Пир стервятников Мартин Джордж

Серсея

Холодный дождь делал стены Красного Замка темными, словно кровь. Королева, держа короля за руку, вела его через грязный двор, где их ждали крытые носилки с эскортом.

— Дядя Джейме сказал, что я мог бы ехать верхом и бросать монетки простому люду, — капризничал мальчик.

— Простудиться хочешь? — Не станет она рисковать: здоровьем Томмен был всегда слабее, чем Джоффри. — Твой дед желал бы видеть тебя на своих похоронах истинным королем. Нельзя являться в Великую Септу мокрыми и забрызганными грязью. — Довольно и того, что ей пришлось опять надеть траур. Черное ей никогда не шло. Со своими светлыми волосами она в нем сама точно покойница. Она поднялась еще до рассвета, чтобы принять ванну и сделать прическу, — недоставало еще позволить дождю загубить все ее труды.

Томмен забрался в носилки и устроился поудобнее, глядя на дождь.

— Это боги оплакивают дедушку. Леди Джаселина так говорит.

— Джаселина Свифт просто дура. Будь боги способны лить слезы, они оплакали бы твоего брата. Это всего лишь дождь. Закрой занавески, чтобы он не попадал внутрь. Хочешь промочить свою соболью манию?

Томмен молча повиновался. Его послушание тревожило мать. Король должен быть сильным. Джоффри на месте брата заспорил бы — его всегда приходилось уговаривать.

— Не разваливайся так, — сказала она. — Сядь, как королю подобает. Выпрямись, поправь корону. Не хочешь же ты, чтобы она свалилась у тебя с головы при всех твоих лордах.

— Нет, матушка. — Мальчик сел прямо и поправил корону. Венец Джоффа слишком велик для него. Томмен всегда был полноват, но сейчас как будто осунулся. Хорошо ли он ест? Не забыть спросить стюарда. Нельзя допустить, чтобы Томмен расхворался теперь, когда Мирцелла в руках у дорнийцев. Пока корона Джоффа не станет ему впору, надо изготовить другую, поменьше, которая не проваливалась бы до самых ушей. Она обсудит это с золотых дел мастерами.

Носилки медленно тронулись вниз с холма Эйегона. Впереди ехали двое королевских гвардейцев — в белом, на белых конях. Промокшие белые плащи тяжело свисали с их плеч. Позади следовала полусотня гвардейцев Ланнистера в багрянце и золоте.

Томмен смотрел в щелку на пустые улицы.

— Я думал, будет много народу. Когда умер отец, все горожане вышли на улицы и глазели на нас.

— Дождь их разогнал по домам. — В Королевской Гавани лорда Тайвина никогда не любили, да он и не старался завоевать любовь — чью бы то ни было. «Любовью сыт не будешь, и коня на нее не купишь, и дом она не согреет в холодную ночь», — сказал он при ней Джейме, когда они с братом были не старше Томмена.

У великолепной мраморной септы на вершине холма Висеньи стояла жалкая кучка скорбящих — их было меньше, чем золотых плащей, выстроенных сиром Аддамом Марбрандом по ту сторону площади. Ничего, подойдут еще, сказала себе Серсея, выходя из носилок с помощью сира Меррина Транта. На утреннюю службу допущены только знатные лорды и их вассалы — днем состоится еще одна, для простых горожан, а вечером помолиться смогут все, кто пожелает. Ей тоже придется присутствовать, чтобы народ видел ее скорбь. Толпа должна получить свое зрелище. Что за докука — будто у нее и без того мало дел. Надо назначать людей на вакантные должности, вести войну, управлять государством. Отец бы понял ее.

Верховный септон встречал их на верху лестницы. Ветхий старец с жидкой седой бороденкой так согнулся под тяжестью шитых золотом риз, что его глаза пришлись вровень с грудью королевы, но воздушная корона из кристаллов и золотых нитей прибавляла ему добрых полтора фута.

Эту корону дал ему лорд Тайвин взамен утраченной — та потерялась, когда чернь убила прежнего верховного септона. Жирного глупца вытащили из носилок и растерзали на части в тот самый день, когда Мирцелла отплыла в Дорн. Он был большой обжора и легко поддавался уговорам. Этот… Серсея вдруг вспомнила, что он ставленник Тириона, и ей стало не по себе.

Пятнистая рука старца наподобие куриной лапы торчала из рукава, расшитого золотом и кристаллами. Серсея, преклонив колени на мокром мраморе, поцеловала ее и подала Томмену знак сделать то же самое. Что он обо мне знает? Много ли рассказал ему карлик? Верховный септон улыбался ей, сопровождая в септу… но как знать, скрывается за этой улыбкой тайное знание или впалые губы старика кривятся просто так, по привычке?

Она вела Томмена за руку по Чертогу Лампад, под цветными хрустальными сферами. Трант и Кеттлблэк шли по бокам, капая на пол водой с мокрых плащей. Верховный септон ковылял, опираясь на посох из чардрева, увенчанный хрустальным шаром. Семеро Праведных, сопровождавших его, мерцали серебряной парчой. Томмен под собольей мантией был одет в золотую парчу, королева — в старое платье из черного бархата с горностаевой отделкой. Новое шить не было времени, а то, что она носила по Джоффри или в чем хоронила Роберта, Серсея надеть не могла.

Зато уж по Тириону ей траур носить не придется. По такому случаю она нарядится в золото и багряный шелк, а волосы украсит рубинами. Она объявила, что сделает лордом человека, который принесет ей голову карлика, какого бы низкого происхождения он ни был. Вороны разнесут это обещание по всем Семи Королевствам, а вскорости весть перекинется через Узкое море в Девять Вольных Городов и земли, что лежат еще дальше. Добеги Бес хоть до края света, от нее ему не уйти.

Король с королевой прошли во внутреннее святилище и двинулись по одному из семи широких проходов, пересекавшихся под куполом. Знатные особы справа и слева опускались на колени. Здесь присутствовали многие знаменосцы ее отца и рыцари, сражавшиеся рядом с лордом Тайвином в полусотне битв. Их вид придал Серсее уверенности. У нее еще есть друзья.

Под величественным куполом из стекла, хрусталя и золота покоился на ступенчатом мраморном помосте лорд Тайвин Ланнистер. В головах у него нес бдение Джейме, охватив единственной рукой рукоять длинного золотого меча, чье острие упиралось в пол. Плащ с капюшоном бел, как свежевыпавший снег, чешуйчатая кольчуга — из перламутра с золотом. Лорд Тайвин предпочел бы, чтобы он оделся в багряно-золотой наряд Ланнистера. Он всегда гневался, видя Джейме в белом. К тому же брат снова начал отпускать бороду, и отросшая щетина придает ему грубый, неряшливый вид. Мог подождать хотя бы, пока кости отца не обретут покой под Утесом.

Серсея и Томмен, взойдя по трем пологим ступеням, преклонили колени. В глазах мальчика стояли слезы.

— Плачь потихоньку, — наказала ему мать. — Ты король, а не плаксивый ребенок. Твои лорды на тебя смотрят. — Томмен смахнул слезы рукой. Глаза у него материнские, изумрудно-зеленые, большие и ясные, как у Джейме в том же возрасте. Каким он был красавчиком, ее брат… но и злющим тоже, настоящим львенком, совсем как Джоффри. Серсея обняла Томмена за плечи, поцеловала его золотые локоны. Она нужна ему, чтобы научить его править и уберечь его от врагов. Некоторые из них стоят вокруг в это самое время, прикидываясь друзьями.

Молчаливые Сестры снарядили лорда Тайвина, как на последнюю битву. Он лежал в своих лучших стальных доспехах, крытых темно-красной эмалью. Раструбы перчаток, поножи и панцирь инкрустированы золотом. Нагрудные диски — золотые солнца, на каждом плече — золотая львица, на гребне шлема, стоящего рядом с его головой, — гривастый лев. Руки в золоченых кольчужных перчатках скрещены на рукояти меча в золоченых, с рубинами, ножнах. Черты его и в смерти сохранили свое благородство, вот только губы… Уголки рта слегка приподняты вверх, словно в тайном веселье. Куда смотрел Пицель? Надо было ей самой сказать Молчаливым Сестрам, что лорд Тайвин Ланнистер не улыбался никогда в жизни. От этого Пицеля проку, как от сосков на панцире. Полуулыбка вкупе с закрытыми глазами лишала лорда Тайвина обычного грозного вида. Под взглядом этих светло-зеленых, почти прозрачных, с золотыми искрами глаз все чувствовали себя неуютно. Они проникали тебе в самую душу, видя всю твою слабость, никчемность и безобразие. Такой взгляд не мог пройти незамеченным.

Серсее невольно вспомнился пир, данный королем Эйерисом, когда она только-только приехала ко двору, зеленая, как весенняя мурава. Старый Мерривезер, мастер над монетой, бубнил что-то о повышении налога на вино, и тут лорд Риккер сказал: «Если нам требуется золото, проще посадить лорда Тайвина на горшок». Эйерис вместе со своими прихлебателями громко расхохотался, отец же тяжело уставился на Риккера поверх чаши с вином. Смех давно утих, а он все смотрел. Риккер сперва отвернулся, потом притворился, что ему все равно, выпил кружку эля и вышел, весь красный, побежденный одним только взглядом.

Теперь глаза лорда Тайвина закрылись навеки. Отныне они будут ежиться от моего взгляда, пугаться моего нахмуренного чела. Я тоже из рода львов.

Из-за пасмурного неба в септе стоял полумрак. Если дождь когда-нибудь прекратится, солнце, пройдя сквозь висячие кристаллы, оденет мертвого радугами. Лорд Бобрового Утеса заслужил их сполна. Он был великим человеком. Но я превзойду тебя, думала она. Тысячу лет спустя мейстеры в своих летописях помянут тебя лишь как родителя королевы Серсеи.

— Матушка, — дернул ее за рукав Томмен, — что это так плохо пахнет?

Мой лорд-отец.

— Смерть, — ответила она вслух, сама морщась от легкого запаха разложения. Семеро септонов в серебряных одеждах, стоя в ногах, молили Отца Небесного рассудить лорда Тайвина по справедливости. Когда они завершили молитву, семьдесят семь септ собрались перед алтарем Матери, моля ее о милосердии. Томмен начал ерзать, у Серсеи тоже ломило колени. Она взглянула на Джейме. Ее брат-близнец стоял, точно высеченный из камня, и не смотрел ей в глаза.

У скамьи — придавленный горем дядя Киван рядом со своим сыном. Лансель сам мог бы сойти за покойника. Ему семнадцать, а на вид все семьдесят. Лицо серое, глаза и щеки ввалились, волосы высохли и побелели, как мел. Почему он жив, а Тайвин Ланнистер мертв? Неужто боги лишились рассудка?

Лорд Джайлс кашляет сильнее обычного, закрывая лицо красным шелковым платком. Запах и его донимает. У великого мейстера Пицеля закрыты глаза. Если он уснул, клянусь, что велю его высечь. Справа от помоста — коленопреклоненные Тиреллы: лорд Хайгардена, его страшенная матушка, бесцветная жена, сын Гарлан и дочь Маргери. Королева Маргери, вдова Джоффри и невеста Томмена. Дважды побывавшая замужем и якобы сохранившая невинность, что весьма подозрительно. Очень похожа на своего брата, Рыцаря Цветов. Возможно, между ними есть и еще нечто общее? У нашей розочки много фрейлин, не покидающих ее ни днем, ни ночью. Они и теперь здесь, чуть ли не дюжина. Серсея обвела любопытным взглядом их лица. Кто из них самая пугливая, самая разгульная, самая падкая на милости? У кого самый длинный язык? Надо будет этим заняться.

