Дочь Роксоланы. Наследие любви Павлищева Наталья
К тому времени они почти поравнялись с Мустафой. Игнорировать двух султанш сразу Мустафа не мог. Не мог, не имел права, все же перед ним была главная султанша… Но сделал это, он продолжил говорить с Хадимом-пашой, в то время как сам паша склонил голову перед султаншей.
И тут же поплатился. Голосок Михримах зазвучал громко и, как всегда, насмешливо.
– Шехзаде Мустафа, вы стали плохо видеть?
Мустафа только зубами заскрипел от наглости сестрицы, но вынужден был хотя бы кивнуть султанше.
– Хуррем Султан… Михримах Султан… Извините, я действительно вас не заметил, беседуя.
Всем своим видом шехзаде давал понять, что не заметить такую мелочь, как Михримах, нетрудно. Но Михримах этим не возьмешь; пользуясь тем, что большинство находившихся поблизости придворных обернулись или хотя бы прислушались, она также звонко продолжила:
– Хвала Аллаху! А то я забеспокоилась, что вы в своем санджаке совсем забыли правила приличия. Если вас, конечно, им вообще учили…
Зеленые глаза смотрели с вызовом.
Не давая брату опомниться, она тут же поинтересовалась:
– Вы завтра едете верхом, как пожелал Повелитель?
– Я еще не знаю. Возможно. – Мустафа откровенно злился из-за невозможности ответить ей резко. – Извините, султанша, у меня дела. Хуррем Султан…
Михримах бросила ему вслед:
– Мне сказать отцу, что вы не желаете кататься с ним и шехзаде?
Чертова девчонка! Мустафа даже зубами заскрипел. Знала, чем взять. Отказаться от приглашения Повелителя нельзя, это оскорбление султану. Обернулся:
– Я такого не говорил. Я сказал, что пока не знаю.
Михримах кивнула.
– Хорошо, я передам, что вы пока думаете, принять ли приглашение Повелителя.
Роксолана почти потащила дочь подальше.
– Хватит уже злить его, Михримах.
А вслед им неслось:
– Я поеду!
Михримах довольно кивнула.
– Вот теперь я точно знаю, что он поедет. Это чтобы не тащить зря Эсмехан, она, конечно, уже уверенно сидит в мужском седле, но не очень его любит.
– Что?! Ты и Эсмехан посадила в мужское седло?!
Михримах только плечами пожала.
– В женском она сидела и без нас с Рустемом-пашой.
Роксолана только вздохнула.
– Повелитель знает?
– Нет, мы сейчас ему об этом сообщим…
– Михримах, – зашипела мать, – закончится тем, что тебя саму посадят под замок.
Принцесса остановилась, ее бровь надменно приподнялась.
– Валиде, как вы думаете, зачем Повелитель позвал и меня кататься? Чтобы показать этим олухам шехзаде, и Мустафе в том числе, что прекрасно держаться в седле может даже девушка. Чтобы пристыдить их. А если и Эсмехан справится, то Селиму останется только рвать на себе волосы от позора.
– Он плохо ездит?
– Он ленивый тюфяк! Хорошо, что ему не грозит стать султаном, иначе империя просто заснула бы от такого падишаха. Вы поможете мне убедить Повелителя, что Эсмехан стоит ехать в мужском седле.
Эти переходы тоже в стиле Михримах. Роксолана только покачала головой.
– Кто возьмет тебя замуж…
– Тот, кого я сама выберу! – объявила строптивая принцесса.
У султана в это время был Рустем-паша. Услышав, что пришли Хуррем Султан и Михримах Султан, Повелитель кивнул:
– Гель! (входи)
Он тепло приветствовал жену и дочь, улыбнулся, кивая на Рустема:
– Мы как раз говорили о завтрашней поездке. Твоей лошади уже залечили ногу, но обещай не пускать ее галопом, чтобы не вылететь из седла.
– Хорошо, отец, – подластилась Михримах. – А вы обещайте, что Эсмехан тоже сможет поехать с нами…
– Пусть едет, я буду рад видеть племянницу, – рассмеялся султан и тут же получил продолжение.
– …в мужском седле.
Роксолане показалось, что только привычка скрывать свои эмоции и держать руки сложенными на виду не позволила Рустему-паше схватиться за голову.
– В мужском седле?! – ахнул Сулейман.
– Повелитель, она прекрасно держится. Конечно, не как я или Мехмед, но получше Селима. Пусть братцу станет стыдно, глядя на принцессу.
