Белая масаи Хофманн Коринна

Прощание и встреча

С неподъемным багажом я приехала в аэропорт. Прощание с мамой получилось в этот раз особенно тяжелым, ведь я не знала, когда вернусь. Первого июня тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года я приземлилась в Найроби и взяла такси до отеля «Игбол».

Через два дня я приехала в Маралал, дотащила свой багаж до отеля и стала думать, как добраться до Барсалоя. Каждый день я прочесывала деревню в надежде найти автомобиль. Я хотела навестить Софию, но она уехала на каникулы в Италию. На третий день я услышала, что после полудня в миссию Барсалоя отъезжает грузовик с кукурузной мукой. Рано утром я уже была у торговца, у которого должны были забрать мешки. Я спросила у водителя, могу ли поехать с ним в кабине. Мы договорились о цене, и после обеда грузовик тронулся в путь. Мы поехали через Барагой. Значит, дорога займет не меньше шести часов и в Барсалой мы приедем лишь ночью. В грузовик подсели еще как минимум пятнадцать человек. Водитель заработал неплохие деньги.

Поездка длилась бесконечно. Я впервые ехала по этой дороге на грузовике. В полной темноте мы пересекли реку. Луч света от фар неуверенно прощупывал дорогу. Около десяти часов мы достигли цели. Грузовик остановился возле лагеря миссии. Лори, как его здесь называли, поджидала толпа людей. Они издалека заметили свет фар, и это наполнило спокойный Барсалой радостным возбуждением. Некоторые хотели разгрузить тяжелые мешки, чтобы заработать денег.

Уставшая, но охваченная счастливым предчувствием, я выбралась из грузовика. Я приехала домой, хотя до маньятт оставалось еще несколько сотен метров. Несколько человек радостно меня поприветствовали. Вскоре появился Джулиани с фонарем и дал какие-то указания. Он коротко поздоровался со мной и снова исчез. Я беспомощно стояла с тяжеленными чемоданами, дотащить их до маняьтт в полной темноте я не могла. Вдруг появились два мальчика, которые, наверное, не ходили в школу, потому что были одеты традиционно. Они предложили мне свою помощь. На полпути я увидела человека, который шел с фонарем нам навстречу. Это оказался мой любимый. «Привет!» – просияв, воскликнул он. Я страстно обняла его и поцеловала в губы. От радости у меня пропал дар речи. Мы молча пошли к маньятте.

Мама встретила меня очень тепло. Она сразу раздула огонь и приготовила чай. Я раздала подарки. Лкетинга нежно постучал по моему животу и спросил: «Как наш малыш?» С болью в сердце я призналась, что у меня в животе ребеночка нет. Его лицо помрачнело: «Почему? Я знаю, что раньше он быть!» Изо всех сил стараясь сохранить спокойствие, я объяснила, что месячные у меня прекратились из-за малярии. Лкетинга был очень разочарован, но, несмотря на это, та ночь стала чудесной ночью любви.

Следующие несколько недель я была абсолютно счастлива. Жизнь шла своим чередом, пока мы не поехали в Маралал, чтобы в очередной раз попросить назначить нам дату свадьбы. Брат Лкетинги поехал с нами. Нам повезло: мы предъявили мои заверенные бумаги и письмо от шерифа, которое Лкетинга успел получить за это время, и все получилось.

ЗАГС и свадебное путешествие

Двадцать шестого июня тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года мы поженились. Свидетели у нас были новые: старший брат Лкетинги и несколько незнакомых мне людей. Церемонию провел приятный чиновник, сначала на английском, затем на суахили. Все прошло гладко, если не считать того, что в решающий момент мой любимый молчал и не произносил «да» до тех пор, пока я со всей силы не наступила ему на ногу. После этого мы подписали акт. Лкетинга взял мой паспорт и сказал, что теперь мне нужен кенийский паспорт, потому что моя фамилия Лепарморийо. Офицер сказал, что это нужно уладить в Найроби, так как Лкетинга все равно должен обеспечить меня постоянной пропиской. Я была в замешательстве. Я думала, что теперь все в порядке и война с бумагами осталась в прошлом. Но нет, несмотря на замужество я оставалась туристкой до тех пор, пока право проживания не будет отражено в паспорте. Моя радость померкла, Лкетинга тоже не понимал всех этих тонкостей. Вернувшись в отель, мы решили поехать в Найроби.

Мы выехали на следующий день вместе со свидетелями и старшим братом Лкетинги, который еще никогда не уезжал так далеко от дома. До Ньяхуруру мы доехали на нашем «лендровере», а потом на автобусе до Найроби. Изумлению брата не было предела. Наблюдать за человеком, который в сорок лет впервые оказался в городе, было очень интересно. Он молчал и выглядел еще более беспомощным, чем Лкетинга. Без нас он даже не мог перейти через дорогу. Если бы я не брала его под руку, он бы, несомненно, стоял на одном месте до самого вечера, потому что машины очень его пугали. Глядя на небоскребы, он не понимал, как люди могут жить друг над другом.

Наконец мы дошли до здания визового центра. Я встала в очередь, чтобы снова заполнить анкеты. Когда я наконец с этим справилась, женщина в окошке сказала, чтобы мы пришли через три недели. Я запротестовала и попыталась ей объяснить, что мы приехали издалека и не уедем, пока не получим нужную отметку в паспорте. Я почти умоляла ее, но она ответила, что на все требуется время и она попробует сделать так, чтобы все было готово через неделю. Поняв, что это ее последнее слово, я поблагодарила ее и ушла.

Выйдя на улицу, мы стали обсуждать наше положение. Нас было четверо, и нам предстояло провести в Найроби целую неделю. Я понимала, что в компании троих диких мужчин сделать это невозможно, и предложила съездить в Момбасу, чтобы брат Лкетинги заодно посмотрел на море. Мой любимый согласился, с друзьями он чувствовал себя в безопасности. Мы сели в автобус и поехали в Момбасу. Эта восьмичасовая поездка стала нашим свадебным путешествием.

В Момбасе мы сразу пошли к Присцилле. Узнав, что мы поженились, она безумно обрадовалась и сказала, что теперь все будет хорошо. Брату Лкетинги не терпелось увидеть море, но, оказавшись перед бескрайней водной гладью, он испуганно вцепился в нас. Ближе чем на десять метров он к воде не подходил, и через несколько минут нам пришлось уйти с пляжа. Я показала ему отель для туристов, и он никак не мог поверить своим глазам.

Это было очень приятно – показывать мир человеку, не утратившему способности удивляться. Затем мы пошли есть, и он впервые попробовал пиво, от которого ему стало плохо. В Укунде мы нашли какой-то убогий отель.

Дни, проведенные в Момбасе, встали мне в копеечку. Мужчины пили пиво, и я сидела с ними, потому что идти одной на пляж мне не хотелось. Постепенно мне надоело оплачивать пиво на троих человек, и между нами стали происходить небольшие стычки. Лкетинга, который теперь официально был моим мужем, меня не понимал и говорил, что это из-за меня мы вынуждены так долго здесь торчать. Он никак не мог взять в толк, зачем мне нужна еще одна печать. В конце концов, он ведь на мне женился, и теперь я Лепарморийо и кенийка. Друзья ему поддакивали. Я сидела и не знала, как объяснить им эту бюрократическую возню.

Через четыре дня мы угрюмо тронулись в обратный путь. С большим трудом я уговорила Лкетингу сходить со мной в офис в Найроби. Он заявил, что делает это в последний раз. Я страстно надеялась, что получу печать в тот же день. Я объяснила служащим нашу проблему и попросила посмотреть, готовы ли документы. Нам снова велели ждать. Трое мужчин заметно нервничали, и, глядя на них, занервничала и я. Люди ошарашенно смотрели на нас. Не каждый день в офис заходит белая женщина в сопровождении троих масаи.

Наконец нас с мужем пригласили последовать за одной дамой. Она вызвала лифт, и я сразу поняла, что меня ждет. Дверцы лифта открылись, из него высыпали люди. Лкетинга в ужасе посмотрел в пустую кабину и спросил: «Коринна, что это?» Я попыталась ему объяснить, что с помощью этого ящика мы поднимемся на двенадцатый этаж. Женщина нетерпеливо ждала возле лифта. Лкетинга отказывался заходить и боялся подниматься наверх.

«Дорогой, пожалуйста, это не проблема, когда мы будем на двенадцатом этаже, там можно ходить, как здесь. Пожалуйста, пожалуйста, пойдем!» Опасаясь, что женщине все это надоест, я умоляла его войти в лифт. Наконец он, вытаращив глаза, вошел в кабину.

Нас отвели в кабинет, где сидела строгая африканка. Она спросила, действительно ли я замужем за этим самбуру. У Лкетинги она спросила, способен ли он обеспечить меня жильем и едой. Он посмотрел на меня своими огромными глазами и спросил: «Коринна, пожалуйста, какой дом у меня должен быть?» Боже мой, подумала я, скажи просто да! Женщина смотрела то на меня, то на него. Мои нервы были на пределе, пот стекал градом. Строго посмотрев на меня, она спросила: «Вы хотите иметь детей?» «Да, двоих», – с готовностью ответила я. Последовало молчание. Наконец, она подошла к столу и отыскала среди множества печатей нужную. Я заплатила двести шиллингов и получила свой паспорт с новой печатью. Я была готова завопить от радости. Наконец, наконец-то получилось! Я могу остаться в своей любимой Кении. Теперь как можно скорее отсюда – и домой, в Барсалой!

Магазин

Через неделю после свадьбы мы поехали в Маралал, чтобы оформить лицензию на магазин. На этот раз приветливый служащий сказал, что это много времени не займет. Мы заполнили формуляры, и он предложил прийти через три дня. Для магазина нам срочно были нужны весы, и мы поехали в Ньяхуруру. Чтобы красиво разместить товар на полках, я хотела купить проволочную сетку. В своем магазине я собиралась продавать картофель, морковь, апельсины, капусту, бананы и многое другое.

В Ньяхуруру мы весов не нашли. Единственный продавец скобяных изделий объяснил, что весы – товар дорогой и поэтому продается только в Найроби. Лкетинга расстроился, но весы нам были нужны срочно, и мы поехали на автобусе в ненавистный Найроби. Там весы продавались на каждом углу, причем цены сильно различались. Наконец мы нашли самый дешевый ларек и купили там весы за триста пятьдесят франков со всеми прилагающимися к ним гирями и поехали обратно в Маралал. Чтобы узнать самую дешевую цену на отдельные товары, мы обошли всех оптовых торговцев и все рынки. Мужу казалось, что все слишком дорого, но я была уверена, что, если правильно сторговаться, мы сможем продавать свой товар по таким же ценам, что и сомалийцы. Самый крупный оптовый торговец предложил мне организовать грузовик, который бы отвез товар в Барсалой.

Собравшись с духом, мы на третий день пошли в офис. Дружелюбный служащий сказал, что возникла небольшая проблема. Нам нужно принести письмо от ветеринара в Барсалое о том, что магазин чистый, и как только мы предъявим ему портрет президента страны, который должен висеть в каждом магазине, он выдаст нам лицензию. Лкетинга хотел было возмутиться, но я его остановила. Все равно я собиралась заехать домой, чтобы составить договор на магазин и подготовить помещение к прибытию товара. Кроме того, нам предстояло найти помощников-продавцов, потому что я не знала местного языка, а мой муж не умел считать.

Вечером мы навестили Софию и ее друга. Она вернулась из Италии, и мы стали делиться новостями. Она призналась мне, что находится на третьем месяце беременности. Я очень обрадовалась, потому что все больше убеждалась в том, что и сама жду ребенка. Только стопроцентной уверенности, как у нее, у меня не было. В отличие от меня, Софию каждое утро тошнило. Узнав, что я хочу начать предпринимательскую деятельность, она очень удивилась. Но у меня была машина, и с ее помощью мне нужно было зарабатывать деньги, потому что мне надоело отдавать одну тысячу франков за другой.