Пение, к счастью, наконец-то умолкло, но запах, идущий от тела, как будто усилился. Почти все присутствующие из учтивости делали вид, что ничего не замечают, лишь двое кузин Маргери вовсю морщили свои тирелловские носики. Пока Серсея шла назад по проходу с Томменом, ей послышалось, будто кто-то сказал «нужник» и фыркнул, — но, повернув голову, она увидела перед собой море торжественно-скорбных лиц. При его жизни никто бы не осмелился отпускать подобные шутки. Они бы сами обгадились под его взглядом.

В Чертоге Лампад все зажужжали вокруг них, как мухи, наперебой высказывая свои пустые соболезнования. Братья-близнецы Редвин приложились к руке Серсеи, их отец расцеловал ее в обе щеки. Галлин-Пиромант пообещал, что в день, когда усопший отбудет на запад, над городом загорится огненная десница. Лорд Джайлс, перебарывая кашель, поведал, что нанятый им ваятель поставит памятник лорду Тайвину, дабы тот нес вечное бдение у Львиных ворот. Сир Ламберт Торнберри, с нашлепкой на правом глазу, поклялся, что не снимет ее, пока не принесет королеве голову злодея-карлика.

Не успела Серсея отвязаться от этого дурня, как ее атаковала Фалиса Стокворт вместе с мужем, сиром Бальманом Берчем.

— Моя леди-мать шлет свои соболезнования вашему величеству. У Лоллис вот-вот начнутся роды, и матушка не может оставить ее. Она молит вас о прощении и просит… она ведь так почитала вашего покойного батюшку… Если у сестры будет мальчик, дозволит ли ваше величество назвать его Тайвином?

Серсея опешила.

— Вашу полоумную сестру обесчестила половина Королевской Гавани, а Танда хочет назвать ее ублюдка в честь моего лорда-отца? Ну уж нет.

Фалиса отпрянула назад, словно получила пощечину, но ее муж, разгладив густые белокурые усы, молвил невозмутимо:

— Я так и сказал леди Танде. Мы подыщем сыну Лоллис более подходящее имя, даю вам слово.

— Уж потрудитесь, сир. — Серсея отвернулась от них и увидела, что Томмен попал в тиски Маргери Тирелл и ее бабки. Королеву Шипов из-за ее малого роста она в первый миг тоже приняла за ребенка. Спеша освободить сына из цепких розовых кустов, она оказалась лицом к лицу с дядей. Серсея напомнила ему, что они должны встретиться позже, и сир Киван, устало склонив голову, попросил разрешения удалиться. Лансель мог служить живой картинкой к поговорке «одной ногой в могиле». Неясно лишь, выкарабкивается он наверх или скоро ляжет в нее окончательно.

Серсея заставила себя улыбнуться.

— Рада видеть тебя в столь добром здравии, Лансель. Мейстер Баллабар приносил нам неутешительные вести, и мы опасались за твою жизнь. Но теперь, пожалуй, ты скоро отправишься в Дарри, чтобы вступить в права лорда. — Ее отец, желая умаслить своего брата Кивана, сделал Ланселя лордом после битвы на Черноводной.

— Пока еще нет. В моем замке засели разбойники, — ответил кузен голосом хлипким, как усики над его верхней губой. Волосы у него побелели, но усики сохранили песочный цвет. Серсея часто видела их вблизи, пока мальчик добросовестно трудился, лежа на ней. Точно грязью намазаны — она, бывало, все грозилась поплевать и стереть их. — Отец говорит, что речные земли нуждаются в твердой руке.

Жаль в таком случае, что им достанешься ты.

— К тому же тебе предстоит жениться, — произнесла она вслух с улыбкой.

Изнуренное лицо молодого рыцаря помрачнело.

— На девице Фрей, и не по моему выбору. Вернее, даже не на девице — на вдове. С материнской стороны она Дарри. Отец говорит, что крестьяне благодаря этому будут больше меня любить, но ведь они все перебиты, крестьяне. — Он сделал движение, чтобы взять ее за руку. — Это жестоко, Серсея. Ваше величество знает мою любовь…

— К дому Ланнистеров, — договорила она за него. — Никто в ней не сомневается, Лансель. Пусть жена подарит тебе крепких сыновей. — Однако будет лучше, если свадьбу устроит не ее лорд-дедушка. — Я знаю, ты свершишь много славных дел в Дарри.