– Кто ее научил ездить верхом в мужском седле? – Султана не собьешь льстивыми речами, хотя разумность рассуждений дочери он отметил.
– Я! – объявила Михримах, твердо глядя в лицо отца.
– Ты?
– Я, Повелитель.
Но глаза Сулеймана смотрели требовательно, он очень не любил лжи. Пришлось со вздохом добавить:
– Ну, и Рустем-паша помогал… советами! – Михримах посмотрела на Рустема с вызовом; мол, без твоих советов могла бы и обойтись.
Султан не выдержал:
– Хуррем Султан, ты ошибочно родила это создание девочкой. Ей следовало быть шехзаде. Иди, не мешай мне.
– Так Эсмехан едет? Михримах упертая, если что-то задумала, лучше согласиться. Даже Повелителю.
Тот притворно вздохнул:
– Если она свернет себе шею, виновата будешь ты. Идите уже, мне нужно поговорить с Хуррем Султан.
Дождавшись, когда за дочерью и Рустемом-пашой закроются двери, Сулейман вздохнул уже не притворно:
– Хуррем, за кого ее можно будет выдать замуж? Язык словно жало.
– Она сегодня сказала, что только за того, кого выберет сама.
– Она выберет…
Рустем за пределами кабинета Повелителя осторожно поинтересовался:
– Султанша, зачем вам нужна Эсмехан? Действительно чтобы укорить шехзаде Селима? Но он не раз видел, как ездит принцесса.
– Это не мне нужно, это ей.
Михримах ходит так, что только накидка за спиной развевается. Конечно, рядом с матерью или кем-то из женщин она выступает степенно, но Рустема-то можно не стесняться, он свой.
– Ей? А ей зачем, похвастать перед Повелителем?
– Нет, перед…
Михримах вовремя прикусила язычок, остановилась, сверкнула зелеными глазами на своего наставника:
– Это женские тайны, паша!
Обдала его зеленым огнем и отправилась прочь, высоко подняв головку. Рустем невольно расхохотался вслед. Женские тайны… нет уж, как женщину он ее не воспринимал совсем. Конечно, Михримах выше матери, тонкая, стройная, он прекрасно знал, что красивая, поскольку рядом с наставником принцесса не закрывала лицо яшмаком, понимал, что она уже достаточно взрослая, чтобы выйти замуж и скоро выйдет, но…
И вдруг Рустема обожгло: а что «но»?
Хороша? Да. Умна? Да.
А еще страшно строптива, даже задириста, беспокойна, ловка и любознательна. Она знает почти все, что знает шехзаде Мехмед, который гордится своим образованием. Хорошо владеет клинком и прекрасно держится в седле, стреляет из лука…
Это все Рустему знакомо давно, сам многому учил или хотя бы тренировал. Но сейчас впервые осознал, что Михримах девушка – красивая, стройная, с заливистым, очень похожим на материнский смехом и звонким голосом …
И глаза у нее зеленые… а губы алые, небольшие… шея высокая с нежной кожей… и на щеке кожа тоже нежная, как у персика, вызревшего на ласковом солнышке…
Сердце паши вдруг застучало как-то… Нет! О Михримах таким образом даже думать нельзя! Нет, она только ученица – способная, даже талантливая, она строптивая принцесса и все тут!
Но перед глазами стояли насмешливые зеленые глаза, и в ушах звучал серебристый голосок, объяснивший ему о женской тайне…
Рустем так задумался, что вздрогнул, услышав голос Хуррем Султан:
– Рустем-паша, зачем вы взялись обучать верховой езде еще и Эсмехан Султан? Одной проблемы мало?
Кивок султанши в сторону ушедшей – вернее, умчавшейся – дочери показал, кого Роксолана считает проблемой. Губы Рустема чуть тронула усмешка:
– Нет, султанша, я не учу Эсмехан. Да и Михримах уже не учу тоже, она прекрасно держится в седле.
Михримах никуда не ушла, она стояла снаружи, беседуя с приехавшей и Эдирне, дочерью Фатьмы Султан Ханзаде Султан, еще одной племянницей Повелителя.
– Я говорила Ханзаде Султан, что мы завтра едем кататься верхом. Она тоже просится.
Ханзаде вдова, недавно потерявшая мужа, избавиться от которого мечтала с первого дня замужества. Потому у султанши любой мужчина моложе шестидесяти вызывал интерес.