В Барсалое мы составили договор, превративший нас в счастливых обладателей магазина. Целыми днями я оттирала запылившиеся полки и привязывала к прилавку проволочную сетку. Начав вытаскивать из задней комнаты старые доски, я вдруг услышала шипение и увидела, как под доски заползла зеленая змея. В панике я выбежала на улицу и закричала: «Змея, змея!» Несколько мужчин зашли в магазин, но, узнав, в чем дело, пулей выскочили на улицу.

Вскоре у магазина собралось шесть человек, но войти внутрь никто не решался. Наконец пришел высокий мужчина из племени туркана[18] с длинной палкой. Он осторожно зашел в магазин и стал сбрасывать одну доску за другой, пока не увидел змею длиной не меньше метра. Туркана стал неистово бить змею, но она настойчиво ползла к выходу. Молниеносно юноша самбуру метнул в опасное животное копье. Только когда я поняла, какой опасности подвергалась, мои колени задрожали.

Мой муж пришел через час. Он был у ветеринара. Тот дал ему разрешение, но с условием, что в течение месяца он построит за пределами магазина туалет. Вот еще! Объявились несколько добровольцев, прежде всего мужчины туркана. Они были готовы вырыть трехметровую яму и соорудить домик. Вместе с материалом это стоило почти шестьсот франков. Платежам не было конца, и я надеялась, что вскоре все же начну зарабатывать деньги.

Я сообщила о своем намерении открыть магазин пасторам Джулиани и Роберто. Они очень обрадовались, потому что в деревне по полгода не бывало кукурузной муки. О своей беременности я никому не говорила. Не упомянула я о ней и в письме в Швейцарию. Я очень радовалась, но, зная, как легко здесь можно заболеть, не хотела никого тревожить.

Наконец долгожданный день настал. Мы уехали, чтобы вернуться с полным грузовиком. Мы нашли очень приятную продавщицу, Анну, жену деревенского полицейского. Это была крепкая женщина, которая прежде работала в Маралале. Когда хотела, она даже немного понимала по-английски.

В Маралале мы пошли в банк и спросили, не пришли ли деньги из Швейцарии. Нам повезло, и я сняла примерно пять тысяч франков на закупку товара. Нам выдали несколько пачек кенийских шиллингов. Такое количество денег Лкетинга видел впервые в жизни. У оптового продавца-сомалийца мы спросили, когда будет свободен грузовик, который можно было бы отправить в Барсалой. Реки в то время были сухие, и дорога не представляла для тяжелых грузовиков никаких проблем. Нам сказали, что через два дня грузовик освободится.

Мы приступили к закупке продуктов. Сам грузовик стоил триста франков, поэтому нужно было использовать его по максимуму и закупить не менее десяти тонн товара. Я заказала восемь тысяч килограммов кукурузной муки и полторы тысячи килограммов сахара, для здешних мест целое состояние. Когда я собиралась оплатить товар, Лкетинга прижал охапку купюр к себе и заявил, что я отдаю сомалийцу слишком много денег. Он хотел все контролировать. Мне было неловко, потому что он оскорблял людей и при этом даже не умел считать. Он стал раскладывать деньги по кучкам, и никто не понимал, чего он хочет. Я терпеливо уговаривала мужа, и в конце концов он отдал деньги мне. Я снова все пересчитала у него на глазах. Когда остались три тысячи шиллингов, он раздраженно прошипел: «Видишь, ты давала слишком много!» Я успокоила его и сказала, что это плата за аренду грузовика. Три сомалийца в замешательстве переглянулись. Наконец товар был заказан и зарезервирован для нас до тех пор, пока не приедет грузовик. Я поехала по деревне и купила еще сто килограммов риса, сто килограммов картофеля, капусту и лук.

Наконец к вечеру грузовик был заполнен. Я подумала, что в Барсалой мы вернемся не раньше одиннадцати часов. Хрупкий товар, то есть минеральную воду, кока-колу и фанту, я погрузила в «лендровер» вместе с помидорами, бананами, хлебом, «Омо», маргарином, чаем и другими продуктами. Машина была забита по самую крышу. Я решила поехать по короткой дороге через лес, чтобы уже через два часа быть в Барсалое. Лкетинга сел в грузовик, так как небезосновательно опасался, как бы товар не исчез по дороге.

Со мной поехали пастух и две женщины. Машина была загружена так, что на подъеме в лес мне пришлось переключиться на четырехколесный привод. Я везла около семисот килограммов, и поначалу мне нужно было приноровиться к такому весу. Время от времени мы проезжали по глубоким лужам, которые здесь, в густой чаще, никогда не высыхали полностью.

Поляна, на которой я видела буйволов, на этот раз была пустынна. С большим трудом подбирая слова, я разговаривала с пастухом на суахили о нашем магазине. Перед отвесным смертельным откосом находился крутой поворот. Свернув в овраг, я уперлась в огромную серую стену. Я резко нажала на педаль газа, но тяжелый автомобиль продолжал медленно скатываться прямо на слона. «Останови машину!» – закричал пастух. Я перепробовала все, даже ручной тормоз, но он был неисправен. В трех метрах от огромного зада слона мы наконец остановились. Животное попыталось развернуться на узкой дороге. Я быстро включила задний ход. Женщины визжали и пытались выскочить из машины. Тем временем слон развернулся и, уставившись на нас своими глазами-пуговками, поднял хобот и взревел. Огромные клыки придавали ему очень грозный вид. Наш автомобиль медленно полз назад, и теперь нас разделяли шесть метров. Пастух сказал, что наша жизнь будет вне опасности лишь тогда, когда мы исчезнем из зоны видимости, то есть свернем за поворот. Поскольку автомобиль был доверху забит продуктами, а зеркала заднего вида не было, я не могла смотреть назад. Пастух стал мне подсказывать, и я надеялась только на то, что правильно понимаю его указания.

Наконец расстояние между нами увеличилось настолько, что мы слона только слышали, но больше не видели. Только тогда я обратила внимание на то, как сильно у меня дрожат колени. Я даже думать боялась о том, что было бы, если бы автомобиль врезался в колосса или при отъезде назад заглох мотор.

Пастух еще чувствовал запах слона. Забавно, но именно в этот день у него не было с собой оружия. Мы отъехали почти на сто метров, но из леса по-прежнему доносился треск. Мы немного подождали, и пастух осторожно вышел из машины и пошел к повороту. Он вернулся и сообщил, что слон защищает свой участок и мирно пасется прямо на дороге. Слева и справа от дороги он уже сломал несколько молодых деревьев.

Постепенно стало смеркаться. Слепни липли к нам и очень больно кусались. Кроме пастуха, из машины никто выходить не решался. Через час слон по-прежнему стоял посреди дороги. Я нервничала, потому что нам предстояло преодолеть еще большой участок пути и на загруженной машине, в темноте, я должна была взобраться на опасный склон. Время шло, наше положение не менялось, и мужчина, набрав крупных камней, бесшумно подобрался к повороту. Оттуда он начал кидать их в густой лес, что вызвало жуткий треск и грохот. Вскоре слон ушел с дороги.

В Барсалое я поехала сразу в магазин и в свете фар стала разгружать машину. Слава богу, какие-то люди мне помогли. Затем я пошла в нашу маньятту. Через некоторое время пришел мальчик-сосед и сообщил, что видел вдалеке свет фар. Старший брат тоже с нетерпением всматривался в горизонт. Все были напряжены. Это ехал грузовик, наш грузовик-самбуру!

Я с братом пошла в магазин и стала ждать там. Вскоре пришел ветеринар и принес из своего домика керосиновую лампу. Мы поставили ее на прилавок, и в магазине сразу стало светло и уютно. Я стала думать, куда что разгрузить и куда что поставить. Возле магазина постепенно собирались люди. Все ждали грузовик.

Наконец он с громким урчанием подъехал к магазину и остановился. Это было незабываемое мгновение. Я была счастлива при мысли, что теперь в Барсалое есть магазин, в котором всегда можно купить продукты. Больше никому не придется голодать. Лкетинга гордо вышел из грузовика и поздоровался с некоторыми из собравшихся людей, в том числе с пастухом. Он в ужасе выслушал его рассказ, а потом, смеясь, подошел ко мне и спросил: «Привет, жена, ты правда видела слона?» – «Да, конечно!» Он схватился за голову: «С ума сойти, Коринна, это очень опасно, правда, очень опасно!» «Да, я знаю, но сейчас всё в порядке», – ответила я и стала искать людей, которые могли бы помочь нам разгрузить машину.

Мы поторговались и выбрали троих мужчин, которые нередко подрабатывали у сомалийцев. В первую очередь выгрузили мешки с картофелем и рисом. Заднюю комнату, которая предназначалась под склад, заполнили мешками с кукурузной мукой и сахаром. Остальной товар распределили по магазину.

В магазине царило бурное оживление. Уже через полчаса пустой грузовик двинулся в темную ночь в направлении Маралала. Мы стояли в окружении полнейшего хаоса, среди упаковок чая и «Омо». Появились первые дети и попросили продать им сахар, но я отказалась продавать, потому что было уже очень поздно и нам сначала нужно было навести здесь порядок. Мы заперли магазин и пошли в нашу маньятту.

Утром мы встали и, как обычно, сидели с животными на солнце, когда к нашей маньятте подошли несколько женщин. Лкетинга спросил, что случилось. Они спросили, когда откроется магазин. Лкетинга хотел тотчас сорваться и пойти торговать, но я попросила его передать женщинам следующее: я начну продавать только в полдень, так как сначала нам нужно распаковать товар и дождаться Анну.

Анна умела расставлять товар, как никто другой. Уже через два часа магазин выглядел почти идеально. У дверей, ожидая открытия, сидели не меньше пятидесяти женщин и мужчин. Проволочная сетка оказалась незаменимой. Под прилавком я выставила картофель, капусту, морковь, лук, апельсины и манго. С потолка, подвешенные за веревку, свисали бананы. Сзади на полках аккуратно стояли упаковки самого разного размера с «Омо», салом «Кимбо», чайной заваркой, туалетной бумагой, которая вскоре стала нарасхват, мылом, самыми разнообразными сладостями и спичками. Рядом с весами мы поставили по мешку с сахаром, кукурузной мукой и рисом. В последний раз протерев пол, мы открыли ворота.

На мгновение нас ослепило солнце, а потом в магазин ворвалась толпа женщин. Люди в красивых разноцветных одеждах и украшениях надвигались на меня неудержимой волной. Магазин заполнился до отказа. Все протягивали нам свои канга или вручную сшитые мешки. Анна начала взвешивать кукурузную муку. Чтобы мука не просыпалась мимо, мы смастерили из картона подобие лопатки. Я насыпала людям сахар и муку. Многие просто клали на прилавок деньги и хотели получить за это определенный товар. Считать приходилось очень быстро.

Меньше чем через час мы продали первый большой мешок с кукурузной мукой и полмешка сахара. Я радовалась, что предварительно написала на товарах цены, но, несмотря на это, в магазине царил полнейший хаос. Коробка, служившая нам кассой, к вечеру переполнилась через край. Мы продали почти шестьсот килограммов кукурузной муки, двести килограммов сахара и другие товары. Когда стало смеркаться, мы решили закрыть магазин, но все время приходили дети и просили продать им сахар или муку на ужин. Наконец в семь часов мы закрылись. Я валилась с ног от усталости и с трудом шевелила руками. Анна устало побрела домой.

С одной стороны, этот день был огромным успехом, а с другой – такой наплыв людей заставил меня задуматься. Завтра это повторится, и я буду работать с утра до вечера. Мне нужно было помыться на речке, но когда это сделать?

Мы пришли в магазин в восемь утра, и Анна уже была на месте. Сначала клиентов было немного, но с девяти утра и до самого закрытия магазин был забит покупателями. Ящики с минеральной водой, кока-колой, фантой и спрайтом стремительно опустошались. Слишком долго местные жители были этого лишены.

Многие воины или юноши часами простаивали в магазине или перед ним и беседовали друг с другом. Женщины и девочки сидели в тени магазина. К нам пришли жены ветеринара, врача и учителя и закупили по нескольку килограммов картофеля и фруктов. Все радовались, что я открыла такой замечательный магазин. Разумеется, уже тогда я заметила, что многого в магазине не хватает.

Лкетинга большую часть времени проводил в магазине, разговаривая с людьми или продавая самые простые вещи, такие как мыло или «Омо». Он помогал, как мог. Мама впервые за долгое время пришла в деревню, чтобы посмотреть на наш магазин.

К концу второго дня я знала уже все цифры на масайском языке. Я составила таблицу, на которой были указаны цены за различное количество муки или сахара, что значительно облегчило нам подсчет. В тот день мы ни разу не присели и, уставшие, с трудом дотащились до дома. Мы снова не успели поесть горячей пищи, что в моем положении было неразумно. От постоянных наклонов у меня ныла спина. Только за этот день мы взвесили и продали восемь мешков кукурузы и почти триста килограммов сахара.

Мама приготовила для меня кукурузную муку с мясом, и я стала обсуждать с Лкетингой наши проблемы. Анне и мне был необходим перерыв, чтобы поесть и помыться. Начиная со следующего дня мы решили закрывать магазин на перерыв с двенадцати до четырнадцати часов. Узнав об этом, Анна очень обрадовалась. Мы принесли в магазин сорок литров воды, чтобы я могла мыться в задней комнате.

Запасы овощей и фруктов постепенно подошли к концу. Даже от дорогого риса ничего не осталось. Домой я принесла всего три килограмма. В тот день Джулиани и Роберто впервые заглянули к нам и выразили свое восхищение, чем очень меня поддержали. Я спросила, нельзя ли мне хранить выручку у них, потому что я никак не могла придумать, где спрятать столько денег. Джулиани дал свое согласие, и теперь каждый день после закрытия магазина я проходила мимо миссии и оставляла там набитый деньгами конверт.

Новые часы работы привели людей в замешательство, потому что у большинства местных жителей часов не было. Нам приходилось силой выгонять их на улицу, или же в магазине скапливалось столько людей, что мы вынуждены были работать без перерыва. Через девять дней магазин почти опустел. Сахар закончился, осталось лишь пять мешков с кукурузной мукой. Нам снова пришлось ехать в Маралал. Если повезет, мы рассчитывали вернуться с грузовиком примерно через три дня. Анна оставалась в магазине одна, потому что в отсутствие сахара покупателей становилось намного меньше.

В Маралале сахар тоже был в дефиците. Стокилограммовые мешки не продавались, пополнение еще не пришло. Без сахара возвращаться в Барсалой не имело смысла. Когда через три дня сахар наконец подвезли, его стали распределять небольшими порциями. Вместо двадцати мешков нам досталось всего восемь. На пятый день мы на грузовике поехали обратно.

За время пребывания в Маралале я приобрела новый товар, например канги, которые пользовались большим успехом, жевательный табак для стариков и даже двадцать пар сандалий из шин всех размеров. К сожалению, заработанных денег на новый товар не хватило. Мне пришлось снять деньги в банке, и я решила немного поднять цену за килограмм муки и сахара. Хотя цены устанавливались государством, из-за больших расходов на транспортировку было немыслимо устанавливать в Барсалое такие же цены, как в Маралале. Дополнительно мы заполнили бензином двухсотлитровую канистру.

На этот раз Лкетинга не отпустил меня одну, потому что боялся, что я снова наткнусь на слонов или буйволов. Но кто же поедет с грузовиком? Лкетинга отправил на нем знакомого, которому доверял. В полдень мы выехали и без проблем добрались до Барсалоя. Это было действительно странно: когда муж был рядом, все шло на удивление гладко.

В магазине царили тишина и покой. Анна встретила нас со скучающим видом. За пять дней она продала остатки кукурузной муки. Лишь изредка приходил какой-нибудь покупатель за чайной заваркой или «Омо». Касса была наполовину заполнена деньгами, но произвести расчет я не могла, потому что кое-что еще осталось на складе. Я доверяла Анне.

Мы вернулись в нашу маньятту, в которой мирно спали два воина. Я не слишком этому обрадовалась, но знала, что закон гостеприимства к этому обязывает. Все мужчины возрастного класса Лкетинги имели право отдыхать или ночевать в нашей маньятте, и я должна была поить их чаем. Пока я разводила огонь, мужчины разговорились. Лкетинга перевел мне, что в Ситеди буйвол распорол одному воину бедро. Он должен немедленно выехать туда на машине и отвезти воина в больницу. Я осталась в хижине, потому что через несколько часов должен был приехать грузовик. Терзаемая дурными предчувствиями, я отдала мужу ключи. Это был тот же самый отрезок пути, на котором он год назад разбил автомобиль.

Я пошла в магазин, и мы с Анной прибрались, чтобы было легче принять товар. Вечером мы зажгли две новые керосиновые лампы. Я также купила самую простую плиту, которая топилась древесным углем. Теперь я могла готовить себе еду во второй комнате.

Наконец грузовик прибыл, и магазин снова окружила толпа людей. Товар выгрузили быстро. Я пересчитывала мешки, чтобы быть уверенной в том, что ничего не пропало, но оказалось, что для недоверия не было никаких оснований. Магазин превратился в средоточие хаоса: повсюду были нагромождены коробки, которые нам предстояло разобрать.

Вдруг в магазин вошел мой муж. Я спросила, все ли в порядке. «Нет проблем, Коринна, но вот у того человека большая проблема», – ответил он. Он отвез раненого к деревенскому врачу, и тот прочистил и без наркоза зашил его двадцатисантиметровую рану. Теперь раненый лежит в нашей маньятте, потому что его каждый день нужно возить на осмотр.

В Маралале Лкетинга купил несколько килограммов мираа, которую теперь перепродавал по хорошей цене. За травой к нам пришла вся деревня, и даже два сомалийца впервые переступили порог нашего магазина. Мой муж злобно на них посмотрел и высокомерно спросил, что им нужно. Мне было стыдно за него, потому что сомалийцы были настроены дружелюбно, хотя и понесли большие убытки в связи с открытием нашего магазина. Они купили мираа и ушли. Около девяти вечера мы закрыли магазин.

Когда я вернулась в свою хижину, в ней лежал коренастый воин с перебинтованной ногой. Он тихо стонал. Я спросила, как он себя чувствует. Он ответил, что нормально. Здесь эти слова ничего не значили, ведь, даже лежа на смертном одре, ни один самбуру не признается, что ему плохо. Он был весь мокрый, от него исходил резкий запах пота и йода. Вскоре в хижину пришел Лкетинга с двумя пучками мираа. Он заговорил с раненым, но тот ответил с большим трудом. Должно быть, у него была сильная лихорадка. После бесконечных пререканий мне наконец было позволено измерить ему температуру. Градусник показал больше сорока градусов. Я дала воину жаропонижающее средство, и вскоре он заснул. В ту ночь я спала плохо. Муж всю ночь жевал мираа, а раненый воин стонал и иногда даже кричал.

На следующее утро я пошла в магазин, а Лкетинга остался со своим товарищем. Новость о том, что в продажу поступили мука и сахар, распространилась со скоростью света, и в магазине царила суета. В тот день Анна выглядела очень вялой. Она то и дело садилась отдохнуть, а иногда выбегала на улицу, где ее начинало рвать. Обеспокоенная, я спросила, что с ней. Анна ответила, что все в порядке, может быть, у нее легкая малярия. Я отправила ее домой, и мужчина, который сопровождал наш грузовик, вызвался мне помочь. Я очень обрадовалась его предложению, потому что он умел ловко упаковывать товар. Через несколько часов у меня сильно заболела спина. Было это из-за беременности или постоянных наклонов, я не знала. По моим подсчетам, у меня был конец третьего месяца. Живот немного вздулся, но, кроме этого, ничего не было видно. Лкетинга уже начал сомневаться в моей беременности и предположил, что у меня в животе опухоль.

Через некоторое время в магазин пришел Лкетинга. Увидев моего помощника, он набросился на него и спросил, что тот делает за прилавком. Мужчина объяснил, что Анна плохо себя чувствует и пошла домой. Мы продолжили работу, а мой муж сел в магазине и продолжал жевать мираа, что выводило меня из себя. Я отправила его к ветеринару, чтобы он спросил, не забивали ли сегодня козу, потому что я хотела приготовить вкусное блюдо из мяса и картофеля. Днем я собиралась закрыть магазин на перерыв, чтобы приготовить во второй комнате еду и помыться. Но Лкетинга и мой помощник хотели работать дальше. На своей новой плите я приготовила вкусное блюдо и наконец-то смогла спокойно поесть. Половину я оставила Лкетинге. На сытый желудок мне работалось гораздо легче.

В начале восьмого мы вернулись домой. Раненый сидел в нашей хижине. Видимо, ему стало лучше. Но какой же в маньятте царил беспорядок! Повсюду валялись стебли мираа и пережеванные катышки. Возле очага стояла кастрюля с прилипшим к ней кукурузным варевом, повсюду были разбросаны остатки еды, которые облепили муравьи. Кроме того, в хижине жутко воняло, и от этого запаха у меня перехватило дыхание. Я вернулась домой с работы, и теперь должна убираться в хижине. Чтобы приготовить чай, мне пришлось скрести кастрюлю ногтями.

Высказав свое недовольству мужу, я натолкнулась на полнейшее непонимание. Захмелевший от мираа, он стал защищаться и сказал, что я не хочу помочь его другу, который так отчаянно борется за жизнь. При этом я требовала всего лишь по мере возможности соблюдать порядок. Лкетинга и прихрамывающий воин покинули мою хижину и перешли к маме. Там разгорелась жалкая дискуссия, и я почувствовала себя забытой и одинокой. Чтобы не утратить присутствия духа, я достала магнитофон и включила немецкую музыку. Через некоторое время Лкетинга просунул голову в хижину и с недовольством спросил: «Коринна, в чем проблема? Почему ты слушаешь эту музыку? Что это значит?» О боже, как ему объяснить, что я чувствую себя непонятой, что я устала и ищу утешения в музыке? Понять это он был не в силах.

Я взяла его руку и попросила сесть рядом. Мы вместе слушали музыку и смотрели на огонь. Между нами постепенно возникло эротическое напряжение, и я им наслаждалась. В свете костра Лкетинга выглядел великолепно. Я положила руку на его темное обнаженное бедро и почувствовала его возбуждение. Он посмотрел на меня дикими глазами, и в ту же секунду мы заключили друг друга в объятия. Мы целовались. Впервые мне показалось, что это нравится и ему. Я пробовала целоваться каждый раз, но Лкетинга не находил в этом удовольствия, и все мои попытки заканчивались провалом. Теперь же он целовал меня и становился все более диким. Наконец мы занялись любовью. Это было чудесно. Потом он нежно погладил мой маленький животик и спросил: «Коринна, ты уверена, что у тебя теперь есть ребенок?» Я счастливо рассмеялась и ответила: «Да!» – «Коринна, если у тебя есть ребенок, то почему ты хочешь любви? Ведь теперь все нормально, я дал тебе ребенка и буду ждать». Эти слова немного протрезвили меня, но я постаралась не воспринимать их всерьез. Довольные, мы заснули.

На следующий день было воскресенье. Наш магазин не работал, и мы решили сходить на мессу к Джулиани. Маленькая церквушка была заполнена женщинами и детьми. Немногочисленные мужчины, среди которых были ветеринар со своей семьей, врач и учитель, сидели в стороне. Джулиани читал мессу на суахили, а учитель переводил ее на самбуру. Женщины и дети пели и били в барабаны. В общем и целом служба проходила весело. Лкетинга был здесь единственный воин, и в церкви он оказался в первый и в последний раз.

После полудня мы пошли на реку. Я стирала одежду, а он мыл нашу машину. Наконец-то у нас появилось время, чтобы совершить привычный ритуал обоюдного омовения. Все было как раньше, и я с тоской думала о прошлом. Конечно, магазин мне нравился, пища стала более разнообразной, но у нас почти не оставалось времени для нас двоих. Все поглотила суета. Однако каждый раз в понедельник я с удовольствием шла в магазин. Я подружилась со многими женщинами Барсалоя и некоторыми мужчинами, которые хотя бы немного говорили по-английски. Постепенно я запомнила, кто на ком женат и кто чей родственник.

Я очень привязалась к Анне. Уже несколько дней ее муж просиживал в магазине, потому что у него был отпуск. Меня это не беспокоило, в отличие от Лкетинги. Каждый раз, когда муж Анны выпивал минеральную воду, Лкетинга спрашивал, посчитала ли это Анна. Мне было очень неловко.

Пришло время снова закупать сахар. Он закончился несколько дней назад, и в магазин стало приходить меньше людей. Кроме того, близились школьные каникулы.

Значит, я могла съездить в Маралал за сахаром и заодно забрать Джеймса. Лкетинга остался в магазине помогать Анне, потому что у нас еще было двадцать мешков муки, которые нужно было продать, чтобы хватило денег на оплату грузовика.

Я взяла с собой проверенного помощника. Он хорошо работал и мог погрузить тяжелые мешки в мой «лендровер». Как всегда, с нами хотели поехать еще двадцать человек. Во избежание проблем я решила взять с каждого немного денег, чтобы возместить расходы на бензин. Разумеется, в итоге со мной поехали только те, кому это действительно было нужно. Когда я начала собирать деньги, толпа сразу поредела, и остались пять человек, заплатившие требуемую сумму. На этот раз «лендровер» не был перегружен. Мы выехали рано, потому что к вечеру я уже надеялась вернуться обратно. В числе моих пассажиров был и пастух, которому на этот раз пришлось заплатить.

В Маралале все вышли, а я поехала к школе. Директор сказал, что отпустит школьников только после шестнадцати часов. Я договорилась с ним, что отвезу в Барсалой троих или четверых юношей. Тем временем мы с моим помощником купили три мешка сахара, немного фруктов и овощей. Больше я загрузить не могла, потому что нужно было приберечь место для школьников. У меня оставались еще два часа, и я воспользовалась ими, чтобы навестить Софию.

София была очень счастлива меня видеть. Она поправилась и чувствовала себя превосходно. Она приготовила мне спагетти, которые после стольких месяцев, проведенных без макаронных изделий, показались мне праздничной пищей. Неудивительно, что она так быстро набирает вес! Ее друг-растаман ненадолго появился и снова исчез с несколькими друзьями. София пожаловалась на то, что с тех пор, как она забеременела, он перестал обращать на нее внимание. Работать он тоже не хотел и тратил ее деньги на пиво и друзей. Несмотря на все удобства, которыми она себя окружила, я ей не завидовала. Напротив, благодаря ее примеру я поняла, как много делает Лкетинга.

Я попрощалась с ней, пообещав заходить каждый раз, когда буду в Маралале. Своего помощника и пастуха я забрала в условленном месте. Мы поехали к школе, где нас уже ждали трое юношей. Джеймс очень обрадовался, что его забирают. Мы хотели вернуться до наступления темноты и поэтому сразу тронулись в путь.

Дорога в джунглях

Автомобиль с трудом карабкался вверх по красной пыльной дороге. При подъезде к крутому повороту мы с пастухом рассмеялись, вспомнив о нашем приключении со слоном. На заднем сиденье весело болтали юноши. Перед отвесным склоном я собиралась включить четырехколесный привод и нажала на тормоз, но автомобиль продолжал упрямо катиться вперед к смертельно опасному склону. Я в ужасе закричала: «Тормоза отказали!» Мимоходом я заметила, что сворачивать направо нельзя, так как там сразу за дорогой начинается прикрытое деревьями ущелье. Поэтому я, недолго думая, крутанула руль влево, в то время как пастух отчаянно пытался открыть дверь.

Нам повезло: автомобиль врезался в подножие скалы, там, где ее высота составляла всего сантиметров тридцать. Если бы машина проехала немного дальше, лобового столкновения со скалой было бы не избежать. Ширина платформы не превышала пяти-шести метров, после чего платформа резко обрывалась в джунгли. Я молилась о том, чтобы автомобиль зацепился за деревья и вовремя остановился.

Юноши переполошились, лицо пастуха стало серым. Автомобиль затормозил, когда до края платформы оставалось не больше метра. Меня так трясло от страха, что я не могла выйти из машины.

Школьники выбрались через окна, потому что мы, сидящие спереди, боялись шелохнуться, а задние двери были заблокированы. Через некоторое время я на дрожащих ногах все же вышла и стала осматривать повреждения. В этот момент автомобиль медленно покатился вперед. Не растерявшись, я схватила первый попавшийся камень и подложила его под колесо. Ребята увидели, что тормозной кабель вырван. Потрясенные, мы стояли рядом с автомобилем, остановившимся в трех метрах от смерти.

Пастух сказал, что оставаться в лесу опасно, хотя на этот раз он был вооружен. Кроме того, с наступлением сумерек здесь стало чертовски холодно. У нас не было другого выхода, кроме как вернуться в Маралал, так как по этой дороге я могла проехать без тормозов, в худшем случае воспользовавшись четырехколесным приводом. Но прежде мне предстояло попытаться развернуть длинный автомобиль на узкой платформе. Мы нашли большие камни, и я осторожно запустила двигатель. Проехать больше полуметра вперед я не могла, поэтому юноши останавливали машину, подкладывая под колеса камни. Затем я стала двигаться назад, тоже практически вслепую. Обливаясь потом, я горячо просила Бога нам помочь. После этого происшествия, когда мы чудом избежали смерти, я перестала сомневаться в его существовании. Через час произошло следующее чудо: мы развернули автомобиль.

Когда мы тронулись в обратный путь, в джунглях уже стемнело. Мы ехали на первой передаче с включенным четырехколесным приводом. Когда дорога шла под гору, автомобиль разгонялся и мотор ужасно ревел, но переключить передачу я не решалась. В критические моменты я по привычке жала на тормоз. Через час мы с облегчением въехали в Маралал. Жители спокойно переходили улицу, полагая, что автомобиль затормозит. Я отчаянно сигналила, и ошарашенные люди, ругаясь, отпрыгивали в сторону. Когда до гаража осталось совсем немного, я вынула ключ зажигания, и автомобиль докатился по инерции. Сомалиец как раз собирался закрывать гараж. Я объяснила ему свою проблему, подчеркнув, что автомобиль заполнен товаром, который я не могу оставить без присмотра. Он растворил железные двери, и мужчины закатили машину в гараж.

Мы пошли выпить чаю и, еще не оправившись от шока, стали обсуждать наше положение. Нужно было искать гостиницу. Пастух искал ночлег для себя, а я пригласила ребят и своего помощника. Мы сняли два номера. Юноши сказали, что поспят вдвоем на одной кровати. Я хотела побыть одна и после еды сразу ушла в свой номер. При мысли о муже мне стало плохо. Он не знал, что произошло, и наверняка очень волновался.

Рано утром я пошла в гараж. Мастера как раз чинили наш автомобиль. Даже для сомалийца случившееся оставалось загадкой, он никак не понимал, как такое могло произойти. В одиннадцать часов все было готово, но на этот раз ехать по лесной дороге я не решилась. Мы поехали в объезд через Барагой, понимая, что проведем в пути не менее четырех с половиной часов. Я представляла, как сильно переживает мой муж, и не могла думать ни о чем другом.

Эта дорога была намного проще, чем лесная, единственным препятствием на ней являлись большие камни. Преодолев половину пути, мы пересекли высохшее русло реки, и тут я услышала знакомый свист. Вдобавок ко всем нашим несчастьям мы прокололи шину! Все вышли, и ребята из-под груды мешков с сахаром достали запасное колесо. Мой помощник разместил домкрат, и через полчаса поломка была устранена. Впервые за долгое время оставшись без дела, я сидела на палящем солнце и курила. Затем мы продолжили путь и прибыли в Барсалой ближе к вечеру.

Мы остановились около магазина, и только я собиралась выйти из машины, как увидела своего мужа. Он направлялся ко мне, его лицо было искажено яростью. Встав возле дверцы машины, он спросил, покачав головой: «Коринна, что с тобой не так? Почему ты приезжаешь поздно?» Я все ему рассказала, но он мне не поверил и спросил, с кем я провела ночь в Маралале. Я пришла в ярость. Мы едва не погибли, а муж считает, что я ему изменила! Я и представить себе не могла, что он может так отреагировать.

Юноши пришли мне на помощь и подробно описали, что с нами случилось. Лкетинга забрался под машину и осмотрел кабель. Заметив свежее тормозное масло, он наконец поверил в наш рассказ. Однако моя обида была так сильна, что я поспешила в хижину. Пусть мужчины сами разбирают товар, в конце концов, теперь им помогает Джеймс. Наспех поздоровавшись с мамой и Сагуной, я зашла в маньятту и расплакалась от усталости и разочарования.

Вечером меня зазнобило. Я не придала этому большого значения и приготовила чай. Лкетинга вернулся домой и попил чаю. Мы почти не разговаривали. Поздно вечером он собрался в какой-то отдаленный крааль, чтобы забрать последних коз, подаренных нам на свадьбу. Он сказал, что вернется через два дня. Обернув вокруг плеч красное одеяло, он взял два копья и ушел. Я услышала, как он коротко переговорил с мамой, после чего все стихло. Тишину нарушал только плач ребенка из соседней маньятты.

Ночью мое состояние ухудшилось, и меня охватил страх. А вдруг это снова малярия? Я достала свои таблетки и стала читать инструкцию. При подозрении на малярию следовало принять три таблетки, но в случае беременности было необходимо посоветоваться с врачом. О боже, больше всего на свете я боялась потерять ребенка, а в случае заболевания малярией это могло легко произойти на сроке до шести месяцев. Я приняла три таблетки и, чтобы согреться, подбросила в огонь дров.

Уром меня разбудили доносившиеся снаружи голоса. Я вылезла из хижины, и меня ослепило яркое солнце. Была уже половина девятого. Мама, сидевшая перед своей хижиной, улыбнулась мне и сказала: «Супа, Коринна». «Супа, мама», – ответила я и пошла в кусты.

Я чувствовала себя вялой и измученной. Когда я вернулась, перед моей маньяттой уже стояли четыре женщины. Они спросили, когда откроется магазин. «Коринна, тука», – услышала я голос мамы. Она говорила, чтобы я открыла магазин. «Позже!» – ответила я. Всем не терпелось купить сахар, который я вчера привезла из Маралала. Через полчаса я, преодолевая себя, потащилась в магазин.

Перед входом ждали не меньше двадцати человек, но Анны на месте не было. Я открыла двери, и сразу началась давка. Каждая женщина хотела быть первой. Я обслуживала механически. Где же Анна? Моего помощника тоже не было видно, и я не знала, куда подевались ребята. Вдруг у меня резко заболел живот, и я, схватив бумагу, побежала в туалет. У меня начался понос. Я запаниковала. В магазине было полно людей, касса представляла собой открытую коробку, и любой, зайдя за прилавок, мог взять деньги. Вконец обессилев, я вернулась к оживленно болтающим женщинам. За день я бегала в туалет несколько раз.

Анна меня подвела, на работу она не явилась. С самого утра я не видела ни одного знакомого лица, которому могла бы по-английски описать свою ситуацию и попросить помощи. После полудня я уже едва держалась на ногах.

Наконец появилась жена учителя. Я отправила ее к маме, чтобы она посмотрела, дома ли ребята. К счастью, вскоре пришел Джеймс в сопровождении юноши, с которым я ночевала в гостинице. Они сразу согласились встать за прилавок и отпустили меня домой. Мама удивленно посмотрела на меня и спросила, что случилось. Что мне было ответить? Пожав плечами, я сказала: «Может, малярия». Она в ужасе посмотрела на меня и схватилась за живот. Я понимала ее беспокойство, мне и самой было грустно и страшно. Она пришла в мою маньятту и заварила черный чай, так как считала, что молоко мне вредно. Ожидая, пока вскипит вода, она постоянно взывала к Богу: «Енкаи!» Мама молилась за меня. Мне очень нравилось смотреть на нее, когда она сидела вот так, с длинными грудями и в грязной юбке. В эту минуту я была счастлива, что у моего мужа такая добрая, заботливая мама, и не хотела ее разочаровывать.

Когда наши козы вернулись домой, старший брат Лкетинги с озабоченным видом заглянул ко мне и попытался заговорить со мной на суахили. Но я так устала, что то и дело засыпала. Ночью я проснулась вся в поту и услышала звук шагов и втыкаемых в землю копий. Через мгновение раздалось знакомое хрюканье, и мое сердце бешено забилось. В хижину кто-то зашел, но в темноте я не видела лица. «Милый?» – с надеждой спросила я. «Да, Коринна, нет проблем», – ответил знакомый голос моего мужа. При эти словах у меня будто камень с души свалился. Я рассказала, как плохо себя чувствую, и он очень встревожился. Поскольку озноба у меня больше не было, я надеялась, что благодаря своевременному приему таблеток мое состояние улучшится.

Следующие несколько дней я не выходила из дома, магазином занимались Лкетинга и ребята. Мне становилось лучше, через три дня прекратился понос. Провалявшись в постели целую неделю, я устала от безделья и после обеда пошла в магазин. Он выглядел ужасно. В нем давно не убирались, все было засыпано кукурузной мукой. На полках было пусто. Четыре мешка сахара полностью распродали, муки осталось всего полтора мешка. Значит, нужно было снова ехать в Маралал. Мы решили поехать на следующей неделе, потому что у ребят как раз заканчивались каникулы, и я могла подвезти нескольких из них.

В магазине наступило затишье. Как только основные продукты заканчивались, покупатели переставали приходить. Я пошла навестить Анну и нашла ее лежащей в постели. На вопрос, что случилось, она сначала не хотела отвечать, но через некоторое время призналась, что тоже ждет ребенка. Она всего на третьем месяце, но у нее недавно было кровотечение, поэтому она не выходила на работу. Мы договорились, что, когда юноши уедут, она вернется в магазин.

Каникулы закончились, и мы, закрыв магазин, поехали в Маралал. Через три дня мы отправили в Барсалой нагруженный товаром грузовик в сопровождении нашего помощника. Лкетинга поехал со мной через джунгли. К счастью, все прошло благополучно. Мы предполагали, что товар прибудет незадолго до наступления темноты, но вместо грузовика к нам пришли два воина и сказали, что машина крепко застряла в русле ближайшей к Барсалою реки. Мы поспешили туда на своей машине и остолбенели, увидев этот кошмар. В высохшем широком русле грузовик застрял в песке левым колесом, не дотянув до берега совсем немного. Из-за того, что колесо постоянно прокручивалось, машина глубоко ушла в рыхлый песок.

На месте происшествия уже собрались несколько человек, и под колесо подложили камни и сучки. Тяжелый грузовик все больше клонился набок, и водитель объяснил, что все бесполезно, товар придется выгружать здесь. Мне эта идея не понравилась, и я решила посоветоваться с пастором Джулиани. Увидев меня, пастор помрачнел, потому что уже знал о том, что произошло. Однако он все же сел в свою машину и поехал за мной.

Он попробовал вытянуть грузовик на канате, что нашим автомобилям оказалось не под силу. Пришлось перегрузить сто мешков по два центнера в наши автомобили. В машину помещалось не более восьми мешков. Джулиани, сделав пять кругов, потерял терпение и вернулся в миссию. Чтобы перевезти в магазин весь товар, мне пришлось проехать туда-обратно еще семь раз. Тем временем наступила ночь, и мои силы были на исходе. В магазине царил невообразимый хаос, но мы не стали ничего убирать и разложили товар лишь на следующее утро.

Нередко нам предлагали на продажу козьи и коровьи шкуры. До сих пор я отказывалась, и недовольные женщины, бранясь, выходили из магазина и сбывали шкуры сомалийцам. Однако сомалийцы принимали шкуры только от тех, кто покупал у них муку или сахар. После длительных раздумий я решила тоже скупать шкуры и стала складывать их в заднем помещении магазина.

Не прошло и двух дней, как к нам наведался хитрый местный шериф и спросил, есть ли у нас лицензия на продажу шкур. Разумеется, лицензии у нас не было, потому что я и не знала, что она нужна. Он добавил, что может вообще закрыть мой магазин, потому что хранить шкуры в одном помещении с продуктами запрещено. Расстояние между ними должно составлять не менее пятидесяти метров. Я едва не задохнулась от возмущения, потому что знала, что сомалийцы хранят шкуры в одном помещении с продуктами, но шериф это отрицал. Теперь-то я поняла, кто натравил его на нас. Тем временем у меня набралось почти восемьдесят шкур, которые я собиралась продать в следующий раз в Маралале. Мне было необходимо выиграть время и найти новое помещение. Я предложила шерифу две бутылки содовой и попросила дать мне время до завтрашнего утра.

После долгих обсуждений с мужем мы решили, что должны убрать шкуры из магазина до завтрашнего дня. Но куда их деть? Ведь шкуры – это наличные деньги. Я пошла в миссию за советом. На месте был только пастор Роберто. Он сказал, что у него подходящего помещения нет и что нам следует подождать Джулиани. Вечером Джулиани заехал к нам на мотоцикле. К моей огромной радости, он предложил нам старый домик, где раньше находился водяной насос, а теперь хранилось старое оборудование. Он сказал, что места там немного, но это все же лучше, чем ничего, ведь домик запирается на ключ. Так одной проблемой стало меньше. Я от всего сердца поблагодарила пастора, ведь он оказывал нам неоценимую помощь.

Торговля шла хорошо, Анна пришла вовремя. Ей стало намного лучше. После полудня в магазине вдруг началась какая-то суматоха. Юноша-сосед подбежал к Лкетинге и стал что-то взволнованно говорить. «Дорогой, что случилось?» – спросила я. Он ответил, что потерялись две козы из нашего стада и ему нужно найти их до наступления темноты, иначе их съедят дикие звери. Только он собрался уходить, схватив свои копья, как в магазин вбежала домработница местного учителя. Она была очень бледна, о чем-то заговорила с Лкетингой, и я поняла, что речь идет о моем автомобиле и Маралале. Обеспокоенная, я спросила у Анны, что случилось. Она нерешительно объяснила, что беременной жене учителя стало плохо и ей нужно срочно в больницу, а в миссии никого нет.

Жена учителя

«Дорогой, нам нужно отвезти ее в Маралал», – взволнованно сказала я мужу. Он ответил, что это не его проблема, ему нужно искать своих коз. Я ошеломленно спросила, неужели жизнь животного для него важнее жизни человека. Он моих возражений не понял и объяснил, что это ведь не его жена, а его коз через два часа уже будет не спасти. С этими словами он вышел из магазина. Я не могла поверить, что мой муж может быть таким бессердечным.

Анне я сказала, что сначала взгляну на женщину, а потом буду решать, что делать. Хижина учителя располагалась в двух минутах ходьбы от магазина. Когда я вошла в домик, меня охватил шок. Повсюду валялись окровавленные тряпки. Женщина, скорчившись, лежала на голом полу и громко стонала. Я сразу заговорила с ней, потому что часто видела ее в магазине и знала, что она говорит по-английски. Запинаясь, она рассказала, что кровотечение началось два дня назад, но муж не пускал ее к врачу. Из ревности он не хотел, чтобы ее обследовали. Теперь, когда он ушел, она хочет поехать в больницу.

Она посмотрела на меня, и в ее глазах я увидела животный страх. «Пожалуйста, Коринна, помоги мне, я умираю!» При этом она приподняла платье, и я увидела между ее ног маленькую посиневшую ручку ребенка. Изо всех сил стараясь сохранить хладнокровие, я пообещала немедленно подогнать «лендровер». Я побежала в магазин и сказала Анне, что уезжаю в Маралал, и велела закрыть магазин, если мой муж не вернется к семи часам вечера.

Я мчалась к своей маньятте и не чувствовала, как мои ноги царапают острые колючки. Я плакала от ужаса, и одновременно меня душила ярость. Как мог Лкетинга так поступить? Только бы нам успеть! Мама растерянно наблюдала за тем, как я собрала все шерстяные одеяла и даже нашу шкуру и погрузила все в кузов «лендровера». Времени на объяснения у меня не было, на счету была каждая минута. Рванув с места, я заметила, что теряю способность ясно соображать. Взглянув на здание миссии и не увидев рядом с ним машин, я убедилась, что там никого нет. Я остановилась возле хижины учителя, и вместе с домработницей мы дотащили женщину до автомобиля.

Это было очень непросто, потому что она уже не могла стоять. Мы осторожно положили ее на два одеяла, которые защищали ее от холодной жести, но никак не могли смягчить удары. Домработница тоже села в машину, и мы тронулись в путь. Проезжая мимо «домика ветеринара», я заглянула в него, чтобы узнать, не поедет ли он с нами. Но и его на месте не было! Куда все исчезают, когда так нужны? Вместо ветеринара там сидел незнакомый мне мужчина из Маралала, не самбуру, который захотел поехать с нами.

Это был вопрос жизни и смерти, но ехать быстро я не могла, иначе бы женщина в кузове перевернулась. На каждой кочке она громко вскрикивала. Девочка положила ее голову себе на колени и что-то тихо ей говорила. Я обливалась потом и ревела от негодования. Из ревности этот учитель довел свою жену до полусмерти! Он, который каждое воскресенье переводит службу в церкви, он, который умеет читать и писать! Я бы в это никогда не поверила, если бы не увидела реакцию своего мужа. Для него жизнь женщины значила меньше, чем жизнь козы. Если бы речь шла о жизни воина, как, например, того, который целый месяц прожил у нас в маньятте, он бы повел себя иначе. А тут дело касалось всего лишь женщины, к тому же чужой. Что будет, если осложнения возникнут у меня?

Такие мысли проносились у меня в голове, пока автомобиль медленно продвигался вперед. Женщина то и дело на короткое время теряла сознание, и стоны прекращались. Тем временем мы доехали до скал, и мне стало плохо при мысли о том, как сильно теперь будет раскачиваться автомобиль. Здесь и медленная езда не поможет. Домработнице я сказала, чтобы она держала женщину как можно крепче. Мой спутник не сказал еще ни слова. Автомобиль на четырехколесном приводе стал взбираться на огромные камни. Женщина ужасно кричала. Как только сильная тряска прекратилась, она сразу стала спокойнее. Я помчалась через джунгли. Перед смертельным склоном я должна была подняться на гору. Машина стала взбираться на склон, но посреди дороги мотор вдруг заглох. Я посмотрела на бензомер и успокоилась: бензина было достаточно. Двигатель завелся, затем снова заглох. Автомобиль с трудом протащился несколько метров в гору и окончательно остановился напротив плато, на котором я уже однажды застряла.

В отчаянии я снова и снова пыталась завести двигатель, но машина не издавала ни звука. Мой спутник и я вышли осмотреть двигатель. Я вытащила свечи зажигания, они были в порядке. Аккумулятор был заряжен. Что же случилось с этим проклятым автомобилем? Я осмотрела все кабели, заглянула под машину, но так и не нашла причины. Снова и снова я пробовала завестись, но ничего не получалось. Даже фары не горели.

Тем временем стемнело, и гигантские слепни буквально сжирали нас. Мне стало по-настоящему страшно. Сзади в машине стонала женщина. Шерстяные одеяла пропитались кровью. Я объяснила мужчине, что здесь мы пропадем, потому что по этой дороге почти никто не ездит. Остается только один выход – отправить его в Маралал за помощью. Я рассчитывала, что пешком он дойдет за полтора часа. Идти в одиночку и без оружия он не решался. Я вышла из себя и заорала на него: как он не понимает, что оставаться здесь не менее опасно, и чем дольше он ждет, тем темнее и холоднее становится. У нас есть только один шанс выжить – если он сейчас же двинется в Маралал. Наконец он ушел.

Я понимала, что помощь подоспеет не раньше чем через два часа. Я открыла кузов и попыталась поговорить с женщиной, но она снова на короткое время лишилась сознания. Стало холодно, и я надела куртку. Несчастная очнулась и попросила воды. Ее мучила жажда, губы распухли. Боже мой! В спешке я снова совершила непростительную ошибку – мы уехали без воды! Я обыскала всю машину, нашла пустую бутылку из-под кока-колы и отправилась на поиски. Должна же здесь быть вода, ведь вокруг такая пышная зелень! Через сотню метров я услышала плеск, но в темноте ничего не было видно. Осторожно, шаг за шагом, я углубилась в кусты. Через два метра начался обрыв, внизу бежал маленький ручеек. Добраться до него я не могла, потому что обратно на скользкие скалы мне было не забраться. Я бросилась обратно к машине и взяла веревку, которой канистры с бензином были привязаны к машине. Женщина как безумная вопила от боли. Я привязала бутылку к веревке и опустила ее вниз. Она наполнялась целую вечность. Передавая наконец бутылку женщине, я заметила, что она огненная. Одновременно ее бил такой озноб, что зубы стучали. Она выпила всю бутылку. Я снова пошла за водой.

Вернувшись к машине, я услышала такой крик, какого не слышала никогда в жизни. Девочка-домработница крепко держала женщину и плакала. Она была еще совсем юная, может быть лет тринадцати-четырнадцати. Я посмотрела в лицо женщины и увидела в ее глазах смертельный страх. «Я умираю, я умираю, енкаи», – пробормотала она. «Пожалуйста, Коринна, помоги мне!» – снова взмолилась она. Но чем я могла ей помочь? Я еще никогда не присутствовала при родах, да и сама была беременна впервые. «Пожалуйста, достань этого ребенка, пожалуйста, Коринна!» Я подняла платье и увидела ту же картину. Сине-фиолетовая ручка свисала теперь по плечо.

Этот ребенок мертв, пронеслось у меня в голове. У него поперечное предлежание, и извлечь его можно только с помощью кесарева сечения. Плача, я объяснила ей, что сама помочь не смогу, но, если нам повезет, через час прибудет помощь. Я сняла куртку и накрыла трясущуюся женщину. Боже, почему Ты оставил нас? Чем я согрешила, почему именно сегодня мой автомобиль сломался? Не в силах больше выносить пронзительные крики, я убежала прочь, в лес, но, одумавшись, сразу вернулась к машине.

Охваченная страхом смерти, женщина попросила нож. Я стала лихорадочно соображать, что делать, но в итоге решила нож ей не давать. Вдруг она поднялась с одеяла и встала на корточки. Мы с девочкой в ужасе смотрели на борющуюся со смертью женщину. Она засунула обе руки во влагалище и стала сжимать и выкручивать ручку ребенка. Через некоторое время синий недоразвитый ребенок уже лежал на одеяле. Выбившись из сил, женщина упала на одеяла и осталась лежать неподвижно.

Я первая пришла в себя и завернула в кангу окровавленное тельце семимесячного малыша. Затем снова напоила женщину. Она дрожала всем телом, но теперь в ее глазах я видела спокойствие. Я протерла ей руки и сказала что-то успокаивающее. При этом я напряженно прислушивалась ко всем звукам и через некоторое время услышала рев мотора.

Разглядев сквозь деревья свет фар, я почувствовала огромное облегчение. Чтобы они нас заметили, я подняла вверх фонарь. Это был больничный «лендровер». Из него вышли трое мужчин. Я объяснила, что произошло. Они положили женщину на носилки и отнесли ее в машину, захватив также сверток с телом младенца. Девочка поехала с ними. Водитель «лендровера» осмотрел мою машину. Повернув ключ зажигания, он сразу понял, в чем дело. Он указал на свисавший за рулем кабель зажигания. Он был выдернут. Мужчина починил его за минуту, и мой автомобиль завелся.

Машина «скорой помощи» поехала в Маралал, а я тронулась в обратном направлении, домой. Измученная и перепуганная, я остановилась возле нашей маньятты. Муж спросил, почему я вернулась так поздно. Я попыталась ему все объяснить, но заметила, что он мне не верит. Я пришла в отчаяние и никак не могла понять, почему он мне не доверяет. В конце концов, я не виновата, что автомобиль ломается каждый раз, когда его со мной нет. Не желая продолжать спор, я легла спать.

На следующий день я безо всякого желания отправилась на работу. Не успела я открыть магазин, как пришел учитель и горячо поблагодарил меня за оказанную помощь, но при этом даже не спросил, как чувствует себя его жена. Вот так лицемер!

Позднее пришел пастор Джулиани, и я ему все рассказала. Он сожалел, что нам пришлось такое пережить. Он великодушно возместил мне расходы на бензин, но утешения мне это не принесло. По радио он узнал, что женщина чувствует себя относительно хорошо.

Стресс в магазине изматывал меня гораздо сильнее, чем мне бы хотелось. После этого трагического случая я стала плохо спать. Меня мучили кошмары о моей собственной беременности. На следующее утро я чувствовала себя такой разбитой, что отправила Лкетингу в магазин одного, а сама осталась сидеть с мамой под большим деревом. Пусть они поработают с Анной вместо меня. После обеда к нам зашел ветеринар и сказал, что жена учителя поправляется, но проведет в Маралале еще несколько недель.

Мы стали говорить о трагедии, и он попытался успокоить мою совесть, сказав, что это случилось только потому, что женщина не хотела этого ребенка и силой мысли остановила автомобиль. На прощание он спросил, что со мной. Я сказала, что у меня слабость, скорее всего из-за того, что я сильно перенервничала из-за случившегося. Он указал на мои желтоватые белки и взволнованно предупредил, что это может быть малярия.

Страх за ребенка

Вечером зарезали овцу. Овечьего мяса я здесь еще ни разу не пробовала, поэтому мне было очень любопытно. Мама приготовила мясо. Она мелко нарезала его и сварила в воде. Мы из чашек пили жирный, но безвкусный бульон. Мама сказала, что он помогает беременным набраться сил. Мой организм бульон не принял, и ночью у меня начался понос. Я едва успела разбудить мужа, который помог мне открыть колючий забор, откуда я успела отбежать не больше чем на двадцать метров. Понос длился бесконечно. Я с трудом дотащилась до маньятты, и Лкетинга стал сильно беспокоиться за меня и нашего ребенка.

Рано утром понос продолжился, к нему добавилась рвота. Несмотря на жару, меня колотил озноб. Теперь и я заметила, что у меня пожелтели белки, и отправила Лкетингу в миссию. Я очень боялась за ребенка, так как считала, что снова заболела малярией. Не прошло и десяти минут, как в нашу маньятту вошел пастор Джулиани. Увидев меня, он спросил, что произошло. Я призналась, что нахожусь на пятом месяце беременности. Он очень удивился, потому что ничего не замечал. Он сразу предложил отвезти меня в миссионерский госпиталь в Вамбу, иначе может случиться выкидыш. Я собрала все самое необходимое, и мы поехали. Лкетинге пришлось остаться из-за магазина.

Автомобиль пастора Джулиани был более комфортабельным, чем мой. Он ехал на умопомрачительной скорости, но ведь он хорошо знал дорогу. Каждую минуту я боялась свалиться с сиденья, потому что одной рукой поддерживала живот. До больницы мы ехали три часа, и за это время почти не говорили. Там нас уже поджидали две белые медсестры. Они отвели меня в кабинет для осмотра и уложили на кровать. Я удивилась окружающей чистоте и порядку, однако мне стало невероятно грустно от собственной беспомощности. Вскоре Джулиани зашел попрощаться, и у меня из глаз брызнули слезы. Он в ужасе спросил, что произошло. Но я и сама не знала! Я боялась за ребенка. Кроме того, я оставила мужа одного следить за магазином. Он попытался меня успокоить и сказал, что будет каждый день заезжать к нему и передавать моей семье новости о моем состоянии, которые получит через радиоточку медсестры. Однако, несмотря на все его попытки утешить меня, я все же снова разревелась.

Он позвал сестру, и мне сделали укол. Затем пришел врач, чтобы меня осмотреть. Узнав, на каком я месяце, он с озабоченным видом заметил, что я слишком худая и у меня мало крови. Поэтому ребенок очень маленький. Затем последовал диагноз: малярия на начальной стадии.

Я испуганно спросила, какие последствия это может иметь для ребенка. Он отмахнулся и сказал, что главное для меня – выздороветь самой, тогда и ребенку будет хорошо. Если бы я приехала в госпиталь позже, из-за нехватки крови организм сам бы спровоцировал выкидыш. Но надежда остается, ведь ребенок жив. Услышав эти слова, я поняла, что сделаю все, чтобы поправиться как можно скорее. Меня поместили в родильное отделение в четырехместную палату.

За окном цвели красные цветы. Все здесь было не так, как в Маралале. Я была рада, что не стала медлить с отъездом в больницу. Пришла медсестра и объяснила, что каждый день мне будут делать два укола и дополнительно инъекцию раствора поваренной соли. Это необходимо, иначе тело иссохнет. Именно так лечат малярию, и я поняла, что в больнице Маралала я выжила чудом. Сестры очень трогательно обо мне заботились. На третий день мне наконец сделали последнюю инъекцию, но уколы нужно было делать еще два дня.

Сестры передали мне, что в магазине все отлично. Я как будто родилась заново и с нетерпением ждала возвращения домой, к мужу. На седьмой день он явился сам с двумя воинами. Я очень обрадовалась, но удивилась, что он оставил магазин без присмотра. «Нет проблем, Коринна, там мой брат!» – рассмеявшись, ответил он. Затем сказал, что прогнал Анну, потому что она нас обманывала и воровала продукты. В это я поверить не могла и испуганно спросила, кто же будет помогать мне в будущем. Он сказал, что нанял одного юношу, за которым присматривают он и его старший брат. После этих слов я едва не рассмеялась: как два безграмотных человека могут контролировать того, кто закончил школу? Кроме того, магазин был почти пуст. Поэтому он приехал сюда на «лендровере» и собирался дальше в Маралал, чтобы организовать с помощью двух воинов грузовик. Я в ужасе спросила: «На какие деньги?» Он показал мне сумку, полную денег. Их он взял у пастора Джулиани. Я стала лихорадочно думать, что делать. Если он поедет с этими двумя воинами в Маралал, его там обдерут как липку. Деньги лежали несвязанными в пластиковом пакете, и он даже не знал, сколько их там.

Пока я раздумывала, пришли врачи для ежедневного осмотра, и воинам пришлось уйти. Врач сказал, что на этот раз мы с малярией справились, но предупредил, чтобы я себя берегла и много не работала. В больницу мне следует приехать не менее чем за три недели до предполагаемой даты родов. Я с облегчением узнала, что меня выписывают, и сообщила об этом Лкетинге. Он тоже обрадовался и пообещал забрать меня на следующий день. Сами они снимут номер в гостинице в Вамбе.

Утром мы выехали в Маралал, за руль села я. Поездка прошла без проблем, как случалось каждый раз, когда муж был рядом. Мы забронировали грузовик, и через несколько дней он должен был привезти нам товар. В гостинице я пересчитала деньги, которые Лкетинга привез с собой. К своему ужасу, я заметила, что на то, чтобы наполнить грузовик, не хватает нескольких тысяч кенийских шиллингов. Я спросила об этом у Лкетинги, и он нехотя ответил, что какой-то товар еще остался на складе. Мне не оставалось ничего другого, кроме как снова снять деньги со счета, вместо того чтобы положить выручку на счет. Но я радовалась, что мы возвращаемся в Барсалой, ведь я не была дома уже десять дней.

Грузовик вызвался сопровождать один из воинов, и он поехал в объезд, а мы через лес. Я была счастлива быть рядом с мужем и физически чувствовала себя отлично. Регулярный прием пищи в больнице пошел мне на пользу.

На смертельном откосе

По пути мы заметили, что по нашей дороге недавно кто-то проехал. На ней виднелись свежие следы колес, и по профилю Лкетинга предположил, что машины не местные. Мы без проблем преодолели смертельный откос, и я всеми силами старалась отогнать воспоминания о трагических родах.

Мы свернули за последний поворот перед скалами, и я резко затормозила. Посреди дороги стояли два старых «лендровера». Возле них суетились несколько белых. Проехать мимо не было никакой возможности, и мы вышли посмотреть, что случилось. По разговору я поняла, что это группа молодых итальянцев в сопровождении одного черного.

Один из молодых людей сидел на самом солнцепеке и громко рыдал, а две девушки пытались его успокоить. Их лица тоже были мокрыми от слез. Лкетинга поговорил с черным, а я извлекла из памяти несколько фраз по-итальянски.

Выслушав их рассказ, я покрылась мурашками, несмотря на сорокаградусную жару. Два часа назад девушка плачущего молодого человека ушла в кусты, чтобы пописать. Они остановились в этом месте потому, что решили, что здесь дорога заканчивается. Девушка прошла пару метров и у них на глазах сорвалась в пропасть. Они слышали долгий крик и шлепок. С тех пор она не подавала никаких признаков жизни, несмотря на крики и постоянные попытки спуститься по крутому склону в пропасть.

Мне стало не по себе от ужаса, потому что я знала, что надежды нет. Мужчина снова стал громко выкрикивать имя своей подруги. Потрясенная, я подошла к своему мужу. Он тоже был потрясен и сказал мне, что женщина точно умерла, потому что отвесная стена спускается вниз на сто метров, а внизу находится высохшее каменистое русло реки. Еще никому не удавалось туда спуститься. Видимо, итальянцы это уже пробовали, так как на земле лежали связанные между собой канаты. Девушки крепко держали убитого горем мужчину. Обливаясь потом и дрожа, он сидел на раскаленном солнце. От жары его лицо стало ярко-красным. Я подошла к ним и предложила пересесть под дерево. Но мужчина продолжал громко кричать, широко разинув рот.

Посмотрев на Лкетингу, я заметила, что он что-то напряженно обдумывает. Я бросилась к нему и спросила, что он задумал. Он сказал, что хочет попробовать спуститься вниз со своим другом и поднять девушку наверх. Охваченная паникой, я схватила его и закричала: «Нет, дорогой, это безумие, не ходи, это очень опасно!» Лкетинга просто отодвинул меня в сторону.

Плачущий мужчина моментально оказался рядом и стал ругать меня за то, что я мешаю воинам. Я в ярости ответила, что я здесь живу и что это мой муж. Через три месяца у нас родится ребенок, и я не хочу растить его без отца.

Однако Лкетинга и другой воин уже приступили к опасному спуску. Последнее, что я увидела, были их каменные лица. Самбуру сторонятся мертвых и даже не говорят о них. Я села в тени и стала тихо плакать.

Прошло полчаса. Мой страх стал беспредельным. Один итальянец посмотрел на то место, откуда воины начали спуск, и взволнованно сообщил, что видел мужчин на другой стороне ущелья и что у них с собой было что-то вроде носилок.

Волнение сменилось истерией. Прошло еще двадцать минут, прежде чем изможденные воины вышли из кустов. Молодые люди поспешили забрать у них носилки, сделанные из канги Лкетинги и двух веток.

По лицам масаи я поняла, что женщина мертва. Бросив взгляд на ее тело, я удивилась, какая она молодая и какой у нее безмятежный вид. Если бы не сладковатый запах, который при такой жаре появился уже через три часа, ее можно было принять за спящую.

Мой муж быстро переговорил с черным проводником группы, и они отогнали свои «лендроверы» немного в сторону. Лкетинга взял ключ зажигания, потому что хотел сам вести машину. Он был в таком ступоре, что протестовать было бессмысленно. Пообещав сообщить о случившемся в миссию, мы поехали дальше через скалы. В машине царила полная тишина. У первой же реки воины вышли и мылись почти час. Это был своего рода ритуал.

Наконец мы двинулись дальше, и мужчины стали изредка переговариваться. В Барсалой мы приехали почти в шесть часов вечера. Половину товара уже разгрузили. Сопровождавший грузовик воин и брат Лкетинги следили за помощниками. Я открыла магазин и оказалась в грязном помещении. Повсюду лежали мука и пустые коробки. Лкетинга принялся за уборку, а я пошла к миссионеру. Когда я рассказала ему о случившемся, он пришел в ужас, хотя по радио уже слышал что-то невнятное. Он сразу сел в своей «лендровер» и поспешил на место происшествия.

После пережитого стресса я не могла выносить дополнительные волнения в магазине и пошла домой. Маме, конечно, хотелось узнать, почему грузовик приехал раньше нас, но я лишь вкратце описала ей ситуацию. Я приготовила чай и легла. Несчастный случай не шел у меня из головы, и я решила больше не ездить по этой дороге. В моем положении это становилось опасно. Около десяти вечера Лкетинга вернулся домой вместе с двумя воинами. Мужчины приготовили себе кастрюлю кукурузной каши, и их разговор вертелся исключительно вокруг этого ужасного происшествия. В какой-то момент я все-таки заснула.

Утром первые клиенты потащили нас в магазин. Мне не терпелось посмотреть на нашего нового сотрудника, который заменил Анну. Муж познакомил меня с юношей, и с первого же взгляда я поняла, что он мне крайне неприятен. Кроме того, мне показалось, что он не слишком любит работать. Однако я постаралась не показывать своего отношения, потому что, чтобы сохранить ребенка, мне действительно нельзя было много работать. Он был далеко не таким расторопным, как Анна, и каждый второй покупатель спрашивал о ней.

Наконец я спросила у Лкетинги, почему он привез в Маралал так мало денег. Одного взгляда на склад мне хватило, чтобы понять, что оставшийся товар никак не мог покрыть разницу. Он принес тетрадку и с гордостью показал список тех, кто взял товар в кредит. Некоторых я знала, другие имена были мне незнакомы. Я расстроилась, потому что еще перед открытием магазина предупредила: «Никакого кредита!»

Юноша вмешался в наш разговор и сказал, что знает этих людей и это не проблема. Я продолжала спорить. Он слушал меня со скучающим, почти презрительным видом, что привело меня в еще большую ярость. Вдобавок мой муж сказал, что это магазин самбуру и он должен помогать своему народу. Снова я выступала в роли злой, охваченной жадностью белой, а ведь я всего лишь боролась за выживание. Денег в Швейцарии хватит еще на два года, а что потом? Лкетинга вышел из магазина, потому что терпеть не мог, когда я начинала спорить. Разумеется, вокруг нас уже собрались зеваки, с интересом наблюдавшие за женщиной, осмелившейся повысить голос на мужчину.

В тот день мне пришлось вести бесконечные дискуссии с покупателями, рассчитывавшими на кредит. Самые упрямые просто остались ждать моего мужа. Работа с юношей доставляла мне гораздо меньшее удовольствие, чем работа с Анной. Я даже не решалась сходить в туалет, потому что была уверена, что он меня обманет. Поскольку муж явился лишь к вечеру, уже в первый день я проработала гораздо дольше, чем было разумно в моем положении. Ноги гудели. Я целый день ничего не ела. Дома не было ни воды, ни дров. Я с грустью подумала о больнице: трехразовое питание и никакой готовки.

Теперь мои ноги уставали быстрее, и нужно было что-то срочно менять. Чтобы набраться сил, утреннего чая и ужина было явно недостаточно. Мама тоже считала, что мне нужно больше есть, иначе ребенок родится нездоровым. Мы решили при первой же возможности переехать в заднюю комнату магазина. Значит, нам предстояло покинуть нашу красавицу маньятту, в которой мы не прожили и четырех месяцев. Но она переходила во владение мамы, чему та несказанно обрадовалась.

Со следующим грузовиком я решила привезти кровать, стол и стулья. Мысль о кровати наполнила меня счастьем, потому что от сна на полу у меня стала болеть спина. Больше года я не обращала на это никакого внимания.

Уже несколько дней как синее небо затянули облака. Все ждали дождя. Страна была иссушена до предела. Земля уже давно потрескалась и стала твердой, как камень. Все чаще говорили о львах, которые нападали на стада средь бела дня. Дети-пастухи в панике возвращались домой без коз и звали на помощь. Теперь и мой муж все чаще стал уходить на пастбище, и мне не оставалось ничего иного, кроме как целыми днями следить за юношей в магазине и работать самой.

Большой дождь

На пятый день после того, как небо затянули облака, на землю упали первые дождевые капли. Это было воскресенье, наш выходной. Мы поспешили накрыть маньятту пленкой, что было очень трудно из-за все усиливающегося ветра. Мама боролась со стихией возле своей маньятты, мы возле своей. Затем на землю обрушился ливень, какого я не видела никогда в жизни. В мгновение ока все вокруг скрылось под водой. Ветер задувал влажный воздух во все щели, искры разлетались по хижине, и нам пришлось затушить огонь. Я надела все, что могло меня хоть как-то согреть. Через некоторое время, несмотря на пленку, в маньятту стала заливаться вода. Я с ужасом подумала о том, что сейчас творится в хижине мамы и Сагуны.

Капли дождя, задуваемые ветром в дверь, долетали до спального места. Чтобы уровень воды не поднимался, я стала чашкой раскапывать землю. Ветер бешено рвал пленку, и я каждую минуту боялась, что она улетит. Хижину наполнило громкое журчание, как будто мы сидели у водопада. Через некоторое время вода стала проникать и сбоку. Я постаралась поднять все вещи выше, насколько это было возможно. Одеяла я спрятала в дорожную сумку, чтобы хотя бы они не намокли.

Через два часа ливень резко прекратился. Мы вылезли из хижины, и я с трудом смогла узнать окрестности. Некоторых маньятт почти не было видно, беспризорные козы испуганно бегали вокруг. Промокшая до нитки мама стояла перед своей хижиной, которая плавала в воде. Сагуна, дрожа и плача, забилась в угол. Я привела ее к нам и надела на нее сухой свитер, в который она могла завернуться. Повсюду люди выходили из своих жилищ. Вода проложила в земле глубокие ручьи, которые с радостным журчанием неслись к реке. Вдруг раздался громкий хлопок. Испугавшись, я спросила у Лкетинги, что это было. Лкетинга, завернувшийся в свое красное одеяло, рассмеялся и сказал, что поток воды с горы обрушился в реку. Оттуда доносился рев, как с огромного водопада.

Лкетинге захотелось сходить со мной к большой реке, но мама была против. Она сказала, что это очень опасно. Поэтому мы пошли в другую сторону, где прежде в песке застрял наш грузовик. Теперь это была настоящая река, шириной метров двадцать пять. Большая река была, вероятно, в три раза шире. Лкетинга до головы натянул свое шерстяное одеяло, а я впервые за все время своего пребывания здесь надела джинсы, свитер и куртку. Те немногие, кто встречался нам на пути, смотрели на меня с большим удивлением. Конечно, они еще никогда не видели женщину в брюках. Мне приходилось постоянно следить за тем, чтобы они не сползли, потому что из-за животика я не могла их застегнуть.

Рев становился все громче, так что мы с трудом слышали друг друга. А потом я увидела прямо перед собой бурную реку. Я не могла поверить, что река так изменилась! Коричневая масса сносила все на своем пути. Кусты и камни летели в воду. Глядя на это буйство природы, я потеряла дар речи. Вдруг мне почудился крик. Я спросила у Лкетинги, но он сказал, что ничего не слышал. Затем крик повторился, на этот раз его услышал и мой муж. Откуда доносился звук? Осторожно, чтобы не соскользнуть вниз, мы побежали по высокому берегу.

Не успели мы пробежать и несколько метров, как нашим глазам открылась жуткая картина. Посередине реки, уцепившись за груду камней, висели два ребенка. Они были по шею в воде. Лкетинга что-то им прокричал и начал спускаться по склону вниз. Смотреть на детей было невыносимо. Уровень воды неуклонно поднимался, и их головы то и дело накрывало водой. Они крепко держались ручонками за камни. Я знала, что мой муж боится глубины и не умеет плавать. Если он упадет, ему из бурлящего потока не выбраться. Однако я понимала его и гордилась тем, что он бросился спасать детей.

Взяв длинную палку, он стал пробираться по воде к груде камней, не переставая что-то кричать детям. Я стояла на берегу и молилась доброму ангелу-хранителю. Добравшись до камней, Лкетинга посадил девочку себе на спину и пошел к берегу. Я не отрываясь смотрела на мальчика, который продолжал держаться за камни. Затем я поспешила навстречу мужу и забрала у него ребенка, чтобы он мог сразу пойти обратно. Девочка была очень тяжелая, и я с трудом преодолела два метра до берега. Я посадила ее в безопасном месте и завернула в свою куртку. Девочка была ледяная. Тем временем мой любимый спас и мальчика, который то и дело выплевывал воду. Лкетинга сразу начал делать массаж ему, а я – девочке. Постепенно ее окоченевшие руки и ноги стали мягче. Мальчик оставался очень вялым и не мог идти. Лкетинга понес его домой, я вела девочку. Мысль о том, что дети были на волоске от смерти, наполнила меня ужасом.

Мама, услышав нашу историю, стала сурово отчитывать детей. Как выяснилось, они пасли стадо и хотели пересечь русло, как вдруг в реку обрушился поток. Большинство коз унесла вода, некоторым удалось выбраться на берег. Муж объяснил мне, что волна выше его ростом и так быстро и внезапно обрушивается с гор, что все, кто в этот момент находятся в русле, обречены. Каждый год тонет много людей и животных. Дети остались у нас. К сожалению, мы даже чаем не могли их напоить: дрова промокли насквозь.

Затем мы пошли проведать магазин. Веранду покрывал толстый слой грязи, но внутри, если не считать пары луж, было сухо. Мы вошли в чайный дом, но и там чая не было. Рев огромной реки доносился и сюда, и мы все же решили к ней спуститься. Картина была устрашающая. Роберто и Джулиани тоже были там и смотрели на разбушевавшуюся воду. Я рассказала о случившемся на другой реке, и Джулиани впервые подошел к моему мужу и в знак благодарности пожал ему руку.

На обратном пути мы захватили из магазина маленькую печку и уголь. Так мы по крайней мере могли приготовить дома чай. Ночью было неуютно, потому что все вокруг промокло. Однако утром снова светило солнце. Чтобы просушить одежду и одеяла, мы развесили их на кустах.

Через день все вокруг снова изменилось, на этот раз мягко и спокойно. Из земли пробилась трава, а цветы стали расти так быстро, что за этим можно было наблюдать невооруженным глазом. Тысячи белых бабочек парили над землей, как хлопья снега. Как же было чудесно в этой засушливой местности стать свидетелем того, как пробуждается жизнь! Через неделю весь Барсалой покрылся цветами и превратился в бескрайнее лиловое море.

Но были у этого сезона, разумеется, и недостатки. По вечерам появлялось множество москитов, и мы спали под москитной сеткой. Комаров было так много, что на ночь я зажигала в маньятте спираль от насекомых.

С той поры, как прошел большой дождь, миновало десять дней, а мы по-прежнему были отрезаны от внешнего мира двумя бурными реками. Их уже можно было перейти вброд, но на автомобиле это было еще очень опасно. Джулиани все время повторял, чтобы я этого не делала. В реке уже застряло несколько машин, и они постепенно погружались в зыбучий песок.

Через несколько дней мы решились съездить в Маралал. Мы поехали в объезд, потому что лесная дорога была слишком мокрая и скользкая. На этот раз грузовик нам достался не сразу, в Маралале пришлось ждать четыре дня. Мы навестили Софию. Она чувствовала себя хорошо, но растолстела так, что не могла наклониться. О Юте она больше ничего не слышала.

Мы с мужем проводили много времени в гостинице для туристов. В последний день мы купили кровать, матрас, стол, четыре стула и небольшой шкаф. Мебель здесь была далеко не такая красивая, как в Момбасе, и стоила дороже. Узнав, что нужно забрать еще и эти вещи, водитель грузовика явно не обрадовался, но в конце концов грузовик оплачивала я. Мы поехали за ним и на этот раз через шесть часов благополучно прибыли в Барсалой, нам даже не пришлось менять колесо. Сначала мы отнесли в заднюю комнату мебель, затем приступили к привычной процедуре разгрузки.

Выезд из маньятты

На следующий день мы переехали в магазин. Стоял тяжелый зной, цветы снова исчезли: козы отлично справились со своей работой. Я передвигала мебель с места на место, но создать в магазине такой же уют, как в маньятте, мне не удавалось. Я успокаивала себя тем, что здесь я избавлюсь от многих хлопот и буду регулярно принимать пищу, что в моем состоянии гораздо важнее. Когда мы закрыли магазин, муж поспешил домой, чтобы встретить коз. Я приготовила вкусный ужин из молодого картофеля, свеклы и капусты.

Первую ночь мы спали плохо, хотя и лежали на удобной кровати. Жестяная крыша трещала, мешая нам заснуть. В семь утра раздался стук в дверь. Лкетинга пошел посмотреть, кто пришел. Оказалось, мальчик хотел купить сахар. Лкетинга радостно взвесил ему полкило и снова закрыл магазин. Теперь приводить себя в порядок по утрам мне было намного проще, мыться в тазу было удобно. Туалет располагался всего в пятидесяти метрах от магазина. Жизнь стала более приятной и комфортной, зато менее романтичной.

Когда Лкетинга был в магазине, я могла в любой момент ненадолго прилечь. Я могла готовить себе пищу и одновременно торговать. Неделю все шло просто замечательно. Одна девочка приносила мне воду из миссии. Это стоило денег, зато избавляло меня от необходимости ходить на реку. Кроме того, эта вода была прозрачная и чистая. Вскоре все узнали, что мы живем в магазине. Теперь постоянно приходили клиенты и просили дать им питьевую воду. В маньяттах обычай обязывал хозяев удовлетворять это желание, но таким образом к полудню от двадцати литров у меня не оставалось ни капли. Постоянно на нашей кровати сидели воины в ожидании Лкетинги, чая и еды. Пока магазин был забит продуктами, он ведь не мог сказать, что у нас ничего нет.

После таких гостей в нашей комнате царил хаос. Повсюду валялись грязные кастрюли и обглоданные кости. Со стен свисала коричневая слизь. Мое шерстяное одеяло и матрас были красными от охры, которой раскрашивали себя воины. Мне это не нравилось, и мы несколько раз из-за этого ссорились. Иногда Лкетинга меня понимал и отправлял гостей к маме, иногда вставал на их сторону и исчезал вместе с ними. Для него эта ситуация тоже была новой, и он не знал, как действовать. Нам нужно было найти способ соблюдать законы гостеприимства, но при этом не позволять гостям ими злоупотреблять.

Я подружилась с женой ветеринара, и они время от времени приглашали меня на чай. Я попыталась описать ей свою проблему, и, к моему удивлению, она меня сразу поняла. Она сказала, что таковы обычаи людей, живущих в маньяттах, но в «городе» этот обычай соблюдается далеко не так строго. Он распространяется только на членов семьи и близких друзей, но ни в коем случае на всех встречных. Вечером я рассказала об этом Лкетинге, и он пообещал в будущем это учитывать.

В ближайшее время в нашем районе должно было состояться несколько свадеб. Как правило, женихами были пожилые мужчины, собиравшиеся взять в жены третью или четвертую жену. Женами становились молодые девушки, о несчастье которых можно было прочесть по лицу. Случалось и так, что разница в возрасте составляла более тридцати лет. Больше всего везло девочкам, которые становились первой женой воина.

Наш сахар стремительно убывал, поскольку выкупом за невесту часто служили сто килограммов сахара. Огромное количество сахара требовалось и для самого праздника. Настал день, когда в магазине было полно кукурузной муки, но ни грамма сахара. Два воина, собиравшиеся жениться через четыре дня, растерянно стояли перед прилавком. У сомалийцев сахар тоже давно закончился. С тяжелым сердцем я отправилась в Маралал. К счастью, со мной поехал ветеринар. Мы выбрали объездную дорогу. Он хотел забрать зарплату и вернуться со мной обратно. Я быстро купила сахар, а Лкетинге – обещанную мираа.

Ветеринар долго не появлялся. Он пришел почти в четыре часа и предложил ехать по лесной дороге. При этой мысли мне стало нехорошо, ведь после дождя я по ней еще не ездила. Но он сказал, что дорога уже высохла. Временами мы проезжали по глубоким лужам грязи, но на четырехколесном приводе машина справлялась с ними легко. На «смертельном склоне» дорога теперь выглядела совсем иначе. Мы вышли из машины и пешком стали спускаться вниз, чтобы посмотреть, где лучше проехать. Если не считать трещины шириной не меньше тридцати сантиметров, которая проходила поперек дороги, ничто не мешало нам при небольшом везении миновать и этот участок.

Я выбирала самые высокие места и старалась не соскользнуть в канаву, потому что тогда мы бы застряли в грязи. Преодолев склон, мы вздохнули с облечением. На скалах, по крайней мере, было уже не скользко. Автомобиль, скрипя, стал подпрыгивать на камнях. Самое сложное осталось позади, теперь оставались лишь двадцать метров щебня.

Вдруг под машиной что-то задребезжало. Я продолжала ехать дальше, но звук набирал силу, и я остановилась.

Мы вышли из машины, но снаружи никаких неисправностей не заметили. Я заглянула под автомобиль и обнаружила поломку. На одной стороне были сломаны все рессоры, кроме двух, и мы ехали практически без них. Частично они скользили по земле, что и вызывало такой звук.

И снова авария! Я злилась на себя за то, что поддалась уговорам ветеринара и согласилась поехать по этой дороге. Он предложил просто двинуться дальше, но об этом не могло быть и речи. Я стала судорожно соображать, что делать. Я достала из автомобиля канат и нашла подходящие деревяшки. Мы прикрепили рессоры кверху, а в завершение подсунули деревяшки, чтобы канат не стерся. Я медленно поехала вперед и остановилась у первых же маньятт. Там мы выгрузили четыре из пяти мешков с сахаром и оставили их в первой попавшейся маньятте. Ветеринар убедительно попросил людей не вскрывать мешки. Мы осторожно поехали дальше в Барсалой. Я так сильно перенервничала из-за этой проклятой машины, что у меня заболел живот.