Моя жена – ведьма Белянин Андрей

Я, улыбаясь, пожал плечами. Во-первых, глядя на их веселье, и самому не давиться от смеха было почти невозможно. Во-вторых, мама всегда учила меня, что если впервые идешь в гости в малознакомое общество, то лучше все-таки выглядеть поприличнее.

– Так я был одет в тот день, когда мы познакомились… Что-нибудь не так?

– Уф, все так… Шут с ним, Анцифер, пусть идет. Там, на месте, переоденем во что-нибудь соответствующее эпохе.

– Справедливо. Что-то мы и в самом деле чересчур развеселились. Разве можно было ожидать, что он явится в рыцарских доспехах или герцогском камзоле с буфами, бобровой оторочкой и золотой цепью на шее?

– Факт, тогда бы мы валялись на полу не от смеха, а от удивления. Все в порядке, Лександрыч, не серчай на нас.

– Да ладно…

– В самом деле, Сергей, не сердитесь, пожалуйста. Я попробую объяснить вспышку нашего несанкционированного веселья, – окончательно успокоился белый ангел. – Все дело в том, что Темные миры являют собой хаотическое нагромождение пространств, эпох и вселенных. Можно перемещаться почти свободно из одного времени в другое. Для определенных времен ваш элегантный костюмчик может показаться… как бы несколько оригинальным, что ли… Хотя, с другой стороны, возможно, ваша дражайшая супруга отыщется на первом же перекрестке, тогда вообще не возникнет никаких проблем.

– Анцифер, вы постоянно сбиваетесь с «ты» на «вы» и наоборот. Мы ведь вроде договаривались, обращайтесь ко мне на «ты», как Фармазон, – предложил я.

– Да, спасибо. Я так и стараюсь, но когда волнуюсь, то всегда немного путаюсь.

– Циля, ты лучше бы не пудрил мозги парню, а дал мне возможность самому рассказать ему про Темные миры.

– Да ради Бога, Зоня…

– Кто?! – аж побурел черт.

– Зоня или Фарик, как тебе больше нравится? – невозмутимо ответил ангел. Фармазон попыхтел, собираясь с достойным ответом, потом махнул рукой и переключился на меня:

– Темные миры суть лишь отражение или отображение реально существующего мира, но растянутое во времени и пространстве. Я, естественно, имею в виду тот мир, где ты в настоящий момент проживаешь. Он один, для тебя. Для нас – один из многих. Свет, ложась на предмет, заставляет его отбрасывать тень. Присутствие истинного Бога в вашем мире породило тысячи лжебогов в так называемых «тенях». Мы именуем их Темные миры. Их множество, отличаются от вашего лишь чуть измененной трактовкой знаменательных событий. Например, в одном шотландцы победили Карла и завоевали всю Англию. В другом не прошла Великая французская революция. В третьем Ленин провалился под лед и утонул при попытке перехода Финского залива. В четвертом Вторую мировую выиграл Китай. В пятом Америка подорвалась на своих же ядерных ракетах, ну и так далее.

– Общая суть мне понятна, – кивнул я. – Но где конкретно вы посоветуете мне искать Наташу?

– Вот это самый сложный вопрос. Она ведьма, значит, вполне возможно, что ее выбросит в те миры, где магия победила науку. Без колдовства оборотням не выжить. Я бы предположил черное средневековье, времена первых крестовых походов, языческую Русь, засилье инквизиции и даже древние храмы ацтеков.

– Еще вуду в Африке, – вставил Анцифер.

– Да, и вуду, конечно… Ее могло выбросить в любую из этих «теней». При правильной организации поиска наши шансы на успех где-то три к ста сорока. И то только в том случае, если этот чистоплюй будет вытаскивать нас за уши из слишком криминогенных зон. Хотя я был бы готов на время забыть свою злопакостную натуру и дать добрый совет. Серега! Да мало ли баб на свете?! Одной больше, одной меньше?.. Хочешь, я сам тебя с тако-ой девочкой познакомлю…

Я сжал кулаки, но Анцифер остановил меня:

– Сережа, будь по-вашему, я иду.

– Значит, так… – продолжали уже получасовую консультацию полярные стороны моей души. – Старайся не выделяться из толпы. Ничего не трогай и никуда не лезь. Знание языка даруется автоматически. С пониманием местных законов, обычаев и традиций кухни – несколько сложнее, но ты ведь изучал историю в школе? Вот и ориентируйся по эпохе. В случае чего мы, конечно, рядом. Только не жди от нас чисто физической помощи – мы советчики. Темный и светлый, но все же советчики…

– Ребята, один вопрос, почему она вообще пропала? Это из-за того, что я сжег тот злосчастный комочек волчьей шерсти?

– Скорее всего, да, – подумав, ответил ангел. – Ты же знаешь подобные параллели в русских сказках. Главный герой сжигает лягушачью кожу, змеиную шкурку или утиные перья, а результат всегда один – возлюбленная исчезает с упреками…

– Не забыв уточнить, где конкретно ее следует искать! – ехидно вставил Фармазон. – Ох уж эти женщины… Разыгрывают целые спектакли, а мы, лопухи, верим…

– Видимо, все дело в том, – строго глядя на перебившего его черта, продолжил Анцифер, – что, уничтожая в этом мире какую-то часть оборотня, принадлежавшего, пусть даже временно, иному миру, мы нарушаем саму структуру пространственно-временных отношений. Огонь вообще очень мощная силовая единица в борьбе с любым видом магии. Недаром святая инквизиция во все века предпочитала костер топору и веревке. Вода лишь смывает с человека последствия воздействия тех или иных сил, огонь же уничтожает их полностью.

– Предлагаю эксперимент! – вновь влез в разговор неугомонный Фармазон. – Зажигаем газ, а в качестве подопытного кролика используем нашего общего друга…

С этими словами он неожиданно ловко вырвал перышко из белоснежного крыла ангела и сунул его в синеватый пламень. Анцифер даже вскрикнуть не успел – миг, и ангела не стало!

– Ну что, пошли?

– Куда? – опешил я. – А как же…

– Ерунда! – успокоил черт. – Он сейчас в своем мире, в Раю, у престола Господа. Не волнуйся, если что, нагонит в дороге. Да не тяни же, Серега! Ты намерен спасать свою жену или нет?!

– Да. Идем, – решился я. Нечистый довольно улыбнулся, взял меня за руку и повел в прихожую к двери.

– Так-с… значит, если хлопнуть – замок сам защелкивается. Ключи не забыл? Тогда вперед.

Он толкнул меня в дверной проем, сзади раздался характерный звук сработавшей «собачки», а перед нами… Господи Боже, где мы? Нас перенесло в глубокую ночь, на небе горели незнакомые созвездия, и серп луны отсвечивал оранжевым. Мы находились в каком-то поле, впереди, прямо нам навстречу, двигалась непонятная процессия. Мрачная колонна людей с горящими факелами что-то несла, распевая тягучую песню. Они были одеты в длинные черные балахоны с капюшонами и производили несколько траурное впечатление.

– Похоже на Испанию средних веков, – хладнокровно пояснил мой спутник. – Крестный ход, что ли? Ты бы поинтересовался тут насчет своей Наташи. Если это и вправду монахи ордена иезуитов, то они должны знать обо всех оборотнях, рыщущих окрест.

Послушавшись его совета (ей-богу, все повествование могло закончиться на этой фразе), я смело шагнул вперед:

– Добрый вечер, господа монахи!

Колонна остановилась как вкопанная. Впередиидущие сбились с шага: по-видимому, появление незнакомого человека у них на пути было большой редкостью. Через минуту отделились двое и настороженно шагнули ко мне:

– Что тебе нужно, колдун?

– А… извините за беспокойство, – не сразу нашелся я: они просто сбили меня с толку таким обращением. – Дело в том, что я впервые в ваших краях…

– Говори, что тебе нужно, проклятый колдун! – грозно возвысил голос один, а другой махнул рукой остальным монахам. Прежде чем я собрался с ответом, меня взяли в кольцо горящих факелов.

– Господа? Товарищи? Граждане? Братья? О! Братья! Я вовсе не колдун, я поэт, к тому же из другого мира. У меня пропала…

Договорить мне не дали. Люди в капюшонах резво бросились вперед и без боя взяли меня в плен. Почему без боя? Ну, во-первых, я не сопротивлялся, во-вторых, их все равно больше, а в-третьих, попытавшись воззвать за помощью к Фармазону, я обнаружил полнейшее отсутствие такового! Какой смысл драться в одиночку? Мне стянули руки за спиной, завязали полоской ткани рот и бросили в мрачную черную телегу типа катафалка, запряженную двумя дряхлыми лошадьми. Процессия поволновалась еще немного и вновь продолжила свой путь. Я чувствовал себя… неплохо. Знаете, мне казалось, что могло бы быть и хуже. А так… они идут – я еду, они дышат пылью, поднимаемой сотней ног, – я же свежим ночным воздухом, они наверняка промаршируют всю ночь, а я могу позволить себе вздремнуть. Покачивания телеги так убаюкивали… Почему бы и нет? В жизни пленника есть свои приятные моменты, и я не преминул ими воспользоваться. Сны были сумбурными… То Наташа в красном платье с открытыми плечами скакала верхом на поджаром доге во главе стаи волков, то черт Фармазон долго объяснял мне разницу между теорией и практикой иудаистской религии времен императора Нерона, то я сам с кем-то играл в карты, а потом стрелялся на дуэли из-за женщины, которую в глаза не видел, к тому же меня, кажется, там и убили. Всего не упомнишь, обрывки какие-то… Проснулся уже поздним утром, сказывалось нервное перенапряжение, обычно я встаю не позже восьми. Причем, проснувшись, открыл глаза уже не в телеге, а в каменном сыром подземелье, на охапке соломы, без всяких веревок, вполне выспавшийся. В принципе, особенных волнений не было. Все-таки я много читал и, как оказалось, вполне логично решил, что меня в любом случае сначала допросят. Так и произошло. Вскоре раздался скрежет отодвигаемых засовов, и в камеру вошел благообразный старичок в белой рясе с откинутым капюшоном в сопровождении двух дюжих стражников.

– Встаньте, сын мой.

Я подчинился, почему бы и нет. Старец недолго, но внимательно вглядывался в мои глаза, потом его лицо смягчилось, он покачал головой и вынес вердикт:

– Этот человек не колдун.

