Разборки третьего уровня Головачев Василий

КАК СТЕМНЕЕТ — БУДЕМ БРАТЬ

Баканов позвонил Первухину в полдень семнадцатого июня, когда начальник Управления спецопераций готовился к выходу «на ковер» перед директором ФСБ, ломая голову, чем его успокоить.

— Федор, мы вышли на след «глушаков».

— Да ну?! — изумленно и радостно ответил Первухин. — Где?

— В Рязани. Я задействовал свою личную группу следопытов и топтунов, пообещал каждому «железный крест» и послал в белый свет как в копеечку. Мужики землю рыли, но след обнаружили. Контейнер находится в Рязани, там с ним произошла какая-то катавасия… Кстати, твои ребята случайно не участвовали? Наблюдатели насчитали пять трупов в спецкостюмах типа «кибер», видели каких-то парней в камуфляже…

— Мои все при мне, — резко сказал Первухин.

— Да это я так, к слову. Между прочим, к этой странной заварухе подключились крупные птицы из Москвы, но…

— Кто подключился?

— Ребята видели двоих, Рыкова и Носового. Кстати, Носовой сбрендил. Его нашли у моста через Оку, раненого — без руки: никого не узнает, не говорит, писает под себя…

— Ты уверен?

— Точно, я тебе говорю: все штаны мокрые и воняет…

— Я не об этом. Какого хрена начальника информ-службы президента понесло в Рязань?! Равно как и советника по безопасности? Что там происходит, в Рязани?!

— По моим данным — все тихо. Ну, убили, правда, местного авторитета, вора в законе по кличке Боксер… так это обычное дело. Небось свои же и пришили.

— Обычное дело… а если не обычное?

— Кореши в Рязанском отделении конторы молчат… Постой! — Дыхание Баканова в трубке участилось. — А что, если виной всему «глушаки»? И все слетелись туда по этой причине?

Первухин с минуту размышлял, бесцельна перекладывая бумаги на столе.

— Может быть, ты и прав. Бондарь меня вызывает на завтра, на десять утра…

— Меня тоже.

— Значит, по одному и тому же вопросу, узнал небось подробности.

— У него свои каналы сбора информации, независимые от нас.

— Это точно. Значит, твои ребята «пасут» контейнер? Что ты намереваешься делать?

— Как стемнеет — будем брать.

— Могу подключить свою команду зомбиков.

— Не возражаю. Я уже послал туда группу из «Витязя», пятнадцать человек, но твои спецы не помешают.

— Договорились, но инструктировать будешь сам. Если возьмем контейнер, завтра будет с чем идти к директору.

— Боишься ты его? — Начальник Управления «Т» хихикнул. — Не так страшен черт, как его Бондарь… хе-хе. Пока!

— Ни пуха…

Но Баканов уже бросил трубку и не ответил.

Интересно, подумал Первухин, кто же у нас такой смелый в верхних эшелонах, что не побоялся пойти на конфликт с конторой? И кто ухайдокал Носового до такого состояния? А главное, что все-таки делает в Рязани Герман Довлатович Рыков? Неужто и в самом деле пронюхал о «глушаках»?

СИНТЕЗ МАГИИ И ВОЛИ

Он находился в состоянии свободного бытия, отделенный от тела и сознания в его абсолютной непринужденности…

Он действовал, не понимая, что действует, не ощущая внешнего мира, не думая…

Он не воспринимал своей персональности, своей отделенности от людей, отчужденности от целостности Вселенной…

Он был в состоянии небытия, достигнув предельной реальности — состояния Ничто, о котором никто ничего толком не знал, даже Посвященные…

Он достиг полноты и глубины медитации, чего никогда ранее не достигал… И мысль об этом вдруг подхватила его, закружила и понесла к свету сквозь толщу мрака, сквозь Ничто и Небытие — к жизни…

Очнулся Василий, чувствуя себя как сшитая из кусков боли тряпичная кукла. По сути, он стал сосудом, наполненным болью и мукой, от которых хотелось выть по-волчьи и ругаться по-человечески. Пересилив желание, он открыл глаза и увидел склонившееся над ним лицо Ульяны.

— Живой, Васенька? Очнулся? — Губы девушки приблизились, и Василий почувствовал поцелуй, от которого по нервам побежал электрический родник. И тотчас же в теле стала стихать боль… стихла, ушла, оставив приятную ломоту в костях и мышцах. Голова почти очистилась от шума лавин и взрывов, приятный свежий ветер подул под черепом, щекотные мурашки побежали по коже на затылке, спустились на шею, потекли вдоль позвоночника…

— Хватит, а то он уснет, — произнес мужской голос, и Василий узнал Ивана Терентьевича. Он, стоя у окна, пил минеральную воду.

Ульяна убрала со лба и с груди Котова руки. Боль тотчас же вернулась, но уже не столь суровая, ее можно было терпеть. К тому же организм начал бороться с ней сам и Васе ничего не стоило подключить к этой борьбе свои внутренние резервы. Через несколько минут он смог встать.

— Который час?

— Половина второго дня.

— День?

— Понедельник, семнадцатое июня.

— Год?

Ульяна оглянулась на Парамонова, с тревогой посмотрела на больного:

— Ты бы еще спросил: какой век и какое тысячелетие.

— А какое тысячелетие?

Иван Терентьевич рассмеялся:

— Согласно традиции идет шестое тысячелетие Калиюги, которое началось семнадцатого февраля три тысячи сто второго года до рождения Христова. Ну а Калиюга входит в двадцать восьмую Махаюгу седьмой Манвантары нынешней Кальпы, которая в свою очередь является первым днем пятьдесят первого года жизни Брамы.

— Спасибо. Теперь хоть буду знать, в каком времени застрял.

Вася внезапно почувствовал облегчение, будто сказанное Парамоновым послужило успокоительным средством.

— Где я?

— У моего дяди, Харлампия Игнатовича, мы здесь уже были.

— Это тот, с винным подвалом?

— Я же говорил, что он быстро оклемается, — снова засмеялся Парамонов. — Если уж юморить пытается… Как себя чувствуешь, герой?

— Как футбольное поле, — пробормотал Василий, — на котором в футбол играли слоны и носороги. Что со мной произошло?

— Ты попал под астральную атаку Носового. До сих пор удивляюсь, как тебе удалось ее выдержать.

Василий потрогал рукой голову, сеточки «тюбетейки» не нащупал и вопросительно посмотрел на Ульяну. Девушка кивнула:

— Может быть, твой генератор и помог отбить атаку, взял на себя часть излучения. Но в принципе ты защитился сам. Я же говорила: у тебя есть потенциал, задатки экстрасенса, надо их усиленно развивать. Пси-выпад Носового — раппорт пронзил твою эфирно-энергетическую оболочку, смял эмоциональную — витальную и сильно изменил интеллектуальную — ментальную, но разрушить весь энерго-информационный каркас не смог. Так что ты теперь битый, но живой.

— За битого двух небитых дают, — сказал Парамонов, не переставая к чему-то прислушиваться. — Ульяна помогла тебе преодолеть наведенное психофизическое состояние, сняла чужие деструктивные блоки, но тебе надо бы научиться защищаться на пси-уровне самому.

— Как?

— Повысить порог чувствительности на внешние воздействия, переходить на другую частоту психического состояния, отводить удар «поворотом» сознания…

— Это все потом, — перебила Ульяна Ивана Терентьевича. — Пусть сначала придет в себя. Есть хочешь, герой?

— Пить.

Девушка налила из графина вареного меду, подала стакан. Василий выпил весь, чувствуя, как прибывают силы, слабо улыбнулся в ответ на взгляд Ульяны.

— Здорово он меня…

— Ты его тоже, — насмешливо проговорила она.

— Вертолет взорвался, — добавил Парамонов в ответ на немой вопрос Василия. — Вряд ли Хейно Яанович уцелел.

— Значит, я помог-таки Самандару выполнить первую часть условия — убрать конкурента? Ульяна зябко поежилась, сжала губы.

— При мне о Вахиде больше не вспоминайте! Ясно?

Взяв графин, она вышла, рванув занавески. Мужчины некоторое время смотрели ей вслед, потом обменялись взглядами.

— Она считает его предателем, — тихо произнес Парамонов.

— А разве это не так?

— Это эмоциональная оценка действий Посвященного. Традиции людей Внутреннего Круга не позволяют судить Посвященных столь прямолинейно. Вахид выбрал слишком простой путь к цели…

— Дерьмо собачье! — Василий сплюнул. — Любой путь, начинающийся с предательства, обмана и формулы: цель оправдывает средства, — дерьмо! Это еще до меня кто-то сказал. И не стоит убеждать меня в обратном. — Вася поморщился, прижал руку к груди.

— Я не доказываю, я объясняю. Что с тобой, опять плохо?

— У меня не сердце, а дырявая резиновая груша…

— Потерпи, пройдет. У тебя сильное полевое нарушение экзосоматической системы, всей энергетической ауры. Кстати, колдуны и маги Древней Руси умели наносить такие травмы своим врагам. Все эти сглазы, наговоры, порчи по сути — полевые нарушения биоэнергетической оболочки человека.

— То есть Носовой меня сглазил? Ничего себе глаз у него!

— Он за это поплатился. Вася, нам надо уходить отсюда, и как можно быстрей. Во-первых, нас засекла какая-то контора из Москвы, то ли федералы, то ли военные контрразведчики. Ее наблюдатели крутятся тут неподалеку. Во-вторых, в Рязани сейчас находится Рыков, и в скором времени он нас вычислит. И третье… — Иван Терентьевич помолчал. — Кто-то захватил семью Соболева, Кристину и Стаса.

— Что вы… сказали?!

— По следу, который оставили похитители, можно судить лишь о том, что это были Посвященные. Но кто именно…

— Рыков!

— Поскольку Рыков в Рязани, мог и он. Но вполне может быть и Юрьев, и Мурашов, и любой из Девяти.

— Нет, это Рыков, я чую. Есть неплохая идея: выйти на его жену, детей и других родственников, захватить и предложить обмен.

— Бедный ты мой, — покачала головой вернувшаяся Ульяна. — Видно, тебе действительно досталось.

— Это война, — с обидой возразил Василий, — а на войне допускаются любые приемы. К тому же начали не мы. Вот детей действительно жалко… если они у Рыкова имеются. Не годится моя идея, предлагайте свои.

— Идея вообще-то классная, — добродушно проговорил Иван Терентьевич. — Только осуществить мы ее не сможем, нет времени. — Он задернул в комнате шторы, шагнул в зал. — Пойду осмотрюсь, покалякайте пока.

— А нас те наблюдатели снаружи не прослушают?

— Я принял меры.

Василий и Ульяна остались одни, поглядывая друг на друга, словно их только что познакомили. Потом задумчивая Ульяна тихо прочитала двустишие:

— Чье это? — Василий принял позу горы, перешел на медленное и глубокое дыхание. — Бальмонт?

— Гумилев, «Потомки Каина».

— Ты думаешь о нем? О Самандаре?

— Какой ты проницательный, Никифорович, прямо спасу нет. А вообще… о нем. Я остыла и поняла, что ненавидеть его нельзя. Вахид изменился… и мне его жаль.

— Относись к нему как хочешь, но я не прощу никогда! — угрюмо сказал Василий, сбился с ритма и тут же усилием воли задавил закипающий гнев. — Впрочем, если ты готова его простить…

— Я готова его понять.

— Может быть, и я его понимаю, но никогда не смогу принять!

— Ты еще слишком молод, воин.

— Естественно, ведь мой конь рыж, — усмехнулся Василий. — А ты что ж, давно скачешь на вороном?

Ульяна посмотрела на него с интересом, потом поняла: он имел в виду всадников Апокалипсиса. Первый всадник ехал на белом коне в короне и с луком и олицетворял Рождение. Второй ехал на рыжем коне с мечом и олицетворял Юность. Всадник на вороном был Зрелостью, а на белом — представлял собой Смерть.

— Нет, мне столько лет, на сколько я выгляжу, — серьезно проговорила девушка. — А Посвященной я стала благодаря Светлене, спутнице-двойнику инфарха, когда она выбрала меня авешей, проводником в нашей земной реальности. Потенциал у меня был, эзотерикой я увлекалась с детства, но если бы Светлена в качестве матрицы не выбрала меня…

— Извини, я не хотел уточнять. Просто изредка мне казалось, что ты намного старше.

— Это печать знаний, Васенька, которые здорово изменяют психику людей. Я ведь по сути ведьма. Не боишься?

Василий снова сбился с ритма дыхания. Ульяна засмеялась, подошла к нему, поцеловала и тут же убежала, не отвечая на его красноречивый вопросительный взгляд. Однако вернулась тотчас же вместе с Парамоновым.

— Положение осложняется, — сказал Иван Терентьевич. — Во-первых, наш дом находится в поле зрения одного из Посвященных высокого уровня. Во-вторых, мы окружены двумя цепями конкурирующих подразделений.

— Вы точно знаете? — усомнился Василий. — Насчет конкурирующих?

Чувствовал он себя еще не настолько хорошо, чтобы свободно входить в состояние меоза и держать темп.

Парамонов и Ульяна переглянулись.

— Первая цепь — это федералы из «Витязя» и «Руслана», общая численность группы — человек двадцать. Вторая цепь — чья-то зомби-команда, скорее всего того самого Посвященного.

— Тогда это неплохо, — пробормотал Василий, проваливаясь в яму слабости.

— Есть шанс натравить их друг на друга. Но мне надо время для восстановления, хотя бы час.

— Ну, я считаю, они вряд ли пойдут в атаку сейчас, днем, — рассудил Парамонов. — Будут ждать сумерек. Восстанавливайся, мы тебя предупредим заранее, если они зашевелятся. Но все равно мы должны наметить какой-то план маневра.

— План прост. — Василий с трудом преодолел новый приступ слабости, стараясь выглядеть достойно. — Уля уходит одна. Я отвлекаю эту банду. Вы забираете контейнер и уходите огородами к Котовскому. Встречаемся в Норвегии в условленном месте.

Иван Терентьевич улыбнулся, Ульяна засмеялась, но тут же стала серьезной:

— Хотя ты у нас и стратег, но я предлагаю другой план. Я отвлекаю Посвященного, а вы с Иваном Терентьевичем уходите с оружием.

— Пожалуй, — кивнул Парамонов. — План не идеален, но лучшего нет.

— Но она женщина! — воскликнул Василий.

— Ты всегда такой наблюдательный? — насмешливо проговорила Ульяна. — Я Посвященная, мне не обязательно владеть рукопашным боем.

— Все равно, этот вариант не пойдет! — твердо заявил Вася. — Посвященного будете отвлекать вдвоем. Возьмете контейнер, но пустой. Пусть думают, что оружие у вас. Я же переложу «глушаки» в сумку и уйду другим путем.

— Василий Никифорович, это не…

— И без возражений, — тихо добавил Василий. — Дайте мне только час времени. В половине шестого я буду готов.

Переглянувшись, Посвященные вышли. Василий глубоко вздохнул, посидел с открытыми глазами, ни о чем не думая, потом принял ваджрасану — позу алмаза, расслабился и перешел на «огненное дыхание», способствующее массажу внутренних органов. Ему нужно было изменить принципы восприятия и взаимодействия с окружающим миром таким образом, чтобы организм полностью очистился от физиологических и психических шлаков, вызванных пси-атакой Носового, и вошел в особое, измененное психоэнергетическое состояние, при котором пробуждаются глубинные резервы психики, способность мгновенно реагировать на любую неожиданную ситуацию и даже предвидеть ее. Это ощущение мастера ниндзюцу называют сакки — «ветер смерти» или «дыхание смерти», и состоит оно из предчувствия опасности еще до ее обнаружения и реагирования в форме смертоносного удара или уклона.

Окончательно успокоившись и уйдя мыслями в себя, Василий привел в равновесие мысленный поток, представляя его медленной рекой, сконцентрировался на сигналах, поступающих из подсознания. Через некоторое время он почувствовал, что владеет собой и может заставить «жить отдельно» любую клеточку тела, реагировать на свет, звук и тепло любую нервную веточку.

Затем сфера гипервидения стала расширяться, охватила комнату, где сидел Василий, весь дом, участок и прилегающее пространство вплоть до реки слева и леса справа. И наконец Вася сам стал частью мира, способной ощущать все его колебания. Он открыл рот и горло насколько мог широко, пока не захотелось зевнуть, медленно напряг мускулатуру живота и выдохнул через рот, издавая длинный протяжный вибрирующий звук ах-х-х из глубин тела. Сохранил этот звук, закрывая губы и прижимая их к приоткрытым зубам. Звук преобразился в вибрирующее жужжащее м-м-м. Василий сжал губы и нажал языком на внутреннюю сторону зубов, превратив м-м-м в н-н-н и заставив звук медленно замирать, пока не кончился запас воздуха. Получилось страдное «слово», напоминающее молитву или гимн: ахх-умм-ммм-ннн, — по сути, звуковая Дзюмон-мантра, в соответствии с концепцией Тайдзокай способствующая «осуществлению предельной правды». Теперь Василий был готов ко всеобщему видению действительности.

В комнату вошел Парамонов, глянул на абсолютно чистое, невозмутимое, глубокое лицо Котова и все понял. Сказал с уважением:

— Ты далеко пойдешь, мэйдзин. Я услышал судзи[62], но не поверил… не знал, что ты этим владеешь.

— Я готов, — коротко ответил Василий, заставив мышцы тела танцевать волной с плеч до икр.

К операции отхода приступили в начале седьмого, когда дневная жара начала спадать и от реки подул прохладный ветер.

Первыми ушли в подвал Парамонов и Ульяна. Подвал имел выход к реке, не просматривающийся со стороны, и шанс выйти незамеченным у Посвященных был. Затем начал реализовывать свой план Василий.

Он спокойно вышел во двор, сразу ощутив на себе давление чужого взгляда, погрузил в кабину сумку с оружием, открыл ворота и, насвистывая, будто на прогулке, вышел в сад. Физически ощущая напряжение следящих за ним людей, их застывшие на курках автоматов и пистолетов пальцы, Василий размотал шланг для поливки огорода, подсоединил к вентилю на трубе, принес ведро, тряпки: человек собирается помыть машину. Однако нигде он не задерживался ни на мгновение, постоянно двигаясь таким образом, чтобы в него нельзя было прицелиться и выстрелить.

Вывел машину, вылез, не заглушая мотора, включил воду, направив струю в кусты, прямо на того, кто там прятался, и перешел на темп. Облитый водой спецназовец из группы «Витязь», который подобрался к дому совсем близко, не успел даже глаза протереть, когда сбоху мелькнула тень и в голове у него наступило «полное солнечное затмение».

Не останавливаясь, Василий отобрал у уснувшего парня «никонов», прошептав: «Ну, я вам сейчас устрою перехват!» — и дал длинную очередь по кустам малины в конце сада, где сидели в засаде еще двое в защитных мундирах — из второй цепи окружения.

Он не ошибся в расчетах. Очередь нашла прятавшихся, но это были не просто спецназовцы, а парни из команды зомби, приведенной Рыковым, и действовали они не раздумывая, а тотчас же открывая ответный огонь. Правда, Василия там уже не было. Вычислив, где сидит очередной наблюдатель из первой цепи окружения, он достал его в тот момент, когда наблюдатель оглянулся на стрельбу в спину, соображая, что делать. Сообразить не успел, отключаясь от касания Васиного кулака к челюсти справа.

Это был офицер, как определил Вася по единичке на плече маскировочного комбинезона, командир подразделения федералов, и было бы грешно не воспользоваться случаем. Нахлобучив на себя его пятнистую маску, Вася выставил голову над поленницей дров и приглушенно заорал:

— Атака сзади! Всем отходить!

Услышали его и те, и эти, в результате чего поленница рассыпалась от шквала автоматной очереди, и началась всеобщая пальба и неразбериха — не поймешь, кто тут и по кому ведет огонь. Предоставив разбираться в этом командирам групп, Василий метнулся к машине, с ходу дал газ, молясь в душе, чтобы пули не попали в бак «вольво», и рванул на улицу, сметя с ног какого-то бойца в камуфляже, неосторожно прыгнувшего навстречу, и заодно дворовые ворота. Через минуту он был на окраине Рязани, поехал медленнее, прислушиваясь к удаляющейся трескотне выстрелов.

Еще через несколько минут остановил машину во дворе старинного здания на улице Михневича, в котором когда-то располагалось Дворянское собрание, а ныне — с десяток торговых фирм. Машин здесь хватало, и на «вольво» Котова с простреленной кормой никто не обратил внимания. Именно здесь и договорились встретиться Посвященные после бегства из дома с винным подвалом.

Не выключая себя из состояния боевого транса, Василий стал ждать, рисуя себе всевозможные варианты отступления Ульяны и Ивана Терентьевича. Все, что зависело от него, он сделал.

КАРМА РИСКА

Их оставили в комнате с единственным круглым узким окном одних.

Кристина пришла в себя позже Стаса; поняв, что лежит на узкой кровати, подхватилась было и встретила взгляд мальчишки, полный упрямой сосредоточенности.

— Где мы?

— На какой-то посудине, — тихо сказал Стас и попытался улыбнуться. — На теплоходе. Я не смог определить его класс, когда нас везли.

— А что на теплоходе — определил? — улыбнулась в ответ Кристина, но вспомнив то, что ей сказали о Матвее, снова в испуге округлила глаза. — Что с Матвеем?! Они говорили, что он… в беде!

— Это не правда. — Стас погладил Кристину по руке. — Они думали, что мы без сознания, и я слышал их разговоры. Тебя просто выкрали… ну и меня тоже.

— Выкрали? — Кристина внезапно успокоилась. — Зачем?

— Обычное дело — для шантажа папы.

— Обычное дело. — Она взъерошила волосы мальчишки, подошла к окну. — Точно, мы на пароходе, это не окно, а иллюминатор. Как они заставили нас поверить в их сказку?

— Облучили из «глушака». Я слышал, они говорили, что у нас гиперреакция на излучение. Они же не знали, что папа специально тренировал обоих… как это он говорил? Надситуативная…

— Надситуационная защита.

— Да, да, точно. Что означает — повышение психофизического потенциала…

— Стас вдруг обратился в слух. — Тише, сюда идут. Ложись, как лежала, пусть думают, что мы все еще без памяти…

Кристина послушно легла на койку, Стас скорчился в углу таким образом, чтобы поверх локтя можно было наблюдать, что делается в каюте.

В двери каюты повернулся ключ, она распахнулась, и в каюту вошли два молодых человека в брюках и рубашках из жеваной материи блекло-болотного цвета, с автоматами под мышками. Один был долговяз и сутулился, все время откидывая со лба челку. Глаза у него были красные, а губы мокрые, он их непрерывно покусывал и облизывал. Второй, пониже ростом, ежился, будто ему было холодно, глаза с расширенными зрачками сухо блестели, руки дрожали, и сигарету он держал в кулаке.

— Я же говорил, — тонким голосом сказал долговязый и сутулый, — в отключке они. А баба смачная.

— Что надо, только беременная, — хрипло проговорил парень с сигаретой.

— Да хрен с ней сделается!

— Тогда давай по очереди.

— Я первый, идея моя.

— Ладно, давай, я пока пойду уколюсь, а то белый свет не мил.

— Ты же недавно кололся.

— Доза была маленькая.

— Смотри не перестарайся, Хромой увидит, выгонит из команды к чертовой матери.

— Не пугай, я ужо пужатый. — Низкорослый хохотнул, показывая гнилые зубы, и пошел к двери. — Придуши ее маленько, если очухается.

Сутулый, плотоядно облизываясь, оглядел Кристину, снял автомат, положил на стол, начал снимать штаны. Кристина зашевелилась, и села, глядя на него в упор.

— Гля, очнулась! — сказал бандит, продолжая раздеваться. — Подожди, не ори, все будет хорошо… а будешь кочевряжиться — пристрелю!

— Дядь, — похлопал его ладошкой по спине Стас. — Посмотри-ка сюда.

— Тебе чего? — оглянулся парень.

Стас дернул его за рукав, чтобы тот повернулся, и изо всей силы ударил ногой в пах. Сутулый издал сиплый возглас: ух! — скорчился, глаза его закатились, и он упал. Сжав кулаки, побледнев так, что живыми на лице остались только глаза, Стас ждал, готовый ударить насильника еще раз, но этого не потребовалось: парень потерял сознание.

— А дальше что? — шепотом произнесла Кристина, такая же бледная, как и мальчишка.

— Надо уходить, — очнулся Стас, сразу повзрослев. — Стрелять умеешь? Возьмем его автомат.

Кристина с отвращением глянула на автомат с укороченным стволом, без приклада.

— Нет, я не хочу.

— Тогда возьму я. — Стас умело снял и защелкнул на место магазин автомата, передернул затвор, повесил его на грудь и подошел к двери. Оглянулся, глядя исподлобья, не по-детски серьезный и сосредоточенный. — Нам только на палубу выбраться, там мы что-нибудь придумаем.