Настоящая фантастика – 2014 (сборник) Ясинская Марина
– Да, он много лет был у нас инспектором. До самой пенсии и еще лет пять после – на это не обращали внимания ни он сам, ни в управлении, поскольку трудно подбирать кадры для захолустных городков вроде нашего. А Бондаря здесь все знали, он тоже всех знал и умел поддерживать у нас порядок. Но после того, как тело Риты даже не нашли и дело развалилось, Бондарю в управлении напомнили о его возрасте. Тогда он быстро добился для Мэри звания сержанта и ушел, оставив все дела на нее. Видимо, рассчитывал через год-другой вернуться, когда в управлении поймут, что больше никого на этот пост найти не удастся. А управление просто сократило его штатную единицу. И теперь Мэри у нас главная, а Бондарь командует спасателями на общественных началах.
– И он обижен…
– Не сомневайтесь.
– Тем более что Мэри, как я поняла, неплохо справляется.
– Это действительно так. Сначала она пользовалась наработками Бондаря, теперь многое делает по-своему. У нас ведь преступность в основном какая: мелкое хулиганство, воровство, скупка краденого. Бондарь, если не мог доказать состав преступления, прикапывался по мелочам и выставлял виновным такие штрафы, что они мечтали поскорее прогореть и смыться. Мэри зашла с другой стороны: надавила на мэрию, в городе построили новый спортивный комплекс, переоборудовали школу, пригласили молодых учителей, сразу на полные ставки. Скоро к нам стали съезжаться фрилансеры с детьми со всей округи, родители Курта, например, – для них начали возводить коттеджный поселок, открылись магазины, туристические фирмы, в общем, случилось локальное экономическое чудо, и Нейдорф из захолустья превратился в эксклюзивное место для семейной жизни на лоне природы.
– Но преступность должна была вырасти. Экономическая хотя бы.
– Не без этого. Но теперь люди понимают, что они потеряют, если попадутся. И многие предпочитают просто работать и следить за порядком на своем месте.
– Поэтому история с Куртом сильно ударит по Мэри, хотя она совсем не виновата? И еще кости в пещере… Снова нет тела – нет дела.
– Ох, не напоминайте. Крис себе места не находит.
– Так это Крис упустил моби в пропасть?
– Да. Конечно, все мы ошибаемся хотя бы раз в жизни по-крупному, но он прекрасно понимает, что стояло на карте, и ругает себя ругательски. Мэри досадует, конечно, но говорит: «Главное, что ты был снаружи, а не внутри». А он все равно себя грызет.
Потом мы замолкаем, потому что приходит время свернуть с шоссе на грунтовую дорогу, взбирающуюся зигзагом вверх по склону горы. Двигатель моби ревет, Лева сосредоточился на управлении, я непроизвольно напрягаю мышцы, помогая машинке преодолевать крутой подъем. Наконец за очередным поворотом нам открывается широкая лужайка и хижина с каменной оградой. На этот раз не пришлось карабкаться на кручу – думаю я с удовольствием.
Издали все выглядит давно заброшенным: ограда сложена из грубо отесанных серых камней и вся заросла плющом. Там, где стебли плюща расходятся, видно, что камни обгрызены ветром и дождями. Около самого дома вырос молодой дубок и закрывает окно. Ничто не указывает на обитаемость хижины.
Но когда мы подходим ближе – картина меняется. Скрытый изгородью сад (он оказался больше, чем это казалось издали) не выглядит запущенным. На деревьях (все больше карликовые яблони) нет сухих веток, их стволы были побелены не позже, чем прошлой весной. Зеленые изгороди по краям дорожек пострижены, клумбы с георгинами и розовыми астрами имеют четкие формы, их недавно подравнивали. В глубине сада протекает ручеек, запруженный каменной плотиной. Его русло расчищено, небольшой водопад стекает в крошечное озерцо, над ним стоит статуя из туфа – склонившийся к воде кентавр. Вот она выглядит очень старой, но это, скорее, продуманный эффект – дань романтической традиции, чем небрежность. Кажется, из сада только что ушел садовник, и от этой мысли у меня почему-то холодок бежит по спине, и я невольно ищу руку Левы.
– Вы хотите вернуться? – спрашивает он.
Я вскидываю голову.
– Я пришла сюда, чтобы найти своего чертова пациента и отругать его как следует. И я не уйду, пока не сделаю это!
Хижина вблизи выглядит не так романтично. Собственно, это стандартный модульный домик с большой верандой. Мы поднимается на скрипучее деревянное крыльцо. Дверь не заперта, и мы входим.
Здесь тоже царит порядок, и по-прежнему нет ни следа человеческого присутствия. В кухне постелены полосатые половики, на стенах в рамках под стеклом – засушенные цветы: то ли картины, то ли листки гербария. Но вся посуда стоит на полках и покрыта слоем пыли – похоже, к ней давно не прикасались. Лева трогает лежащую рядом с раковиной губку и убеждается, что она тоже сухая и пыльная. В гостиной диван укрыт пледом, на нем лежат мягкие подушки, явно нуждающиеся в чистке. Над диваном висит в раме рисунок углем: два кентавра мчатся в высокой траве.
Лева заходит на веранду и зовет меня:
– Хелен! Вы только взгляните!
Веранду явно приспособили под мастерскую художника. И здесь нам впервые попадаются следы, указывающие, что в этом доме кто-то жил, хотя и давно. В вазочках на столе торчат кисти с засохшей краской, по столу и по полу разбросаны листы бумаги, карандаши и угольки. И всюду – на столе, на стенах, на полу: рисунки, рисунки, рисунки. Букеты, пейзажи, но больше всего кентавров. Вот кентаврица встала на дыбы, чтобы сорвать с высокой ветки яблоко. Вот кентавр задумчиво ковыряет травинкой в зубах. Два кентавра дерутся тяжелыми дубинами, кентавр и кентаврица перебрасываются мячом. Кентавр, опустившись на колени, разжигает костер. А вот два кентавра занимаются любовью – выглядит непристойно, но довольно убедительно и даже захватывающе.
– Рисунки Риты? – спрашиваю я.
Лева кивает:
– Похоже на то.
Мы возвращаемся в гостиную. Там довольно темно, но Лева раздергивает шторы, и я вижу то, на что не обратила внимания первый раз. В дальнем углу гостиной стоит стол, резко выделяющийся из окружающей обстановки. Это обычный офисный «умный» стол с встроенным уникомпом-картотекой, столешницей-экраном и диктофоном.
– Жаль, в локальную сеть не влезем, – вздыхает Лева. – Наверняка запаролена.
Тут я замечаю нечто, чего никак не ожидала увидеть: прямо на сенсорном экране столешницы лежат несколько самодельных тетрадей, больше всего напоминающих старинные истории болезни, которые я видела в университетском музее.
Тут выдержка изменяет нам. Мы наперегонки бросаемся к столу и хватаем артефакты. Лева, перелистывая страницы, бормочет:
– Полицейские отчеты… почерк Бондаря… я видел, как он расписывается на адресах и поздравительных открытках… Видимо, он дублировал их… на него похоже. Но странно… почему он не хранил данные в сети?..
Потом мы поднимаем глаза на стоящий рядом небольшой шкаф, а в нем целый арсенал: два охотничьих карабина, винтовка, пистолеты.
– Кажется, Бондарь здесь прочно обосновался, – говорит Лева. – Почему бы и нет? Хижина пустует. Может, он до сих пор ищет зацепки в деле Риты…
Лева кладет папку, которую перелистывал, на стол, и тут я невольно вскрикиваю.
С фотографии, прикрепленной к обложке папки, на меня смотрит лицо моего отца.
Лева поднимет руку:
– Тише, Хелен, не бойтесь… Я тоже это слышу…
– Что слышите?
– Эти звуки.
Я прислушиваюсь и в самом деле различаю какой-то еле слышный скрип.
– Они идут сверху, – говорит Лева. – Кажется, что-то на втором этаже. Я пойду первым.
Он достает из кобуры пистолет и начинает подниматься по лестнице.
На втором этаже мы находим только две пустые спальни и ванную комнату, но звук становится отчетливей, и теперь к нему присоединяется то ли журчание воды, то ли какое-то неотчетливое бормотание и всхлипы.
– На чердаке, – шепчет Лева.
В самом деле, люк на чердак открыт, к нему приставлена стремянка. Мы поднимаемся тем же порядком: сначала Лева с пистолетом, потом я. На чердаке полутьма. У дальней стены в кресле что-то шевелится. Что-то живое, темное и мохнатое. Я понимаю, что вижу, и бросаюсь вперед на секунду раньше, чем Лева командует: «Стойте, Хелен!»
В кресле сидит Клаус Кнехт, завернувшийся в черный мохнатый плед и горячий, как печка. Секунду я думаю, что он просто простудился (но почему сидит на чердаке?), потом слышу, как он бормочет: «Пометил… пометил весь дом… не могу… он везде… он захватил… здесь…»
Лева включает фонарик, и я вижу лицо Клауса – красное и отечное. Его с трудом можно узнать.
– Что с ним? – испуганно спрашивает Лева.
– Не понимаю, – честно сознаюсь я. – Похоже на то… Но этого не может быть!.. Это же были аутотрансплантаты!.. Ладно, ясно, что ему плохо и ему нужно в больницу.
– Давайте попробуем спустить его вниз.
– Конечно.
Тут Клаус поднимает голову:
– А… это ты? – говорит он.
Секунду я думаю, что он правда узнал меня. Но он продолжает:
– Давай сбежим… Он все тут ходит и ходит… Найдем новый дом, он нас больше не тронет.
– Конечно, – быстро отзываюсь я. – Конечно, давай. Попробуй встать, и пойдем отсюда.
Мы с Левой осторожно берем его под мышки и с грехом пополам спускаем с чердака. При каждом шаге он стонет и едва не падает на нас. Дальше дело идет проще. Мы уже на середине лестницы, когда слышим на улице шум двигателя.
– Вы вызвали помощь? – спрашиваю я.
– Да нет, что вы, они бы не успели приехать все равно, – отвечает Лева.
Мы выводим Клауса на улицу и видим Бондаря. Он стоит на дорожке и держит в руках карабин. И дуло, словно темный двойной глаз, смотрит прямо на нас.
Клаус опускается на крыльцо. Мы замерли рядом с ним, как часовые.
– Ребята, отойдите, – просит Бондарь. – У меня в патронах крупная дробь. Если выстрелю, наделаю дырок во всех троих.
На этот раз его голос звучит удивительно мягко.
– Вальтер, мы не можем, – так же мягко и тихо отвечает Лева. – Уберите ружье, и тогда вы сможете нам объяснить, что происходит.
– Я собираюсь его убить, – просто отвечает Бондарь. – А вы должны уйти.
Молча мы сдвигаемся так, чтобы заслонить Клауса. Я успеваю удивиться тому, что ничего не чувствую. Кажется, чувства не успевают догнать мое тело. Внезапно Кнехт кладет нам руки на плечи и с трудом поднимается на ноги, наваливаясь на нас всей тяжестью.
– Почему… ты… убил… ее? – спрашивает он, коротко выдыхая после каждого слова. – Я… ждал тебя… так долго. Я хотел спросить… это. Почему ты ее… убил?
– Клаус, осторожно, он ничего вам не сделает, – Лева пытается удержать его.
– Постой, малыш, это взрослый разговор, – перебивает его Бондарь. – Я скажу. Сейчас ты человек, и я должен объяснить тебе, за что я убиваю тебя. Сентиментальность… но все же должен. Так будет проще. За то же, за что застрелил ее. Потому что вы нарушили главный закон этого мира. Потому что подвергли нас – всех нас! – опасности. Не важно, что ничего не случилось, что вам все сошло с рук. Так даже хуже, вы почувствовали себя безнаказанными – кто знает, когда вы отважитесь на другую попытку и что еще придумаете? Не важно, что ты был ни при чем, все придумала она. Я должен убить тебя просто потому, что тебя не должно существовать.
Клаус Кнехт с неожиданной силой толкает нас так, что мы падаем на листья и катимся, как кегли. У меня такое ощущение, что меня лягнула под дых лошадь. Клаус шагает к Бондарю. Тот стреляет. Однако на месте, где стоял Клаус, его больше нет. Там только облачко мелкой черной пыли, которое подхватывает дробинки и закручивает их маленьким вихрем, затем оседает на землю, в глубоко вдавленный в листья след ноги, дохнув нам в лица теплом. На след и на черную пыль падают крупные хлопья снега. Только сейчас я понимаю, что снегопад начался, еще когда мы выходили из дома.
– Лежите, ребята, – говорит Бондарь. – Все в порядке, я уезжаю. Вы ничего не расскажете, просто потому, что не будете знать, что и как рассказать. Постарайтесь все забыть.
Хлопает дверь моби.
Лева помогает мне подняться.
– Хелен, с вами все в порядке?
– Угу.
– Как думаете, когда речь шла о «ней» – это о Рите Кнехт? – спрашивает он.
Глава 10
Конец рассказа
На самом деле, если бы не слова моего видения в «Хрустальном яйце», я бы точно свихнулась, пытаясь не думать о том, что случилось. Но оно предупредило меня, что я должна верить своим глазам, иначе сойду с ума. А сходить с ума снова я не хотела.
Я знала, почему Лева спросил именно о «ней»: потому что это был единственный осмысленный и конкретный вопрос, который он смог придумать. И я тоже. Все остальные звучали так: что это было? Что это было? Что, черт побери, это было?
Я толком не ответила Леве, только пробурчала невнятное. Мне хотелось свернуться в клубок, как только что делал Клаус, спрятаться и закрыть глаза, отгородившись от всего мира.
Молча мы сели в машину и двинулись в обратный путь. Снегопад спускался с горы вместе с нами. Иногда отставал, и тогда какое-то время мы ехали по чистой дороге. Когда мы вернулись на главное шоссе, он повалил так густо и бело, что Леве пришлось сбросить скорость до минимума. И тогда Лева нарушил молчание:
– Я все думаю, почему он появился там. Бондарь то есть. Скорее всего, он прослушивает наши разговоры в участке. Так он и узнал, что сегодня мы едем за Клаусом.
Я выдавила из себя какое-то одобрительное мычание.
Лева еще немного помолчал, потом спросил:
– А что вы говорили про аутотрансплантаты? Еще на чердаке? О том, что этого не может быть…
Тут я не могла не ответить:
– У него была клиника тяжелой аллергической реакции. Это могло случиться, если бы я подсадила ему чужую хрящевую ткань. Но мы уже не первую сотню лет проводим только аутотрансплантации – выращиваем собственную ткань пациента и подсаживаем ее.
– Ясно, – ответил Лева.
Мы расстались у моего дома, и следующие несколько часов я провела у окна, глядя, как белое крошево засыпает мамин сад. Сказала маме, чтобы не тревожила меня, что я устала и буду спать. Но какое уж тут – спать!
Шерлок Холмс сказал когда-то: «Если отбросить все невозможное, оставшееся будет правдой, насколько бы невероятно оно ни звучало». Но, боюсь, он даже представить себе не мог, чтобы правда звучала настолько невероятно. Он имел дело только с преступниками Лондона, а не с непредсказуемой реальностью чужой планеты. И все же он помог мне в ту ночь. Как и Уинифред Котовски. И Рудольф Хофф.
Получалось, что кости в пещере принадлежали Рите Кнехт. Много лет назад ее застрелил Бондарь за то, что Рита пожелала стать кентавром. Оставшись одна в хижине, рисуя без конца кентавров в их волшебном мире, она смогла достичь той степени концентрации Желания, которая в Неверленде способна творить чудеса. Больше того, она не только стала кентавром сама, она создала себе идеальную пару – кентавра-мужчину. Я очень хорошо представляла себе их: как они резвятся на горных лужайках, как теплой летней ночью спускаются к реке, чтобы искупаться и заняться любовью, а Бондарь ждет их в засаде. «Он всех знал и умел поддерживать у нас порядок», – так говорил о нем Лева.
Но он застрелил только Риту. Клаусу удалось сбежать и захотеть превратиться в человека, чтобы спрятаться от Вальтера и отомстить ему. В том состоянии, в котором он был после смерти Риты, это, вероятно, было не так уж трудно. И они с Вальтером много лет охотились друг на друга. Вальтер нашел хижину и устроил в ней свой штаб. Возможно, именно он поддерживал порядок в доме и в саду. Или это делал Клаус в те дни, когда Вальтер уезжал. Я не знаю, Клаус или Вальтер похоронил Риту в пещере, но и не важно. Их игра в кошки-мышки могла тянуться бесконечно, однако Клаус был искусственным созданием, а значит, несовершенным. И первыми начали сдавать суставы ног, структуру которых он изменил усилием воли. Когда я затеяла трансплантацию, я не знала, что Клаус – генетическая химера. Но это было именно так, и у него началась реакция на собственную хрящевую ткань. Он испугался и заполз в единственное укрытие, которое знал. И там его нашли мы с Левой. И с нашей помощью – Вальтер. Единственное, чего я не могла объяснить и увидеть – финал истории. Почему Клаус от выстрела превратился в черный вихрь? И что это был за черный вихрь?
Но теперь все просто. Я взяла отпуск за свой счет, поехала в город и разыскала Алекса. И рассказала ему эту историю. Вальтер ошибся – я поняла, что и как нужно рассказывать. И кому. Алекс пообещал мне встречу с вами. Только предупредил, что вы – инопланетник и рассказывать вам все нужно очень подробно, потому что вы не знаете, как все у нас в Неверленде устроено. Он сказал: «Начни с воспоминаний детства, чтобы он все понял. И побольше деталей». Вот почему я уже три часа испытываю ваше и свое терпение. Так вы мне поможете?..
– Спасибо, Хелен. Да, к счастью, я знаю ответ на ваши вопросы. Это только гипотеза, и она действительно звучит невероятно, но есть экспериментальные подтверждения, и мне кажется, вы знаете уже достаточно, чтобы мне поверить. А теперь давайте отключим запись.
– Темные дела должны совершаться в темноте?
– Это тоже цитата из библиотеки вашего дяди?
– Ага, одна из сказок.
Глава 11
Конец дознания
Хелен Фишер вышла из Института медико-биологических проблем и зашагала по улице к отелю, где остановилась. Несколько раз она сталкивалась с прохожими, рассеянно извинялась и, наконец, поравнявшись с воротами институтского парка, свернула к скамейке у озера, где просидела около получаса, сжав ладонями виски и закрыв глаза.
На следующий день она получила в Бюро судебно-медицинской экспертизы генетическую карту своего отца, после чего посетила Генетический консультативный центр, заказав анализ на родство. Увидев результаты, она запросила допуск в Единый архив медицинской документации, с которым проработала еще неделю.
После этого она вернулась домой, во Фриденталь, и в тот же вечер отправила письмо.
«Вальтер! У меня есть к вам серьезный разговор. Сможете быть завтра в полдень в хижине Риты Кнехт?
С уважением,
Хелен Фишер».
Ответ пришел через несколько минут.
«Буду ждать. В. Б.»
Сад был засыпан девственным снегом: искрящимся, нежно-розовым на солнце и синеватым в тени. Умолк ручей, статуи и деревья накинули королевский белый траур. У дверей дома намело изрядный сугроб. Снег скрыл под собой все следы случившегося.
Но Бондарь это предусмотрел. Приехал сильно заранее, еще на рассвете, протоптал дорожку к сараю, достал лопату, разгреб крыльцо и путь до калитки. На солнце было не слишком холодно, скорее, приятно-свежо, пока махал лопатой – согрелся и вздрогнул, когда вошел в выстуженные комнаты.
Сходил за дровами, растопил камин, поставил на угли чайник, достал из шкафчика чай и кофе, сливки и сахар – на выбор. Он любил, когда у человека есть выбор, простая дилемма: чай или кофе, со сливками или с сахаром, человек или нежить, жив или мертв.
Постоял посреди комнаты, подумал. Сказал в пространство: «Да ну ее, еще распсихуется!» Достал из кобуры на поясе пистолет, снял с предохранителя, спрятал в ящик стола, проверил, легко ли тот выдвигается. Не поленился, слазал в чулан за машинным маслом, согрел флакон у камина, смазал шарниры ящика, остался доволен.
Снял свитер, сел в кресло, через несколько минут уронил голову на грудь – заснул. Проснулся от звуков двигателя за окном.
Хелен вошла, раскрасневшаяся, в курточке с капюшоном, отороченным мехом, в смешной разноцветной вязаной шапке и в варежках – ни дать ни взять внучка на каникулы к деду. Бондарь оставил ей тапочки в прихожей. Хелен дернула ртом, но тапочки надела. От чая и кофе отказалась.
Села на диван, закинула ногу на ногу. Помолчала.
– Я вас слушаю, доктор, – улыбнулся Бондарь.
Хелен в ответ не улыбнулась.
– Это довольно сложно… – начала она. – У вас ведь нет медицинского образования? Или биологического?
– Увы! – Бондарь развел руками.
– Но по крайней мере вы обещаете быть честным со мной?
– Если захотите.
Она опять помолчала. Потом коротко вздохнула и сказала:
– Я думаю, что вы убили моего отца.
Бондарь кивнул.
– И Риту Кнехт.
– Да.
– И, вероятно, еще нескольких человек.
– Да. Но я сделал это из необходимости, – счел нужным пояснить Бондарь.
– Потому что они нарушили закон?
– Нет такого закона «не желать». То не закон, а здравый смысл, закрепленный в обычае. Люди, которые могут поставить под угрозу наши жизни для того, чтобы исполнить свои сиюминутные желания, жить не должны. Это слишком опасно. Понимаете, если я увижу тигра на свободе, я выстрелю до того, как он начнет казаться раздраженным. Но я не убивал невинных. На каждого я долгое время собирал досье. Могу вам показать, если вы сомневаетесь.
– И преступлением моего отца было то, что, будучи бесплодным, он зачал меня?
– Вы правы.
– А вы не можете представить себе, как ему это удалось? Он вызвал золотой дождь, который проник в лоно моей матери?
– Простите, что?
– Как ему удалось организовать зачатие?
– Понятия не имею, я же не врач. Просто моя жена и ваша мать состояли одно время в одном женском клубе. Ваша мать всем болтала про свою долгожданную чудесную беременность. На проверку у меня ушло около пяти лет: видите, я был дотошен. Проверил медицинскую базу данных Нойсса, получил подтверждение, что ваш отец был бесплоден, причем необратимо. Потом получил вашу генетическую карту и заказал сличение с картой вашего отца. Анонимно, разумеется, во всех отношениях анонимно. Мне очень жаль говорить вам это, Хелен, но вы действительно дочь своего отца и действительно стали невольной причиной его смерти.
Хелен подняла руки, словно желая отбить его слова, как мяч.
– Простите, но вы не поняли вопрос. Как он смог это сделать чисто технически?
– Вопрос не ко мне. Я же сказал, что не врач.
– А узнать хотите?
Бондарь пожал плечами:
– Честно говоря – не особенно.
– И очень жаль, потому что именно это я и приехала вам рассказать.
Бондарь мягко поднялся на ноги:
– Подождите!
– Вы не считаете, что это самое меньшее… – начала Хелен.
– Да помолчите вы! – оборвал ее шериф. – Снег скрипит.
– Что?
– Тихо!
Он схватил ее за руку и потащил в чулан. Пропихнул изумленную девушку внутрь, не обращая внимание на сопротивление, закрыл дверь. Вернулся, достал пистолет, осторожно выглянул в окно. Хмыкнул и нажатием кнопки опустил плотные шторы. Снова подошел к двери чулана.
– Вы притащили с собой всю полицию Нойсса? – теперь в его голосе звучал сдерживаемый гнев. – Зачем было их вмешивать? Вам их не жалко?
– Ничего я не делала, – Хелен в отличие от него не скрывала раздражения. – Хотите верьте, хотите – проверьте.
– Думаете, я не узнаю наши маскхалаты?
– Ничего я не думаю. Я даже не знала, что они у вас есть. Просто, возможно, не вы один здорово умеете подслушивать и собирать информацию.
Загудел уникомп, встроенный в стол. Бондарь вернулся в комнату, ткнул кнопку.
– Вальтер! – раздался голос Мэри Роджерс. – У вас там все в порядке?
– У маленькой Мэри большая потеря, – весело продекламировал Вальтер. – Все в полном порядке. Я как раз почти уговорил доктора выпить чашечку чая, когда вы приперлись.
– Может, и меня угостишь? Я войду?
– Нет, дорогая. В гости со спецназом не ходят. А ты ведь приперла сюда ребят из Нойсса. Так что сиди в сугробе.
– Но я хотя бы должна убедиться, что с Хелен все в порядке.
– Сколько угодно.
Он откинул крючок на двери. Увидев в его руках оружие, Хелен отшатнулась. Вальтер сделал приглашающий жест:
– Выходите, будем разгребать то, что вы натворили. Немного спокойствия, и все уйдут отсюда живыми. Прежде всего успокойте Мэри. Скажите, что вы невредимы.
Хелен осторожно по стеночке выскользнула из чулана.
– Мэри, я тут! Со мной все в порядке.
– Но у меня пистолет, и он заряжен, – вставил Вальтер. – Спрятаться ей некуда – так что не делайте глупостей.
– Хорошо. Вальтер, мы можем поговорить спокойно?
– Подождите, Мэри, – неожиданно вмешалась Хелен. – Дайте нам десять минут. Я сама вызвала Вальтера сюда и пока так и не сказала ему то, что собиралась. Это необходимо сделать. Отключитесь, пожалуйста.
Мэри помолчала. Из динамиков доносилось ее дыхание.
– Хорошо, – сказала она. – Пять минут. Потом я снова вызову вас.
Динамики затихли.
– Вы с ума сошли! – прошипел Вальтер. – Теперь не только они нас не слышат, но и мы их. Они используют время, чтобы перегруппироваться и подойти ближе. Потом у одного из этих идиотов не выдержат нервы, и начнется штурм. А там пуля – дура, а дырочку найдет. И дурочку. Мне нельзя упускать контроль над ситуацией.
– Подождите, Вальтер! – взмолилась Хелен. – Дайте мне наконец сказать, а потом хотите – убивайте, хотите – прикрывайтесь мною.
– Боже, как я мог позволить втравить себя в такое! За двадцать лет ни одной осечки. Вот уж правда – связался с женщиной.
– Постойте… слушайте…
– Ну слушаю, слушаю… Я уже понял, что проще на все согласиться…
Хелен быстро заговорила:
– Я обратилась к ученым. К биофизикам в институте, в Нойссе. Они с Земли, но это не важно. В общем, несколько лет назад они обнаружили, что в биосфере планеты присутствуют целые облака микророботов. Даже не микро, а еще меньше.
– Наниты, что ли? – недоверчиво спросил Вальтер.
– Да. Точно. Вы слышали?
– У меня старший сын без ума от старой фантастики. Все уши прожужжал. Лучше бы делом занимался.
– Да. Правильно. Для нас это действительно фантастика, потому что в окружающей агрессивной среде они неустойчивы. И нужно откуда-то брать энергию. Их пытались изготовить еще в двадцать первом веке, получился пшик. Однако местные наниты живут не во внешней среде, а в живых организмах. Берут энергию из разницы потенциалов на клеточных мембранах.
– Какое это…
Но Хелен перебила.
– И, скорее всего, они инопланетного происхождения. То есть создала их цивилизация, существовавшая когда-то на Неверленде. Или посетившая Неверленд.
– Звучит как бред.
– Да, но объясняет, как на Неверленде исполняются желания. И вообще многое объясняет. Откуда взялись кентавры. Как выживший кентавр превратился в человека. Почему он рассыпался… И откуда появилась я.
Вальтер взглянул на часы.
– Осталось три минуты. Не хотелось бы опаздывать. И, кстати, вы мне только что дали хороший повод не закрывать вас от пуль. Вы теперь не убитая горем истеричка, потерявшая отца десять лет назад, а опасный мутант. Не взыщите. Я должен убить вас.
– Постойте! Теперь самое важное. Я подумала: неужели мой отец один желал невозможного? И главное: чего желают все люди, не видя в этом ничего плохого? И запросила данные статистки по генетическим и хромосомным болезням среди новорожденных. Получила результат. На Земле – доли процента. Нормально, так бывает всегда. Но на Неверленде – ноль. Никаких обменных нарушений, никакого гемохроматоза, гемофилии, дальтонизма, никакого синдрома повышенной ломкости костей, никакой фенилкетонурии, идиотии Тея-Сакса, даже никакого синдрома Дауна. Понимаете, все родители хотят здоровых детей. И не абстрактно, а вполне конкретно. И очень сильно. И даже не подозревают о том, что хотят этого недолжным образом. А наниты исполняют желание. Пока не ясно, как они сумели поменять хозяина, приспособиться. Зато ясно другое: если вы собираетесь продолжать в том же духе, вам придется убить всех жителей планеты. Мы все – преступники. Невинные преступники. И вы – тоже! У Риты Кнехт хватило фантазии и, возможно, отчаяния одиночества, чтобы сотворить большое чудо. У юного Курта хватило мужества, чтобы удержаться от чуда. Но маленькие чудеса совершал любой из нас, даже не зная об этом.
Бондарь молчал. Хелен вглядывалась в его лицо, но ничего прочесть не могла. Он снова застыл, спрятал свои чувства.
– Понимаете, – тихо сказала Хелен. – Бессмысленно бояться изменений. Бессмысленно бояться будущего. Оно не приходит извне. Мы уже в будущем. Оно внутри нас. В нашей крови.
Так и не дождавшись ответа, повернулась и пошла к двери. Отомкнула замок. Толкнула. Крикнула:
– Мэри! Все в порядке. Я выхожу!
И вздрогнула, услышав за спиной выстрел.
Игорь Вереснев
Сердце ландскнехта
Крошечный шарик-планетка несется сквозь звездную бездну. Синевато-зеленый, наполненный влагой, кислородом и жизнью. Там, на самом дне его воздушного океана, рождаются, взрослеют, любят и ненавидят, строят и разрушают, дружат, воюют, стареют, умирают – те, что привыкли считать себя владельцами этой планеты. Люди. У них так мало времени от рождения до смерти! Слишком мало, чтобы остановиться, посмотреть на звезды.
А звездам некуда торопиться. Они смотрят пристально, не мигая. Черные звезды на ослепительно-ярком небе.
Пули с глухим стуком впились в ствол дерева, брызнули в лицо ошметками коры. Значит, теперь и сзади стреляют, значит, обошли. Значит…
– Круговую оборону держать! – крикнул он пацанам.
Надолго их хватит? И надолго ли хватит патронов в магазинах «калашей»? Умник с большими звездами на погонах оставил их в арьергарде, прикрывать отход колонны. Другой, с еще большими, отправил на эту бойню. Впрочем, не ему, капитану, судить. Его дело – выполнять приказы.
Читать бесплатно другие книги:
