Покер с акулой Донцова Дарья
Около десяти вечера он, устав, засобирался спать. Влез под одеяло, схватил книгу «Смерть на чердаке» и вдруг заорал:
– Лампуша! Катастрофа!
Испугавшись, что мальчишка поранился, я влетела в детскую. Кирюшка судорожно рылся на полках.
– Что случилось?
– Катастрофа, – убивался Кирка, – совсем забыл, русичка велела завтра принести на урок литературы «На дне» Горького…
– Ну и что?
– А я забыл сходить в библиотеку…
– Подумаешь, завтра возьмешь!
Кирюшка уставился на меня круглыми глазами.
– Лампудель, ты не поняла, завтра на первом уроке книга должна лежать на парте. Иначе вломит два балла.
– Да уж, – вздохнула я, – не повезло. Впрочем, тебе наука.
– Ну забыл, забыл, – стонал Кирюшка, – скоро четверть заканчивается, а у меня по литре и так драма.
– Какая?
– Четыре тройки и две двойки.
– Да, в такой ситуации не рекомендуется игнорировать требования учителя.
– Ну придумай что-нибудь, Лампушечка! – взмолился Кирюша. – Ты у нас умная, сообразительная, талантливая…
Я усмехнулась: ну, хитрец.
– Ладно, так и быть, загляну к соседям, может, у них есть.
На нашей лестничной клетке пять квартир. В двух живут молодые бездетные пары, зато в 47-й квартире есть школьники, и я позвонила в дверь. Высунулась растрепанная голова. Соседка Анна Сергеевна, довольно милая дама, всегда вежливо здоровается, гладит наших собак и никогда не торопится уехать в лифте, а ждет, пока вы подойдете к кабине. Впрочем, она иногда заглядывает вечером к нам померить давление, а когда ее сын, тринадцатилетний Антон, сломал руку, Катя поехала с парнишкой в травматологию. Словом, совесть меня не мучила, когда палец жал на звонок.
– Добрый вечер, Анна Сергеевна.
– Здравствуйте, Евлампия Андреевна, – пропела дама и уставилась на меня.
– Понимаете, тут у нас такое дело вышло, – забормотала я, – нет ли у вас случайно «На дне», просто позарез нужно!
Анна Сергеевна секунду помолчала, потом улыбнулась:
– Конечно, есть, заходите, сейчас дам, идите, идите прямо на кухню, холодильник там.
Не понимая, при чем тут холодильник, я вошла в небольшую кухоньку и села на табуретку. Анна Сергеевна открыла новехонький «Аристон», достала бутылку «Гжелки» и протянула мне:
– Вот.
Окончательно растерявшись, я проблеяла:
– Мне «На дне».
– А здесь как раз на дне и осталось, граммов пятьдесят, не больше, – мило улыбнулась соседка, – впрочем, если не хватит, могу дать непочатую, но вы вроде на дне просили…
С трудом сдерживая смех, я пояснила:
– Пьеса М. Горького «На дне», Кирюшке завтра в школу надо!
Анна Сергеевна всплеснула руками и захохотала, я следом за ней. Но, к счастью, у соседки дома была не только бутылка, но и хорошая библиотека. Получив вожделенный томик, я отнесла его Кирюшке и улеглась на диван перед телевизором, намереваясь приятно провести время. И тут затрезвонил телефон.
– Немедленно приезжайте, – велел Олег Яковлевич.
– Куда?
– Ко мне домой, – отрывисто сообщил мужик и бросил трубку.
Недоумевая, я взглянула на часы – без пятнадцати одиннадцать. Интересно, что у него случилось? И потом – зовет в квартиру, ведь договаривались, что я с его женой пока знакомиться не буду!
Писемский распахнул дверь сразу. Я шагнула в просторный холл. Сразу было видно, что человек не так давно получил богатство и теперь хочет его продемонстрировать. Или это убранство на Ксюшин вкус?
С потолка свисала чудовищная люстра – бронза с хрусталем. Нечто подобное находится в Колонном зале и вполне уместно там, в квартире же подобный светильник просто подавляет. На полу, прямо от дверей шел белый мохнатый ковер. Я с сомнением покосилась на свои сапоги.
– Где у вас тапочки?
Но хозяину, очевидно, было плевать на полы, потому что он буквально вытряхнул меня из куртки и велел:
– Идите в кабинет.
Уж не знаю, как он ухитрялся работать в подобной комнате! Все стены сплошь завешаны картинами, причем не было ни одного по-настоящему ценного полотна. Скорей всего их покупали для души, по принципу «мне это нравится». Штук пять отвратительных пейзажей, сильно смахивающих на увеличенные почтовые открытки, два натюрморта и тройка полотен с изображением щенков и котят. Здесь опять на полу лежал белый ковер, по стенам выстроились книжные шкафы с собраниями сочинений А. Дюма, В. Пикуля, Л. Толстого и Майн Рида. Очевидно, художественные вкусы Писемского оформились в коммунистические времена. На письменном столе, чудовищно огромном и вульгарно-дорогом, высился новехонький компьютер, и везде, куда ни взгляни, стояли безделушки – бронзовые зажигалки, всевозможные пепельницы, глобусы, писающие мальчики, фарфоровые балерины и позолоченные фигурки собак…
– Вот, – сунул мне Олег в руки листки.
Я развернула первый.
«Дорогой, верь, я полюбила тебя всей душой и не смогла сделать подлость. Не ищи меня, это бесполезно. Оформи развод и живи счастливо. Хочу предостеречь – будь осторожен с красивыми молодыми девушками, которые станут с тобой знакомиться, скорей всего ими будет руководить корысть. Прощай, очень люблю, Ксюша». Следующая бумага – заявление в суд о разводе.
– Что это? – удивилась я.
– Как видите, – пожал плечами Олег.
– Где вы это нашли?
Писемский нервно закурил и сообщил:
– В театре.
– Где?
– Мы пошли сегодня во МХАТ, – начал объяснять бензинщик, – там была премьера. Хороший спектакль, но очень тягостный.
В антракте они сходили в буфет, съели несколько бутербродов, выпили шампанского… Потом прозвенел звонок, и Ксюша внезапно сказала:
– Прихвати мою сумочку и иди в зал, я загляну в туалет.
Олег Яковлевич взял расшитый бисером мешочек и сел на место. Тут же потух свет и началось действие. Шли минуты, но жена не появлялась. Писемский подумал, что она опоздала к началу и тетки, стоящие на входе, не пустили супругу в зал во время действия. Мхатовские билетерши крайне ревностно относятся к своим обязанностям. Скорей всего, думал Олег, Ксюша сидит в буфете. Он даже хотел встать и уйти, но места у них были во втором ряду, в самом центре, пришлось бы на глазах у старательно изображающих трагедию артистов поднимать из кресел десять человек, и Олег Яковлевич постеснялся.
Лишь только упал занавес, Писемский вышел в холл, но Ксюши нигде не оказалось – ни в буфете, ни в фойе, ни у гардероба. Муж даже заглянул в дамскую комнату, но жена словно испарилась. Самое странное было то, что она ушла без верхней одежды. Красивая шубка из светлой норки преспокойненько осталась висеть на вешалке, да и номерок лежал в кармане у Олега Яковлевича.
В страшном волнении, дождавшись, пока публика покинет театр, Писемский побежал к администратору. Сначала сделали объявление по радио, потом методично обыскали театр, заглянули везде, даже на новую сцену, Ксюта словно испарилась. Ушла декабрьской ночью, при жутком морозе в бархатном платье с открытой спиной и элегантных лодочках на десятисантиметровых каблуках, без денег и документов.
Олег Яковлевич помчался домой в тайной надежде найти там беглянку. Может, ей просто взбрела дурь в голову, опоздала к началу, не попала в зал, распсиховалась и уехала на такси. Мысль о том, что Камергерский проезд, где расположен МХАТ, превращен в пешеходную зону и до такси полуголой Ксюте пришлось бы идти на Тверскую, Писемский старательно прогнал.
Квартира встретила его темнотой и тишиной. Крикнув для порядка пару раз: «Ксюнчик, ты здесь?» – муж швырнул на пол бисерную торбочку.
Завязочки распустились, выпало письмо.
– Наверное, надо идти в милицию, – вздохнула я.
Олег Яковлевич прищурился и довольно зло сказал:
– Ну уж нет! Я предпочитаю не иметь дела с ментами. Гадкие, подлые люди, даже заявление не возьмут.
– Почему?
Писемский хмыкнул:
– Эти сволочи не хотят лишней работы, поглядят на письмо и заявят: «Ваша супруга не пропала, а ушла к другому, мы не ищем неверных жен. Сами разбирайтесь».
Резон в его словах был.
– Отчего вы решили, что Ксюта у любовника?
Бензинщик всплеснул руками:
– А у кого еще? Ясное дело, подогнал машину к дверям театра и увез. Сейчас небось посмеиваются надо мной.
И он скрипнул зубами. Я аккуратно положила листочки на стол и со вздохом сказала:
– Завтра верну задаток.
– Ну уж нет, – нахмурился Писемский, – нанялись, теперь работайте, ищите Ксению.
– Зачем? – изумилась я. – Вы хотели ясности и получили ее. Любовник имеется, она к нему съехала. Разводитесь и забудьте.
– Нет уж, – побагровел Олег Яковлевич, – давайте действуйте. Желаю знать имя, отчество, фамилию и адрес счастливчика.
– Да зачем? – недоумевала я.
– Какое вам дело, – вызверился бензинщик, – может, хочу удостовериться, что девочка попала в хорошие руки, она мне дорога…
Я только вздохнула и велела:
– Хорошо, показывайте ее комнату.
Писемский повел меня по бесконечному коридору и ткнул рукой в три двери:
– Вот – будуар, ванная и спальня.
Я приступила к осмотру. Очевидно, квартира делилась на две половины – женскую и мужскую. На Ксюшиной стороне располагалась ванная, сплошь забитая парфюмерией и косметикой. Огромное розовое джакузи с латунными кранами, на небольшой полочке – пузатая бутылочка «Арманьяка».
– Она пила?
– Нет, упаси бог, наливала в воду, когда ополаскивала голову, говорит, очень хорошо волосы после коньяка блестят.
Да уж, до такой феньки даже я не додумалась в прошлой жизни.
Десятки баночек, флакончиков, тюбиков громоздились в шкафчиках. В воздухе витал слабый аромат. Я повела носом. Надо же, «Шанель», старая добрая классика. Сейчас молодежь не слишком жалует старушку Коко, предпочитая «Кензо», «Эскаду» и другой новомодный, но не всегда качественный парфюм. Ксюша же обладала хорошим вкусом и не гналась за модой.
Будуар напоминал комнату девочки-подростка, никак не желавшей расстаться с детством. Повсюду – на диване, креслах и комодиках сидели плюшевые игрушки: мягкие собачки, кошечки, слоники… Да и обстановка сильно смахивала на домик Барби. Розовые занавески с рюшечками, ковер цвета молочного поросенка, мебель, обитая ярко-красным бархатом, и куча позолоченных статуэток, изображающих псевдогреческих богов и богинь. В общем, мрак. Да еще повсюду торчали плошки с ароматическими свечами, и запах в будуаре стоял соответственный, меня чуть не стошнило от сладко-приторного аромата. Но Олег Яковлевич принюхался, грустно сказал:
– Детка так любила эту комнату, сама обставляла, украшала…
Из будуара дверь вела в супружескую спальню. Она была обставлена более скромно. Из мебели лишь огромная кровать с резной дубовой спинкой и две тумбочки. Но покрывало опять цвета закатного солнца и все усеяно бантиками. Подушки вдеты в чехлы. Очевидно, справа было место Олега Яковлевича, потому что там на тумбочке стоял пузырек с валокордином, лежали очки и стопочка детективов Незнанского. Слева же, на такой же тумбочке валялся новый «Космополитен» и пульт от телевизора. Большой «Филипс» был повернут влево, около него видик, внизу батарея видеокассет. В основном комедии, мелодрамы и порнуха. Ни шкафа, ни комода, ни трюмо…
– Где ее носильные вещи?
– В гардеробной.
Мы вновь вышли в коридор, и Олег Яковлевич толкнул небольшую дверку. Сказать, что я обомлела, это значит не сказать ничего.
Почти десятиметровое пространство было просто забито вещами. От стены к стене тянулись ряды полок, вешалок. Платья, костюмы, юбки, брюки, пальто, полушубки, дубленки, шубы…
Сбоку на специальных подставках устроилась обувь, просто целый магазин! Здесь же был комодик, под завязку заполненный бельем и колготками. И лифчики, и трусики неожиданно оказались простыми и даже элегантными. Никакого синтетического кружева, ленточек, завязочек, не было и сексуальных боди, поясов с резинками, чулок с подвязками. Отличное белье дорогой немецкой фирмы «Триумф». Такое носят добропорядочные бюргерши, матери семейства – чистый хлопок, абсолютно закрытое, без прибамбасов. Странный выбор для девочки, выскочившей замуж за человека в два раза себя старше и сбежавшей с любовником…
– Где она хранит драгоценности?
Мы вернулись в кабинет, и хозяин открыл небольшой сейф, скрытый за чудовищной картиной с мордастым оленем.
– Вот, – вздохнул Писемский, вынимая на свет «золотой запас».
Я осторожно перебирала вещицы. В основном это были дорогие кольца с брилиантами и изумрудами. «Новодел» – так презрительно называют ювелиры подобную продукцию. Ничего оригинального или просто привлекающего взгляд. Дорого, но неинтересно, скорей вложение денег.
– Она ничего не взяла с собой?
– Нет, – покачал головой Писемский, – даже обручальное кольцо оставила.
– Да? – удивилась я.
– Вот оно – показал Олег Яковлевич на довольно широкий золотой ободок с россыпью мелких алмазиков.
– И вас не удивило, что жена, собираясь в театр, не надела украшений?
– Да нет, – пробормотал обманутый муж, – на ней было вечернее платье от Юдашкина, глухой воротник и почти голая спина. К такому наряду ни цепочки, ни кулоны, ни ожерелья не подходят. Спереди грудь украшает обильная вышивка из стразов.
Да, это логично.
– А серьги, кольца, браслеты?
– Ну браслеты она не любила, говорила, будто они похожи на наручники. Серег просто не заметил, у Ксюши волосы закрывают уши, а кольца… Она еще вчера жаловалась на боль в суставах, все вздыхала: «Старею, артрит начинается».
Вот и не надела ничего на пальцы, наоборот, все сняла, говорила, мешают очень и руки сильней болят.
Я вздохнула, похоже, взбалмошная дама и впрямь ушла голая и нищая.
– Ладно, давайте телефоны ее родителей и ближайших подруг.
– У меня их нет, – сказал Писемский.
– Как это? – обалдела я.
– Ксюша не москвичка, – принялся бестолково объяснять мужик, – родители у нее умерли, вроде есть тетка в Подмосковье, сейчас посмотрю.
Он порылся в бумажках и радостно сообщил:
– Точно, тетя, Раиса Константиновна Федина, проживает в Селихове, улица Космонавтов, девять, телефона нет.
– Тогда давайте номера подруг.
– Да она ни с кем не дружила…
Молоденькая девчонка не имела подружек? Студентка, живущая в общежитии, не бегала на дискотеки и вечеринки? Днями сидела на лекциях, а вечера проводила в библиотеке, чтобы в один прекрасный день упасть под колеса шикарного «Мерседеса», а потом завести любовника и убежать от богатого мужа? Чем больше я думала об этой истории, тем невероятней она мне казалась.
ГЛАВА 6
На следующее утро, выгнав домашних, кого на учебу, кого на работу, я поехала в экономическую академию.
Все-таки нельзя разрешать любому учебному заведению гордо именовать себя университетом или академией. Большинство из них и на звание института не тянет, кафедрами заведуют кандидаты наук, иностранного языка нет и в помине, а профилирующие предметы читают древние старушки, поминутно теряющие нить рассказа.
Экономическая академия, где обучалась Ксюша, была как раз из таких. Грязные, обшарпанные стены, тесные аудитории с поломанной мебелью и безвозрастные преподаватели в кургузых пиджаках. Интересно, как угораздило Ксюшу подать сюда заявление! Хотя, если подумать, небось в аттестате теснились тройки, навряд ли в этом Селихове в школе давали отличные знания. Ну не в МГУ же поступать, там проходной балл о-го-го! Не всякий медалист преодолеет порог вступительных экзаменов. А в эту богом забытую «академию» скорей всего принимали всех.
Я толкнула заляпанную дверь с надписью «Канцелярия» и оказалась в довольно просторной комнате, заставленной желтыми шкафами. У окна, за письменным столом, мирно пила чай закутанная в платок тетка. Сегодня было холодно, противный северный ветер так и обжигал лицо, лучше всего сидеть в тепле и вкушать ароматный напиток. Причем, судя по отвратительному запаху, это был персиковый «Пиквик». И как только людям не жаль свои желудки?
– Вы ко мне? – довольно приветливо спросила служащая, отставляя дымящуюся чашку.
Я кивнула.
– Здесь учится моя племянница, Ксения Федина. Приехала навестить, пошла в общежитие, а девочки сказали, вроде она на занятиях. Подскажите, в какую группу податься?
Заведующая канцелярией нахмурилась:
– Федина, Федина… Факультет какой?
– Не знаю.
– А курс?
– Вроде второй.
Дама с неохотой вылезла из-за стола и принялась рыться в шкафу, периодически чихая и кашляя. Наверное, у нее аллергия на пыль. Время от времени в канцелярию заглядывали студенты и заводили:
– Любовь Павловна…
– Потом, сейчас занята, – отвечала Любовь Павловна.
Наконец пальцами с облупившимся лаком она ухватила тоненькую папочку и торжествующе оповестила:
– Нашла. Ксения Федина, только ее отчислили полтора года тому назад.
– За что? – изумилась я.
Любовь Павловна развела руками:
– Обычное дело, соблазны большого города сгубили. У нас такое часто бывает. Чаю хотите?
Терпеть не могу напитков «с запахом», но под чаек беседа станет доверительней, и я с жаром выкрикнула:
– С удовольствием, большое спасибо, обожаю «Пиквик»!
Любовь Павловна вытащила из своей чашки мокрый пакетик, сунула его в огромную кружку с надписью «Кофе Глобо» и стала лить кипяток. Я приуныла. Мало того что придется глотать отвратительный «Пиквик», так еще и спитой…
– К нам в основном провинциалы поступают, – принялась разъяснять женщина, завершив «чайную церемонию», – а точнее – девочки из Подмосковья. Приходят на первый курс такие тихони, воды не замутят, глазки в пол, косички по плечам. А к зимней сессии прямо метаморфоза. Юбки короче некуда, на лице боевая раскраска, вместо косичек – «мокрая» химия. Им не до учебы. Ну что они в своей жизни видели? Родители – алкоголики, туалет во дворе, и корова недоеная орет…
Ошалев от огней большого города девчонки напропалую кидались в омут развлечений. Институт – не школа. Уроки каждый день не проверяют, посещаемость в журнале не регистрируют, гуляй – не хочу. Большинство так и поступало, отсыпаясь днем и бегая ночью по дискотекам и дешевым клубам. Отрезвление наступало во время сессии. Получив пару «неудов», студентки брались за ум и начинали непрожеванными кусками заглатывать знания по экономике. Кое-кому это удавалось, но на курсе всегда было три-четыре девчонки, которым море по колено. Таких не пугала ни сессия, ни отчисления. День, да мой. Вот Ксюша Федина оказалась из их числа.
В зимнюю сессию на первом курсе она не сдала экзамен. Ей сначала просто погрозили пальцем, потом в летнюю она завалила еще два и следующей зимой вновь оказалась с «хвостом». Терпение декана лопнуло, и на свет явился приказ о ее отчислении.
– Вы скажите своей племяннице, – внушала Любовь Павловна, – что наш ректор, Сергей Петрович, до безобразия добр. Сначала подписывает бумаги, а потом переживает и принимает дурочек назад, на следующий год просто восстанавливает. Пусть Ксения приходит, сдает задолженности и учится за милую душу. Небось поумнела.
Я вздохнула:
– Ксюша – девушка взбалмошная и своевольная. Она никому из нас не сообщила, что отчислена. И где живет, ума не приложу!
– А вы идите к ее бывшим одногруппницам, – посоветовала заведующая, – девчонки все друг про друга знают. Если поторопитесь, всех на третьем этаже застанете, группа 8 г , аудитория 34.
Поблагодарив за чай и дружеское расположение, я побежала вверх по выщербленным ступенькам. Тридцать четвертая аудитория оказалась закрыта, коридор пуст, но из-за угла доносился веселый смех. Я прошла в конец длиннющего коридора, обнаружила дверь на другую лестницу, а на ступеньках несколько девиц с сигаретами. При виде меня они настороженно замолчали и попытались спрятать тлеющий «Парламент». Чтобы не пугать их окончательно, я быстро произнесла:
– Здравствуйте, я ищу Федину.
– Ксюшу? – спросила хорошенькая брюнеточка в невероятно коротком и узком красном платье.
– Да.
Девица надула очаровательные губки и сообщила:
– А ее выперли.
– Знаю, только домой Ксения не вернулась, не подскажете, где она может быть?
– Зачем вам? – поинтересовалась маленькая, похожая на больного кролика девочка.
– Федина отправила свою фотографию на «Мосфильм», в картотеку статистов. Ее лицо понравилось Никите Сергеевичу, и он хочет пригласить ее в картину.
– Ох и не фига себе! – выкрикнули девицы в голос.
Потом брюнетка с жалостью сказала:
– Она не слишком с нами дружила.
– Да, – подтвердил «кролик», – все с Викой Поповой гужевалась, секретничала да хихикала. Ну да Викуша у нас девочка богатая, вот Ксюха небось и думала, что и ей обломится.
– Попова в общежитии живет?
– Нет, – усмехнулась черненькая, – ей западло, папашка квартиру снимает.
– Адрес знаете?
Девчонки покачали головами.
– У богатеньких своя тусовка, – пояснил «кролик», – мы им, так сказать, не пара.
И они оглушительно захохотали.
– Ксения тоже из обеспеченных?
– Голь перекатная, – вступила в разговор рыженькая девчушка в очках, – нищая, как мы.
– Как же богатые к себе пустили голодранку? – удивилась я.
– Ну, должен кто-то за Викой сумку таскать и колготы стирать, – довольно злобно выплюнула брюнетка, – Ксюха просто в прислугу превратилась.
– Да уж, – протянул «кролик», – прямо противно смотреть было. Викуля пальчиком поманит, а Ксюха сломя голову несется.
– За кофточки старалась, – фыркнула рыженькая.
– Один раз ей Вика шубу скинула, из козлика, всю потертую, а наша дурочка в ней на занятия явилась, – ехидничал «кролик». – Хоть бы постеснялась, все кругом знали, с чьего плеча обновка.
Они еще долго могли самозабвенно сплетничать, но я прервала ядовитые речи:
– Кто-нибудь может знать координаты Вики?
– Может, Антон? – неуверенно пробормотала молчавшая до сих пор девица с прыщавым личиком.
– Точно, – оживилась брюнетка, – у них роман был, идите в библиотеку, на второй этаж, и спросите его.
– Думаете, он там?
Девчонки засмеялись. Потом рыженькая подтвердила:
– Где же ему еще быть, нашему Ломоносову. Там, там, не сомневайтесь.
Я двинулась было к лестнице, но притормозила:
– Как я узнаю его? Хоть фамилию скажите…
Девушки вновь захихикали, они находились в счастливом возрасте, когда любая сказанная фраза кажется остроумной.
– Он там один сидит, в читальном зале, – улыбаясь во весь рот, объяснила рыженькая, – больше таких идиотов нет – в пятницу над курсовой чахнуть!
– Красный диплом получить хочет, – хмыкнул «кролик».
– Знания копит, – заржала брюнетка, – прямо обидно, такой красавчик, а книжный червь!
Провожаемая их глупыми репликами, я спустилась на этаж ниже и, поплутав по темным и не слишком чистым коридорам, нашла наконец библиотеку.
Девицы оказались правы. Довольно просторная комната, заставленная стеллажами и письменными столами, оказалась пуста. Никто из студентов не рвался изучать первоисточники и конспектировать обязательную литературу. Только у окна, обложившись томами, лихорадочно строчил что-то в тетради темноволосый парень.
– Вы Антон? – спросила я, подойдя поближе.
Юноша вздрогнул, положил копеечную пластмассовую ручку на стол и посмотрел на меня:
– Да.
Что ж, девчонок-сплетниц можно понять. Парень оказался хорош, словно греческий бог. Большие, слегка раскосые темно-карие глаза, легкая смуглота щек, прямой нос, будто нарисованные брови и рот, который авторы книг времен Возрождения называли «лук Амура». Каштановые волосы вились крупными кольцами, а руки с узкими ладонями и длинными пальцами выдавали артистическую натуру. Небось в детстве закончил музыкальную школу.
– Вы знаете, где найти Вику Попову?
– Почему я должен давать вам ее адрес? – вопросом на вопрос ответил Ромео и встал.
Стало понятно, что и фигура у парня классная – рост примерно метр восемьдесят пять, плечи широкие, под тоненьким свитерком перекатываются литые мускулы, а талия узкая, любая манекенщица позавидует.
Я вновь рассказала сказочку о съемках у Михалкова и поинтересовалась:
– А что, адрес Поповой – стратегический секрет?
Парень улыбнулся:
Читать бесплатно другие книги:
