Хиромантия. Тайные линии судьбы Дебарроль Адольф
Если жесткая рука лопатообразна, она, если возможно, сделается еще деятельнее. Остроконечная также будет деятельна, если она жестка; только в свои упражнения она внесет инстинктивное изящество, к силе она присоединит грацию.
Слишком сильная рука есть признак известной мыслящей способности или, быть может, тупости ума.
Человек с мягкой лопатообразной рукой ленив телесно; он боится усталости и солнца, он охотно сидит по целым дням, спит долго, ложится рано и особенно поздно встает. Но инстинкты лопаты все-таки существуют; он любит шум, представление движения; он охотно пробегает по ярмаркам, по оживленным рынкам, не пропустит осмотра, если находится на своей эстраде; для нее везде галерея, где происходит представления действия; она опирается на парапеты, чтобы посмотреть на маневр корабля или на нагрузку барки, и чем труднее работа, тем большее волнение и удовольствие она ощущает. Она охотно переменяет место, но в хорошей карете, на мягком кресле вагона, охотно поплывет в лодке, если только другие будут грести. Но она также любит чтение путешествий, ей нравится следовать за рассказами открывателей земель, пробегающих посреди опасностей, пустынь Абиссинии, с бесчисленными лишениями.
Естественно, что все мягкие руки склонны к чудесному. Более насыщенные электричеством, они находятся в более прямом сношении с другим миром, они более чувствительны, более впечатлительны, более нервны, сильнее отдаются грезам, которые на крыльях воображения уносят их с земли в пространство; но лопатообразная мягкая рука, вследствие самой потребности движения, вносит туда всю деятельность, которой требует ее природа, она уносится от земных границ и ищет в магнетизме и сокровенных науках духовной пищи для своей организации.
Если когда-нибудь возвратятся к сокровенным наукам, а к ним неизбежно должны возвратиться, открытия произведут остроконечные пальцы, но объяснения и упражнения будут сделаны мягкими и лопатообразными руками.
Чувственная рука
Есть ощутительно сластолюбивая рука, сладостно ленивая, но горячая во всех удовольствиях и способная все их испробовать.
Она влажная и как будто опухшая, пальцы ее гладки и остроконечны, не имеет узлов и с утолщением в основании, в третьем суставе, который есть вместилище материальных наслаждений. Кожа ее бела, выровнена и как будто не пачкается. Эта рука имеет ямочки, ладонь ее сильна, мясиста, корень большого пальца (бугорок Венеры) особенно развит. Большой палец обыкновенно очень короток. Рука эта, которую ставят в число самых прекрасных, есть принадлежность людей чувственных, и к этому классу принадлежат женщины, склонные к чувственным наслаждениям.
Остроконечные, необходимо гладкие, пальцы располагают их к заблуждениям и делают их впечатлительными; но так как большой палец короток, то, следовательно, воля ничтожна, а потому в них всего сильнее действует материальный аппетит, обозначенный толщиной третьего сустава пальцев, а с другой инстинкт чувственной любви, обозначенный толщиною корня большого пальца. Руки эти беспрерывно одержимы вихрем ненасытных желаний, постоянно возбуждаемых сладострастным могуществом их организма.
Матово-белая кожа не краснеет на воздухе и кажется нечувствительной к действию жара и холода, такими белыми и прекрасными руки эти делает эгоизм, ибо повсюду отражающаяся душа их так же нечувствительна, как глуха она для благодеяний, милосердия и истинной привязанности.
Материя находится в них в таком изобилии, что разрешает и поглощает жидкость, нисшедшую с небес. Божественное начало совершенно поглощено, и земная оболочка царит над мыслью, они живут только теми излияниями, которые исходят из этой оболочки: скотским наслаждением и суетностью.
Чтобы это убеждение не показалось поверхностным, мы повторим, что мозг действует на кожу. Если каждая болезнь, а это неоспоримо, имеет седалищем, или исходной точкой всегда мозг и придаст коже вид и качество совершенно особенные, если обыкновенно горячая, но мягкая кожа в грудных болезнях становится влажной, если она суха и жгуча в брюшных болезнях[42] , если она изменяется вследствие припадков, то мы не имеем надобности в других доказательствах.
«Накожные явления, – говорит еще Жорже, – обозначенные мозговым влиянием, хотя и не столь явны, как во многих других органах, тем не менее существенны и достойны обратить внимание наблюдателя[43] ».
Итак, для нас ясно, что кожа руки, несколько морщинистая, но гибкая, выражает чувствительный и впечатлительный характер и прямодушие, а жесткая – характер спорный, расположенный к терзанию других, особенно если ногти малы и покрыты мясом; ибо короткие и по большей части в этом случае широкие ногти, слишком закрытые мясом, всегда означают спорный характер.
Если человек по природе и доброжелателен, то эти ногти придают ему насмешливость, пересмеивание, критический и противоречивый ум.
Женщины, имеющие чувственные руки, если притом у них велики логика и воля, опасны, но, быть может, необходимы на свете.
Эти женщины не блистают, они поглощают, они магнетизируют мужчин с хорошими инстинктами; они притягивают их подобно тому, как пучина Харибды притягивала пучину Сциллы, и слишком часто выбрасывают, подобно Сцилле и Харибде, обломки их чести.
Но природа хочет, чтобы было так для научения их слишком пламенных и слишком великодушных поэтов, которые мечтают возобновить с ними чудо Пигмалиона, или, как слишком человеколюбивая, она склоняется к ним, дабы исторгнуть их из пучины, в которой сами они настойчиво удерживают самих себя. Эти женщины рассчитывают свои выгоды среди искушений, сохраненных мужчине и от которых он должен избавиться. Слабые разбиваются при прикосновении с ними, но сильные приобретают в этом опыте зла презрение к сладострастию; они понимают тогда, но только тогда громадное значение великих слов Учителя: «Не мечите бисера и т.д.».
Смешанная рука
«Я даю, – говорит д'Арпантеньи, – это название руке, нерешительные линии которой как будто принадлежат двум различным типам.
Таким образом ваша рука будет смешанная, если будучи лопатообразной, она так мало будет выражать эту форму, что возможно ошибиться и видеть только четырехугольные суставы.
Стихийная и коническая рука может быть принята за артистическую руку.
Артистическая – за физическую, и наоборот.
Полезная – за философскую, и обратно».
По словам д'Арпантеньи, эти руки предназначены для связи между остроконечными, четырехугольными и лопатообразными руками, называемыми д'Арпантеньи руками расы, которые, естественно находясь во взаимной борьбе, вследствие их противоположных инстинктов, погубили бы себя без этих смешанных рук, принадлежащих к составным типам и в действительности менее исключительным, соединяющих и примиряющих первые.
Эти руки были бы тогда руками расплавливания (fusion).
«Так как есть, – говорит он далее, – абсолютные истины, абсолютные красоты, то есть также и относительные. Между Аполлоном и Вулканом, между Музами и Циклопами (да простится мне это сравнение за его ясность) летит со своим жезлом Меркурий, бог практического красноречия и промышленных искусств.
Таким образом, смешанным рукам принадлежит изучение смешанных работ, посредствующих идей, наук, которые не суть науки, как администрация и коммерция, искусств, не раскрывающих поэзии, красот, истин относящихся к промышленности».
Д'Арпантеныи отказывает смешанным рукам в качествах расы.
По его мнению, люди с рукою расы имеют более сильный, нежели разнообразный ум; люди с рукою смешанной – ум более разнообразный, чем сильный; эти последние, способные ко многим вещам и ни в одной не достигнут совершенства. Сильное и рассудительное воспитание, приложенное к наиболее выдающейся способности учения есть собственно для них великое благодеяние.
По нашему мнению, д'Арпантеньи слишком строго судит о смешанных руках. Руки эти, занимающие середину между четырехугольными (разум) и остроконечными (экзальтация), дают натуру, которая, у богато одаренных, может соединить воображение с вычислениями здравого смысла, то есть произвести такое соединение, которое часто есть гениальность. Для нас будет достаточно, чтобы утвердить примерами наш способ воззрения, сказать, что много людей нашей эпохи, действительно высших, имеют смешанные пальцы.
Мы назовем: де-Ламартина, Ж. Жанена, Эмиля Ожье, генерала Дюма, Обера, Гораса Вернета, Делароша, Месонье, Диаса, Жерома, которые действительно все соединяли в себе и страсть к поэзии и исканию истины, – не говоря о целой толпе людей талантливых и умных, ни в чем не уступающих людям, имеющим руку расы.
Стихийная рука
Д'Арпантеньи так определяет ее:
«Большие, лишенные гибкости пальцы. Большой палец усеченный и почти подогнутый; ладонь, в которой самый выразительный и характерный их признак, чрезвычайно толста и жестка».
Это материя, господствующая над разумом.
«В Европе стихийным рукам принадлежат: пашня, стойло и продолжительные тяжелые работы, для которых достаточно и нестройных лучей инстинкта; для них война, в которой необходима только личная храбрость; для них колонизация, – та колонизация, в которой потребно только машинально орошать своим потом чужую землю.
Над ними властвует обычай, и у них более привычек чем страстей; они чужды всякого увлечения. Стихийные руки выражают тяжелые и ленивые чувства, медленное воображение, бездействующую душу, и глубокое невежество.
У лапландцев они составляют громадное большинство; они посредством инерции избегают существенных зол полюса.
Почти бесчувственные органы могут передать мозгу только самые несовершенные идеи. Видимый человек есть только образ невидимого: каково тело, такова и душа, и наоборот».
Люди с стихийными руками, когда эти руки остроконечны, как у британских нищих, заменивших труверов, любят поэзию и наклонны к суеверию; они охотно верят в призраки; они еще вливают в рукава и за спину воду священных источников и проходя по обширным равнинам, покрытым вереском, воздают почести стихийным духам.
Финляндия, Исландия и Лапландия, где царствует одна стихийная рука, полны колдунов. В хиромантии мы скажем, отчего происходит это суеверие. Их короткий большой палец делает стихийные руки робкими и чувствительными к страданию, если инерция не приобретает власти над ними, они склоняются перед своими горестями, тем скорее, что совершенно лишены нравственных толчков, вследствие короткости большого пальца.
Люди со стихийными руками деятельны вследствие их жестких ладоней, что уравновешивает в них возбуждение физической страсти; они чувствительны, верующи и склонны к поэзии вследствие своих остроконечных пальцев; их рука велика, толста и тяжела, но вовсе не жирна; она необычайно тверда и красна от воздуха. В некотором роде бесформенная, она не имеет ни изящных контуров, ни инстинктов чувственной руки. Короткие пальцы с очень длинной ладонью существенно принадлежат к стихийным рукам; по их форме они приближаются к скотству.
Короткие пальцы с очень длинной ладонью
Вот что по этому поводу говорит один физиологический изыскатель, публиковавший книгу о френологии и строении человеческого тела, книгу, более уважаемую в Германии, чем во Франции[44] .
«Кости ладони, как это видно у обезьян, составляют у животных почти всю лапу: отсюда выходит, что господство ладони над пальцами должно выражать в человеке характер, приближающийся к животному, то есть к низшим инстинктам: ибо было замечено, что пальцы вследствие тонкости ощущения и нежности движения их суть орудия душевной жизни в согласии с действием. Ладонь есть как бы очаг инстинктивной жизни души, так как с одной стороны она выказывает сношения с сангвинической жизнью, действия крови (доказательство этого в том, что она становится огненной во время лихорадки, сухотки и в главных случаях всеобщей дезорганизации вследствие раздражения); а с другой, – состояние жизненных нервов, легко наблюдаемое внутренним ощущением во время магнетических опытов, когда прикосновение к ладони причиняет некоторым личностям нестерпимый зуд. Сообщения этого излишества инстинктивной жизни передаются вне ручных бугорков нервам, находящимся в большей или меньшей груде пачиниевых атомов[45] ; итак, ладонь имеет большое значение для здоровья человека. Справедливо говорят хироманты, что белый или желтый цвет линий руки есть знак болезни. Как рука розоватого цвета и нежная, подобно земле, разрыхленной лопатой, чувствительная, теплая и влажная есть признак молодости, здоровья, чувствительности, так сухость и худоба выражают бесчувственность и жесткость характера».
Д'Арпантеньи разделяет руки на семь ясных категорий. Мы не будем следовать за ним в этой классификации, ибо считаем их бесполезными. Руки могут походить одна на другую, но природа никогда и ни в чем не повторяется, личности, по-видимому, самые сходные, – с одной, едва заметной с первого взгляда, чертой, совершенно расходятся своими инстинктами.
Мы это видели в лопатообразной руке, мягкой и жесткой.
Мы объяснили всю его систему, которая может изменяться до бесконечности вследствие различных соединений; мы привели несколько примеров и приведем еще, но мы будем избегать всего, что может затруднить память наших читателей, решившихся изучить эту полезную науку.
Вывод
Мы сделали эту науку понятной посредством трех миров, мы повторим еще при окончании.
Итак: первый сустав всегда представляет божественный мир. Первые узлы, исходящие из первых суставов, дают стройность идеям: философию и пр.; мир духовный.
Второй узел дает материальный порядок: вычисление, экономия, устроение; мир вещественный.
Короткие пальцы дают синтез, любовь к общему.
Длинные – анализ, любовь к мелочам и восприимчивость.
Жесткие руки – деятельность.
Мягкие – леность.
Остроконечные пальцы – идеализм, поэзия, искусства. Чрезмерность их, – ошибочность, ложь.
Четырехугольные – порядок, размышление, мысль. Чрезмерность – праводушие, мнительность.
Лопатообразные – деятельность, движение, телесная работа. Чрезмерность – пылкость или даже дерзость. Эти пальцы на мягкой руке дают деятельность ума. Чрезмерность – оккультизм (стремление к раскрытию сокровенного).
Гладкие пальцы – первое движение, вдохновение, такт. Чрезмерность – ветреность.
Узловатые – рассудочность, вычисление. Чрезмерность – эгоизм.
Но все инстинкты могут быть совершенно изменены формой большого пальца.
Большим пальцем в особенности совершается всасывание жизненной жидкости. Идиоты, живущие инстинктивной жизнью, почти совсем его не имеют. В минуту смерти он являет знак, предсказывающий ее несомненное приближение: умирающие прячут свой большой палец в руке, ибо прекращается сношение с миром высшим и материя вступает в свои права, когда искра улетает. Это ночь, простирающая свои тени, когда скрывается солнце. В Неаполе прячут большой палец между другими, чтобы избежать всасывания ядовитой жидкости, бросаемой ]еИагог'ом. Находясь в обществе людей подозрительных и чувствуя себя суеверным, необходимо большой палец держать согнутым в руке, так же как и пальцы: Аполлона – науку, которая все всасывает, и Сатурна – рок, готовый вдыхать всякое дурное влияние и оставить несжатыми пальцы покровители: Юпитера – выражающий господство и Меркурия – протектора, несущего кадуцей[46] . И щит и шпагу в одно время!
Если мы не тотчас установили нашу систему, когда говорили о большом пальце, то это потому, что он не имеет узлов и что он только слабо представляет те различные формы, которые имеют прочие пальцы.
Большой палец имеет общие формы. Мы только могли дать несовершенную идею о том, что мы раскрыли, и до сих пор мы жертвовали всем, даже изяществом стиля, вследствие постоянных повторений, необходимых для лучшего понимания нас.
Одним словом, мы скорее действовали как человек с четырехугольным пальцем, чем как человек с остроконечным.
Большой палец, сказали мы, может все изменить. Мы приведем несколько примеров.
Мягкая, расположенная к лени рука, имея длинный первый сустав большого пальца – волю, будет работать, не любя работы и даже более, если нужно, больше чем другие, вследствие долга. Лопатообразная рука, имея большой палец короткий, сделается нерешительной, она все будет пробовать, ничего не кончая; ее дурно направленная беспрерывная деятельность станет для нее бесполезна; она будет нежна, любезна, экспансивна, что совершенно противно ее инстинктам. Но если у нее сильно развита логика, эта нерешительность прекратится. Вследствие чувствительности короткого большого пальца она будет видеть быстро, а логика восторжествует над нерешимостью; она пойдет наверное и ее освещенная деятельность принесет ей успех.
Материальный порядок, второй узел пальцев, вместе с логикой, вторым суставом большого пальца, при твердой руке – деятельности, неизбежно приведет к счастью.
Философский узел дает стройность идеям и в особенности в искании причин, которые есть следствие.
Логика и философский узел в соединении сделают человека сильным, если только слишком развитый корень короткого, большого пальца или слабая воля не увлекут его в глубокую пропасть. Он пойдет, но пойдет, зная куда, и во всяком случае у него есть всё, чтоб остановиться вовремя.
Большой палец многими старинными хиромантами посвящен Венере и Марсу; и тогда он – жизнь: любовь и борьба.
В настоящую минуту мы здесь остановимся. Можно было бы до бесконечности умножать и разнообразить эти примеры, и читатель знал бы так же хорошо, как и мы, как вывести из них следствие; во всяком случае, позже мы возвратимся к хирогномии, когда займемся хиромантией, ее дополняющей. Эти две науки, так же как френология и физиогномика, всегда в совершенном согласии между собой, вследствие самой простой причины: они имеют одну и ту же исходную точку: звездную жидкость.
Бальзак был совершенно прав, когда говорил в «Братце Понсе»: «Одна из величайших наук древности о звездном магнетизме исходит из сокровенных наук, подобно тому, как химия вышла из печи алхимиков. Черепознание (cranologie), физиономика, неврология произошли одинаково оттуда же; и знаменитые воссоздатели этих наук в новом виде сделали только одну ошибку, свойственную всем изобретателям, приведя в систему одиночные, изолированные явления, рождающая причина которых еще убегает от анализа».
Приведем еще одну цитату из книги д'Арпантеньи, которая как будто резюмирует и объясняет и его и нашу системы:
«Быть может, вы замечали, – говорит он, – что наклонность к земледелию и садоводству приходит к нам вместе со старостью. Эта склонность, вначале слабая, мало-помалу увеличивается и развивается полнее при ослаблении способностей нашего воображения; и это тогда, когда руки наши, покрытые морщинами, как бы окостенелые и сделавшиеся нечувствительными, представляют верное изображение оскудения нашего разума, – это тогда, когда с особенною силой господствует страсть возделывать землю.
Мы обычно становимся менее доверчивыми и более последовательными, более точными по мере большого развития узлов наших пальцев».
Рука д'Арпантеньи
Мы здесь даем описание руки д'Арпантеньи, сделанное с помощью его системы. Мы объясним его вкусы и привычки, прилагая к изобретателю начала его же метода. Мы могли бы пойти гораздо далее, вопрошая хиромантию, но всякая вещь хороша на своем месте.
В столь отвлеченной науке мы не можем быть совершенно ясными иначе, как идя шаг за шагом и давая заключение после отдельных этюдов каждой из ветвей искусства.
Рука д'Арпантеньи особенно замечательна по своей редкой красоте: ее длинные и весьма остроконечные пальцы придают ей чрезвычайное изящество и, благодаря логике и философскому узлу, они доставляют ему полезные качества их расы.
Мы не имеем надобности говорить о вдохновениях профессора: уже открытие им системы есть достаточное доказательство. Привлеченный своими продолговато-остроконечными пальцами к любви формы, он питает поклонение прекрасному в искусстве, поэзии, в трудах воображения; его вкус тонок и изящен, но увлекаемый иногда его прелестью к тому, что ласкает взоры и слух, он иногда пускается в изыскания. Как бы беспрерывно не был он удерживаем своей обширной логикой, которая дает ему также уважение истины и простоту, природа пальцев время от времени иногда берет верх. Он хорошо говорит, пишет умно, прелестно, его стиль никогда не бывает низким и возносится иногда до блистательных вдохновений, которые однако не находятся более в согласии с тем веком, в котором мы живем – с веком печально-материальным.
Он мало придает значения своему происхождению; он прост, а между тем ищет высшего общества, прекрасные манеры которого он вполне усвоил. Вся его личность сияет врожденным аристократизмом и он приходит в ужас от вульгарных людей. Разговор его прелестен, всегда поучителен и по временам блестит остроумными словами, но без претензий.
Остроконечные пальцы увлекли бы его в религию, но философский узел заметно делает его скептиком; он имеет аспирации, против которых непрерывно борется и иногда даже с горечью. Порой он раскаивается в своих тайных порывах, в которых не хочет дать себе отчета.
Только с остроконечными пальцами он имел бы вдохновения своей системы, но неопределенные, беглые, и не мог бы сделать им приложения. Философский узел, который дает способность к изысканию причин, объяснил ему то, что нашептывало воображение; логика явилась воодушевить его и сделать глубокие заключения.
Несмотря на остроконечные пальцы, скромность его прелестна, и он почти удивляется, когда говорят ему, что он открыл великую вещь.
Но философский узел, конечно весьма полезный, имеет также важные неудобства. Он делает, как известно, независимым, и любовь к независимости, которую он ощущает, довольно дурно приложимая к военной карьере, помешала д'Арпантеньи достигнуть той степени, на которую давал ему право его разум.
Пальцы его, оставшиеся гладкими, вследствие отсутствия узла материального порядка, в широкой степени дав ему все качества артиста, естественно не могли ему посоветовать устройства и экономии, которых они ужасаются. Но утолщаясь к основанию они принесли ему наклонность к чувственным удовольствиям и сделали для него жизнь столь же сносной, сколько и возможной, предлагая ему только наклониться, чтоб один за одним, и без строгого выбора, подбирать все цветы, которые встречаются на жизненной дороге.
Мягкость рук прибавила к его чувственным наклонностям прелесть разумной лени.
Д'Арпантеньи сладострастно ленив, и, быть может, отсюда – это равнодушие к успехам в свете, к знаменитой репутации, которою он должен бы был обладать; отсюда это отвращение к своим исследованиям, спорам, к своим академическим битвам, всегда сохраняемым для изобретателя. Дорога его шла при полном солнечном свете, – он предпочел идти в тени, и без своего первого сустава большого пальца, довольно широкого, который придает ему известное упрямство, быть может, он там оставил бы и свою систему, не столько из боязни беспокойства и интриг, сколько из презрения к человечеству.
Д'Арпантеньи имел, таким образом, все, что составляет изобретателя: остроконечные пальцы, получающие божественное вдохновение, большой скептицизм, который его разбирает и исследует, и логику, которая наконец принимает это вдохновение, холодно рассуждая, что есть верного в стремлениях пальцев и в сомнениях. Его длинные пальцы, вследствие мелочности, даваемой ими, служили ему в его изучениях, заставляя заботливо исследовать его систему в самых мелочных подробностях.
Но то, что служит полезным качеством при отыскании системы, может стать недостатком при ее приложении в общепонятном виде. Д'Арпантеньи, не имея распределяющего порядка четырехугольных пальцев, а также материального порядка, заключающегося во втором суставе пальцев, позволил себе отдаться прелестям описательства, прелестям цитат, прелестям науки. Увлекаемый своим философским умом, он на каждом шагу находит предметы для размышлений, восхитительных и в высшей степени интересных для читателей, а также, быть может, и для него самого, потому что он часто теряет из вида свою исходную точку, к которой он возвращается с сожалением, как к вещи слишком положительной, и снова отдается всем фантазиям своего прекрасного воображения. Его большой палец также остроконечен (довольно редкая форма) и еще более увеличивает могущество его созерцателя, но он довольно длинен для того, чтобы дать ему известную силу сопротивления, недостаточную, однако, для восторжествования над философским равнодушием, которому он очень охотно отдает право господства. Единственно это помешало нашему изобретателю сделаться предводителем секты; из своего учения он сделал блистающий перстень, но никогда не думал сделать корону. С одной логикой, которая в нем гораздо сильнее стремлений воли, с одним философским узлом, который срывает с их богатого вышитого плаща все величие мира, он естественно пришел к тому убеждению, что наука слишком благородна, слишком величественна, и слишком горда, чтобы сделать из нее служанку честолюбия.
По нашему мнению, и мы думаем, что мы правы в этом, знаки хирогномии, то есть формы рук, передаются наследственно, тогда как хиромантические знаки являются через влияние звезд и мозга; и потому-то эти две науки не могут быть разъединены и объясняются или, скорее, пополняются одна другою.
Мы повсюду ищем опоры и доказательств, и мы берем их в особенности у людей сильных.
Итак, да позволено нам будет взять еще одну цитату из «Новой Химии» Люка.
В свете все аналогия, ибо свет есть электричество. Люка, исследуя причину, вследствие которой свет, проходя через призму, разделяется на семь известных цветов, красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий и фиолетовый, говорит, беря самое простое сравнение[47] :
«Семь пассажиров являются в бюро одной железной дороги, имея каждый по десяти франков.
Предположим, что на этой линии проехать станцию стоит 1 фр.; если одному из путешественников следует проехать тол\ько эту станцию, он заплатит 1 фр., и у него останется 9 фр.; если второй проедет две станции у него останется 8 фр. и т. д. В конце концов окажется, что каждый из путешественников останется тем богаче, чем меньшее число станций он проехал.
Не то ли же самое происходит и с световым лучом, проходящим сквозь стеклянную призму?
Красный цвет представляет самое большее богатство движения, итак, это он прошел сквозь призму в той части, которая принимается за наименьшую толщину. Чтобы не возвращаться к посредствующим цветам, мы скажем, что фиолетовый будет частью светящего луча, который понесет самую значительную потерю. Следует ли после этого удивляться, что фиолетовый луч будет представителем покоя, химических сгущений, тогда как красный есть самый деятельный агент воздушных перемен и поворотных движений?»
Не можем ли мы приложить это объяснение к нашей системе? Свет и электричество одно и то же начало; звук есть свет, вибрирующий в ухе, подобно тому, как он вибрирует в глазе; семисоставный солнечный спектр на близком расстоянии, как мы уже видели в этой книге, становится тройственным.
Электричество, проникая в пальцы посредством вдыхания, имеет всю свою силу, приближаясь к первому узлу пальцев – миру божественному – и будет соответствовать красному цвету, второй сустав, мир духовный, – желтому, а голубой будет тождествен с миром материальным.
Это по крайней мере возможно, ибо в природе все – аналогия.
Люка прибавляет далее:
«Движение, проникая субстанцию сквозь бесконечно малые частицы сопротивляющейся материи, должно понести известную потерю своей силы, пропорциональную представленному ему сопротивлению».
Таким образом, жидкость должна потерять часть могущества и богатства, переходя из одного мира в другой.
Человек – совершеннейшее растение
Оставим скитаться нашу фантазию. Иногда в снах бывает много правды. Мы иногда спрашивали самих себя, основываясь на законах аналогии, не есть ли человек совершеннейшее растение? Химия учит нас, что колючки притягивают электричество. Таким образом растения пьют свет своими шероховатостями, листья – их пушком. Человек также везде представляет колючки: ресницы, волосы, нос, руки, ноги – и в этом походит на растение. Не содержит ли он в себе подобно растению и материального или сопротивляющегося начала, способного испаряться под тем или другим влиянием света, предназначенного сиять вне тела? И дыхание трех тел не будет ли иметь аналогии с кислородом, водородом и азотом, послушное таким образом тройственной мировой гармонии, неизменяемому закону творения?
И почему растение, вдыхающее днем кислород, ночью выдыхает водород? Не имеет ли оно, подобно человеку, время для отдыха, во время которого его благородное начало, его действительная душа становится бездейственною? Растения, печально склоняющие свои головки во время грозы, свертывающие свои листики при солнечном блеске, растения, которые в комнатах обращают свои ветки и отростки к свету, который они, кажется, обожают, и которые вянут и умирают, если их долго лишают наружного воздуха, – растения, имеющие привязанности и антипатии, – мужские и женские растения, стремящиеся соединиться и оплодотвориться и иногда так близко соединяющиеся, что разрознить их невозможно, – эти растения не обнаруживают ли инстинкта, чего-то вроде разума, прикрепляющего их к человечеству?
Нет ли и у них интеллектуального звездного вещественного тела, так как и они, подобно нам, носят звездные знаки? Интеллектуальное (астральное) тело есть связь, соединяющая всю природу, и человек потому так и близок к природе, что имеет это интеллектуальное тело.
В природе солнце, вращаясь над лугами, наполняет атмосферу целебными ароматами и в то же самое время поднимает с болот ядовитые испарения, а между тем это одно и то же солнце. Свет всегда одинаково прекрасен, одинаково чист, между тем здесь он приносит здоровье, в другом месте причиняет лихорадки.
По нашему мнению, человеческое тело представляет собой то же самое.
Тот же свет, проникая в мозг, становится мыслью, проникая же в органические и материальные части, он становится или интеллектуальным, или материальным телом.
И тогда, смотря по тому как могущественны истечения в том или другом, человек будет иметь большую или меньшую моральную силу, более или менее здоровья, будет более или менее совершен.
«Если мысль позволит ослепить себя испарениям материального тела; – она станет бездейственной, тяжелой, как будто пьяной».
Если благовонные истечения мысли господствуют над туманами интеллектуального и материального тела, человек приблизится к совершенству, и возвысится до выспренного мира.
Интеллектуальные тела прямо сообщаются с звездным светом, который есть создатель форм, источник природы, и, следовательно, сама природа, и должно заметить, что так как все есть гармония; то половые органы, или органы создания, как у мужчин, так и у женщин суть тела интеллектуальные.
Интеллектуальные тела, сказали мы, принадлежат всем существам. Только человек имеет мысль, зависящую от превосходства его мозга, предназначенного разрабатывать эту мысль. Только в нем свет божествен!
Мысль возвышает человека над всеми существами и мешает ему сноситься с ними (эта мысль – исключение). Это царский дворец, куда народ не проникает.
Если царь хочет узнать народ, он должен выйти из дворца и смешаться с этим народом.
Если человек хочет прийти в совершенное согласие со всей природой, он должен усыпить чувства. Только той частью, которая присуща всем существам, может он гармонично слиться с ними, и эта всеобщая гармония природы есть инстинкт. Разве животные не предчувствуют бури, землетрясения и великих наводнений? Говорят, что некоторые собаки видят призраков, и это очень возможно. Все прозорливцы выходят из простого народа и в большинстве случаев бывают простоваты, а иногда и совсем идиоты; сомнамбулы принуждены бывают усыпить свои мысли, чтобы читать в звездном свете. Были высшие люди, которые читали в этом свете, но им, как Парацельсу и Аполлонию Тианскому, требовалось употреблять особые средства; им было необходимо, так сказать, оцепенить свои мысли, пристально и постоянно смотря на одну точку, занимаясь одной только идеей, одним словом, остановить действие разума могущественным усилием воли.
Эти люди делали иногда удивительные открытия, ибо, теряя сознание своего существа, только на минуту, вследствие своего желания, они, приходя в себя, припоминали все, что было замечено ими во время созерцания тайн природы, в которой впитывание их мыслей дозволяло им читать.
Поэты, мечтатели ходят инстинктивно, с тревожными, потупленными глазами, ничего не видя, ничего не чувствуя, ни холода, ни ветра, ни дождя, и в них рождаются впечатления природы, по диапазону которой они настраивают свое бытие, – впечатления, которыми их мысль воспользуется позже более или менее счастливо, смотря по энергии их организации; всего чаще они таким образом читают в звездном свете то, что ранее их написали в нем великие гении. Другие, как Гофман и Эдгар По, находят прозрение, сковывая свою мысль пьянством, и эти люди в своих грезах иногда предсказывают будущее.
Во всяком случае подобного рода откровения делаются только высшими натурами, которые, пользуясь пьянством как средством, непрерывно очищают, в жизненных сделках, свое интеллектуальное тело, отдавая мысли своими трудовыми привычками полное могущество над телом. Интеллектуальное тело, освобожденное таким образом от своих нечистых паров, приводит их в симпатическое сношение со всем, что природа имеет более благородного и более прекрасного, тогда как люди, над которыми господствуют инстинкты, придут в сношение с самыми низшими ее частями: одни будут видеть великолепные пейзажи, другие – навоз и грязь.
Таким образом, всегда и везде наше будущее зависит от нас самих.
Будет ли дыхание мысли сильнее или слабее материального дыхания – вот в чем заключается вопрос, вот наш добрый или злой дух, рай или ад.
Во всяком случае, когда все три тела имеют одинаковое дыхание, – существует равновесие, а следовательно, мудрость, разум и здоровье.
Но всегда ли возможно это в нашей жизни битв и искушений?
Всякое излишество, даже в добре, есть беспорядок: таков человеческий закон.
Uti non abuti.
Брамины и анахореты, которые уничтожают материальные инстинкты умерщвлением плоти, призывают в себя, посредством порывов набожного энтузиазма, переизбыток очищенного звездного света, который упояет их мысль, возбуждает и приводит их в сладостный экстаз, исполненный бесконечного блаженства; но тело улетучивается, становится слабым и болезненным, ибо не может вынести небесной радости и разбивается подобно тому, как лопается глиняная ваза во время кипения слишком сильной жидкости.
Если материальные тела могущественнее мысли, если вследствие разврата и оргий, они скопляют очаг звездного света, развращаемый ими вследствие прикосновения, – пьянство, как результат, действует на мысль посредством желудочной системы, усыпляет ее, парализует, – и рабы, однажды став властелинами, – доводят до видений, нечистых и счастливых, как во время экстаза, но раздражительных и болезненных. Из этого свирепого пьянства рождается гнев, ненависть, ревность, неестественный смех, перерождая их в постепенное и смешное суеверие, подобное суеверию игроков, которые соединяют свой выигрыш с той или другой нумерацией, с такими смешными опытами, которые могли бы прийти в ум только безумцу.
Опьянение светом может привести к добру или злу, к экзальтации или к безумию.
Ибо огонь сияет, но и сжигает также. И чтобы сохранить это равновесие, природа, в известное время жизни, часто дает тем, которые предназначены сделаться глубокими мыслителями, случай бросить подачку чувственных наслаждений их материальному телу, подобно тому, как Вергилий у Данте, чтобы достигнуть Елисейских полей, бросает в зияющую пасть Цербера ком земли.
Xиромантия
Во все времена на руку смотрели как на символ силы и могущества. Вергилий употребляет слово, manus, чтобы обозначить вооруженную толпу воителей.
Hic manus ob patriam pugnando vulnera passi.
(Там были эти храбрые воители, которые получили раны, сражаясь за отечество.)
????, – рука, происходит от ??????: покорить, поработить.
Для древних рука была посредницей между человеком и небесами, между человеком и адом.
?????????, ?????????? значит – призывание на помощь, вызывание духов, проклятие с простиранием руки от ???? – рука и ?????, ????? – простирать. ????????????, ??????????? – значит искусство предсказывать посредством рассматривания руки.
???????, откуда Хирон, значит – маг, магический и по индукции – медик, исцеляющий посредством сокровенных наук, как центавр Хирон.
Рука есть магическая печать. Слово это происходит от Pantaculum (что содержит в себе все).
Природа есть пентакль; вселенная есть пентакль; человек есть повторение вселенной, ибо человек есть маленький мирок (микрокосм). Рука – повторение человека: его деятельный микрокосм.
И так как аналогии точны между идеями и формами, от одной степени к другой, от великого к малому, от природы к Вселенной, от Вселенной к человеку, от человека к руке, то эта последняя, по словам каббалистов, содержит характер всеобщей науки точно так же как и Вселенная; будучи и отпечатком Вселенной и будущностью человека, будучи неизбежно аналогична с всемирной гармонией, рука должна иметь знаки этой гармонии, к которой она принадлежит.
И так как в природе известная сила и известное влияние бывают сильнее того или другого, точно так же и в руке известный знак, находящийся в известном сношении с известной планетой, может господствовать над иным менее деятельным сношением с другой звездою.
Без сомнения нам возразят, что число планет давно уже превысило число семь и что каждый день открываются всё новые. Мы ответим, что если их открывали с таким трудом, то лишь потому, что они мало видимы или вследствие отдаленности, или вследствие их малости, а потому могут иметь только второстепенное влияние.
Меркурий, Венера, Марс, Юпитер, Сатурн во всяком случае суть наиболее важные планеты. Уран вследствие своего громадного расстояния от Солнца теряет свое влияние над нами. Что же касается Весты, Юноны, Цереры, Паллады, столь малых, что на них смотрят как на обломки одной разрушившейся планеты, их влияние, если только они его имеют, совершенно уничтожается более важными окружающими нас небесными телами. Сопротивляющаяся сила пигмея – ничто в сравнении с притягательной силой гиганта.
Луна, несмотря на свою малость, имеет на нас чрезвычайно живое действие, по случаю ее близости к Земле. Что касается солнца, то никто не станет отрицать его могущества.
До тех пор пока не докажут нам ясно, что луна не имеет никакого влияния на приливы и отливы и на нервные личности, которых называют лунатиками, – мы будем держаться наших убеждений; если луна имеет влияние, то другие планеты его имеют.
В руке находят:
Тройственность, представляемую тремя мирами большого пальца.
Крест, изображаемый числом четыре: четыре пальца.
Двенадцать в четырех, представляемые четырьмя пальцами, разделенными на двенадцать суставов.
Все, что совершается во времени, отмечено числом двенадцать. В году двенадцать месяцев, в дне – двенадцать часов; существует четыре возраста и четыре времени года. Четыре помноженные на три, священное число, дают двенадцать.
В руке вы встречаете также число семь, – семь планет, представляемые бугорками.
Мы видели, что каждый палец руки разделен на три мира; ладонь также должна быть разделена, ибо ладонь имеет гораздо большую важность, чем пальцы, примыкающие к ней и подобно каналам приносящие жидкость небесных тел.
Один только большой палец проходит по всей руке, часть которой он занимает; он царь, ибо соединяет волю, логику, любовь, – источник жизни.
Мы видели что древние хироманты посвящали большой палец Марсу и Венере; и потому он есть жизнь вполне: любовь и борьба.
Мы сейчас возвратимся к трем мирам.
У корня каждого пальца, в ладони, находится бугорок.
Каждый бугорок имеет сношение с планетой, от которой получает благоприятное иди гибельное влияние, смотря потому более или менее совершенно его развитие, или потому более или менее счастливы находящиеся на нем знаки.
Большой палец представляет создание. Напоминая своей формой, не по случайному капризу природы, а вследствие мудрой аналогии, каббалистическую йоту, фаллус древних, он соединяет в себе: генерацию, разум и реализацию или волю (что в магии все равно).
Итак, он – жизнь, бытие, человек, окруженный влияниями, из которых он должен для себя извлечь добро или зло, смотря по направленно, которое дает он своему разуму, своей воле.
Окружающие его влияния, которыми должно воспользоваться или которые должно пробудить, суть: благородная или безумная гордость – Юпитер, хорошая или дурная судьба – Сатурн, любовь искусства или богатство – Аполлон, хитрость или изучение наук – Меркурий, господство над самим собою или жестокость – Марс, воображение или безумие – Луна, любовь или разврат – Венера.
Когда эти бугорки находятся на своих местах, хорошо соединены, полны, тогда они дают качества, принадлежащие представляемым им планетам.
Если бугорки мало развиты, они выражают отсутствие этих качеств.
Если они заменены пустотою, они дают недостатки, противополагаемые качествам; если они не на своих местах, то имеют свойства и качеств и недостатков тех бугорков, к которым направляются.
Линии, о которых мы будем говорить после, видоизменяют значение этих бугорков.
Чрезмерная полнота какого-нибудь бугорка предвещает чрезмерность в качестве, что всегда недостаток.
Мы разделим свои объяснения на качества, чрезмерность бугорков и их отсутствие.
Бугорок Юпитера
Юпитер был царем языческих богов; Юпитер – лучшая, величайшая из известных планет.
Бугорок Юпитера находится под указательным пальцем, который приказывает, угрожает, наказывает.
Качества
Юпитер дает горячую религиозность, благородную гордость, почести, веселость, любовь природы, счастливое супружество, любовные связи.
Чрезмерность бугорка
Суеверие, чрезвычайная гордость, любовь к господству во что бы то ни стало, желание блистать.
Отсутствие
Леность, себялюбие, неверие, недостаток достоинства, благородства, низкие стремления.
Сатурн
Бугорок Сатурна находится под средним пальцем. Он печален, – это падший бог, это время, через каждые двенадцать месяцев пожирающее своих детей.
Это – рок.
Качества
Когда он улыбается, Сатурн дает благоразумие, мудрость, успех.
Но часто он дает и величайшее несчас тье и эти две противоположности обознача ются особыми линиями.
Чрезмерность
Задумчивость, печаль, любовь к уединенно, суровая религиозность, боязнь будущей жизни, мстительность, аскетизм, угрызение совести и чисто склонность к самоубийству.
Отсутствие бугорка
Несчастие или незначительная жизнь.
Аполлон, или Солнце
Бугорок Аполлона находится под безымянным пальцем, на который надевают золотые кольца.
Аполлон прекрасен и благороден. Он бог искусств.
Качества
Аполлон дает наклонность к искусствам (литературе, поэзии, музыке, живописи), успех, славу, разум, знаменитость, гений, блеск, – все, что блестит, что создано для блеска; он дает надежду, удостоверение в бессмертном имени; он дает спокойствие душе, снисходительную, любезную религиозность, богатство.
Чрезмерность
Она также дает любовь к закону, к пышности, к издержкам, к богатым материям, к знаменитости; а вследствие изменений, приносимых линиями, она дает: любопытство, нищету, стыд, упрямство при неуспехе, глупость, легкость, болтливость, зубоскальство, низкую зависть, софизмы и парадоксы лжеца.
Отсутствие бугорка
Материальное существование, равнодушие к искусствам, жизнь незначащая и монотонная, подобная дню без солнца.