Битва королей Мартин Джордж

У Мизинца и на это был готов ответ:

— Шлюхи любят посплетничать, а я как раз владею парой борделей. Варис тоже, без сомнения, сумеет посеять слухи в пивных и харчевнях.

— Где он, к слову сказать? — нахмурилась Серсея.

— Я сам желал бы это знать, ваше величество.

— Паук ткет свою тайную паутину днем и ночью, — зловеще сказал великий мейстер. — Я не доверяю ему, милорды.

— А он о вас отзывается хорошо. — Тирион слез со стула. Он-то знал, чем занят евнух, но остальным советникам знать это было не обязательно. — Прошу извинить, милорды, — меня ждут другие дела.

— Дела короля? — сразу насторожилась Серсея.

— Вам нет нужды о них беспокоиться.

— Об этом мне судить.

— Хочешь испортить мне сюрприз? Я готовлю Джоффри подарок — цепочку.

— На что ему твоя цепочка? У него их и так больше, чем нужно, и золотых, и серебряных. Если ты возомнил, что сможешь купить его любовь своими подарками…

— О, я уверен, что король и без того меня любит, как и я его. Я думаю также, что моя цепь однажды станет ему дороже всех остальных. — Тирион откланялся и вразвалку пошел к двери.

Бронн ждал у дверей зала совета, чтобы проводить его обратно в башню Десницы.

— Кузнецы ожидают твоего появления в твоей приемной, — сказал наемник, когда они шли через двор.

— Ожидают моего появления. Очень мило сказано, Бронн. Скоро ты станешь настоящим придворным — чего доброго, и колени начнешь преклонять.

— Не пошел бы ты, карлик.

— Охотно пошел бы — только к Шае. — Леди Танда весело махала Тириону с вершины лестницы. Он сделал вид, что не замечает ее, и прибавил шагу. — Позаботься, чтобы мне приготовили носилки. Я отправлюсь со двора, как только закончу с этим делом. — Двое Лунных Братьев несли караул у двери в башню. Тирион приветливо поздоровался с ними и скорчил гримасу, начиная взбираться по лестнице. От долгого подъема к опочивальне у него болели ноги.

Его двенадцатилетний оруженосец раскладывал одежду на кровати. Подрик Пейн был до того застенчив, что старался все делать исподтишка. Тирион не мог отделаться от подозрения, что отец навязал ему этого парня в насмешку.

— Ваш убор, милорд, — пробормотал мальчик, когда Тирион вошел. Смотрел он при этом на свои сапоги. Под, даже если выдавливал из себя какие-то слова, в глаза никогда не глядел. — Для приема. И цепь десницы.

— Хорошо. Помоги мне одеться. — Черный бархатный колет был усажен золотыми заклепками в виде львов, цепь состояла из массивных золотых рук, каждая из которых сжимала запястье другой. Под принес багровый шелковый плащ с золотой каймой, скроенный по росту Тириона — на обычном человеке он выглядел бы как пелерина.

Личная приемная десницы была не столь велика, как королевская, и, уж конечно, не могла сравниться с тронным залом, но Тириону нравились мирийские ковры, драпировки на стенах и ощущение уюта. Стюард у входа возгласил:

— Тирион Ланнистер, десница короля. — Карлику и это понравилось. Кузнецы, оружейники и скобяные торговцы, созванные Бронном, опустились на колени.

Он взгромоздился на высокое сиденье под круглым золотистым окном и велел им встать.

— Я знаю, что вы народ занятой, поэтому буду краток. Под, будь любезен. — Мальчик подал ему холщовый мешок. Тирион развязал его, перевернул, и содержимое с глухим лязгом вывалилось на ковер. — Их мне сделали в кузнице замка, и мне нужна еще тысяча точно таких же.

Один из кузнецов, снова опустившись на колени, осмотрел три громадных цепных звена, скрепленных вместе.

— Крепкая цепь.

— Крепкая, но короткая. Вроде меня. Надо ее удлинить. Как твое имя?

— Меня кличут Железным Брюхом, милорд. — Кузнец, коренастый и плечистый, в простом наряде из кожи и шерсти, имел ручищи толщиной с бычью шею.

— Я хочу, чтобы все кузни в Королевской Гавани ковали такие звенья и сращивали их. Всю прочую работу следует отставить. Пусть каждый человек, умеющий обращаться с железом, займется этим, будь он мастер, подмастерье или ученик. Проезжая по Стальной улице, я хочу слышать звон молотков и днем, и ночью. И мне нужен сильный человек, который надзирал бы за этой работой. Согласен ты взяться за такое дело, мастер Железное Брюхо?