– Рустем-паша, я слышала, что вы теперь третий визирь?
– Да, султанша, – кивнул изумленный Рустем. Ей-то какое дело? Для Рустема существовала султанская семья, состоящая из самого Повелителя, его пятерых сыновей и дочери и Хуррем Султан как единственной жены, и весь остальной мир, до которого дела не было. Ханзаде Султан в понятие султанской семьи не входила.
– Я тоже хочу поехать покататься завтра.
Михримах напряженно наблюдала, как двоюродная сестра блестит глазами на Рустема-пашу. Вот еще! Будет тут на их Рустема заглядываться! Принцесса дернула плечиком.
– Вон там спроси разрешения! – кивнула назад в сторону кабинета Повелителя.
– Да, я спрошу у Повелителя. Как раз иду к нему передать письмо от матери.
– Могла бы и евнуху отдать, – пробормотала под нос Михримах.
Настроение было испорчено. Объяснить почему принцесса не смогла бы и сама. Испорчено, и все тут.
– Рустем-паша, вы теперь и ее будете учить ездить?
Рустем удивленно покосился на принцессу.
– Я учил только вас и ваших братьев.
– Ладно, мне пора, пойду обрадовать Эсмехан.
Глядя вслед стремительно удалявшейся дочери (всегда было забавно наблюдать, как следом за принцессой семенят ее евнухи), Хуррем покачала головой.
– Достается вам от нее, Рустем-паша?
– Я привык…
Глаза у дочери, как у матери, ум такой же, в кого характер? Рустем почему-то подумал: неужели и Хуррем Султан была такой же строптивой в молодости? Как же Повелитель с ней справился?
И осадил сам себя: тебе-то какое дело?
Рустем не заметил, как за ним внимательно наблюдает султанша. Хуррем усмехнулась: да, эти всплески возмущения не зря…
Вечером она осторожно сказала мужу:
– Сулейман, мне кажется, что эти двое неравнодушны друг к другу.
– Кто?
– Михримах и Рустем-паша.
Праздники бывают разные
В Стамбуле праздник, на душе у Баязида праздник, и ему дела нет, что у Джихангира тоже праздник. Повелитель празднует обрезание младших сыновей – шехзаде Баязида и Джихангира. Они разного возраста: Баязиду четырнадцать, а Джихангиру восемь.
Баязид долго ждал, Стамбул долго ждал. Предыдущий подобный праздник был, когда обрезание устраивали сразу трем сыновьям султана – шехзаде Мустафе, Мехмеду и Селиму. Ох, давно это было – десять лет назад.
Словно пытаясь искупить невидимую вину перед сыном, Сулейман приказал приготовить такой пир, какого Стамбул еще не видел.
Приготовили… Но для Баязида и пир не пир. Рослый, крепкий с пробивающимися на верхней губе усиками, он совсем не выглядел мальчиком, которому пора взрослеть. Обидно в таком возрасте проходить процедуру, которую детьми проходят, но с султаном не поспоришь…
Перед Повелителем лежала роспись продуктов, которые заготовили для пира. Сулейман лениво пробегал записи глазами. Какая разница, сколько потрачено; главное, чтобы праздник удался. Немного подумав, распорядился отнести Хуррем Султан, пусть она порадуется.
Втайне знал другое: султанша попросту все пересчитает, от нее лишней горошины не утаишь. Удивительно, в чем так щедрая, как на больницу или столовую продукты для бедных выделять, так она готова султанскую кухню очистить, а как для визирей, так «пусть воду пьют, и обеда из двух блюд хватит». Беднякам в столовой из четырех блюд и с мясом, а визирям Дивана постная еда попроще.
Роксолана объясняла так:
– Паши домой вернутся и пир себе устроят, их животы все равно набиты до сна будут. Хватит, небось, еды и дома. А бедняк что здесь съест, то и его до завтра.
Но на праздники султанша денег и продуктов не жалела, опять-таки потому что помимо пашей и чиновников самый разный люд накормлен будет. Потому роспись необходимого Сулейман ей отправлял спокойно.
Роксолана списку удивилась, но принялась читать…
«11 582 кг топленого масла; 48 025 кг сахара, 7910 кг меда…»
Понятно, это кондитеры для сладкоежек будут стараться. В Стамбуле сладостей столько, что если все перепробовать в течение года, то, пожалуй, губы слипнутся навсегда. Сахар и мед без счета…
«2825 кг красного винограда; 565 кг сливы; 565 кг зердали; 847 кг миндаля; 1865 кг крахмала, 25,6 кг шафрана; 38,4 кг черного перца; 103 кг репчатого лука, 1440 кг нохута; 282 кг абрикосов; 226 кг гранатового уксуса…»
Приправы ее интересовали мало, это повара знают, сколько перца добавлять в то или иное блюдо. Перчат сильно, у Роксоланы уже внутри побаливало.
Вот интересное…
«2600 баранов, 900 овец; 11 000 курей; 900 гусей, 40 голов крупного рогатого скота, 650 уток, 200 голубей, и 18 000 штук яиц».
Невозможно представить себе эти отары и клетки с гогочущими гусями, кудахчущими курами и беспокойными утками. Но повара знают свое дело, вся птица будет ощипана за пределами города, на его окраине, скот забит там же; на кухни, спешно выстроенные ради праздника, привезут все выпотрошенное и частично разделанное. То-то бродячим псам радость…
Посмотрела список блюд. Чего там только не было!
Да, такой праздник запомнится надолго. Обрезание – очень важный день для любого мусульманина, Баязид давно ждал его. Надо подумать о подарках для шехзаде.
Стамбул прожорлив, как тысяча городов; чтобы его просто накормить, корабли безостановочно подвозят продовольствие, лодки снуют по Золотому Рогу, едва не толкаясь бортами, перетаскивая на берег привезенное, потому что всем не пристать к пристаням, так много этих судов. Гомон в порту не стихает ни днем, ни ночью, как и на скотобойнях, мучных складах, рынках, пекарнях и прочих местах. Чтобы днем Стамбул мог есть и пить, ночью все это должно быть приготовлено.
И это в обычный день, а что же когда большой праздник?
А где его проводить? В Стамбуле и нет свободной площади, чтобы такое устроить. Раньше был дворец на ипподроме и площадь перед ним, именно там проходил предыдущий праздник обрезания шехзаде. Но еще не забыт прежний хозяин дворца Ибрагим-паша, совсем недавно умерла его вдова султанская сестра Хатидже, которую Сулейман любил не меньше своего казненного друга Ибрагима. Ипподром теперь – печальное место.
Где же?
И вдруг нежданное решение Повелителя: в Эдирне! Там большущий дворец, просторно, есть где развернуться. Султану нет дело до того, что тысячам человек придется ехать в Эдирне, что все эти отары нужно перегонять туда же, тащить горы продуктов, которые привозят прямо в Золотой Рог, что так много людей в Эдирне негде разместить, не все же будут жить во дворце. Султану нет до этого дела.
Срок определен – середина ноября, и место тоже. Готовьтесь! Если не получится, как желает Тень Аллаха на Земле, тем хуже для тех, по чьей вине не получилось.
Сотни рабов, двуногих и четырехногих, немедленно впряглись в постромки возов, взвалили корзины на спины лошадей и мулов, нагрузили верблюдов и двинулись в далекий путь. Впереди мчались чавуши – привратники, чтобы на месте посмотреть чего не хватает и можно не везти так далеко.
Собирались и выезжали семьями, особенно те, у кого не было загородных дворцов и домов в Эдирне или рядом; таким предстояло загодя найти место для пребывания или хотя бы ночлега. В Эдирне не поехал шехзаде Мустафа, отговорившись делами в Манисе. Не поехала Хуррем Султан, которая болела, поехали не все паши… Но Повелителя это мало заботило. Он пожелал устроить обрезание младших детей в прежней столице империи, а возможно, самим присутствием там показать королю Фердинанду, что вовсе не считает эту территорию окраиной, и уже одним этим пощекотать нервы соседям.
Михримах и Эсмехан поехали. Все было настолько суматошно, что они даже забыли о произошедшем в Стамбуле, а Михримах решила за это время познакомить Мехмеда и Эсмехан поближе, надеясь, что между ними вспыхнет страсть.
Если Михримах что-то задумала, то лучше это выполнять, потому что все равно своего добьется. Эсмехан отправилась с подругой в Эдирне, впрочем, не одна она, ее мать Шах Султан, как и многие жены пашей, тоже поехала.
Опытный главный евнух Роксоланы Аббас-ага заранее отправил слуг, чтобы подготовили все во дворце Эдирне, несколько возов со всякой всячиной из гарема ушли первыми, а потому добрались до старой столицы легко. Следующие за ними размешивали грязь на дорогах с каждым днем все сильней. Султан забыл, что это не военный поход, когда передвижение в основном верхом, но не возвращать же все обратно в Стамбул.
Да Сулейман и не ведал об этих трудностях, они его не касались. Сказано: праздник пройдет в Эдирне в середине ноября, значит, пройдет, а как доберутся гости – их дело.
Добрались все, просто не рискнули не добраться.
Султан тоже выехал раньше, решив сначала поохотиться в окрестностях, в Эдирне всегда была хорошая охота. Михримах напросилась ехать с отцом верхом и в мужском платье. Эсмехан она уже отправила туда вместе с первыми обозами, понимая, что девушка не выдержит дальнего переезда верхом, а если и выдержит, то в Эдирне будет мало на что годна.
По задумке принцессы, свеженькая и хорошенькая Эсмехан должна встретить измученного дорогой Мехмеда в имении и произвести впечатление именно своей свежестью. Сама Михримах и впрямь ехала в мужском обществе, что породило слухи, что принцесса ходит с отцом в военные походы. Видеть султаншу восседающей на красивой лошади не боком, как все женщины, кто держится в седле, а прямо, одетой в мужское платье, но с яшмаком на лице, было странно, но красивая всадница (кто видел ее красоту под накидкой?) на красивой лошади производили впечатление.
Рустем просто поссорился с Михримах, запрещая ей ехать на Юлдуз.
– Вы же твердили, что текинцы очень выносливы, паша?! И почему шехзаде можно ехать на своих лошадях, а мне нет?
Рустема не смутил бешеный блеск зеленых глаз, он усмехнулся.
– Вы сами ответили на свой вопрос, султанша. Если бы не гоняли Юлдуз тогда, когда ее нужно было поберечь после лечения, то сейчас сидели бы в ее седле. Хотите загубить лошадь?
Не происходи спор при султане, Михримах и слушать бы не стала, но тут пришлось уступить.
– Но на чем же мне ехать? Трястись в карете или взгромоздиться на верблюда?
– Это было неплохо, с высоты верблюжьей спины вам вполне удобно плевать на остальных! – фыркнул паша, не заметив, как старательно прячет в бороду свою улыбку Сулейман. – Я подберу вам коня, а вашу Юлдуз переведут в Эдирне без вас.
– Я сама переведу, – изумилась его командному тону Михримах, – в поводу пойдет.
– Нет!
На Рустема одновременно вскинули глаза и отец, и дочь. Что он себе позволяет?! Но паша остался невозмутим.
– Простите, Повелитель, но султанша не сдержится, и лошадь снова пострадает. Беда не в гибели лошади, а в том, что, замученная, она вас, султанша, возненавидит и рано или поздно сбросит из седла.
– Мне бояться Юлдуз? – осторожно спросила Михримах.
– Нет, но не издевайтесь над ней, это опасно.
– Михримах, Рустем-паша прав. Может, вообще не стоит брать с собой твою красавицу?
– Я дам вас другого, достойного коня, султанша, – примирительно предложил Рустем.
– Но мне нравится эта.
– К вашему возвращению, султанша, Юлдуз залечит ногу и встретит вас с радостью. Не бойтесь, кобыла еще совсем молода, она долго будет в силе. Для текинских лошадей лучший возраст 5–6 лет, а ей всего 2 года.
Михримах пришлось уступить, она отправилась в Эдирне на лошади, предложенной Рустемом. Это был жеребец не текинской породы, но тоже хорош.
Сулейман с удивлением рассказывал Роксолане, как Рустему удалось одержать победу над Михримах.
– Она разумна, Сулейман, просто нужно не уступать. Молодец Рустем-паша!
Рустему помогло еще то, что Михримах была готова уступить в этом, чтобы получить право ехать верхом рядом с братом. Она очень надеялась свести Мехмеда и Эсмехан и решила использовать время в пути, чтобы объяснить шехзаде, какова ее подруга.
Принцессе удалось отправиться в Эдирне с шехзаде, и по пути Михримах все уши прожужжала Мехмеду о том, как хороша собой, умна и ловка Эсмехан.
– Она и верхом ездит не хуже … – не стала говорить «меня», чтобы не лгать откровенно, оглянулась, желая указать на Баязида, но тот сидел в седле крепко, кивнула в сторону другого брата, – Селима. Но Эсмехан только учится. А что будет, когда научится?
– Ничего хорошего, – усмехнулся Мехмед.
– Почему?
– Что хорошего в том, что ты ездишь, как мужчина, или держишь в руках меч? Девушка должна быть нежной и покорной.
– Эсмехан нежная и покорная! Самая покорная из всех, кого я знаю! – бодро заявила Михримах, забыв, что только что утверждала обратное. – Девушку нужно просто влюбить в себя, тогда самая строптивая станет покорной!
Шехзаде рассмеялся.
– Ты-то откуда знаешь?
– Я? Знаю, и все тут.
Михримах совсем не устраивало то, что Мехмед уводил разговор в сторону. При этом она попросту забывала, что кроме Мехмеда есть сама Эсмехан, по-прежнему влюбленная в Мустафу. Принцесса решила, что Эсмехан должна влюбиться в ее брата, и шла напролом.
Но теперь она действовала не только по собственной инициативе.
Решающим оказался разговор с матерью, состоявшийся перед отъездом. Роксолана не удивилась.
– Михримах, это чья мысль – твоя или Мехмеда?
– Братец и не догадывается.
– Ну, положим, догадывается…
– Откуда вы знаете, матушка?
– Я уже говорила с ним об этом.
– Вы? Почему?
– На ком же шехзаде жениться, как не на дочери Великого визиря, каким только что стал Лютфи-паша?
– Валиде, отец Эсмехан Султан стал Великим визирем, потому что вы решили взять его дочь в жены Мехмеду или Эсмехан вдруг стала хороша из-за отца?
Роксолана усмехнулась, дочь быстро соображает, плохо, что не умеет держать язык за зубами, выдает свои мысли. Нужно научить ее думать молча.
– Конечно, главная проблема не в этом. Шах Султан очень хочется породниться с Махидевран. Если бы Мустафа не уехал в Манису, она постаралась бы сделать это. Сын Мустафы и Эсмехан будет дважды потомком Хайфсы Айше, тогда за Мустафой встанут все сестры султана. Этому нужно было помешать. Я дала понять Шах Султан, что буду рада, если ее дочь станет женой моего сына, и что настоящий наследник престола – Мехмед, именно он старший шехзаде, рожденный, когда ваш отец уже был султаном. Шах Султан одобрила мое предложение.
– А как же Мустафа?
– Ты о троне или об Эсмехан?
– Об Эсмехан. Она влюблена в Мустафу.
– Я знаю. – Глаза Роксоланы смотрели спокойно и твердо. – Но мне совсем ни к чему такой брак. Или ты считаешь, что Мехмед хуже?
– Нет-нет, что вы! Напротив, я не могла понять, почему она предпочитает Мустафу, когда рядом Мехмед!
– Вот и помоги подруге понять, что твой брат лучше, чтобы и мысли выбросила о Мустафе.
Михримах вдруг сообразила:
– Валиде, это вы сделали так, чтобы праздник состоялся в Эдирне, а шехзаде Мустафа вернулся в Манису?
– Разве так хуже?
– Нет… Но как же Повелитель?
– Это было не так сложно. Я просто напомнила, что тянуть с праздником обрезания Баязида уже нельзя, его женить скоро и что в Стамбуле просто нет подходящего места, пока не забыты события, связанные с ипподромом, казнью Ибрагима-паши и смертью Хатидже Султан.
Михримах смотрела на мать и думала о том, кто же в действительности управляет империей. Нет, Роксолана не вмешивалась в военные дела султана, но нити всех остальных крепко держала в своих маленьких ручках.
Дочь возвращалась к себе, пытаясь осознать величие своей матери. Вот как должна поступать мудрая женщина; султанша даже в Эдирне не едет, отговорившись недугом, но, лишь поняв опасность объединения сестер Повелителя со своей многолетней соперницей, повернула все так ловко, что никто ни о чем не догадался.
Да, самое удобное место для праздников в Стамбуле – ипподром, там проводили свои гуляния еще византийцы, там же состоялись свадьба Хатидже и Ибрагима, праздник обрезания Мустафы, Мехмеда и Селима и еще многое другое.
Во время бунта янычар дворец Ибрагима-паши на площади был сожжен, Хатидже тогда с трудом удалось бежать; потом его восстановили, но после казни Ибрагима-паши огромное здание практически пустовало. А в прошлом году умерла и Хатидже Султан. Как-то неловко устраивать большой праздник там, вот Роксолана и намекнула, что его можно перенести в Эдирне…
Читать бесплатно другие книги:
