Ричард Длинные Руки – воин Господа Орловский Гай
И все-таки… все-таки странное очарование вопреки моему желанию медленно заползает в мою душу. Мордант – типичное средневековое королевство, но именно таким я и представлял Средневековье: огромные каменные стены и башни, замок, катапульты, шумный рынок… но одновременно обилие еды и питья, множество праздного народа, что собирается вокруг бродячих певцов и жонглеров, из множества оружейных выносят охапками мечи вперемешку с косами, сохами, а то и плугами, в булочных пекут сладкие хлебцы и тут же выкладывают для продажи, торговцы хватают за руки и показывают на горы винограда, на яблоки, истекающие сладким соком груши, а чуть дальше начинаются длинные ряды, заполненные крупной речной рыбой, толстой, жирной, с раздутыми от икры боками…
Сейчас ночь, но о ней напоминает только черное небо, а жизнь кипит, бурлит… Близость войны почти не ощущается, мне никак не удавалось пробудить в себе гнев на коллаборационистов. Мордант явно сотрудничает или торгует с Тьмой, это ясно. А может, то и другое. Здесь просто заняты собой, своими реформами, а в общей войне либо не участвуют, либо в самом минимальном объеме. Типичная нормальная реакция современного мне государства: на меня не напали, а выступать под знаменем некой общей идеи… не смешите мои тапочки! Какие общие идеи с Зорром, где попы почти что правят королевством?
Стараясь не привлекать внимания, я прошел тихонько через двор, остановился возле колодца, жадно напился. На меня тоже деликатно не обращали внимания, хотя явно знают о моем статусе пленника. Молоденькие женщины хихикали и бросали игривые взгляды. Одна прошла совсем близко, пахнуло запахом свежего молока и сена, веселые глазки стрельнули в мою сторону. Я услышал быстрый шепот:
– Я свободна вечером… И ночью тоже…
Я невольно проводил ее взглядом. Спина прямая, в поясе тонкая, а широкие бедра так и ходят, как волны прибоя, из стороны в сторону. Даже чересчур покачиваются, дразнят. Уверена, что я не в силах оторвать взор.
Из приземистого строения доносится перестук молотков. Из нарочито дырявой крыши вырываются клубы дыма, что на темном небе кажутся серыми, зато снопы искр уносятся быстро, трепещуще. Вот рассыпались в выси бенгальскими огоньками… Жизнь кипит, ведь ночь же, должны работать разве что булочники, чтобы к утру был свежий хлеб, да стражи обязаны бдить, но здесь ночная жизнь в полном разгаре, как на Тверской…
Обходя двор, я добрел до просторной конюшни. Оттуда вкусно пахнет свежим сеном, чистейшей водой, ячменем или пшеницей, не различаю их, но как наяву вообразил себе крупные зерна. Интересно, какие тут кони… А может, в этой конюшне у них и ручные драконы? Или одомашненные?
Я осторожно приоткрыл дверь. Стойла начинаются дальше, а от ворот и метров на пять во все стороны свалены кипы свежайшего сена. Молоденькая девушка лежала на сене, готовясь заснуть, уютно устроилась, а при моем вторжении испуганно приподняла голову. Наши взгляды встретились. Ее щеки начал заливать румянец, она испуганно поправила платье, натягивая его на пятки, снова посмотрела на меня испуганно, румянец разлился на все лицо, покраснел даже лоб, запылали уши, стала розовой шея…
Я улыбнулся ей – ну чего так трусит, она несмело улыбнулась тоже, и я опустился на сено с нею рядом. Я почти слышал, как испуганно колотится ее сердечко. Глаза ее заблестели, как будто она готовилась зареветь. Я приглашающе вытянул руку, она вздрогнула, но послушно опустила на нее голову. Я почесал ей за ухом, она вздохнула с благодарностью, придвинулась и положила голову мне на плечо, рукой трепетно обхватила за шею.
Я непроизвольно прижал ее к своему уже горячему телу, но вместо жара в чреслах чувствовал странную нежность, от которой защипало в глазах, а в груди стеснило дыхание. Ее волосы щекотали нос и губы, я почти жадно вдыхал аромат свежего сена, пахучих трав и цветов.
Девушка шевельнулась, она словно старалась втиснуться в меня, прячась от сурового злого мира, что обступил нас со всех сторон. Я чувствовал тепло ее мягкого тела, чувствовал его нежность, но все страшился спугнуть очарование, что посетило впервые со дня… нет, впервые в жизни.
Сверху посыпались мелкие сухие травинки – это ветер над крышей смахнул с балки клок сена. Под темным потолком пробежал мелкий зверек, в сене некстати затирлинькал уцелевший кузнечик. Или сверчок. Я закрыл глаза, стало жарко, словно огонь разгорался внутри головы.
Девушка шевельнулась, я увидел ее широко расставленные глаза. Ее пухлые губы показались сердито надутыми, потом я решил, что она вот-вот заплачет. Я привлек ее снова к себе, не в силах видеть вопрошающие глаза.
Волна жара наконец захлестнула мозг, затопила сознание. Я мял ее покорное тело, оно стонало и запрокидывало голову, я чувствовал, что не удержал в себе зверя, грязного и похотливого, зверь тут же завладел душой, телом, и я, ощутив себе оборотнем, использовал ее тело для своих звериных нужд, остановиться не мог и даже не пытался, пока огненная лава не прорвала мир. Я вскрикнул, зарычал по-звериному. Волна сладострастия тряхнула еще и еще, удовлетворенный зверь наконец уполз в свою нору, а я обнаружил, что лежу на растерзанной женщине…
Волна раскаяния была такой острой, словно я средь бела дня побил стекла на троллейбусной остановке. Следующей мыслью было схватить ее в охапку и пообещать жениться… как-нибудь потом, когда вернусь из похода, но послышались всхлипывания, я повернулся, девушка смотрит со страхом, губы ее распухли, на нижней кровоподтек.
– Прости, – сказал я с раскаянием.
Мои руки сами по себе схватили ее в объятия, я гладил ее по голове, утешал, даже чесал спину, не зная, как еще утешить, ибо в этот миг утешить ее казалось даже важнее, чем вся наша поездка с Беольдром.
Она приподняла голову, я снова увидел в ее глазах страх.
– Вам, милорд, – проговорила она едва слышно, – было со мной… неинтересно? Мне так стыдно!.. У меня плохая одежда… и я ничего не умею.
Ее чистые глаза наполнились слезами. Я схватил ее голову в обе ладони, прижал к своей груди. Сердце колотилось часто и мощно. Она ревет не потому, что я ее обидел, а из страха, что мне с ней не понравится!
Значит, мелькнула мысль, я погрешил перед здешним Господом не так уж и сильно, ибо я всего лишь поддался мужской слабости, но никого не обидел, тем более – женщины.
– Ты самая лучшая в мире из женщин, – сказал я почти совершенно искренне. – Спи!.. И пусть тебе приснятся самые лучшие сны.
Дверь конюшни распахнулась в тот же яркий мир факелов, запахов смолы, звуков музыки, хохота, веселых голосов. На том месте, где танцевала женщина кавказской национальности, теперь шумно отплясывали здоровенные мужики, человек семь, в круг то и дело выталкивали женщин, раскрасневшихся и веселых, то ли незамужних, то ли пользующихся случаем, когда мужья спят или в отлучке. Некоторые еще стеснялись, но я видел, как их заводят запретные ночные танцы, хотя какие они уж запретные, побывали бы они в Зорре…
– А во дворце – менестрели…
Я вздрогнул от негромкого голоса. Худощавый мужчина русско-интеллигентского сложения стоял в тени в двух шагах от меня, смотрел на меня с любопытством и дружеской насмешкой, как на сообщника, который познал истину чуть позже его самого. Он был в плаще до пола, капюшон свободно лежал на плечах. Так одеваются, насколько помню, монахи, священники, а также всякие бродячие философы, галилеи, алхимики, бродячие пророки.
– Простите? – сказал я.
Он кивнул на пляшущих, огни факелов отражались в его зрачках, мне показалось, что там мечется пламя.
– Я говорю, – пояснил он, – что здесь, во дворе, – циркачи и жонглеры, а там, во дворце, для благородного люда – изысканные менестрели и сладкоречивые барды. Но суть одна: люди веселятся. Верно?
– Верно, – ответил я. – Простите, но у меня такое впечатление, что я… уже вас где-то видел.
Он взглянул в упор, но я не отводил взгляда, и он первым отвел глаза, как будто не выдержал моего взгляда, но я понимал, что это игра. Этот человек… если он вообще человек, не из тех, кто отводит взгляд.
– Я странствующий философ, – сказал он уклончиво. – Брожу по очень разным странам. Меня можно увидеть всюду.
Мое сердце начало колотиться все сильнее. Я чувствовал, как от возбуждения повышается давление, вот мощный вспрыск адреналина в кровь, мысли потекли быстрее, горячечные, спутанные, а мышцы содрогались от жажды действия.
– Да, – сказал я, – конечно. Но… может быть, не стоит играть в отгадайки? Давайте уж начистоту. Что вы хотите, что предлагаете?..
Он взглянул мне в глаза, улыбнулся интеллигентно и печально. Глаза были задумчивые, интеллектуальные.
– Начистоту нельзя, – сказал он мягко. – Разве вам понравилась картина пространства, которую вы узрели?.. Нет? Верно, к истине надо приближаться постепенно. Не согласны? Понимаю, не согласны. Но нельзя сразу… не получится. Просто невозможно. Даже у Него не получилось. Так что давайте начнем с того, что у нас есть… Есть Ричард Длинные Руки. Он силен и умен. Знает неизмеримо больше других… И умеет… умеет тоже неизмеримо больше всех здешних королей, вместе взятых. Но он – простолюдин, увы. С его умом и знаниями ему все равно место на конюшне. Или судьба носить щит и копье за каким-либо придурком в железе. Ладно, при особой удаче он может стать даже полным рыцарем! Хорошо, берем неслыханную удачу и редчайшее стечение обстоятельств – со временем этот Ричард Длинные Руки завоюет для себя некое королевство. Можно даже большое, какая разница! Дорогой сэр Дик, вы же знаете все тщету этого барахтанья… заглядывали ведь в бездну, пытаясь представить расстояние между звездами или постичь размеры электрона? Так вот все, чего здесь можно достичь, с точки зрения вечности… размеров Вселенной… скорости фотона… Словом, я могу все это предоставить.
– Что? – не понял я.
– Все то, чего здесь можно добиться, – ответил он. – Я же говорю, ценой невероятных усилий и через много лет ты достигнешь… извини, что я на «ты», это от искренности. Для упрощения, зачем нам сложности?.. Ты достигнешь той степени могущества, что сможешь захватить власть в одном из королевств. Или быть избранным, как хочешь. И я уверен, что править можешь и станешь справедливо, гуманно, с учетом общечеловеческих ценностей. Так вот, я предлагаю тебе это все сейчас!
Я напрягся, постарался взять себя в руки, хотя перед глазами сразу вспыхнуло лицо принцессы Азаминды и эти трое правителей Зорра, что не нашли для принцессы даже табуретки в их тронном зале. Уж я бы для принцессы выделил… нет, бросил бы к ее ногам все королевство!
– Но… какую выгоду получите вы?
Он сощурил глаза.
– Ты еще хочешь спросить, где подвох?
– Ну… если честно, то да.
– Фокус в том, что подвоха нет. Я хочу, чтобы ты как можно быстрее занял трон короля. Желательно королевства покрупнее. А то и вовсе – императора. Поверь, я не стану вмешиваться ни в какие твои реформы!..
– Почему? – спросил я в упор.
Он помедлил, глядя мне в глаза. У меня осталось нехорошее предчувствие, что сейчас он выложит самый неприятный для меня козырь. Или положит на стол горькую пилюлю, которую я вынужден буду проглотить.
– А тебя не удивляют, – сказал он медленно, – некоторые странности?.. Ну хотя бы те, что на тебя не подействовала так называемая черная магия? Хотя она не черная и вовсе не магия, а… впрочем, это неважно. И что у тебя нет ангела-хранителя?
Я ощутил холодок по всему телу. Сказал с осторожностью:
– Объяснения могут быть разные…
– И все неверные, – ответил он. – Скажу правду. Это я выдернул тебя в этот мир. Не скажу, что это было легко, это я на случай, если ты сразу же с воплями начнешь умолять вернуть все назад… к тому же для данного переноса потребовалось согласие… гм, некоторая договоренность с противоположной стороной… Но факт остается фактом: ты здесь по моей инициативе. Я сделал на тебя ставку. Сам я, как ты понимаешь, могу перемещаться по всем пространствам, вселенным и антивселенным, но чтобы перенести тебя, пришлось на время приостановить действия некоторых фундаментальных законов. Как я уже упоминал, это можно было сделать только сообща, как у вас там только двое на разных концах комнаты запускают ядерную ракету… Впрочем, я отвлекся. Перенес тебя сюда потому, что мне дозарезу нужны умные, талантливые люди, понимающие необходимость прогресса. Желательно, как вот в твоем случае, знающие основные вехи прогресса. И технические, и социальные. Ты станешь прогрессивным королем, Ричард!
Холод охватил мои внутренности, хотя сердце едва не выпрыгивало из грудной клетки. В черепе стало горячо, я чувствовал, как вздуваются жилы на висках. Я едва расцепил пересохшие губы.
– Но… почему я?
– Мне нужен помощник, – объяснил он терпеливо. – У меня великолепные исполнители, великолепные слуги, великолепная армия!.. Все дисциплинированные, все… Эх!.. Но мне нужен человек, который сам, без присмотра, делал бы то же самое, что делаю я. Моя власть безгранична… почти. Я знаю о твоем мире лишь то, что там моя власть практически абсолютна. Церкви – пристанища выживших из ума старух, религия – повод для насмешек, служители церкви – сплошь воры и развратники, а к самой церкви никто не прислушивается, всерьез ее не воспринимает, и, что самое главное, никакой роли в обществе она не играет. Там у вас уже мое общество!
Я слушал, голова гудела, а сердце колотилось так, будто я заканчивал марафонскую дистанцию. Перед глазами сразу замелькало, какое могучее и вообще всесильное государство я устрою. В нем будет самый справедливый строй, ко мне все будут бегать на поселение, соседние короли взвоют и пойдут войной, но я своим расскажу, как создать порох, вообще сперва научу отливать не только колокола, но и пушки, а дальше соберу самых умных людей, введу всеобщую грамотность, буду развивать науку и культуру…
– Нет, – ответил я хриплым голосом, – я пока не готов…
Он отшатнулся в удивлении.
– Что? Почему?
– Я просто знаю, – ответил я с трудом, – что бесплатный сыр бывает только в мышеловке.
Он стиснул челюсти так сильно, что рифленые желваки, казалось, вот-вот прорвут кожу. В запавших глазах вспыхнул багровый огонь, исчез, словно задернули заслонку, но не погас, я чувствовал жар звездных глубин.
– Какой бесплатный? Мне нужны умные, талантливые люди!.. Разве ты сам не станешь собирать умных и талантливых, давать им высокие должности, власть… просто так? Раздавать бесплатный сыр, как ты говоришь?
Я сжал ладонями виски. В черепе мысли метались и сталкивались с силой и грохотом разбивающихся танков, а потом начали рваться снарядные ящики.
– Нет, – ответил я. – Нет… Да, я из мира… что прошел по этой дорожке… дальше. Потому я не стану… ибо честные энтузиасты творят преступлений обычно больше, чем самые отъявленные мерзавцы. После моих реформ, возможно, вся страна будет залита кровью. А то и захлебнется в ней… Нет, я не возьмусь. Но я и не отказываюсь! Я просто хочу больше времени… я хочу повидать те страны, где все иначе… Если честно, мне Мордант нравится больше, чем Зорр. Вообще Мордант велик и славен, так сказали бы даже в Зорре.
Он засмеялся:
– Никогда не скажут! Там слишком тупые и непримиримые.
Я сам считаю их тупыми и непримиримыми, но то я, мне можно, а когда говорят другие, я ощетинился.
– Зорр меньше, но он силен, и сердце у него огромное, сильное. А у Морданта – слабое.
– Прости, не понял…
Я молча указал на дальнее темное здание, в котором даже я признал костел. Выглянувшая из-за туч луна освещала его с другой стороны, он казался выше и темнее, чем был на самом деле. Высокие новенькие дома теснили костел со всех сторон, даже площадь перед ним уже застроена лавками, торговыми рядами.
– В Зорре костел втрое больше этого, – сказал я наконец. – И расположен он так, что ничто не мешает ему дышать, а людям собираться даже перед храмом. Да и священники там не спят… Кстати, костел в Зорре не просто огромен, он еще и выстроен так, что выдержит осаду не хуже самой крепости.
– А пушки он выдержит? – спросил он и деликатно усмехнулся.
– Я не защищаю Зорр, – возразил я. – Просто я указываю, что у Зорра есть то, что он будет защищать исступленно. Был бы в Зорре такой костел, как здесь, Зорр бы сдался Карлу намного раньше. Я просто… Да что там! Зорр хоть и не нравится мне, но я понимаю его…
– Отсталость?
– Да, – согласился я. – Дело даже не в том, что здесь приручили драконов, а в Зорре – нет. Я не люблю попов, не люблю церкви, а в Зорре они на каждом шагу. Я люблю веселье, которого в Зорре нет, зато здесь… И мне кажется, что если рискнуть углубиться на юг еще дальше…
Он засмеялся, вскинул руку.
– Не продолжай. Я понял. В какой город тебя забросить? В какое королевство?
Я отшатнулся.
– Ни в коем случае! Это тоже надо постепенно. И только я сам. Тогда я смогу сравнивать, оценивать…
Он развел руками. Мне показалось, что в его глазах мелькнул огонек неудовольствия, но голос прозвучал ровный и дружеский:
– Прекрасно. Торопить не стану. Чем больше увидишь, тем сильнее уверуешь в мою правоту. И более ревностным моим сторонником станешь.
Он исчез, как умеют уходить мягкие интеллигентные люди, тихо и ненавязчиво, ибо уход тоже бывает навязчивым. Я стоял ошалелый, перед глазами прыгали огоньки, а тело тряхнуло запоздалой дрожью. На этот раз он даже не скрывал, что он… Ну, кто он такой. И напрямую сказал, что от меня хочет. И, хуже того, сказал, что я и так иду не по кривой и тернистой дорожке непонятных моральных совершенствований, как задумал его противник, а по прямому асфальтовому тракту прогресса. То есть по его пути.
Глава 7
Я стоял задумавшись, сзади послышались быстрые шаги. Мои пальцы сами инстинктивно прошлись по поясу, где совсем недавно висел молот.
Ко мне приближался, нарочито громко топая, остроухий Зак Ганн, как назвала его женщина. Кстати, как ее звать, не запомнил. Или она не называлась… Ах да, Беата. Зак Ганн издали вскинул руку, показывая, что в ней пусто, а то ведь я человек, а человеку не чуждо и в рыло без базаров, здесь уже знают рыцарские ндравы. И чтут. Вернее, считаются.
– Че подкрадываешься? – спросил я подозрительно. – Ты мне смотри…
– Это я подкрадывался? – спросил он с негодованием. – Что это за существа – люди… Все играют, играют! Вот и король у нас немного заигрался, зачем-то удостаивает тебя высочайшей аудиенции. Это великая честь для новичка, который себя еще ничем не проявил.
Я пробормотал:
– Что, и король у вас сова?
– Сова?
– Ну да… гм, у нас так почтительно зовут крупных государственных деятелей, что и ночи напролет над картой мира… заботясь, значит, о судьбах подданных… С трубкой во рту и пачкой «Герцеговины-Флор».
Он покачал головой, уши напружились до хруста хрящиков, морщины на лбу задвигались, укладывая услышанное поудобнее, чтобы быстро достать при острой нужде, щегольнуть перед бабами.
– Да, он такой… – сказал осторожно. – Однако он может быть не совсем… за картой мира.
– Бабы? – спросил я. – Бабы – это тоже хорошо.
Он не рискнул поддерживать светскую беседу, сделал приглашающий жест, и мы пошли по широкому коридору, где пол и стены заливают волны чистого радостного света. Светящийся мох дает оранжевый свет настоящего дневного оттенка, к которому мы привыкли, потолок отражает свет, рассеивает, и передо мной впервые не бежали угольно-черные тени, к которым вынужденно привык в Зорре.
В тронном зале было светло и радостно. Две фигуры согнулись над пестрой доской, в которой я еще издали узнал шахматную. Один человек, массивный, с торчащими, как у Петра Первого, в стороны усами, явно король: королевская мантия, легкая корона на голове, но веселится и что-то выкрикивает совсем не по-королевски. Второй держится скованно, но я ощутил, что эта скованность не от смущения перед королем, а скорее от близкого поражения.
Меня подвели ближе, король взглянул мельком, взмахнул белой холеной рукой:
– Подожди там. Возьми стул, посиди. Сейчас я разгромлю этого простака…
– Я не простак, Ваше Величество, – возразил второй игрок обидчиво, – просто вы где-то смошенничали…
Король воскликнул:
– Опять? На этот раз мы ж в шахматы, а не кости бросаем, не заметил?.. Как тут смошенничать?
– Не знаю, – возразил второй уныло. – Но вы всегда мошенничаете… У вас и карты крапленые, и кости со свинцом… И шахматы…
– Что, – спросил король ехидно, – со свинцом? Или крапленые?
– Вам виднее, – сказал партнер тоже ехидно. – Я не разгадал, я ж не жулик…
С этой стороны меня отгораживал от короля длинный стол, сплошь заставленный блюдами с изысканно приготовленной едой, а также множеством фруктов: массивных гроздьев сочного винограда, яблок, груш, апельсинов, абрикосов…
Я сел и начал наблюдать за игрой. Они сделали еще по два хода, король победно подкрутил левый ус, с таким энтузиазмом поставил ферзя на дальнюю клетку, что я ждал вопля «Рыба!», но король сказал с той же победной интонацией:
– Мат!.. В два хода!
Второй насупился.
– Как это? Откуда мат?.. Ничего не вижу… А я вот щас эту вашу королеву и шарахну…
Король заулыбался – явно убийство ферзя входило в план коварной ловушки, повернулся ко мне. Глаза его были живыми, лицо раскраснелось, усы топорщились, как у большого довольного кота.
– Ну? – сказал он по-прежнему ехидно. – Как созерцание этой нечестивой игры?
Я пожал плечами.
– Ваше Величество, вы играете на уровне продвинутого новичка. А меня дедушка в сопливом возрасте… не дедушка в сопливом, а когда я был в том счастливом возрасте… водил в шахматный кружок, где я добрался до второго разряда. Я думаю, что для вашего королевства это на уровне абсолютного чемпиона мира…
Он не врубился насчет кружка и чемпионства, но суть ухватил сразу.
– Ты умеешь… нет, ты не чувствуешь отвращения к этой нечестивой игре?
– Я не вижу в ней ничего нечестивого, – ответил я. – А вам попробую поставить если не киндермат, то… слона вперед дам. А то и ладью. Или она для вас все еще тура?
Он изумленно покрутил головой.
– Так-так… А ведь у вас в Зорре она запрещена! Людям надлежит упражняться только в постах, молитвах, исповедях, стоянии часами на коленях и… Ладно, об этом потом. Расскажи о Зорре, каков он сейчас. Нет-нет, у меня, конечно же, есть там люди, но меня больше интересует мнение бродячих торговцев, певцов, странников – они видели больше, могут сравнивать. Ты тоже в Зорре чужой, а видел ты, судя… хотя бы по шахматам, много.
Я пожал плечами.
– Там сильные и отважные люди. Они сражаются с войсками короля Карла… и хорошо сражаются.
Он помрачнел, нахмурился, стукнул кулаком по второму столу.
– Фанатики… Твердоголовые фанатики!.. Король Карл все равно возьмет ваш Зорр. И тогда все королевство… эх!.. Вам нужно под мою руку. Но я не хочу идти войной, хотя, поверь, у меня сил втрое больше, чем у Зорра. Я не хочу больших потерь, это плохо сказывается на… вообще плохо сказывается. Но Зорру лучше быть под моей рукой. Когда вернешься, везде рассказывай о преимуществах… И о том, что я готовлю большое войско для нападения. А я его, если честно, в самом деле готовлю.
Я проигнорировал угрозу, спросил:
– Каких преимуществах?
Он покачал головой.
– Еще не заметил? Врешь, заметил. Ты не дурак. У нас весело, у нас жизнь кипит, у нас доступные женщины, у нас на веселье уходит почти столько же времени, сколько и на работу… И, самое главное, под моей рукой Зорр будет в безопасности!
– Почему? – спросил я прямо.
Он отвел взгляд, отвечать явно не хотелось, наконец проронил:
– Лучше об этом распространяться не очень, не очень… Дело в том, что хотя мы и не признаем власти Карла… тем более не признаем его вдохновителей, но мы иногда торгуем с империей Карла… да-да, уже не королевством, а империей!.. И потому у нас с Карлом такие отношения, что он нас не трогает, мы его не трогаем…
До поры до времени, подумал я. Карлу не до вас, пока есть Зорр. И пока есть подобные Зорру.
– Как я понял, – сказал я, – никаких прав у вас на Зорр нет…
Он вскинул брови.
– При чем здесь право?.. Разве я говорю о праве в понимании этих невежественных королей и их вассалов? У нас свое право. Настоящее. Справедливое. Или ты считаешь, что все под справедливостью полагают одно и то же?
– Нет, конечно…
– Так вот, по нашему праву мы можем вмешиваться в дела примитивных жестоких племен и народов… вот, кстати сказать, как вы считаете себя вправе навязывать Христа язычникам. Ведь навязываете же? Огнем и мечом? А кто отказывается, кто мужественно защищает свою самобытность… нет-нет, я не защищаю их, я просто показываю вам, как это выглядит с другой точки зрения. Вы считаете, что вы вправе вмешиваться, так как несете свет более высокой веры, более высокого учения. И более высокой культуры. Верно?
Я процедил сквозь зубы:
– В целом верно. Хотя я и не зоррец…
– Вот и прекрасно, мы поладили. Точно так же мы несем свет… если продолжать те же старые метафоры, свет знания! Свет прогресса. Вы не поверите, но в нашем королевстве практически все умеют читать и писать. Простите, а ваш король Шарлегайл умеет расписываться? Или вместо подписи ставит крестик?.. Говорят, будучи особо грамотным, он рисует три крестика. А у нас любой простолюдин может подняться на самые высокие ступени в обществе. Это ли не справедливость?
Я с неохотой кивнул.
– Да, если это верно. Но, хотя я и не зоррец…
– Верно-верно, – сказал он, и я поверил, что не врет. – Это же прямая выгода нашему государству! Когда у всех граждан есть доступ к высшим должностям, ни один талант не пропадет. Потому мы лучше этого вонючего королевства даже по таким признакам, как богатство, как свободное время, как развлечения… а что еще надо простому народу, как не развлечения?
Я поднялся, поклонился:
– Не буду отнимать драгоценное время у Вашего Величества.
Он прищурился:
– Это значит, что ты отказываешься помогать?
– Я не отказываюсь, – ответил я осторожно, ибо спорить с монархами очень рискованно. – Но Зорр должен убедиться в преимуществах образования, вообще в преимуществах вашего образа жизни… в чем я, например, убежден полностью! Целиком и полностью. Сейчас мои симпатии, скажу честно, на вашей стороне. На стороне королевства Мордант. Но если вы нападете на Зорр, мои симпатии будут на стороне обороняющихся. И если у меня появится возможность сражаться, я буду драться в рядах его защитников.
Он несколько мгновений всматривался в мое лицо. Я сам не понимал, почему такое сморозил. Давно уже живу без каких-либо моральных установок, ведь я из двадцать первого века, а вот сейчас взял и брякнул. И вообще стою в горделивой позе, месяц тому назвал бы ее смешной: грудь колесом, одно плечо вперед, подбородок надменно вздернут, взгляд вприщур, на морде тупая готовность стоять на своем, неважно – прав или не прав.
– Ладно, – сказал король неохотно. – Иди… Мне жаль, ты понимаешь, я хотел только, чтобы на те земли как можно быстрее пришел свет просвещения… Иди, сэр Ричард. Ты все равно придешь ко мне. И ты это знаешь.
Я кивнул. В душе шевельнулась благодарность, что этот человек хоть и король, а это еще те люди, но так хорошо меня понял.
– Знаю. Но сейчас еще не тот день. Но можно ли мне вернуться тем же путем, каким я и прибыл?
Он посмотрел с недоумением, отмахнулся.
– Ну конечно же! Даю тебе на то свое королевское повеление, если тебе это так важно. А теперь иди.
Я поклонился, попятился, ибо к королю вроде бы неприлично поворачиваться анусом… или это к шаху не принято… словом, у самой двери развернулся, открыл сам, по ту сторону ждет Зак Ганн, я заявил с ходу:
– Запрягай дракона!.. Повезешь обратно.
Он опешил.
– Ты… что? Я еще не видел такой наглости!
– Это короля ты называешь наглецом? – поинтересовался я зловеще, бросил взгляд на молчаливых стражей. – Хоть у вас тут почти демократия, но не до такой же степени, надеюсь?..
Вытянутое лицо эльфа стало еще длиннее, а глаза распахнулись, как крылья испуганной бабочки.
– При чем тут… Его Величество?
– Он распорядился, – ответил я злорадно, – доставить меня обратно тем же способом… и в то же место, как и оттуда сюды! Теперь андастэнд?
Зак Ганн в страхе взглянул на стражей. Они стояли как истуканы, но то ли движением бровей, то ли аурой подтвердили, что этот наглый пришелец не врет.
– Великие Силы! – прошептал эльф. – Так уже ж почти рассвет!.. Бегом за мной!
Стены замелькали, как лопасти вентилятора. Мы неслись по коридорам, выбежали во двор, а потом помчались вокруг замка в самый дальний и темный угол. Эльф что-то выкрикивал на бегу. Впереди вспыхнул свет, несколько человек поспешно распахнули перед нами тяжелые, окованные железом двери.
В огромном помещении сильно пахло рыбой, тиной и водорослями. И медузами. В свете факелов метались приземистые фигуры, вскрикивали, переругивались, наконец появилась достаточно высокая фигура. К ней подбежали с факелом, я узнал Беату, что руководила моим похищением.
Она всматривалась в меня с гневом и возмущением.
– Ты? – сказала она неверяще. – Это тебя потребовалось везти обратно так срочно?
– Я ж говорил, – ухмыльнулся я. – Если мне полет понравится, я возьму тебя своим личным водителем… может быть.
Я выразительным взглядом прошелся по ее фигуре. Она вспыхнула, в глазах заблистали грозные искры. Я поспешно отступил, улыбнулся, выставил вперед ладони в примиряющем жесте: шуток не понимаешь, это же вполне в духе новых времен! И вашего королевства. И будущей эры политкорректности и сексуальных свобод.
Дракона вывели через другие врата, мы оказались сразу за пределами города. Я во все глаза рассматривал эту громадную ящерицу, но если эльф, гном и женщина надеялись, что я упаду от ужаса или начну призывать Силы Небесные, они здорово просчитались. Дело не в том, что здесь мало видят зверей, а у нас любой ребенок хоть раз да побывал в зоопарке или в цирке, но все мы к тому же знаем, какие были тираннозавры, бронтозавры, игуанодоны, птеродактили, во многих парках стоят как живые, ревут, бодаются, машут крыльями и даже рвут когтями друг друга.
– Хорошее ископаемое, – одобрил я. – Ребята, надо спешить. Уже рассвет!.. Хорошо бы пораньше…
Беата сказала с откровенной ненавистью:
– Влезай. Я поведу дракона.
Эльф и гном попятились, дракон распустил серые кожистые крылья. На спине обнажился острый гребень, уже потертый, а костяные щитки, по которым я карабкался вверх, выглядели истоптанными ступеньками. Женщина села впереди, прямо на холке, оглянулась. Мне почудилось в ее глазах злорадство.
– Можно лететь?
– Да, – ответил я неосторожно, тут же прикусил язык, стараясь понять, в чем же подвох. – Только мертвую петлю не делай.
Дракон поднялся на всех четырех лапах, тяжело побежал, растопыренные крылья начали осторожно хлопать по воздуху, и я понял, почему драконы не садятся и не взлетают во дворце, им для разгона нужна взлетная дорожка длиной с полосу для «Боинга». И еще я понял, что не успел пристегнуться ремнем, что здесь вообще нет ремня, что меня не привязали… и понял, что значили злорадство в глазах женщины и ее смиренный вопрос: можно ли взлетать?
Толчок, меня вжало в костяные плиты. Там заскрипело, две массивные пластинки раздвинулись. На следующем взмахе крыльев злорадно сошлись, защемив брюки и кожу на заднице. Я молча взвыл, но нет худа без добра: зато ветер не смахнет меня, как горстку пыли. А защемило только задницу, надо представить, что просто вкатили десяток уколов, современный человек не обходится без уколов в это место…
Женщина оглянулась, ее волосы растрепались, глаза блестели веселой злостью.
– Ну как тебе полет?
– Терпимо! – прокричал я навстречу ветру. – Когда нет ничего быстрого, то и на драконах можно!
Она отвернулась. Дракон начал отклоняться к югу, она пару раз с силой ударила длинной палкой по левому крылу. Дракон качнулся влево, ветер снова ударил прямо в лицо. Я морщился, крепко держался за торчащий из спины высокий шип, спиной упирался в другой. Пятками отыскал щели между костяными щитками, уперся, и страх медленно уходил, зато пришло дурацкое ликование. Как же, лечу! Как раньше летал только в виртуале. Тоже на драконах, грифах, симургах… Если честно, то не скажу, что в реале лучше. Там летишь, летишь, дерешься с другими наездниками на драконах, а левой рукой хлопаешь по столу в поисках бутерброда или плитки шоколада. Если даже голову сшибут, то на этот случай есть load…
Рот мой наполнился слюной, я попытался сплюнуть, и ветер злорадно тут же размазал плевок по всей роже. Никогда бы не подумал, что я могу плюнуть как верблюд. Даже как два верблюда…
Женщина начала оглядываться, я закричал поспешно:
– Смотри вперед!
Она посмотрела, я поспешно вытер харю, она оглянулась, брови в недоумении вздернуты.
– А что там?
– Как прекрасен этот мир, посмотри! – прокричал я.
Она отвернулась и больше в мою сторону не смотрела. И не разговаривала. Дракон несся стремительно, взмахи крыльев бросали его сильными рывками, я уже приноровился и не стукался затылком о высокий шип. Темно-зеленое внизу иногда переходило в светло-зеленое – это лес сменялся равнинами, иногда я замечал тончайшие коричневые нити – это дороги, пять-шесть раз под нами проплыли извилистые вены рек и речушек.
Я продрог, утром воздух вообще холодный, хоть и лето, а здесь уже встречный ветер, однако дракон медленно шел вниз, еще ниже, еще. Сперва я думал, он перешел на бреющий полет, чтобы не очень замечали крестьяне, а маги не сбили, будучи предупреждены заранее, но дракон снизился еще, выставил вперед лапы, чуть откинулся корпусом назад, крылья распахнул и выставил против ветра как паруса.
Несколько раз тряхнуло, он приземлился только с третьей попытки, чуть пробежал и тяжело рухнул брюхом на траву. В десятке шагов поднимались высокие деревья, там лес, так что дракон совершил неплохую посадку.
Под мной в недрах дракона хрипело и хлюпало. Я рванулся, меня держало, но на следующий полный вдох пластины раздвинулись, я сумел встать и даже улыбнулся наезднице.
– Спасибо за полет! Я понимаю, вы в самом деле старались сделать все, чтобы мы летели как можно быстрее.
Беата смотрела на меня в негодовании, на щеках выступил злой румянец.
– Что значит «старались»?
– Все равно спасибо, – произнес я галантно. – Вы сделали что могли.
Брюхо дракона судорожно раздувалось и схлопывалось, камешки под брюхом скрипели. Широкие, как шпангоуты корабля, ребра на мгновения резко обозначались под кожей, исчезали под сухой серой кожей, очень похожей на рыбью. Здесь, на боках, чешуйки – не ороговевшие плиты, как на спине, а тонкие слюдяные пластинки, иссохшие, потрескавшиеся, а брюхо так и вовсе нежное, как у огромного сома.
Я слез, держась за толстую заднюю лапу, передние слишком близки к страшноватой морде, изо всех сил старался держаться прямо, улыбался мужественно, ни звуком не выдал боль от защемленной задницы. Женщина тут же ухватила ремень и потащила усталого дракона в сторону леса.
– Сейчас он лететь не может, – объяснила она с упреком, словно это я довел ящерицу с крыльями до предынфарктного состояния. – А вам, если так уж не нравятся драконы, надо летать на селептерах!
– Хорошо, – согласился я, – буду. А что это такое?
Она пожала плечами.
– Откуда я знаю?
– Ну… вы ж сами изволили… обронить изволили!
– Так говорят, – отмахнулась она. – Были слухи, что где-то далеко на юге… Но теперь, когда война, все оборвалось.