— Пожалуй, да, милорд, — но как быть с мечами и кольчугами, которые требует королева?

— Ее величество приказали, — подхватил другой кузнец, — ковать в большом количестве кольчуги и доспехи, мечи, кинжалы и топоры — для вооружения новых золотых плащей, милорд.

— Это все подождет, сначала цепь.

— Прощения просим, милорд, но королева сказала, что тем, кто не представит работу в назначенном количестве, раздробят руки молотом — на собственной наковальне, милорд.

Добрая Серсея — она всегда старается завоевать любовь народа.

— Руки никому не раздробят — даю вам слово.

— Железо нынче вздорожало, — заметил Железное Брюхо, — а для такой цепи его понадобится много, и угля тоже.

— Лорд Бейлиш даст вам денег сколько нужно, — пообещал Тирион. Он надеялся, что уж в этом-то Мизинец ему не откажет. — И я прикажу городской страже разыскивать для вас железо. Расплавьте все подковы в этом городе, если будет нужда.

Вперед вышел пожилой человек в богатом камчатном камзоле с серебряными застежками и плаще на лисьем меху. Став на колени, он изучил образцы звеньев и объявил:

— Милорд, это грубая работа, не требующая мастерства. Она впору тем, кто гнет подковы и кует котлы, но я, с позволения вашей милости, мастер-оружейник. Это работа не для меня и не для моих братьев по цеху. Мы куем мечи звонкие, как песня, и доспехи под стать богам, а не это.

Тирион наклонил голову, вперив в него свои разномастные глаза.

— Как зовут тебя, мастер-оружейник?

— Саллореон, милорд. И если десница дозволит, я почту за честь сковать ему доспехи, подобающие его дому и высокому посту. — Кое-кто из кузнецов усмехнулся, но Саллореон продолжал как ни в чем не бывало: — Панцирь и чешую, как мне думается. Чешуя с позолотой яркой, как солнце, панцирь покроем багряной ланнистерской эмалью. Для шлема я предложил бы голову демона с длинными золотыми рогами. Когда вы выйдете в бой, враг в ужасе побежит.

«Голова демона, — скорбно подумал Тирион. — Хорошего же они обо мне мнения».

— Мастер Саллореон, все свои грядущие битвы я намерен вести вот на этом стуле. Мне нужна цепь, а не демонские рога. Поэтому позволь сказать тебе вот что: либо ты будешь ковать цепь, либо носить ее. Выбор за тобой. — Он встал и удалился, не оглядываясь.

Бронн ждал его у ворот с носилками и конным эскортом Черноухих.

— Ты знаешь, куда ехать, — сказал ему Тирион и позволил себя подсадить. Он делал все, что мог, чтобы накормить этот голодный город: поставил несколько сотен плотников на постройку рыбачьих лодок вместо катапульт, открыл Королевский Лес для всех, у кого достанет смелости пересечь реку, послал золотых плащей промышлять съестное на юг и на запад — но в городе его по-прежнему встречали обвиняющими взорами. Крытые носилки защищали его от них и давали время поразмыслить.

Медленно следуя по извилистой Дороге Тени у подножия холма Эйегона, Тирион думал об утренних событиях. Сестра, охваченная гневом, не разглядела истинного значения письма Станниса Баратеона. Его обвинения без доказательств ничего не стоят: главное то, что он именует себя королем. Как-то теперь поступит Ренли? Не могут же они оба сесть на Железный Трон.

Тирион приоткрыл немного занавеску и выглянул наружу. Черноухие ехали по обе стороны от него в своих жутких ожерельях. Бронн впереди расчищал путь. Прохожие смотрели на них, и Тирион играл сам с собой, стараясь различить среди них осведомителей. Те, у которых наиболее подозрительный вид, скорее всего невинны — а невинных следует остерегаться.

Место, куда он направлялся, находилось за холмом Рейенис, и на улицах было людно, поэтому на дорогу ушел добрый час. Тирион подремывал, но проснулся, когда носилки остановились, протер глаза и вышел, опершись на руку Бронна.

Дом был в два этажа, внизу каменный, вверху деревянный. В одном его углу торчала круглая башенка. Стекла во многих окнах были цветные. Над дверью покачивался красивый фонарь в виде шара из позолоченного металла и алого стекла.

