Князь Святослав Красницкий Александр
— Прими мою благодарность, варяг. Ты хорошо ответил на мои вопросы.
— Ты станешь знаменитым конунгом, великий князь, если…
— Если что?
— Если найдешь свой собственный, необычный способ сражения. Для этого нужен опыт.
Об этом разговоре люди Неслыха тут же донесли своему начальнику, а тот осторожно поведал Свенельду.
— Значит, ему нужна победоносная война, — решил не терпящий интриг великий воевода. — Как там твои вятичи, Неслых?
— Все подготовлено, великий воевода. Как повелишь, так вятичская молодежь сразу же и ворвется в Киевские земли.
— Вот туда мы и пошлем дружину Святослава, подкрепив ее опытным Морозко. О сроке вылазки сообщу.
Через неделю Свенельд навестил Летний княжеский дворец, понаблюдал за учебными боями, похвалил внуков Зигбъерна Икмора и Сфенкла, потрепал по голове своего любимца Руслана, а Святослава увел далеко в сторону для особого разговора.
— У тебя хорошая дружина, великий князь. Пора опробовать ее в деле.
— Против кочевников?
— Против вятичей. Они намереваются нарушить договор, пересечь наши границы и разграбить селение. А, разграбив, сжечь.
— Они достойны самого жестокого наказания, воевода.
— Тебе и меч в руки. Твоим заместителем будет Морозко. Прислушивайся к его советам, великий князь. Он — опытный воин.
— Я это почувствовал по своему поту.
А подвоеводе Морозко воевода Свенельд сказал с глазу на глаз:
— Великого князя не удерживай, но не вступай в земли вятичей до моего личного приказа. Даже если Святослав и потерпит поражение в первом походе, то найдет в себе силы понять, как следует воевать в дальнейшем. Поражения учат лучше побед.
— Все понял, великий воевода.
— Я отдам под твое командование два десятка моих дружинников. Десятку ты отдашь великому князю. Таких, которые знают, как воевать в лесах. И пришлю кольчуги на всех. Пусть наденут под рубахи, стрелы вятичей бьют без промаха. Когда все исполнишь, пришли гонца. Я передам с ним, когда следует выступить.
Теперь Морозко знал, с кем в первый раз должна была встретиться юная дружина Святослава. И сразу же отменил все рукопашные бои. Теперь его воспитанники от зари до зари учились, как защищаться от стрел. Как угадывать ее полет, под каким углом ставить щит навстречу летящей стреле. Как построить из щитов круг в случае неожиданной атаки противника, а как — черепаху, если эта атака будет сопровождаться стрельбой из луков.
— У тебя должны быть два верных друга, великий князь, — говорил Свенельд Святославу. — Один должен прикрывать в бою твою левую руку, второй — спину. Ты знаешь, кто эти друзья?
— Сфенкл и Икмор, внуки Зигбъерна. Кроме того, под моей правой рукой всегда будет Руслан.
— Это отличные воины и преданные друзья. Тогда мы высылаем гонца, что готовы навестить вятичей.
Вскоре прибыл ответный гонец великого воеводы, слово в слово повторивший его приказ.
— Выступить в ночь. Проводник встретит и приведет на место, где следует укрыться и ждать нападения. Пленных отправить в Киев под конвоем.
— Вот твой первый бой, великий князь, — улыбнулся Морозко.
— Второй, — поправил Святослав. — Первый был в день пострижения. Я помню его, как праздник.
— Значит, все твои сражения будут праздниками, великий князь.
— Надеюсь, — проворчал Святослав.
После необычно длинных занятий Морозко объявил перерыв на обед. Этот поздний обед был на редкость обильным. Проходя между костров, вокруг которых пировала притомившаяся дружина великого князя, Морозко приговаривал.
— Ешьте больше. Куда больше, чем вам хочется. После обеда будете спать, пока не подниму. И больше никакой еды. В бой воины идут голодными, а весело пируют только после победы.
Пока объевшиеся юноши спали, Морозко терпеливо ждал известий от великого воеводы. Вскоре прибыл гонец с погонщиками и пятью лошадьми, во вьюках были легкие нательные кольчуги.
— Поднимешь в сумерках, — сказал гонец. — Я провожу тебя на место, где будет ждать подкрепление. Двадцать отборных воинов.
Опытный Морозко поднял дружинников чуть раньше. Приказал надеть кольчуги и побегать, чтобы кольчуги прильнули к телу.
— Быстрее, дружина, быстрее! — весело покрикивал он. — Кольчуга должна к сердцу прилегать, как матушкина пеленка!
До места встречи доехали быстро. Там их ждали не двадцать, а всего десять бывалых дружинников в полном снаряжении, но — без лучников. Встречал сам неразговорчивый Неслых.
— Почему их всего десять, Неслых?
— Потому что поражения учат куда больше побед. Так сказал великий воевода.
— Но великий воевода…
— Он передумал. И отдал приказ осторожно спрятаться в селище и ждать.
— А кони? — спросил Святослав. — На конях мы ворвемся…
— Ворваться хочешь, великий князь? — Неслых скупо улыбнулся. — Коней спрятать в дальних хлевах, там за ними присмотрят мои коноводы.
Коноводы увели лошадей. Неслых лично разместил дружину великого князя, сказал, чтобы ждали тихо, не разговаривая и даже не шевелясь.
— Лежать рядом, — прошептал Святослав. — Чтоб рука к руке…
И лишь в предрассветном сером сумраке, когда так нестерпимо хочется спать, издалека послышались шаги, где-то звякнул то ли меч, то ли плохо подтянутое стремя. Великий князь протянул руку к соседу, чуть сжал. Тот вздрогнул — дремал, видно, но очнулся быстро и беззвучно. Сообразил, осторожно сжал руку ближнего дружинника. Цепочка заработала.
Никто и не вздохнул, а шаги все приближались. Все ближе, ближе…
Великий князь верил в предчувствие. Во всех учебных боях он всегда предугадывал, откуда будет удар, и либо отбивал его, либо отклонялся. И после этих учебных боев на его теле было не так уж много синяков. Куда меньше, чем у его друзей и соратников.
И сейчас, впервые встречаясь с реальным противником, он знал, когда тот, пока еще невидимый, приблизится на расстояние внезапного броска. Шепнул почти беззвучно:
— Как поднимусь — за мной. В засапожные ножи их и без криков.
И вскочил, повинуясь зову. За ним тотчас же поднялись натренированные играми в сражения дружинники, предварительно уже выбрав себе противника из смутных силуэтов. И бросились вперед, прижав отточенные лезвия ножей к тыльным сторонам локтевых мускулов.
Вятичи не ожидали удара из темноты, и вместе собраться им не удалось. Их резали ножами молча… А когда они немного опомнились, засланные Неслыхом тайные люди подняли панику.
— Бежим! Бежим!.. Рать Киевская!..
И вятичи побежали, подставляя незащищенные спины молчаливым и беспощадным ножам.
Великий киевский князь Святослав Игоревич ворвался в земли вятичей.
Личная охрана Святослава, подкрепленная десяткой дружинников Морозко, ворвалась на плечах вятичей в их таинственные лесистые земли. Однако развить успех великий князь не успел: вятичи вдруг исчезли, рассыпавшись в непролазном лесу, из сплошной завесы кустов тотчас же густо полетели длинные вятичские стрелы с оттянутым лезвием.
На князе Святославе и его личной страже была византийская броня, которую стрелы вятичей пробить не могли. Но дружинники Морозко, одетые в железные киевские кольчуги, оказались менее защищенными. Появились первые раненые, и, заметив это, Святослав тут же приказал пробиваться к пологому берегу Оки.
— Там нет кустов! Вынести всех раненых! Морозко, проследить!
Пробились, потеряв одного убитым, трое были легко ранены. Ближайший путь до Киевских земель лежал через Черниговское княжество, но оно состояло в дружественных отношениях с Хазарским каганатом, потому эта дорога была для Святослава заказана. Пришлось идти в обход, пробираясь к Днепру. По дороге умер еще один раненый, и тела двоих воинов пришлось скрытно захоронить. Дружина устала. В этом кружном бегстве из вятичских земель почти ничего не ели, да и спали-то в полглаза и только по очереди.
Когда кое-как добрели до Киева, дружинники попадали с ног. Все, кроме Святослава.
Оборванный и истощенный великий князь ворвался в Княжеский дворец.
— Вы!.. Вы покрыли меня позором!.. Я нарушил заповедь конунга с почетом хоронить павших!.. Я зарыл их в сыром песке, и никто не знает, где их могилы!.. Я потерял право именоваться конунгом!..
Он метался по дворцовой тронной палате, бессвязно выкрикивая обвинения, а по ввалившимся щекам текли крупные слезы, которых Святослав не замечал.
— Вы!.. Вы разрушили мои надежды и мечты!.. Вы унизили меня перед воинами!.. Я чудом не погубил собственной дружины!..
Великий Киевский князь бегал по палате перед княгиней Ольгой и Свенельдом, не сняв доспехов. Бил кулаком в грудь, и гулкая броня тревожно отзывалась под сводами Княжеского дворца.
— Почему?.. Почему меня отправили только со стражей?.. Где обещанная моему воеводе помощь?.. Кто-то метит занять престол в Киеве?.. Так я уцелел! Уцелел, хотя никогда не займу этого престола!.. Я завоюю свое государство, свое, слышите?.. И вы будете поставлять мне рабов!..
— Успокойся, сын мой, — вздохнула княгиня Ольга. — Вятичи бежали перед тобой…
— Но я же не разгромил их!.. Я!.. Я, а не они, в страхе бежал, и этого страха я никогда вам не прощу!..
— А ты знал, сколько перед тобою врагов, великий князь? Как вооружен этот враг, как привык воевать, проходимы ли болота и есть ли под рукою проводники, которым можно доверять? — спокойно спросил Свенельд. — Нет, ты предпочел обойтись без знаний о противнике. И я рад, что ты получил жестокий урок. Рад куда больше, чем если бы ты разгромил вятичей. Первые победы ничему не учат, а первые поражения будут всю жизнь учить тебя побеждать, великий князь.
— Значит… Значит, мое позорное поражение было задумано тобою, воевода Свенельд?
— Да, мой князь, — спокойно ответил великий воевода. — Противника надо сначала окружить, а уж потом наносить удар по центру. Тогда он обречен на разгром. Он это знает, а поэтому всегда стремится уйти от окружения. Значит, надо найти способ, чтобы выманить противника в удобное для окружения место.
— Как? Как я заставлю его принять бой в избранном мною месте?
— Он должен быть уверен, что победит тебя, — Свенельд улыбнулся. — А такая уверенность у врага появляется, когда он заведомо знает, что превосходит тебя по численности.
— Ты предлагаешь мне, внуку великого Рюрика, воевать малыми силами, воевода?
— Да, великий князь. Сила твоей дружины должна заключаться не в количестве, а в мастерстве каждого. Я куплю в Византии доспехи для всей дружины Морозко, и твои воины будут надежно защищены от стрел вятичей. А потом вместе подумаем, каким способом выманить вятичей из лесов и заставить их сражаться в выбранном тобою месте.
— Благородное решение, но я обойдусь без киевской подачки.
— Византийская броня стоит очень дорого, сын мой, — как-то неуверенно сказала княгиня Ольга.
— Сколько бы она ни стоила, я не возьму и горстки вашего золота.
Святослав резко подчеркнул слово «вашего». Двери были открыты, в соседней палате накрывали пиршественный стол. А молодой князь говорил вызывающе громко, порою срываясь на крик, и до челяди доносилось каждое слово.
— Ты надеешься занять золото у ромеев? — спросил Свенельд. — Они богаты, и с удовольствием дадут тебе его, но какова будет расплата.
«Золото ромеев», — отметил про себя не пропускавший ни одного слова Обран. — За такие сведения Калокир осыплет меня милостями…».
— Я сам добуду золото, — резко и громко продолжал Святослав. — Мне не нужны подачки из вашей казны.
— Но как быть с вятичами? — по-прежнему неуверенно продолжала великая княгиня. — Без византийской брони…
— Не надо тревожить вятичей, — вдруг негромко сказал Святослав.
— Но ведь ты, сын мой, только что возмущался, что не смог разгромить их…
— Они не препятствуют проходу по Оке. А Ока впадает в Волгу.
— Я знаю. Но…
— Волга ведет в тыл Хазарскому каганату, великая княгиня, — спокойно сказал Свенельд, мгновенно понявший стратегический замысел Святослава. — Если тихо, тайно сплавиться по ней, будет возможность ударить хазарам в спину.
— Воевода, как всегда, читает мои мысли, — усмехнулся Святослав.
— Хазарский каганат очень силен, сын мой, — упорно продолжала великая княгиня. — У него несметное множество воинов и опытные полководцы.
— Я тоже опытный. Если…
Святослав неожиданно улыбнулся и замолчал. Улыбка столь редко появлялась на его лице, что великая княгиня Ольга и Свенельд удивленно переглянулись.
— Что значит твое «если»?..
— Если вы не будете мне мешать.
— Мы будем тебе помогать, сын мой, — сказала великая княгиня.
— Отныне мой стан будет ниже Киева на одно поприще. На левом притоке Днепра. Выдать мне в долг коней и по три попоны на каждого коня. Заплачу все долги сполна, как только добуду золото.
— Возьмешь с собою Малушу, сын мой? Она не должна спать на голой земле.
— Малуша?.. — Святослав нахмурился. — Я сообщу позднее. Пока она останется в твоем Летнем дворце, великая княгиня.
Свенельд вздохнул:
— Кто даст тебе золото?
— Тот, кто первым увидит во мне конунга русов, воевода.
Святослав резко развернулся и, не оглянувшись, вышел из дворца.
И вновь возникает вопрос: как бы повернулась не только дальнейшая судьба самого князя Святослава, но и вся история Руси, если бы неожиданно не дрогнула основа опасного и могущественного соседа Киевской Руси — Великой Византийской империи.
Это было самое мощное государство, образовавшееся после распада Римской империи, почему его жители и назывались на Руси ромеями, то есть римлянами. Раскинувшись на двух материках — Европе и Азии, — византийцы вели обширную торговлю со всем культурным миром того времени и беспощадные войны с миром, считавшимся куда менее развитым. У Византии была самая большая, хорошо вооруженная армия, которой командовали выдающиеся, отлично подготовленные полководцы. Ее самый крупный в мире военный и торговый флот держал под контролем все Средиземное море, а боевые корабли имели на вооружении «Греческий огонь», безотчетно пугавший всех современников.
Греки первыми в военной истории применили метание снарядов на расстояние. Наполнив глиняные корчаги нефтью, они поджигали нефть и баллистами забрасывали горящие плошки на палубы кораблей. Деревянные корабли вспыхивали далеко от судов византийцев. Так был сожжен русский флот великого князя Игоря.
Однако самым большим завоеванием греческого государства следует считать создание особой внешней политики, получившей в истории многозначительное название «Византийской». Это была глубоко продуманная система натравливания одних врагов Византии на других. В этом искусстве интриг, провокаций, споров и ссор империя не знала себе равных.
Византия вела обширную рабовладельческую торговлю, покупая в соседних странах (особенно в Киевской Руси) мальчиков и девочек. Девочек поставляли в гаремы, мальчиков готовили в солдаты. После обучения они пополняли ряды армий, сражавшихся вне империи. Саму империю со столицей, которую на Руси называли Царьградом, защищала личная гвардия императора, в которую отбирались лучшие жители собственно Византии. И гордая столица не только не признавала, но и презирала рабские армии окраин.
Эти рабские армии были разгромлены наконец-то объединившимися месопотамскими племенами. Заветная цель прорваться к Великому шелковому пути оказалась неосуществимой мечтой. В Царьграде началась смута, один император менял другого проверенным путем дворцового переворота или столь же проверенной крысиной поступью яда.
Косвенным путем на выход к Великому шелковому пути обладал Хазарский каганат, за что весьма регулярно получал очень неплохой доход. Но хазары были далеко, политически держались весьма обособленно и в сети лукавой политики Царьграда не ввязывались. Кроме того, меж Византией и Хазарским каганатом лежала Киевская Русь. Значит…
Значит, воевать с хазарами должны были витязи Киевской Руси. Не бесплатно, конечно, за золото, но золото возвращается в свои закрома. Оно всегда возвращается, если его приручить.
И когда Херсонесский наместник Калокир донес, что великий Киевский князь Святослав нуждается в золоте для войны с Хазарским каганатом, к нему тотчас же был отправлен вестник с повелением немедленно передать лично Святославу сорок пудов золота.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
А Святослав стоял с дружиной Морозко и личной стражей под Киевом. Он повелел не строить никаких укрытий, даже шалашей, спать на голой земле, подстелив попону, и не варить никакого хлебова. Утром вставал до рассвета, разводил для сладко спавшей дружины костер без дыма, тонкими кусками нарезал мясо. К сожалению, никакой дичины не было, охотиться Святослав запретил, приходилось довольствоваться кониной, и это ему не нравилось.
Он старался соблюдать законы варяжского братства даже в мелочах. Свято поверив старому варягу, быстро и странно скончавшемуся вскоре после долгих и подробных разговоров с юным великим князем, он строго следовал его заветам. Помнил не только слова, но и все интонации старческого дребезжащего голоса и, засыпая, всегда повторял про себя его наказы.
Он стал странно молчалив. И раньше-то был немногословен, а теперь порою не произносил ни слова за весь день. Сфенкл, поразмыслив, отнес эту странную перемену ко дню первой встречи со старым варягом. Когда пропала собака великого князя, которую все очень любили.
Но Сфенкл не задавал вопросов, он был умен и сдержан. Наделенный богатырской силой Икмор был слегка косноязычен, а потому отсутствие разговоров его всегда устраивало. А вот живого Руслана это странное молчание угнетало.
— И чего великий князь все время молчит? Каким-то странным стал…
Живан, не оставивший своего господина и в его добровольном изгнании, напевно повествовал о былых богатырях и тем самым как-то разряжал обстановку, однако запас этих сказаний был невелик, Живан часто повторялся и вскоре всем надоел.
— Давайте хотя бы Асмуса пригласим, — ворчал Руслан, окончательно умаявшись от скучных повторов Живана. — Тот хоть занятные греческие сказки знает.
Асмус рассказывал греческие мифы о героях, путешествиях, Троянской войне. Святослав любил его слушать.
— Скажи там, в Киеве, чтоб Асмуса прислали, — сказал Святослав.
— Скажу, княжич, — согласился Живан.
Уехал и вернулся с Асмусом. Но выглядел каким-то сумрачным. И произнес хмуро:
— Великая княгиня велела тебе, мой княжич, передать, что воевода Свенельд был против Асмуса. Сказал, что нельзя играть в игры ромеев, они все равно нас обыграют.
— Надоест, выгоним, — буркнул Святослав. И все замолчали.
Однако непоседливому Руслану вскоре и Асмуса с его греческими сказаниями оказалось недостаточно. Поворчав, он вдруг вспомнил о Малуше и сразу же объявил всем об этом. Великий князь молча отошел от костра, а Сфенкл сказал:
— Поздно.
— Почему поздно?
— Потому что мы уже усы отпускаем.
— Не понял, — сказал Руслан.
— Перессоримся.
— Понял, — вздохнул Руслан.
И о Малуше больше не вспоминали. Никто. Кроме князя Святослава. Потому что она ему снилась. Снилась в напряженно мучительных снах юности. Он желал ее, как никого доселе, но понимал, что это недопустимая слабость. Малуша могла разрушить их дружинное братство помимо собственной воли. Этого нельзя было допустить.
Значит, с Малушей надо было решать самому. Без друзей. Выкорчевать ее из сердца. Но как?..
И однажды Святослав проснулся в смутной тревоге. Не потому, что забыл все наставления старого варяга, а потому, что вспомнил о них.
Право конунга на личную месть.
Ему есть за что мстить правителям великого Киевского княжества. Их блуд лишил его законного отца. Но мать не виновна, она даровала ему жизнь. Значит, виновен мужчина. Великий воевода Свенельд. Но он — его породил. Его нельзя убивать, но можно и должно навеки опозорить.
Здесь мысль его останавливалась, точно упершись в непреодолимую стену. Опозорить Свенельда можно было одним-единственным способом: насильно обесчестив Малушу. А детство? А общие игры? А общая мальчишеская влюбленность?..
Общая… И его — тоже.
Но старый варяг говорил, что конунг русов не имеет права на слабость. Никакой любви — она отдана дружине. Никаких женщин — они крадут силу. И поэтому их надо брать насильно, любви все равно нет.
Но… но ведь это — Малуша. Они вместе росли…
Два дня и две ночи он решал эту проблему. А потом твердо сказал себе: «Или я — не конунг». И ночью тайком ушел из стойбища.
И еще день лежал в крапиве, что буйно разрослась у забора Летнего дворца великой княгини. Когда-то именно здесь он играл в сражения, потому что упасть в крапиву было очень неприятно. И он никогда не падал, особенно на глазах Малуши. Сейчас Святослав не обращал внимания ни на крапиву, ни на комаров. Он почему-то — и сам себе не мог объяснить, почему именно — не решался проникнуть в Дворцовый сад, пока стража прохаживалась возле самого Летнего дворца. Он стерег Малушу.
И неожиданно вышла она. Вышла и неторопливо, грустно пошла через поляну, на которой они когда-то играли. Пошла прямо к нему.
Прямо!..
Он потерял голову. Бросился к ней — мокрый, грязный, потный, искусанный комарами. Рванул за плечи, прижал к себе и… Не знал, что делать дальше. И еще сильнее сжал плечи и уже собирался повалить на землю…
А она выдохнула вдруг:
— Желанный…
И тогда Святослав упал сам на спину и потянул ее за собой, но так, чтобы она о землю не ударилась. Перекатился, стал рвать на ней платье, а она сама помогала ему, жарко шепча:
— Желанный мой… Желанный…
Сколько длилось мгновение близости, великий князь так никогда и не вспомнил. То ли минуту, то ли вечность. Потом, после, у него была жена и еще случайные, не идущие в счет женщины походов, но такого мига полного оглушающего счастья у него не было больше никогда.
Он вскочил с еще бурно бьющимся сердцем. Схватил Малушу за руку, рывком поднял с земли и бегом потащил за собою во дворец, не обращая внимания ни на челядь, ни на стражу, ни на саму Малушу.
Так они ворвались во дворец. И Святослав крикнул:
— Ко мне великую княгиню!.. И соправителя!.. Вошли оба. Из одной двери.
— Сын?.. — удивленно спросила Ольга.
— Я насильно опозорил Малушу… — задыхаясь, начал было великий князь.
— Неправда!.. — крикнула Малуша. — Неправда, неправда!..
— Это — месть тебе, мать, и великому воеводе. Его меч всегда может найти меня…
— Неправда!.. — отчаянно выкрикнула Малуша и заплакала.
— Если Малфрида родит сына, я возьму его в свою дружину со всеми правами. Со всеми, слышите?.. Потому что…
Свенельд молча подошел к нему и изо всей силы ударил кулаком в лицо. Святослав от неожиданности упал навзничь.
— Ты изнасиловал мою внучку, свою ближайшую родственницу. Если она родит сына, он не станет твоим дружинником. Он станет великим Киевским князем! Вон отсюда!
Великий князь поднялся и стремительно вышел из Летнего дворца, где так безмятежно и весело играл в детстве.
Малуша родила сына. Нарекли Владимиром.
Тем же стремительным шагом он вернулся в стойбище своей дружины. И первым его встретил Руслан. Первым, потому что с нетерпением ждал.
— Как Малуша?
— Мстил, — резко сказал Святослав. — Я мстил нашим правителям, ты меня понял?
— Как мстил? — опешил Руслан. — За что?.. Что значит мстил?
— Опозорил, понял? Я насильно завалил Малушу на их глазах. А заодно и всей дворни.
— Нет… — Руслан затряс головой. — Нет, нет!.. Ты не мог так поступить. Не мог!..
— Я сделал это. Сделал! Я — конунг, а конунги никогда не забывают о мести.
— У тебя нет больше брата, княжич! — выкрикнул Руслан. — Нет! Знай это!..
— Ты опозорил себя, — горько сказал невесть откуда появившийся Живан. — Себя и всех нас. И особенно меня на старости лет. А ведь я одевал тебя в первые штанишки и опоясывал первым мечом. Я вел тебя в твою первую победную битву…
— Вон с глаз моих, старик!.. — в бешенстве выкрикнул Святослав. — Чтобы глаза мои не видели тебя в моем дружинном стане!
— Мне стыдно за тебя, княжич. Горестно и очень, очень стыдно…
И, сгорбившись, пошел к конюшне.
— Я здесь единственный воевода! — заорал Святослав. — Где этот мальчишка?
Руслан к тому времени убежал. Не явился он и ко второму обеду — по варяжским обычаям они обедали два раза в день, — и Святослав послал за ним отрока. Отрок, обегав окрестности и дооравшись до хрипоты, вернулся и доложил, что Руслана нигде нет.
— Жаль, — сказал Сфенкл. — Он ловко стрелял, и меч был покорен его руке.
Святослав промолчал. Он по-своему очень любил веселого, живого, ловкого, как рысенок, и такого светлого и наивного друга. И сейчас очень сожалел, что именно Руслан подвернулся ему под горячую руку.
Руслан примчался на запаленном коне в стан первой дружины, которой командовал Свенельд. Со слезами, гневом и возмущением рассказал о похвальбе великого князя Святослава.
— Правда ли это, великий воевода, или я неправильно понял?.. Скажи мне, скажи!..
— Правда, Руслан.
— Я убью его!
— Убьешь, — подтвердил Свенельд. — Если не будешь орать об этом преждевременно на весь свет. Ступай к моему подвоеводе и скажи, что я повелел зачислить тебя в свою охрану.
— Почему в охрану, когда я хочу сражаться! Я хочу сражаться, мой названый отец!..
— Потому что ты познал поражение от вятичей. Теперь познаешь вкус победы и станешь настоящим воином. Ступай.
Руслан поклонился и пошел к выходу. И только толкнул ворота, как Свенельд крикнул:
— Стой! Ты ведь хорошо знаешь печенежский язык.
— Знаю, великий воевода.
— Ты поедешь к печенегам в орду, которую водит Куренной. Она кочует меж устьями Днепра и Днестра, берет дань с византийских купцов, но ровно столько, сколько дозволяю я. Когда-то я спас воинскую честь его сына, и он дал мне клятву на вечную дружбу, сломав предо мной свою боевую стрелу. У него — единственный сын, твой ровесник, которого зовут Куря. Ты с ним подружишься, а потом постараешься побрататься. Мне нужны твои глаза и уши в его орде.
— Он дал тебе самую большую клятву на верность, великий воевода! Степняки никогда не изменяют клятвам, данным от чистого сердца. Лучше оставь меня при себе, возьми в дружину.
— Византийцы такой клятвы мне не давали, Руслан. А эта держава хитра и изворотлива, как змея. Ты меня, надеюсь, понял. Они спят и видят, как втравить нас в войну с хазарами.
— Великий князь Святослав видит такие же сны, мой воевода.
Свенельд задумался. Жесткая складка пересекла лоб, как сабельный шрам. Потом вдруг решительно встряхнул головой:
— Хазарский каганат — видимость, Руслан. Границы смахивают на бредень, царь их не управляет собственной страной, а крепости имеют слабые гарнизоны. Только бить их в лоб не следует. Как раз на наших рубежах они и держат свои лучшие силы. Святослав как-то выкрикнул во дворце, что сплавится по Волге, на которую пройдет через земли вятичей, но это похвальба незрелого вождя. Хотя мысль сама по себе верная. Только к войне с вятичами надо готовиться очень серьезно… Впрочем, я сам поговорю с ним. А ты немедля выезжай к печенегам, Руслан. И помни, что ты — мои глаза и уши.
Историю пишут люди, но сама по себе она полновластный монополист, диктующий историкам причудливые извивы собственного творения. И написанная история, которую с седых времен учат в школах и университетах, которой занимаются мудрые историки, есть всего лишь видимая часть айсберга, есть только то, что можно хоть как-то истолковать, чтобы получилось внятно, а главное — научно.
Мы, современники, анализируем или пытаемся анализировать только то, что нам видно. Но кто может бесспорно разъяснить, почему вдруг тот или иной исторический персонаж поступает именно так, а не иначе. И мы с отчаянной смелостью предлагаем свое собственное толкование его тяжкой поступи.
Так случилось и с героем нашего повествования, великим Киевским князем Святославом. А началось все с просьбы Господина Великого Новгорода прислать им князя. Ради этого они послали в Киев посольство из самых знатных представителей «золотых поясов».
— Мы просим к себе князя, великая княгиня. Вече два дня орало и дралось, но все сошлись на твоем сыне — великом князе Святославе.
Вообще-то Господин Великий Новгород был богатейшей боярской республикой, каковых на территории собственно Руси того времени более и не встречалось. Считалось, что высшей властью в ней обладает вече, но всем руководили богатые бояре, которые назывались «золотыми поясами». Именно они, а не вече, избирали посадника, который и являлся верховной властью в боярской республике. Однако Новгород Великий имел как собственную дружину, так и хорошо вооруженное ополчение, для руководства которыми требовался специалист. Собственных князей-воинов не было, и новгородцы исстари приглашали на эту должность кого-либо из Стольного града Киева. У князя была своя резиденция вне Новгородского кремля, за которую Киев платил определенную — и немалую — мзду, а дружину и ополчение содержал сам Новгород Великий. И Киев от платы за содержание князя, достойное его высокого положения, не отказывался, потому что Великий Торговый путь из варяг в греки был ему необходим. А прикрыть эту питающую Киевское Великое княжество артерию от грабежей варяжских ватаг мог только поставленный Киевом князь со своей и новгородской дружинами.