Лансель с несчастным видом кивнул.

— Когда все думали, что я при смерти, отец привел ко мне верховного септона. — Глаза ее кузена влажно блестели — глаза ребенка на лице старика. — Это святой человек. Он сказал, что Матерь помиловала меня, дабы я мог искупить свои грехи.

Любопытно, как он намерен искупать ее грехи. Она совершила ошибку, посвятив его в рыцари, и еще больше ошиблась, когда легла с ним в постель. Лансель — слабый тростник, и его новообретенная святость ей совсем не по вкусу. Он был куда забавнее, когда строил из себя Джейме. Что этот плакса наговорил верховному септону? И что он расскажет маленькой Фрей, оказавшись с ней в темноте под одним одеялом? Если он исповедался, что спал с ней, это еще полбеды. Мужчины любят прилгнуть о своих победах — можно приписать это похвальбе юнца, сраженного ее красотой. Но если он вздумает болтать о Роберте и чаше с крепким вином…

— Грех лучше всего искупается молитвой, — сказала она. — Тихой молитвой. — И, оставив Ланселя, выступила на битву с Тиреллами.

Маргери поцеловала ее как сестру — Серсея нашла это бесцеремонным, но не делать же ей выговор здесь и сейчас. Леди Алерия и кузины ограничились почтительным лобызанием пальцев. Беременная на сносях леди Грейсфорд попросила разрешения назвать дитя Тайвином, если будет мальчик, или Ланной, если будет девочка. Еще одна, едва не застонала Серсея. Скоро вокруг разведется полным-полно Тайвинов. Вслух она дала милостивое согласие, изобразив на лице восторг.

А вот леди Мерривезер порадовала ее по-настоящему.

— Ваше величество, — сказала она со страстными мирийскими придыханиями, — я отправила письма своим друзьям за море с просьбой схватить Беса, как только он покажет свою безобразную личину в Вольных Городах.

— А друзей у вас, полагаю, немало?

— Да, в Мире. И в Лиссе тоже, и в Тироше. Все люди влиятельные.

Серсея в этом не сомневалась. Уж очень она хороша, мирийка: длинноногая, полногрудая, гладкая оливковая кожа, чувственные губы, огромные темные глаза, а густые черные волосы всегда выглядят так, будто она только что встала с постели. Она источает аромат греха, как редкостный заморский цветок.

— Мы с лордом Мерривезером всей душой желаем послужить вашему величеству и юному королю, — промурлыкала мирийка, обещая взглядом не менее, чем леди Грейсфорд своим чревом.

У нее честолюбивые замыслы, а ее лорд горделив, но беден.

— Мы еще вернемся к этому разговору, миледи. Таэна, не так ли? Вы очень добры. Я чувствую, мы с вами станем близкими подругами.

Тут на Серсею обрушился лорд Хайгардена.

Мейс Тирелл старше ее всего лет на десять, но она всегда думала о нем как о ровеснике своего отца. Ростом он ниже покойного лорда Тайвина, но во всем прочем крупнее — грудь колесом, живот выпирает еще пуще. Волосы каштановые, но в бороде уже сквозит проседь. К мясистому лицу то и дело приливает кровь.

— Лорд Тайвин был великим мужем, какие редко являются в этот мир, — провозгласил он, чмокнув ее в обе щеки. — Боюсь, мы больше не увидим его подобия.

Оно перед тобой, дурень. Ты говоришь с его дочерью. Но без поддержки Хайгардена Томмен на троне не усидит, поэтому в ответ Серсея произнесла:

— Нам будет очень недоставать его.

Тирелл положил руку ей на плечо.

— Никто из живых не достоин носить доспехи лорда Тайвина, это так. Но королевство не может жить без правителя. Если я могу чем-то послужить государству в этот горестный час, вашему величеству стоит только сказать.

Если набиваешься в десницы, милорд, имей мужество заявить об этом прямо. Серсея улыбнулась — пусть толкует это как хочет.

— Милорд, конечно же, нужен Простору?

— Мой сын Уиллас — способный парень. — Мейс явно отказывался понимать ее весьма прозрачный намек. — Нога у него покалечена, зато ума не занимать. А Гарлан скоро возьмет Брайтуотер, и если я буду нужен где-то в другом месте, Простор окажется в двух парах надежных рук. Государство прежде всего, как говаривал наш лорд Тайвин. И я счастлив поведать вашему величеству, что на этот счет у меня есть хорошая новость. Мой дядя Гарт согласен стать мастером над монетой, как было желательно вашему лорду-отцу. Он уже едет в Старомест, чтобы сесть на корабль. С ним его сыновья — лорд Тайвин хотел и им приискать какие-то должности, возможно, в городской страже.

От застывшей на лице улыбки у Серсеи заныли зубы. Гарта Тучного — в малый совет, двум его бастардам — золотые плащи… уж не думают ли Тиреллы, что я им все королевство поднесу на золотом блюде? Просто дух захватывает от такой наглости.

— Гарт был сенешалем у моего отца, а затем у меня, — продолжал Мейс, — и отменно послужил нам обоим. У Мизинца был нюх на золото, не отрицаю, но Гарт…

— Милорд, — прервала Серсея, — боюсь, здесь вышло недоразумение. Я просила лорда Джайлса Росби быть нашим новым мастером над монетой, и он оказал мне честь, дав согласие.

— Росби? Этот чахоточный? — уставился на нее Мейс. — Но как же быть с Гартом, ваше величество? Он уже выехал в Старомест.

— Пошлите ворона к лорду Хайтауэру и попросите его задержать вашего дядю. К чему понапрасну подвергать Гарта опасностям плавания по осеннему морю, — с любезной улыбкой предложила Серсея.

Толстая шея Тирелла побагровела.

— Но ваш лорд-отец заверил меня… — начал он, брызгая слюной.

Матушка лорда живо просунула руку ему под локоть.

— Похоже, лорд Тайвин не поделился своими планами с королевой-регентшей. Не знаю уж почему, однако наседать на ее величество не годится. Королева совершенно права: ты должен написать лорду Лейтону, пока еще Гарт не сел на корабль. От морской болезни его стало бы пучить еще сильнее. — Леди Оленна осклабилась в беззубой улыбке. — С лордом Джайлсом в зале совета будет лучше пахнуть, хотя меня кашель способен привести в исступление. Мы все обожаем милого старого дядю Гарта, но ветры он горазд пускать, что верно, то верно. Уж очень я не люблю, когда дурно пахнет. — Старушка сморщила свое морщинистое личико еще больше. — Здесь, в святой септе, тоже попахивает, вы не находите?

— Нет, — холодно процедила Серсея. — Как вы сказали — попахивает?

— Скажу больше: воняет.

— Вероятно, вам недостает ваших осенних роз. Мы слишком долго удерживали вас здесь. — Надо как можно скорее избавить двор от леди Оленны. Лорд Тирелл, несомненно, отрядит немалое число рыцарей, чтобы сопроводить свою родительницу домой, и чем меньше тирелловских мечей останется в городе, тем крепче будет спать королева.

— Признаюсь, что в самом деле тоскую по ароматам Хайгардена, — отвечала старушка, — но разве я могу уехать, пока мою милую Маргери не поженят с вашим славным маленьким Томменом?

— Я не с меньшим нетерпением жду этого дня, — вставил Тирелл. — Мы с лордом Тайвином собирались уже назначить его. Быть может, мы теперь обсудим это с вашим величеством?

— Позже.

— Что ж, пока довольно и этого, — легонько фыркнула леди Оленна. — Пойдем, Мейс, оставим ее величество наедине с ее… горем.

Я еще и тебя похороню, старушонка, мысленно пообещала Серсея, глядя, как она семенит между двумя здоровенными телохранителями семифутового роста, которых прозвала Правым и Левым. Поглядим, какой ты станешь, когда упокоишься. Эта женщина вдвое умнее своего лорда-сына, можно не сомневаться.

Вызволив сына от Маргери и ее кузин, Серсея двинулась к выходу. Дождь наконец перестал, в осеннем воздухе пахло свежестью. Томмен снял корону, но мать велела ему:

— Надень обратно.

— У меня от нее шея болит, — пожаловался мальчик, однако надел. — А я скоро женюсь? Маргери говорит, мы уедем в Хайгарден, как только поженимся.

— В Хайгарден ты не поедешь, однако до замка можешь доехать верхом. — Серсея поманила к себе сира Меррина Транта. — Коня его величеству — и пригласите лорда Джайлса сесть в носилки вместе со мной. — События развивались быстрей, чем она предвидела, и времени не приходилось терять.

Томмен был счастлив сесть на коня, а лорд Джайлс, разумеется, согласился — но когда она предложила ему занять пост мастера над монетой, он раскашлялся так, что она испугалась, как бы он не помер прямо в носилках. Но по милости Матери Небесной лорд оправился настолько, что смог выразить свое согласие и стал выкашливать имена тех, кого бы желал заменить, — назначенных Мизинцем таможенников, факторов и даже одного хранителя ключей.

— Называйте любую корову, лишь бы молока было вдосталь. И если спросят, говорите, что я ввела вас в совет вчера.

— Вчера… — Лорд скрючился в новом припадке кашля. — Да, конечно. — Он откашливался в платок из красного шелка, явно желая скрыть кровь. Серсея сделала вид, будто не замечает этого.

Когда он умрет, она найдет ему замену. Возможно, отзовет обратно Мизинца. Вряд ли Петир Бейлиш после смерти Лизы Аррен останется лордом-протектором Долины надолго. Лорды Долины уже начинают волноваться, если верить словам Пицеля. Как только у лорда Петира отнимут этого несчастного мальчугана, он сразу приползет назад.

— Ваше величество… — Лорд Джайлс утер рот. — Могу я узнать… кто будет… королевским десницей?

— Мой дядя, — рассеянно отвечала Серсея. Впереди, к ее счастью, уже показались ворота Красного Замка. Передав Томмена на попечение его оруженосцев, она удалилась в свои покои.

Не успела она скинуть туфли, робко вошедшая Джаселина доложила, что Квиберн нижайше просит принять его.

— Пусть войдет, — сказала королева. Правителям отдых неведом.

У Квиберна, уже немолодого годами, в волосах все еще оставалось больше пепла, чем снега, а смешливые морщинки вокруг рта делали его похожим на доброго дедушку. Небогатого дедушку — воротник длинной хламиды обтрепан, один рукав оторван и неумело пришит.

— Прошу прощения за мой вид, ваше величество. Я был в темницах, расследовал побег Беса, как вы изволили приказать.

— И что же ты обнаружил?

— В ту ночь, когда лорд Варис и ваш брат исчезли, пропал еще один человек.

— Да, знаю. Тюремщик. И что же?

— Его звали Рюген, и он ведал каменными мешками. По описанию главного надзирателя, он был грузен, небрит и груб на язык. Он служил в тюрьме со времен старого короля, Эйериса. Приходил и уходил, когда вздумается. Последние годы каменные мешки не часто бывали заняты. Другие ключари, кажется, боялись его, но толком о нем никто ничего не знает. Ни друзей, ни родственников он не имел, не пил, не посещал публичных домов. Спал в сырой каморке на заплесневелой соломе. Судно выносил очень редко.

— Все это мне известно. — Джейме побывал в жилище Рюгена, а золотые плащи сира Аддама осмотрели его еще раз.

— Точно так — но известно ли вашему величеству, что под этим зловонным судном имелся расшатанный камень, а под ним углубление? Тайник, в каком человек обычно хранит свои ценности?

— Ценности? Золото, ты хочешь сказать? — Она с самого начала подозревала, что Тирион как-то подкупил этого тюремщика.

— Вне всяких сомнений. Сейчас тайник, разумеется, пуст — свои неправедно нажитые сокровища Рюген забрал с собой. Но, осветив дыру факелом, я увидел, что там что-то блестит, покопался в грязи и выскреб вот это. — Квиберн разжал ладонь. — Золотой.

Верно, золотой, но какой-то странный на вид. Слишком маленький, слишком тонкий. Истерся от старости. На одной стороне профиль какого-то короля, на другой изображение раскрытой руки.

— Это не дракон, — сказала Серсея.

— Нет, — подтвердил Квиберн. — Монету отчеканили еще до Завоевания. Король на ней — Гарт Двенадцатый, а рука — печать дома Гарденеров.

Печать Хайгардена. Серсея зажала монету в кулак. Нет ли тут измены? Мейс Тирелл был одним из судей Тириона и громко требовал казни преступника. Не для отвода ли глаз? Быть может, он все это время состоял в сговоре с Бесом, замышляя убить лорда Тайвина? С уходом Ланнистера десницей почти наверняка должен стать Тирелл, однако…

— Не говори никому об этом, — приказала Серсея.

— Ваше величество может положиться на мою скромность. Любой, кто вступает в шайку наемников, должен научиться держать язык за зубами, если не хочет его потерять.

— То же самое относится и к моим слугам. — Серсея убрала монету, чтобы подумать о ней на досуге. — Что скажешь о другом нашем деле?

— Сир Григор… — Квиберн пожал плечами. — Я осмотрел его по вашему приказанию и головой ручаюсь, что Змей смазал свое копье ядом мантикора.

— Пицель иного мнения. Он сказал моему лорду-отцу, что яд мантикора убивает жертву, как только достигнет сердца.

— Так и есть. Но этот яд как-то сгустили, чтобы оттянуть смерть Горы.

— Применив какое-то другое снадобье?

— Возможно, и так, ваше величество, хотя зачастую такое вмешательство лишь делает яд менее сильным. Быть может, здесь воспользовались… не столь естественным средством. Чарами, ваше величество.

Неужели и он такой же дурак, как Пицель?

— Ты хочешь сказать, что Гора умирает от черной магии?

Квиберн пропустил насмешку мимо ушей.

— Он умирает от яда, но медленно и в невероятных мучениях. Мои попытки облегчить его страдания оказались столь же бесплодными, как усилия Пицеля. Боюсь, что мак на сира Григора уже не действует. Его оруженосец говорит, что рыцаря посещали сильные головные боли и он глушил маковое молоко, как другие — эль. Как бы там ни было, все вены в его теле сделались черными, моча загрязнена гноем, а в боку яд проел дырку величиной с мой кулак. По правде сказать, это чудо, что он еще жив.

— Григор очень велик, — хмуро произнесла королева. — И очень глуп, потому и не понимает, что пришло время умирать. — Она подставила чашу, и Сенелла подлила ей вина. — Его крики пугают Томмена, а порой будят по ночам и меня. Давно пора позвать к нему Илина Пейна.

— Быть может, перенести сира Григора в темницы, ваше величество? Там он вас не побеспокоит, и я смогу заняться им как подобает.

— Заняться? — рассмеялась она. — Пусть им займется сир Илин.

— Как вашему величеству будет угодно, но хорошо бы изучить этот яд получше. В народе говорят: хочешь убить рыцаря — пошли рыцаря, хочешь убить лучника — пошли лучника. Чтобы сразиться с черной магией… — И Квиберн умолк, улыбаясь Серсее.

Нет, он не Пицель, это ясно.

— За что Цитадель отняла у тебя цепь?

— Все архимейстеры в душе трусы. Серые овцы, как называет их Марвин. Я был не менее искусным целителем, чем Эброз, но мечтал превзойти его. В Цитадели веками вскрывают трупы, чтобы постичь суть жизни. Я желал постичь суть смерти и вскрывал живые тела. За это серые овцы осрамили меня и послали в изгнание… но я постиг природу жизни и смерти лучше всех остальных в Староместе.