— Бордель, — сказал Бронн. — Зачем мы сюда явились?

— Зачем, по-твоему, люди посещают такие места?

— Тебе Шаи мало? — засмеялся наемник.

— Для походных утех она неплоха, но мы больше не на биваке. У маленьких мужчин большой аппетит, а здешние девки, как мне сказали, достойны самого короля.

— Разве он уже дорос для таких дел?

— Речь не о Джоффри. О Роберте. Это был его излюбленный дом. — (Впрочем, и Джоффри, быть может, в самом деле уже дорос. Об этом стоит подумать.) — Если ты и Черноухие захотите поразвлечься, валяйте, но у Катаи девушки дорогие. На этой улице есть дома подешевле. Оставь здесь одного человека, чтобы он знал, где найти других, когда я пожелаю вернуться.

— Будет сделано, — кивнул Бронн. Черноухие заухмылялись.

Внутри Тириона встретила высокая женщина в развевающихся шелках, с черной кожей и глазами цвета сандалового дерева.

— Катая, — с низким поклоном назвалась она. — А ваша милость…

— Обойдемся без имен — они опасны. — Здесь пахло диковинными специями, а мозаика на полу изображала двух женщин, сплетенных в любовном объятии. — У тебя тут красиво.

— Это плод моих долгих трудов. Рада, что деснице у нас понравилось. — Голос ее, похожий на текучий янтарь, играл переливами Летних островов.

— Титулы могут быть не менее опасны, чем имена. Покажи мне своих девушек.

— С великой радостью. Вы найдете, что они столь же нежны, как и прекрасны, и искушены во всех искусствах любви. — Она сделала грациозный жест рукой, и Тирион последовал за ней со всем достоинством, которое позволяли его ноги — вдвое короче, чем у нее.

За резным мирийским экраном с изображениями цветов и задумчивых дев, позволяющим наблюдателю оставаться невидимым, располагалась общая комната. Старик наигрывал на свирели что-то веселое. В алькове пьяный тирошиец с пурпурной бородой, развалясь на подушках, держал на коленях женщину. Он расшнуровал ей корсаж и поливал груди вином из чаши, а потом слизывал. Еще две девицы играли в плашки у цветного окна — одна конопатенькая с голубым веночком в медовых волосах, другая с кожей черной и гладкой, как темный янтарь, большими глазами и маленькими острыми грудками. Их просторные шелка придерживались на талии бисерными поясками. Сквозь тонкую ткань на солнце, льющемся через цветные стекла, просвечивали их юные тела. Тирион ощутил трепет возбуждения.

— Осмелюсь предложить вам темнокожую, — сказала Катая.

— Она совсем еще ребенок.

— Ей шестнадцать, милорд.

«В самый раз для Джоффри», — подумал Тирион, вспомнив слова Бронна. Его, Тириона, первая женщина была еще моложе. Какой застенчивой казалась она, когда впервые сняла через голову платье. Длинные темные волосы и голубые глаза, где впору утонуть — он и утонул. Как давно это было… экий ты дурак, карлик.

— Эта девушка родом с твоих земель?

— В ней течет летняя кровь, милорд, но родилась моя дочь здесь, в Королевской Гавани. — Должно быть, он не сдержал своего удивления, и Катая сказала: — У нас женщине не зазорно быть в доме мягких подушек. На Летних островах высоко ценят тех, кто способен доставить удовольствие в любви. Многие знатные юноши и девы посвящают такому служению несколько лет после своего созревания, угождая этим богам.

— При чем же здесь боги?

— Боги создали не только наши души, но и тела — разве не так? Они дали нам голоса, чтобы мы возносили им молитвы. Они дали нам руки, чтобы мы строили им храмы. Они вдохнули в нас желание, чтобы мы и этим способом поклонялись им.

— Не забыть сказать об этом верховному септону. Если бы я мог молиться своим мужским естеством, я был бы гораздо набожнее. С радостью принимаю твое предложение.

— Сейчас позову дочь. Пойдемте.

Девушка встретила его у подножия лестницы. Она была выше Шаи, хотя и не такая высокая, как мать. Ей пришлось стать на колени, чтобы Тирион мог поцеловать ее.

— Меня зовут Алаяйя, — сказала она с легкой тенью материнского акцента. — Идемте, милорд. — Держа его за руку, она поднялась на два пролета вверх и пошла по длинному коридору. Из-за одной двери слышались стоны и крики, из-за другой — смешки и шепот. Член Тириона готов был выпрыгнуть наружу. «Не опозориться бы», — подумал он, поднимаясь с Алаяйей на башенку. Дверь наверху была только одна. Алаяйя ввела его внутрь и закрыла ее. Он увидел большую кровать под балдахином, высокий шкаф с резными любовными сценами и узкое окно, застекленное красными и желтыми ромбами.

— Ты очень красива, Алаяйя, — сказал Тирион. — Само совершенство с головы до пят. Но сейчас меня более всего занимает твой язычок.

— Милорд сам убедится, что мой язычок хорошо выдрессирован. Меня с малых лет учили, когда пускать его в ход, а когда нет.

— Вот и хорошо, — улыбнулся он. — Ну, так что же мы с тобой будем делать? Есть у тебя какие-нибудь предложения?

— Есть. Если милорд откроет шкаф, он найдет там то, что ищет.

Тирион поцеловал ей руку и забрался в пустой шкаф. Алаяйя закрыла за ним дверцы. Он нащупал заднюю стенку и сдвинул ее вбок. За ней было черным-черно, но скоро он нашарил железную перекладину лестницы. Взявшись за нее и найдя ногой нижнюю, он стал спускаться. Где-то гораздо ниже улицы лестница кончилась, и открылся земляной туннель. Там Тириона ждал Варис со свечой в руке.

Евнух был сам на себя не похож. Лицо в шрамах, черная щетина, остроконечный шлем, кольчуга поверх вареной кожи, кинжал и короткий меч у пояса.

— Надеюсь, Катая была любезна с милордом?

— Даже слишком. Ты уверен, что на нее можно положиться?

— Я ни в чем не уверен в этом суетном и предательском мире, милорд. Но у Катаи нет причин любить королеву, и она знает, что от Аллара Дима избавилась благодаря вам. Пойдемте? — И Варис двинулся по подземному ходу.

У него даже походка стала другая, заметил Тирион, и пахнет от него не лавандой, а кислым вином и чесноком.

— Мне нравится твой новый наряд.

— Моя работа не позволяет мне разъезжать по улицам с отрядом рыцарей. Поэтому, покидая замок, я принимаю подходящий к случаю облик и тем сохраняю свою жизнь, чтобы и далее служить вам.

— Кожа тебе к лицу. Тебе следовало бы явиться в таком виде на следующее заседание совета.

— Ваша сестра не одобрила бы этого, милорд.

— Она намочила бы себе юбки. — Тирион улыбнулся в темноте. — Я не заметил, чтобы ее шпионы следили за мной.

— Рад это слышать, милорд. Некоторые из людей вашей сестры служат также и мне, — без ее ведома. Я был бы огорчен, если бы они позволили себя заметить.

— Я тоже буду огорчен, если окажется, что я лазал по шкафам и страдал от неудовлетворенной похоти понапрасну.

— Отчего же понапрасну. Пусть знают, что вы здесь. Вряд ли у кого-нибудь хватит смелости прийти к Катае под видом клиентов, но осторожность никогда не помешает.

— Как это вышло, что в борделе имеется потайной ход?

— Он был вырыт для другого десницы, которому честь не позволяла посещать такой дом открыто. Катая строго хранит тайну этого хода.

— Однако ты о нем знаешь.

— Маленькие пташки летают даже под землей. Осторожно, здесь крутые ступеньки.

Они вылезли в люк и оказались на конюшне, примерно в трех кварталах от холма Рейенис. Когда Тирион захлопнул дверцу, в стойле заржала лошадь. Варис задул свечу, прилепив ее к балке, и Тирион огляделся. В конюшне стояли три лошади и мул. Подойдя к лысому мерину, Тирион посмотрел на его зубы.

— Старикан — и мне сдается, у него одышка.

— На таком, понятно, в битву не поскачешь — но ехать можно, и внимания он не привлекает. Как и другие. А конюхи, кроме них, ничего не замечают. — Евнух снял с колышка плащ — грубошерстный, выцветший, потертый и очень большой. — Позвольте-ка. — Он накинул плащ на плечи Тириону, укутав его с головы до ног, и нахлобучил на голову капюшон. — Люди видят то, что ожидают увидеть, — сказал он, расправляя складки. — Карлики встречаются далеко не так часто, как дети, поэтому они увидят ребенка… Мальчика в старом отцовском плаще, которого отец послал куда-то по делу. Но еще лучше, если вы будете приходить сюда ночью.

