Ричард Длинные Руки – властелин трех замков Орловский Гай
Он заколебался, сказал угрюмо:
– Это в городах есть какая-то власть… а в Дикой Степи всяк сам себе хозяин.
– Значит?
Он сказал еще неохотнее:
– Не буду ничего говорить. В Степи все чувствуют полную свободу.
Я кивнул.
– Понятно. Этого достаточно. Я примерно вижу, как воспользуется полной свободой брат Кадфаэль и как воспользуется этот барон-разбойник.
Он смотрел на меня ничего не выражающими оловянными глазами, мол, ни за что не угадаешь, как воспользовался бы свободой я, а я кивнул подъехавшему Кадфаэлю, он сразу же ухватил книгу и бросился читать молитвы по убитым.
Я сам подъехал к леди Женевьеве, что слишком приблизилась к месту, где нашли женщину с мальчишкой.
– Леди, – сказал я резко, – возвращайтесь!
Она окрысилась, спина прямая, настоящая красавица испанка, донна белла, или как их там:
– Что?.. Почему вы мне приказываете?
– Потому, – сказал я еще резче, – не хочу, чтобы вы все здесь обблевали! Быстро, поворачивайтесь! К повозке…
Но она уже увидела, охнула, сделала три торопливых шага и оказалась прямо над женщиной. Над трупами стоял на коленях брат Кадфаэль и читал заупокойную. Леди Женевьева побелела, несмотря на смуглую кожу, прижала руки ко рту.
– Что, – сказал я грубо, переводя огонь на себя, – отпечатки знакомых сапог увидели?.. Возвращайтесь.
Последние слова я, как ни старался, произнес все же мягко. Она всхлипнула и побрела обратно.
Глава 11
Солнце опускалось за край леса, когда мы проехали, заплатив пошлину, через городские ворота. Постоялых дворов оказалось сразу три, что правильно: должна быть конкуренция, бей монополистов. Мы выбрали лучший, у меня есть чем платить, да и, если честно, всегда было, спасибо заветному амулету. Разместили коней, сложили вещи в комнатах и заперли, Ревель, как самый хозяйственный, за это время побывал в нижнем зале, велел накрыть стол в отделении для благородных, и, когда мы спустились, слуги как раз расставляли последние кувшины с вином и чаши.
Леди Женевьева на этот раз не изволила отсиживаться в своей комнате и дуться, пришла в сопровождении Клотара, а в ее комнате оставили охранять вещи конюха.
На ужин подали великолепный мясной суп, только от запаха одуреть можно, жареную птицу, яичницу с ветчиной, печеную рыбу, множество сладостей, мы сперва утоляли голод, затем просто ели с аппетитом, потом смаковали, не в силах оторваться от мастерски приготовленных блюд.
В огромном зале около трех десятков столов, две трети заполнены, воздух пропитан тяжелыми запахами еды и вина, но мы под стеной, где окно прямо над столом, свежий ночной воздух разгоняет нечистые ароматы.
Клотар внезапно всхрюкнул, сделал движение привстать, да так и застыл в такой позе и с вытаращенными глазами. Я сидел боком ко входу в зал, повернул голову и увидел, как через порог переступил Грубер. Без доспехов, в ярком синем камзоле, расшитом золотыми цветами, он выглядел великолепным красавцем любовником, по которым сохнут домохозяйки. Узкий пояс подчеркивает тонкую талию, лицо чисто выбрито, пара свежих шрамиков подчеркивает мужественный загар и белые зубы.
С ним вошли трое матерых и загорелых дочерна воинов. Все в кирасах, у двух еще и кольчуги, а у третьего под кирасой кожаный камзол, прошитый металлическими нитями. Все с короткими мечами у поясов и, как и Грубер, без головных уборов. Они сели за ближайший стол у входа, и, пока один заказывал ужин, остальные не отрывали от нас взглядов.
Заприметив такого богато разодетого красавца, к нему заспешил хозяин, изогнулся в поклоне.
– Красавец, – заметил Альдер. – Только слишком ярко…
Леди Женевьева вспыхнула как маков цвет, смотрела восторженными глазами на барона-разбойника. Я буркнул:
– На вкус и цвет дуракам закон не писан.
Альдер хмыкнул.
– Везде по одежке встречают, коли рожа крива.
Грубер сразу же направился к нам и бесцеремонно сел по ту сторону стола. Я нахмурился, но не успел сказать слова, как он со сладчайшей улыбкой обратился к Женевьеве:
– Моя дорогая!.. Рад, что ты пригласила меня к вам за стол.
Клотар дернулся, быстро взглянул на меня, мы этого гада не приглашали, я смолчал, Женевьева сияет, смотрит на барона-разбойника с обожанием, и, если мы его попрем без очень веских доказательств, что он сволочь, эта дура возненавидит нас еще больше, а нам это надо?
– Надеюсь, сэр Ричард, – сказал он по-свойски, – мы с вами еще скрестим копья на турнире в Каталауне.
– Тоже надеюсь, – ответил я нейтральным голосом.
– Жаль только, – ответил он, – что не могу пригласить вас на свадьбу с леди Женевьевой. Будет только малый круг наших общих друзей… а вы в него не входите.
Я ответил мирно:
– Не думаю, что ваша свадьба состоится.
Он засмеялся.
– Да? Женевьева, скажи им.
Она повернула ко мне сияющее лицо и сказала дерзко:
– Я выхожу за барона Грубера замуж.
Клотар стиснул кулаки, Альдер нахмурился. Все ждали моего слова, я кивнул.
– Я всегда на стороне тех, кто бунтует против деспотической власти родителей. Так что я целиком… да, целиком. Но мы обещали отвезти Женевьеву к королевскому двору. Или к герцогскому? Впрочем, это неважно.
Грубер сказал легко:
– Не волнуйтесь, я снимаю с ваших плеч эту тяжкую для вас и такую приятную для меня ношу. После свадьбы я сам отвезу туда мою жену… если она, конечно, захочет.
За столом, где расположились его соратники, поигрывали ножами для разделки жаркого и поглядывали на нас с победными улыбками. Я тоже улыбнулся, развел руками.
– Тоже решение. Хорошее решение.
Клотар и Альдер смотрели на меня с недоумением. Клотар наконец спросил неприятным голосом:
– Что… вы предлагаете передать ее барону?
Лицо его начало медленно наполняться тяжелой кровью. Он задышал чаще, ладонь поползла к рукояти меча. Я пожал плечами.
– Почему нет? Баба с воза – кобылу в… Деньги и коней мы уже получили. Так что пусть забирает. Не скажу, что был счастлив от ее присутствия. Правда…
Они четверо сияли, только Клотар, несмотря на растущий гнев, что-то уловил, остановил пальцы на рукояти меча, спросил настороженно: