Геном Пандоры Зонис Юлия

Глава 3

Про уродов и людей

До Барри оставалось несколько миль, когда им пришлось остановиться на ночевку. Шоссе было забито. Люди бежали туда и люди бежали оттуда, не слишком понимая, что значит «оттуда» и «туда».

Еще до того как дорогу перегородил сплошной затор, лучи фар выхватывали из темноты отдельные машины. По большей части с распахнутыми багажниками, с открытыми дверцами, они терпеливо ждали хозяев. То ли закончился бензин, то ли хозяевам показалось, что безопаснее идти пешком, то ли, наконец, автомобили выпотрошили мародеры. Кое-где по обочинам виднелись брошенные чемоданы. Цепочки оставленных за ненадобностью вещей вели с шоссе прочь, в промышленные кварталы, в поля кукурузы, серебристо отсвечивающей в сиянии луны. Порой на шоссе встречались военные грузовики и бронетехника – угрюмые, набычившиеся громадины, черневшие среди легкового транспорта. Солдаты, которые должны были обеспечить эвакуацию гражданского населения, тоже бежали – и вряд ли им удалось спастись. Колдун легко мог представить, как люди бредут, бредут по самой кромке разливающейся волны ужаса, с неохотой бросая ненужные им теперь вещи… Бредут, как брели и сто, и тысячу лет назад, спасаясь от пожара, беды, войны.

В свете звезд затор казался неподвижной рекой с черно-серыми, торчащими из потока голышами. Будь это действительно река, ее можно было бы пересечь, перешагивая с камня на камень. Колдун так и предложил:

– А давайте прямо по машинам махнем. В смысле, по крышам.

– Боюсь, мы провалимся, сэр, – неохотно ответил Рой Батти. – Они же все ржавые.

– Ну давайте свернем.

Сворачивать было некуда. Вдоль шоссе тянулась сплошная стена бетонного забора, а за ней угадывались развалины – то ли автосалон, то ли гипермаркет, то ли один из бесконечных промышленных складов. В небе горела луна, и в ее свете тени мотоциклистов казались тощими и полупрозрачными, как призраки. Тень от забора, напротив, была густой, основательной – более основательной, чем сам забор. Над северным горизонтом дрожало синюшное зарево.

– Мертвецкие огни, – заявил Хантер, соскочивший со своего мотоцикла. Он опять тянул сигарету.

– Просто зарницы, – откликнулся Батти. – С полмили назад я видел съезд. Предлагаю свернуть и заночевать.

– Зарницы. Как скажешь, умник.

Хантер выплюнул сигарету, легко вскочил на свой мотоцикл и, не дожидаясь спутников, рванул назад по шоссе. Фары высветили кабину грузовика, а в кабине – скелет водителя в истлевшем комбинезоне. Скелет, отвесив челюсть, пялился на луну. В левой глазнице его ворочалось что-то черное. Колдун не успел рассмотреть, что.

И снова они спорили.

Рой Батти вытащил из рюкзака консервы и расстелил на земле спальники. Они остановились в каком-то сарае с земляным полом и высоким потолком, перечеркнутым деревянными балками. Пахло здесь плесенью и пометом. Сквозь пролом в центре крыши видны были мелкие помаргивающие звездочки и ползущие по небу облака.

Когда андроид распахнул дверь ударом ноги и тут же осветил сарай сильным фонарем винтовки, из-под балок метнулось что-то крупное и черное. Батти выстрелил, и одна тварь рухнула на пол с простреленной башкой, а вторая просто рухнула, и он раздавил ее череп каблуком. Это были подковоносы-мутанты, огромные и нелепые, слишком тяжелые, чтобы летать на кургузых крыльях. Они бултыхались в воздухе, как перегруженные воздушные шары. Колдуну стало жалко тварей. Вид, обреченный на вымирание, а тут еще и ботинком по черепу.

Больше в сарае никого не оказалось. Вскоре консервы уже аппетитно скворчали на термоплате, но есть Колдуну не хотелось. Он забрался в спальник с подогревом и свернулся клубком. Почему-то теплее не становилось. По спине полз озноб. Андроид озабоченно покосился на Колдуна и сказал:

– Надо развести костер.