— Впоследствии я так и предполагаю поступать, но сегодня Шая ждет меня. — Он поселил ее в доме с высокой оградой в северо-восточном углу Королевской Гавани, недалеко от моря, но не осмеливался посещать ее там из страха, что его выследят.

— Которую из лошадей вы возьмете?

— Да хоть бы и эту, — пожал плечами Тирион.

— Сейчас оседлаю. — Варис снял с другого колышка уздечку и седло.

Тирион в тяжелом плаще беспокойно топтался на месте.

— Ты пропустил весьма интересное заседание. Станнис короновал сам себя.

— Я знаю.

— Он обвиняет моих брата и сестру в кровосмешении. Хотел бы я знать, как это пришло ему в голову?

— Вероятно, он прочел книгу и обратил внимание на цвет волос одного из бастардов, как Нед Старк, а до него Джон Аррен. Возможно и то, что кто-то нашептал ему об этом. — Смех евнуха в отличие от его обычного хихиканья прозвучал низко и гортанно.

— Кто-то вроде тебя?

— Какое подозрение! Это был не я.

— Будь это ты, ты все равно бы не признался.

— Верно. Но зачем бы я стал выдавать секрет, который хранил столь долго? Можно обмануть короля, но от сверчка в тростнике и пташки в каминной трубе не укроешься. Да и бастарды были у всех на виду.

— Бастарды Роберта? Что же в них такого особенного?

— У него их было восемь, насколько мне известно, — сказал Варис, возясь с седлом. — Матери у них были рыжие и златокудрые, каштановые и русые, но детишки все получились черные, как воронята… и, как вороны, предвещали беду. Стоило посмотреть на Джоффри, Мирцеллу и Томмена, вышедших из чрева вашей сестры золотистыми, как солнышко, чтобы заподозрить неладное.

Тирион покачал головой. Если бы она хоть одного ребенка родила от мужа, этого хватило бы, чтобы развеять все подозрения… но тогда она не была бы Серсеей.

— Если этим шептуном был не ты, то кто же?

— Какой-нибудь предатель. — Варис затянул подпругу.

— Мизинец?

— Имен я не называл.

Тирион позволил евнуху подсадить его в седло.

— Лорд Варис, — сказал он сверху, — порой мне кажется, что вы лучший мой друг в Королевской Гавани, а порой — что вы худший мой враг.

— Как странно. Вы у меня вызываете такие же чувства.

Бран

Он открыл глаза задолго до того, как бледные пальцы рассвета просунулись сквозь его ставни.

В Винтерфелл на праздник урожая съехались гости. Утром они будут состязаться, наскакивая с копьями на кинтаны во дворе. Когда-то он не находил бы себе места от волнения, предвкушая такое событие, но то было раньше.

Теперь все иначе. Уолдеры будут ломать копья вместе с оруженосцами из свиты лорда Мандерли, но Бран не примет в этом участия. Он будет сидеть в отцовской горнице и изображать из себя принца.

«Слушай и учись быть лордом», — сказал ему мейстер Лювин.

Бран не просил, чтобы его делали принцем. Он всегда мечтал стать рыцарем, мечтал о блестящих доспехах, реющих знаменах, копье и мече, о боевом скакуне под собой. Почему он должен проводить свои дни, слушая, как старики толкуют о вещах, которые он понимает только наполовину? Потому что ты сломанный, напомнил ему голос внутри. Лорд на своем мягком стуле может быть калекой — Уолдеры говорят, их дед такой слабый, что его всюду носят в паланкине, — а вот рыцарю на боевом коне нужна сила. К тому же его долг стать настоящим лордом. «Ты наследник своего брата и Старк из Винтерфелла», — сказал сир Родрик и напомнил Брану, что Робб тоже принимал отцовских знаменосцев.

Лорд Виман Мандерли прибыл из Белой Гавани два дня назад — сначала он ехал на барже, потом в носилках, ибо для верховой езды был слишком толст. Его сопровождала большая свита: рыцари, оруженосцы, более мелкие лорды и леди, герольды, музыканты и даже один жонглер — под знаменами и в камзолах ста разных цветов. Бран приветствовал их в Винтерфелле с высокого каменного сиденья своего отца, чьи подлокотники были изваяны в виде лютоволков, и сир Родрик после сказал, что он молодец. Если бы на этом все и кончилось, Бран не имел бы ничего против, но это было только начало.

«Праздник — хороший предлог, — объяснял ему сир Родрик, — но человек не стал бы ехать за сто лиг лишь ради кусочка утки и глотка вина. Такой путь может совершить только тот, кто имеет к нам важное дело».

Бран смотрел в неровный каменный потолок у себя над головой. Робб, конечно, сказал бы ему «не будь ребенком». Бран прямо-таки слышал его и их лорда-отца. «Зима близко, Бран, а ты уже почти взрослый. Исполняй свой долг».

Когда ввалился Ходор, улыбаясь и напевая что-то не в лад, Бран уже покорился своей участи. Ходор помог ему умыться и причесаться.

— Сегодня белый шерстяной дублет, — распорядился Бран. — И серебряную пряжку. Сир Родрик хочет, чтобы я был похож на лорда. — Бран по мере возможности предпочитал одеваться сам, но некоторые задачи — как натягивание бриджей и завязывание башмаков — его раздражали. С Ходором получалось быстрее. Когда ему показывали, как делать то или иное, он управлялся с этим очень ловко, и руки у него при всей его силище были ласковые.

— Могу поспорить, из тебя тоже получился бы рыцарь, — сказал ему Бран. — Если бы боги не отняли у тебя разум, ты стал бы великим рыцарем.

— Ходор? — заморгал тот невинными, ничего не понимающими карими глазами.

— Да. — Бран показал на него. — Ходор.

У двери висела крепкая корзина из кожи и прутьев, с отверстиями для ног. Ходор продел руки в лямки, затянул на груди ремень и стал на колени перед кроватью. Бран, держась за вбитые в стену брусья, продел в дыры свои неживые ноги.

— Ходор, — сказал конюх и встал. В нем было около семи футов росту, и Бран у него на спине чуть ли не стукался головой о потолок. Мальчик пригнулся, когда они вышли в дверь. Однажды Ходор, унюхав запах свежего хлеба, припустил на кухню бегом, и Бран приложился так, что мейстеру Лювину пришлось зашивать ему голову. Миккен дал ему из оружейни старый ржавый шлем без забрала, но Бран старался не надевать его. Уолдеры смеялись, когда видели его в шлеме.

Он держался за плечи Ходора, пока они спускались по винтовой лестнице. Снаружи уже топотали кони и бряцали мечи — сладкая музыка. «Я только погляжу, — сказал себе Бран. — Взгляну разочек, и все».

Лорды из Белой Гавани со своими рыцарями и латниками появятся позже. Сейчас двор принадлежал их оруженосцам в возрасте от десяти до сорока лет. Брану так захотелось быть среди них, что даже в животе заныло.

На дворе поставили две кинтаны — столбы с крутящейся перекладиной, имеющей на одном конце щит, а на другом тряпичную палицу. На щитах, раскрашенных в красные и золотые цвета, были коряво намалеваны львы Ланнистеров, уже порядком пострадавшие от первых ударов.

При виде Брана в корзине те, кто его еще не знал, вытаращили глаза, но он уже научился не обращать на это внимания. По крайней мере со спины Ходора ему все было видно — ведь он возвышался над всеми. Уолдеры как раз садились на коней. Они привезли из Близнецов красивые доспехи, блестящие серебряные панцири с голубой эмалевой гравировкой. Гребень шлема Уолдера Большого был сделан в виде замка, со шлема Уолдера Малого струился плюмаж из голубого и серого шелка. Щиты и камзолы у них тоже были разные. Уолдер Малый сочетал двойные башни Фреев с ощетинившимся вепрем дома своей бабки Кракехолл и пахарем дома своей матери, Дарри. Уолдер Большой имел на щите усаженное воронами дерево дома Блэквудов и сдвоенных змей Пэгов. «Как они жадны до почестей, — подумал Бран, глядя, как они берут копья. — А вот Старкам, кроме лютоволка, ничего не нужно».

Их серые в яблоках кони были быстры, сильны и прекрасно вышколены. Бок о бок Уолдеры поскакали к кинтанам. Оба попали в щит и пронеслись мимо, прежде чем палицы успели задеть их. Удар Уолдера Малого был сильнее, но Брану показалось, что Уолдер Большой лучше сидит на коне. Он отдал бы обе свои бесполезные ноги, чтобы выехать против любого из них.

Уолдер Малый, отбросив расщепившееся копье, увидел Брана и натянул поводья.

— Неважнецкий у тебя конь.

— Ходор не конь, — сказал Бран.

— Ходор, — сказал Ходор.

Уолдер Большой тоже подъехал к ним:

— У коня ума больше, это уж точно.

Мальчишки из Белой Гавани стали толкать друг дружку локтями и пересмеиваться.

— Ходор. — Парень смотрел на обоих Фреев с добродушной улыбкой, не зная, что над ним смеются. — Ходор! Ходор!

Конь Уолдера Малого заржал.

— Гляди-ка, они разговаривают. Может, «ходор» по-лошадиному значит «я тебя люблю»?

— А ну заткнись, Фрей. — Бран почувствовал, что краснеет.

Уолдер Малый пришпорил коня и толкнул им Ходора.

— А если не заткнусь, тогда что?

— Он натравит на тебя своего волка, кузен, — предостерег Уолдер Большой.

— Ну и пусть. Я всегда хотел иметь волчий плащ.

— Лето тебе башку оторвет, — сказал Бран.

Уолдер Малый стукнул себя кольчужным кулаком по груди:

— У него что, зубы стальные? Где уж ему прокусить панцирь и кольчугу!

— Довольно! — прогремел, перекрывая шум во дворе, голос мейстера Лювина. Неясно было, что мейстер успел услышать, но то, что он слышал, явно рассердило его. — Я не потерплю больше этих глупых угроз. Так-то ты ведешь себя в Близнецах, Уолдер Фрей?

— Да, если хочу. — Уолдер Малый смотрел сверху на Лювина угрюмо, словно говоря: ты всего лишь мейстер, и не тебе укорять Фрея с Переправы!

— Так вот, воспитанники леди Старк так себя в Винтерфелле не ведут. С чего все началось? — Мейстер посмотрел на всех по очереди. — Ну-ка говорите, не то…

— Мы шутили над Ходором, — сознался Уолдер Большой. — Я сожалею, если мы обидели принца Брана. Мы только посмеяться хотели. — У этого хотя бы хватило совести устыдиться, а Уолдер Малый только надулся.

— Ну да, я шутил, только и всего, — заявил он.

Бран видел сверху, что лысина мейстера побагровела, — он, как видно, рассердился еще пуще.

— Хороший лорд защищает и утешает слабых и убогих, — сказал он Фреям. — Я не позволю вам делать Ходора мишенью своих жестоких шуток, слышите? Он хороший, добрый парень, работящий и послушный — это больше, чем можно сказать о любом из вас. — Мейстер погрозил пальцем Уолдеру Малому. — А ты держись подальше от богорощи и от волков, не то ответишь. — Хлопая длинными рукавами, он отошел на несколько шагов и оглянулся. — Пойдем, Бран. Лорд Виман ждет.

— Ходор, ступай за мейстером, — скомандовал Бран.

— Ходор, — ответил тот и широкими шагами устремился за Лювином по лестнице Большого замка. Мейстер придержал дверь, и Бран низко пригнулся, держась за шею Ходора.

— Уолдеры… — начал он.

— Не желаю больше слышать об этом, — бросил усталый и раздраженный мейстер. — Ты прав, что вступился за Ходора, но тебе вообще не следовало там быть. Сир Родрик и лорд Виман успели позавтракать, дожидаясь тебя. Я должен сам бегать за тобой, как за малым ребенком?

— Нет, — устыдился Бран. — Я сожалею. Я только хотел…

— Я знаю, чего ты хотел, — немного смягчился Лювин. — Ладно — дело прошлое. Не хочешь ли о чем-нибудь спросить меня перед началом беседы?

— Мы будем говорить о войне?

— Ты вообще говорить не будешь. Тебе пока еще восемь лет…

— Скоро девять.

— Восемь, — твердо повторил мейстер. — Скажешь что полагается — и молчи, пока сир Родрик и лорд Виман тебя не спросят.

— Хорошо, — кивнул Бран.

— Я не скажу сиру Родрику, что произошло между тобой и Фреями.

— Спасибо.

Брана водрузили на дубовое отцовское кресло с зелеными бархатными подушками у длинного стола на козлах. Сир Родрик сидел по правую его руку, а мейстер Лювин — по левую, с перьями, чернильницей и листом чистого пергамента. Бран провел рукой по грубой поверхности стола и попросил у лорда Вимана прощения за опоздание.

— Принцы не опаздывают, — приветливо ответил тот. — Это другие приходят раньше, чем нужно, вот и все. — Виман Мандерли раскатился громовым смехом. Неудивительно, что он не мог ездить верхом, — на вид он весил больше иного коня, а его многоречивость не уступала толщине. Он начал с того, что попросил Винтерфелл утвердить новых таможенников, назначенных им в Белой Гавани. Старые придерживали серебро для Королевской Гавани, вместо того чтобы платить новому Королю Севера.

— Королю Роббу надо также чеканить свою монету, — заявил лорд, — и в Белой Гавани для этого самое место. — Он предложил, что сам займется этим делом, если король дозволит, и начал рассказывать о том, как укрепил оборону порта, называя цену каждого улучшения.

Кроме чеканки монеты, лорд Мандерли предложил построить Роббу военный флот.

— У нас уже несколько веков нет своих сил на море, с тех пор как Брандон Поджигатель предал огню корабли своего отца. Дайте мне золота, и через год я представлю вам достаточно галей, чтобы взять и Драконий Камень, и Королевскую Гавань.

Разговор о военных кораблях заинтересовал Брана. Если бы его спросили, он бы ответил, что затея лорда Вимана показалась ему великолепной. Он уже видел эти корабли в своем воображении. Хотел бы он знать, может ли калека командовать одной из таких галей? Сир Родрик пообещал отослать предложение Вимана на рассмотрение Роббу, а мейстер Лювин сделал запись на пергаменте.

Настал полдень. Мейстер Лювин послал Рябого Тома на кухню, и они пообедали прямо в горнице сыром, каплунами и черным овсяным хлебом. Лорд Виман, терзая птицу толстыми пальцами, учтиво осведомился о леди Хорнвуд, своей кузине.

— Вы ведь знаете, она урожденная Мандерли. Быть может, когда ее горе утихнет, она снова захочет стать Мандерли, а? — Он оторвал зубами кусок крыла и широко улыбнулся. — Я, со своей стороны, уже восемь лет как вдовею. Давно пора взять другую жену, вы не находите, милорды? Одному плохо. — Бросив кость на пол, он взялся за ножку. — А если леди предпочитает мужчину помоложе, так мой Вендел тоже не женат. Теперь он на юге, сопровождает леди Кейтилин, но уж верно захочет жениться, когда вернется. Он храбрый парень и веселый — как раз такой, который снова научит ее смеяться, а? — Он утер жирный подбородок рукавом камзола.

Бран слышал, как звенит сталь под окнами. Брачные дела его не занимали — ему хотелось во двор.

Лорд подождал, когда уберут со стола, и заговорил о письме, полученном им от лорда Тайвина Ланнистера, взявшего в плен на Зеленом Зубце его старшего сына сира Вилиса.

— Он предлагает вернуть его мне без всякого выкупа, если я отзову своих людей из войска его величества и дам клятву не воевать больше.

— Вы, конечно же, откажете ему? — сказал сир Родрик.

— На этот счет не опасайтесь. У короля Робба нет более преданного слуги, чем Виман Мандерли. Однако мне очень не хотелось бы, чтобы мой сын томился в Харренхолле больше, чем нужно. Это дурное место. Проклятое, так говорят люди. Не то чтобы я верил этим басням — однако поглядите, что случилось с Яносом Слинтом. Королева сделала его лордом Харренхолла, а ее брат тут же сместил. И отослал, говорят, на Стену. Хорошо бы поскорее устроить размен пленными. Я ведь знаю, Вилису неохота сидеть без дела, пока война идет. Он храбр, мой сын, и свиреп, как мастифф.

У Брана уже ныли плечи от сидения на одном месте, но тут беседа подошла к концу. Когда Бран ужинал, рог возвестил о прибытии еще одной гостьи — леди Донеллы Хорнвуд. С ней не было рыцарей и вассалов — только шестеро усталых латников в пыльных оранжевых камзолах, украшенных головами лося.

— Мы бесконечно сожалеем о ваших потерях, миледи, — сказал ей Бран, когда она пришла поздороваться с ним. Лорд Хорнвуд погиб в битве на Зеленом Зубце, их единственный сын пал в Шепчущем Лесу. — Винтерфелл не забудет этого.

— Я рада. — Она была бледная, изможденная, совсем убитая горем. — Я очень устала, милорд, и буду благодарна, если вы позволите мне отдохнуть.

— Разумеется, — сказал сир Родрик. — Поговорить мы и завтра успеем.

Страницы: «« « ... 89101112131415 » ... »»