– Конечно нет. – Я попытался завязать беседу. – Вы, по-видимому, священник? А я писатель, в смысле – поэт… или как там по-вашему… Бард? Менестрель? Так вот…

– Вы – язычник? – переспросил старик.

– Нет, как можно. Я – православной веры. В смысле – христианин. Просто у меня сейчас некоторые проблемы… Видите ли, я женат на ведь…

– Накормите его, – даже не дослушав моих слов, приказал старик. – А затем приведите в зал суда.

Все трое развернулись на выход. Вскоре после того, как они ушли, в камеру заглянула невысокая женщина преклонных лет. Она положила передо мной черный хлеб и поставила кружку с теплой водой. Я поблагодарил. Она покачала головой, пробормотала что-то вроде: «Бедняжка, да за что ж такого молодого…» – и ушла.

– Все это фигня! – раздался ворчливый голос сзади. – Ничего они тебе не сделают… У них доказательств нет! Че там принесли? Хлеб и вода? Ба, какое ужасающее скупердяйство! Узник твоего ранга не должен так питаться. Серега, не унижайся, дай сюда!

– Э-э-э, минуточку! – Я успел спрятать горбушку за спину, и крючковатые пальцы Фармазона схватили пустоту. Нечистый дух поморщился, философски вздохнул и критическим взглядом обвел стены моей темницы:

– Да… не «Гранд-отель», что-то сыровато у тебя здесь, братец…

– Это точно, но мне кажется, ты хотел поговорить о другом.

– О чем? – мило удивился он, а у меня откуда-то появилось желание молча ударить кулаком промеж этих наивно-невинных глаз. С трудом сдержав свой недостойный порыв, я напомнил:

– Ты хотел рассказать о том, почему бросил меня одного на дороге. Я по твоему совету попытался выяснить, что почем, так меня окружают, вяжут, везут неизвестно куда, бросают в тюрьму, а тебя нет как нет! Кто вообще втравил меня в эту авантюру?!

– Стыдно задавать провокационные вопросы голодающему, – попытался перевести тему Фармазон.

– Ту не манж па сис жур? – подковырнул я. – Подайте бывшему члену Государственной думы!..

– Ты че прицепился? Че я тебе сделал?

– Ты меня бросил!

– Ну ни фига себе… Там прется толпа католических монахов с гробом и святыми мощами, у каждого на шее крест, в кармане Библия, во фляжке святая вода – и я же еще должен был им показываться?! Что ж я, сам себе враг? Да любому черту святая вода хуже, чем человеку серная кислота натощак! Я обещался тебя сюда провести?.. Провел. А что я голову положу за твое семейное благополучие – мы не договаривались!

– Ну ты и жук… – с невольным восхищением протянул я. – Оставил меня одного с агрессивными священнослужителями, сам в кусты и носу не кажет, а как только дело к завтраку, сразу набежал на готовенькое?

– Жмот! – обиделся Фармазон.

– Ничего не знаю, это моя тюремная пайка. Вот тебя посадят, тогда и получишь.

– Стыдно… стыдно! А еще культурный человек называется… Поэт! Слово-то какое, если вдуматься… высокое слово. Член Союза писателей! Тьфу, да за что ж тебя так обозвали… Ладно, Сергей Александрович, чего вам, собственно, от меня надо?

– Ничего, – бросил я, демонстративно откусывая кусок горбушки.

– Как ничего? – опешил он.

– А так. Я прозрел. У меня на многое открылись глаза. Я же христианин, помнишь? Мне от нечистого, с рожками и хвостом, ничего не надо.

– Э-э-э… ты, того-этого, не дури! Все понимаю, жена бросила, в дороге устал, кормежка свинская, чего не наговоришь в таком состоянии… Не волнуйся, я с тобой. Не горюй, Сергунь, щас быстренько чего-нибудь сообразим. Мы ж вдвоем сила! Ты только меня держись, не пропадешь.

– Ах, Фармазон, Фармазон, опять туманишь голову нашему дорогому хозяину. И за что нам тебя дали, чем мы такое наказание заслужили? Неисповедимы пути Господни…

Позади меня, грустно улыбаясь, стоял белый ангел. Сначала я обрадовался, а потом мне стало стыдно. Анцифер понимающе вздохнул:

– Все мы когда-нибудь совершаем ошибки. Вы не исключение… Не берите в голову, Сергей Александрович, я никого не упрекаю. Мне отлично известно, кто толкнул вас на столь опрометчивый шаг.

– Анцифер… мне, право, очень неловко…

– Не извиняйтесь! Не стоит, я давно все забыл… Одного не пойму, как вы поверили этому проходимцу?

– Я прошу прощения.

– Да не за что!.. Ради Бога, какие разговоры, мы же свои люди… Фармазон на ваших глазах выдергивает у меня пук перьев…

– Какой пук?! Че ты врешь-то? – взвился молчавший доселе черный братец.

– Анцифер, извините меня, пожалуйста.

– Нет, нет, что вы… Какие могут быть извинения?! И слышать ничего не хочу. Просто я считал вас интеллигентным человеком, а вы меня равнодушно бросаете…

– Ну, извините же…

– Сереженька, да ради всего святого, о чем вы говорите? Я ни капельки на вас не сержусь. Вы молоды, наивны, возможно, даже не слышали о разнице между Добром и Злом. Это, должен признать, весьма зыбкая грань. Поэтому ваш поступок поверг меня буквально в шок и…

– Анцифер, я в последний раз прошу вас принять мои извинения! – уже едва сдерживая раздражение, зарычал я. – В противном случае мне придется применить физическую силу.

– Что? – поразился ангел.

– В глаз получишь, вот что! – доходчиво объяснил черт. – Циля, ты своим занудством кого угодно в гроб вгонишь. Хозяин прав, он уже четверть часа перед тобой раскланивается, достаточно! Строишь из себя прокурора на Страшном суде…

Анцифер опомнился и покраснел. На какое-то время камера наполнилась напряженной тишиной. Я медленно разломил хлеб на три равных куска. Уж не знаю, как там кормят бесплотных духов, но эти двое управились со своими порциями меньше чем за минуту. Воду также поделили на троих.

– А теперь послушайте меня. – Анцифер стряхнул крошки с белоснежного одеяния и выпрямился, разведя руки в стороны, словно католический проповедник, читающий мессу. – Мы находимся в одном из множественных отражений Земли. Приблизительно конец шестнадцатого – начало семнадцатого века. Глухая область на севере Испании. Географические понятия, названия и даты будут весьма условны, как, впрочем, и везде… В плане политической обстановки здесь сейчас самое мрачное время. То есть для визитов в гости не подходит совершенно. Вся страна охвачена религиозным экстазом, происходит серьезная реформа Церкви, принявшая ввиду ряда причин чрезвычайно уродливые формы. Речь идет даже не о борьбе за чистоту веры, а о планомерном уничтожении всех инакомыслящих. Мне кажется, что Сергею не стоит здесь задерживаться. А ты молчи, нечистый дух!

– Вот те на?! Да я еще и рта раскрыть не успел, – праведно возмутился Фармазон.

– Вот и закрой, пока не раскрыл! По глазам твоим бесстыжим вижу, что ты хочешь вновь втравить парня в очередную авантюру.

– Ребята, мне не до споров, – вмешался я. – Тут перед вами какой-то благообразный дедушка заходил, сказал, что нужно показать меня общественности. Возможно, мне удастся выяснить – не видел ли кто Наташу?

– Это слишком опасно, Сережа, ты ведь не можешь открыто заявить, что твоя жена – ведьма… Здесь сжигают людей и за меньшие проступки. Поверь, мне очень жаль, но, возможно, будет лучше вернуться домой…

– Нет.

– Ну почему ты не хочешь послушаться доброго совета?

– Потому что я должен ее найти.

– Я попытаюсь объяснить еще раз… – с ангельским терпением продолжил Анцифер. – Боюсь, что местные инквизиторы не проявят должной лояльности к человеку, интересующемуся оборотнями. Ученых, занимающихся этим ради науки, здесь нет. На охотника за демонами ты не похож. При здравом обсуждении им остается одно – признать тебя колдуном, использующим силы оборотня в своих злодейских целях.

– Хорошо, я здесь ничего не скажу.

– Там – скажешь, – недобро процедил черт. – У них такие мастера, за пять минут вспомнишь все, что было и чего не было.

– Так зачем же ты меня сюда затащил? – впервые удивился я.

– Ну… во-первых, какая разница, с какого мира начинать? – пожал плечами он. – А во-вторых, я же все-таки нечистый дух. Толкать человека на край пропасти – моя прямая обязанность. Нечего слушать было…

– В этом он весь, – подтвердил Анцифер. – Я думаю, нам пора уходить, здесь слишком опасно.

– Я не могу… Надо хотя бы спросить, быть может, эти люди все-таки что-нибудь слышали о моей жене?

– Сережа, вы преступно невнимательны, но будь по-вашему… Представьте, что я радикально настроенный служитель Церкви, а теперь объясните мне, чего вы хотите, не прибегая к словам «жена-ведьма», «оборотень», «двадцатый век», «прогрессивное человечество» и «лояльность по отношению к паранормальным явлениям».

Я открыл было рот и… задумался, задачка действительно оказалась непростой. Близнецы обменялись многозначительными взглядами. Вскоре заскрежетали засовы, и дверь распахнулась. В камере появился тот же самый душевный старичок в сопровождении монахов в черном и стражников с короткими копьями.

– Пойдемте, сын мой, вас уже ждут.

– Эти двое со мной.

– Кого ты имеешь в виду? – удивился старик, пытаясь заглянуть мне за спину.

– Ангела и черта. В смысле – светлую и темную сущность моего бытия… – Я было охотно пустился в объяснение, пытаясь познакомить вошедших с присутствующими, но Анцифер протестующе надул губы, а Фармазон скорчил такую рожу…

– Вы что, не пойдете?

– Пойдем, Серега, как не пойти… Только ты не напрягайся – они все равно нас видеть не могут. Мы ж твои духи, а не общего пользования. Так что не тычь в нас пальцем – примут за опасного сумасшедшего.

Я оглянулся, судя по подозрительным взглядам стражей – это очень даже возможно…

– Э… господа, вы меня не так поняли. Я не псих. Я – поэт, философ, член Союза писателей, лицо, так сказать, имеющее определенную склонность к гиперболе, аллегории и ассоциативному мышлению.

Все, кто стоял в дверях, невольно шарахнулись назад, но храбрый старичок поспешил навести порядок:

– С нами сила Господня! Он ничего не сможет нам сделать, мы веруем! Да и не станет… У этого человека чистая душа.

– Анцифер, я что-нибудь не так сказал?

– М-м… Сереженька, вы, как бы это помягче… Они просто еще не осознают значения ваших слов, выражайтесь как-нибудь более демократично.

– Короче, будь проще, и люди к тебе потянутся, – веско добавил Фармазон.

Я кивнул и обратился к старцу, ибо он явно казался главным действующим лицом:

– Никакого волшебства, никакой магии, я весь в вашем распоряжении. Не надо меня больше связывать, я сам пойду. «Веди меня скорей, безмолвный проводник, туда, где тень реки пересекает сушу. Туда, где, медный грош засунув под язык, я отпущу с земли свою больную душу…»

Это были последние строки одного из моих стихотворений, опубликованных в сборнике «Рождество». Я произнес их без всякого показного кокетства, просто ненавязчиво подтверждая род своей профессии. Тот старик, что все время за меня заступался, вдруг попытался что-то сказать и… не смог. Он судорожно открывал рот, смотрел на всех выпученными глазами, но не мог произнести ни звука. Кончилось тем, что бедняга выбежал вон, а следом за ним перепуганной толпой бросились и остальные. Лязгнули стальные засовы.

– Сереженька, вы это нарочно? – тихо спросил Анцифер, глядя на меня самым осуждающим взглядом.

– Блин горелый! Ну кто же знал, что он колдун?!

– Я не колдун! Я вообще ничего не понимаю. У этого пенсионера какие-то проблемы с голосовыми связками, нужно быть врачом-отоларингологом, да еще серьезным профессионалом в этой области, чтобы понять, почему у него пропал голос.

– Да потому, милый друг, что ты прочел заклинание!

– Я прочел стихотворение! И то не полностью… У заклинаний, сколько мне известно, совсем другая вербальная структура. Они должны взывать к определенным природным силам, обычно низшего порядка. Для этой цели используется узкоспециальная лексика и фразеология. К примеру, желательно употребление истинного имени демона, правильная формулировка его вызова, надежное ограждение себя, четко обозначенное желание заказчика…

– Все! Дальше можешь не говорить… костер тебе обеспечен! Циля, ты только подумай, какого крупного авторитета в области черной магии мы с тобой выпустили в свет?! Он же в этом деле подкован круче меня!

– Глупости… – раздраженно отмахнулся я. – Просто много читал…

Фармазон всплеснул руками, открыл было рот, но передумал и молча плюхнулся рядом с Анцифером, уже добрых пять минут сидящим на полу с самым сокрушенным видом. Белый ангел после своей спонтанной реплики не произнес больше ни слова, он смотрел сквозь меня совершенно пустыми глазами и меланхолично накручивал на мизинец прядку роскошных волос. Я начал решительно ходить по камере взад-вперед. Десять на двенадцать, площадь довольно большая, жить можно… Тьфу, о чем это я?! На самом деле голова забита недавним происшествием. Я не очень верю в то, что мое стихотворение могло сработать как колдовское заклинание. Во-первых, этого просто не может быть, во-вторых, я нечто подобное уже читал, и даже неоднократно. Помнится, у Спрег де Кампа герой изображает из себя колдуна простенькими стишками, формируя разные магические опыты. Или еще у Кристофера Сташефа некий студент-филолог пользовался безбожным плагиатом в мире, где любое рифмованное слово уже было колдовством. Так что все это дешевое повторение… Я – не колдун и, следовательно, ни в чем не виноват. Дайте мне найти свою жену, только и всего. Почему-то в глубине души у меня складывалось нехорошее впечатление о той роли, которую мне навязали в данном спектакле. Кто-то стоит над нами и дергает ниточки, передвигает нас на шахматной доске, бросает кости так, чтобы мы могли шагать лишь в строгом соответствии с выпавшими. По большому счету можно было бы счесть себя некой фигуркой на поле битвы Добра и Зла, но это, скорее, от тщеславия. Богу и Дьяволу наверняка больше нечем заняться, если уж они оба решили поразвлечься с такой скромной персоной, как я, посредством похищения моей жены. Все это бред и пропаганда! Но чье-то незримое участие все-таки чувствуется…

– Я пошел.

– ? – Оба подняли на меня усталые взоры. Ей-богу, иногда кажется, что близнецы воспринимают меня как капризного ребенка.

– Я пойду и сам поговорю с этими людьми. Они должны меня понять. Еще из школьного курса истории я помню, что в средние века монахи были одним из самых просвещенных слоев населения. В монастырях часто скрывались ученые, алхимики, астрологи и врачи. Они не могут не внять голосу разума. Не захотят разговаривать о волках-оборотнях, не пожелают помочь в поисках жены – не надо. Обойдусь своими силами, пусть только выпустят.

– А… у… м… п… – хором попытались что-то пробулькать мои оппоненты, но поздно – я постучал в дверь. Ее открыли на удивление быстро, но лишь затем, чтобы сунуть мне под нос наконечники копий.

– Чего ты хочешь, колдун?

– Переговорить с вашим начальством, – послушно ответил я.

– О чем?

– О философском камне, превращающем любой металл в золото.

Стражники мгновенно сориентировались, кивнули и убежали с докладом. Пока все шло как по маслу. Поиски «философского камня» занимали умы не одного поколения средневековых магов, и уж если на этом деле кормилось столько шарлатанов, то современному человеку просто грех не сыграть на материальной заинтересованности руководящих лиц.

– Авантюрист! Спекулянт! Фальсификатор! – вдруг выкрикнул Фармазон, вскакивая с места и бросаясь на меня с кулаками. Анцифер мгновенно перехватил его за пояс, не слишком убедительно доказывая чисто медицинскими терминами мою полную психическую несостоятельность. Дверь опять заскрипела на петлях, и в проеме показался тучный мужчина в рясе с капюшоном, стражники топтались за его спиной. В отличие от предыдущих монахов, одежда этого толстяка была сшита из гораздо более дорогой ткани, а в руках он неуверенно сжимал массивное золотое распятие, богато изукрашенное драгоценностями. Колючие глаза из-под нависших бровей быстро прощупали меня, демонстрируя хватку опытного торговца «живым товаром».

– Эй, колдун, поклянись своей пропащей душой, что ты не причинишь мне вреда!

– Клянусь, клянусь, – охотно согласился я.

– Тогда иди за мной, Совет пожелал выслушать твои предложения. Но если ты лжешь – наказание будет столь страшным, что сама смерть покажется милосердием.

– Господи, ну не надо меня шантажировать! Я тихий, скромный турист, в ваших краях проездом, зла никому причинять не собираюсь. Давайте договоримся… Вам нужно золото – буду рад поэкспериментировать. Мне же понадобится транспорт и свобода перемещения для организации поисков пропавшей супруги. Если вы захотите мне помочь – мы придем к взаимовыгодному компромиссу.

– Как решит Совет. Золото, отданное в руки Церкви, помогает нам простить многие грехи слабого человека. Не обмани нас… – И толстый монах кивком головы приказал следовать за ним.

Мы шли по темноватому коридору, стражники дышали мне в спину, о чем-то оживленно переговариваясь. Копье самого молодого дважды осторожно коснулось моего плеча, даже не из желания причинить боль, а скорее от детского любопытства – вдруг я все-таки настоящий колдун и совершу какое-нибудь волшебство? Стражники постарше снисходительно одергивали парня. Мы вышли из подземелья на широкий двор, светило теплое солнышко, после сумерек тюрьмы небо казалось невероятно синим, а воздух свежим. Вокруг слонялись толпы монахов с книгами и четками в руках. При виде нашей процессии они разом уставились на меня, крестясь и перешептываясь:

– Колдун! Колдуна ведут…

Я только таинственно улыбался в ответ.

– Молитесь, беспрестанно молитесь, дети мои! – не останавливаясь, выкрикнул толстый монах. – Только тогда силы Зла не будут над вами властны и любое исчадие Ада покорно склонится перед вашей рукой, творящей знамение креста.

«Исчадие Ада» – это, судя по всему, про меня. Худая студенческая молодежь построжела, на глазах сжимая кулаки и провожая меня взглядами, далекими от христианского всепрощения. Впрочем… кем я им представлялся? Колдун, чародей, слуга Дьявола, прислужник Сатаны, враг истинного Бога… Соответственно и отношение…

Пройдя весь двор по диагонали, мы поднялись по каменным ступеням в какую-то высокую прямоугольную башню. Я жадно осматривался по сторонам, но ничего утешительного не заметил. Скорее всего, это был обычный, уединенный от больших городов монастырь, я успел рассмотреть часть крепостной стены и ржавую степь на горизонте. Потом меня провели в большое внутреннее помещение. Более всего оно походило на университетскую аудиторию. Небольшая площадка у стены, с чем-то вроде трибуны посередине, а от нее веером полукруглые ряды деревянных скамеек. Центр занимала большая группа взрослых монахов в обычных темно-коричневых или черных рясах. На галерке небольшой отряд военных, человек двадцать – двадцать пять, в блестящих кирасах, демонстративно поглаживающие ножны мечей. Двое, в богатых доспехах и шлемах с перьями на макушке, сидели на самом первом ряду вместе с четверкой пожилых монахов в белых одеждах. Кстати, там же восседал и внезапно «онемевший» старец. Я был прав, он действительно занимал некое главенствующее место в церковной иерархии. Очень жаль, что у него пропал голос, это был, наверное, единственный человек, не считающий меня колдуном.

Толстый проводник быстренько сбегал к высоким лицам первого ряда, что-то доложил, получил соответствующие указания и жестом предложил мне занять место «профессора на кафедре». Я поднялся на площадку, встал на трибуну и дружелюбно улыбнулся присутствующим.

– Серега, не дрейфь! Мы с тобой… Я – слева, Циля, как всегда, по правому флангу.

– Анцифер! – раздраженно раздалось сзади.

– Ша! Не будем устраивать драматических сцен, все-таки перед нами Высокий Совет. Хозяин уже поприветствовал благороднейшую публику, так что, я чую, представление начинается…

Следом за мной на площадку вышел один из «коричневой» братии с коротким докладом.

– Этот человек прошлой ночью напал на процессию францисканцев, шедших в наш монастырь. Братья провели в пути двое суток, не останавливаясь на отдых и не гася факелов. Увидев на дороге чужеземца в нехристианской одежде, они обратились к нему со словами смирения и человеколюбия, но он бросился на них с кулаками, изрыгая страшные богохульства…

– Не спорь! – в один голос зашипели оба близнеца мне в уши, Фармазон слева, Анцифер справа. – Не перебивай, это послужит признанием твоей вины. Дай обвинителю высказаться, а уж потом приведешь свои аргументы. Они тоже вежливо выслушают твою версию, тут и добивай их логикой и фактами!

Я стиснул зубы. В свое время меня вот так же поливали грязью на писательском собрании, так что опыт вынужденного молчания имеется. Но как же это горько, несправедливо и стыдно сносить плевки в лицо, ожидая своей очереди для ответа… Да и ответить подлецу его же оружием все равно невозможно.

– …после чего он выспался в одной из наших келий, плотно пообедал, а в благодарность за наше гостеприимство самым черным заклинанием лишил дара речи преподобного брата Иосифа. Теперь этот человек, утверждающий, что он не колдун, говорит, будто бы знает тайну философского камня. Не мне судить его, ибо сказано в Писании…

– Сереженька, приготовьтесь, сейчас вам дадут слово, – вновь зашептал белый ангел.

– Режь им всю правду-матку в лицо! – поддержал Фармазон.

– Но ради всего святого, ни слова о жене-ведьме, – напомнил Анцифер.

– А почему это он, собственно, должен перед ними врать, лебезить, выкручиваться?! – возмутился черт, так что мне пришлось слегка цыкнуть на обоих.

– Теперь пусть ответит колдун, – прозвучало над притихшим залом.

По-моему, это сказал кто-то из первого ряда, видимо, они уже посовещались и решили все-таки меня выслушать. Я откашлялся, вспомнил комсомольскую юность и уверенно начал речь:

– Товарищи… Я – не колдун!

– Хорошенькое начало, – с непередаваемым оттенком ехидства ободряюще буркнул Фармазон, но я постарался не обращать на него внимания.

– Все недостойные инсинуации, которые высказал предыдущий оратор, являются по сути своей не более чем отвлеченными умозаключениями весьма личностного характера. Не приведено ни одного серьезного факта, ни одного весомого доказательства, ни одной существенной улики, так что складывается впечатление о явной пристрастности моего оппонента. Исходя из его вариации трактовки близлежащих событий у слушателей может возникнуть неадекватная реакция в виде четко выраженного негативного отношения к моей личности. Столь бюрократический метод решения вопросов принадлежности к оккультным кланам в сфере современной системы общественных взаимоотношений…

Я остановился, только когда понял, насколько глубокая тишина овладела залом. Люди буквально застыли с окаменевшим выражением ужаса на бледных лицах. Справа от меня рухнул в обморок ангел Анцифер, гулко ударившись затылком о деревянный пол. Я в недоумении повернулся к черту – тот смотрел на меня, как новобранец на маршала Жукова.

– Что-нибудь не так?

– О-о-о-о… это мягко сказано! Клянусь кривыми рогами Сатанаила, даже я сам не смог бы провернуть речь, повергнувшую в натуральный столбняк такую толпу священнослужителей.

– Но… – Я с тоской пробежал глазами по рядам слабо зашевелившихся слушателей. – Но почему?! Что я такого сказал?

– Так… ничего особенного, – с фальшивым вздохом сожаления признал Фармазон. – Просто во всей твоей тираде они сумели понять едва ли пятнадцать слов из пятидесяти восьми предложенных. «Инсинуации», «оппонент», «бюрократический метод»… – такая магическая тарабарщина…

– Это что, могло показаться кому-нибудь непонятным?

– Да чтоб меня заживо поглотила геенна огненная! Если у кого и оставались сомнения в твоей принадлежности к колдовству, то ты их успешно развеял!

– Схватить колдуна! – неожиданно тонким голосом заверещал кто-то из монахов в белом.

Ко мне сурово двинулись воины, наклонив копья и алебарды. Вот тогда-то я наконец понял, что с людьми стоит говорить по-человечески…

– Произошла ошибка! Я не колдун! Я – идиот!

– Хватайте его скорее, дети мои, пока он не произнес более страшных заклинаний! Господь смотрит на вас! Он не допустит исполнения злобных козней Дьявола в стенах нашего монастыря. Вяжите колдуна! Мы избавим христианский мир от ужасного чернокнижника…

– Не надо! Я сдаюсь…

– Не робей, Серега, пробьемся! – воинственно фыркнул Фармазон, и… мое тело словно взорвалось непонятной брызжущей силой. К своему глубочайшему удивлению, я, невероятно изогнувшись, ушел из-под удара ближайшей алебарды и ловко укусил за руку сурового стражника. Бедняга от удивления обомлел, уронив тяжелое оружие себе же на ногу. Еще двум парням с копьями я расцарапал носы, визжа, как бешеная кошка. Нападающие стушевались… Диким прыжком я взвился вверх и уже оттуда доплюнул до военачальника. Боже, что со мной?! Теперь все солдаты, рыча от праведного возмущения, отбросили оружие и пошли на меня врукопашную. Монахи выкрикивали подбадривающие молитвы и тоже засучивали рукава. Я дрался, словно ополоумевшая носатая обезьяна. Царапался, кусался, щипался, дергал за волосы, брызгая слюной направо и налево… Я! Человек, доселе и мухи не обидевший! А уж так позорно по-девчачьи драться…

Ответ пришел неожиданно в виде громкого вопля пожилого священника:

– Этот человек одержим демоном!

– Фармазон, – прозрел я. – Это твои штучки?!

– Где? – раздался непонимающий голос у меня в мозгу.

– Пошел вон из меня, сволочь!

– Подумаешь… да нате вам, пожалуйста, не жалко.

В ту же минуту все «боевое искусство» из моих рук испарилось, а взамен навалилась невероятная усталость и боль во всех мышцах. Кто-то повис у меня на плечах, потом ударил чем-то тяжелым в висок, и наступила темнота.

Самое смешное, что я прекрасно понимал, что со мной делают. Словно со стороны смотрел на стражников, скручивающих веревками мое бессознательное тело, на священников, с проклятиями плюющих в мою сторону, на черта, удовлетворенно потирающего ладони, и на робко пытающегося прийти в себя ангела. Словно какая-то третья или даже четвертая часть меня свободно парила в воздухе, наблюдая за всем ходом трагедии. Хотя, наверное, и комедии здесь тоже хватало… Ну Фармазон! Ну удружил, мерзавец с хвостиком… А ведь спроси его сейчас – тут же сделает честные глаза и с пеной у рта будет доказывать, что изо всех сил старался помочь, отдал все свое умение, был уверен, что я прорвусь и что смирение не всегда действенно, а лучшая защита – нападение! Господи, неужели действительно этот махровый авантюрист – часть моей души?! Отродясь не предполагал в себе наличие таких темных талантов… Нет, то, что я не ангел, это я тоже понимал отчетливо, но вот вырастить в своей душе вон ту продувную бестию… А еще жену ведьмой называл! Да моя Наташа наверняка никого не лишала голоса, не запугивала со сцены непонятными словами и (кстати, чего ради я сам-то заговорил этим дурацким, казенно-депутатским, штампованным языком?) не дралась в общественном месте, одержимая личным бесом. Который тут как тут, рад стараться, пользуясь тем, что светлая половина лежит в красивой позе без всякого сознания. Как-то очень уж нескладно начинаются мои приключения. Все-таки чужой мир, иное время, незнакомые люди… Возможно, они даже пытались меня понять, помочь, подбодрить, а я, как последний болван, оттолкнул от себя всех. Мало того, что не приобрел друзей, но и сочувствующих перевел в разряд непримиримых врагов.

Вот сейчас они меня, в смысле мое тело, куда-то тащат. Куда, куда… в темницу, естественно. Вниз по лестнице, теперь через тот же двор, под удивленно-испуганными взглядами молодых монахов, опять вниз, по коридору налево, там особенно мрачный каземат. Занесли в самую дальнюю камеру, бросили на пол. Кругом темень – хоть глаз выколи. На ледяном полу ни соломинки. Ангела и черта, естественно, тоже нет. Где я сам, уже не видно. На определенном этапе обрывочные мысли прекращаются, ощущение полета и взгляда со стороны тоже исчезает. Все кружится, катится и проваливается в тихую неизвестность. Наверное, я просто уснул. В любом случае сознание вернулось не скоро, а в себя я пришел от дикого холода…

Кто-то неуклюже протирал мое лицо мокрой тряпкой. Видимо, в камере все-таки был слабенький свет, я различал силуэт склонившегося надо мной человека.

– Анцифер? Фармазон?

– Бредит, видать, – тихо раздалось в ответ. – Ишь какие непонятные слова выговаривает, бедолага.

– Брось его, Ванья! – донеслось из темного угла. – Стражники говорили, что это колдун.

– Ваши стражи только бить почем зря горазды. Вона как парня веревками опутали – ни стать, ни сесть. А ты говоришь, колдун…

– Да он сам только что произносил имя Светоносного Люцифера и еще часть какого-то заклинания!

– Эй, добрый человек, – вновь склонился надо мной тот, кого называли Ваньей. – Уж будь ласков, скажи на милость, ты не колдун ли?

– Нет… – слабо выдохнул я, пытаясь повернуть голову. Слева забрезжил свет. Жалкая глиняная плошка с плавающим в черном жире фитилем, желтое пламя вычерчивает в темноте лица двух мужчин. Один очень молод, лет восемнадцати – двадцати, с добрым взглядом. Другой, наоборот, очень стар, с жиденькой бородой, бегающими глазками и непонятно-язвительной ухмылкой. Его смуглая кожа напоминала печеное яблоко, а огромное количество морщин превращало лицо в резную индейскую маску. Он мне сразу не понравился. Меж тем молодой узник вздохнул и опустился на колени.

– Освободить бы тебя, да вот, вишь, у самого руки связаны. – Он продемонстрировал мне стянутые веревкой запястья. – Кровь со лба я тебе кое-как отер, ранка неглубокая, но шрам будет.

– Где я?

– В королевской харчевне «Паштет из короны»! – издевательски фыркнул старик. – Ясное дело, что он не колдун, раз такой дурак. Валяется связанный в тюрьме, в камере смертников, да еще нахально спрашивает – где я?! У, так бы и дал по зубам…

– Ты чего раскричался-то, старый Сыч? Али не видишь, что парень и ответить тебе не может. А ну оставь его!

– Что?! Это ты мне? Из-за него? Ну, Ванья. – Старик раздраженно сплюнул и ушел в свой угол. Молодой только головой покачал: