер: кабаны очень осторожны, когда выходят из густых зарослей на открытые места кормежки, они долго нюхают воздух и осматриваются. Поэтому засаду устроили на пригорке, на который можно было перебраться по поваленному дереву через ручей. Звери бы туда не забрались, а их тропинка видна как на ладони.

Это был особенный день, и Наташа с восторгом чувствовала всю напряженность и какую-то особенность момента, ощущала всю мощь оружия и зверя, который бродил неподалеку, матерого секача весом под триста килограммов. Разговаривали мало, большую часть просто сидели на бревне, закрытом кустами, наслаждаясь тишиной.

– Слышь, Наталья, – изредка начинал Егор Иванович.

После этого они одновременно начинали вслушиваться в звуки, доносившиеся сначала издалека, а после нескольких секунд природа вокруг оживала, наполнялась новыми мелодиями и настроением. А охотник скупо и немногословно говорил то, что собирался сказать еще давно, да не было то времени, то желания…

– Цель – главное в этой жизни, Наталья. Цель. Для чего ты тут. Решай, сама решай. Тут только тебе решать.

А потом:

– Человек счастливым должен быть. А счастье – это не только когда тебе хорошо. Это еще и рост. Вот ты это самое и пойми, когда тебе хорошо и куда тебе расти.

– Ну, поболтали и будет, – заканчивал свою краткую речь старик.

Но давал он в эти минуты гораздо большее, чем то, что можно было передать словами. За то время, что девушка провела вместе с Егором Ивановичем, она научилась понимать его еще до того, как он открывал рот. Все слова сводились к указаниям и редким похвалам.

Охота с Тобуроковым отличалась от каждодневных походов в лес. Наташа зачарованно наблюдала за повадками бывалого охотника, за его аккуратными шагами, скупыми и точными движениями. В том, как он боготворил лес, было что-то чарующее, древнее, языческое. Отвыкший от разговоров, этот на вид хмурый пожилой человек полностью преображался, когда начинал обустраивать привал, собирал сушняк и дрова для костра, ставил палатку, шел по следу зверя.

В этот раз стадо кабанов выслеживать пришлось долго. Более двух дней шли они по следу, пока Тобуроков не сказал:

– Стоп. Тут их дневка. Стадо вроде небольшое, но секач матерый, вон бивни какие. А схоронимся мы вон там, на пригорочке. Ночью они кормиться пойдут, там мы их и накроем. А пока подкормочку разбросаем, пусть покушают.

Про охоту старик говорил четко и ясно. Секач – здоровенный кабан, прошибить его толстую шкуру сложно, поэтому бить надо наверняка: в сердце, под левую лопатку, сразу из обоих стволов, дуплетом.

Наконец солнце село, на небо вышла яркая луна. Охотники погасили костер и замолчали. Наташа начинала дремать, но Тобуроков толкнул ее в плечо.

– Скоро пойдут, вон вдалеке слышно. Шумят, как паровозы.

И действительно, где-то через полчаса в глубине леса начали раздаваться потрескивания веток и визг. Время замерло и растянулось. Любое неверное действие, и стадо убежит в другую сторону. Но вот, наконец, ожидание увенчалось успехом. Кабаны появились в зоне выстрела. Вожак, матерый секач с огромными бивнями, долго стоял замерев, прислушиваясь и принюхиваясь, но, не обнаружив ничего подозрительного, с громким хрюканьем побежал на полянку, а за ним ринулись и остальные свиньи. Они сразу начали лакомиться грибами, зерном. У Наташи все перемешалось, мысли, чувства, вспомнилась белка, такая милая и беззащитная, глаза Тобурокова, глаза кабана, горизонтальная ось вдоль огромной мохнатой туши…

Выстрел. И еще два, один сразу за другим: Егор Иванович выстрелил дуплетом. Вожак рухнул на землю. Стадо с визгом ринулось в чащу.

– Молодец, метко ты это. – Похвала старика как всегда немногословна. Зато чувствовалась искренность.

На обратном пути он был молчаливее и угрюмее обычного. По выражению его лица Наташа начала было волноваться, не случилось ли что с ним. Но мысль о прошедшей охоте полностью увлекла ее. Конечно, оставался легкий осадок, она еще не могла справиться с мыслью о том, что она убивает животное, но, вспоминая выражение гордости за ее успехи, с которым на нее смотрел Егор Иванович, Наташа улыбалась и переставала переживать. Когда они подходили к дому, свет уже не горел. Положив ружья и шкуру в сарай, мясо понесли домой и аккуратно положили в холодильник.

– Отлично у тебя это получается – стрелять. Ложись, завтра вставать рано, – сказал Тобуроков и, не добавив ни слова, ушел в свою комнату.

Не обратив на это особого внимания, может, из-за усталости, а может, из-за приятной удовлетворенности, Наташа как обычно пожелала старику спокойной ночи и пошла спать. Но, уже находясь в постели, ей снова вспомнилось сегодняшнее утро. Чувство, когда должно что-то произойти. Вспоминая охоту, Наташа провалилась в глубокий сон.

В этот раз на душе у Егора Ивановича было неспокойно, и он не понимал почему. Вот выросла охотница. Выросла. Секача завалила и глазом не моргнула. Точно в сердце. Отчего же так грустно? Выросла, выросла девочка. И не будет больше ее в жизни стариков. Засыпая с тяжелыми мыслями, Егор Иванович, возможно, первый раз в жизни обдумывал предстоящий разговор.

Утром Наташа проснулась в приподнятом настроении, у нее перед глазами все еще находился вчерашний прицел, а утренний свежий воздух отдавал запахом пороха. В этот раз будить ее никто не пришел. Выходя к столу, она увидела Тобуроковых, сидящих за столом.

– Ешь и собирайся, – вставая из-за стола и направляясь к выходу, отчеканил Егор Иванович.

– Хорошо, – не привыкшая к долгим разговорам, ответила Наташа.

– Документы бери, смену белья, остальное там купим, – уже в дверях, не поворачиваясь, сказал он.

«Где – там»? – хотела спросить Наташа, но промолчала.

– Сейчас в райцентр, оттуда в Горно-Алтайск. Заночуем у Айгуль с Сашей, это сослуживец мой. Сейчас инструктор по стрельбе. В войсковой части… Спецназ тренирует. Из Горно-Алтайска до Бийска, потом в Барнаул, а там и до Новосибирска на автобусе рукой подать.

Не любил Егор Иваныч поезда, уж больно звук от них сильный, дичь пугают.

Раньше речи об этом не заходило, но Наташа поняла, что дед уже все решил. Да и она сама – тоже.

Девушка закусила губу и посмотрела на Марию Николаевну, но вдруг увидела на ее лице то, что до этого никогда раньше не видела или не замечала. Грусть, когда понимаешь, что сильно привязался к человеку и совершенно не хочешь его от себя опускать, боль за ребенка, который вдруг снова окажется совсем один, стыд – а все ли смогла дать, всему научить, и печаль одиночества – вот и снова совсем одна…

Все эти эмоции разом отразились на лице пожилой женщины, и Наташа, всхлипнув, бросилась ей на грудь. Они прощались, как прощаются самые близкие друг другу люди, которые до этого толком ни о чем не поговорили, но уже поздно высказать все, что ранее умалчивалось, пожаловаться, пообсуждать, рассказать о своих мыслях, чувствах и переживаниях…

– Тетя Маруся… Тетя Маруся… – только могла вымолвить Наташа.

– Пора. – Прощание, оставшееся в памяти девочки на всю жизнь, было прервано как обычно резким, без эмоций словом охотника.