– Ага, а еще повесить над дверью плакат «Заходите к нам, химеры, мы вас мясом угостим», – отозвался Хантер.

Поев мяса с бобами и вдоволь напившись из фляги, содержавшей, судя по запаху, бренди, охотник занялся своим арбалетом. Что-то он там подлаживал, подкручивал, любовно выверял. Глядя на Хантера, Колдун вспомнил, что у него есть, и пододвинул к себе рюкзак. Порывшись в боковом кармане, достал плоскую коробочку Sony PSP. Колдун обожал старые игрушки. Поставив звук на минимум, он включил «Тома и Джерри». На экране Джерри тут же принялся подкрадываться к коту, задрав над головой сковородку. Колдун хмыкнул, предвкушая, как кто-то сейчас огребет, – и тут игрушку выдернули у него из рук. Колдун вздрогнул.

– Это что у нас такое? – пропел над ухом Хантер. Он сидел рядом на корточках, и узкая его физиономия разъехалась в ухмылке. Ухмылку снизу подсвечивал экран PSP, где мышь все еще маячила со своей сковородкой.

– Это такая игра, – охотно пояснил Колдун. – Нажимаешь на кнопки, мышь бегает и издевается над котом.

– А может, коту это не по вкусу? – протянул Хантер.

– Тогда можно сыграть за кота, – улыбнулся Колдун. – Все честно.

– Честно, говоришь?

Батти, просматривавший карту на наладоннике, обернулся и поморщился:

– Хантер, почему бы вам не вернуть ему игру?

– Сейчас верну, – миролюбиво пообещал охотник.

Он положил игрушку на вывалившийся из стены кирпич, подобрал второй и что было силы шарахнул по экрану. Во все стороны полетели осколки пластика. Хантер собрал то, что осталось от коробочки PSP, и сунул в руки Колдуну:

– На, дитятко. Играйся.

– Зачем вы так? – спросил Колдун. Голос у него стал одновременно хриплым и свистящим. Немилосердно чесались горло и уши, и еще почему-то было трудно глотать.

– Зачем? Хочешь, расскажу, зачем? – Хантер придвинул у нему лицо и тихо заговорил: – Говоришь, предки у тебя работают на фабрике «Вельд»?

Колдун с усилием кивнул. Плохо слушались мышцы шеи. Охотник улыбнулся:

– Так мы с ними, получается, звенья одной производственной цепочки. Понимаешь ли, пацан, я охочусь на химер. Выслежу зверя, какую-нибудь летюгу или щетня, и выстрелю в него из этого арбалета. – Тут он сунул под нос Колдуну свое оружие. – А в арбалете дротики со снотворным. Я не убиваю зверя, нет. Набираю спинномозговую жидкость, потом шприцом протыкаю вот здесь… – Жесткий палец уткнулся в затылок Колдуна. – И здесь… – Тычок в висок. – Набираю в шприц кровь и мозги. И отпускаю тварь. У химер регенерация быстрая, так что через день, как прочухаются, они как огурчики. А потом уж твои предки гонят из моей вытяжки РНК и делают коктейльчик. Хороший такой коктейльчик. Называется «Вельд».

– Хантер, сэр, мне кажется, ваш рассказ ему неприятен…

– Молчи, железка, – прошипел охотник. – Не знаешь ничего, так и молчи. Я тут объясняю пацану, что в мире происходит. Ну так вот. Коктейльчик потом продают. За большие деньги продают. И покупают его не абы кто, а только Бессмертные. У обычных людей таких бабок не найдется. И знаешь, что Бессмертные делают?

– Что?

– Колют мой коктейльчик себе в вену. Ух, как круто, какой кайф. Вот ты, пацан, знаешь, что такое Тир-на-Ногт?

– Крепость Бессмертных, – прохрипел Колдун.

– Ага, крепость. Небесная крепость над Лондоном. Белый свет, колонны, дворцы и все такое. Только все это фигня. Иллюзия. На самом деле Бессмертные живут под землей в огромном бункере. У них там сталь, кирпич и бетон. Узкие коридоры, не развернешься.

И по ним крадутся Бессмертные, как звери, запертые в клетку. Пыль. Теснота. Скука. И вот они играют. Им в своей клетке, понимаешь, скучно, и они играют в очень веселые игры. Вколол коктейльчик в вену – хопа, а ты уже не в клетке. Ты на воле, и у тебя зубищи – во, когтищи – еще лучше. Ты химера. Ты полностью управляешь зверем. И делай что хочешь. Они там, в тюряге своей, в Тир-на-Ногт, друг другу глотки перегрызть не могут, а вот на воле – пожалуйста. Хочешь – выслеживай таких же, как ты. А хочешь – людишек гоняй, кишки им выпускай. Резвись, короче. Говорят, они даже соревнования устраивают. Чемпионаты. Кто больше людей положит. Или соберутся на полянке какой, на площади и давай друг друга мордовать, кто последний останется. Турнир «Вельд», слыхал про такое? Вот это игра, вот это кайф, куда там твоим Тому и Джерри. И главное, пацан, знаешь что?

– Что?

– То, что ты не отвечаешь ни за что. Это ж не я бабу зубами изорвал, ребятенка ее придушил. Это ж химера. Летюга, или щетень, или еще какая зверюга. А я ж чистенький. Я в это время у себя в кресле сидел, шампанское попивал. Ну, понял?.. Э, да ничего ты, башка дурья, не понял. Не люди они, с игрушками своими. Не люди. – Желтые глаза охотника горели ненавистью. Он нервно кусал губы.

– А вы, значит, человек? – просипел Колдун. Ему становилось все хуже и хуже. Глаза слезились. Из носа потекло, и все как-то плыло. И было трудно дышать.

– Я – человек. Я за себя отвечаю.

– Да, – еле слышно прошептал Колдун. – А еще вы слышите Божий глас, и он говорит вам, кого надо убивать…

Хантер отшатнулся. Побелев, он вгляделся в лицо Колдуна, и рука его метнулась к карабину.

– Тварь. Погляди, он изменяется, Батти, на морду его погляди…

Колдун понял, что сейчас его, наверное, пристрелят, и вжался глубже в спальник. Рой, что-то делавший у мотоциклов, мгновенно очутился рядом и наступил на карабин.

– Пусти! – взвыл Хантер. – Пусти, мразь, я его кончу!

Андроид ботинком вышиб карабин из-под пальцев охотника и пинком отшвырнул к стене. Игнорируя вопли Хантера, он присел на корточки рядом с Колдуном и посветил ему в глаза, а затем приказал:

– Рот откройте.

Колдун послушно открыл рот. Батти заглянул ему в горло и присвистнул.

– Дышать трудно? Что-нибудь чешется?

Колдун кивнул.

– У вас аллергия. Вы никогда не выезжали из города?

Колдун снова кивнул. Говорить ему было уже сложно, в ушах свербело, горло распухло, по подбородку текла слюна.

– Этого еще не хватало, – пробормотал андроид. Он достал из аптечки шприц и ампулу.

– Ты чего ему колешь, сука железная? – прокряхтел Хантер, которого андроид, кажется, слегка помял.

– Антигистамин и стероиды, сэр. У него отек гортани. Да вы сами посмотрите, как он распух.

Андроид перевернул Колдуна на бок. Блеснул шприц, но укола Колдун уже не почувствовал. Голоса Батти и Хантера доносились словно издалека.

– Придется все же развести костер. Надо, чтобы было тепло. Пожалуйста, заверните его в спальник. Да что вы топчетесь, Хантер? Он не тварь из леса. Просто обычный городской мальчишка, попавший на природу. Наверное, в жизни цветка не нюхал.

– Вот черт. Навязали подарочек на нашу голову…

– Киньте мне тот ящик. Эй, сынок, не засыпай!

Встревоженные голоса уплывали. Чьи-то руки заботливо укутали его в спальник. Затрещало, потянуло запахом горящей бумаги и дерева. По потолку забегали оранжевые блики. Звезды в проломе крыши закачались, раздвоились и полетели, полетели в распахнутую черную пасть…

Колдун спал, и ему снилась пустота. Пустота была огромной и очень, очень пустой. По краю пустоты, как по вогнутой стенке космического пузыря, полз клоп. У клопа было лицо Хантера и пышные черные усы, Хантеру явно не принадлежащие – словно клоп-Хантер стащил их из театрального реквизита. Пустота была в миллионы раз больше и величественнее клопа, но при этом оставалась пустотой, что давало клопу определенное преимущество. Клоп-Хантер самодовольно пошевелил усами и, ткнув в пустоту лапкой, обвинительно провозгласил: «Не человек!» В ответ пустота расхохоталась. От хохота пузырь лопнул, и клоп-Хантер, кувыркаясь, полетел в стерильный хирургический свет.

Свет горел в кабинете. Еще в кабинете был врач – спортивный, подтянутый, но с лицом, исчерченным ранними морщинами, с синими мешками под глазами, он восседал за большим столом. Похоже, врач злоупотреблял стимулирующими средствами. На диванчике напротив стола сидела мама и держала Колдуна за руку. Прекрасные, идеальных очертаний губы матери скривились от горя, и она жалобным – совсем не своим – голосом просила врача:

– Сделайте же что-нибудь! Боже мой, при современном уровне медицины…

– Моя дорогая, – пророкотал врач неожиданно низким голосом. – Боюсь, ничего сделать нельзя.

Рука, сжимавшая ладошку Колдуна, дрогнула.

– Он умрет?

Врач улыбнулся, и Колдун неожиданно понял, откуда взялись пышные клопиные усы. Усы принадлежали врачу, он видел врача с этими усами в совершенно другом месте – там, куда врачи обычно не ходят.

– Не так сразу, – успокоил маму врач. – Скорее всего, ваш сын проживет лет двадцать – двадцать пять. При его метаболизме и скорости развития это практически аналогично нормальной продолжительности человеческой жизни… У меня в практике ваш случай не первый. После катастрофы что-то произошло с генами. Темпы развития зародышей ускорились, но, вероятно, ускорится и старение – пока не было возможности проверить это на людях…

Кажется, слова про «двадцать – двадцать пять лет» совершенно успокоили маму, потому что она достала из сумочки баллончик с гримом и принялась поправлять макияж. Нет, это они уже вышли из кабинета и стояли в коридоре перед большим зеркалом. Мама красилась, а Колдун пытался понять, зачем она красится – ведь ее лицо и так безупречно красиво. Она отражалась в зеркале: высокая, стройная и волшебно прекрасная, с пепельными волосами, собранными в сложную прическу. Мать по-прежнему держала Колдуна за руку, но сколько он ни вглядывался в холодную поверхность зеркала, его отражения там не было. Стоявшая рядом прекрасная женщина, казалось, не замечала ничего необычного – возможно, потому, что смотрела лишь на себя.

Закончив макияж, мать нетерпеливо потянула Колдуна за собой. А он все не шел, он упрямо надеялся, что если не сейчас, то через минуту отражение проявится.

– Пошли!

Мать рванула сильнее. Колдун уперся, и следующий рывок был уже болезненным. Колдуна поволокло в сторону, прочь от зеркала…

Только никакого зеркала не было. Были пялящаяся в пролом крыши зеленая луна, длинные тени от балок – как кресты на земляном полу. Костер, сложенный Роем в выкопанной в полу ямке, уже прогорел, и от него поднимался вверх тощий сизый дымок. Рядом храпел Хантер, а андроида нигде не было видно.

Колдун приподнялся на локте, и вдруг что-то сильно толкнуло его в бок. Так сильно, что он вместе со спальником слетел с належенного места и откатился в сторону. С того пятачка, где спал Колдун, полетели комья земли. Словно завороженный, он следил за тем, как из расширяющейся норы высунулась темная мордочка. Высунулась, исчезла, а затем ночной копатель показался уже целиком. Тварь была невелика ростом и силуэтом напоминала человека, но более тонкая и угловатая, с резкими пугливыми движениями. Колдун сглотнул, попутно заметив, что опухоль сошла. В остальном хорошего было мало. Он решал, а не заорать ли, когда из раскопа полезла вторая тварь. Первая, поведя башкой из стороны в сторону, на четвереньках пропрыгала к Хантеру. «Как лягушка, – подумал Колдун. – Странная ночная лягушка, которая хочет выпрыгнуть из собственной тени». Тварь наклонилась над охотником и припала к нему. Колдун забарахтался в спальнике, вспоминая, куда сложили оружие. Он уже почти выпутался из мешка, когда перед ним возникла мордочка второй твари: узкая, серая, с фосфоресцирующими глазами то ли кошки, то ли лемура. С секунду тварь пялилась на него, склонив башку к покатому плечу. От подземной нечисти пахло остро и неприятно, как от голов-ки несвежего сыра.

«Уйди», – мысленно приказал Колдун.

Однако тварь не послушалась, потому что он неправильно настроился. Колдун говорил со зверем, а тварь, кажется, была не совсем зверем или совсем не зверем. Вместо того чтобы уйти, она протянула тощую лапку и пощупала его лицо. Колдун отшатнулся от липкого прикосновения и наконец-то вскрикнул. Тогда тварь распахнула узкогубую черную пасть, и острые зубы впились Колдуну в шею.

Сегодня у Сиби было много дел. Во-первых, следовало проснуться, а просыпалась Сиби всегда долго и неохотно. Так хорошо было спать, свернувшись клубком, уткнувшись носом в коленки, под чуть слышное мерное бормотание Старого. Только холодно. С тех пор как родные сестренки уснули Долгим Сном и присоединились к Танцу, в Сибином отнорке всегда было холодно. Не прижмешься ни к кому. Не отогреешься. Эти мысли окончательно расстроили Сиби, и она проснулась. Проснувшись, умылась длинным язычком, особенно аккуратно вылизав ладони и подмышки. Затем слазила наверх и проверила шкурки. Шкурки очень хорошо подсохли, значит, их можно было присоединить к Экспозиции. Сырые шкурки в Экспозицию не включишь – зачервивеют. Шкурки были мягкие, меховые, очень приятные на ощупь. Отлично. Настроение Сиби резко улучшилось, особенно после того как, спускаясь к себе со шкурками, она наткнулась на жучиное гнездо и сытно позавтракала личинками. Дожевывая последнюю, особенно мучнистую, Сиби скатилась вниз, пересекла на четвереньках свой отнорок и вылезла на площадку перед входом. Это было место Экспозиции. Двоюродные сестренки Сиби тоже делали Экспозиции, но очень, очень небрежно. Тут все дело в сочетании материалов: твердое, неприятное на ощупь само по себе, но составляющее контраст шелковистым шкуркам, шелестящие надкрылья жуков рядом с шелестящими обрывками пластиковых пакетов. Красиво. Сири, двоюродная сестренка справа, специализировалась на запахах. По мнению Сиби, ее Экспозиция жестоко воняла, а о красоте лучше вообще было помолчать. Впрочем, у каждого своя идея прекрасного. Сиби, к примеру, нравилось трогать. Поэтому она сочетала – в правильных пропорциях – мягкое и жесткое, скользкое и шершавое, колючее и гладкое.

Сиби как раз была в процессе работы – она уже уложила три из четырех шкурок и прикидывала, куда бы уместить последнюю, – когда из правого отнорка выкатилась очень возбужденная Сири. Из ее невнятных вскриков Сиби поняла, что наверху появилось Теплое Место. Теплое Место всегда делали наземники. Сиби думала иногда, что Теплые Места – это что-то вроде Экспозиций у наземников. Сири верещала и требовала поднять на уши всю колонию, но Сиби всегда отличалась большей сдержанностью. Наземников всего двое. Не стоит беспокоить сестренок.

Теплое Место появилось как раз над крышей одного из Сириных ходов, так что прокопаться наверх ничего не стоило. Сири выскочила первой и сразу кинулась к большому наземнику. Ее возмущало то, что эти двое так нагло расположились прямо над ее тайным ходом. Сиби заинтересовал второй наземник, тот, что поменьше. Он не спал Коротким Сном, в отличие от первого. Он сидел и смотрел на Сиби. У наземника было белое лицо мертвеца, плоский нос и маленький бледный рот. Только глаза у него оказались почти как у Народа – темные, даже слишком темные и тусклые, будто два дохлых жука. Этими тусклыми глазами он смотрел на Сиби, словно просил: «Потрогай – и поймешь, что я не такой уж уродливый». Сиби протянула лапку, чтобы потрогать. Наземник дернулся и заорал. На ощупь он тоже был совсем неприятный, скользкий и холодный. Противно целовать такого, но Сиби все же превозмогла себя и даровала наземнику поцелуй, несущий Глубокий Сон.

Глава 4

Губительная сила красоты

Когда Колдун открыл глаза, вокруг была темнота. Потом сквозь темноту прорезалось бледное зеленоватое свечение. Это светились стены высокой пещеры, тут и там покрытые куртинками фосфоресцирующего мха. Через минуту Колдун понял, что мох на стенах образует узоры, словно кто-то специально его высаживал. Уже знакомые фигурки, тощие, длиннорукие, длинноногие, бредущие вдоль стены в странном танце. Фигурки шли, положив руки – или лапы – друг другу на плечи. А присмотревшись еще, Колдун сообразил, что он на кладбище. Скелеты и свежие трупы подземных тварей были вделаны в стену, вдавлены в желтоватую глину, и на останках рос светящийся мох.

Еще Колдун обнаружил, что сидит в клетке, сплетенной из длинных беловатых лиан или корней.

А перед клеткой, в нескольких шагах от прутьев и до противоположной стены пещеры, раскинулась весьма интересная композиция. Композиция состояла из человеческих черепов и костей, сложенных в определенном порядке, но ключ к этой закономерности был, видимо, лишь у хозяев пещеры.

В фосфорическом свете черепа казались нежно-зелеными, как молоденькая весенняя поросль.

Пещера провоняла тварями, но к сырному острому духу примешивался еще и сладковатый аромат мускуса. И немного тления. Подумав, Колдун решил, что здешний букет ароматов ему нравится. Пожалуй, светские дамы не отказались бы от подобного парфюма. Запах одновременно возбуждал и настораживал, делал восприятие более острым и освежал не хуже нашатырной струи. Колдун встряхнулся, вскочил на ноги и только тут заметил Хантера.

Похоже, Хантеру повезло меньше, чем ему. Охотник вяло ворочался и постанывал. Колдун присел рядом, приподнял голову рейнджера, и как раз вовремя: Хантер содрогнулся, его вывернуло. Колдун перевернул охотника на бок, чтобы тот не захлебнулся собственной рвотой. К ароматам пещеры прибавился запах полупереваренных бобов с тушенкой.

Проблевавшись, Хантер поднял глаза и мутно уставился на напарника:

– Где мы? Что случилось?

– Какая-то тварь вылезла из-под земли и цапнула меня за шею, – честно признался Колдун. – Вас, похоже, приласкала ее товарка. Если подумать, то в слюне у них должен быть транквилизатор. Далее, рассуждая логически, твари утащили нас под землю и посадили в эту клетку.

Хантер вылупил глаза.

– Что это вы на меня так смотрите?

Охотник неопределенно хмыкнул:

– Рассуждая логически, у тебя, пацан, не все дома. Но это твои проблемы. Помоги-ка мне сесть.

Колдун поддержал Хантера, и тот со стоном уселся. Повертел головой. Нахмурился:

– Так. А где железная скотина?

– Если вы имеете в виду Батти, то, когда я проснулся, его не было в сарае.

– Сбежал ублюдок, – заключил охотник.

Он зашарил по поясу, но у хозяев пещеры хватило ума избавить людей от всего имевшегося при них оружия. Заодно они зачем-то прихватили и ковбойские сапоги Хантера, так что на ногах у него остались лишь вязаные носки, украшенные северными оленями. Возможно, Хантер разжился носками на какой-то давней рождественской распродаже. В правом была дыра, и сквозь нее торчал грязноватый большой палец.

А вот зажигалку и фляжку у охотника твари отобрать не додумались. Хантер подполз к решетке, подергал прутья-корни и щедро оросил их из фляги. Затем он поднес к прутьям зажигалку. Щелчок – и из пластикового корпуса вырвалась струя пламени, сделавшая бы честь небольшому огнемету. Через секунду один из корней вспыхнул.

– Я бы не стал этого делать, – заметил Колдун. – По-моему, они чувствуют тепло.

– А по-моему, тебе следует захлопнуть пасть, пока цверги не вырвали твой болтливый язык и не слопали на ужин.

– Цверги?

Завершить этот познавательный диалог им не удалось. Клетка задергалась. Горящие корни пришли в движение. Они спазматически сокращались, и плетеный мешок из прутьев все сжимался, сжимался – пока Колдун и Хантер не оказались стянуты тесной и вдобавок вовсю полыхающей сеткой. Хантер изрыгал проклятия и пытался выломать корни. Одна из горящих лиан любовно прижалась к его щеке, запахло паленой щетиной и мясом. Отбиваясь от корней, Колдун меланхолически подумал, что это в старину тоже было одной из примет Рождества – палили свиную щетину, визжащих хрюшек забивали на колбасу и шпик… Клетка уменьшилась настолько, что стало трудно дышать, а глаза разъедало дымом. Рядом по-свинячьи визжал охотник, которого разозлившаяся лиана решила поджарить. Черепа подсветило оранжевым заревом, отчего дыры глазниц стали глубже и таинственнее.

Мучения напарников кончились быстро и бесславно. Колдун не успел уловить, когда в пещере появились серые быстрые твари. Но они появились, нахлынули молчаливой волной. Пять или шесть выстроились у клетки и щедро помочились на огонь. Зашипело. Струя мускуса и аммиака ударила в ноздри. Ругательства Хантера стали вдвое ужасней и физиологичней, но дело было сделано – пожар потух. Опаленные прутья расправились, и вскоре Колдун уже смог сесть, поглаживая помятые – вот уже во второй раз за два дня – ребра.

Твари разбежались так же молчаливо и быстро, как и собрались, исчезли в боковых ходах. Осталась лишь одна. Сидя на корточках, она пялилась на клетку.

В сарае Колдуну показалось, что ночная гостья смахивает то ли на лемура, то ли на мартышку, но сейчас, при более ярком освещении, стало очевидно, что тварь сродни человеку. Характерная форма черепа, отставленные большие пальцы на руках. Кожа серая, но это, возможно, от грязи и недостатка света. Лицо подземной жительницы было одновременно детским и старообразным, чем-то напоминало младенческие личики православных икон. Тонкий и острый нос, скорбно поджатые губы. Ввалившиеся щеки и огромные глаза, светящиеся зелено и бледно – почти как росший по стенам пещеры мох. Худющие руки и ноги, узкие бедра и маленькая грудь девчонки-подростка или кастрата. Волос на голове и нигде на теле у серокожей не было.

Она ничем не отличалась от своих товарок, но Колдуну почему-то казалось, что это та самая тварь. Та, что его укусила. По изможденной мордочке подземника, от нижней губы и до подбородка, тянулся тонкий белый шрам.

– Пошла на х… сука! – заорал Хантер.

Не оборачиваясь, Колдун поинтересовался:

– Почему вы думаете, что это самка?

– Во-первых, разуй глаза – видишь, у нее тощие сиськи висят, как у старой негритянской шлюхи? Во-вторых, они все сучки.

– В смысле?

Хантер, физиономию которого украшал свежий ожог, присел рядом и злобно уставился на серокожую. Та спокойно смотрела на пленников своими невероятными глазищами.

– В смысле, они, цверги, – все бабы. Когда я еще промышлял в Германии, парни нашли под Мюнхеном целую колонию. Выкурили их на поверхность газом, ну и…

– Что «и»?

Охотник гнусно ухмыльнулся и продемонстрировал, что. Колдун поморщился:

– Как же они размножаются? Или ваши парни их потом отпустили?

Ухмылка Хантера сделалась шире:

– Ага, еще и поцеловали на прощание… А размножаются они очень просто. Поймают мужика, человека, в смысле. Сожрут, причем обязательно всей стаей. И от этого залетают.

Колдун недоверчиво хмыкнул:

– Хантер, извините, но это подозрительно смахивает на городскую легенду. Вроде той, о фермах, где химеры откармливают людей на фарш для бургеров…

Охотник резко крутанулся на месте, ухватил Колдуна за ворот рубашки и, притянув к себе, зашипел:

– Слушай, пацан…